Текст книги "Краденая магия. Часть 2 (СИ)"

Автор книги: Денис Кащеев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 13 страниц)

Денис Кащеев
Краденая магия. Часть 2

* * *

Глава 1

в которой я остаюсь без аперитива

В отличие от состоявшихся черномундирников, нам, абитуриентам, не вменялось в обязанность приходить в столовую корпуса строем, однако часы приема пищи были строго определены и для нас. Опоздал – ходи голодный. Так мы с Надей, забегавшись, сегодня уже не попали на обед. А вот к ужину явиться сподобились.

Столовая располагалась за пятым чертогом и считалась чертогом номер семь. Это было приземистое одноэтажное здание, светло-бежевое с белой отделкой, узкое и довольно длинное. Входы в него находились с торцов, и, чтобы попасть внутрь, сперва следовало пройти шагов сто в одну или другую сторону вдоль бесконечной аркады окон, вписанной в строгую колоннаду.

Внутри чертог номер семь был поделен на трапезные залы, вроде как отличавшиеся один от другого как декором, так и расположением столов. «Вроде» – потому что знал я об этом пока исключительно со слов Морозовой: от входа, которым мы воспользовались, отведенное абитуриентам помещение шло первым – сразу же за гардеробной, где зимой полагалось оставлять верхнюю одежду. Сейчас, впрочем, вешалки и крючки за высокой стойкой пустовали, и только полки вдоль стены были завалены черно-красными кадетскими фуражками.

В самом зале обнаружились три длинных стола, стоявшие параллельно друг другу и застеленные белоснежными скатертями. Всего посадочных мест тут было человек на триста, заполнено из них – едва треть. Над спинками части свободных стульев светились в воздухе надписи на глаголице с фамилиями, именами и титулами тех, кому они предназначались. Как я понял – сидеть полагалось всем вперемешку: графьям да князьям отдельного столика не полагалось. Парни и девушки тоже никак не разделялись, но мы с Надей оказались хоть и за одним столом, но вовсе не рядом – стульев через десять друг от друга, четыре из которых были уже заняты.

Найти мое место мне, естественно, помог Фу (эх, нужно все-таки будет поскорее выучить эту местную азбуку!), но прежде, чем проследовать туда, я проводил спутницу к ее стулу. Протянул руку к его спинке, чтобы галантно отодвинуть для девушки, но Морозова меня опередила, проворно ухватившись за нее первой. И стоило Надиным пальцам коснуться деревянной планки, как крючковатая надпись над стулом погасла.

– Так положено, – пояснила мне девушка. – Что-то вроде регистрации.

Я пожал плечами: положено – так положено.

– Потом, вроде бы, можно будет пересесть, – продолжила Морозова, опускаясь на стул. – Не помню точно, что для этого нужно сделать – надо будет посмотреть в правилах… Приятного аппетита!

– Приятного аппетита, – кивнул я и отступил от Нади.

По дороге к своему месту я наскоро окинул взглядом зал. Сразу же заметил Воронцову. Милана сидела за соседним столом, в дальнем его конце, в окружении свиты клевретов: я узнал Кутайсова, Плетнева, Гончарова и этого, как его… Ну, которому я нос разбил…

«Кузьмин», – с готовностью подсказал мне фамильяр.

«Простите, Фу, вы все мои мысли читаете?» – недовольно поинтересовался я.

«Стараюсь только приличные, – хмыкнул „паук“. – Но когда оных недостает – довольствуюсь прочими».

«Довольствуетесь?»

«Ваши мысли – мой хлеб, сударь. В некотором роде. Толика перчинки придает блюду вкус, но жевать чистый перец… Увольте!»

«Паук – мыслеед!» – буркнул я.

Да уж, с этим фамильяром что ни день, то новости! Интересно, а если я вовсе перестану думать – он что, с голоду сдохнет?

«Кто не мыслит – тот не существует, – заявил Фу. – Так что тут еще кто из нас двоих сдохнет первым, сударь! Впрочем, в сем смысле временами вы и впрямь производите впечатление полутрупа…»

«Ладно, получите-ка тогда перчика!» – парировал я, по-быстрому найдя глазами за столом ближайшую девицу и принявшись мысленно ее раздевать. Та, словно почувствовав на себе мой взгляд, нервно заерзала на деревянном сиденье – но от этого вышло только пикантнее.

