Текст книги "Стать тенью для зла (СИ)"
Автор книги: Денис Силаев
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 23 страниц)
– Если вы садите по "Ретвизану", то дальше триста сорок четыре, правее двести семьдесят три. Это если залп через тридцать секунд.
После шока и удивления (ведь цифры, сообщаемые из центрального артиллерийского поста говорили то-же самое, только не настолько точно), командир башни, возможно, нашел бы в себе силы удивился еще двум вещам. Первое, конечно, это то, что штафирка произносил числительные не как "три-четыре-четыре" а "триста сорок четыре". А второе – почему-то иногда, в горячке боя, этот невидимый голос называл собеседника другой фамилией – Ямамото.
Порт-Артур, 2 апреля 1904 года.
Первым, спустя несколько минут возмущенных и удивленных криков, среагировал Ухтомский. Деловым уставным голосом доложил наместнику о том, что японцы обстреливают перекидным огнем стоящую на внутреннем рейде эскадру, и так как корректируют они огонь путем радиопередачи, есть предложение забить эту самую передачу своей искрой с корабельных радиостанций. Сейчас он велит по эскадре...
Вот же милашка, восхитился Витгефт. Эту идею предложили Макарову еще месяц назад, кажется, это был Молас, но в то время Евгений Иванович опять катался в Мукден, и не слышал о ней. Конечно, Павел Петрович мог бы упомянуть что автор идеи не он, вот уже и вроде начал говорить но... В пылу решительности и осознания необходимости немедленности действия, видимо позабыв, что не командует эскадрой уже почти десять минут, рванулся к телефону. Выбрал так сказать, действие вместо слов. Зато вопрос об авторстве такого изящного приема утвердился за ним. Вот как надо, учитесь. Образцовый, совершенно безвредный и не вызывающий осуждения карьеризм. Только, кажется, слышен скрип зубов неудачника Чернышева. Ему сейчас бы проявить эту инициативу, глядишь и броненосец получил бы назад. Но поздно, сударь.
А Ухтомский – какой-то чертов гений карьеры. Спохватившись, что больше не является командиром для всей эскадры, телефонограмму демонстративно отправляет только на свою пару – "Пересвет" и "Победу". И только получив одобрительный кивок от наместника, требует соединить его с постом наблюдения на Золотой Горе. Да отдай ты ему уже эскадру, Евгений Иванович, так и хотелось воскликнуть Витгефту. Смотри, абсолютно на своем месте человек. И дело делает, и карьеру. Ни секунды ведь не промедлил. Но нет. Ухтомскому нельзя. Ухтомский будет огрызаться, увидев, что на него вешают всех собак за проигрыш войны. Да и князь он, пободаться с его Высокопревосходительством в августейшей среде сможет поувереннее. А войну выиграть Павел Петрович не сможет. Никто не сможет. Робуры-завоеватели в летающих по небу сундуках прикончат каждого, кто попытается изменить выбранный ими маршрут.
"Пересвет" Ухтомского, действительно начал стрельбу первым, и вел ее достаточно интенсивно. Затем рявкнули орудия "Севастополя" и "Полтавы".
– Павел Петрович, велите задробить стрельбу остальным кораблям, они сейчас будут мешать своими всплесками корректировке!
Вот-же.. Непонятно, то ли я приказал, то ли предложил. Вроде как командир я, но прозвучало вроде как попросил. Вот и что сейчас делать, если Ухтомский продолжит? Подрыв моего авторитета получится. Скандал устраивать? Выговаривать младшему флагману? Эх, сидеть бы сейчас над картой бухты, и прикидывать, куда выводить подводные лодки, что просил прислать из Владивостока. Поперепирался бы с Евгением Ивановичем, глядишь, что-то и продавил бы.
Наместника, похоже, происходящее в штабе забавляло больше, чем то, что происходило за окном. Японские снаряды начали падать все чаще и все кучнее, вот пара легла практически впритык к "Ретвизану".
–Идзити, я смотрю, дело спорится?
Опять эта японская вишня. Ну да, где-то рядом ошиваются, как могло без них такое обойтись... Собеседника Идзити опять не слышно, наверное далеко где-то летает и тетка его не может перевести.
