Текст книги "Стать тенью для зла (СИ)"
Автор книги: Денис Силаев
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 23 страниц)
И вся эта бодрая операция случилась из-за того, что у кого-то из хронопиратов в кармане завалялся обычный смартфон! Гражданский аппаратик, ведать не ведающий о правилах конспирации, тупо посылал в эфир запросы на подключение, надеясь достучаться до спутника связи. Оперативно высланный дрон засек некого субъекта в костюме полевого агента (а там излучающих устройств тоже достаточно для обнаружения) и страхующий беспилотный коптер. Коптеру имитировали сбой в прошивке, после чего он отправился в свой последний путь над океаном (все-таки хронопираты не дураки, запрограммировали его правильно, не хотят светиться), а агента повязали.
– Кстати, Второй. А Вы будете как-то легендировать этот странный патруль, возникший и пропавший непонятно как?
– Нет. – Коротко буркнул Второй. Усталость давала о себе знать, такое изъятие хронопирата достойно войти в учебники, и сейчас, выложившийся на полную коллега выдавливал из себя слова с заметным усилием. Интересно, курит ли Второй? Наверняка, если он и курил сейчас, его голографическая проекция не передавала бы такую моторику. А курят после такого одну за одной, Первый и сам имел такую вредную привычку, и знал нюансы. Пока в горле совем уж не запершит, но для таких случаев под рукой должна быть бутылочка чего-то крепкого. Пару глотков, и потом опять – одну за одной. С чувством полностью выполненного долга...
– Это, несомненно, была изящная операция японской разведки, не давшей захватить своего полевого агента. Японцы, как я ранее говорил, очень скупо описывали нюансы этой войны, особенно такие неприглядные, как шпионаж. В послевоенных архивах историки бы ничего подобного не нашли, случись такое и без нашей помощи. Ну утащили агента и все. Забыто. Странным может показаться только то, что все участники японской группы прикрытия выглядели русскими, без малейшего акцента и прочих нестыковок, ну да ладно. Никаких последствий это все не имело. Утром Витгефт велит переставить пару другую кораблей, и на этом успокоится.
– Кстати, а с чего это он так напился со своим адъютантом?
– Да пес его знает. Вроде в пьянстве сей адмирал не был замечен совершенно. Может какое тезоименитство у них там случилось, или еще что. Может сломался от осознания того, что дело его близится к тому, что у нас, русских, обозначается словом "труба". А может предчувствует свою скорую гибель.
Глава 28
Порт-Артур, 11 мая 1904 года.
Ну и славно, вроде теперь полегче стало, не одному эту ношу тащить. Молодой и энергичный флаг-офицер осторожным шепотом под поездки в двуколке полностью введен в курс дела. Такие прогулки с целью инспектирования работ на фортах, куда стали привлекать моряков с эскадры, позволяли обсуждать ситуацию в две головы, что, как известно, лучше чем думать в одиночку.
Шарик они теперь носили по очереди. С утра Витгефт, а ближе к вечеру его сменял охочий до ночных посиделок с бумагами Кедров. Демоны появлялись редко, и говорили мало, был не понятно, то-ли перепугались от полученного отпора, то-ли стали подозревать, что их подслушивают. Кстати, Уэсиба в Саду Вишни с тех пор не появлялся, и это о многом говорило. Конечно, можно предположить, что Ямагато-сан решил, что Уэсиба провинился и наказал, отлучив от боевых дежурств как недостойного доверия. Или что тот испугался и попросился домой. Что дисциплина там далеко не военная, Вильгельм Карлович понял уже давно. Спорят, ругаются, обсуждают все что хотят. Вон, кун не захотела тогда баклажанчики везти, и ничего ей не было. Но была и другая версия.
–Вильгельм Карлович, у меня тут есть одно крайне интересное предположение. А что если эти казаки – такие-же добровольные помощники. Только наши помощники. Подумайте сами: им ничего не стоило нас тогда прикончить, они же сумели растворится без следа в осажденной крепости. Что помешало? – Это хорошо, что подчиненный тоже о таких вопросах задумывается, это очень хорошо.
