Текст книги "Краденая магия. Часть 1 (СИ)"

Автор книги: Денис Кащеев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 13 страниц)

Глава 4

в которой молодая графиня хвалится умением вышивать гладью,

а некий нежданный гость проявляет завидную осведомленность

– Милана, тебе, наверное, лучше подняться наверх, – повернулся к молодой графине Анатоль Глебыч. – Зрелище предстоит… неэстетичное. Лично я вот предпочту оставить Федора наедине с его любимой работой, – криво усмехнувшись, «сиятельство» и в самом деле сделал шаг к выходу из комнаты, жестом предлагая девице следовать за собой.

– Я никуда не уйду, – гордо вздернув носик, покачала головой та. – Сейчас это меньшее, что я могу сделать для несчастного Пети!

Кажется, Анатоль Глебыч собирался настоять на своем, но почему-то передумал и, пожав плечами, не просто промолчал, но и сам вернулся на прежнее место у дальней от меня стены и, сложив руки на груди, замер там каменным изваянием.

Что до узколицего козлобородого Антона Игнатьича, то этот покидать нас и не собирался, с неподдельным любопытством наблюдая за мной и Федором.

Тем временем громила, которому в разыгрывавшейся пьесе, очевидно, отводилась ведущая роль, был уже возле меня. Откуда-то из недр своего хитрого комбинезона он ловко извлек длинный тонкий стилет, острием которого теперь недвусмысленно примеривался мне в район живота. Тут-то до меня и дошло, что за характерные бурые пятна украшают рабочий наряд Федора. Воображение живо нарисовало мне фонтаны крови – моей, не чьей-нибудь! – щедро хлещущие на невозмутимого головореза. Запоздало пробудился забытый было страх. Да что там страх – животный, кромешный ужас! Непроизвольно постаравшись отпрянуть подальше от громилы, я всем телом дернулся назад. Ну как всем телом – большей его части отступать было решительно некуда, толика свободного пространства оставалось лишь позади моей склоненной до сей поры головы – в результате я неслабо так приложился затылком о кирпичную кладку. В глазах на миг потемнело, но боли я не то чтобы не почувствовал – толком не осознал: по сравнению с тем, что мне предстояло пережить буквально вот-вот, это явно была лишь легкая разминка.

Между тем правой рукой Федор приподнял стилет чуть повыше, затем снова опустил. Левой достал из кармана небольшую бархатную подушечку с воткнутыми в нее толстенными десятисантиметровыми иглами, зачем-то взвесил ее в ладони… Недовольно прищурившись, пробормотал:

– Свету бы кто добавил, нидуха же не видно с глазами на нуле!

– А что это вы, сударь, на нуле? – удивился чему-то Антон Игнатьич.

– Сами же говорили: Зеркало у него, – буркнул громила. – Стану зрение заострять – а ну как развернет вспять поток маны и ослепит в самый неподходящий момент?

– Предусмотрительно, – одобрительно хмыкнул узколицый. – Я бы до такого не додумался… Ладно, держите!

Сказав так, Антон Игнатьич, кажется, даже не пошевелился, но от одинокой свечи в центре комнаты (не прогоревшей, кстати, за все время ни на миллиметр – тоже магия, да?) отделилась вторая, точно такая же, проплыла над полом, обогнув по пути Федора, затем плавно взлетела вверх и зависла недалеко от моего левого бедра. Тут же от основной свечи отпочковалась еще одна, третья, неспешно проделала похожий путь, только миновав громилу по другую руку, и так же застыла в метре от пола – уже справа от меня.

– Благодарствую, – крякнул Федор.

– Всегда к вашим услугам, – усмехнулся узколицый.

Взметнулся стилет…

– Федор, погодите! – сорвавшись вдруг с места, к громиле в два кротких прыжка ланью подскочила Милана. Вот уж от кого не ждал заступничества!

И правильно не ждал:

– Можно я? – выпалила девица, требовательно хватая Федора под локоть. – Можно я сама это сделаю?

– Милана! – укоризненно, но не то чтобы сурово, проговорил со своего места «сиятельство».

– Прошу меня простить, Милана Дмитриевна, но лучше уж я, – в свою очередь покачал головой громила. – Мы же с вами клиента не зарезать собираемся, не заколоть насмерть – по крайней мере, не сразу – а сперва расспросить толком. Тут работа требуется разве что не ювелирная. Чуть рука дрогнет – и все труды насмарку!

Дмитриевна? Не Анатольевна? Почему-то мне рисовалось, что «сиятельство» приходится ей папашей. Мальчишку Петра же тот называл сыном, а она – братом… Получается – все немного не так. Странно.

Оно, конечно, мне совершенно без разницы, кто там кому из них отец (привет Люку Скайуокеру!), но о чем только не задумаешься, чтобы отвлечься от неизбежного…

– У меня не дрогнет, – холодно заявила между тем молодая графиня. – Я с пяти лет гладью вышиваю, без магии, на нуле! Вы мне только скажете, где надрезать, куда иглу воткнуть – а я все как надо сделаю!

