Текст книги "Краденая магия. Часть 2 (СИ)"

Автор книги: Денис Кащеев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 13 страниц)

– Типа того, – прохрипел я. – Там Надя, – показал затем глазами на тело девушки на полу. – В смысле, Надежда Александровна… Она, кажется, ранена…

– Я посмотрю, – вызвалась Милана.

Выпрямившись, она подошла к лежавшей ничком девушке, аккуратно тронула ту за плечо, затем, нахмурившись, взялась уже обеими руками и рывком перевернула Морозову на спину.

– Она не ранена, – негромко проговорила Воронцова через несколько секунд. – Она мертва.

– Что?!

Неведомая сила подорвала меня с пола и перебросила к Наде. Серо-голубые глаза Морозовой – сейчас почему-то казавшиеся темно-синими – были широко распахнуты. Я заглянул в них – и не увидел в направленном сквозь меня застывшем взгляде ничего, кроме всепоглощающей Пустоты.

ЭПИЛОГ

которым, впрочем, книга не заканчивается

– Я не желал такого исхода… – проговорил Огинский, обращаясь главным образом к стоявшему перед ним на столе хрустальному штофовому графину с сорокоградусной «Жубрувкой»[6]6
  Польский алкогольный напиток – водка, настоянная на особой траве, произрастающей на территории Беловежской Пущи. Российский аналог – «Зубровка»


[Закрыть], уже полупустому, и отчасти – к серебряной чарке, которую держал в руке. – Я же видел, что она призвала щит. А он у нее был весьма неплох, уж мне ли не знать: сходу нипочем не пробьешь. Посему и вложился в удар… Просто хотел ее немного отодвинуть, чтобы не мешала завершить дело! А она, оказалось, не себя щитом прикрывала, а того идиота… Дура! – Сергей Казимирович залпом осушил чарку и брезгливо разжал удерживавшие ее пальцы. Та спикировала на стол, и плавно поднявшийся в воздух графин тут же наполнил ее вновь.

– Сделанного не воротишь, князь… – заговорила в ответ, разумеется, не чарка, и даже не графин подал голос – слова принадлежали Всеволоду Романову, сидевшему в кресле по другую сторону стола от Огинского с бокалом красного вина в руке. Отставной московский наместник выглядел изможденным, словно провел день не в сборах в дорогу – к новому месту службы – а размахивая киркой в каменоломне, причем не прибегая к магии. Ныне по сравнению с ним даже «уговоривший» за неполный час половину штофа Сергей Казимирович смотрелся собранно и подтянуто. – И водкой лиха не зальешь… – добавил Светлейший князь, с прищуром наблюдая, как Огинский в очередной раз опрокидывает в рот содержимое чарки.

– Русской – не зальешь, – рассеянно согласился Сергей Казимирович. – А польской – почему нет? Личные беды помноженные на скорби нации – минус на минус должны дать плюс!

– У нас, русских, жизнь тоже не сахар, – неодобрительно покачал головой Романов.

– Вознесите за сие хвалу Неистощимому Ключу: сахар вреден для здоровья!

Чарка перед Огинским снова наполнилась.

– Кстати, о Ключе, – откинувшись в кресле, сменил тему разговора Романов. – Вернее, о загадочном мире, от оного Ключа отрезанном. Верно я понимаю, что рассчитывать на вашего пасынка нам впредь не стоит?

– Верно, – кивнул Сергей Казимирович. – Надежды Александровны он мне вовек не простит.

– Выходит, сие направление закрываем?

– Отнюдь, – мотнул головой Огинский. – Есть иные подходы, лишь немногим хуже.

– Купец Адамов? – оживился Светлейший князь. – Вы нашли его?

– Увы, пока нет. Трое моих агентов, хоть сколько-нибудь приблизившиеся к цели, пропали в Пекине без следа. Еще один, по моим сведениям, сидит в тюремной яме у китайцев. Остальные вынуждены действовать в разы осторожнее, а значит – медленнее.