– Думал об этом, Михаил Александрович, думал. Если так – то почему они нам не открылись? Так мол и так, помогаем вот вам от всей души. Могли бы действия наши согласовать. Нет, тут скорее на другое похоже.
– И на что же?
– А вот на что. Вы же на "Герцоге Эдинбургском" в Англию ходили?
– Так точно.
– Видели там забавную командную игру под названием "фут-бол"?
– Никак нет, Ваше Превосходительство.
– Ну и черт с ней – махнул рукой Витгефт. – Что-то далековато меня занесло. Хорошо, возьмем наших борцов. Представим, что предстоит серия поединков нашего Поддубного и.. Напомните, кого он тогда извалял в Феодосии? Шведа какого-то?
–Помню, Вильгельм Карлович! Луриха, кажется.
– Ну так вот. И представьте, что у шведа есть преданные поклонники, которые так хотят ему победы, что нашему Ивану Максимовичу гадят исподтишка. То слабительное норовят подкинуть, то подошвы борцовок салом натереть... Швед тот, кстати, очень честный борец оказался, всегда благодарил нашего богатыря, руку ему жал и гастролировать с собой звал. Вот.
– Это Вы сейчас про группу Сада Вишни говорите?
– Естественно. Так вот. Эти поклонники... Они не хотят известности. Потому что поединок должен со стороны выглядеть честным. Чтобы приз там, медаль, ставки все выплатили.
– Ага, это я уловил. Действительно, очень похоже. А кто тогда эти казаки?
– Ну, скажем, полицейские. Желают чтобы никакого шулерства в честном бою не было.
Лейтенант задумался. Видно, что серьезно так погрузился в вопрос, обгадывая известные факты и так и эдак. Под цокот копыт думается хорошо, размеренно. Авось что дельное и придумает.
– Нет, Ваше Превосходительство! – вскинулся вдруг Кедров. – Я понял ход Ваших мыслей, но позвольте... Нет, они не полицейские! Хотя да, тоже хорошая версия.
Вот что-бы про Витгефта не говорили, но ему всегда было приятно, когда подчиненный, уловив идею, воодушевленный продвигается дальше. Ну-ка, послушаем молодого да раннего...
– Они – что-то вроде крупье в игорном доме! Их интерес – чтобы игра велась честно. Вот почему они не стали нам ничего сообщать. Незачем. Помогать они нам не будут, они просто поймали одного шулера и из казино его вывели.
Неведомая хрень.
– Второй, у нас всё готово к допросу Ямамото?
– Искин еще разгоняется, я тут догружаю кое-какую импровизацию. Еще минут десять. Надо будет реагировать на разговор в режиме реального времени, иначе этому, пока ни в чем не виноватому парню, крепко прилетит по психике. То есть, по психике-то ему и так прилетит крепко, но я говорю о необратимых изменениях.
Вот такая вот коллизия в нашей работе. – Задумчиво отметил про себя Первый. – С одной стороны, мы вполне серьезно рассматриваем вопрос об уничтожении огромного боевого корабля с сотнями ничего не подозревающих людей, которые виноваты лишь в том, что совершенно без ведома и согласия хронопираты подыграли их стране, всадив несколько снарядов в русских, а с другой – боимся слегка передавить сознание одного единственного юноши, который оказался также невольно привлечен к некоторым действиям этих злодеев. Такова наша работа.
– Ладно, я надеюсь, сейчас мы вытянем из него всё, что он знает о наших друзьях. Вы на что-то еще надеетесь?
– Да, я хочу понять один странный казус. Понимание этого нам здорово пригодится, когда граница Нанси подойдет к событиям Второй Мировой Войны. Лично у меня никаких сомнений уже нет, что и там масса еще невыявленных любителей менять историю хорошенько покопалась. На сегодня известно о восьми таких случаях, если я не ошибаюсь?
– Девятый в разработке, и есть подозрение еще на один. А в чем у Вас казус?
– В странном возвышении тех японских офицеров, которые ничем в этой войне не отличились. Затерев куда-то настоящих героев, чьи подвиги хорошо запротоколированы. – Второй явно сел на своего любимого конька, и теперь оставалось только не мешать ему.