Добрая девочка, что тут скажешь. Что характерно, в ее способности насмерть зарезать человека Федор ни на миг не усомнился! Только в аккуратности!

Да уж, такой если что и вышивать – разве что картинки расчлененных котиков! Кстати, не исключено! Выживу – непременно попрошу показать!

Ага, выживу…

– Милана! – уже несколько строже, чем в прошлый раз, выговорил Анатоль Глебыч. – Окажи любезность, прекрати! То, что тебе позволено присутствовать при экзекуции, не означает…

– Он убил моего брата! – резко обернувшись к «сиятельству» – черная коса так и взметнулась – бросила девица. – И если сами вы считаете возможным прятаться за спиной наемного палача, я на подобное не согласна!

– Прошу меня извинить, – вмешался в спор Антон Игнатьич, – но тут вы, Милана Дмитриевна, не совсем правы. Я уже пытался пояснить сию правовую коллизию… На момент рокового воздействия на несчастного Петра Анатольевича, сей юнец, – кивок в моем направлении, – носил на челе печать и в состоянии пребывал холопском. Юридически холоп – не человек, а имущество, вещь. Но, как говорит нам закон, вещь не убивает – убивают люди. Вину за случившуюся трагедию можно возлагать на покойного купчона Ефрема, вероятно – на его дядю, купца Адамова, но никак не на принадлежавшего им холопа – сие нонсенс! Перед вами, Милана Дмитриевна, ни в коем разе не убийца – всего лишь неподсудное орудие!

– Что-то я не вижу на нем печати! – прищурилась молодая графиня, оборачиваясь ко мне – словно желая еще раз убедиться в отсутствии клейма. – А значит, по закону ли, по обычаю ли – он убийца, и он ответит!

– Так в том-то и заключается коллизия! Видите ли…

– Довольно! – гаркнула на него Милана, и узколицый заткнулся, не завершив фразы.

Отступился – похоже, это уже вошло у него привычку – и Анатоль Глебыч. Но, что любопытно, не Федор!

– Прекрасно понимаю ваши чувства, Милана Дмитриевна, – вкрадчиво проговорил громила. – Но боюсь, наставник из меня не столь хорош, как будет потребно. Собственными руками нож держать – сие одно, а показывать да объяснять – нет уж, увольте. Не сдюжу. Так что прошу прощения, но сделаю уж работу сам, – он мягко отстранил девицу локтем – и, о чудо, та таки послушалась! Отодвинулась разве что на полшага, но тем не менее отодвинулась!

Впрочем, мне с того было мало пользы. От дела громилу ничто более не отвлекало, и, подняв стилет, Федор коротко полоснул лезвием, раскроив мне кожу на боку (кажется, пока только кожу) от правой подмышки почти до пояса. Все что я мог – глухо замычать в кляп. Печально звякнули цепи.

А громила уже сделал второй разрез – наискосок от первого – и тут же второй рукой вогнал в него иглу. Всего-то на пару сантиметров, наверное, воткнул, но от боли я чуть к потолку не взлетел вместе с цепями и куском стены. Одобрительно на это кивнув, Федор с форсом крутанул стилет в пальцах, как-то при этом ухитрившись себе их не отсечь, и сдвинулся к моему левому боку.

– Может, вынуть ему изо рта кляп? – предложил, воспользовавшись возникшей паузой, Антон Игнатьич. – Мне кажется, клиент уже хочет что-то нам сказать…

Ох, как же он был прав!

– Рано, – со знанием дела покачал головой громила. – Если не желаете выслушать, что и как он предпочел бы сделать в интимном смысле с вашей уважаемой мамашей, покойной бабкой, светлой памяти прабабкой, а также с вами лично – то пока рано.

Ну… Да, в принципе, достаточно близко к тексту изложено. До прабабки я, правда, еще как-то не дошел… Да и не первыми были бы родственники узколицего в очереди на упоминание – явными фаворитами у меня выступали семейства Федора и Миланы.

Следующие пару разрезов я перенес стоически, решив лишний раз не радовать мучителей стонами (при каждом издаваемом мной звуке на лице у Миланы вспыхивала блаженная улыбочка – и тут же гасла, чтобы зажечься вновь и вновь – поводов хватало), но когда дело снова дошло до иглы – опять не сдержался. Вне всякого сомнения, громила хорошо представлял, как и куда именно надо колоть для должного эффекта. Тряхнуло меня так, что пушечным выстрелом у уха лопнула веревка, удерживавшая во рту кляп. Проклятая затычка, правда, вываливаться не спешила: разбухнув от слюны, она и сама по себе сидела туже некуда.

