Текст книги "Могилы героев. Книга вторая (СИ)"

Автор книги: Денис Куклин

Соавторы: Павел Манохин
сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 19 страниц)

8. Западня.

– Здорово, Макс-братан!

– Кто это?

– А это неважно… Новость слышал?

– Какую новость? С кем я, вообще, разговариваю?!

– Братец твой ласты склеил! Так ему, суке, и надо! Не надо было с папой иг…

Максим бросил трубку на рычаг и прислонился к стене. Поперек горла у него стоял колкий комок страха и ярости. Пальцы мелко дрожали, а когда он попробовал сжать их в кулак, заскрипели в суставах как несмазанные. В этот момент силы почти оставили его.

Максим стоял возле тумбочки с телефоном. Прошло минуты полторы.

Из гостиной вышла его жена Света. Спросила, слегка заикаясь от волнения:

– Кто звонил?

– Не знаю,– Максим перевел на нее взгляд.– Сказали, что Костя умер…

Светлана охнула и прикрыла рот ладонью.

– Не знаю правда или нет!– Максим посмотрел на нее.– Пойду, покурю…

Он накинул на плечи полушубок и вышел во двор с непокрытой головой. Присел на ступеньку высокого крыльца. С улицы падал во двор синеватый свет.

В голове у Максима был кавардак. Он все еще не мог решить, верить телефонному звонку или нет? Младший брат находился под следствием второй месяц. Темное дело, непонятное. Якобы, убил подругу, которая появилась у него с полгода назад. Именно с этого времени бесхитростный и открытый Костя внезапно стал замкнутым и молчаливым. Впрочем, в тот момент Максим перемену в поведении брата отнес на счет сожительницы. Вика с первой же встречи пробудила в нем неясные подозрения. У Максима против воли сложилось убеждение, что эта "серая мышь" на самом деле умная, волевая и красивая женщина, скрывающая от всех истинное лицо. Но как бы хорошо она ни играла роль, как бы ловко ни прикидывалась простушкой, обман Максим чувствовал кожей. Свои подозрения он высказал Косте, но тот и ухом не повел. После этого разговора началось медленное отчуждение братьев. И вот чем закончилось. Она убита, он умер в следственном изоляторе.

– Да что же это такое?!– Сдавленно прорычал сквозь зубы Максим.– Господи-ты-боже-мой!!!

И в этот миг он поймал себя на том, что уже думает о брате как о мертвом. Сердце подсказывало что страшная весть – правда. И еще он подумал о том, что жизнь вообще очень странная и непредсказуемая штука. Подчас мгновения в ней решают больше, чем годы упорного изнуряющего труда. И одно мгновение может превратить самую  радужную и многообещающую судьбу в тоскливое и даже страшное жизнеописание. В бытность свою человеком одного дня, он бы не признался даже себе, что случившееся с братом не злой рок, а исход и его можно было предугадать. На похоронах он, конечно, будет стучать себя в грудь и пьяно доказывать, что "Костя был человеком!" И будет говорить все, что принято говорить на поминках у русских. Хотя с недавних пор он понимал, что брат шел по гибельному пути. Но знал и другое: какое-никакое, а будущее у него все же было… Но брат умер за решеткой, как зверь в клетке. Умер за то, чего не совершал.

На веранде хлопнула дверь. На крыльцо вышла Светлана, надела на его голову спортивную шапочку и присела ступенькой выше.

– Прокурор позвонил,– сказала она.– Вызывает тебя завтра к одиннадцати часам как самого близкого родственника. Повестка будет у дежурного.

– Что?– Максиму потребовалось время, чтобы понять сказанное женой.

– Я пойду с тобой,– непререкаемым тоном сказала она.

– Нет,– Максим наконец начал соображать.– Никуда ты со мной не пойдешь! Ты завтра вместе с детьми в Пышму уедешь, к бабушке!

– Никуда я не поеду!

– Света, перестань!– Максим глубоко затянулся, пересушенная сигарета затрещала в его пальцах.– Пока здесь все не закончится, вы будете жить у нее!

Сейчас ему нужно было сдержаться, не вспылить, не кинуться в свару.

Светлана вскочила, постояла несколько мгновений и убежала в дом. Прислушиваясь к ее стремительным шагам, Максим вдруг отчетливо понял, словно кто-то шепнул на ухо, что недавний звонок – начало перемен… Светлана хлопнула входной дверью. И он вдруг ни к месту вспомнил о том, что дверные петли давно не смазаны. Улыбнулся этой никчемной сейчас мысли.