– Ну возьмем, например, командира японского крейсера «Цусима». Чем не герой, достойный возвышения? Молодой капитан 2-го ранга Сендо Такетеру участвовал во всем, чем только можно, и участвовал геройски. Мотался по морям в бесконечных патрулях, после сражения в Желтом море поймал и нанес смертельные поражения одному из самых вредных для японцев русских кораблей – крейсеру «Новик», за которым гнался несколько дней. В Цусимском сражении героически бился грудь в грудь с превосходящими числом и количеством русскими крейсерами. Был ранен, но не сдал командование (старший офицер был убит, а кому-то рангом еще ниже не решился доверить новейший крейсер), и вечером следующего дня повел свой корабль в последний морской бой той войны – схватку с крейсером «Дмитрий Донской». Вот чем не герой, достойный возвышения? А нет, теряются следы Сендо Такетеру в анналах истории. Вообще, ни один офицер, действовавший там самостоятельно, умело и решительно, не был ничем особым отмечен. Вместо этого карьеру сделали какие-то странные люди.
А где, например, командиры всех этих миноносцев, которые во время ночной атаки на Вторую Тихоокеанскую эскадру всаживали торпеды в русские броненосцы? Все молодые, все смелые. Умелые, раз такое смогли провернуть. Где они? Только командир второго дивизиона умудрился пойти дальше по карьерной лестнице. Но у того еще в заслугах и участие в японо-китайской, результативная торпедная атака в китайской гавани, проведенная лично. Что, все остальные на радостях после победы ударились во все тяжкие, натворили по пьянке дел и были затерты? У нас, русских, из тех офицеров кто выжил, большинство пошло вверх с хорошим карьерным ускорением. Почти все русские адмиралы перед Великой Войной – оттуда. Причем, считай, они ведь не победители, а проигравшие. Типа опозорились там.
А тут – ничем не прославившийся мичман и, кстати, его одноклассник – Кадзиока Садамити, служивший на втором «гарибальдийском» крейсере, тоже ничем не отличившийся – резко идут вверх по служебной лестнице. Садамити стал, на минуточку, военным министром. Что там за недюжинные таланты у них были, которые умудрилось рассмотреть их начальство? Таланты, кстати, резко поблекли во время Второй Мировой Войны, такую идиотскую стратегию, какую они избрали просто трудно вообразить. Кто их проталкивал наверх и зачем? Не было ли это платой за сотрудничество с хронохакерами?
Поверьте, Первый, я могу говорить об этом долго, нестыковок очень странных, которые трудно объяснить даже фактом сотрудничества с нашими хронодрузьями, в истории много. И мы должны раскрыть их все, до единой.
– Второй, а Вы не хотите организовать одновременный допрос и Уэсибы? Ресурсы вроде позволяют.
– Не позволяют. Такой допрос, какой нам необходим, требует очень много ресурсов. Тут столько факторов, что давить на него придется всей мощью. Так что сначала Ямамото, потом Уэсиба.
– В чем дело? Опять какой-то неучтенный фактор?
– Конечно. В нашей работе столько неучтенного. Вы узнаете человека на этом фото?
– Черт. У нас хронопоселенец?
– Именно. Позвольте представить – Морихэй Уэсиба, известный у нас как основатель легендарной школы боевых искусств – айкидо.
Порт-Артур, 13 мая 1904 года.
–Вильгельм Карлович, Вы упоминали про минную банку около Саншантау, что надо бы мористее на три мили еще мин накидать?
– Я и приказ уже накидал, Михаил Александрович. Чтоб накидали – улыбнулся контр-адмирал. – Готов он, надо только без лишних слов и суеты, аккуратно доставить оный к Федору Николаевичу, и пусть накидывает.
– Не уверен, Ваше Превосходительство, что к Иванову надо. "Амур" сейчас эти, как Вы выразились, Робуры-завоеватели, плотно должны опекать. Может пусть Рощаковский тихонечко сплавает? У него опыт минных постановок есть, приказ я ему потихоньку вручу, прибуду лично на "Решительный" вечером. А в штабе проговорим, мол на брандвахту надо бы пару миноносцев поставить.
