Текст книги "Вперед в прошлое 12 (СИ)"

Автор книги: Денис Ратманов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 18 страниц)

Глава 24
Бог шельму метит

Боря мгновенно забыл о своей вражде с отчимом, прибежал на кухню и оседлал табуретку, разинув рот. Наташка тоже навострила уши. Я уселся на раскладное кресло, где она раньше спала, и приготовился внимать. Мама проворчала:

– Вася! Неужели нельзя было позвонить, мы тут чуть с ума не посходили!

– Нельзя! – сверкнул глазами он. – Сейчас вы поймете, шо никак нельзя. Потомушо это надо отмечать!

Отчим вытащил пробку, и она выстрелила вверх, обдавая его пеной, которая залила усы. Разлив шампанское по бокалам – себе и маме, отчим вытащил бутылочку «Фанты» и побаловал нас, поднял бокал:

– Давайте выпьем за то, шобы Бог шельму метил! – И опустошил бокал залпом, вытер пену с усов и, сев рядом со мной, начал рассказ:

– Приглашает меня, значит, тот Капустин. Я захожу, ног не чуя, думаю, ну все, конец мне. Опускаюсь на стул, как бурдюк, жду приговора. А он и каже: «Василий Алексеевич, а есть ли у вас такой знакомый Алексей Пацюк?» Ну, все, думаю. У меня ж на лице усе написано. – Отчим коснулся еще заметного фингала. – И шо тут отпираться? Ясно, шо есть. «Ну, есть», – говорю. А дальше самое интересное началось. Капустин сказал: «Он уверяет, что у вас в совместной собственности есть „КАМАЗ“, – и номер называет. – И шо я эксплуатирую ту машину». Я и замер. Все, думаю, конец мне. Посодют за избиение милиции.

Он сделал театральную паузу, налил шампанское себе и маме.

– Хватит уже нас мучить! – воскликнула она. – Дальше что?

– Ну, Капустин увидел, шо я трымтю весь, и говорит: «Мы вас ни в чем не обвиняем. А он хочет переложить на вас вину в незаконной торговле, подделке документов и печатей». И тут до меня дошло, шо обвиняют-то Пацюка! И закрыли – его, а он хочет переложить вину на меня. Я тут как психанул! Говорю, шо, да, было такое, но Пацюк машину у меня отобрал и не давал давно, и вообще на продажу выставил, могу газету показать. Бросил мене в лицо десять тысяч, говорит, вот твое, и проваливай! Так шо ничего я не знаю. Капустин как будто обрадовался, все это записал. Да грамотно так записал, шо я ни при чем, а Пацюк виноват. А я, дурак, сижу и понимаю, шо Пацюка хотят посадить и топють. И я его топлю, вру, шо ни при делах, и совесть грызет. Но вспоминаю, как он меня ограбил, дружбу нашу предал, и аж приятно на душе.

– Так что, за твою торговлю посадили Пацюка? – удивилась мама.

– А нечего было меня кидать! – проворчал отчим. – Так ему и надо! И хорошо, шо печати мне не отдал. Правда, там мои отпечатки пальцев, и на руле они есть. И вот это страшно – вдруг проверят?

– Уже проверили бы, – успокоил его я и вспомнил рассказ Лялиной, что Пацюка этого все ненавидят. – Опросили бы свидетелей, устроили бы очные ставки с ними, чтобы они тебя или его узнали. Ничего этого не сделали, потому что давно копали под Пацюка, он у всех поперек горла. Значит, кинул он не только тебя, но и кого-то серьезного, и поступил заказ его закрыть.

– Сам себя закопал, гнида! – оскалился отчим. – Пусть теперь сидит, паскудник.

Мы чокнулись, выпили. Отчим помрачнел и сказал:

– Вот только надо мне будет на суд прийти. Сказали, повестку вручат недели через две-три, как там у них станет все ясно.

– Ну сходишь, – улыбнулась мама, обняла его, бормоча: – Как же мы все за тебя волновались! Я чуть не поседела! Никто и подумать не мог, что так все обернется. – Она запрокинула голову к небу и будто Бога поблагодарила: – Спасибо!

Словно делать Ему больше нечего, кроме как следить за ней, карать и миловать. Если Он и есть, то далековато, гораздо ближе девушка-парень, с которым я иногда беседую. Ноосфера или кто оно там, и оно помогает, только когда это выгодно – ему.

