Текст книги "Могилы героев. Книга вторая (СИ)"

Автор книги: Денис Куклин

Соавторы: Павел Манохин
сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 19 страниц)

11. Бездна.

Егор вздохнул глубоко и бесчувственно. На миг ему даже показалось, что весь воздух пролетел мимо легких. Сердце в груди ныло беспокойно и тягостно, и от этой боли бессонница становилась настоящей пыткой.

Он осторожно встал с кровати и вышел из спальни. Немного посидел на кухне с включенным светом, прислушиваясь к внутренним ощущениям. В ушах звенело, тело казалось невесомым, чужим. Он чувствовал каждый нерв, но с трудом заставлял себя двигаться и думать. Бессонница стала его наказанием. Он уже перестал бороться с ней, перестал бороться с самим собой. Устал опрокидываться в прошлое – в свой собственный ад. И все же перебирал каждую ночь память так, как перебирают четки. Бусина – день, еще одна бусина – еще один день. День за днем, день за днем и день самосуда…

В то утро моросил дождь. Было так сыро, словно прохудившееся небо накрыло землю. На автостанции Егор сел в автобус до деревни. Попутчиков было немного, знакомых еще меньше. За всю дорогу он перекинулся с ними буквально парой слов.

Родители Егора не ждали, но приезду обрадовались. В родительском доме было тихо и сонно, в углах притаились сумерки. Они долго сидели за обеденным столом. На подоконнике топорщился мясистой елочкой столетник.

Отец с матерью за последний год постарели.

– Ладно, батя,– сказал Егор, когда старики вдоволь наговорились.– Я ружьишко возьму. Пробегусь по ложбинам.

Лес встретил его сумрачным рокотом. Стылый воздух поднимался из болотистых низин. Егор добрался до затянутого колючим шиповником зимника. Спустился в ложбину между двумя холмами. Здесь по сумеречному ельнику тек ручей. Вода в нем была темна и тяжела, как ртуть. Егор бросил рюкзак у комля вековой ели,  привалился к шершавому стволу. Над его головой сомкнулись мощные, почти голые ветви, слегка припушенные темно-зеленой редкой бахромой. Вода в ручье казалась застывшей, ее течение было незаметно, только доносилось с другого берега тихое журчание.

Егор плотней запахнулся в отцовский серяк и закурил. Дождь к этому времени прекратился. Под деревом было сухо, но от ручья шел колодезный холод. В этот час Егору не хотелось думать. Он выкурил подряд две сигареты, но чувствовал, что не насытился табаком. И еще он почувствовал, что задуманное свершится. Неуверенность в своих силах, которую он испытывал с утра, неожиданно отступила. Егор медленно поднялся с земли и пошел вглубь чащи.

Так соединяются противоположности: любовь и ненависть, трусость и самопожертвование, забота и отчужденность. Одни руки и одна душа для зла и добра. Жизнь порой заставляет человека сделать такое, что после не верится: как смог решиться?..

Он не задумывался о том, на что идет ради детей. Не задумывался и о том, только ли ради них пошел на это? Вопросы навалятся позже.

К вечеру похолодало. Дождь, бусивший с утра, незаметно превратился в жиденький снегопад. Из леса Егор вернулся к четырем часам.

– Вот и хорошо!– Обрадовалась мать.– Я только что баньку истопила. Погрейся…

– Батя где?

– К Фиме ушел. Прийти скоро должен.

– Мам, ты мне молочка только налей. Сходить кое к кому нужно,– сказал Егор, стараясь не смотреть ей в глаза.

– И не выдумывай!– Вскинулась мать.– Отец карпа поймал. Жареный вон на сковородке лежит,– она заговорила с ним как с несмышленышем.

– Я потом поем. Успею еще.

– Егорушка, не ходи ты к ней!– Испуганно сказала мать.– Не ходи…

– Да ладно, мам. Должен ведь я пацанов увидеть. Что же я, в деревню съездил и их не повидал?!

Он подошел к умывальнику.

– Ох, горюшко,– прошептала мать и сказала уже громко:– Ты карпика все равно поешь!