«Благодарю, сударь, я сыт! – бросил фамильяр. – Да и не перчик сие отнюдь – так, лаврушечка…»

За этой нехитрой пикировкой с Фу я наконец добрался до своего места. «Зарегистрировался», дотронувшись до спинки стула, уселся и принялся ждать подачи еды: покамест скатерть передо мной была пуста – если не считать пузатого бокала с красным вином, призванного, вероятно, как-то скрасить время вынужденного безделья. Интересно тут у них все-таки устроено! Как тот же «манамобиль» по городу водить – жди двадцати одного года, а алкоголь несовершеннолетним – свободно.

Впрочем, мне-то жаловаться было грех: за руль с моей подготовкой так или иначе не сунешься (да и нет у местных колясок никаких рулей – и это как раз одна из проблем), а аперитив – вот он, бери да пей…

Подумав так, я протянул руку к бокалу, но в этот самый момент справа вдруг раздалось:

– Позвольте пожелать вам приятного аппетита, Ваше сиятельство.

Не завершив движения, я обернулся, но еще прежде, чем увидел обратившегося ко мне абитуриента, уже узнал и голос, и интонацию. Так и есть: на соседнем стуле сидел, радостно сверкая окулярами, мой манник (как это, оказывается, называется) Евгений Крикалев.

– Благодарю, сударь, – почти на автомате ответил я. – И вам того же…

«По тому же месту», – продолжил мысленно, и затем пробормотал уже вслух:

– Надо же, какое странное совпадение!

– Благодарю, молодой князь, – в свою очередь проговорил очкарик. – И если вы изволите вести речь о рассадке за столом, то сие отнюдь не совпадение. Место рядом с вами не было зарезервировано, и я позволил себе дерзость его занять.

– А что, так можно было? – глуповато вырвалось у меня.

– Разумеется. Если никто не возражает – почему нет? Надеюсь, вы не против? – с легким беспокойством уточнил очкарик.

– Нет, что вы, сударь! – поспешил заверить я Крикалева. – Только «за»…

Повернув голову – слегка, чтобы не оказаться к собеседнику затылком – я покосился на место слева от себя. Занято оно не было, отсутствовала и надпись над спинкой стула. Нужно будет в следующий раз предложить Наде сюда перебраться…

В этот момент на стол передо мной опустилось сверху блюдо с золотистыми поджаристыми пирожками, даже с виду обжигающе горячими. Я машинально задрал голову, ища, откуда оно взялось: под самым потолком, оказывается, шло весьма интенсивное движение. Парили тарелки, плыли плошки, стайками летели столовые приборы… Все это – в специальной нише непосредственно над столом, из прохода и не заметишь…

Опустив глаза, я примерился к пирожкам, выбирая самый аппетитный из них, затем снова посмотрел на бокал с вином, размышляя, с чего лучше начать.

– Если позволите, молодой князь, рекомендовал бы с грибами, – проговорил словно только и ждавший моих сомнений Крикалев. – Сии те, что с подрумяненным гребешком. Просто пальчики оближете! А вот вино тут, увы, довольно посредственное, – моя рука повторно двинулась к бокалу, и жест этот также не укрылся от внимания не в меру предупредительного соседа.

Сам очкарик уже разделался с доброй половиной собственного блюда, а вот бокал его был едва тронут.

Снова прервав движение, я дернулся было к пирожку, но, передумав, все же вернулся к идее начать с вина и дотянулся наконец пальцами до стекла бокала.

«Стоп!» – крик Фу в моей голове был столь резок и внезапен, что я едва не выронил уже приподнятую порцию аперитива.

«Что такое?» – нахмурился я.

«Яд, сударь! Вино отравлено!»

«Чё, правда?» – бокал поспешно был возвращен мной обратно на стол.

«Кривда! Для шуток не время!»

«Хм… – досчитав в уме до десяти, я постарался взять себя в руки. – Воронцова постаралась?» – спросил затем.