– Вот так, братишка,– сказал, обращаясь к собственной тени.– Вот и тебя не стало.

Он взял с верстака банку с солидолом и за несколько минут смазал петли дверей и ворот ограды. Смазал петли в стайке, в амбаре и в бане. Зады в его доме были основательные, крепкие. Кое-что успел подправить с отцом, когда купил дом после армии. Максим вздохнул и поставил солидол на место. За работой он немного забылся, но вспомнил о родителях, и на душе снова стало нехорошо. Отец второй год лечился в психиатрической клинике, но с каждым месяцем ему становилось только хуже. А началась болезнь вроде бы с пустяка, с нервного срыва, случившегося после смерти матери. Если разбираться по существу, он ее не намного пережил. Это уже не жизнь. А теперь и Костя…

И Максим вдруг почувствовал такое, что не смог бы передать словами. Он поднял лицо к темному навесу и перекрестился. Поблагодарил судьбу за то, что не остался совсем один. После этого вышел в огород и выкурил еще одну сигарету.

Остаток вечера Светлана с ним не разговаривала, но ночь их помирила. А вот в нем за ночь что-то сломалось. Предчувствие беды стало таким острым и осязаемым, что он неосознанно начал торопить жену и детей. Утром покрикивал на них, чтобы не задерживали, быстрей завтракали и собирались в дорогу. И на автостанцию до которой рукой было подать, они вышли за час до посадки на автобус.

Утро медленно сочилось морозной свежестью. И неумолимо накатывало будущее, скорое расставание с семьей и неотвратимая, ненужная, гибельная встреча с тем, что на роду написано. Исподволь он уже подготовил себя к возможным неприятностям.

Декабрь благополучно перевалил за середину. Когда они вышли из дому, первые солнечные лучи лишь слегка позолотили край облачного покрывала – высокой, невесомой дымки, казавшейся до восхода солнца пепельной. Стремительно светало, и эту перемену в природе человеческий глаз не в состоянии уловить. Но с первыми лучами солнца коснувшимися земли, на сердце у Максима все же стало спокойней.

Накатанная дорога была скользкой. Света вела под руку Ксюшу, часто оскальзывалась и судорожно сжимала плотный рукав его полушубка. Двухлетнего сынишку Максим посадил на плечи. Шли молча, изредка обронят слово-другое, только Ксюша тараторила без умолку. Навстречу им попадались школьники. Глядя на их озабоченные лица, Максим думал о Светлане. Они знали друг друга со школьной скамьи. И сейчас он боялся только одного, как бы жена не почувствовала его страх.

Утро буднего дня унесло на заводы тысячи рабочих. С ночной смены возвращались уставшие люди, пересаживались с маршрута на маршрут. Автостанция снова пустела, только в здании несколько человек дожидались пригородного автобуса.

Максим купил Светлане билет на девятичасовой до Екатеринбурга, поговорил с ней о чем-то малозначительном и вышел на свежий воздух. Тут же ему в спину легонько толкнулись, он увернулся и подхватил Ксюшу на руки. Качнул вперед и рассмеялся, закружил ее в воздухе, вызывая слащавое участие на лицах старушек.

– На дорогу не выбегай!– Предупредил дочку и по расчищенным от наледи ступеням поднялся на посадочные платформы.

Подпорки, державшие легкий навес от дождя, были сплошь оклеены объявлениями и аляповатыми афишами заезжих шапито. Максим ходил возле них, одним глазом читая объявления, а другим наблюдая за дочерью. Некоторые объявления перечитывал по несколько раз или принимался гримасничать, словно не верил написанному. И вдруг почувствовал чей-то пристальный тяжелый взгляд. Он обернулся и сказал немного резче, чем следовало:

– Ксюша, иди ко мне!

Дочка подбежала и повисла на его руке. От толчка с сигареты в его зубах сорвался столбик пепла и рассыпался в воздухе.

Их было двое. Оба среднего роста и прозаического сложения. Можно было только догадываться на что они способны. Их вполне можно было принять за родных братьев. То ли во взгляде, то ли в повадках у них было что-то одинаковое. Но один из них был темен ликом и глаза у него были навыкате. А второй был красавчиком с тонкими, иконописными чертами лица и подбритыми усиками. Заметив, что взгляд его спутника перехвачен, он кивнул Максиму и доброжелательно улыбнулся. Глаза же второго стали цепкими как семена череды.