– Да ладно уже,– сквозь зубы пробурчал Егор. Он торопился уйти из дома до возвращения отца.

На улице пахло баней, едким дымком и распаренным березовым веником. Не смотря на раннее еще время, быстро смеркалось, и дома, и трактора возле домов, и лес за околицей погрузились в сумерки. Егор остановился на мгновение, словно прислушивался к ватной тишине, вдруг навалившейся на него со всех сторон. В воздухе пролетали редкие блеклые снежинки. Придорожная грязь, жухлая трава и почерневшие от сырости заборы тут же впитывали их. И только сейчас он почувствовал, что воздух пронизан не одним только запахом бани и остывающей земли. С неба струилась морозная снежная свежесть. Егор вдохнул полной грудью этот сложный, наэлектризованный живым духом воздух и на его лице вспыхнула такая же сложная, непостижимая улыбка.

В магазине он купил четыре бутылки водки, хлеб, консервы, конфеты и шоколадные батончики для пацанов. На улице надвинул на глаза кепку и натянул на голову капюшон. Он не думал о том, что может застать у Зинаиды посторонних. Как гвоздик вбил в душу эту уверенность. А со своей матерью Зинка разругалась так, что ненавидела ее теперь сильней Егора.

Во дворе яростно лаяла собака. Егор сжал челюсти и свернул к дому. В окне по обыкновению шевельнулась шторка, и на миг ему показалось, что за стеклом мелькнула расплывшаяся образина, словно языческий идол пронес топорный лик за тюлевыми занавесками. Егор толкнулся в запертые ворота и отступил назад. Цепняк во дворе бесился от ярости, утробно взрыкивал и гремел цепью.

– Да чтоб тебя!– Прошептал Егор и стукнул кулаком в угол дома.

Через секунду в дверях завозились, и недовольный голос осведомился:

– Кого надо?!

– Зин, ты чё, не узнала меня?– Спокойно спросил Егор.

– Кто там?!

– Прекращай комедию ломать!

– А, это ты…– Она затопотала по крыльцу, по дощатому настилу во дворе. Шаги были грузные, и он слышал ее тяжелую отдышку.– Ну, заходи!

Загремел запор, и воротина медленно откатилась в сторону.

За месяц что он не видел ее, Зинаида раздобрела еще больше. Черт знает, что с ней творилось? Рыжеватые волосы топорщились во все стороны, лицо стало жирным и бесформенным, еще более отталкивающим.

– Здравствуй, Зин.

– С какой такой радости заявился?!– Она смотрела на него пугающим взглядом уже неуправляемого человека.

– Не рада, что ли?

Собака на цепи от злобы крутилась дьяволом. Пена летела с ее черных губ во все стороны.

– Проходи, раз пожаловал,– Зинаида с места не сдвинулась, чтобы пропустить его – кубышка под завязку налитая нездоровьем.

Егор протиснулся между ней и воротиной. Когда их лица едва не соприкоснулись, улыбнулся. На лице у Зинаиды жилка дрогнула, словно судорога пробежала.

– Жена ты мне или как?..– Выдохнул Егор, подбивая клинышек.

Пес уже не мог лаять, хрипел как бешеный.

– Добрая собака,– скручивая вспыхнувшую ненависть, улыбнулся Егор.– У кого взяла?– И уже как бы про себя:– Быстро он к тебе привык.

– У Семы я Верного забрала,– с вызовом ответила Зинаида.

– Что?– Не сразу сообразил Егор.

– Верного, говорю, у Семы забрала,– повторила Зинаида и знакомо подбоченилась.

– Понятно,– еще раз пересиливая себя, улыбнулся Егор.

В доме было тепло и чисто. Свежая побелка стен и потолков напоминала снежок за окном.

– А где пацаны?– Спросил Егор, раздеваясь. Зинаида его опередила, уже прошла в комнату.

– Тебя испугались,– отозвалась оттуда.

– Это тоже понятно,– кивнул Егор.– Ну как ты, Зин?

Он уже отвык от своего дома. Запах в нем стоял чужой, незнакомый.

