Текст книги "Вперед в прошлое 12 (СИ)"

Автор книги: Денис Ратманов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 18 страниц)

Осталось выяснить кое-что важное, и я спросил:

– Ната, а что делать, если ты помиришься с Андреем? Я знаю, как тяжело отказываться от того, кого любишь.

– Да откуда тебе знать? – взвилась сестра, но быстро сообразила, что ляпнула не то. – Извини. Да, это тяжело, но я справлюсь. Постараюсь на работе с ним не пересекаться. Он хороший, добрый, но ты прав: мне надо двигаться вперед, а ему хочется оставаться на месте. Я не буду с ним встречаться, не переживай. Он и сам все понимает, все время говорил, что я его брошу и вроде как даже готовился. Это жутко бесило, а теперь я понимаю. Думаю, он не станет меня преследовать.

– Я с ним поговорю, если будет преследовать, – пообещал я. – Он поймет.

Домой мы пришли в половине одиннадцатого. Отчим уже спал, Боря рисовал, не обращая внимания на включенный телевизор, а мама была на кухне. Как выяснилось, ждала меня. Выбежала в коридор, указав на дверь спальни.

– Паша, я все сделала. Купила акции винзавода, шесть штук. Еще купила вина, восемь ящиков пока. Тебя мы не дождались, я позвонила маме, договорилась, что Вася завтра завезет.

– Безвозмездно, то есть даром? – спросил я, так и подмывало напомнить о деньгах, которые она хотела вытрясти с несовершеннолетней дочери.

Мама растерянно захлопала ресницами, не уловив сарказма.

– Да. Он же все равно почти мимо едет.

Зато Наташка уловила, улыбнулась зло.

– Спасибо, – процедил я.

О, как же хотелось прочитать нотацию, пристыдить ее отношением к Наташке, вот только осознает ли она свою вину, сделает ли выводы?

Вряд ли. Просто разревется. Чего доброго, отчиму нажалуется, и мы разругаемся вдрызг. Все равно Наташка тут жить не собиралась. Но так хотелось хотя бы узнать мамины мотивы! Обязательно это сделаю, но на холодную голову, не сейчас.

Наташка, не глядя на маму, заварила нам чаю, разлила по чашкам, выставила блюдце с печеньем. Мама не замечала, что ее дочь мрачна и подавлена, ее не настораживали Наташкины красные глаза и распухший нос. Толку с ней ругаться, взывать к материнской совести? Может, все дело в том, что она застопорилась на двенадцати годах развития? Пока мы были маленькими, она воспринимала нас как детей, знала, что с нами делать, заботилась и оберегала, теперь мы ее переросли, она это почувствовала и какой-то животный инстинкт велит ей вытолкнуть нас из гнезда.

В кухню зашел Боря, принес акварельку: узкая улочка, двухэтажные дома, цветущая юкка на фоне далекого моря и укутанной облаками горной гряды.

– Ух ты! – воскликнула мама. – Это же у нас здесь! Очень хорошо.

Боря самодовольно улыбнулся, а потом изменился лицом и сказал:

– Кстати, там по новостям сказали, что на Мавроди, ну, который «МММ», покушение было. Его в голову ранили, но вроде живой.

Я чуть не подавился чаем. Очень интересно. И странно, потому что от маленького камешка-меня, брошенного на водную гладь реальности, побежали волны размером с цунами. В той реальности ничего подобного не было, от Мавроди избавились более демократичным способом, просто посадив его в тюрьму. Надо срочно сливать последние десять акций, а то я и следить перестал, сколько они прибавили в цене.

– Ма-а, – я перевел взгляд на родительницу, – а сколько ты акций «МММ» купила?

– Зачем тебе? – прищурилась мама.

– Их надо продавать. Срочно.

Глава 3
Покайся, сын мой!