– То есть, не Савва Адамов, – разочарованно пробормотал бывший московский наместник. – Тогда кто? Неужели та девица? Вы же, помнится, говорили, что она не в себе после холопской печати?

– Так и есть. Но я работаю над сим. К тому же, для моих исследований здравый ум объекта не столь уж и необходим. А иногда даже напротив, выступает помехой… – еще одна порция «Жубрувки» отправилась догонять предыдущие. – А вот чего мне по-настоящему не хватает, так это помощи Васи… – проглотив водку, словно воду, продолжил Сергей Казимирович. – Верный дух в таком деле незаменим!

– Достану я вам фамильяра, князь, – не преминул пообещать Романов. – Не легального, конечно, но хорошего.

– Нового я и сам легко могу раздобыть, – отмахнулся Огинский. – Только толку с него? С Васей мы столько лет срабатывались…

– Так за чем же дело стало? – развел руками Светлейший князь. – Сколько бы там ни было маны у нашего дерзкого кадета, серьезным противником его никак не назовешь!

– Ох, не спешите с выводами, Ваша Светлость, – вздохнул Сергей Казимирович. – Парень непрост, да и союзников, как оказалось, заводить мастак. Подумать только: он, молодая графиня Воронцова и тот японский молодой князь! Никогда бы не предположил, что они сумеют объединиться, пусть даже и всего лишь по ситуации… Ну да дело не в сем, – вскинув голову, заявил он. – Я же тогда до моего Алибабаича дотянулся, как он от меня ни закрывался. Не знаю уж, что там с ним приключилось во время питерского пробоя, но Вася и впрямь ко мне не вернется. Связь обрублена – и обрублена с его стороны. Насильно ее не восстановить. Посему я вчера и ушел несолоно хлебавши. Или вы всерьез думаете, что меня в открытой схватке одолели три кадета-первокурсника? – запальчиво поинтересовался Огинский.

Судя по выражению лица его собеседника, именно так тот до сих пор и думал, тем не менее Романов поспешил заверить:

– Что вы, князь, нет, конечно же! Как можно?

– Можно по-всякому, – уже слегка заплетающимся языком пробормотал Сергей Казимирович. – А вот нужно – так, как нужно… Да, к вопросу о насущных нуждах. Есть что-нибудь от нашего друга в Конвое?

– Он просил до поры себя не дергать – пока шум не уляжется.

– Уляжется сей – поднимется новый… – пожал плечами Огинский. – То есть, новостей нет?

– Нет.

– Ясно, – кивнул Сергей Казимирович. – Ну что ж, Ваша Светлость… – чарка порхнула было ему в руку, но, замерев на полпути, вернулась на стол нетронутая. Огинский пошевелил пальцами, и алкогольный туман в его взоре рассеялся без следа. Спина выпрямилась, голос зазвучал ровно и четко. – В сем бою мы с вами уступили. Но война наша только началась. Впереди еще ждет множество сражений, и не то важно, кто проиграл в первом, а лишь то, кто одержит победу в последнем, решающем. Полагаю, у нас неплохие шансы на итоговую викторию. А что касается потерь… Как сие ни печально, битв без них не бывает. Верно вы сказали: сделанного не воротишь. Довольно оглядываться – будем смотреть только вперед!

– Только вперед, князь! – отсалютовал собеседнику бокалом с вином Романов.

За окном загородной резиденции бывшего московского наместника разгоралась заря нового дня.

Бонусная глава

в которой раскрывается тайна, касающаяся меня разве что косвенно

Второкурсник отключился за миг до пика. «Прорвало» его уже в бессознательном состоянии. Так случалось всегда, никаких исключений. Но минут через тридцать этот ловелас очухается в полной уверенности, что побывал на седьмом небе. А вот себя при этом показал не лучшим образом. И скорее всего, устыдившись, навсегда уберется восвояси, бормоча комплименты и благодарности вперемешку с извинениями и оправданиями – а может, и обвинениями, это уж на что ему ума, чести и совести хватит. А если вдруг паче чаяния надумает задержаться и повторить попытку – пусть даже из самых лучших побуждений – она сама его выставит за дверь. И решительно отошьет, коли герой не поймет с первого раза и попробует подкатить снова позднее.