Зинаида молчала, была она какая-то вялая. Погода действовала, что ли?

Егор прошел в горницу, в одной руке держал пакет, другой приглаживал волосы. Но и здесь пацанов не оказалось.

– Я тут купил,– он остановился возле стола и принялся выкладывать покупки.– Это пацанам. Газировка вот. Хлеб. Консервы. А это нам,– со стуком поставил на стол бутылку.

– Что за праздник?– Без интереса спросила Зинаида.

– Не виделись давно,– отозвался Егор и пакет с остальной водкой поставил под стол.– Соскучился! Слушай, позови пацанов...

– Не выйдут они. Боятся,– было заметно, как Зинаида постепенно оживляется.– Сами выйдут. Потом.

Егор нерешительно шмыгнул носом и прошел к детской. В комнате было темно и тихо. Пацаны сидели на низких табуретах за низким столиком и молча смотрели на Егора. В темноте их глаза поблескивали как у котят. Егор осторожно задернул штору и судорожно перевел дыхание.

– А кто табуретки сделал?

– Сема со Степаном,– отозвалась Зинаида уже с кухни. Все что он выложил на стол, как корова языком слизнула.

Егор прошелся возле окон. С улицы в комнату падал сумеречный свет. Он подумал о том, как в темноте сидят притихшие пацаны, задернул на шторах занавески и зажег в горнице свет.

Зинаида на кухне грела суп. Здесь пахло рыбными консервами и свежеиспеченным хлебом.

– Как живешь, Зин?– Спросил ее Егор, свинчивая пробку с бутылки.

– Живу не тужу.– Она стояла к нему спиной. И, вообще, тщательно избегала его взгляда.

Егор взял в шкафу два граненых стакана, налил по половине.

– Садись, Зин. Выпьем за встречу. Все-таки давно не виделись, не сидели вот так. По-семейному.

Услышав эти слова, она чувствительно вздрогнула и посмотрела на него. Она на глазах превращалась в знакомую фурию. От вялости не осталось и следа.

– Давай посидим!– Кивнула с таким видом, словно обещала что-то страшное.

– Давай выпьем, Зин,– Егор сделал вид, что не заметил в ней перемену.– Вот и хорошо!

– Что ты ко мне прицепился?!– Едва выцедив "горькую", завопила Зинаида.– Что ты нам жить спокойно не даешь?!

– В каком смысле, Зин?– Спросил Егор, наливая по новой.

– Оставь ты меня в покое!– С надрывом выкрикнула Зинаида и схватила стакан.– Отвяжись, худая жизнь!!!

– Слушай, Зин, я бы не хотел все портить…

– А ты ничего не испортишь, понял?!

И пошло у них, поехало. Кричали друг на друга и плакались друг другу. То ходили вместе к пацанам. Даже, кажется, целовались. То вдруг Зинаида принималась натравливать на Егора собаку во дворе.

К двум часам ночи она сделалась мертвецки пьяной. Пацаны давно спали. Егор закурил и с ненавистью посмотрел на заснувшую супругу. И продолжая злобно смотреть на нее, выкурил подряд две сигареты. После этого оделся, проверил на всякий случай пистолет в кармане. Перекинул Зинаиду через плечо и вышел из дому. Собака бешено рявкнула, Егор ощерился на нее и вышел со двора.

В Зинаиде было больше пяди пудов веса. Но он нес ее, не чувствуя тяжести. На улице тьма стояла, хоть глаз выколи. Но он ни разу не оступился, только однажды поскользнулся уже на берегу пруда. Осторожно подошел к краю плотика, на котором бабы полощут белье, и бросил Зинаиду в воду. Она только каркнула что-то невнятное, словно говорила не по-русски.

– А-а!!!– Забилось в темной воде, захрипело, засипело и тут же почти затихло.

Руки у Егора дрожали так, что он с трудом держал в них пистолет. В хмельной голове билось сразу два сердца. Егор замер, но все было тихо. Наглотавшись воды, Зинаида камнем ушла на дно.