«Подписи на яде не стоит, – хмыкнул фамильяр. – Но самый очевидный подозреваемый – конечно же молодая графиня».

«Быстро она, однако…»

Повернув голову – будто бы бросая взгляд вдоль нашего стола – я скосил глаза на соседний, где расположилась компания Миланы. Воронцова, поворотившись ко мне своей черной косой, будто бы увлеченно беседовала о чем-то с Кутайсовым, а вот Плетнев и Гончаров пялились на меня, словно зомби в телевизор. Ну, точно: ждут, когда начнется шоу…

«И… что делать?» – спросил я у Фу.

«Покамест лишь очевидно, чего делать ни в коем случае не следует – пить из бокала», – откликнулся тот.

«Просто оставить вино нетронутым?» – уточнил я.

«Нет, так тоже не годится, – поразмыслив, заявил фамильяр. – Подозрительно выйдет. Чтобы даже не пригубить… Нет, слишком подозрительно!»

«Ну, мало ли… Вон, Крикалев сказал, что вино так себе… – вспомнил я. – Может, я тупо послушался умного совета!»

«Неправдоподобно, – не согласился Фу. – Уверен, сударь, вино вы бы все равно попробовали. Как, собственно, и собирались…»

«Мало ли, что я там собирался! Взял и передумал! Это вам у меня в голове видно, что правдоподобно, а что нет! А со стороны…»

«И со стороны видно, – не уступал „паук“. – К тому же, если оставить бокал нетронутым, кто-то из слуг на кухне может на него позариться. Конечно, это всего лишь мастеровые…»

«А вот это как раз не важно! – мотнул головой я – не подумал, что мотнул, а действительно дернулся, похоже, несколько удивив внезапной судорогой что-то притихшего Крикалева. – Мастеровые – что, не люди?»

«Мне известна ваша щепетильность на сей счет, сударь, и, поверьте: при поиске решения я ее учитываю», – заявил фамильяр.

«Ну, и?..»

«Будь яд попроще, я бы, вероятно, сумел обезвредить его прежде, чем он начнет действовать… – словно размышляя по ходу дела, протянул Фу. – Хотя, нет, сие бы выглядело еще подозрительнее! Да и мощное зелье вам подмешали, сударь, с таким в два счета не управишься…»

Да уж, в основательности подхода нашей молодой графине не откажешь…

«Слушайте, а может, его просто пролить? – осенило меня. – Типа, случайно! Уронить бокал на пол…»

«В принципе, сие неплохая идея, – с готовностью подхватил „паук“. – Только надобно подстроить, чтобы выглядело естественно… Так, внимание! – сменил он внезапно тон. – Не оглядывайтесь, просто слушайте: к вам сюда идет Гончаров!»

«Воронцова послала „шестерку“ проверить, почему ловушка до сих пор не сработала?» – предположил я.

«Возможно… Что ж, давайте-ка, сударь, попробуем подстрелить сразу двух зайцев. Только действовать нужно крайне расчетливо… Не соблаговолите на несколько секунд передать мне контроль над вашей десницей?»

«Что?» – не понял я.

«Ваша правая рука, сударь. Десница. Позвольте мне управлять ею. Объяснять, что делать, словами – дольше и не столь надежно… Живее, сударь, решайтесь, Гончаров уже на подходе!»

«Это же только на один раз? – не преминул все же уточнить я. – Не навсегда? Контроль над рукой».

«На считанные мгновения. Ну же, сударь!»

«Действуйте!» – решился я.

В следующий миг моя рука потянулась к бокалу и… поднесла его к лицу!

«Что вы делаете?» – мысленно ахнул я, поспешно отклоняясь и изо всех сил сжимая губы.

«Не дергайтесь! Только все испортите!

Ладно, раз уж начали кривляться, скажите что-нибудь типа: „А запашок-то так себе!“»

– Пахнет, как от навозной кучи! – пробормотал я вслух, демонстративно скривившись.

«Перебор, сударь! Ну да что уж там теперь…»

Рука моя сама собой отодвинулась и отставила бокал на самый край стола.