– Так и сделайте. Кстати, Вы расслышали, что сказал этот Уэсиба, когда понял, что его захватили? Мне послышалось слово "факт" или "фак". Не знаете, что в переводе с японского означает слово "фак"?
–Узнавал. Нет такого слова у японцев. У англичан есть, с позволения сказать, термин. Аббревиатура. – лейтенант явно чувствовал себя неловко. – Английских портовых проституток, работающих по государственному патенту метили такой наколкой. Не помню точно как по-английски, но смысл таков: Блуд, совершаемый с одобрения Его Королевского Величества.
Вот же прохвост какой, оказывается! – невольно улыбнулся про себя Вильгельм Карлович. – Про "фак" он знает, а про фут-бол не слышал. Ох, чувствую, веселенький у них поход тогда на "Герцоге Эдинбургском" получился.
– Значит, фак...– понимающе кивнул Вильгельм Карлович.
– Фак – подтвердил Михаил Александрович. – А с приказом Рощаковскому, давайте поступим так...
Желтое Море, 13 мая 1904 года.
Снова, как тогда. Форштевень миноносца тихонечко, чтобы не выдать себя белоснежным буруном, режет темные волны. Васильев поежился. Все-таки он всегда себя считал простым деревенским парнем, и в эти странные занятия господ офицеров старался не особо влезать. Но придется. Лейтенант его долго инструктировал, и сейчас вестовой старательно начал отыгрывать свою роль.
Тихонечко толкнул под бок сигнальщика и шепотом ему:
– Ты чего про "собачку" на зюйде не докладываешь? Смотри, щас тебя, земеля, взгреют. А мое благородие еще и адмиралу вашу богаделенку заложит. Мол, не видят ничего.
– Где?! -вскинулся матрос.
– Вон она, аккурат дымок ее на облачко вон то накатывается. Да не парься, земеля, за что, думаешь, меня Их Превосходительство к себе забрал? Я самый глазастый на эскадре. Ну хочешь, я доложу?
– Обгоди, а то и правда зададут мне – и матрос, так ничего и не разобравший в темноте, уставным голосом гаркнул в сторону мостика про судно по правому борту на пять румбов. Так-то он по расписанию должен стоять на мостике вместе с командиром, но сегодня на их миноносец пожаловал сам флаг-офицер, и их благородие Михаил Сергеевич Рощаковский, и так любивший расхаживать по мостику как злой медведь по клетке, принял соломоново решение: вахту усилить еще одним впередсмотрящим, поставив их по правому и левому борту.
Тут-же с мостика раздался голос лейтенанта Кедрова:
– Васильев, а ты что мух не ловишь? Я зачем тебя сюда привел?
– Никак нет, вашбродь, я тоже наблюдаю. Опознать не могу, но увеличивает ход в нашу сторону.
Всякое на флоте приходилось выполнять Василию Васильеву, но вот штурманом, да еще таким, чтобы никто не догадался, ему быть приходилось впервой.
– Зоркий он феноменально, Михаил Сергеевич. Это же он тогда "Ясиму" опознал, хотя все сигнальщики уверяли что "Фудзи" рванул, помните?
Командиру "Решительного" было решительно плевать, кто там кого опознал, он сейчас лихорадочно пытался понять, как выполнить приказ – совершить минную постановку в Голубиной бухте, если буквально на его пути торчит сейчас японский легкий крейсер. Скрепя сердце, отдал ряд команд, и миноносец стал обходить японца по широкой букве "Г", все дальше отдаляясь в море.
– Согласен, Михаил Сергеевич, к берегу прижиматься чревато. Лучше уж проскочить морем.
– Я боюсь, Михаил Александрович, что мы таким маршрутом до рассвета не управимся, и вся наша постановка получится как в театре. Заметят нас япошки, и все старания коту под хвост.
Порт-Артур, 13 мая 1904 года, броненосец «Цесаревич».
Перенести-то штаб они перенесли, сегодня Кедров весь день переездом руководил, а вот успели-ли робуры перенести своих жучков? Вильгельму Карловичу очень хотелось доиграть этот акт пьесы на старой сцене, но Михаил Александрович заверил, что все что надо они уже сыграли. А что было надо сыграть? Не так и много.