Егор верил и не верил что все было кончено. Немного успокоившись, тщательно обтер пистолет и бросил его в воду подальше от берега. Пьяным себя он уже не чувствовал. Чувствовал себя больным.

Егор тщательно вымыл в пруду сапоги и вернулся домой. На кухне допил остатки водки и снова захмелел. В горнице сел на диван, засыпанный конфетными фантиками.

– Вот мы и остались одни,– сказал вполголоса, обращаясь к спящим пацанам. Но тут же завалился на бок и заснул мертвым сном.

А потом были поиски и даже что-то вроде следствия. И все случилось так, как он предполагал. Мать Зинаиды со своими истеричными воплями и обвинениями тоже вписалась в нарисованную заранее картину. А он при разговоре со следователем из прокуратуры прикладывал пальцы к вискам и глазам. Вот только спокойствие после этой ночи так и не вернулось. Казалось бы, теперь счастливы все: Зинка – угомонилась, дети живут с ними в городе и уже начали забывать взбалмошную мать. И он добился, наконец, своего… Но зуд совести, но бессонница, но страх…

12. Дыхание смерти.

– Кто там?– Сонно спросила Надя.

Кирилл посмотрел на нее с улыбкой:

– Один из знакомых.

– Как посмел разбудить нас?– Казалось, еще мгновение и она снова заснет.

– Этому господину я отказать не могу.

– Кого ты имеешь в виду?– Она встрепенулась и приподнялась на локте.

– Макарова…

– Неужели того самого?!

– Да, Павла Андреевича.

– Это который из милиции?– Разочарованно протянула она.

Кирилл оглянулся на дверь. За ней послышался шорох и сдержанный кашель.

– Я сейчас тоже спущусь,– пообещала Надя.

– Не вздумай!– Кирилл посмотрел на нее и вышел из спальни.

Возле дверей стоял Кнок. Был он как всегда в приподнятом настроении. Вытянулся во фрунт и отрапортовал:

– К вам на аудиенцию шеф-полицай Макаров!– И тут же по мышиному забарабанил в дверной косяк и пропел голосом подхалимским и сладеньким:– Доброе утро, Надежда Викторовна! Чего изволите?..

– Прекрати!– оборвал его Воронов.– Не любит она этого.

С дачи они вернулись около пяти утра. В тот час, когда бродил по квартире измученный бессонницей Егор Кольцов. Когда Максим Меркулов сидел на кухне со своей ненаглядной Светланой и в их стаканах остывал крепкий душистый чай. Когда Смирнов Игорь Сергеевич закончил наводить осторожные справки о брате погибшего агента, и сердце его начало мертветь от страха, но он все еще не мог понять от кого исходят угрозы… А в половине девятого в дверь к Вороновым постучал Макаров. Дотошный, чрезвычайно умный следователь из уголовного розыска.

Он сидел в гостиной небольшой, ладный, уверенный в себе. Оцарапал их быстрым колючим взглядом. В свое время Кирилл встречался с этим человеком несколько раз.

– Здравствуйте, Павел Андреевич,– Воронов сел в кресло.

– Ну-ну,– пробормотал Макаров. К вежливости он был явно не расположен.

– Что вас привело?

– Воронов,– внушительно произнес Макаров, испытующе глядя на него.– Поступила информация, что ты занялся делами намного серьезней спекуляции.

– Вероятно, вас ввели в заблуждение. На жизнь мне хватает от торговли.

– Вы знаете этих людей?– Макаров через Кнока передал ему несколько фотографий.

Кирилл внимательно изучил их. Незнакомые люди, в основном мужчины среднего возраста. На одной из фотографий был Максим Меркулов.

– Нет, никого из этих людей я не знаю,– покачал головой Кирилл.– Павел Андреевич, чем все-таки обязан?

– Потерпите немного,– ответил Макаров.– Сейчас привезут санкцию на обыск, вот тогда и поговорим по существу.

– Стало быть, у вас нет полномочий?– Начал Кирилл, но в этот момент в гостиной появилась Надя.

– Так,– уверенно произнесла она.– Я бы хотела узнать, что здесь происходит?