Второй раз он ей на дух не сдался – дважды в ее постели не оказываются.

А знал бы, бедолага, во что ему встали эти жаркие минуты – едва ли отважился бы на это и однажды.

Но догадаться о том кадету не дано. Если он и обнаружит понесенный ущерб – вернее, когда обнаружит – с необремененной пуританскими комплексами новоиспеченной первокурсницей Федоровки Марией Муравьевойон его нипочем не увяжет. Так же, как и каждый из тех полутора дюжин дурачков, поведшихся на ее стройные ножки и высокую грудь ранее. Строго по одному в месяц, аккурат с тех пор, как Маше исполнилось шестнадцать. Чаще – не имеет смысла, реже – расточительно.

Высвободившись из квелых объятий лишившегося чувств второкурсника, Муравьева змеей выскользнула из кровати. Встала, окинула себя оценивающим взглядом. Усмехнулась, увидев на правой ноге съехавший, но так и не снявшийся до конца чулок – единственное, что сейчас было на ней из одежды. Слегка нахмурилась, заметив на внутренней стороне бедра липкий белесый потек. Наскоро оглядевшись по сторонам, подняла с пола смятую форменную сорочку, убедилась, что та, упаси Ключ, не ее собственная, а гостя, и тщательно вытерла ею кожу. Затем, подумав, прошлась мягкой тканью еще и между ног и брезгливо отбросила испачканную рубашку.

Покосилась на голого кадета на кровати. Что ж, заметит – сам почистит. А не заметит – его проблема.

Равнодушно отвернувшись от сомлевшего гостя, Маша направила взгляд внутрь себя, подсчитывая полученные трофеи. Ровно дюжина, как она и рассчитывала. Можно, конечно, было взять и куда больше, но бабка по матери, умудренная опытом Василиса Алексеевна, учила ее в подобных делах не жадничать. Лучше срезать с шестерых раззяв по дюжине, растянув «удовольствие» на полгода – и остаться вне всяких подозрений, чем за раз откусить сразу сотню-другую – и нарваться на чреватый разоблачением скандал.

Мысленно произнеся слово «удовольствие», Муравьева кисло скривилась и снова посмотрела на второкурсника. Ощущения, испытываемые ею во время подобного рода постельных встреч, варьировались в диапазоне от «по барабану» до почти нестерпимого омерзения. Василиса Алексеевна утверждала, что ничего здесь не поделать – такова уж их родовая плата за ценные трофеи, но где-то глубоко в душе Маша все же лелеяла надежду, что однажды все будет иначе. Но, увы, каждый раз разочаровывалась. От сегодняшнего свидания, впрочем, она по этой части ровным счетом ничего и не ждала. Второкурсника подцепила буквально от безысходности, когда гордец Владимир Огинский-Зотов (дух его побери!) снова дал ей от ворот поворот.

Да уж, вздохнула Муравьева, окажись на месте этого никчемного типа молодой князь – не ровен час, что-то и впрямь могло сложиться по-другому. Было в Огинском-Зотове нечто необычное, будто бы нездешнее, чарующее – заставляющее каменное сердце сбиваться с ровного ритма, разливающее где-то в животе непривычно-приятное тепло, а ноги сводящее судорогой… С другой стороны, все это могло оказаться лишь предвкушением особого, богатого трофея – вот уж с кого наверняка можно было бы снять сто, а то и двести единиц, не опасаясь попасться на горячем…

Тряхнув густой копной каштановых волос, Маша позволила себе ухмылку: никуда от нее молодой князь не денется! Особенно теперь, когда канула в Пустоту эта его пассия – Морозова. Надю, конечно, жалко до слез, классная была девчонка, ну да нет худа без добра – не у Воронцовой же Огинский-Зотов побежит теперь искать утешения! Пусть на курсе и болтают, что в Питере между ними что-то такое было – друг другу они точно не пара. Есть еще, конечно, Тинатин Багратиони, но грузинская княжна у нас старомодно-строгого воспитания, сама на шею никому бросаться не станет. А она, Мария Муравьева, подобных предрассудков лишена. Так что все будет, дайте только срок!