С Канальей мы стартовали, как обычно, рано-рано утром, когда ни магазины не работали, ни тем более всякие пункты продажи акций, и узнать, что и как в «МММ», не представлялось возможным. Однако минимум пол-ляма терять было жалко, и я попросил Каналью заехать в ближайший курортный городок после того, как мы загрузимся мукой, я скину акции, если это еще возможно. Если Мавроди умер, вполне вероятно, что работа всех его точек парализована.

Поторговать попробуем в окрестности.

Да, мукомольный завод близко, но народ пока нерасторопный и инертный, а на мукомольном в розницу муку не продают, опт начинается то ли с двадцати, то ли с тридцати мешков. Вряд ли люди могут организоваться, скинуться и купить, скажем, целый прицеп.

Ближайший пункт купли-продажи акций находился в центре города, возле рынка. На грузовике туда было не подъехать, потому Каналья припарковался, где получится, а я побежал в пункт назначения. Он находился в старом двухэтажном здании возле магазина нижнего белья. Цену акций я не знал, судьба Мавроди тоже мне была неизвестна. В новостях сказали, что он в больнице с серьезным ранением – никаких подробностей.

Утром я новостей не дождался, по радио о покушении на Мавроди не говорили, и осталось теряться в догадках. Если он умер, значит, его империя рухнула, и пункты продажи акций будут закрываться по всей стране. Остается надеяться на инерцию, что периферия не поняла, что происходит, и пункты продолжали работать. А происходило начало гонений на финансового гения. Называть этого человека аферистом было как-то мелко.

Поворот. Еще поворот… Никакого столпотворения у дверей нет. Дверь открылась – вышла женщина, прижимая к груди сумку из кожаных лоскутов. Фух, порядок!

В помещении было четыре человека. Акции покупали по 79600 рублей. Неплохо. Я встал в хвост очереди, прислушиваясь к разговорам, но никто ничего не говорил о ранении основателя пирамиды, как будто и не было ничего. Три тетки акции купили, мужчина продал – в Багдаде все спокойно. Благо что удалось убедить мать продать ее четыре акции – целое состояние по нынешним временам. Авось у нее получится уговорить Василия. Не мои деньги, а все равно волнуюсь.

Подошла моя очередь. Я достал акции и протянул кассирше – худой женщине с обвислыми щеками и веками. Она глянула на акции, на меня, взяла их и спросила:

– Парень, ты точно их не украл?

Блин, начинается!

– Отец в машине остался, в грузовике. Позвать?

Тетка молча, со скорбным видом принялась отсчитывать деньги. Не особо рассчитывая на ответ, я спросил:

– Извините, а вы не знаете случайно, как здоровье Сергея Мавроди?

– Не знаю. Не отвлекай.

За мной к тому моменту выстроилась очередь.

– А что с ним? – чуть ли не в ухо крикнула тощая тетка.

Пришлось объяснять. Народ загудел, запереговаривался. Двое ничего не знали и встревожились, другие рассказали, что вроде ничего страшного, вроде угрозы для жизни нет. Я принялся пересчитывать деньги, помня, как меня пытались обмануть в родном городе. Все было честно. Из разговоров ничего нового я не узнал.

А вот в будущем в любой момент можно узнать новости. И позвонить кому бы то ни было. Как же мне этого не хватает!

Марш-бросок назад – и вот он, наш «Зилок». Опершись на него спиной, Каналья курил. У видел меня, подался навстречу.

– Ну, что там?

– Про Мавроди никто ничего не знает, – ответил я. – Но лучше перестраховаться и слить акции.

– С чего ты взял, что это система пытается пустить его в расход? – уточнил Каналья. – Вдруг обиженки какие-нибудь калибром поменьше.

– Он не бандит. Никому ничего не должен. Но вообще, да, могут быть и обиженки.

Я согласился с ним только потому, что никак не мог объяснить свою осведомленность.

– Ну что, куда поедем торговать? – спросил Каналья.

– Подальше от центра, от ментов, – сказал я. – Поехали в Князево!