– Надя, пожалуйста, оставь нас,– попросил ее Кирилл.

– Здравствуйте, Макаров,– Надя села напротив следователя.– Чем обязаны?

– Вы знаете, Надежда, э-э, Викторовна, послушали бы вы мужа…

– Кирилл, ты позвонил адвокату?

– Не стоит,– усмехнулся Макаров.– Лучше окажите добровольную помощь следствию.

– Следствию?– Усмехнулась Надя.– И чем же мы привлекли внимание уголовного розыска?

– Для начала возьмите себя в руки…

Возле окна хрюкнул Кнок. Макаров искоса глянул на него.

– Извините,– Кнок вынул из кармана носовой платок.– Простуда…

– Ваш супруг,– продолжил Макаров, обращаясь исключительно к Наде,– подозревается в похищении людей.

– Что?! В похищении людей? Ни много, ни мало? Ну, знаете… Кирилл, я звоню Пиотровскому!

– Ваше право,– кивнул Макаров.

– Конечно наше. Вы же человеку жизнь испоганите! Кто он этот похищенный? Вы хотя бы уверены в том, что кого-то на самом деле похитили?

– А вы все-таки не хамите! Информация из надежных источников.

– Знаете что?! Пока у вас на руках нет санкции, я вас прошу,– она кивнула на дверь. Кнок снова хрюкнул и извинился.

– Хорошо,– Макаров поднялся и с достоинством вышел из комнаты.

– Кнок, проводи гостя,– усмехнулся Кирилл.

Макаров вышел на улицу, постоял на крыльце, разглядывая милицейский "Уазик", потом вытащил из кармана рацию и вызвал дежурного по отделению:

– Гаврилов, позвони по номеру: 3-37-30. Я свяжусь с тобой минуты через три.

– Что сказать?

– Ничего. Нет там никого.

Спустя минуту дежурный по отделению сам вышел на связь:

– Павел Андреевич, трубку сняла женщина.

– Как сняла? Ты уверен?

– Обижаете, Павел Андреевич,– откликнулся дежурный.

– Спасибо, Гаврилов,– Макаров убрал рацию.– Господи-ты-боже-мой,– процедил он сквозь зубы. Проходя мимо "Уазика", распорядился:– Ильин, посматривай тут. Я отлучусь.

Он спустился вниз по улице до коммерческого магазина.

– Здравствуйте,– кивнул скучающей за прилавком продавщице.– Я из милиции,– показал ей удостоверение и успокоил:– У вас все в порядке. Мне нужно позвонить.

– Пожалуйста,– продавщица засуетилась, поставила перед ним телефон и ушла в другой конец прилавка.

Макаров набрал номер Меркуловых.

– Алло?– Отозвался женский голос.

– Здравствуйте, с кем я разговариваю?

– А кто вам нужен?

– Послушайте, я из милиции. Почему вы не отвечали на наши звонки час назад?

– А-а ч-что случилось?– Его собеседница начала слегка заикаться от волнения.– П-просто телефон, д-дети т-трубку сдвинули…

– Понятно,– жестко сказал Макаров.– А супруг ваш где сейчас находится?

– Н-на работе. Ему ч-что-нибудь н-нужно передать?

– Нет. Спасибо. До свидания.

Он аккуратно положил трубку на рычаг, кивнул продавщице и вышел на улицу. Сейчас его интересовало только одно – успел прокурор дать добро на обыск дома Вороновых или нет? Он уже понимал, что затея эта пустая, но отступать не собирался. Я буду драться, упрямо думал он. Хотя знал наверняка, что никто с ним драться не собирается.

Он остановился посреди тротуара и вдруг улыбнулся. Утро было морозное, свежий воздух приятно холодил лицо. Прохожих на улице не прибавилось. Макаров посмотрел на особняк Вороновых. Он помнил время, когда в этом здании работала городская библиотека. Перед глазами мелькнуло яркое воспоминание. Зимний вечер, фонари спокойно горят над дорогой. Все окна на втором этаже библиотеки освещены. Вокруг здания наворочено сугробов едва ли не в человеческий рост. А из дверей стайками высыпают ребятишки… Он снова улыбнулся и увидел, как выезжает на дорогу их "Уазик".

