Текст книги "Краденая магия. Часть 2 (СИ)"

Автор книги: Денис Кащеев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 13 страниц)

Глава 22

в которой я предстаю перед Цесаревичем и узнаю сногсшибательную новость

Должен признать, тронный зал императорского дворца особого впечатления на меня не произвел. Ну да, довольно просторный – метров шестьдесят в длину и порядка двадцати в ширину. Двусветный – окна нижнего ряда высокие, арочные, начинаются от самого пола, и отделяются одно от другого сгруппированными попарно белыми мраморными колоннами. Наверху, над этаким балкончиком – прямоугольные окошки поменьше. На полу – искусная мозаика. Шесть больших люстр под украшенным золотым орнаментом белым потолком и по меньшей мере пара дюжин маленьких, вдоль стен…

Нет, все это, конечно, как говорится, «дорого-богато», но в нашем мире и без всякой магии делают ничуть не хуже. В том же Зимнем дворце в Санкт-Петербурге хотя бы – был я там как-то на экскурсии. А уж тут могли бы, наверное, и чего-нибудь пограндиознее наколдовать!

Сам трон также не представлял из себя ничего выдающегося. Просто большое кресло, даром что золотое – никаких тебе оплавившихся мечей покоренных врагов или еще какой экзотики, вольно или невольно ожидаемой от волшебного мира. Стояло оно на семиступенчатом подиуме, под алым бархатным балдахином – и сейчас пустовало.

А вот второе кресло – уже серебряное и размером поменьше, расположенное слева от главного ступенькой ниже – занимал грузный мужчина лет тридцати в белом мундире с золотыми эполетами, обладатель коротко подстриженной рыжеватой бородки и пышных усов. Не кто иной, как сам наследник престола, Цесаревич Иоанн Борисович, предстать пред светлы очи которого мы, собственно, и прибыли в столицу. Очи, сиречь глаза, Его Высочества, к слову, и в самом деле были светлыми – серо-голубыми (прямо как у Нади!), взгляд же – холодным до колючести, но внимательным и проникновенным.

И в тронный зал Цесаревич ныне вышел вовсе не для того, чтобы дать формальную аудиенцию лучшим новобранцам Федоровского кадетского корпуса – а дабы вершить суд над одним из них.

Надо мной, то есть.

Я понуро стоял прямо перед тронным подиумом, со всех четырех сторон окруженный невидимой магической стеной. Для верности на руках у меня были литые металлические перчатки, не позволявшие согнуть или даже просто свести вместе пальцы. А для еще большей верности по бокам от меня застыли два бойца Собственного Его Императорского Величества Конвоя с обнаженными саблями. На острие клинка одного из них дрожала белая искра, лезвие второго мерцало, испуская неровное свечение – то красноватое, то синее – этакая ручная полицейская мигалка на минималках.

Метрах в четырех от меня, слева, с самоуверенным видом расположился есаул Семенов. Справа, примерно на таком же расстоянии, сбились в кучку майор Алексеев, Воронцова и Ясухару. Компанию им составляли какой-то азиат в алом кафтане Конвоя – про себя я назвал его китайцем – как-то странно, чуть ли не с улыбочкой на меня посматривавший, и сотник Емельянов. Последний был единственным, помимо Цесаревича, кто не стоял, а сидел – или, скорее, даже лежал – в специально принесенном для него раскладном креслице наподобие шезлонга. Дело, полагаю, было в полученных сотником магических ранах, никак не позволявших ему вытянуться во фрунт – хотя он честно пытался, даже и полулежа.

Я бы, признаться, сейчас тоже с удовольствием присел бы или прилег – с момента ликвидации пробоя минули уже почти сутки, но сил у меня сейчас было едва ли не меньше, чем непосредственно по окончании сражения. Впрочем, не удивительно: занимательные беседы с Семеновым и другими офицерами Конвоя, за которыми я коротал последние часы, на отдых походили мало. Нет, бить меня не били, но душу наизнанку вывернули, затем вправили назад и снова вывернули – уже после того, как я откровенно рассказал все, что знал. Проверяли, наверное. А выложил я и впрямь все – разве что о своем происхождении из мира-донора не проболтался. Но об этом меня и не спрашивали. Спросили бы – фиг бы утаил. Но они не спросили.