Так, теперь мне нужно еще и встретиться с Гайде, вникнуть в тему, в которой я мало что понимаю, но вижу перспективу. Плюс позвонить Алексу, узнать, что там с акциями «Газпрома». Или ну их? Так деньги будут просто лежать, а иначе я их буду крутить и приумножать.

Домой мы вернулись в шесть, когда уже стемнело. Я включил свет во дворе, и нам навстречу рванул Лаки, собрался прыгнуть на меня, но я пресек его попытки командой:

– Нет!

Пес послушался, остановился, перебирая лапами. Боря вышел вперед и скомандовал:

– Да!

Лак прыгнул. Перехватил его лапы, Боря и затанцевал с ним ламбаду. К нам приковыляла хозяйка, держащаяся за спину.

– Вот вы где, детки! Что ж так поздно-то из школы?

Боря отпустил лаки, и он стал виться вокруг Зинаиды Павловны.

– У родителей были, – сказал я, напрягшись.

– Вы мне не поможете? Днем вас ждала, а все нет и нет. Ничего тяжелого, просто мусор вынести! Два ведерка!

Боря набычился. Наташка вскинула брови. Я сказал брату и сестре:

– Идите домой, – а сам обратился к хозяйке: – Зинаида Павловна, я понимаю, что помочь вам некому, и всегда готов. Но давайте договоримся, что вы будете сообщать нам заранее о необходимости этой помощи. Потому что мы же можем и у родителей заночевать, и как вы тогда? И вам так удобнее, и мы сможем планировать время. Договорились?

По лицу хозяйки пробежала тень – не понравилось ей мое предложение, но она согласилась:

– Конечно ты прав. Если надо будет, я заплачу, я ж все понимаю!

– Платить не надо. Просто предупреждайте заранее.

Вроде бы я был не против ей помогать, как и Боря с Наташкой. Почему же она так раздражает? Сможет ли она соблюдать договоренности?

– Где мусорные ведра? – спросил я.

– Идем, Павлик. Спасибо тебе огромное!

Она завела меня в прихожую, взяла массивный фотоальбом.

– Ты же Игорька видел? Давай покажу, каким он маленьким был, вот тут фотографии…

– Извините, мне в туалет надо, – попытался спастись я.

– Ну так заходи, вот он, здесь. – Зинаида Павловна открыла дверь в ванную.

Черт, не получилось!

Когда я вышел, меня ждали фотографии детей и рассказ минут на пятнадцать, какой Игорек неблагодарный, что не забрал мать с собой, и какая у нее дочь алкоголичка. Хозяйка пошла за вторым альбомом, а я схватил ведра и спасся бегством.

Старушку, конечно, жалко, но, похоже, у нее начинается деменция, и скоро нас ждет много интересного.

Мусорные баки находились недалеко, чуть ниже по дороге. Вывалив туда содержимое ведер, я вернулся, но только ступил за калитку, как увидел во дворе поджидающую меня Зинаиду Павловну с альбомом. Лаки смотрел на нее так, словно хотел слушать ее.

Если пойду домой – перехватит и будет час мариновать. Потому я юркнул в ванную, оставив ведра у входа. И принялся растапливать титан, но и здесь хозяйка меня настигла. Подождала, когда я закончу, и долго показывала фотографии, рассказывая про своих бабушек, дедушек и родителей.

Я слушал, думая о предстоящих звонках, но старушка и не собиралась заканчивать. Спас меня Боря, выглянув из домика и прокричав:

– Паша, у тебя межгород! Давай скорее!

Я рванул к телефону. Хозяйка поковыляла следом, причитая, что щит из фольги не помог, надо кровать в другое место передвинуть.

На всякий случай я закрыл домик на ключ и ответил на звонок.

– Здорово! – радостно воскликнул Лекс-крепыш. – Спасибище тебе! Все получилось!

– Что – все? – осторожно поинтересовался я.

– Батя договорился с директором вашей школы, что летом там будет лагерь! Я приеду на море! Спасибо еще раз.

Директор передо мной не отчитывался, потому новость приятно удивила.

– Вау! Подробности будут?