Максим смотрел на них и чувствовал легкий озноб. В этот момент ему казалось, что происходящего просто не может быть. Этих двоих он не знал, но они вели себя так, словно хорошо знают его. И он уже не сомневался в том что это бандиты.

– Папа,– потянула его за рукав Ксюша.– Папа, пойдем!

Максим тряхнул головой, пытаясь отогнать наваждение. Красавчик снова улыбнулся ему и что-то сказал напарнику. Максим бросил недокуренную сигарету в урну и, не оборачиваясь больше, пошел в здание автостанции.

– Вот и папка наш идет!– Приговаривала Света, укачивая сынишку.– Скоро мы поедем в гости! Скоро мы поедем к бабушке!.. Сколько времени осталось?– Спросила она Максима и замычала успокаивающе:– М-м, м-м…

– Пятнадцать минут,– Максим сел рядом с ней. Ксюша тем временем подбежала к окну, возле которого висел таксофон и какая-то низкорослая, богато одетая бабенка неразборчиво тараторила в трубку, надменно оглядываясь по сторонам. Ксюша прижалась к стене и, открыв рот, заворожено смотрела на нее.– Сколько у тебя с собой?– Спросил Максим.

– Сто пятьдесят,– слегка заикаясь, ответила Светлана. Она всегда начинала заикаться, когда волновалась.

Максим вытащил из кармана кошелек и отсчитал деньги.

– Вот еще пятьсот. Поцелуй за меня бабушку. Поздравляй ее с наступающим Новым годом.

Незаметно подошло время посадки. Народ засуетился.

Света продолжала мурлыкать под нос колыбельную. Ксюша ходила вдоль стены. Максим вздохнул и посмотрел на часы.

– Пора,– негромко сказал он и тоже пошел на выход.

Бандиты терпеливо дожидались его. Стояли на том же месте, только сейчас оба курили и благосклонно щурились на багровое солнце. Максим в их сторону не смотрел. Прижал к себе дочурку и крепко обнял жену. Когда подошел автобус, он торопливо поцеловал Светлану.

– Вот билеты,– подал контролеру талончики и помог жене подняться в салон. Ксюшка успела прошмыгнуть в салон раньше матери.

Они заняли места рядом с кабиной водителя. Ксюша тотчас прильнула к окну, ее чудные темные глаза переливались солнечными зайчиками. Супруга улыбнулась ему. Максим погрозил дочери пальцем и осторожно постучал по стеклу. Водитель, наблюдавший за посадкой, обернулся и равнодушно посмотрел на него.

Пассажиров в автобусе было немного. В стеклах отражалось поднявшееся над горизонтом солнце. Через минуту с шипением закрылись двери. Светлана и Ксюша помахали Максиму на прощание. Максим тоже махнул рукой и машинально шагнул вслед за автобусом. Улыбнулся и закрыл глаза.

Он не сомневался, что его очень скоро нагонят. Поэтому не стал оттягивать неизбежное. Встал как вкопанный на соседней улице. Нервно курил и смотрел вдоль длинной занесенной снегом дороги.

– Меркулов!– Окликнувший его голос был грубым и жестким.

– Все ништяк, Макс-братан!– Заговорил второй бандит. И Максим обернулся, чтобы посмотреть на человека, с которым разговаривал вечером.– В твоей жизни все правильно, братан!– Это был красавчик.– Я – Кнок!– Он протянул для пожатия руку.

В ответ Максим не шелохнулся.

– Э, мудила!– Окликнул второй.– Перетрем?!

– Да пошел ты!– Прохрипел Максим, сжимая кулаки.

Темнолицый дернулся, но Кнок успел остановить его.

– Кстати, познакомься со Скифом. Хороший человек,– сказал он.

– Здорово, Скиф!– Максим не сказал, а выплюнул.

– Пошел ты, мудила!..

– Поговорим?..– Неожиданно равнодушным голосом спросил Кнок и вяло, словно внезапно потерял всякий интерес к жизни, посмотрел на Максима.

Скиф тоже смотрел на него. Его круглые темные глаза стали мутными.