Милана и Тоётоми, надо признать, тоже выглядели бледновато. Похоже, и с ними «поговорили». Но в итоге определили в свидетели – как и Алексеева. Позже заместителю начальника корпуса, наверное, все же не поздоровится (шутка ли, пригрел в своем учебном заведении коварного злодея, да еще и привез того во дворец!), но пока здесь судили одного меня.

– …таким образом, выявлено следующее, – отвлекшись от своих мыслей, услышал я окончание доклада Семенова. Есаул выступал своего рода обвинителем, а вот никакого адвоката мне положено не было. – Несомненно, что пробой был подготовлен заранее и непосредственно инициирован духом, принадлежавшим нескольким поколениям князей Огинских и известным как Фу-Хао. Во дворец оного духа пронес находящийся ныне под подозрением молодой князь Владимир Огинский-Зотов. Установить мотивы, которыми руководствовался молодой князь, не удалось. Также остается невыясненным, с кем он состоял в сговоре либо чьи указания выполнял. Для ответа на сии вопросы потребуется применение мер, исключающих сохранение лицом, находящимся под подозрением, здравого рассудка, а возможно, и самой жизни. Оные меры могут быть применены при получении на сие надлежащей санкции Его Величества Государя.

То есть это со мной, получается, еще мягко обошлись? Что ж будет, когда Император даст своим нукерам добро на работу без оглядки? Впрочем, чего тогда не будет, есаул только что сказал без обиняков: «сохранения здравого рассудка и самой жизни».

Блин, лучше бы меня вчера духи убили! Хоть красиво бы погиб!

– Сам молодой князь всякое злоумышление со своей стороны отрицает, – продолжил между тем Семенов. – При сем признает, что получил духа по наследству от покойного князя Сергея и что способствовал проникновению Фу-Хао во дворец. Однако утверждает, что ничего худого не желал, – в ровном до сих пор тоне есаула явственно проскользнула нотка сарказма. – А также заверяет, что ничего не знал о готовившемся пробое. Несмотря на то, что в деле имеется ряд обстоятельств, косвенно свидетельствующих в пользу слов молодого князя, в целом сии оправдания представляются крайне сомнительными. У меня все, Ваше Высочество, – с поклоном закончил докладчик.

– Что значит все, есаул? – грозно сдвинул брови Цесаревич. Голос у наследника был низкий и сочный, прям бархатистый. – Ежели выявлено нечто, указывающее на невиновность молодого князя Огинского-Зотова, – коротко кивнул он в мою сторону, – извольте сие изложить!

– Как вам будет угодно, Ваше Высочество, – невозмутимо склонил голову Семенов. – Но я полагал, обернется лучше, ежели оные показания прозвучат из первых уст.

– Что ж, пусть будет так, – поразмыслив секунду, согласился наследник. – Давайте заслушаем свидетелей. Приступайте к допросу, есаул!

– Вызываю к ответу молодую графиню Воронцову! – словно только этого и ждал, объявил Семенов. – Прошу вас, милостивая государыня!

* * *

– Не секрет, что нас с молодым князем никак нельзя назвать близкими друзьями, – проговорила Воронцова, вроде бы отвечая Семенову, но обращаясь при этом непосредственно к Цесаревичу. – И тем не менее, в злой умысел с его стороны я не верю. Когда дух проявился и направился к камину, молодой князь попытался его остановить. Прямо приказал вернуться, но паук – так дух выглядел внешне – отказался ему подчиниться!

– Разве сие не могло быть предуготовленным спектаклем? – скептически скривил губы есаул.

– Не думаю, – покачала головой Милана, по-прежнему глядя исключительно на наследника. – Актер из молодого князя аховый. Уверена, что в тот момент он был искренним! Да и окажись молодой князь причастен к пробою, с чего бы ему затем встать на пути у духов вместе со мной и господином Ясухару?

– Возможно, также лишь для видимости? – предположил Семенов.