Нашим коньком были отдаленные поселки, где пустовали магазины, а поскольку машины есть далеко не у всех семей, мука с доставкой на дом была для них идеальным решением. В этот раз дополнительные товары, гречку и картошку, мы решили не брать, а если освободимся пораньше, поедем на север, поищем совхозы типа того, которым заведовал Мутко, и где можно купить что-то экзотичное. Например, компот из черешни, абрикосовое варенье, персиковый сок и отправить в Москву как экзотику.

По пути мы поговорили о моем доме, о перспективе покупки участка для автомастерской – Каналья был уже готов, осталось мне провести подготовительную работу с бабушкой, а напарнику – утрясти юридические моменты, чтобы сделать все по закону.

Чем мне нравился Каналья… практически всем, честно говоря, но больше всего тем, что в нем гармонично сочеталась тяга к риску и осторожность. Даже если у него были сомнения, он не ныл, не отговаривал, а проверял свои опасения на практике и только потом что-то предлагал.

Так вот, только мы встали возле магазина в Князево, как налетели местные старухи, все разведали и разнесли благую весть по поселку. Вскоре нас атаковала толпа голодающих, чуть машину не разобрали на запчасти, Каналья только и успевал принимать деньги и грузить мешки в подъезжающие авто, а я – записывать адреса, куда нужно отвезти товар.

Князево располагалось на побережье и было популярное благодаря бесконечным песчаным пляжам, и сюда летом приезжали семьи с детьми – владельцы частных домов, которые сдавали комнаты отдыхающим, хорошо зарабатывали.

К двум дня мы продали все и поехали назад. Я думал, это очень кстати, потому что накопились рубли, и их срочно надо было обменять на доллары. В памяти взрослого плавало знание, что в 1994 году был очередной обвал рубля. Но когда именно это случилось, вспомнить не получалось, как и не было уверенности, что такое событие имело место в реальности. В девяностых что ни месяц, то какой-то катаклизм – как тут все запомнить?

Последний мешок мы отвезли по адресу в два часа дня и рванули назад. В полчетвертого были в центре, на парковке возле рынка, где я рассчитывал купить пятьсот пятьдесят долларов у валютчика Павла. Каналья вызвался меня подождать, получил свои деньги, посмотрел пристально и сказал:

– Почему ты мне доверяешь? Я ведь легко могу провернуть это все сам.

– Можешь, – кивнул я, – а я не смогу работать один, и напарника найти будет сложно. Но этот бизнес будет сверхприбыльным совсем недолго, потом все поймут, что так можно, подумают, чем они хуже нас, и покатится по поселкам грузовик за грузовиком. Если три мешка в селе продашь – хорошо. И менты научатся ловить горе-спекулянтов. Так что ты потеряешь и работу, и бизнес, и напарника.

– Логика в этом есть. Но неужели ты не нервничаешь?

– А смысл? – дернул плечами я. – Лучше пусть вороватый человек проявится на начальном этапе, чем потом, когда обороты увеличатся.

– Хм… ты правда думаешь, что этот бизнес скоро загнется?

– На сто процентов уверен. Автомастерская – вложения с прицелом на будущее, хоть сейчас она и будет давать меньший доход, чем торговля.

– Ладно, доверюсь твоему чутью. И еще… я не предам. Хочешь верь, хочешь нет. И мне нравится твоя стратегия!

– Я знаю.

Интересно, все, кто поддался внушению, не способны меня предать, или в них просто просыпается сознательность, даже в самых, казалось бы, пропащих?

– Беги меняй баксы, я тебя жду! – Каналья мне подмигнул. – Мне безумно нравится работать с тобой. Иногда кажется, что ты – мой ровесник или даже старше. Олег кунг-фу сказал бы, что у тебя старая мудрая душа.