– Некогда мне с вами лясы точить. Меня прокурор ждет!– С вызовом ответил Максим.

Ноздри у Кнока шевельнулись.

– О,– сказал он напарнику.– Ты слышал? Мужик собрался к прокурору, а что говорить, не знает. Это нехорошо. Ведь с прокурором нужно разговаривать только по существу.– Кнок улыбнулся, и эта улыбка полностью исказила его черты, словно сквозь искусную маску на мгновение проступило настоящее лицо.– И мы тебе поможем, в натуре.

– Без "базара"!– Поддержал его Скиф.

Ровно в одиннадцать Максим постучал в дверь прокурора.

– Проходите, Максим Леонидович, раздевайтесь, присаживайтесь.– Прокурор взял у него повестку и поинтересовался:– Как самочувствие?

– Неважно,– ответил Максим, снимая шапку и полушубок.

– Сочувствую вашему горю,– прокурор вернулся за стол.– Сочувствую,– проникновенно повторил он.– Жаль, но Константина Леонидовича уже не вернуть.

– От чего он умер?– Голос у Максима неожиданно сорвался.

– Сердце остановилось. Вскрытие подтвердило диагноз.

– Но он не жаловался на сердце!

– Таково заключение медиков… Максим Леонидович, у меня создалось превратное впечатление, что вы не доверяете нам. Напрасно! Дело вашего брата, действительно, запутанное. Как и вы, я хочу разобраться в нем. Но для этого необходима ваша помощь!

Максим кивнул, как бы соглашаясь с его словами.

– Я хотел бы поговорить с вами откровенно, Максим Леонидович. И хотя разговор на эту тему у нас уже был, я считаю, что тогда вы отделались полуправдой. Ко всему прочему, в данный момент открылись новые обстоятельства, проливающие свет на личность сожительницы вашего брата. Как выяснилось, Дубинина Виктория Викторовна на самом деле являлась Пружининой Ольгой Сергеевной. И была она довольно-таки интересной личностью. А у вашего брата она скрывалась от мести своих подельников – мошенников из "Интерс-банка". А ими было обмануто вкладчиков и клиентов ни много, ни мало, а на двадцать миллиардов ³рублей. Согласитесь, деньги немалые!

– Невероятно,– пробормотал Максим.– Так что же получается, Костя был невиновен?!

– Пока что следствием не установлен окончательный факт виновности либо же невиновности вашего брата.

Максим покачал головой.

– Вот о чем я хочу спросить вас, Максим Леонидович. Не видели ли вы в последнее время у брата крупных сумм денег, валюту, либо драгоценности?

– Нет, не видел. У него никогда не было каких-то особенных денег.

– Дело в том, что по нашим сведениям  Пружинина, пользуясь положением, похитила из банка, немалую сумму денег в иностранной валюте и золотые изделия.

– Нет, я ничего такого не видел. В последнее время мы жили не очень дружно.– Прокурор задавал совсем не те вопросы, к которым Максима подготовили бандиты.

– Да, вы уже упоминали об этом,– кивнул прокурор.– А после того как ваш брат был взят под стражу, с вами никто не говорил на подобные темы?

– Нет.

– Значит, к своим первоначальным показаниям вы ничего не можете добавить?

– К сожалению, ничего.

– Что ж,– прокурор взял чистый бланк и оформил протокол допроса.– Максим Леонидович, ознакомьтесь с протоколом и распишитесь.

Максим прочитал показания и расписался. Его лицо стало совсем хмурым.

– Когда я смогу забрать тело?

Прокурор внимательно изучал его подпись.

– Об этом мы известим позже.

– До свидания,– Максим поднялся со стула.

– До свидания, Максим Леонидович. Если что-нибудь неожиданно вспомните, обязательно позвоните мне.

Максиму впору было задуматься о том, что бы все это значило. Он при  первой же встрече понял, что с сожительницей брата не все в порядке. Но вот знал ли Костя о ее махинациях, для него до сих пор оставалось вопросом. Из слов прокурора следовало, что открытый и бесхитростный Костя был под стать подруге. Что-то они темнят, причем все, решил Максим. Он не верил ни бандитам, ни прокурору.

После разговора с прокурором его ждал неприятный сюрприз. Возле ворот дома жизнерадостно гоготали Кнок со Скифом. Они пытались снежками сбить загнанную на рябину соседскую кошку. На заборе палисадника висела большая спортивная сумка.