– Для видимости?! – возмутилась Воронцова, удостоив наконец взглядом докладчика. – Да если бы не Огинский-Зотов, духи бы всех там растоптали! Меня с господином Ясухару – так уж точно! Знаете, сколько я сцедила с молодого князя маны?

– Упустил сей момент, – слегка нахмурившись, признался есаул. – Он не показался мне существенным, – поспешил пояснить он Цесаревичу.

– Две с половиной тысячи мерлинов – это, по-вашему, несущественно?! – всплеснув руками, воскликнула девушка.

– Сколько? – ахнул наследник.

– Две с половиной тысячи мерлинов, Ваше Высочество! – отчеканила Милана.

– Две с половиной тысячи мерлинов… Невероятно! – обескураженно покачал головой есаул.

– Это только то, что забрала я! А кроме меня молодой князь еще подпитывал маной господина Ясухару! Лишь благодаря этой помощи мы до сих пор живы! И лишь это позволило ликвидировать пробой!

– Невероятно… – повторил Семенов. – Да что там, сие просто невозможно!

И правда, ни фига ж себе! Нет, я знал, что слил вчера довольно много, но чтобы столько! Сколько там было едва ли не на максимуме у Нади? Четыреста семьдесят пять мерлинов, кажется? А тут – впятеро больше! Да уж, выходит, я нереально крут!

Только вряд ли мне это как-то поможет. Наоборот, теперь уж наверняка прибьют – от греха…

* * *

– Позволю себе не согласиться с молодой графиней, – едва слышно прохрипел из своего шезлонга сотник Емельянов, когда настала его очередь давать показания.

Вызванный перед ним Тоётоми повторил почти все то же самое, что говорила Воронцова: слышал, мол, как я приказал духу вернуться, и, типа, пережил пробой только благодаря моей мане. Заимствованные мерлины японец, правда, не считал, но предполагал, что взял никак не менее девяти сотен.

Это же почти три с половиной тысячи в сумме?! Да еще сам я сколько-то потратил… Точно прибьют!

– Не согласиться в той части, что якобы только вмешательство молодого князя позволило остановить духов, – продолжил между тем Емельянов. – Пробой был на редкость мощным, однако ликвидирован он был бы в любом случае. Конвой понес бы потери, но ни до Вашего Высочества, ни до Государя Императора духи бы все одно не добрались. Это я могу заявить с уверенностью!

– Зачем же тогда злодеям было, по-вашему, огород городить? – поинтересовался Цесаревич.

– Не могу знать, Ваше Высочество, – развел руками сотник. – Возможно, сие была всего лишь демонстрация, – неуверенно добавил он затем.

– Демонстрация чего? – не понял наследник.

– Демонстрация угрозы.

– И кому же могла такая демонстрация потребоваться? – осведомился Цесаревич.

– Не могу знать, Ваше Высочество…

– А вы что скажете, есаул? – повернулся наследник к Семенову.

– Ваше Высочество, возможно, ключ к ответу на сей вопрос нам даст следующий свидетель, – заявил тот. – Вызываю к ответу заместителя начальника Федоровского кадетского корпуса майора Алексеева!

* * *

– Скажите, господин майор, – вкрадчивым голосом произнес есаул. – Как вышло, что несмотря на неоднократные нарушения правил внутреннего распорядка корпуса, допущенные молодым князем Огинским-Зотовым, он не только не получил взыскания, но и напротив, был премирован шестью баллами, которые и позволили ему в итоге попасть в первую тройку абитуриентов?

Это уже был четвертый или пятый вопрос, заданный Алексееву Семеновым. Прежде заместитель начальника корпуса успел заверить, что ничего не знал о Фу-Хао, отметить, что я блестяще проявил себя на вступительных испытаниях, особенно на эссе и на истории, а также упомянуть о происшествии с ядом в моем бокале и о несостоявшейся дуэли с Воронцовой.

– Некие инциденты и впрямь имели место, сударь, – сухо проговорил старик. – Но по итогам тщательно проведенных разбирательств были признаны незначительными и не заслуживающими наказания в виде штрафа.

– Сии решения принимали вы, господин майор? – уточнил есаул.

– Разумеется, сударь, – кивнул Алексеев. – Сие моя обязанность.