– Ну, осмелюсь заметить, Ваше сиятельство, сие вы все же слегка преувеличиваете! – откликнулся тем временем Крикалев, как раз потянувшийся рукой за очередным пирожком, но с готовностью повернувшийся на мой голос.

В следующий миг локоть очкарика задел бокал – вышло это и в самом деле совершенно естественно – и тот полетел на пол. Нет, не на пол: прямиком на уже стоявшего у меня за спиной прихвостня Воронцовой. На секунду мы все трое – я, Крикалев и вологжанин, замерли, будто завороженные, глядя, как рубиновая жидкость скатывается по рукаву Гончарова на узкую накрахмаленную манжету, а оттуда – на кисть руки, как вдруг…

– А-а-а-а!

Душераздирающий вопль Миланиного клеврета заставил если не вскочить на ноги, то хотя бы обернуться добрую половину зала. Вологжанин очумело взмахнул облитой рукой: кожа на ней в считанные секунды покрылась бордовыми волдырями, тут же, один за другим, начавшими лопаться, выплескивая наружу какую-то густую белую массу… Мы с Крикалевым как по команде шарахнулись в стороны, чтобы не оказаться ею забрызганными. Стул подо мной опрокинулся, и, сбив по пути еще и соседний, я грохнулся на пол. Очкарика подобная доля также не минула.

За соседним столом кого-то, кажется, вырвало.

«Без паники, сударь, – запоздало прокомментировал происходящее Фу. – Гной безобиден – вся отрава уже впиталась! Нескоро еще сей юноша сможет сложить пальцы правой руки во что-то стоящее! Что ж, как любил говаривать, цитируя древних латинян, князь Сергей, quifoditfoveam, incidetineam![1]1
  Кто роет яму, сам туда попадет (лат.)


[Закрыть]»

– О, духи! – вытаращив близорукие глаза, так, что те сделались едва ли не шире линз его очков, пробормотал между тем Крикалев. – Это не я! В смысле, я не нарочно! Ну, то есть… Помогите ему кто-нибудь! – но за истошными криками изувеченного Гончарова никто, кроме меня, его, должно быть, в этот момент не слышал.

Глава 2

в которой я никого не обвиняю

– Ну и как вы изволите сие объяснить, молодой князь? – нервно тряся седой головой, поинтересовался майор Алексеев.

В кабинете заместителя начальника корпуса нас находилось четверо. Мы с Крикалевым стояли на полпути между дверью и письменным столом, сам же хозяин, как заведенный, семенил вокруг, неутомимо нарезая круги и восьмерки. Четвертым же присутствовавшим был уже знакомый мне жандармский поручик Петров-Боширов. Этот не суетился – стоял, подперев спиной стену, и задумчиво наблюдал за происходящим.

Надю, сунувшуюся было сюда за компанию со мной и очкариком, уже по традиции в кабинет не пустили.

– Признаться, господин майор, я рассчитывал, что это вы дадите нам какие-то объяснения, – и не думал на этот раз отсиживаться в обороне я.

Для человека со стороны это мое «нам», вероятно, прозвучало бы как «мне и Крикалеву, двум сопливым пацанам» – что, конечно же, было бы более чем нагло. Не удивительно, что очкарик тут же испуганно втянул голову в плечи, а жандармский поручик удивленно приподнял левую бровь. Но Алексеев, как я и рассчитывал, услышал иное: «мне и Светлейшему князю Всеволоду». Соответствующе и отреагировал.

– Яд в чертоге номер семь! – выдохнул он, всплеснув руками. – Просто поверить не могу!

– И не просто яд, – прервав глубокомысленное молчание, не преминул подлить масла в огонь Петров-Боширов. – Одна из новейших разработок Императорской лаборатории в Новосибирске. Боевое отравляющее вещество, милостивые государи! В самом деле, молодой князь, – обратился ко мне уже он. – Может быть вы все-таки соблаговолите изложить нам вашу версию случившегося?

– Извольте, – пожал я плечами. – Только это не версия – это бесспорные факты. Яд был в моем бокале. Значит, отравить хотели именно меня. Не произошло этого лишь чудом: запах вина пришелся мне не по вкусу, и я отставил бокал в сторону…

– Понюхав напиток, вы что-то заподозрили? – быстро спросил жандарм.