Глава 14
Крейсер «Ниссин», 2 апреля 1904 года.
–Снова промазали, Исороку. Б..ть, теперь вы дали... э-э... Двести три правее и двести одиннадцать ближе.
Голос, шедший из уха, так возмущался, будто собирался увидеть, как мы будем попадать по русским каждым снарядом, или, на худой конец, каждым залпом. Хотя, наверное, ему было действительно неприятно видеть столь очевидные ошибки. Исороку и сам понимал их причину. С дозорных корабликов, находившихся в шести милях от стоянки русских, наверняка видно не особо хорошо, и даже в морской бинокль с лучшей оптикой точно разглядеть, не долетел снаряд два кабельтова или четыре – практически невозможно. Обидно. Как там его инструктировали? Острым грифелем надавим вот на эту потертость в виде правильного кружка с левого верхнего края дощечки для расчетов...
–Принимающий! – требовательный окрик уоррент-офицера Йокоямы опять запросил углы.
–Четыре пять семь! Четыре два два!
Дерьмо демона! Судя по всему, главный артиллерист не разглядел перелет (вернее, ему не сообщили корректировщики), и, насколько понимал Исороку, принял поправку только относительно хода "Ниссина", медленно подползающего ближе. Бьем туда-же. Ага, вот, ДРУЗЬЯ дали обещанное. Посмотрим, что там...
Порт-Артур, 2 апреля 1904 года.
Дело, похоже, несерьезное. По докладам с Ляотешаня, в этот раз японцы подтянули только два "гарибальдийца", которые, аккуратно подойдя к берегу, начали, можно сказать, деликатно постреливать по гавани. Честное слово, Вильгельм Карлович в этот момент внезапно осознал, что японский командующий, скорее всего, как ни странно это будет звучать, трус. Какого хрена хлопать прутиком, если можно врезать дубиной, не опасаясь ответного удара от кучки потрёпанных кораблей, пребывающих в значительном меньшинстве? Но почему-то опять, вместо удара кулаком, Того бьет даже не ладонью, а парой пальчиков. А это опасно, пальчики можно и сломать.
Дело в том, что основа меткого артиллерийского огня – знание точной дистанции до противника. И с этим у русских артиллеристов все было лучше, чем у японцев. Высота Ляотешаня позволяла определять дистанцию до противника с помощью базы параллакса не в девять футов, как на установленных на кораблях дальномерах системы Барра и Струда, а используя всю высоту горы над уровнем моря, то есть целых 162 метра. Там еще и четыре шестидюймовки с подраненных броненосцев должны стоять, если в их сектор стрельбы япошки заберутся, то еще лучше получится.
Ага, вот видимо и искровые помехи наших радиостанций сказываются, уже второй раз японцы не вносят поправки. Наши, кажется, уже добились накрытия. Но проклятый голос кого-то из японской вишни явно старается переменить ситуацию.
–Ну, не впечатляет. Так они до вечера будут свои снаряды сеять. Да, видимо придется открыть ему доступ с птички. Нет конечно, не под админку. Да как я им канал восстановлю? А, понял. Ретранслятор повесить, точно. Тогда дайте еще птичку. А как я пойму, где этот "Такасаго"? Две наклонные трубы, врубился. Вот я бака, можно же было сигнал обнаружить. Хорошо, работаю.
Крейсер «Ниссин», 2 апреля 1904 года.
Любой, кто заглянул бы сейчас из-за плеча курсанта Исороку, не понял бы, почему с такой злостью тот смотрит на дощечку с разложенными на ней листочками для расчетов. Все хорошо, сейчас выбранная цель – русский броненосец "Ретвизан", находится под постоянным накрытием, и попадание в него – просто вопрос времени. Ну нервничает азартный юноша, просто ему же хочется прямо вот сейчас выиграть эту войну, никак не меньше. А "Ретвизан" сейчас никуда не денется, корабль на ремонте, с борта, судя по донесениям разведчиков, приделан кессон, и начать маневрировать броненосец не может.