– Самостоятельно? – прищурился Семенов.

– Разумеется, сударь, – не постарался быть оригинальным майор.

– Однако присутствовал ли при сих разбирательствах кто-то еще? – не унимался есаул. – Я не имею в виду других абитуриентов, – пояснил он тут же свой вопрос. – Кто-нибудь… позначительнее.

– Однажды – присутствовал, сударь, – неохотно буркнул заместитель начальника корпуса.

– И кто же сие был?

– Светлейший князь Всеволод Романов, наместник Его Императорского Величества в Московской губернии, – помявшись, сообщил Алексеев.

– Господин майор, я сильно ошибусь, если скажу, что именно Его Светлость господин наместник счел происшествие незначительным и настоял на прощении молодого князя Огинского-Зотова? – быстро спросил Семенов.

– Не сильно, сударь, – хмуро обронил заместитель начальника корпуса.

– Выглядело ли сие как оказание Светлейшим князем Романовым покровительства молодому князю Огинскому-Зотову?

– Именно так сие и выглядело, сударь, – похоже, устав упираться, вскинул голову майор.

– И не случись того заступничества, молодой князь нипочем бы не попал в тройку лидеров вступительного рейтинга?

– На тот момент испытания еще не начались, сударь. Рано было судить о будущих результатах.

– Но теперь-то мы можем о них судить с уверенностью? – осклабился есаул.

– Разумеется, сударь.

– Благодарю вас, господин майор, – кивнул Семенов Алексееву. – Ваше Высочество! – повернулся он к Цесаревичу. – Устав Конвоя не дает мне полномочий вести розыск в отношении родственников венценосной фамилии. Но факты таковы, что только покровительство Светлейшего князя Всеволода позволило молодому князю Огинскому-Зотову войти в число трех лучших абитуриентов Федоровского кадетского корпуса и, соответственно, попасть на прием в императорский дворец. Также отмечу, что во вступительном эссе молодой князь высказал идеи, почти дословно совпадающие с широко известной политической позицией московского наместника. Кроме того, беспрецедентный пробой, случившийся не где-нибудь, а прямо в императорском дворце, послужил бы неплохим доводом в пользу оной позиции! Могло возобладать мнение, что суровые времена, кои не устает нам пророчить Светлейший князь Всеволод, и впрямь на пороге – а значит, Империи нужен новый, более жесткий Глава Кабинета министров. А подходящая кандидатура уже на слуху… Ну и кто-то должен был заблаговременно подготовить во дворце условия для пробоя – и у Светлейшего князя Всеволода имелись для сего все возможности…

– Довольно, есаул! – строго оборвал Семенова Цесаревич. – Сие и в самом деле вне вашей компетенции! Извольте оставить Романова мне и Государю! Сами же вернитесь непосредственно к молодому князю Огинскому-Зотову! У нас ведь еще остался один неопрошенный свидетель?

– Не совсем так, Ваше Высочество, – с поклоном ответил докладчик. – Есаул Чжан – не свидетель, сие наш эксперт по охранным системам. Час назад он прибыл из Ливадии, где занимался оборудованием новой императорской резиденции. Чжан ознакомился с деталями случившегося вчера в столице и желает лично объяснить Вашему Высочеству, как именно духу Фу-Хао удалось преодолеть защитные рубежи дворца. Есаул полагает сие важным и уместным, но сам я его отчета еще не видел.

– Что ж, пусть объяснит, – поколебавшись, кивнул Цесаревич.

* * *

– Ваше Высочество, до вчерашнего дня все мы пребывали в совершенной уверенности, что несанкционированное проникновение духа в императорский дворец абсолютно исключено, – после короткого вступления перешел к сути дела китаец в алом кафтане Конвоя. Говорил есаул Чжан будто бы с легким акцентом, но понять его было можно без труда. – Однако в системе охраны скрывалась досадная уязвимость. Ею и воспользовался тот, кто послал Фу-Хао.

– То есть, молодой князь Огинский-Зотов? – взял в свои руки ведение допроса Цесаревич.

– Нет, Ваше Высочество. Молодой князь отнюдь не был хозяином Фу-Хао – иначе мы поняли бы это сразу, еще на входе. Скрыть от наших охранных систем, что владеешь фамильяром, невозможно.