– О!– Расплылся в улыбке Кнок.– А вот и Макс-братан! А мы решили скрасить скромное холостяцкое одиночество.

Максим снял с ворот висячий замок.

– Как дяденька-прокурор, жив-здоров?– Ехидно поинтересовался Кнок.

– Тебя вспоминал.

– Гонишь,– на лице Кнока застыла кривая усмешка.

– Вот сейчас что от меня нужно?!

– Ты это серьезно о прокуроре сказал?– Повторил Кнок.

– Нет!

Максим встал в воротах с твердым намерением незваных гостей на порог не пускать.

– Не заводись, Макс! Мы же твои друзья. Можем мы с тобой выпить? Или тебе западло?..– Ухмыльнулся Кнок и ловко обогнул Максима в воротах.– За мной, Скиф! Макс, захвати там сумочку с водочкой.

Кнок по-хозяйски оглядывал двор. Скиф возился в туалете. Собак Максим не заводил, не лежала к ним душа. Но сегодня он пожалел, что не вырасти монстра, который рвал бы непрошенных гостей в клочья.

– Нормально,– еще раз ухмыльнулся Кнок, оглядывая двор. С идиотской радостью показал на отцовский мотоцикл с коляской.– Убого, Макс! У наших пацанов и машины есть и квартиры, а не деревянные избы.

– А твоя машина где?

– Мы с "корешком" такие важные писи, что нас водила возит, понял?! А чё ты, мать твою, водку-то не забрал?!

– Дай ему в рог,– посоветовал из уборной Скиф.

– Засранец,– пробормотал Максим, поднимаясь на крыльцо. У него на мгновение мелькнула шальная мысль, закрыться вместе с гостями в доме и вызвать милицию. Но он вовремя сообразил, какой же это будет глупостью. И представил себя собирающим мебель под молодецкими  ударами красномордого Скифа и философские замечания Кнока.

– Нечего носом крутить,– тем временем внушал ему Кнок.– Мы тебе не враги. Брательник твой дал маху, связался с Пружинкой. Но мы о ней еще потолкуем… А ты мужик свой, я это сразу понял. Только зачем ты бабу с ребятишками из дому отправил? Куда они уехали?

– Не твое дело!

– Да ты не кипятись… Где у тебя вешалка?

Следом за ним в прихожей появился Скиф. Разделся, расталкивая их. Покрутил головой и ушел в гостиную. Там сразу же замогильным голосом принялся бубнить телевизионный рассказчик. "Телеман, так тебя перетак!"– со злобой подумал Максим. На кухне Кнок шуршал бумажными кульками и позвякивал водочными бутылками. Максим сплюнул в сердцах и пошел проверять, не пропало ли что.

– Скучно с вами!– Разглагольствовал Кнок. Скиф в застольной беседе участия не принял. Не отрываясь, смотрел телевизор и, почти не закусывая, посасывал из бутылки водку. Зато Кнок оказался оратором:

– Как мыши гребанные!– Глаголил он.– К кому не придешь, начинается нытье: "Жена, дети, денег не хватает!" Вот!!!– Он продемонстрировал кулак Максиму. Скиф забавно, не поворачивая головы, скосил на него глаза. В этот момент он напоминал матерого волка.– Вот где должна быть эта сраная жизнь! А вы – мыши трусливые!

Нужно отдать должное, говорил Кнок складно. И наверняка был незаурядным актером, то казался невменяемо пьяным, то трезвел на глазах. Врал что-то о взаимовыручке и воровской чести. И все время пытался выпытать у него что-то такое, чего Максим никак не мог взять в толк. Несколько раз на разные лады переспросил о разговоре с прокурором. Развалившись, сидел в кресле и крутил на пальце золотую цепочку с изумрудным кулоном, улыбался, сыто щурился. Худощавый, ухоженный, похожий на латиноса из голливудских боевиков.

– Это называется садо-мадо. Изрезать задницу бритвой и сесть на соль, понял?!

– Ага,– Максим очнулся и обнаружил, что в кулаке у него зажата полная стопка и из нее проливается на кожу прохладное спиртное.