Но вот если бы посторонний наблюдатель посмотрел бы на эту дощечку глазами курсанта Такано, то его взору открылась бы совершенно другая картина. Вид на русскую гавань с высоты птичьего полета, настолько чистый и насыщенный, что казалось, в дощечке просто открылось окно, вот даже, кажется, свежим ветерком потянуло в воняющее сгоревшим порохом нутро орудийной башни. ДРУЗЬЯ что-то говорили ему про поляризацию света и контактных линз, он не все понял, но сейчас это и не важно. Гавань была разбита на квадратики нереально четкими и яркими линиями, и, если наблюдатель прикинет расстояние, то поймет, что каждый квадратик имеет в поперечнике один кабельтов. Картинка слегка смещалась, как объяснили друзья, аппаратик, передающий картинку всегда находился на одной линии между "Ниссином" и выбранной целью, соответственно, на водной глади менялась и сетка. Вот встала новая кучка столбов от падений снарядов, и тут-же умное устройство начертило красным эллипс рассеивания, после чего автоматически высветило поправки до выделенного красным же цветом "Ретвизана". Выбежать бы сейчас из башни, прибежать в артиллерийский пост, сунуть под нос лейтенант-коммандеру Сугаваре планшет... Но нет. Не увидит лейтенант-коммандер ничего кроме исчирканной грифелем доски. Снимет с должности и отправит в лазарет съехавшего с катушек в первом-же бою гардемарина. Потому что поляризация и нанороботы. Потому что Тайна.
Что это? Циферблаты скакнули, выдав какие-то странные углы. Прикинув, Исороку понял. Крейсер поворачивал. Да, русские тоже, оказывается, умеют в этот самый перекидной огонь, и пора менять курс, потому что столбы от снарядов вставали все ближе и ближе к "Ниссину". Надо решаться...
Потом все произошло практически одновременно. Удар по кораблю (хотя Исороку ждал просто близких падений), разрыв где-то в районе кормы, отдавший в ноги и ту часть тела, которой Исороку сидел на тумбе. Небольшое движение к командиру башни, и тот, разворачивающий колпак на корму, чтобы оценить повреждения, вдруг почувствовав какое-то покалывание в бедре, теряет свет перед глазами и неуклюже падает со своего места.
–Принимаю командование! Ты и ты – доставьте уоррент-офицера в лазарет. Двадцать секунд до окончания перезарядки! – это уже напоминание экипажу башни, что все продолжается.
Новые значения циферблата – побоку. Доворачиваем орудия левее и ближе. Огонь! Два одиноких столбика встают вплотную к русскому кораблю. А остальное?! Понятно. На повороте стрелять по точечной цели трудно, поэтому корабли перенесли огонь на город. И сейчас один он, Исороку Такано, ведет огонь по "Ретвизану". Еще один залп, еще. Есть! Видно, как у кормового мостика русского броненосца вспухло облачко разрыва, по воде рубанул град обломков. "Ниссин" продолжает доворачивать, и сейчас на пути эллипса рассеивания окажется другой русский корабль, похожий на канонерку. Огонь!
Третьим залпом достаем канонерскую лодку, попадание хорошо видно на высоком гладком борту. Теперь там зияет пролом из которого густыми клубами валит дым. Подправляем еще немного, и залп ложится впритирку к русскому броненосцу типа "Пересвет", возможно, мы даже достали его подводную часть. Ну почему ДРУЗЬЯ не доверились кому-то повыше? Ведь Того же должен знать, он сам же тогда...
Сейчас бы несколько кораблей эскадры расстреливали русские лоханки убойно точным огнем. Курсант Такано не очень точно представлял, есть ли у японской армии возможность прямо сейчас отштурмовать Порт-Артур, но понимал, что все стреляющее и плавающее в округе, а так-же много чего бегающего, истребить с нескольких линейных кораблей, имеющих такие дощечки – вопрос пары дней. А там можно и десант высаживать, и эта земля снова станет японской.
Снова удар по кораблю! Чертовы гайдзины стреляют вполне умело, хорошо что и на этот раз это попали они средним калибром в шесть дюймов. Поворот закончен, вернемся к "Ретвизану". Надо только что-то сделать с принимающим устройством, а то трудно будет объяснить, почему приказы главного артиллериста игнорировались. Сделать – не проблема, в академии они разбирали эти циферблаты, учились устранять поломки. Если умеешь устранить поломку, значит умеешь и поломать...