– Вовсе нет, господин поручик. Просто подумал, что вино, должно быть, дурное.

– Крымское, «Инкерман», – пояснил зачем-то Алексеев: то ли признал, что вино, и правда, было так себе, то ли, наоборот, заявил, что плохим под такой маркой оно никак являться не могло – не знаю, совсем не моя тема.

– Я вовсе не утверждаю, что вино действительно было дурным, – на всякий случай уточнил я. – Только объясняю, почему не выпил его сразу. Но уверен, что рано или поздно это бы произошло. Таким образом, неосторожность господина Крикалева, по нечаянности опрокинувшего бокал, – кивнул я на своего стушевавшегося манника, – очевидно, спасла мне жизнь. А вот кто и почему на оную жизнь покушался – это уже вам разбираться, господин поручик!

– Но у вас, молодой князь, на сей счет никаких предположений нет? – спросил Петров-Боширов, будто бы подсказывая тем самым ответ – отрицательный. Хотя последнее мне, возможно, всего лишь почудилось.

«Почудилось, – не замедлил подтвердить Фу. – Но, со своей стороны, разбрасываться направо и налево обвинениями не советую, сударь. Без убедительных улик это сработает лишь против вас. Так что от предположений лучше воздержаться».

«Как скажете», – не стал я спорить с фамильяром и, разведя руками, произнес уже вслух:

– Увы. Обоснованных – нет.

Чего-то подобного Петров-Боширов, очевидно, и ожидал от меня услышать.

– А вы что скажете, сударь? – повернулся он к Крикалеву. – Как это вы так удачно локоточком-то?

Очкарик, кажется, окончательно растерялся, и я поспешил прийти ему на помощь:

– К чему это вы клоните, господин поручик?!

– Со всем уважением, молодой князь, я ни к чему не клоню, – с показным простодушием отозвался жандарм. – Всего лишь пытаюсь восстановить картину происшедшего – исключительно с тем, чтобы поскорее выявить и изобличить виновника сего дерзкого злодейства.

– Воронцова! Сие Воронцова! – внезапно прокричал на весь кабинет Крикалев – перестаравшись и дав под конец «петуха».

– Что? – дружно обернулись к нему Петров-Боширов и Алексеев. Майор так даже остановился, прервав свой бесконечный забег зигзагом.

– Преступник – Воронцова! – судорожно сглотнув, уже тише, без надрыва, но тем не менее твердо заявил очкарик.

– С чего вы такое взяли, сударь? – ахнул заместитель начальника корпуса.

– Сие серьезное обвинение, – сухо заметил жандарм. – Вы способны его как-то подтвердить?

«Минус к баллам, – ни с того ни с сего бросил Фу. – Минимум дюжина!»

«Это-то тут при чем? – не понял я. – И вообще: за что минус-то?»

«За пустой навет. То, от чего успел предостеречь вас я, сударь…»

– Прошу прощения, – раз такое дело, снова счел я нужным вмешаться. – Как и все мы, господин Крикалев крайне ошарашен случившемся… – я запнулся, стараясь подобрать правильные слова. – Естественно, что пережитое волнение толкает его к необдуманным, поспешным выводам. Давайте договоримся не вменять оные ему в вину…

– Они не поспешны и не необдуманны! – перебил, однако, меня (меня!) неугомонный очкарик. – Молодой князь слишком щепетилен, чтобы дать показания против преступницы, но я молчать не намерен! – выдал он, лихорадочно перескакивая взглядом с поручика на майора и обратно – словно не мог выбрать, к кому из офицеров лучше сейчас обращаться. – Я собственными ушами слышал, как Воронцова ему угрожала!

– От слов, даже и резких, до яда в вине – дистанция, как от Москвы до Пекина, – отмахнулся Алексеев.

– Молодая графиня не приближалась к месту происшествия, – в свою очередь заявил Петров-Боширов. – Сие установлено!

В самом деле? И когда успели?

– Кстати, а вот вы, сударь, как раз находились рядом, – на лице жандарма на миг проскользнула ледяная улыбка. – И, если уж на то пошло, имели возможность влить яд в бокал!