– Пока все на словах. В июне поедет мелюзга, у которой нет экзаменов, в июле-августе – кто постарше. Одномоментно будет четыре отряда по тридцать человек. Во сколько это выльется, пока считают. Тысяч тридцать с человека примерно.

– Скажи отцу, чтобы в долларах считал, – посоветовал я. – Потому что инфляция. Ну а ты-то приедешь?

– Логично, че. Разве что в августе приеду, у меня ж экзамены. Многие родители пойдут воспитателями, чтобы бесплатно жить и в море купаться. Вообще все рады. Пятнадцать баксов – сумма вполне подъемная. Если самим ехать на море, выйдет дорого и голодно, в пионерлагерях плохо кормят. Старшеклассники пионервожатыми поедут, во шара! Заплатят только за билет. И вообще школа гудит, потому что поедут только отличники и хорошисты.

– Здорово, что увидимся! Ты скажи парням, что я могу для них зарезервировать место в августе, у нас с директором такая договоренность.

– О, клево, ок…

Начались помехи, и связь прервалась. Ко мне подошел Боря и прошептал:

– А что это Зинаида под окнами ходит и вздыхает?

– Общаться хочет, – предположил я. – Или хочет, чтобы мы перенесли ей кровать.

– А я мыться хотел. Блин!

– Начнется дождь – ее прогонит, – обнадежил брата я.

Все-таки как это страшно, потерять разум! Как трехлетка, караулить старших детей, чтобы с ними поиграть, потому что добровольно с ним дружить они не хотят. Надо бы донести до Игоря, что мать его начинает терять разум, потому что это его зона ответственности, а не наша. Мы не можем ее нянчить. Пока она более-менее вменяемая, но эта болезнь быстро прогрессирует. Она может выйти из дома и потеряться или включить газ и забыть. Или вызвать милицию, поскольку не вспомнит, что за хулиганы в ее домике живут.

Грустно это все.

Как и планировал, я позвонил Алексу-мажору. Оказывается, он помнил о моей просьбе и регулярно расспрашивал отца, но новостей от «Газпрома» пока не поступало. Точно решили приватизировать предприятие в самую последнюю очередь и, скорее всего, не предавая событие огласке. Ну и ладно, я найду деньгам более выгодное применение.

Боря погасил свет и следил, когда Зинаида Павловна уйдет. Наконец дверь в хозяйский дом хлопнула, он схватил полотенце и рванул в пристройку мыться.

– Какая доставучая бабка, – резюмировала Наташа. – А поначалу такой не казалась. Похоже, надо искать квартиру дальше.

– Тоже так подумал, – кивнул я. – А еще надо, чтобы Игорь забрал мать к себе. Пока она более-менее вменяемая, но скоро у нее начнутся серьезные проблемы с головой. И пролечить бы ее от головы, а не от ног.

– Ну, поговори с Ильей, – предложила Наташка. – Это ж его матери знакомые.

– Немного еще понаблюдаю за хозяйкой, вдруг показалось, и у нее не маразм, а такие особенности?

* * *

Утром Зинаида Павловна, исполненная решимости, караулила нас и обрушилась, как мы только вышли из домика.

– Доброе утро, – улыбнулся я и попытался пресечь попытки с нами поболтать: – В школу собираемся. Автобус скоро.

– Я быстро, по важному вопросу, – виновато проговорила она. – Вы не видели мои мусорные ведра? Не помню, куда подевала их. Помню, они были полны мусора, собралась вынести и теперь не могу найти.

Мы с Борей переглянулись.

– Так вы вчера меня просили. Я вынес мусор, оставил ведра возле сарая, где титан, вы пришли ко мне поговорить. Я думал, вы их забрали.

Хозяйка нахмурилась.

– Да? Не помню этого. Как же так? И что тебя просила, не помню

– Идемте посмотрим, – предложил я, отвел хозяйку к сараю, где стояли два ведра, наполненные дождевой водой, скопившейся за ночь.

– Видите? Дождик их помыл.

Вид Зинаида Павловна имела растерянный. Покачала головой и прошептала:

– Я схожу с ума, да? Как же это страшно!

– Это возраст, – попытался ее утешить я и показал Наташке и Боре, чтобы шли на автобус. – Вам нужно пролечиться, и память восстановится.