Да что там такое? Как не вовремя проклюнулась эта батарея шестидюймовок! Разведчики докладывали, что русские установили какие-то орудия неподалеку, но точные сектора стрельбы были неизвестны. Плюс русские любят делать дела наполовину – например вывести корабли на рейд и объявить о боевой готовности, но не поставить противоминные сети. Отправить в дозор вокруг эскадры миноносцы, но не обсудить каким способом те подадут сигнал тревоги. Русские смогли быстро построить форты вокруг Порт-Артура, но точно установлено, что они до сих пор не привезли в них орудия и не провели телефонную связь. Вот и сейчас была большая надежда что пушки они из крепости утащили, и докладывая о готовности находящемуся вдалеке начальству, забавляются пикниками на природе, просто бросив орудия на берегу. Оказалось, что зря надеялись. И связь есть (корректируют свой огонь они вполне неплохо) и орудия, видимо, на подготовленных позициях. Крейсера сделали уже три залпа, но русские продолжают стрелять. Временами то одно, то другое орудие замолкало, но только на время.
Исороку настороженно повернул колпак на крейсер. Куда бьет кормовая восьмидюймовка? Если ведет контрбатарейную борьбу – тогда придется бросить стрельбу, нельзя изображать из себя настолько тупого. И показывать планшет нельзя. Вот почему ДРУЗЬЯ выбрали именно его? Загляни в такой планшет их адмирал, сразу бы дело пошло быстрее. Да и странно, что после того, как он оставил послание, его распределили сюда, на "Ниссин".
– Вяленный морской черт Такано! – бодрый и грозный голос, звучавший из распахнутой двери в башню не предвещал ничего хорошего. Сам второй помощник, господин лейтенант Нодзоми Оото, стоял внизу олицетворение проблем. И невозмутимости, конечно.
–Куда стреляла твоя башня?
Как много в этой фразе. "СТРЕЛЯЛА" – значит больше она не стреляет, хотя бой еще идет. Встают столбы от русских снарядов, вот рявкнула пара шестидюймовок. Это внушает грусть. Но... Стреляла "ТВОЯ" башня, это, демоны раздери, звучит одобряюще. Я еще командир.
Четко доложил о ранении старшего по башне и принятии командования, о том, что ввиду повреждения принимающего устройства продолжал стрельбу по счислению. Конечно, такая фантастическая стрельба по счислению, особенно с попаданием по сразу трем кораблям, случись она на экзамене в академии, тянула бы на должность главного артиллериста флота, никак не меньше. Но ведь курсанту Исороку Такано ничего не может быть известно о результате стрельбы! Скорее всего, она неизвестна и второму помощнику, поэтому, изображая искреннее раскаяние получает заслуженную головомойку. Он виноват, он просит дать возможность искупить свою вину. Он раскаивается и сожалеет о совей тупости. Да, он никакой не командир башни, он принимающее устройство. И должен был выставить цепь из прислуги до ближайшего левого носового каземата с шестидюймовкой, чтобы брать данные оттуда. Вместо этого, он, недостойный своего почтенного отца... Ну и все как полагается.
Пока время терпит, наказания на японском флоте неотвратимы, но исполняются далеко не сразу. Командиры не роняют авторитет, раздавая необдуманные, не проверенные наказания и награды. Сейчас будет обед и с ним все офицеры будут дружелюбны и вежливы. Вечером – публичные рапорта командиру корабля от каждого. Ужин, и снова дружелюбные и вежливые офицеры. И только утром, на построении, провинившихся, как и отличившихся, назовут перед строем. А потом к нему подойдет второй помощник и сообщит, какое наказание понесет курсант, нарушивший боевой устав во время сражения. Если с авизо не увидели результатов стрельбы, то жизнь и карьера не останутся незатронутыми этим происшествием, Исороку не сомневался.
Порт-Артур, 2 апреля 1904 года.