А за окном метель крутила снега, и зимний денек уже клонился к вечеру. Максим оторвал взгляд от окна и посмотрел на собутыльников. "Очень мило,– подумал он.– Я пью с бандюганами, которые брата угандошили". В нем медленно поднималось пьяное разочарование. "Да пошли они все, суки!"– он помедлил еще и сглотнул содержимое стопки. И оказалось, что Кнок подлил ему не водки, а какой-то пахучей дряни вроде чистого джина. "Ага,– догадался он.– Вот почему меня так таращит".

– Знавал я одну деваху,– тем временем глаголил Кнок и лыбился нехорошей улыбкой.– Хохлушка, понял?! Жопастая, понял, грудастая! Вот такая! – Он продемонстрировал, какой была его подружка.– Перлась, понял, по страшной силе! И знаешь от чего?..

– Сколько сейчас?– Спросил Максим. В этот момент он ощутил смутную тревогу, ему показалось, что в комнате чего-то не хватает.

– Три-пятнадцать,– ответил Кнок и вернулся к прерванной теме:– Так вот, понял, Алка…

Но Максим снова перебил его:

– Тебе налить?

– Какой "базар"?!– Откликнулся Кнок, закусив фильтр сигареты.

В этот момент он напомнил Максиму кого-то очень знакомого.

– В доме не кури!– Напористо сказал он и попытался отобрать у собутыльника сигарету. Но тот ловко увернулся и умудрился все-таки прикурить.– Выйди во двор и смоли там!

– Не балуй,– невнятно сказал Кнок, скосив глаза на кончик сигареты. И вновь неуловимо напомнил Максиму кого-то очень знакомого и совсем не страшного.

– А сам-то ты как живешь-поживаешь?– Со злобой спросил Кнока Максим.

Тот пьяно посмотрел на него и усмехнулся:

– Молоток!– С оттенком удовлетворения сказал он.– Видать, водка крепко у тебя башку отшибает. Я тебе который час о себе толкую.

– Ничего не помню,– Максим помотал головой.

– Я перед ним душу наизнанку вывернул! А он, типа, ничего не помню! Склеротик гребанный!– Кнок самодовольно ухмыльнулся и поднял стопку:– Ну, Цапа, давай, выпьем за хороших людей. Нас так мало осталось!

Максим поднес к носу стопку и пьяно посмотрел в нее.

– Слушай,– спросил у собутыльника дрогнувшим голосом.– За что вы братана завалили?

Кнок вдруг надвинулся на него и выдохнул почти беззвучно:

– Ты о себе думай!..– И тут же откинулся с самодовольной ухмылочкой и сказал в полный голос:– И все клеточки в красных молоточках, понял?!– Выпил спиртное, поморщился, перехватил у Максима ложку и зачавкал консервированным салатом.– А может оно и к лучшему, а?– Вопросил бодро, едва оправившись от выпитого.– Может и добро, коли не помнишь ни хера?– И улыбнулся совсем уже нехорошо.– Я тоже не помню, может, лишнего сболтнул?..

– Повезло,– пробормотал Максим.– Я в огород…

– Давай-давай!– Кнок принялся кивать.– Я тоже выйду.

День закончился стремительно. Солнце скатилось к западу. Иссиня-белые снега отбрасывали холодный свет в небо. Кнок как заведенный, как неиссякаемый кладезь сыпал похабными анекдотами и задирал соседей. Глядя на его пьяные выходки, Максим только морщился и соседей старался не замечать.

– Посмотри на себя,– страстно втолковывал ему Кнок.– Много ты нажил? Гордый, бля?! Честный, бля?! Придурок ты лагерный!!! Ходишь под пидарами! Которыми я, понял ты, Я! Ноги вытираю. Как себя унизил русский мужик, как унизил! Как вы себя унизили…

– Да отстань ты, башка болит…

– Ты меня слушай, Цапа!– Вскидывал брови Кнок.– Мы, понимаешь ты, мы в силу вошли! А скоро и власть наша будет! А мы справедливые…  Мы, братан, все полюбовно решаем!

– Типа, самые справедливые на свете,– ухмыльнулся Максим.

– Типа, да…

– Да чё ты гонишь?!

– Я гоню?! А ты от нас не открещивайся! Мы теперь в одной лодке!

– Да ну тебя,– Максим, в конце концов, махнул рукой, пытаясь прекратить бессмысленное препирательство.

– Чё ты крыльями захлопал?– Недовольно осведомился Кнок.