Сегодня, как начинающий актер, Витгефт в салоне "Севастополя", посреди суеты переносимой мебели, громко и внятно продиктовал депешу наместнику, где слезно просил разрешения остаться с эскадрой в Порт-Артуре, докладывая что не имеет ни малейшей возможности прорыва во Владивосток. А именно: броненосец "Севастополь" из-за повреждения винта имеет скорость полного хода в десять узлов, на "Полтаве" сильный износ машины и расход угля, не позволяющий держать приемлемый ход до Владивостока, "Паллада" после ремонта не устранила дифферент на нос и в силу этого длительное время поддерживать нормальную скорость не в состоянии. Это что касается скорости хода некоторых кораблей эскадры.
Возможностей для артиллерийского боя так-же недостаточно, потому что на "Севастополе" пришел в негодность станок одного из 12-дюймовых орудий, а четыре шестидюймовки выполняют важную роль в обороне Порт-Артура, будучи переданными батарее на Ляотешане. И снять их оттуда не представляется целесообразным, так как именно они защищают город от опасности перекидного огня. Так-же переданы на форты два шестидюймовые орудия с "Ретвизана", три – с "Пересвета", по два с "Аскольда", "Дианы" и "Паллады". С "Победы" передано восемь орудий, что практически вдвое уменьшает ее огневые возможности. В общем, давайте-ка мы, Евгений Иванович, тут посидим, поможем чем сможем гарнизону крепости, а в море нас не пускайте пожалуйста.
Ох, пойдут шепоточки по эскадре, народу-то много слышало. Трусит адмирал, боится идти в море. Это ладно, в нашей ситуации это не самое страшное. Главное, чтобы демоны за чистую монету приняли рассказы о состоянии кораблей, это пригодится, Вильгельм Карлович был в этом уверен. От боя ему не отвертеться никак. Вытолкнут его в море. А пока...
Депешу сию, как было сказано (специально для жучков) должен был отвезти в Чифу на "Решительном" его флаг-офицер. Проанализировав действия демонов из Вишневого Сада в истории со "Страшным", Витгефт с Кедровым пришли к выводу, что те не особо стремятся быть в каждой бочке затычкой, и вряд ли тронут миноносец с невинным посланием. Ну может попробуют навести какие-то патрульные суда, если те окажутся рядом, но и то маловероятно. Робуры хотят играть по крупному, а на миноносец, не идущий в сторону Эллиотов, скорее всего махнут рукой.
Ага, вот откликнулся кто-то, кажется это наша дорогая кун. Заметила наш кораблик, идущий на зюйд-вест. Заметила, доложила сану и ... Тишина. Неужели не наблюдают? Значит, у Кедрова может и получиться.
Глава 29
13 мая 1904 года, Желтое море.
– А я, признаться, Михаил Александрович, был уверен, что мы в Чифу пойдем – командир "Решительного", смирившись с тем, что до рассвета они в Порт-Артур не вернуться, как-то растерял свой запал и сейчас был вполне спокоен. – В порту с обеда шептались, мол депешу господин контр-адмирал надиктовывал. Наместнику. Мне и подумалось, что пойдем мы с этой телеграммой. Вот и Вы тут прибыли. А оказалось – банальная минная постановка.
– Да не то, чтобы банальная, но Их Превосходительство, как Вы наверное знаете, весьма педантичен в некоторых вопросах. После того случая с самоуправством Федора Николаевича...
– Но позвольте! После этого "самоуправства" у японцев два броненосца как корова языком слизнула!
– Я же Вас сейчас не свое мнение излагаю, а господина контр-адмирала...