Ситуация лично для него была дряннее некуда. Мало того, что его назначили отцом поражения, так ведь и до поражения он не доживет, скорее всего. Макарова прикончили как... Обидно, но да, великого, без прикрас, флотоводца, пришлепнули как надоедливую муху вместе с кораблем! Теперь вот такой вот дуализм у нас – или брыкаться, стараясь хоть немного попытаться облегчить участь флота, и тогда его прикончат точно так-же как Степана Осиповича, или запороть все дело. Хотя... Что там запарывать? Уже все запорото. Поэтому и назначен-с. Нам до японского флота как плотнику до краснодеревщика и без этих Робуров летающих, а уж если они в любой узел корабля попасть могут на выбор, да еще и оружие, видимо, самое разнообразное, еще и невидимые...
Мысли скакали, не имея возможности зацепиться хоть за что-то, дающее надежду. Имитация болезни? Не пройдет. Позору не оберешься, Вильгельм Карлович видел как доктора разоблачают матросиков-симулянтов. Спросит вроде что-то совершенно в сторону, например, потеют ли у тебя ноги. Казалось бы, при чем тут ноги, говорю же, вашбродь, передышал вчера у кочегарки, когда уголь грузили, кхе-кхе... И все-таки, братец? Потеют или нет? Ах, как обычно? А подыши-ка вот на зеркальце... Что ж, ступай к офицеру, скажи я велел тебя работой занять побольше. И хорошо под ружьем еще постоять часика два сегодня и столько же завтра. Симулянтус вульгариус. Позору будет не оберешься. Дворянин называется, а туда же.
Ладно бы все понимали, что уважаемому человеку вот отдохнуть надо. Гутаперчеву пилюлю под язык и все такое, как там у Лескова описано. Так нет же. Не уважаемый он, хоть и в должности большой. И лично его Высокопревосходительство господин Наместник дал всем понять, что он хочет видеть вас, Ваше Превосходительство, командующим эскадрой. Покажите мне того доктора, кхе-кхе...
Имитация... Ранения?! Да, кстати! Вот же на него нападение было уже. Может и второе будет? Как-то так устроить... Поймать осколок или пулю, да просто контузию от близкого разрыва. Контузия это такая штука... Контуженых мы видели, немного понимаем как оно. Несколько дней тупо полежим и постонем, а потом даже имитировать ничего не надо будет, наоборот, вскочим с постели и станем твердить что в бой готовы прям сейчас. Вот только чертей по углам разгоним. Докторишек?! Ко мне? К боевому адмиралу?! Да я вас, сук, по реям сейчас развешу, свистать всех наверх! И докторишек тоже свистать! Никаких трубочек к груди, никаких молоточков, погребем на веслах чтобы япошек раньше времени не вспугнуть!
Не-а. Алексеев только порадуется. Государь, скажет он, вот видите. Все я придумал хорошо, но кто-же знал что у нас адмирал блаженный? Никто не виноват, безумец флотом рулил, а то мы бы ух этим косорылым! Выкрутится.
Прижался лицом к стеклу, за которым было видно, как на рейде тащат к пристани осевшего на правый борт "Отважного". За сорок восемь кабельтовых, через гору. Первым же полузалпом. Какие еще черт побери, шансы?! Тут впору всем бежать на вокзал и мотать отсюда пока живы. Ни Робурам ни япошкам Россия не нужна, авось и Сахалин не тронут. Интернироваться быстренько в Циндао, Вильгельм потом кораблики вернет.
Да!!! Слушайте, а ведь выход же? Завариваем бой, нахватаем немножко, и побежим не сюда а к немцам. Может даже сразу побежим. Попробуем прикинуть варианты. Ну да. Экипажи едут домой, кораблики вернуться сразу после войны, а он... поедет в крепость. А то и виселицей государь пожалует. Готов его Превосходительство таким вот образом все разрешить? Нести крест свой, не иначе как за грехи великие ниспосланный? Бесчестие и уверенность всех вокруг, что Витгефт – трус и предатель.
Постойте. Бой же перед этим будет? Непременно будет. Там осколок получить завсегда можно, стоит только подумать как. Может кровью себя измазать заранее, под кителем.
Да ну, бред, ерунда. И бесчестие. Хоть бы какой мичман его на дуэль, что-ли вызвал бы. Хотя дуэли до конца войны отменены, но ради такого дела можно и как мушкетеры у монастыря Дешо, тайно устроить. Будет хотя бы просто идиотом, а не кровавым идиотом, погубившим эскадру. Ее другие погубят.