Кивнув собственным мыслям, Маша обвела взглядом комнату, в которой доживала последние деньки – к началу учебного года всех первокурсников должны были переселить в одно казарменное крыло, на шестой, кажется, этаж. Эх, это ж снова придется делить жилье с соседкой! Так хорошо одной!

Машинально Муравьева скосила глаза на застеленную кровать справа от входа, несколько дней принадлежавшую некой молодой баронессе Остен-Сакен, девице некрасивой и тупой, как пробка – собственно, подобно пробке и вылетевшей после первого же вступительного испытания. Скосила – и обмерла: на покрывале, лениво шевеля мохнатыми лапками, по-хозяйски расположился огромный – с добрую ладонь – золотой паук.

«Приветствую, сестрица!» – слова возникли у Маши прямо в мозгу, но в том, что принадлежали они незваному восьминогому визитеру, у нее не было и толики сомнения.

Растерянно попятившись от паука, Муравьева вдруг поймала себя на неодолимом желании прикрыться. Удивление, вызванное этим чувством, на какое-то время даже затмило собой испуг: собственная нагота никогда ее не стесняла – так же, как ничуть не возбуждала чужая. А тут – на тебе, да еще и перед каким-то духом!

То, что перед ней именно дух, Маша поняла сразу.

Торопливо нагнувшись, Муравьева подняла с пола рубашку – кажется, ту самую, что минуту назад служила ей импровизированным полотенцем – и подтянула к груди, худо-бедно загородив аппетитные прелести. Мгновения, потраченные на это, дали ей время, чтобы немного собраться с мыслями, и, выпрямившись, она пробормотала:

– Злыдень бестелесный вам сестрица!

«А вы-то сами у нас кто, сударыня?» – насмешливо поинтересовался паук.

– Я – человек!

«Ой ли? Прям вот целиком и полностью?»

– На пятнадцать шестнадцатых, – буркнула Маша, поняв, что запираться бесполезно – не знал бы паук ее тайну, не стал бы задавать подобных вопросов.

«И на одну шестнадцатую – дух, – кивнул тот. – С прапрадеда пошло?»

– Согласно семейному преданию – с прапрабабки, – бросила Муравьева.

«Вот как? – вроде бы удивился ее странный собеседник. – Сие редкость. Обычно случается наоборот – человеческая девица и дух в образе мужчины… Но зато понятно, почему способности перешли по женской линии», – заметил он.

Не зная, что на это сказать, Муравьева лишь кивнула: ну да, мол, перешли, и действительно ясно почему.

«А я уж думал, III Отделение таких, как вы, еще перед войной повылавливало, – продолжил между тем дух. – А оно вот как оказывается…»

– Я весьма осторожна, – зачем-то пояснила Маша.

«Да, я заметил. Сколько вы сняли с лимита у сего доверчивого юноши?» – указал паук кривой лапкой на второкурсника.

– Двенадцать мерлинов.

«Умно. Стольником он был – Стольником и остался. Сольется однажды до нуля – удивится, конечно, но решит, что обсчитался. Потом, конечно, проверит… Станет теряться в догадках. Но на вас всяко не подумает. Да и как тут подумать – ему же с детства твердили, что предел маны неизменен…»

– Только не для меня, – отметила очевидное для обоих собеседников Муравьева.

«Только не для вас, – поддакнул ей дух. – А позвольте поинтересоваться, сударыня, на сколько вы прокачались за все время? Начали, полагаю, с шестнадцати лет? Или даже раньше?»