– Как же страшно! – пожаловалась она, топая со мной до ворот. – Вчера еще молодая и полная сил, а тут оп – и безумная. Простите меня, старую, если что не так.

– Не переживайте, у меня есть знакомая врач, хорошая и грамотная, которая поможет вам.

– Ой, спасибо! – обрадовалась она, погладила по голове Лаки, который нас сопровождал.

С улицы донесся Борин голос:

– Автобус идет, быстрее!

– Извините, мне пора.

Я рванул на автобус, выбежал на улицу Ленина и увидел, как Наташка и Боря забежали в заднюю дверь и растопырились в проходе, чтобы я успел. К ним присоединился Мановар, который сперва получил по лицу во время разборки с заводскими, а потом попал в больницу с бронхитом и вышел только сейчас. Я рванул на автобус, который тронулся с открытыми дверцами – сегодня был вредный водитель, не желающий никого ждать – и заскочил на ходу.

Все-таки у нашей хозяйки начинается старческое слабоумие. Жалко ее, нужно к Гайде сводить – но уже после того, как я с ней поговорю о нашем рискованном деле. На то, что мини-клиника принесет доход, я не рассчитывал. Если будет на самоокупаемости, уже хорошо. Буду считать, что это мои первые попытки благотворительности. Пока клиника будет платной, я не настолько богат, потом – посмотрим. Но нуждающихся близких и хороших знакомых я готов спонсировать.

Сегодня после школы я должен был поехать к бабушке, отдать ей денег, чтобы передала деду на запчасти, а после с Канальей обсудить проект будущей мастерской, сгонять на участок и прикинуть, что и где будет располагаться.

В автобусе меня тотчас обступили одноклассники.

– Ты чего вчера на тренировку не пришел? – спросил Памфилов.

– Отчима на допрос вызвали, надо было маму поддержать.

– Его посадили? За что? – забеспокоился Димон Минаев.

– Не посадили. Оказалось, это была дача свидетельских показаний.

Все дружно выдохнули.

– Как я тебе завидую! – воскликнул Памфилов. – Живешь один, никто на мозги не капает. Эх-х-х, мне бы так!

– Заработай и снимай, – сказал Мановар и приблизился ко мне с предложением: – Слушай, а ты можешь в Москве достать постеры? Ну, мне на перепродажу. Гаечка фигню всякую продает, а я бы постерами торговал. И кассетами! Если че, у меня есть стартовый капитал – двадцать баксов.

– Сложно. Это мне в Москву ехать надо, смотреть, где, что и по чем продается. Закупками-то дед занимается, и если с носками и трусами все просто, то в модной музыке он вообще ничего не понимает.

– Эх, – разочарованно вздохнул он.

Вспомнилось, что я же счастливый обладатель компьютера! Теоретически я могу создавать макеты для типографии и заказывать постеры там. Вряд ли это будет сильно дорого. Остался один вопрос: где брать те самые изображения рок-групп и сисястых теток. Нет, два вопроса: есть ли в типографии оборудование, чтобы читать дискету. Если тут нет, наверняка оно имеется в областном центре.

В будущем все просто: скачал из волшебного интернета картинку, распечатал на… на принтере – все. А сейчас? Где брать те самые картинки, когда нет интернета? Есть ли такие дискеты, интересно, с фотографиями? Если да, это золотое дно. Можно ли смотреть клипы на моем чуде техники, останавливать видео и делать скрины? Достаточно ли он мощный?

У меня же есть Алан, компьютерный гений, который может достать изображения на дискете! Ну, теоретически может. Вот у него и спрошу, реально ли осуществить идея.

– Погоди киснуть, – ободрил я Мановара. – Есть одна задумка. Если выгорит, расскажу!

– Во круто будет! – потер ладони юный металлист.

Похоже, я почуял еще один источник дохода. Слушавший нас Боря сказал:

– Пацаны, я такое могу рисовать тушью хоть километрами! Хотите, сделаю, вы посмотрите, годится или нет.

– Тушью – это когда черно-белое? – уточнил Мановар.

– Ну да. Цветные тоже можно, но дольше выйдет, – объяснил Боря. – Это акрил. Тогда получатся такие… в стиле Уорхола.

– А кто это? – спросил Мановар.

– Художник такой, основоположник поп-арта, – с неким превосходством объяснил Боря. – ну что, рисовать? Сгодится самодельное?