Ну все. Матрос Васильев облегченно пристроился к кранцам, снимая нагрузку с ног. Не до него их благородиям, потому как пошла писать губерния. Ох уж этот господин лейтенант, такой тихий всегда в штабе, а сейчас соловьем заливается, да по какому скользкому вопросу-то. Ясно уже, что уговор у них с Их Превосходительством хитрый, из Вильгельма Карловича дурака сейчас лепят специально. Чтобы, значится, япошки расслабились, а мы в это время им кааак... Это ему так вкратце рассказали, господа офицеры его не во все свои замыслы посвящают, так что пусть уж там каждый своим делом занимается. У него дело сейчас важное, потому и приходится слушать весь их треп. Уже полчаса идем в открытое море, скоро господин лейтенант должен дать хитрую команду.
–Ты зема, не спи давай! – заговорчески шепнул впередсмотрящему Васильев. Впередсмотрящий, который по факту смотрел не вперед а обозревал море с правого борта, вряд ли был земляком Василия, но такое обращение, как и "братишка" устойчиво ходило по эскадре. Только маленький нюанс был – "братишкой" называли того, кого считали равным или немного выше себя, а "зема" – нечто снисходительное.
– Ой, ладно тебе, братишка – так-же заговорчески шепнул ему сигнальщик. Да, на миноносцах из-за ограниченности места и экипажа, впередсмотрящие были и сигнальщиками, так их чаше всего и кликали. Но на "Решительном" почему-то сие не прижилось, и всех сигнальщиков именовали именно впередсмотрящими. – Мы не лыком же шиты, не третий брандвахтенный, поди. Знаешь, как мы с ними рубились?
Спорить Васильеву было глупо. Все знали что "Решительный", оправдывая свое название, участвовал не в одном деле. В бой миноносец пошел уже в первые часы войны, и дальше судьба этого корабля продолжала оставаться лихой. Был со "Стерегущем" в его последнем бою, получил несколько попаданий, первого командира унесли с мостика прямиком на санитарный поезд. Торпедировал японский брандер в последней атаке и активно перестреливался с миноносцами японцев. По сути, этот впередсмотрящий должен был снисходительно обращаться к Васильеву "зема", а тот уважительно величать его братишкой. Но у баковой аристократии свои законы, и статус адмиральского любимчика позволял Васильеву фамильярничать с этим боевым матросом.
13 мая 1904 года, Порт-Артур, броненосец «Цесаревич».
– Сэндо ты сейчас над рейдом?
– Да, Уэджи-кун. Ты что-то хотела?
Ох ты же... Что там у нас такое? Неужели увидели, что "Решительный" вместо того, чтобы идти на зюйд-вест, в сторону Чифу, идет сейчас, вернее, должен идти, если Кедров сумел все правильно сделать, курсом зюйд-ост-ост? Вообще-то, по хорошему, надо было бы горошину Михаилу Александровичу отдать, но тот отказался. Лейтенант объяснил это тем, что следует учитывать риск погибнуть от неизбежных на море случайностей, и тогда у Вильгельма Карловича не останется возможности подслушивать этих демонов. Эх... Сейчас бы флаг-офицер мог, слушая разговор демонов, понимать, может демоны наводят на его корабль свои "баклажанчики", или подманивают сигнальными огнями японские корабли.
– Скажи, Сэндо, как ты думаешь, что случилось с Исороку?
А это кто такой? Может она этого Уэсибу по фамилии назвала? У японцев многое не как у правильных людей, например фамилия идет перед именем, и сам контр-адмирал часто затруднялся сказать, где у кого имя а где фамилия. Интересно. Значит, этот Уэсиба Такано к ним так и не вернулся, что полностью укладывается в теорию Михаила Александровича о крупье в казино. Его куда-то вышвырнули так, что тот до сих пор не появился. Суровые крупье, видать. Ну да, мы все-таки тут не в бирюльки играем, у нас тут война. Вашего Ито Родион зарубил, Юсиду Васильев из "Гочикнса" прикончил, а Уэсиба словил в грудь картечь от лейтенанта Кедрова, после чего был уличен в шулерской игре и вышвырнут из казино. Шли бы вы, отроки, подобру-поздорову...
– Идиоты артиллеристы не поняли сигнала, и расстреляли его баркас, когда он плыл от Того. Мы это все внимательно проверяли с Ямагато.
– Это я знаю. А не может быть что это такая-же игра с огнями, как мы сыграли со "Страшным"?