Это как раз-таки неправда, душа юная, сердце – пламенный мотор, а вот знания… Но я не стал ему ничего доказывать. Машину мы должны были сдать до восьми вечера, и перед покупкой баксов я побежал проведать Наташку. Она вчера сама не своя была, я за нее волновался. Утром Натка должна была отнести мясо и гречку алтанбаевцам, чтобы они готовили сами, потом хотела поехать поторговать – она загорелась желанием заработать на съемное жилье.

Поздоровался с Алисой, помахал Димонам и увидел сестру. Она стояла за бетонным прилавком, разложив перед собой носки, трусы, колготки, внизу был развернут ватман с надписью: «Белье. Колготки» – и нарисованная дама в купальнике, явно Борина работа. Согбенная старушка растянула перед собой панталоны, купила их и побрела прочь.

Я подбежал к Натке.

– Привет. Я ненадолго. Как дела?

– Да так… – ответила она печально. – Торговля прям шикарно. Каки будто кто-то мне платит за потерю. – Натка вздохнула.

– Или этот кто-то понял, что ты на верном пути, и всячески помогает.

Сестра невесело улыбнулась.

– Половину заработка все равно Игорю отдавать. Но спасибо ему, что позволил все продать. Два дня постою вот так, и можно искать жилье.

Про подаренный компьютер она не знала. Я боялся, что проболтается приятельницам, девчонкам, отбитым на всю голову.

Когда смотрю на ее несчастное лицо, на впалые глаза и заострившиеся скулы, безумно хочется ей помочь. Но я понимал, что полностью решать ее проблемы нельзя, иначе она раскиснет и будет предаваться горю. Нужно, чтобы у нее была цель, для достижения которой надо приложить усилия, это поможет отвлечься.

– Ты думаешь снять комнату или квартиру? И где?

– В театр мне не каждый день, – ответила она. – В Николаевке, возле школы. Комнату, квартиру я не потяну.

И снова сестра открылась мне с другой стороны. Она знала, что деньги у меня есть, и немало. Другая бы на ее месте ныла, жаловалась, пыталась выплакать содержание. Видимо, Натка… да что там, мы втроем взращены с пониманием, что ни на что не имеем права, просить бесполезно, вот она и не просит. Даже мысли такой не допускает.

– Я тебе муку по пакетам расфасую и вина дам – хоть небольшая добавка к заработку. Можешь искать квартиру уже сейчас. Не переживай, потянем.

– Спасибо! Ты столько делаешь для меня… – пробормотала Натка, растрогавшись, – никогда этого не забуду.

– Разве не для того нужны близкие?

Только сказав это, я понял, что в наши головы было заложено: родственник – мать, отец, брат, сестра – номинальные близкие. Вроде как к ним нужно приползать, потерпев неудачу, но на деле они не помогут, а добьют. Сперва взрослый я, а теперь я нынешний пошатнул это осознание. Возможно, в голове Наташки сейчас мир перевернулся: она ощутила, что не одна и не всем наплевать на ее проблемы.

– Натка, а ну выше нос! И хвост пистолетом!

Сестра кисло улыбнулась. Я собрался уже уходить и тут заметил странного смутно знакомого типа, топающего между рядами и поглядывающего на товар. На лице – щетина, глаза ввалившиеся, обведенные синяками, одежда перекошена. Ощутив мой взгляд, он вскинул голову, посмотрел на меня, потом – на Наташку, его лицо изменилось, и он устремился к ней, сунув руку за пазуху.

– Ты его знаешь? – спросил я сестру, становясь между ними.

– Н-нет, – уронила Наташка за моей спиной.

Я приготовился драться, лихорадочно перебирая кандидатуры в Наташкины враги.

– Это он! – взвизгнула сестра, и голос ее задрожал. – Я узнала! Он выгонял меня из квартиры Андрея!

Будто уловив мои намерения скрутить его, невысокий небритый мужчина примирительно вскинул руки. Шагнул назад. Я замер, ничего не понимая.

– Чего тебе надо? – вскрикнула Наташка.