Э, что это китаец несет? Врет, что ли – чтобы меня выгородить? Но зачем?!

– Но связь с духом у юноши имелась, – продолжил тем временем Чжан. – Более того, он искренне считал Фу-Хао своим фамильяром – и именно посему сумел воссоединиться с ним, уже будучи за охранным периметром. Дух пришел к тому, кто полагал себя его хозяином – минуя все препоны. На то он и дух. Что же касается молодого князя, то он точно не вынашивал злого умысла – иначе наша проверка сие бы выявила. Нет, намерения юноши были чисты – и как раз такого варианта мы не предусмотрели. А вот злодей предусмотрел – и нас перехитрил.

– И кто же, по-вашему, сей хитрый злодей, есаул? – поинтересовался Цесаревич.

– Истинный хозяин Фу-Хао, Ваше Высочество. Князь Сергей Огинский.

– Что за чушь?! – не скрывая разочарования, поморщился наследник. – Князь Сергей ушел в Пустоту! Всем известно, что после смерти хозяина никакие его приказы уже не имеют силы для фамильяра!

– Истинно так, Ваше Высочество. Не имеют. И сие может означать лишь одно.

– Что именно, есаул? – нахмурился Цесаревич. – Не тяните!

– Что князь Сергей до сих пор жив, – обронил китаец. – Жив, и продолжает отдавать приказы Фу-Хао.

Глава 23

в которой мне предлагают простой выбор

Известие о том, что князь Сергей жив, неслабо так меня поразило – я аж собственный приговор прослушал. И только когда, распавшись на половинки, с моих рук соскользнули и со звоном упали на мозаичный пол металлические перчатки, а стража спрятала свои грозные сабли и отступила, я понял, что нежданно оправдан. Поднял глаза на тронный подиум, но Цесаревича там уже не было – наследник престола успел по-тихому удалиться. Машинально я перевел взгляд на Семенова – тот тоже уже выходил из зала. В дверях есаул обернулся – на лице у него была недовольная гримаса. Впрочем, смотрел при этом офицер Конвоя вовсе не на меня, а на своего коллегу – китайца Чжана. Досадовал, что тот заранее не предупредил его о сделанных выводах и выставил в дурном свете перед Его Высочеством? Или уже размышлял, как теперь быть с охранными системами дворца? Духи его разберут!

Что до китайца, то прежде чем покинуть зал, он приблизился ко мне и, заложив руки за спину и слегка склонив голову на плечо, принялся меня внимательно разглядывать – словно какую-нибудь музейную диковину. Длилось так добрых полминуты, и за это время выражение его лица несколько раз сменилось: с любопытного на самодовольное, потом будто бы на встревоженное, затем на умиротворенное, а после на вовсе ничего не выражающее. Я же, не очень понимая, что и как следует делать в подобной ситуации, сперва просто выжидал, затем попытался встретиться с Чжаном глазами – однако взгляд китайца постоянно от меня ускользал. Наконец, решив, что сцена уж слишком затянулась, я выговорил:

– Э… Гм… Благодарю вас, господин есаул… Если бы не вы, я бы пропал!

– Еще не поздно, – будто бы не к месту заметил на это китаец.

– Что, простите? – нахмурился я.

– Пропáсть, – пояснил Чжан. – Еще не поздно пропасть… Будьте осторожны, молодой князь, – продолжил он после короткой паузы, особо выделив голосом мой титул – должно быть, желая этим что-то подчеркнуть, но что и зачем, я не понял. – Для вас пока ничего не закончилось. Напротив, насколько могу судить – все только начинается… Честь имею, сударь!

С этими словами китаец направился к выходу из зала, оставив меня, признаться, в некотором недоумении.

– Мои поздравления, сэнсэй! – дождавшись ухода Чжана, ко мне с поклоном приблизился Ясухару.

Ну вот, я снова для него «сэнсэй». Теперь, наверное, из-за невероятно высокого максимума маны. По этому показателю ему уж точно никогда меня не превзойти… Ладно, «сэнсэй» так «сэнсэй».