Значит котлеты отдельно, а мухи отдельно. Уэсиба – это Уэсиба, а какие-то артиллеристы еще и какого-то Исороку. расстреляли. И артиллеристы те явно японские. Были бы русские, наверное Сэндо сказал бы что-то вроде "сволочи", "гады", "проклятые". Но назвать русских артиллеристов идиотами за то что они расстреляли какого-то важного японца, который плыл от японского адмирала – просто не умно. Значит этот их расстрелянный Исороку плыл от Того. Плохо. Просто чертовски плохо.
Если эти дети сакуры все-таки решили прямо сотрудничать с командующим японским флотом, то бороться уже смысла особого и нет. Витгефт представил, как он бы развернулся, если бы у него в помощниках была бы такая компания на летающих сундучках, с меткими "баклажанчиками", да еще у них портсигары с крылышками отлично болтиками стреляют и корректируют огонь артиллерии. Да и что-то плавающее под водой имеется, это тоже было понятно. Ох, он бы, наверное, имея такое, и флоту Метрополии смог бы вызов бросить. Показал бы как солнце заходит над их империей.
– Нет, ты что. Наблюдатели бы увидели не две а четыре ракеты, а мы точно проверили – ракет было две. Такое бывает, когда красящий состав отсыреет. К сожалению, нам придется искать еще кого-то. Одним трудно.
Хм... А ведь видимо прав господин лейтенант в своём предположении. У нас действительно, похоже, в казино объявился честный крупье, который вышвыривает шахер-махеров, как говорят в его родной Одессе, на улицу. Как бы ему дать понять, что есть еще целая компашка первостатейных шулеров?
– Знаешь... Этот Исороку был такой... Настоящий какой-то, искренний.
– И дикий – хохотнул Сэндо.
– Ну да, больше трехсот лет разницы...
Да что за бред? Что за старец был этот Исороку, если наша кун говорит о такой разнице в возрасте? Он что, буддийский монах, самые просветленные из которых, якобы, действительно живут сотни лет? Или она не о возрасте? Хотя может это веселый Сэндо так пошутил? Зря он, видно же что кун в печали. Обидел бедную девочку почем зря, ирод узкоглазый.
– Я буду скучать по нему. Мне его будет не хватать.
Ну все, начались письма Татьяны Онегину. Дочка Вильгельма Карловича в возрасте этой кун была тоже весьма сентиментальной тян, и как сообщала Витгефту супруга, регулярно строчила что-то такое-же про каждого юнкера, пригласившего ее на мазурку в своем девичьем альбомчике. Не хватать ей будет этого Исороку. Неделю или две, видимо.
Неведомая хрень.
Исороку Такано не думал увидеть этот храм так скоро. Нет, он конечно мечтал что когда-то, превратившись в бесплотного ками, его дух влетит в ворота Ясукуни-дзиндзя, чтобы увидеть свое имя, начертанное на одной из стен. Но сейчас, когда он еще почти ничего не совершил для своей страны... Что ему там делать?
А что он умер и стал ками, было совершенно понятно. Его руки, казалось, не отбрасывают тени, и стоял он, практически не чувствуя земли. Вокруг все было... Живые так не видят, это совершенно точно. Чистые цвета без малейшей грязи, отсутствие мелких деталей, так забивающих взор. Только красота истинной сути вещей проникала сейчас в глаза... А что, у духов ками есть глаза? Он совершенно точно видит сейчас глазами. Вот он закрыл один глаз, и картинка окружающего мира стала плоской. Вот открыл... Видимо, у него сильны представления о живом мире, живы представления о том, что видеть следует глазами и ничем больше. Что-же, если верить учителям, то со временем, которого у него теперь целая вечность, разум постепенно забудет об этой иллюзии, и Исороку будет смотреть своей сутью на суть окружающего мира чтобы слиться с ним в одно целое. А пока – он хочет увидеть. Души самураев, погибших в бою попадают сюда в первые мгновения после смерти чтобы убедится, что их имена внесены на стену храма воинов.