Губы гопника задрожали, глаза увлажнились, он сложил руки на груди лодочкой и взмолился:

– Простите меня! И друзей моих. Я понял, мы причинили вам много зла! – Он посмотрел на Наташку. – Прости, я был груб и готов принять наказание.

Он шагнул к прилавку, зажмурился, подставляя щеку:

– Бей! Сильно бей.

– Больной, – выдохнула Наташка и отодвинулась.

А до меня дошло, что случилось: на него подействовало мое внушение, и он искренне раскаялся.

– Деньги верните, воры сраные! – не растерялась сестра. – Двадцать… Тридцать пять тысяч! Это мои деньги.

Гопник безропотно вытащил из нагрудного кармана пачку купюр, положил на прилавок:

– Двадцать три триста, именно столько было там. Я сохранил, долго тебя искал, прятался, чтобы не попасться ментам, они отберут. Теперь моя совесть чиста.

Наташка наблюдала за ним, разинув рот. Алиса тоже тянула шею, не понимая, что происходит. Мужик рухнул на колени.

– Прости меня, девушка! Часы отдам. Перстень, вот, есть, серебряный. Только прости, сердце не на месте.

– Прекратить, – скомандовал я. – Поднимайся и иди прочь. Никакого криминала, начинай новую жизнь. Пошел!

Я скосил глаза на удивленную Наташку, прижавшую деньги к груди, словно этот кадр мог передумать.

– Прости-и-и! – проскулил он.

– Прощаю, – уронила она.

Подождав, пока гопник уйдет, Наташка сказала вполголоса:

– Что это было? Только не говори мне, что он раскаялся. Ты натравил на него Алтанбаева? Зажал яйца дверью… Как ты добился такого эффекта? Или, может, загипнотизировал? Ни в жизнь не поверю, что он сожалеет. – Сестра уставилась на меня испуганно. – Как?

Я пожал плечами.

– Эх, если бы я мог…

– То есть нормально, что взрослые люди после разговора с тобой сходят с ума⁈ Давай, колись, ты экстрасенс?

– Если бы я мог, повлиял бы на мать. Увы, это совпадение.

– Не хочешь – как хочешь.

Наташка пересчитала деньги с задумчивым видом, улыбнулась и воскликнула:

– Вороне как-то Бог послал кусочек сыра! Е-е-е! Можно искать квартиру, теперь точно потяну!

– А я тебе помогу, – пообещал я. – Все будет хорошо!

– Да!

Я кое-что вспомнил и спросил:

– Что там мама с отчимом? Продали акции?

Наташка пожала плечами.

– Без понятия. Не до того как-то. И про организатора «МММ» я тоже не знаю.

Друзья! Автор в отпуске. Подробности тут: /post/663074

Глава 4
Благими намерениями…

Только я переступил порог квартиры, как на меня коршунами налетели мама и отчим, оба выглядели взволнованными. Мама затараторила:

– Ну что, ты продал свою акцию?

Я сказал, что она у меня осталась одна – спокойнее спать будут.

– Что там с Мавроди? – задал я встречный вопрос.

Каждый раз, когда соприкасаюсь с потусторонним и необъяснимым, бежит холодок по спине. Вот и сейчас, ведь это все отчасти из-за меня, насколько помню, в той реальности никакого покушения на Мавроди не было. Выходит…

Додумать мне не дали, мама продолжила:

– Все с ним хорошо, пуля по касательной кость задела, мозг не поврежден. Он выступал уже, говорил, чтобы не поднимали панику. Так что поспешил ты акцию продавать и нас чуть не подбил на глупость.

Злость отогнала понимание сути вещей и мое место среди этой сути. Обидно будет, если они потеряют накопления! Я попытался их убедить:

– Я не считаю, что поступил неблагоразумно. Потому что это только начало, в любой момент Мавроди могут убить, посадить в тюрьму – и что? Плакали ваши денежки крокодильими слезами. То, что сегодня – первая ласточка, предупреждение для внимательных.