– Какие же вы справедливые?!– Голос у Максима взыграл.– Читал я ваши… Хер знает чё это было-то?! Да ты перестань!.. Типа, паханам ни квартир, ни машин, ни баб не надо… А зачем им тогда деньги?.. Жопу подтирать?!– Неожиданно завопил он в полный голос.

– Чё ты блажишь?!– Зашипел на него Кнок.

– А чё ты мне рот затыкаешь?! Кого ты наказал? На русского мужика наехал!– Максим осоловело и вместе с тем злобно глянул на заходящее солнце.– Буржуи нас грабят, а вы их. А они снова нас, чтобы карманы баблом набить. Где твоя сука-справедливость?! А они с вами договорятся… И вы тоже под ними лежать будете!!! Потому что они умней вас!

– Жало прикуси!– Ноздри у Кнока раздулись от бешенства.

– Правда глаза колет?!

– Сука!– Прохрипел Кнок и схватил его за грудки.

– Хорош,– уже спокойно сказал Максим и поднес к потухшей сигарете Кнока огонек.

Тот несколько раз сморгнул, прикурил и выпустил его одежду из своих цепких рук. Пригладил аккуратные усики. И вдруг стал похож на жигана, какими их сохранила память народная, стал похож на богатого не злого парня, которому кишки из человека выпустить – раз плюнуть.

– Полегче, братан. Я не злопамятный, но…– сказал Кнок и неуверенно добавил.– Цапа.

Максим нахмурился и прислонился плечом к врытому в землю столбику.

Солнце садилось за горизонт. Перед заходом оно стало похоже на исходящий жаром малиновый уголь. И после захода стало еще холодней, изо рта вылетало молочно-белое дыхание. Сумерки сочились из подворотен и с чердачных окон. Где-то высоко над головой гудел северный ветер. Кнок про себя все еще спорил с Максимом. Гримасничал, поводил рукой возле своего носа, и глаза у него были как у кошки круглые и бессмысленные.

Максим бросил окурок в снег, с трудом выпрямился.  В голове у него качнулось большое, тяжелое сердце. И, покряхтывая, пошел в тепло.

Вернувшись с улицы, Максим сел в кресло, поставил локти на стол и обхватил руками хмельную голову. Кнок повозился в прихожей и появился в дверях с непочатой бутылкой водки. Его лицо светилось неподдельной радостью.

– Я больше не буду,– попытался отказаться Максим.

– Сейчас мы выпьем,– погрозил ему пальцем Кнок.– И выпьем мы вместе!

– Нет,– упрямо повторил Максим.– Пить я не буду!

– Тогда я тебе пальцы откушу!– Пьяно захохотал Кнок.

Выпить Максиму все же пришлось, и выпить пришлось изрядно. В его памяти сохранились отрывочные воспоминания. Как будто Кнок умывался пьяными слезами и жаловался на какие-то вполне человеческие проблемы. А потом, кажется, пытался выяснить у него адреса сексотов. Но Максим не был уверен, было это или не было.

Проснулся он на заре. В окна заглядывало светло-серое, побледневшее на востоке небо. В комнате стояло зловоние. Максим сел. От усилия его замутило, в глазах поплыли радужные круги. Он сглотнул вязкий комок и подошел к столу, по дороге разглядывая окровавленную тряпку на правой руке.

– Что за дела?– Пробормотал он и с ужасом посмотрел на блюдо, стоявшее посреди стола.

Он схватил его обеими руками и сел на пол.

На блюдо горкой были насыпаны отрубленные человеческие пальцы.

– Нет!– Прохрипел Максим, чувствуя, как темнеет в глазах. Уронил блюдо на пол и с замиранием сердца стал разматывать окровавленную тряпку с кисти. Его пальцы были на месте.

И понял, шутками здесь не пахнет. Он получил недвусмысленное предупреждение…

Максим еще раз убедился, что с его руками все в порядке и бросился к телефону.

– Ты уверен, что за тобой не следили?– Повторил вопрос Федор.

– Да,– кивнул Максим. Он закурил и сделал несколько жадных затяжек.– Никого я не заметил.

– Никого не заметил,– вслед за ним повторил Федор.

Он поднялся с дивана и подошел к окну. На западе играла последними красками вечерняя заря. Далекий дымный горизонт казался чужой планетой, взошедшей над краем Земли. Максим притих. И неожиданно Федор понял, что предчувствие не обмануло его. Вместе с Меркуловым беда перешагнула через порог дома.