Мысль ходила по кругу. Опять и снова. Мелькнуло же что-то. Имитация болезни... Имитация ранения. Имитация еще какая-то. Покушения. Как в прошлый раз. Говорят же, в него из винтовки стрелял какой-то меткий стрелок. Меткий стрелок...
Так, в штабе делать нечего, наместник, кстати, только что широким жестом перенес штаб на "Севастополь". Молодец, конечно. Десятиузловый штаб – это звучит гордо. Ладно, включаем режим мудака, терять мне нечего.
–Мичман Кедров прибыл?
Глава 15
20 апреля 1904 года, внешний рейд Порт-Артура, броненосец «Севастополь»
С постели подняла начавшаяся канонада. Ну, в принципе, давно пора, этого и следовало ожидать.
–Василий Васильев! – заорал Вильгельм Карлович, потирая ушибленный о комингс палец. Матеря при этом Евгения Ивановича, которому непременно потребовалось, чтобы штаб располагался на броненосце. Ну вот зачем? Все равно в гавани стоим, некуда нам плыть.
Бывший комендор орудия, а ныне персональный денщик-вестовой начальника походного штаба Первой эскадры флота Тихого океана (да, вот так, это в Петербурге ускорили сборы второй эскадры, что неплохо), уже хорошо знал свой новый боевой расчет. Быстро положив на кресло готовый к бою и походу адмиральский китель, убыл наверх. Быть бы Васильеву простым денщиком, но Витгефт своим приказом назначил его именно в вестовые при штабе, чтобы во время боевой тревоги матрос не переходил в подчинение офицерам корабля (обычно в аварийной партии), а продолжал находится при адмирале. Вестовой же. А ну как весть кому отнести понадобится? Например на другой броненосец сплавать? Идиотизм, конечно, но давно служивший адмирал прекрасно усвоил – нет такого идиотизма, который, с годами бы не превращался в основу нормальной службы. Кстати, сверился у Василия Васильева, хорошо ли тот плавает. Хорошо, Ваш-ство. Ну и славно. Писать-читать умеет, флаговые сигналы и азбуку Морзе знает, принимай матрос, должность. А что попал ты на нее из-за своего цепкого зрения, и потому что ты – единственный в мире матрос, который сумел разглядеть и подстрелить летучий кораблик, но про то никому знать не надобно. Твое дело – стоять на палубе у входа в штабной отсек, и докладывать флаг-офицеру Кедрову о всем замеченном самостоятельно, не сверяясь с данными, передаваемыми в штаб вестовыми с мостика. Чтобы ты делал это лучше – вот тебе, Василий Васильев бинокль германский, мануфактурой Карла Цейса выполненный. Пропьешь или утратишь – имей в виду, годовое жалование потеряешь.
А китель мы и сами застегнем, главное что чист и выглажен оный прибор для наведения почтения всем офицерам и нижним чинам. И, кстати, пока пальчики по пуговкам летают, можно ойкнуть мысленно, так как опять у нас тут вишневый сад. Эх, не сподобились мы с Еленой Григорьевной выбраться, обещали во Владивостоке нового Чехова дать, а может и сюда бы господа артисты добрались, если бы не война. Но теперь у нас тут свой вишневый сад, японский...
– У них на брандвахте три лодки, откуда? Идзити, я же говорил докладывать мне о всех перемещениях кораблей по рейду!
–Да у них постоянно что-то туда-сюда плавает, сегодня вот так.
–Что ты закрываешь, бака? С другой лодки сигнал идет!
–В каком диапазоне? Все чисто!
–Дубина, они световыми сигналами общаются! Апельсины второй и четвертый, пакеты готовы, отправляй. Уэджи и я уходим на огневые, тебе управлять птичкой с яйцом не выше пяти метров над водой. Запомни это железно, сигнал не должен идти с неба. Створишься и как только...
–Да понял я.
Вот же не было хлопот. Робуры эти стрелять приготовились, да еще к баклажанчикам у них какие-то апельсины имеются, тоже понятно что не фрукты. И птичка с яйцом... Вот дверь в штабную каюту, там Кедров, видно что тоже только с койки восстал, но даром что мятый, все приготовил. Что можно приготовить к бою в штабе? А вот карандашики наточены, на схеме рейда корабли с вечера обозначены. Сектора стрельбы нарисованы.