Ильин открыл дверцу с его стороны:

– Павел Андреевич, я только что с дежурным  разговаривал. Нам приказано возвращаться.

– Понятно,– Макаров закурил. На сердце у него все еще было тепло от недавнего воспоминания.– Алеша, сколько до Нового года осталось?

– Три дня,– улыбнулся Ильин.

– С наступающим тебя,– Макаров улыбнулся.

Стукнула автомобильная дверца, из выхлопной трубы вывалился клуб газа. Машина, казавшаяся с такого расстояния игрушечной, шустро покатила вниз по улице. Кирилл проводил ее взглядом и отвернулся от окна.

– Странно,– от усталости и недосыпания он на самом деле чувствовал себя немного странно. Казалось, что этот день последний в его жизни.

Утром Федор позвонил в Татск. Голос Лены звенел от радости. Невольно ее настроение передалось ему. В какой-то момент он даже ощутил запах хвои и мягкий синтетический запах елочных игрушек.

– Только опоздай мне!– Пригрозила Лена.– Я ведь знаю, какой ты сюрприз готовишь! Ты ведь заявишься ровно в полночь. Только не забывай что время здесь московское…

– Даже мысли такой не было,– оправдывался Федор.– Что за нелепость?

– Верхошатцев, я тебя вдоль и поперек знаю. Ты – эгоист! Ты же заявишься и скажешь: "Лучший твой подарочек – это я!"

– Никогда я этого не говорил…

– Федя, а какая нынче зима! Мы каждый день гуляем в парке.

– В лесу, ты хотела сказать? Вы там все-таки осторожней.

– В парке, Федя, в парке. Здесь чистят дорожки и ходят охранники. А Нина очень хорошо водит машину.

– Вот сейчас ты меня напугала. Это в ее-то положении… Кстати, Киселев еще не сделал предложение?

– Это пока секрет,– помедлив, очень важно сказала Лена.– Но это так.

– Господи!– Изумился Федор.– Ты английский учить начала? И с какой стати предложение Киселева стало секретом?

– Скоро будет год, как мы познакомились с Ниной и Сергеем…– не слушая его, задумчиво произнесла Лена.– Мне иногда все это кажется сном.

– Что ты имеешь в виду?

– Не знаю. Но все так быстро меняется.

– А ты мне ничего не хочешь сказать?

– О чем ты?

– Может и для меня есть сюрприз?

– Что-то ты в последнее время темнишь, Верхошатцев!

В этот момент он представил ее в детской на втором этаже цоколя. Она стояла спиной к окну, и потоки света еще больше истончили ее стройную фигуру. А за окном не было видно ничего кроме этого белесого яркого света, а там где угадывалось за облачной пеленой солнце, этот свет становился не просто белесым – белым.

– Я не темню,– произнес Федор одними губами.– Я тебя

 люблю…

И с другой стороны провода все стихло, только неслось, покрывая тысячи километров, легкое дыхание и какой-то отчетливый, знакомый звук: тонкий писк и дробный, прерывистый перестук.

– У тебя синица за окном,– улыбнулся Федор.

– Она залетела в комнату… Я так хочу увидеть тебя.

– Я скоро приеду. Я тебя люблю…

Они разговаривали еще больше часа. Говорили бы и дольше, но пришла Нина, они куда-то собрались уходить. Нина сказала Федору: "Привет!", сказала: "Приезжай!", сказала: "Мы тебя ждем!", и повесила трубку. Слушая ее, Федор почувствовал материнскую заботу. И вспомнил, что еще не поздравил родных с наступающим праздником.

Когда он вернулся с почты, было около полудня. Он немного посидел в кабинете, перебирая записи и черновики "Записок". Потом ушел в гостиную. Включил телевизор и прилег на диван. Похоже, истерия по поводу деноминации денег вошла в критическую фазу. По телевизору словно не о деньгах говорили, а о втором пришествии Христа, который моментально сделает матушку-Россию передовой страной. Поздравляли россиян и с наступающим праздником, но с новыми деньгами все же чаще. Особенное ликование вызывала возрожденная "медь": "Копейка возвращается!!!" Федор, слушая это, только ухмылялся.