– Сгодится! – кивнул Мановар. – Не глядя говорю. У тебя крутые работы.

Так даже лучше. Если дело пойдет, то и братишка заработает, и приятель.

– Паш, – сказал Мановар, – а у тебя реально днюха двадцать второго?

– Ну да.

– И у меня, прикинь! А где праздновать будешь? Давай вместе, а? А то ж ко мне никто не придет, все будут у тебя.

– Голову сломал, не придумал еще, – не стал кривить душой я. – Хотелось бы эпично отметить, а как, когда дождь льет и льет? Нужно большое помещение.

– Давай в заброшке на краю села, – блеснул глазами парень. – Я магнитофон возьму, еды, туда-сюда. Круто затусуемся! Парни еще придут, металлисты.

– Не очень идея, – проворчал Боря. – Мы там околеем. То снег, то дождь, то ветер

– День-два подумаю и скажу, – пообещал я. – Сложная это задача, учитывая, как нас много.

Кормить народ однозначно надо, это в девяностые не обычное событие, а роскошь. Значит, придется или полностью арендовать кафе, или – школьную столовую. Но тогда день рождения будет напоминать выпускной, да и чужих туда не пустят. Нет, не годится.

Получается, что судьба мне отмечать в кафе. Утром приглашу туда взрослых, вечером – друзей, и пусть никто не уйдет обиженным. Осталось придумать развлечения для молодежи. Очень надеюсь, что в этом мне поможет Илья.

Глава 25
Все сделаем в лучшем виде!

Среду я выбрал организационным днем. Сразу после школы заскочил домой в квартиру, и с мамой на автобусе мы поехали к Гайде.

Плакал февраль, оставляя на стеклах автобуса водяные дорожки. Равномерно-серое небо вгоняло в унынье. Так будет до конца марта, и это надо перетерпеть, втайне надеясь на редкие ясные деньки. Потом войдет в свои права весна, девчонки наденут мини-юбки, и можно будет не таскать на себе тонну лишней одежды.

А дальше – лето, экзамены, выпускной… Интересно, как директор совместит экзамены и летний лагерь? Наверное, придумал как, он изворотливый. А еще дальше – два месяца свободы, ставрида, абрикосы, черешня… Нагретые солнцем камни, плеск волн, густой хвойный аромат, звон цикад…

Всю жизнь из года в год я, да и не только я, живу ожиданием лета, обещаю взять от лета все, а в итоге получается урвать две недели, и оно проносится, как свадебный кортеж, яркий и шумный.

Нет! Этим летом все точно будет по-другому. Главное – запустить процессы. Автомастерская уже работает, перепродажа фруктов налажена. Теперь надо начать стройку века… И больничка еще на мне повисла. Эх, зря я в это ввязался, чувствую, попьет она мне крови! Еще я хотел замутить агентство по сдаче жилья, надо будет кинуть клич в школе, чтобы слух расползся по собственникам, и они подготовили комнаты и флигели для сдачи, плюс распространить информацию в Москве через того же директора, отца Лекса, пусть приезжают люди, синие, как советские курицы. Пусть оздоравливаются, запасают витамин D, получают положительные эмоции. Нужно предложить, чтобы в определенные часы для них открыли школьную столовую, пусть повара тоже заработают.

Интересно все-таки развивать бизнес, как в «Цивилизацию» играешь! И приятно, когда на глазах появляется что-то полезное.

Но главное, лето – это встреча со старыми и новыми друзьями! Парни из Москвы, Тимофей-толстяк, Чумаков… Так интересно посмотреть, каким он стал! Мы созванивались пару раз, он научился разговаривать по-человечески. Гений из него вряд ли получится, но достойный член общества – вполне.

Гайде уже ждала нас, напекла татарской пахлавы, это как хворост, только тесто тоньше и пропитывается медом. Хворост трещит на зубах, это штука похрустывает и тает во рту.

Я поставил на стол пачку заварного кофе – у Гайде загорелись глаза.

– Добрый день это вашему столу от нашего стола.

– Вы не против, если я его сварю в турке? Это ж отличный кофе! Помню его, у нас в Фергане такой был, а потом пропал.