– Я ни минуты не сомневался в вашей невиновности, сэнсэй! – с пылом продолжил Тоётоми.

– «В твоей невиновности», – почти на автомате поправил я японца.

– В моей? – растерялся самурай.

– В моей, – усмехнулся я. – Но мы на «ты»!

– Право, мне неловко… – замялся Ясухару. – Но как вам… Как тебе угодно, сэнсэй!

– Вот, другое дело.

Подошли Воронцова с Алексеевым. Майор пожал мне руку и тоже горячо заверил, что с самого начала был абсолютно уверен в оправдательном приговоре.

– Среди Федоровских кадетов нет государственных преступников! – сияя, заявил старик.

– Зато попадаются идиоты, – хмыкнула в свою очередь Милана. – Это надо же додуматься: протащить духа в императорскую резиденцию! – воззрилась она на меня – насмешливо, но вроде бы беззлобно. – Все мозги в ману ушли, да?

– О сем мы еще поговорим, – малость помрачнев, пообещал Алексеев – не то девушке, не то мне. – А сейчас, милостивая государыня, милостивые государи, пройдемте в выделенные нам комнаты!

Так мы и поступили.

* * *

Чести лицезреть Цесаревича снова, уже на формальной аудиенции, мы в итоге так и не удостоились.

– Его Высочество занят, – объяснил нам Алексеев. – Вчерашний пробой обнажил слишком много проблем, так что в Петрополисе нынче попросту не до нас.

– Вот же ж… – не договорив, Воронцова метнула на меня недовольный взгляд.

Я виновато развел руками – в кои-то веки претензии ко мне Миланы имели под собой все основания.

– Ничего страшного! – попытался утешить девушку майор. – Его Высочество вас видел и впечатление наверняка составил!

– Боюсь даже предположить, какое именно впечатление! – буркнула Воронцова.

– В целом – благоприятное, – уверенно заявил заместитель начальника корпуса. – Будь иначе, нас по-быстрому спровадили бы в Москву порталом. А мы возвращаемся на поезде, согласно утвержденной программе. Так что все в порядке.

На удивление, Милану такой аргумент убедил. А вот меня – нет. Как ни крути, сакраментального «Я буду следить за вашими успехами» на этот раз не прозвучало, так что никакого покровительства нам Цесаревич не обещал. А мне оно, это покровительство, сейчас, честно говоря, совсем бы не помешало, ибо прежнего моего благодетеля, Светлейшего князя Романова, явно вскорости ждали не лучшие времена. Не говоря уже о мутной истории с Огинским, чью фамилию я носил – из доброй памяти безобидного покойничка Сергей Казимирович внезапно превратился в живого злодея, без пяти минут цареубийцу.

Как сообщил мне Алексеев, указом Императора мой «воскресший» приемный отец был лишен всех прав состояния, выведен из дворянского достоинства и заочно приговорен к каторжным работам, а принадлежавшее ему имущество – целиком и полностью отписано в казну. Плакало, в общем, наше с Надей наследство. Впрочем, завещание Огинского в любом случае аннулировалось – он же не умер.

При этом, мое усыновление почему-то осталось в силе. Как ни странно, за мной сохранился даже громкий титул молодого князя. Типа, сын за отца, тем паче – приемного, не отвечает, и все такое. Что ж, и на том спасибо.

Об утраченном богатстве я особо не горевал, разве что за Надю немного переживал: ей же, помнится, из тех средств десять тысяч империалов причиталось. С другой стороны, мы теперь в корпусе, на полном, так сказать, государственном обеспечении: жить есть где, кушать есть что, ну а дальше – видно будет.

И потом, насчет самой Морозовой еще нужно хорошенько разобраться: не сообщница ли она, часом, Сергея Казимировича? Не на пару ли они меня чуть не подвели под монастырь?!

Будет, кстати, сюрприз Алексееву, если вскроется, что Надя замешана! «Среди Федоровских кадетов нет государственных преступников», говорите? А вот не факт еще!

* * *

Поезд был тот же самый, что привез нас в Петрополис, но теперь он состоял всего из двух вагонов – недоставало того, где ехал есаул Семенов. Ну, как недоставало: никто из нас, кажется, ничуть на этот счет не переживал и по офицеру Конвоя не тосковал.