Под звуки телевизора он незаметно заснул. Только один раз приоткрыл глаза и подумал о том, что как раз сейчас спать ему не следует…

Проснулся от телефонного звонка. Телевизор мигал разноцветными картинками и умиротворяюще бубнил на разные голоса.

– Здравствуй, Федор!– Звонил Агат.– С наступающим! Хорошие новости, Федор. Можешь себя поздравить. Чисто сработано.

– Спасибо, друг. И тебя с наступающим…

Федор прошел в кабинет, сел за письменный стол и закурил. Горизонт утонул в снеговых тучах, солнце величественно садилось в них. В воздухе висела синеватая призрачная дымка. И дома, и деревья, и деревянные, потемневшие от времени заборы, все было искажено ею, и похоже на далекий мираж. Вот и все, подумал Федор, прощай, Воронов. И вдруг представил происходящее на дороге так ясно и отчетливо, словно на самом деле видел аварию. Он увидел машину Воронова, развороченную от страшного удара об деревья. Увидел спасателей из "Совы", как они уверенно работают, освобождая из салона тела погибших. Услышал скрип снега под ногами зевак, и почувствовал легкий запах бензина и табачного дыма. Увидел самого себя в гуще происходящего. Потому что не Агат, а он был началом и концом этой истории. Тут же в толпе случайных ротозеев стоял Агат, и по его лицу было видно, что он доволен работой. Не в том плане, что ему нравится устраивать такое на дорогах, а в том, что делает он это так что и комар носа не подточит. Федор посмотрел на него и отстраненно подумал: скольких вот так пустили под откосы? А после в криминальных сводках скупо сообщалось, что водитель иномарки в очередной раз превысил скорость и не справился с управлением… А что дальше?– подумал он. Борьба бессмысленна по той лишь причине, что это уже не спорт, и уже сейчас понятно, что победителя в драке не будет, и в лучшем случае проиграют все. И хватит устраивать бесконечное нытье, хватит поминать совесть и разум к слову и не к слову. Если есть свет, значит есть и тьма. Если существует в мире несправедливость, найдется и укорот на нее.

И дойдя до этой точки, Федор в который уже раз сардонически усмехнулся. Потому что уже понимал: тьма это отнюдь не зло, а недостаток света, недостаток совести, человечности, воспитания. Он не удержался и процитировал вслух любимое:

– "Ведь это хохма. Ты все узнаешь сам…"– И сделал вид, что тут же обо всем забыл.

Когда стало совсем темно, он выехал из гаража. По привычке проверил дом и взял курс на Татск. Хотел еще раз позвонить Максиму, хотел поздравить его с наступающим праздником, но передумал. В ответ на его звонки, трубку у Меркуловых бросали на рычаг.

За окном мелькал все тот же индустриальный пейзаж с густыми клубами дыма, валившими из заводских труб, все те же дороги, освещенные редкими фонарями и не освещенные вовсе. То же низкое небо со светлым пятном, упавшим от земли на покрывало облаков.

Выбравшись за город, Федор съехал на обочину. Вышел из машины, запахиваясь в расстегнутую курточку. Изредка пролетали мимо грузовики и легковушки, свет от их фар скользил по дороге. Федор отошел от машины и прислушался.

Ветер бросал в лицо снежную пыль, и вскоре оно стало мокрым. За дорогой начиналось неширокое поле, за ним угадывался лес, круто взбиравшийся на высокий холм. Там на холме сумрачно и мощно гудели деревья, там поселился ветер.

Глаза у Федора вдруг заслезились. Он оглянулся и увидел яркий свет, услышал не ветер, а шум города. Слева за городом расплескалось море заводских огней, и по цепочкам красных фонарей можно было определить высоту труб. Издалека и завод, и город притягивали к себе. И даже отсюда чувствовалось, что где-то посреди города блистает праздничными огнями новогодняя елка. Небо над ней играло смутными сполохами света.