Грусть обручем сдавила ту часть души ками, которая, по еще человеческим представлениям, являлась сердцем. Он так и не познал любви, он всего один раз был в бою. Ни разу не дрался на дуэли, не принес своему отцу маленького внука. Он даже не успел написать предсмертное хоку, дзисей! Может, имеет смысл написать послесмертное? Но "дзисей" означает "прощание с миром", а сейчас что писать?
– Пойдем, я провожу тебя к храму, воин. – Такано обернулся. Обернулся так как оборачиваются во сне, не чувствуя своих мышц, но продолжая ощущать целостность своего тела. Обернулся, уже зная, кого он сейчас увидит. Перед ним стояла Уэджи. Уэджи?! Она выглядела...
Над рыженькой короткой шевелюрой торчали пушистые рыжие же ушки с белыми ушными раковинами. Уэджи – кицунэ? Как он сразу не догадался! Не может обычная девушка быть такой обольстительной, такой... Исороку понял что опять не может сам себе описать эту девушку. Необычная? Да про каждую девушку какой-нибудь парень скажет, что она необычная. Искренняя? Непосредственная? Обольстительная? Он как всегда запутался в своих чувствах. Она была не такой как все, но так сказать – это жалкое подобие тех слов, которые действительно заслуживала Уэджи. Словно на уроках рисования, Такано вновь почувствовал то бессилие, которое охватывало его каждый раз, когда он, взяв в руку непослушную кисть, пытался изобразить ветку бамбука на ветру в стиле Сидзё. Она из другого мира – так будет точнее всего.
– Идем-же – и она прошла несколько шагов вперед. Так и есть! Лиса-оборотень Кицунэ! Из под короткой юбочки торчал... лисий хвост! Он был живой, игриво взмахивающий то вправо то влево, подразнивающе описывающий замысловатые фигуры, подчеркивая поступь шагов своей хозяйки. Интересно, он не будет мешаться, когда Уэджи... Ну, когда она...
А вот если у него есть иллюзия глаз, которыми он видит, есть иллюзия сердца, которое сейчас бьется, то может, сработает и иллюзия, которая отвечает за...? Он так хотел при жизни предложить Уэджи сделать это! Но не решался. Может решиться сейчас? Надо только обогнать ее, и загородить своей спиной этот храм. Следует спешить, вот и двери уже близко. Страшно? Очнись, Исороку, ты уже умер! Все твои страхи позади, просто сделай сейчас то, на что ты не решился при жизни!
Давай-же, Исороку! И ноги понесли его вперед. Он обогнал ее так близко, что его иллюзия кожи почувствовала иллюзию тепла от иллюзорного тела Уэджи. Вот, осталось повернуться... Какие-же глубокие у нее глаза! Как они смотрят. Облизнем иллюзией языка иллюзию губ, наберем побольше воздуха. Это все равно иллюзия, и даже иллюзия отказа будет просто иллюзией.
– Уэджи... Послушай. Ты мне очень... – ее глаза, казалось, все уже понимали, и на их дне, Исороку готов был поклясться, виделось согласие, но тут...
–Зачем ты привела его сюда? – резкий голос с хорошо отдающимся эхом внезапно раздался из-за спины. Ушки у Уэджи от этого голоса испугано прижались к голове.
13 мая 1904 года, Желтое море.
– Я вам еще более забавный случай сейчас расскажу, Михаил Сергеевич – усмехнулся на мостике лейтенант Кедров. Матрос Васильев, уже вдоволь наслушавшийся господских баек про тот как их благородия чудят в свободное от несения службы время в салонах, вздохнул. Ей богу, как дети малые, занять себя нечем кроме как сущей ерундой. Ну хочется тебе отдыха – ну возьми ты штоф водки и... Ой... Это же был условный сигнал. Их благородие так и сказал – если упомянет про Забавный Случай – значит пора опять кое что в темноте углядеть.
– Наблюдаю световые вспышки направлением Порт-Артур! – рявкнул он слова обговоренного заранее доклада, что, по мнению Васильева, было полной ерундой. Если вы ночью видите вспышки – то понятно что они световые. Какие еще могут быть вспышки? Но их благородие лейтенант Кедров велел сказать именно так, а спорить с командиром матрос не стал.