– Мы невнимательные, значит? – обиделся отчим. – Ты самый умный на земле? Ну ладно. Посмотрим. Потому что уже в понедельник акции подорожают! Надо было немножко подождать и следить за обстановкой, эх ты… И уже завтра ты потеряешь пять тысяч с акции! А через неделю – десять тысяч. А через три…

– А если пожадничаете, вы потеряете все, – отчеканил я. – Мое дело предупредить, а потом – не жалуйтесь.

– Шо ты со мной, как с тупым разговариваешь? – взвился отчим. – Нашлась тут сопля! Яйца курицу учат.

В самом деле, чего это я? Взрослые люди, хотят убиваться – пускай, лишь бы не насмерть. Нужно просто внушить матери, чтобы она тихонько продала акции, это для ее же блага, потом сама спасибо скажет. Давай, Пашка, загладь конфликт и внуши ей!

Но это будет мое решение, а не мамино. Так она никогда не получит жизненный опыт и не повзрослеет, а я первращусь в кукловода, вынужденного дергать близких за ниточки, чтобы они не накосячилии.

Но и с отчимом ведь мама не повзрослеет! Она просто делает так, как он говорит. Однако это – ее выбор, пусть и выбором его назвать сложно.

Посомневавшись немного, я в очередной раз решил, что хрен с ними. Не мои деньги… а все равно жалко! И невыносимо смотреть, как родственники позволяют на себе наживаться.

В прихожую высунулся Боря, услышал, что отчим негодует, и исчез. Я смотрел, как Алексеич вращает глазами, как вздуваются желваки на шее, и безумно хотелось ему втащить. Снять вместе с Наташкой двушку, забрать Борю и жить себе спокойно, я вполне смогу всех прокормить. Собственно, почему бы и нет? То, что дети ушли из дома, лишились родительского контроля и живут себе поживают – событие, конечно, странное и порицаемое обществом. Но я-то не вполне подросток. После жизни с Андреем Натку тоже можно считать взрослой – она семью содержала, Да и Боря вполне ответственный товарищ. Можно попробовать, хуже от этого не будет никому. А мать пусть себе живет счастливо с этим умным и всесторонне развитым человеком.

В конце концов, сколько можно терпеть дебилизм? Нет ничего страшнее, чем деятельный дурак, который несет свою дурь в массы и насаждает окружающим.

Не желая слушать, как отчим фонтанирует нравоучениями и купается в собственной мудрости, я пошел на кухню.

– Совсем распоясались они у тебя! – донеслось в спину. – Никакого уважения к старшим! Ка-ак взял бы ремень! Ка-ак всыпал бы!

Хотелось выйти к нему и сказать: «Давай, усатый, рискни здоровьем!» – но я сдержался, все больше утверждаясь в мысли послать их куда подальше, но я сдержался, налил себе суп с ребрышками и фасолью. Подумал, что давно не оставлял маме денег, и скоро меня начнут попрекать едой. Как там отчим говорил? Шестнадцать исполнилось – вон из дома? Ладно.

Отчим продолжал изливать возмущение в пустоту. Ко мне пришел Боря, показал средний палец воображаемому отчиму и матерно сказал, как его утомил Василий Алексеевич. И ведь дома бывает ранним утром и поздним вечером, но успевает достать.

– Скоро свалим, – припечатал я.

– Так дома еще нет, – вздохнул Боря.

– А мы просто свалим. Снимем квартиру – и прощайте. Кошка бросила котят, пусть гуляют, как хотят.

– Правда?

Его лицо напоминало цветочек, разворачивающий лепестки на солнышко в замедленной съемке. От меланхолии к равнодушию и через надежду – к радости. И вот он уже сияет, аж лучится.

– А как это? Просто взял и…

– Просто дал денег, и… – объяснил я, сопоставил память взрослого и нынешний опыт и подумал, что сейчас, в девяностые, квартиры почему-то снимать не принято.