–Где Евгений Иванович?
–Убыл на катере на "Отважный" – бодро отрапортовал Кедров.
Вообще прекрасно. Обороной рейда заведует Лощинский с "Гиляка", но командует канонерками, обороняющими рейд Алексеев с "Отважного", только Стесселя не хватает на "Гремящем". Хотя, наверное, Стессель сейчас будет руководить с Золотой горы артиллеристами. Как будет руководить, если перестановку судов ему не доводили, (вернее, Витгефт, как начальник штаба отослал, но зеленую против красной, что не читал ее Анатоль Михайлович) а сами сухопутные в силуэтах судов ориентируются постольку-поскольку? Там же у Тигрового еще два наших миноносца стоят, им-то теперь куда? Надеюсь, у них не хватит ума бодро выбежать на встречу к идущим брандерам. А что это именно очередная атака брандеров, никто не сомневался.
–Что из крупного у нас под парами?
–Только "Аскольд", на "Новике" машины перебирают а ...
–Достаточно, Михаил Алексеевич, достаточно. Запросите у Николая Карловича готовность действовать.
Канонерки могут и не отбиться, если Того собрал хорошую толпу пароходов. Придется тогда и крейсер выводить, но очень уж опасно. За такой целью японские миноносцы могут и к границам внутреннего рейда рискнуть подойти. Влепят япошки торпеду в крейсер, тогда точно не сдобровать.
Хотя ведь, господин контр-адмирал, вот тот шанс, который Вы просили у неба. Заблокируют эскадру на рейде, завалив фарватер пароходами, и дело, можно сказать, сделано. Не погибать морячкам в безнадежном сражении, не выйдут корабли. Посидим на рейде, самозатопимся по "славной" севастопольской традиции, отдадим пушки на бастионы, ой, то есть на форты, и.. Ну или по домам разъедемся, или тут повоюем на берегу немного. Его, пожалуй, как начальника Штаба, куда-нибудь во Владивосток отправят, на каком-нибудь миноносце.
–Русские дестроеры пришли в готовность!
–Нормально, Идзити, я вижу. Надеюсь, они собираются бить по эсминцам, не трогая пароходы.
–Давай как тогда? Смотри, торпедные аппараты у них заряжены.
– Нет!!! Эти лоханки у берега, их обязательно поднимут. Это во первых. Во вторых, никто из них по брандерам сейчас не стреляет, это главное. Если наши ввяжутся в бой, тогда поддержим. И то не факт. Нам главное не наследить, и так все неплохо идет.
–Наши отворачивают! Наши дестроеры отходят!
–Это нормально, повторяю. Они сейчас будут издали вести беспокоящий огонь, отвлекая на себя внимание и русские снаряды. Главное, чтобы пароходы дошли до фарватера. Уэджи, давай.
Вильгельм Карлович рефлекторно приоткрыл рот и очень несильно, так, что не заметно со стороны, подсогнул ноги. Если Идзити даст так, как дали по "Петропавловску", то это будет не лишним, хотя и не особо должно помочь. Витгефт стараясь двигаться без суеты, потянул с вешалки пальто. Давай-ка пойдем на воздух, а то вот, от Степана Осиповича пальто только и нашли. Нас, чтобы если найдут, то вместе. Меня и пальто.
–Пакеты пошли. Сволочи, один наш вэйперит уже.
–Парит, полудурок. Добавь смеси, кстати.
Прислушаемся. Вроде пока ничего не грохочет, кроме пушек. Хотя, кажется, в их лае возник какой-от сбой. Вот как может звук пушки звучать неуверенно? Толкаем от себя дверь (хорошо Николай Оттович накрутил экипаж, все задраено по боевому) и вываливаемся на палубу. С правого борта броненосца, максимально спрятавшегося за Золотую Гору, надвигающиеся брандеры не было видно, и шанса пострелять по ним не представлялось, но матросы маячили у своих мелкокалиберных пушчонок. Василий тут как тут. И не лясы точит с орудийной обслугой, молодец. Эдаким аристократом стоит отдельно, прильнув к биноклю.