Определив турку на газ, Гайде продолжила:

– До сих пор жалею, что уехала, – сказала она, стоя спиной, чтобы следить за кофе – тонкая, черноволосая. – Сорвались, как дураки, в Крым. Отец все персики местные нахваливал! Говорил, какое там все вкусное и красивое. Нам же там землю пообещали, вот мы и продали все: квартиру двухкомнатную большую, родители – дом. С работы я уволилась, а я там заведующей кардиологическим отделением была. – Гайде тяжело вздохнула.

– И что, – спросил я, – обманули с землей?

– Ну как тебе сказать, – ответила она, так же не оборачиваясь. – Дали. Десять соток. В поле, где ни воды, ни света, ни газа.

– А провести коммуникации? – возмутилась мама. – Это ж вроде несложно.

– Слишком большой счет выставили. Неподъемный. Заплатить надо было больше, чем мы выручили с продажи недвижимости. Еле-еле отцу на разваленный дом наскребли.

– Как же так? – не поверила своим ушам мама. – Это ж ничего сложного – провести коммуникации!

– Это здесь не так уж сложно. Крым ведь – другая страна. А здесь мужу работу в порту предложили, вот и переехали.

– Ну а персики-то хоть вкусные? – поддержал беседу я.

– Какой там! – махнула рукой она. – По сравнению с узбекскими – мелкие и кислые. Все какое-то мелкое, брат увидел овец и спросил: «Это бараны или собаки? Их есть-то хоть можно?»

Захотелось расспросить ее поподробнее, но я чувствовал, что ей неприятно об этом говорить. Все-таки родина – место, где человек родился, а не место компактного проживания его народа. Все мы – продукты местности, как персики, как виноград. Вбираем в себя воду, микроэлементы, пейзажи… Нет, это пейзажи вбирают нас, впечатывают в себя навеки. И куда бы ни уехал, где и как бы ни жил, все равно будет тянуть туда, где прошли детство и юность, на улочки, по которым ходил в школу, во дворы, где дрался и впервые целовался с девчонками. Гайде отказалась от исторической родины и лишилась фактической.

– Я же думала, мы от неотесанных бабаев к европейцам едем, в цивилизацию, – продолжила жаловаться она. – У нас в Фергане чисто было, порядок. Оконные рамы все беленькие. Если зеленые – значит, там алкаш живет. И вот приехали в Инкерман, а там разруха. Дома обветшалые, одни алкаши и наркоманы, а на более приличное место денег не хватило. Кто пораньше приехал, те успели купить квартиры у бегущих из Украины в Россию, а мы везде опоздали.

– Вас выгоняли из Ферганы? – спросил я. – Знакомая рассказывала, что в Душанбе прямо убивали русских.

Она качнула головой.

– Не то чтобы выгоняли. Но все наши уезжали, и мы поехали вместе с ними, потому что европейцы уехали, а на их место пришли эти, из кишлаков, и давай свои правила диктовать. Скорее выдавили, чем выгнали. Городские узбеки-то – все равно что наши, а эти: «Рюский, поезжай домой». Мы все, кроме турок, для них были «рюские» – татары, евреи, немцы, греки, украинцы. А тут вроде все свои, но человек человеку волк.

– Ну да, у меня… в нашей автомастерской узбек работает, Алишер, он прям молодец. Наверное, из городских.

Гайде сбыла похожа на турчанку: высокая, длинноногая, с газельими глазами. Я иначе представлял себе крымских татар. Мне казалось, это потомки ордынцев.

– В любом народе есть нормальные люди и есть отбросы. Вот из-за отбросов и складывается… определенное впечатление, – объяснила она. – А вот отец мой терпеть их не может. Видит узбека – аж трясется от злости.

В комнате запахло кофе. Гайде разлила первую партию по чашкам и занялась второй, а я рискнул задать неудобный вопрос, который просто требовала память взрослого:

– Так получается, что депортированные татары дружили с русскими, из-за которых пострадали?

Она повернулась к нам и усмехнулась.

– А как иначе выжить на чужбине? Все чужаки сбиваются в стаи и поддерживают друг друга, дружат против общего врага. А что в прошлом, то в прошлом. Есть те, кто затаил злобу, но их было мало. Татары очень разные, внутри нашего народа, скажем так, три субэтноса.

– Расскажите! – буквально взмолился я, впервые общавшийся с представителем этого народа.