Принято сидеть друг у друга на головах и спать на коврике в прихожей. То ли народ еще не понял, что так можно, то ли мало свободных квартир, то ли просто все катастрофически бедные. В отличие от моих современников, человек будущего предпочитал отдельное жилье, пусть маленькое, красной икре и прочим радостям вкусовых сосочков.

– Ура! – прокричал брат, хлопнул себя по губам и испуганно посмотрел на дверь.

Но никто не стал капать на мозги. После рабочего дня я утомился, и если бы отчим явился выедать мозг, когда я ужинаю, прибил бы его.

Вскоре пришла Наташка, я затащил ее на кухню и предложил:

– Слушай, дело есть. Мне тут отчим присел на уши и поселил в голову одну идею: давай вместе снимать квартиру. И пошли они!

Наташка аж затанцевала, закружилась по комнате, обняла меня и поцеловала в щеку.

– Да!

– Боря, – распорядился я. – Садись писать объявление.

Брат зашагал за фломастерами и альбомом, но Натка его остановила:

– Стой! А мама против не будет?

– Чего бы? Думаю, она обрадуется, что мы перестанем мешать, – предположил я.

Сестра помотала головой.

– Ты ее плохо знаешь! Не отпустит она нас, знаешь, почему?

– Ну? – заинтересовался Боря.

Наташка схватилась за голову и изобразила истерику:

– Куда вы! А ну стоять! Это что же люди скажут? Что родных детей – из дома? Не-ет уж. Оставайтесь, мучаемся дальше.

Подумав немного, я решил, что такой вариант возможен.

– Значит, искать будем по объявлению, действовать – осторожно, и поставим маму уже перед фактом…

В кухню вошла мама, мы замолчали, посмотрев на нее. Она вела себя, будто ничего не случилось, дежурно спросила у Наташки, как дела, и удалилась, плеснув в чашку воды и даже не дослушав дочь.

– Типа ей интересно, как мои дела, – проворчала Наташка. – И всегда так было. Решено: пора валить! Скидываться будем как?

– Пятьдесят на пятьдесят, – ответил я. – Наши договоренности в силе: я компенсирую твою долю в июле, если закончишь без трояков или поступишь бесплатно.

Боря аж подпрыгнул.

– Йес! Живем!

Наташка похвасталась ему, поглядывая на меня:

– Прикинь, Боря, один из трех бандитов, которые меня выгоняли из квартиры, сегодня приперся на рынок и мои деньги мне вернул. Ну, которые украл. А двое других передрались, и в больнице оба.

– Да ну, – не поверил Боря.

– А все потому, что Пашка у нас – гипнотизер. Сходил, переговорил с бандитами, жаль, я не слышала как, и вуаля.

Недоверчиво глядя на нее, Боря почесал висок.

– Разводишь?

– Скажи ему! – обратилась она ко мне.

– Про гипнотизера – вранье, – усмехнулся я. – Остальное – правда, сам видел.

Боря промолчал, переваривая услышанное. Распахнулась дверь, вошел отчим.

– Шо замолчали? – проговорил он. – Меня обсуждаете?

– Делать нам больше нечего, – фыркнула Наташка. – Я рассказываю, как мне долг вернули, а Боря не верит.

Засопев, Боря покосился на Василия недобро – типа тебя не звали, чего ты лезешь?

Плеснув себе молока и достав с верхней полки шкафа вафли, отчим удалился. Видимо, ответ его удовлетворил. Дождавшись, пока он уйдет, Боря поднялся, выглянул за дверь, проверил, никто ли не подслушивает, и пожаловался:

– Пашка, ты целыми днями мотаешься, а нам жизни нет. Везде сует свой поганый нос.

Наташка закивала и спародировала его:

– А шо это тут лифчик лежит? А шо это тут у вас пыль? Шо без дела? Солдат должен быть занят! Че, получился акцент?