– С шестнадцати, – сама не понимая, почему так поступает, честно ответила Маша. – Тогда я едва-едва тянула на Стряпчего, теперь – уверенный шестой уровень, Окольничий.

«И останавливаться на достигнутом, полагаю, не сбираетесь?»

– С какой стати? – пожала она плечами.

«Ну, например, потому, что красть нехорошо?»

– Это не кража, – поморщилась Муравьева. – Честная сделка – по-своему, конечно. Они, – кивнула она на второкурсника, – свое получают сполна. А за удовольствие нужно платить. Много, как вы сами изволили отметить, я не беру. И дважды ни с кем не ложусь!

«Ну да, второй раз уже не сработает, – продемонстрировал осведомленность дух. – Да и чаще, чем один раз в лунный месяц – тоже…»

Несколько секунд они оба молчали, должно быть, думая каждый о своем.

– Кто вы вообще такой? – отступив еще на шаг и присев на краешек своей кровати, спросила наконец Маша. – И что вам от меня нужно?

«О, прошу прощения, что не представился, как положено, – спохватился ее собеседник. – Меня зовут Фу-Хао. Я, как вы изволили догадаться, дух. Может быть, мы с вами даже родственники, хотя, конечно, весьма и весьма дальние – посему я и дерзнул панибратски назвать вас сестрицей. Приношу извинения, если сие было неуместно…»

– Что вам нужно? – повторила свой вопрос Муравьева. – Собираетесь сдать меня в III Отделение?

«Помилуйте, сударыня, к чему мне сие? – картинно всплеснул парой передних лапок паук. – Их дела меня не касаются. А вот об одной услуге я вас попрошу. И попрошу весьма настойчиво».

– Об услуге? – вздернула брови Маша. – И о какой же?

«Оставьте в покое молодого князя Огинского-Зотова».

– Что? – ахнула она, ожидавшая чего угодно, но только не этого.

«Я видел, как вы вокруг него вьетесь. А теперь знаю зачем. И говорю: забудьте! Ни мерлина из лимита молодого князя я вам не отдам, даже не мечтайте!»

– Не очень-то и хотелось, – с деланым безразличием бросила Муравьева.

«Насколько я могу судить – хотелось, и очень, – самоуверенно заявил дух. – Но – нет! Забудьте о сем!»

– А то что? – не удержалась от вопроса она.

«А то подвалы III Отделения вам и вашей семье покажутся за счастье! И поверьте, сударыня: сие не пустая угроза!»

– Да уж верю… – хмуро пробормотала Маша. С духами шутки плохи – ей ли не знать! Сама такая… на одну шестнадцатую долю.

«Значит, мы договорились?»

– А если молодой князь проявит инициативу? – не спеша соглашаться, уточнила Муравьева.

«Поступите как порядочная девица», – хмыкнул Фу-Хао.

– Сдержанность порядочной девицы также не безгранична, – в тон ему заявила Маша.

«Проявите хоть толику оной сдержанности, сударыня – и я сочту свою просьбу исполненной».

– Ну, если так… Хорошо, я согласна, – помедлив с ответом уже для одной лишь видимости, кивнула она.

«Вот и отлично, – удовлетворенно кивнул глазастой головой паук. – За сим позвольте откланяться. И… доброй охоты, сестрица! В оговоренных нами рамках…»

– Да катитесь вы в Америку! – яростно бросила Муравьева, дождавшись, впрочем, пока дух исчезнет с покрывала.

А затем, выпустив из рук злополучную сорочку, неожиданно для самой себя уронила голову на ладони и разрыдалась – кажется, впервые с семилетнего возраста – когда узнала от бабки, кем является.

Через четверть часа, застав девицу в слезах, очнувшийся второкурсник был немало этим озадачен. Полез было с расспросами, но, натолкнувшись на глухую стену, предпочел подобру-поздорову ретироваться.

Маша исчезновения из комнаты «кавалера» даже не заметила.

Конец

Москва, 2021

* * *