Стол в салоне нам накрыли на четверых. Вино на сей раз было красным, и, вероятно, без всяких хитрых добавок: все, что хотела, императорская охрана у нас уже выпытала, да и ехали мы нынче не в столицу – назад, в тихую провинциальную Москву.

А вот первый тост оказался неизменным: «За Государя Императора Бориса!» Поднял его Алексеев.

Второй, кстати, провозгласила Воронцова: за Его Высочество Цесаревича Иоанна. Третий предложил я: за здоровье сотника Емельянова и других пострадавших в ходе пробоя – всего ранения получили четверо офицеров Конвоя, двое – тяжелые. Погибших, к счастью, не было.

Четвертый бокал мы выпили за Федоровский кадетский корпус – это случилось уже к концу трапезы.

* * *

Покончив с ужином, я вернулся в купе, снял китель, разулся и только прилег на диванчик, как вдруг услышал в голове знакомо-беззвучное:

«Позволите присоединиться, сударь?»

Подскочив едва ли не под потолок, я скатился с дивана на пол, зачем-то призвав каждой рукой по щиту.

– Фу?!

«К вашим услугам, сударь!»

На столике возле часов появился золотой паук. Отпрянув, я торопливо развернул оба щита в ту сторону.

– Да как ты смеешь ко мне являться, тварь?! – прорычал, задыхаясь от возмущения – и отчасти, наверное, оторопи. – После того, что устроил во дворце?!

«Прошу вас, сударь, тише! – попросил в ответ дух. – Вас услышат!»

– Вот и пусть услышат! – и не думая сбавлять тон – кажется, даже слегка его еще повысив – воскликнул я. – Покрывать тебя я ни разу не намерен!

«В поезде сейчас нет никого, кто сумел бы со мной совладать, сударь, – комично разведя передней парой лапок – словно человек руками – проговорил Фу. – Да в том и нужды нет: если мы с вами не придем к соглашению, меня так или иначе ждет развоплощение!»

– Это еще почему? – хмуро буркнул я – уже, правда, тише.

«Я покинул прежнего хозяина, сударь».

– Князя Сергея? – зачем-то уточнил я.

«Уже не князя – сегодняшним высочайшим указом Сергей Казимирович лишен титула».

– И поэтому ты его бросил? – саркастически хмыкнул я. – Типа, якшаться с каторжником, пусть и приговоренным заочно – не круто?

«Дело не в том, сударь. Сергей Казимирович поступил со мной неподобающе. Обрек на встречу с теми, от кого я когда-то бежал в сей мир. Ослушаться я был не вправе, но, чудом уцелев, получил право разорвать нашу сделку. Ну, как оскорбленный манник может уйти от патрона – но сначала обязан исполнить поручение… Однако теперь мне остается либо покинуть сей мир – направиться туда, где ничего хорошего меня не ждет – либо слиться с Пустотой. Но есть и третий вариант – договориться с вами, сударь. Я бы предпочел сделать именно так».

– И что, думаете, я вам поверю? – прищурился я, поймав, однако, себя на том, что непроизвольно перешел с духом на «вы». – После того, как однажды вы меня уже подставили?

«Говорю же, сударь: у меня не было выбора! Подставил вас Сергей Казимирович. Как и меня».

– Так с какой стати я должен вам верить?!

«У меня нет убедительного ответа на сей вопрос, сударь. Посему я не прошу о полноценной сделке. Позвольте мне просто помогать вам – без каких бы то ни было встречных обязательств! Моя помощь точно не будет лишней! Несмотря на колоссальный уровень по мане, силой вы все еще простой Дворянин. И по-прежнему крайне неумелы в технике. Я мог бы посодействовать вашему развитию, сударь!»

– Сам как-нибудь справлюсь, – поморщился я.