Боря прыснул в кулак, я кивнул и отметил, что мы начали отдаляться друг от друга, у каждого появились свои дела, теперь же общий враг нас здорово сплотил.

– Если б не твоя торговля, – признался Боря, – я б его нах послал. Но подумал, что у тебя могут быть проблемы, и не стал.

– Ну… ведь он тоже катается целыми днями? – уточнил я. – На «Волге» своей.

– Сегодня нет, поломался. Ремонтирует что-то, – сказала Наташка.

– Душный человек, – употребил я выражение из будущего.

– Точно! – поддержала меня Наташка. – Лучше и не скажешь.

– А еще бесит, что он сладкое ныкает, – пожаловался Борис шепотом. – Раздаст по вафельке, а остальное надо просить. А попросишь, нотацию прочитает, что нельзя до еды. А сам жрет!

Я озвучил план:

– Значит, просматриваем объявления, спрашиваем знакомых, кто что сдает. Желательно, чтобы это была двушка. Газеты смотрим, колонку «Объявления», изучаем то, что на фонари наклеено. Звоним не отсюда, здесь лишние уши. Кстати, начать можно прямо сейчас.

Боря кивнул, принес из прихожей ворох газет. Я отложил в сторону «КоммерсантЪ», раздал каждому по газете, и мы ненадолго друг для друга потерялись. Аренда двухкомнатной квартиры колебалась от тридцати пяти до пятнадцати долларов, в зависимости от района. В нашем селе никто ничего не предлагал, а в городе, далеко от школы, снимать не было никакого смысла. Больше намучаешься на забитых автобусах.

Завтра Натка тоже собралась торговать, а Боря так проникся идеей жить самостоятельно, что первую половину дня собрался ходить по поселку, читать объявления, после обеда ему надо было к Эрику. Брат решил поступать на художника, и я считал, что это правильно.

Как часто родители говорят талантливым детям: «Ну что тебе эти танцы (стихи, гитара, рассказы)? Это тебя никогда не прокормит. Иди на что-то гарантированно оплачиваемое. На бухгалтера (экономиста, юриста) или на учителя на худой конец». И вместо того, чтобы идти своей дорогой, человек проживает чужую жизнь, как я-взрослый. А когда понимает, что его не устраивает, бывает слишком поздно переквалифицироваться.

– Главную-то новость я не сказала! – вспомнила Наташка. – Карантин продлили до среды включительно. Вроде бы хотели в понедельник начинать уроки, но переиграли.

Боря показал «класс».

– Отличные новости! – резюмировал я.

Боря замахал руками и воскликнул:

– Свобода попугаям! Свобода попугаям! Ура!

– Пойдем на базу? – предложила Натка. – Тут… душно! – Она передернула плечами.

– А и пойдем! – поддержал ее Боря.

Я вышел в прихожую, и тут зазвонил телефон. Это был Каналья.

– Паш, – выпалил напарник. – Отбой завтра. Надо по бюрократам побегать по нашему делу. И своей работы накопилось. Иномарку пригнали. Я вечером от Эльзы Марковны позвоню, закажу запчасти.

– Наверно, к лучшему, – сказал я. – Тоже есть чем заняться. Тогда до послезавтра? Кстати, карантин продлили, так что до среды включительно работаем.

Простившись с ним, я подумал, что все действительно к лучшему. Утром сгоняю на стройку, посмотрю, как кипит работа, все ли получилось у Сергея заказать и привезти. Потом – к Лялиной. К Анне уже должны пускать, поедем с Ликой к ней, передадим вкусного. Потом – к Лидии, узнаю, что и как. И, наконец, – тренировка, сперва наша, потом погляжу, что делают алтанбаевцы. А вообще нет, немного не так. После Лялиной -к бабушке, она свинью зарезала. Куплю у нее мясо, буду своих архаровцев откармливать, а то хилые они совсем.