Ого?! Да тут уже не банальным минусом к баллам попахивает…

– Полноте, господин поручик! – в очередной раз бросился я на защиту своего несдержанного манника. – За столом господин Крикалев только и делал, что отговаривал меня пробовать сие вино! Да и пролил его именно он, если вы вдруг забыли!

Оказалось, впрочем, что здесь помощь моя очкарику и не особо была нужна.

– А как бы я, по-вашему, пронес яд в трапезную?! – запальчиво бросил он жандарму. – В горстях?

– Вот, наконец-то, хоть что-то сказано по существу, – неожиданно кивнул Петров-Боширов. – Именно сие, господин майор, – перевел он взгляд на Алексеева, – главная причина, по коей я и полагаю, что яд был добавлен в вино еще на кухне. Нет-нет, не возражайте! – остановил он старика, и в самом деле буквально взорвавшегося готовностью вступить в спор. – Сперва дослушайте. Обращение с такого рода веществами требуют величайшей осторожности. Теоретически, пролевитировать смертоносную каплю до бокала на столе несложно, сделать сие можно из любой точки зала – магическое усилие там потребуется смехотворное. На общем фоне, из-за непрерывно летающих туда-сюда блюд, никто ничего не почувствует и не заподозрит. Замечу, что организовать то же самое извне чертога, не видя цели – задача уже практически неразрешимая. Если, разумеется, не доставить яд на стол уже непосредственно в бокале, по отработанному маршруту – то есть с кухни!.. В любом случае, встает вопрос о емкости, в которой хранился яд прежде, чем попал в вино, – продолжил жандарм, после короткой паузы. – Тут подойдет далеко не всякая. «В горстях», как образно выразился наш юноша, – кивнул он на Крикалева, – сию отраву действительно не пронесешь. Так что существуют, конечно, варианты – но все они требуют долгой и тщательной подготовки. Абитуриенту такое не под силу!

– Кроме Воронцовой! – и не подумал уняться очкарик.

– Поясните, сударь! – хмуро потребовал у него Алексеев.

– Милана носит на пальце китайский перстень, – торопливо – будто боясь, что в любой момент его могут прервать – заговорил Крикалев. – Мне отец рассказывал! Он знал! В перстне том, внутри – особая полость для яда. А сам перстень – артефакт, Слепок духа. Потому никто ничего не замечает! Да сами проверьте! Перстень всегда при ней, если теперь она, конечно, его не выбросила – после того, что учинила в трапезной!

– Выбросила? – хмыкнул жандарм. – Слепок духа? Хотел бы я на такое посмотреть!

– Не понимаю, господин поручик, зачем мы с вами вообще слушаем сию чушь! – картинно вознес руки к потолку Алексеев.

– Может, и чушь, – задумчиво кивнул Петров-Боширов. – А может, и… Господин майор, вас не затруднит пригласить сюда молодую графиню?

На лице заместителя начальника корпуса явственно читалось, что сие его более чем затруднит, но, поколебавшись несколько секунд, он все же буркнул:

– Как вам будет угодно, господин поручик…

* * *

Долго ждать Милану не пришлось – не минуло и пяти минут, как Воронцова вошла в кабинет. Почтительно поздоровалась с Алексеевым, снисходительно кивнула жандарму, одарила меня взглядом тигрицы, у которой нагло отобрали законную добычу, по Крикалеву же равнодушно скользнула глазами, словно по мебели. Со своей стороны я был готов прямо сейчас втоптать сию гадюку в паркет, но в ответ лишь подмигнул – подумал, что это взбесит ее сильнее всего. И, судя по тому, как яростно сверкнули глаза молодой графини – не ошибся.

Встала брюнетка справа от меня, шагах в двух – благо пространство позволяло – и на изящном безымянном пальце ее левой руки я отчетливо разглядел серебристое колечко с печаткой.

«Тот самый перстень?!» – с замиранием сердца поинтересовался я у Фу.

«И да и нет», – буркнул фамильяр.

«В смысле?»

«Сейчас сами все поймете, сударь».