«Не сомневаюсь, сударь. Но сколько на сие потребуется времени? Не отвечайте: ни вы, ни я не способны сего предсказать. А повышенный спрос с вас будет уже сейчас. От майора Алексеева поблажек не ждите: покамест ваши с ним интересы совпадают, но, когда скандал утихнет, он все вам припомнит, не сомневайтесь! И с огромным удовольствием вышвырнет из корпуса – ежели вы не потянете программу обучения. А будьте уверены: самостоятельно вы оную не потянете. На одной мане там не выехать. Теперь далее. Воронцовы. Не обольщайтесь примирением с Миланой – сына вам граф Анатолий не простил и не простит! Потом Романов. Вольно или невольно, вы его сдали. Светлейший князь, конечно, выкрутится – но ущерб понесет и обиду затаит. Ну и не забывайте об Огинском. Его планы вы также поломали, пусть того и не желая. Не слишком много врагов для юноши, считанные дни назад впервые узнавшего о магии?»

– Сколько есть – все мои, – сердито бросил я, в душе, впрочем, признавая: доля истины в словах Фу присутствует. И не такая уж и малая доля. Ну да и что с того?!

«Давайте дадим друг другу шанс, сударь, – не отступал между тем „паук“. – Назначьте мне испытательный срок! Вы же ничем не рискуете! В любой момент сможете меня изгнать – и я незамедлительно уйду в Пустоту!»

– Ну так валите туда сразу! – упрямо заявил я.

«Что ж… Если это ваше последнее слово, сударь – так я и поступлю, – неожиданно сдался Фу. – Но прежде – по пути – навещу есаула Семенова и намекну ему про вас и мир-донор. Уверен, тема его заинтересует…» – нет, не сдался, сволочь!

– Вы меня что, шантажируете? – холодно прищурился я, пряча смятение за презрительным взглядом.

«А что мне остается, сударь? Договориться я могу только с вами – спасибо Сергею Казимировичу, открывшему мне один лишь сей путь. Не получится – мне конец! Разве не будет справедливо, если я задействую для убеждения все доступные мне аргументы?»

– И на этом сомнительном фундаменте вы собираетесь строить сотрудничество? – фыркнул я.

«Ну, на других-то не получилось. И потом, напомню: я не прошу ничего взамен – кроме общего разрешения вам помогать. А уж пользоваться сей подмогой или игнорировать ее – в каждом конкретном случае вы будете решать сами!»

– А где гарантия, что при первом удобном случае вы не побежите к есаулу Семенову?

«А зачем мне так поступать, сударь – ежели мы с вами договоримся?»

– Ну, мало ли…

«Сударь, все просто: пока я буду вам верен – смогу жить. Паче чаяния предам – погибну. На что мне сие?»

– Это если ваши слова – правда.

«А ежели вдруг нет – что вы теряете, согласившись?»

– Не знаю, – вынужден был признать я. – Но до истории во дворце я тоже думал, что все под контролем! – заметил, кисло скривившись.

«Все никогда не бывает под контролем, сударь. Но сейчас выбор простой. Для меня: ваше согласие – жизнь, ваш отказ – Пустота. Для вас: согласие – моя помощь, отказ – новая беседа с есаулом Семеновым. Тут ни убавить, ни прибавить. Только определиться: да или нет. И определяться – вам, сударь!»

Да уж… Звучит и в самом деле просто. Но наверняка есть какие-то подводные камни. Просто я их пока не вижу – по неведению. Соглашусь – возможно, узнаю. Только тогда уже поздно будет.

С другой стороны, откажусь – вляпаюсь в очередную историю с Конвоем. Из которой так просто могу уже не выпутаться…

Ну и зараза же этот Фу!

– Короче, так! – тряхнув головой, бросил я. – Я не беру на себя никаких обязательств, но разрешаю вам мне служить. Да, формулировка именно такая, и другой не будет! Служить – в течение испытательного срока… Размер коего я установлю позже! – ухмыльнувшись, уточнил я. – В случае же малейших подозрений в ваш адрес оставляю за собой полное право выгнать вас ко всем чертям. То есть к злобным духам. Устраивает такой вариант?

«Вполне, сударь, – слегка припав на передние лапки, изобразил нечто наподобие поклона „паук“. – Благодарю вас… за доверие. Обещаю, о сделанном выборе вы не пожалеете. А сейчас, с вашего позволения, я исчезну до поры: у вас ожидаются гости».