–Васильев, давай со мной! – надо бы разобраться что там за пакеты такие у Робуров ходят и где. Отойдем подальше.
–Видел чего ТАКОГО? – заговорчески спросил у матроса в тени кормового балкона. Матрос Васильев ничего такого не видел, а его лихой и придурковатый вид быстро сменился на образ обычного неглупого парня. Ладно, теперь в четыре глаза смотрим что происходит на рейде.
–"Гремящий" не стреляет, Ваш-ство – Васильев ткнул пальцем куда-то правее. Ага, эта канонерка с другой стороны бухты. Да, почему-то прекратила огонь. Моргает что-то... Так, все сигналы мы давно не помним, но этот-то знаем. Означает это "вас понял". Вот кого он понял? Неужели с "Отважного" Алексеев потребовал задробить стрельбу? Нет, вот сам "Отважный", стоит по нашу сторону от входа в бухту и бодро насыпает куда-то вперед, соревнуясь с "Гремящим" в скорострельности. Так чего замолчала третья канонерка?
–На мостике "Отважного" сигнальщиков видишь? У лампы Ратьера кто есть?
–Никак нет, Ваш-ство! Лампу вижу, народ вижу. Лампу никто не трогает.
Пялится в океан бесполезно, слишком много времени провел адмирал за чертежами самодвижущихся мин, картами и бумагами в штабе. Не то зрение. А вот на Васильева смотреть надо, только краем глаза, чтобы не смутить. Его лицо сейчас насторожено, но подумает ли аж целому адмиралу сказать, что, например вон там чайка как-то не так гадит в морские волны? Вот! Дернулся Василий Васильев.
–Ага, ты тоже, братец... – и замолчать. А потом с такой отеческой подколкой добавить:
–Ну-ка... – мол я тоже вижу, но тебя, дурака, проверяю.
Такое матрос Васильев знает. Прошлое "ну-ка" закончилось зелененькой трехрублевой бумажкой, после того, как он углядел штатского корреспондента на одной из шлюпок. И пусть корреспондент тот пребывал на территории порта вполне законно, но два дня назад был озвучен приказ – частным лицам по рейду не плавать без персонального разрешения начальника порта. А Васильев углядел его в толпе моряков с нескольких кабельтовых, да еще сидел оный в толпе офицеров, только краешек неуставного плаща виден был. И сразу заметил. Просто Натти Бампо какой-то, все примечает даже не задумываясь. И вот сейчас...
Ага. Васильев приклонившись в сторону "Ваш-ство" указывает куда-то пальцем.
–Вот, присмотритесь. Вроде как блик на волнах. А огонька-то и нет. Вот, мерцает опять. А, что мерцает? Ход. Слово "ход" разобрал, Ваше Превосходительство.
Кто может требовать от канонерки ход? И как требовать ход от канонерки, у которой паров-то нет? Это час разводить, и то, там капитаном вечно хворый старенький Николаев, который чуть что норовит поплакаться как тяжела его морская служба, как устал старик. Не до паров в кочегарке ему явно. Значит Робуры ошиблись, но как, чорт возьми, они это делают? Неужели вот тут сейчас, прямо над рейдом висит такой-же сундук с вентиляторами, и оттуда, направленным лучом, кто-то из вишневых засранцев светит в сторону "Гремящего"? Что там Васильев говорил? Волны расходятся над местом, где сундук парит? Надо будет еще потом про вэйп подумать, что за странное толкование слова, и почему его тетка не перевела.
–А ведь правда, Ваш-ство, есть чуток. Только еле-еле. Как будто чайка крыльями на месте бьет, не больше.
Вот и чайка появилась. Вильгельм Карлович даже улыбнулся. В общем, понятно, кажется. Какой-то маленький сундучок сейчас висит там, и направленным лучом фонарика, чтобы сбоку никто сие удивительное явление не заметил, отправляет открытым кодом сигналы "Гремящему". Стрельбу остановил, это плохо. Но самонадеянные вишнюки, наверняка не понимают, что кораблю, чтобы развести пары, надо немало времени, и отправляют ему команды куда-то плыть.