– Прошу извинить за доставленное беспокойство, молодая графиня… – вкрадчиво обратился к ней Петров-Боширов.

– Оставьте, господин поручик, – бросила Милана, подкрепив слова манерным жестом. – Я все прекрасно понимаю и готова помочь розыску, чем смогу. Задавайте скорее ваши вопросы, прошу вас!

– Вы носите перстень, молодая графиня? – тут же воспользовался полученным дозволением жандарм. Уверен, впрочем, что к этому моменту он и сам уже заметил серебристый ободок на пальце Воронцовой.

– Да, ношу, – сделала вид, будто бы удивилась затронутой теме, девушка. Приподняв левую кисть и покрутив пальцами, она продемонстрировала украшение жандарму.

– Разрешите взглянуть поближе? – шагнул к ней Петров-Боширов.

– Простите, господин поручик, но он не снимается, – заявила Милана, тем не менее, протягивая руку с перстнем собеседнику. – Можно, конечно, отрезать палец, но, по возможности, хотелось бы этого избежать. Довольно уже на сегодня покалеченных рук!

– С последним не могу не согласиться, молодая графиня, – кивнул Петров-Боширов, аккуратно беря ее пальцы в свои и склоняясь к перстню – словно собираясь поцеловать девице руку. Секунд пятнадцать-двадцать простоял так, замерев, затем пробормотал: – Прошу, прощения, еще минуту… – после чего свободной рукой выудил из кармана своего мундира нечто, напоминающее лупу – а может, и впрямь лупу, круглую, на длинной ручке – и принялся изучать перстень через выгнутое стекло.

Воронцова терпеливо ждала, пока жандарм вдоволь насмотрится, разве что губы недовольно скривила, и то не сразу.

– Слепок духа? – спросил жандарм, наконец отпуская руку девицы и пряча свою «лупу».

– Фамильная реликвия, – заявила Милана.

– Ну, разумеется, – вроде бы вполне устроил такой ответ Петрова-Боширова, хотя я, например, так и не понял, «да» это было или «нет». – И давно вы ее носите, молодая графиня?

– С семи лет. Раньше перстень можно было свободно снимать и надевать, но потом он врос, – пояснила Воронцова. – Но если вы все же настаиваете – я отрежу палец. Разве что попрошу вас о любезности приживить мне его назад.

«Самого себя исцелить крайне трудно, зачастую – невозможно», – пояснил мне Фу, хоть я его и не спрашивал.

– Также, если угодно, готова открыть ауру для сканирования, – спокойно продолжила между тем Милана, вызвав этими словами очередной приступ трясучки у Алексеева.

– Нет, нет, молодая графиня, благодарю за готовность к сотрудничеству, но все, что требовалось, я увидел, – покачал головой жандарм. – Полагаю, вы пока можете быть свободны.

«Пока!» – отметил я про себя.

«Не тешьте себя пустыми надеждами, сударь, – буркнул фамильяр. – Я говорил, что сие – пустая затея!»

«Пустая? А как же перстень? Поручик же опознал Слепок духа! Или нет?»

«Ну, Слепок… Легальный наверняка. А если там и было что предосудительное – теперь концов не сыскать. Именно потому, что сие – Слепок духа».

– Ступайте, молодая графиня, – отпустил между тем Милану Алексеев.

– Всего доброго, милостивые государи.

С этим Воронцова и удалилась.

– Ну, что? – нетерпеливо поинтересовался майор у жандарма, едва девушка покинула кабинет.

– Никаких тайных полостей, – развел руками Петров-Бошаров. – И никаких следов яда.

– Так я и знал! – просиял заместитель начальника корпуса.

– Следовало убедиться, – заявил поручик.

– Да, разумеется, – поспешно закивал Алексеев. – Но теперь, когда всякие подозрения в отношении молодой графини развеялись… Вернемся к вам, сударь мой, – резко повернулся он к Крикалеву. – Напраслину на госпожу Воронцову возвели, выходит?

Мой верный манник снова дернулся было возражать, но, качнувшись в его сторону, я несильно, но чувствительно двинул ему локтем по ребрам, и, закашлявшись, очкарик сник.