Федор отвернулся от окна и присел на подоконник.

– Как их зовут?

– Что?– Максим вздрогнул и отвлекся от своих мыслей.– Кнок, Скиф… С этими я разговаривал. Но их наверняка целая банда.

– Сейчас это называется преступной группировкой,– покачал головой Федор.– Скиф, Кнок – забавные пиратские имена…

– Что?– Максим смотрел на него с надеждой.

– А ты что об этом думаешь? Вот главный вопрос.

Максим тяжело вздохнул, уголек на кончике его сигареты разгорелся еще сильней.

– Прокурор мне популярно объяснил что к чему,– сказал он и неожиданно хрипло выкрикнул:– Но мы вообще не причем!

Федор от его крика вздрогнул и машинально оттолкнулся от подоконника.

– Я ничего не понимаю,– продолжал говорить на повышенных тонах Максим.– Я думаю только о своих, Федор! Все время думаю о них!..

Федор задернул штору, включил лампу на письменном столе.

– Не переживай попусту. Ты ведь отправил их к бабке в Верхнюю Пышму? Утром съездим за ними… Максим, ты от меня ничего не скрываешь?

Лицо у Меркулова мгновенно стало таким, что Федор пожалел о сказанном. Он взял со стола большой толковый словарь, лист чистой бумаги и присел рядом с Максимом.

– Попробуем разобраться.– Он нарисовал два кружка, один подписал "Интерс-банк", другой "Икс".– Твой брат ни к банку, ни к этим господам,– он постучал перышком по второму кругу,– отношения не имел.– Федор пририсовал прямоугольник в стороне и обозначил его буквой "К".– Не имел до тех пор, пока в его жизни не появилась женщина,– он пристально посмотрел на Максима.– Как Костя с ней познакомился?

– Этого я не знаю,– покачал головой Максим.

– А на самом деле это ключевой момент,– сказал Федор.– Хотя по сути, что бы он тебе ни рассказал об их знакомстве, все было ложью.– Он нарисовал еще один прямоугольник.– Но я не думаю, что Дубинина-Пружинина свалилась на него как снег на голову. Потому что после ее появления картина становится вот такой.– Федор соединил всех фигурантов прямыми линиями.– Но я не понимаю, что им нужно от тебя? О деньгах ты не знал, о темном прошлом Пружининой тоже.

– Я ничего не знал до вчерашнего дня,– покачал головой Максим.

– Ни до убийства Пружининой, ни после вплоть до смерти брата к твоей персоне интереса не проявляли. Нет, друг мой, дело вовсе не в сокровищах, которые Пружинина, якобы, спрятала. Вовсе не в деньгах тут дело… В чем же тогда?

Он посмотрел на Максима. Тот в свою очередь смотрел в темный коридор за открытой дверью. Из кабинета было хорошо видно окно в гостиной, по нему плавно плыл далекий свет автомобильных фар. И как тонкий штрих, добавленный восточным живописцем, прорисовывалось на фоне скользящих бликов хитросплетение комнатных цветов. Но вряд ли Максим видел все это. Лицо у него снова стало как у контуженного солдата.  Перед его широко открытыми, невидящими глазами проносились совсем другие картины.

Федор нахмурился.

– Что с тобой?

– Что?– Максим очнулся.– Что же мне теперь делать, Федор? Я сейчас никому не верю. Только тебе.

– Ты бы лучше поспал,– посоветовал Федор.

– Нет, я сейчас не засну,– покачал головой Максим. Хотя было заметно, что уже с трудом борется со сном.

– Иди в гостиную и ложись на диван. Утром я тебя разбужу, и мы съездим за твоими. А сейчас мне нужно подумать.

Он сел за стол и задумался. Перед ним лежала схема. Федор взял ручку и принялся рисовать фигурки людей и человеческие лица. Нарисовал Кнока, каким представлял его со слов Меркулова. Глядя на художество, пробормотал: "Не кочегары мы, не плотники…" Потом попытался нарисовать Скифа и нарисовал хладнокровного убийцу. По крайней мере с этим было все понятно.

Незаметно его задумчивость превратилась в бездумность. Перед глазами поплыла обратная дорога из Татска и бескрайняя заснеженная Русь. Федор выкурил еще одну сигарету и решил позвонить Лене.