Мама посмотрела на меня с неодобрением, ей хотелось поскорее приступить к делу, и она нервничала. А вот Гайде с удовольствием поделилась знаниями:

– До завоевания Крыма османами там жили многие народы: готы, греки, генуэзцы, армяне, евреи, караимы… И все они, когда пал последний оплот Византии, Мангуп, встали перед выбором: ассимилироваться, приняв ислам, или погибнуть. Потомки тех, кто выбрал жизнь – так называемые ялобойские татары, они жили в основном на юге и имели европейский тип внешности, часто – светлые волосы и глаза. Таты, мои предки – потомки выходцев из Турции. Ногайские – жители степей – больше азиаты. Это разные касты, до депортации их представители даже друг на друге не женились.

– Спасибо, интересно.

Подоспела вторая партия кофе, Гайде долила нам в чашки и принесла тетрадь на сорок восемь листов, положила на нее руку.

– Теперь переходим к делу. – Отхлебнув из чашки и зажмурившись от удовольствия, она продолжила: – Начнем с глобального: аренда помещения. Там должно быть как минимум три комнаты: кабинет терапевта, какого-нибудь узкого специалиста и процедурный кабинет. Кроме того, необходим туалет и полноценные окна. Подходит только высокий цоколь, такие помещения в ведомстве ЖЭКов, и их можно на пальцах перечесть. Стоимость аренды – от тридцати долларов. Причем все помещения, что я видела, убитые, будет необходим косметический ремонт. Это тоже стоит денег.

Гайде требовательно посмотрела на маму, думая, что это она главный спонсор и инициатор идеи. Мама посмотрела на меня с мольбой и сказала:

– Это вот к нему. Он все придумал.

Надо отдать должное Гайде, она быстро справилась с удивлением.

– Нормально, – сказал я. – Работаем.

– Ладно. Еще глобальное. Стерилизация тех же шпателей, анализы. Своей автоклавной у нас нет, шкаф стоит очень дорого, и я договорилась с больницей и лабораторией, набросала предварительный договор сотрудничества с нашей фирмой. Ну и главный вопрос, как будем оформлять фирму?

– А чего бы хотелось вам? – спросил я.

– Зарплату врача, но без задержек, и чтобы не мешали работать, – без раздумий ответила она.

И я понял, что не ошибся в этой женщине.

– И все? Этого слишком мало. По сути, это ваша фирма, я ничего не понимаю в медицине. Предлагаю пятьдесят на пятьдесят. Сначала я плачу вам зарплату, вне зависимости от доходности фирмы. Потом, когда выручка превзойдет ее, будем делить доход пополам. Вы уже проделали колоссальную работу безо всяких гарантий, что будет какой-то выхлоп.

– Я оценивала риски. Самой интересно стало, а получится ли? А что для этого нужно? Так что расчеты проводились с интересом, и зря время я не потратила. Очень хотелось бы просто нормально работать, делать то, на что я училась, а не… – Она махнула рукой.

Мама спросила:

– На новом месте тоже плохо?

– Если начну рассказывать, кто там работает, не поверите. Как они университеты закончили? У них совсем нет мозга! Одна грамотная врач на всю поликлинику, и та без денег не лечит. Не заплатил – будет лечить по скрипту и прописывать антибиотики при насморке. А что погубит человеку иммунитет, на это ей плевать.

– И все бабули побежали к тебе? – предположила мама. – Как и у нас? И коллегам не понравилось, что их не любят?

– Давайте лучше о деле. – Гайде открыла тетрадь и придвинула ко мне. – Здесь список всего, что нам необходимо, и цена. Этот столбец – цена нового оборудования, этот – цена бывшего в употреблении, которое несложно достать. От большего к меньшему.

Список возглавлял холодильник, дальше шел стеклянный шкаф, банкетка для посетителей, бокс для анализов, кушетка, стол. Потом начинались мелочи: от штативов для капельницы, лотков, шпателей до ручек и тетрадей. Итоговая сумма – около тысячи долларов. Жаба квакнула и сжала горло, захотелось присвистнуть.

– Потянем? – спросила Гайде, глядя на меня пристально.

Поздно включать заднюю. В конце концов, в лучшем случае мы откроемся месяца через два, вложения буду делать постепенно, тогда не так больно.