У Федора на мгновение перехватило дыхание, он судорожно вздохнул, вытер глаза и вернулся в машину.

Дорога вновь заскользила в круге света, закружила в танце бесконечных перемен. Федор вытащил из кармана кассету и поставил ее в магнитолу.

– "Здравствуй, Федор. Если ты слушаешь эту запись, значит, я не вернулся к вам. Но все что случилось со мной – справедливо. И речь пойдет не обо мне, а о тебе, Кочевник…"

– Снова тебя!– Крикнула из прихожей Галя. Игорь хлопнул собеседника по колену и поднялся с дивана.

– Извини, я сейчас.– Он вышел из комнаты. Легкое вино пьянило особенно приятно. В дверях столкнулся с женой, а она была чудо как хороша. Раскраснелась, глаза блестели, и строгий брючный костюмчик только подчеркивал точеную фигуру.– Роднуля,– Игорь на миг зарылся в ее мягкие, душистые волосы.

Галя хохотнула, сверкнула влажными глазами. Она несла поднос с большим тортом. В комнате тотчас поднялся восторженный гул.

– Я сейчас!– Снова пообещал Игорь, но уже всем присутствующим. Он подошел к телефону. Со стороны кухни проплыла в гостиную Таня Быстрова, она несла электрический самовар. Игорь подмигнул ей и улыбнулся. Подумал, как хорошо все-таки, что на Рождество собрались у них.– Алло, Степаныч, это ты?– У него еще оставалась надежда, что Климов успеет подъехать до того, как гости выполнят норму по литроболу. В этот момент из гостиной донесся хор славословий хозяйке дома. Игорь снова улыбнулся.

– Смирнов Игорь Сергеевич?– Учтиво осведомились на другом конце провода.

– Да,– отозвался Игорь. Он все еще находился среди гостей.– С кем я разговариваю?

– Пресняков Ефим Павлович,– представился собеседник.– Извините, что оторвал вас от праздничного стола, от гостей…

– Так что вам нужно?– Нетерпеливо спросил Игорь.

– Боюсь, что я принес неприятное известие. Несколько минут назад в автомобильной аварии погиб Виктор Степанович Климов.

– Что?!– Страшным голосом переспросил его Игорь.– Что вы сказали?

– Примите мои соболезнования. Но от несчастного случая не застрахован никто. Извините, что испортил праздничное настроение, но дело вот в чем… Я бы очень хотел обсудить с Климовым интересующие меня вопросы. Увы, сделать это уже невозможно. Я намерен обсудить их с вами. И поверьте, это в ваших интересах. Не отвечайте сейчас. Взвесьте все тщательно. А я перезвоню завтра в полдень. Вы согласны обдумать мое предложение?

– Хорошо, я подумаю,– ответил Игорь. Перед глазами у него было темно.

– Очень хорошо. Отдыхайте, Игорь Сергеевич.

Игорь осторожно положил трубку на рычаг. В голове у него на мгновение сделалось нехорошо. Он даже подумал, не так ли сходят с ума? Вышел на лестничную площадку и закурил. Минуты через полторы появилась Галя.

– Кто звонил?

– Да так, по работе.

– Что с тобой?– Моментально встревожилась она.– Что-то случилось?

– Все в порядке. Просто за столом неловко стало…

Она обняла его.

– Правда все хорошо?

– Да, я сейчас приду.

– Мы ждем тебя!

В коридоре уже загудел Усольцев:

– Где хозяин? Где он?!

Над Россией плотным серпантином реяли январские праздники. За их блестящей, хмельной мишурой незаметно наступил год девяносто восьмой и, суля несбыточными надеждами, затягивал в себя огромную страну, как в воронку смерча.

1. Чжуан Чжоу (Чжуан Цзы) – древнекитайский мыслитель, поэт, алхимик.

2. Стихи Б. Пастернак.

3. Исчисление дано в масштабах рублевого курса до деноминации 1997 года.