– Потянем. Начинаем.

Гайде посмотрела на меня как на безумного.

– И теперь главный вопрос. Кто к нам пойдет при тотальном обнищании населения, когда людям есть нечего?

На стол легла рекламная газета с объявлением о продаже «КАМАЗа» отчима.

– Мы должны попытаться, – я расправил газету. – Вот тут будет наша реклама. Люди никогда не экономили на здоровье и, как вы говорите, вынуждены платить в любом случае, при этом они чувствуют, что деньги в бесплатных учреждениях у них вымогают, а хамят по привычке. Как там в анекдоте? «Здравствуйте, бесплатный доктор!» «Здравствуйте, неизлечимый больной!» Вы покажете хорошее отношение и профессионализм, и люди пойдут, ведь толковых специалистов мало.

– Потому узкие специалисты нам тоже нужны. Хирург, невропатолог, гинеколог. Я найду толковых врачей, они есть. Но поначалу придется направлять к узким специалистам в других местах, желательно – практикующим врачам из стационара. – Гайде открыла тетрадь в середине, там преобладали цифры. – Допустим, мы не будем работать в минус. Допустим, прием будет стоит две тысячи. Я могу принять в день десять человек. Двадцать тысяч. Двадцать дней – четыреста тысяч, двести долларов, грубо говоря. Из них расходов как минимум на сто: заплатить стерилизационной, лаборатории, мне. Еще ж медсестра мне нужна. И аренда немаленькая. Ну и получается сто долларов дохода, если не меньше. Это с учетом полной моей загруженности, а в этом я сомневаюсь.

– Уколы бесплатно, что ли? – возмутилась мама. – Сто рублей внутримышечная инъекция советским шприцем, триста – одноразовым. И никакой ваты и бинта со спиртом не надо нести километрами, это все с нас. Так и выйдет, что и медсестра себе на зарплату заработает. А искать никого не надо, я с тобой, Гайде. А еще ж внутривенные есть, я их хорошо умею! За них, если на дому капать, минимум тысячу берут, и это без самой капельницы.

Маму идея тоже захватила.

Вспомнились современные московские клиники, компьютеризированные, с ресепшеном, и аж неловко стало, что мы тут тужимся и, по сути, собираем самолет на коленке.

Но вдруг дело пойдет, и у нас тоже так будет? И я смогу выделить бесплатные приемы хотя бы для знакомых моих друзей, которые действительно нуждаются.

– Помещения я нашла через знакомую в санэпидемстанции, – продолжила Гайде. – На Ленина четыре комнаты. На Пушкина целый этаж. И возле администрации, четыре комнаты. Все они подходят, но требуют ремонта. Я склоняюсь к четырем комнатам с заделом на будущее.

Представив, сколько Гайде уже сделала, сколько инстанций оббегала и времени потратила на наш проект, я мысленно расслабился, сомнения отпали полностью. Она тоже хочет сделать мир лучше. Если бы для нее главным были деньги, она обсуждала бы сейчас свою зарплату и пыталась выбить процент побольше.

– В этом я полностью полагаюсь на вас! – улыбнулся я.

Вот такого человека я искал! И теперь был уверен, что дело пойдет.

– Спасибо, Гайде Синаверовна! – улыбнулся я. – Вы проделали колоссальную работу. Но больше спасибо за то, что вы есть. А значит, есть врачи, которые живут своей работой и помогают людям. Есть учителя, которые не уходят на рынок несмотря ни на что.

Вспомнился Наташкин Андрей, беда которого именно в том, что он находился на своем месте, но не мог прокормиться. И сколько таких Андреев!

После того, как обсудили дела, мама попросила погадать ей на кофейной гуще. Оставив ее с приятельницей, я побежал искать кафе для проведения дня рождения. Хорошо, что маме интересно с Гайде, мне она очень понравилась.

Что касается праздника. Вчера мы с Ильей до ночи придумывали, как развлечь толпу. Набросали план конкурсов. Ведущей вызвалась быть Наташка. А я все думал, приглашать ли алтанбаевцев. Если площадь кафе позволит, почему бы и нет? Стараясь понравиться Наташке, они будут полностью контролируемыми. Пусть привыкают к общению с нормальными людьми, правда, пока сидя за отдельным столиком.