Ну, и где же ты, спасительный красный огонек, рисующий в воздухе узоры-иероглифы?! Приди, самое время! Без тебя уже никак! Что, Зеркало здесь неприменимо? Другое что-нибудь изобрази! Молот там пудовый злодеям на голову или меч-кладенец в сердце… Не знаю, пулемет-самобой какой-нибудь! Не разбираюсь я в этой вашей проклятой магии, так и что теперь? В прошлый же раз сработало! Ну?

Но нет, не загорался между мной и Федором вожделенный волшебный алый свет, а иероглиф если где сейчас и рисовался, то разве что у меня на груди, складываясь из разрезов, что высекал стилет громилы.

– Та-ак, – протянул между тем Федор, вполоборота поворачиваясь к Милане. – Еще пара штрихов, и можно будет задавать вопросы. Не мешкая, при сем – минутам жизни клиента уже обратный отсчет дан будет!

– Жду не дождусь, – подобравшись, бросила молодая графиня.

– И кого же это вы так ждете, Милана Дмитриевна? Уж не меня ли? Поверьте, мне бы сие польстило, – раздалось внезапно от входной арки.

Вздрогнув, девица судорожно повернулась на голос. С заметным сожалением опустив уже занесенный для удара стилет, туда же оборотился Федор.

Собравшись с силами, постарался вскинул голову и я. Со второй попытки получилось.

На пороге комнаты стоял высокий человек лет сорока пяти, худощавый, темные волосы зачесаны назад и (это выяснилось, когда вошедший повернул голову) собраны там в длинный, не слишком пышный хвост. Виски аккуратно выбриты, тонкие прямые усики торчат над верхней губой, словно стрелки механических часов. Что же касается одежды… Помнится, костюм «сиятельства» я про себя назвал мундиром? Так вот: нет, то, оказывается, был вовсе не мундир – просто какой-то домашний халат. А вот вошедший и в самом деле носил мундир: светло синий китель, украшенный серебряным аксельбантом и серебряным же шитьем на воротнике и по рукавам. На плечах – золотые эполеты с густой бахромой. Узкие брюки заправлены в высокие черные сапоги. Разве что позвякивающих шпор не хватало до полного комплекта!

Левой рукой в белой перчатке незнакомец опирался на элегантную трость с массивным набалдашником, правую небрежно заложил за спину.

– Князь?! – явно признал нежданного гостя Анатоль Глебыч. И столь же явно узнавание это его нисколечко не порадовало.

– Граф, – коротко поклонился «сиятельству» тот. – Милана Дмитриевна, мое почтение! – последовал столь же скупой поклон в сторону девицы. Та в ответ лишь фыркнула.

Федор и Антон Игнатьич персонального приветствия не удостоились.

– Прошу простить, что без доклада: ваш привратник так спешил уведомить хозяев о моем визите, что (вот досада!) второпях споткнулся о ступеньку крыльца и немного расшибся… – с улыбкой, способной, пожалуй, в лед заморозить кружку воды, окажись сейчас здесь таковая, продолжил гость, снова обращаясь к Анатоль Глебычу. – И звонок не прошел: сии контрабандные китайские сигнальные артефакты – такая ненадежная вещь!

– Позвольте, господин полковник, как поверенный Его сиятельства я вынужден с возмущением заявить, что в сем доме не держат контрабанды! – тут же исступленно затряс своей козлиной бороденкой Антон Игнатьич. – И никогда не держали!

– Пустое, сударь мой, – снизошел-таки обратить внимание на узколицего князь. – Артефакт-то все одно разрядился…

– Чем обязаны? – предпочел перехватить инициативу в разговоре «сиятельство».

– Прежде всего, граф, позвольте выразить вам мои самые сердечные соболезнования в связи с безвременной кончиной Петра Анатольевича, – печальным тоном проговорил гость. На мой непросвещенный взгляд, искреннего чувства в его голосе не было и близко.

– Как любезно с вашей стороны, князь, – сухо буркнул Анатоль Глебыч, также, очевидно, не питавший на этот счет никаких иллюзий. – Смею надеяться, сие все?

– Отнюдь, – покачал головой гость. – Также имею честь сообщить, что дело о смерти молодого графа Воронцова принято к производству Московской губернской экспедицией IIIОтделения Собственной Его Императорского Величества канцелярии. А посему…

– Осмелюсь заметить, господин полковник, – снова отчаянно бросился на амбразуру Антон Игнатьич, – что трагедия сия разыгралась на территории усадьбы Его сиятельства графа Воронцова, а значит, розыск о ней находится в сугубом ведении губернской земской полиции, внештатным сотрудником которой состоит присутствующий здесь господин Колокольцев, – указал он кивком на громилу Федора, – и…

– И которую, оную полицию земскую, наш дорогой Анатолий Глебович и курирует последние двенадцать лет в должности губернского предводителя дворянства, – закончил за узколицего гость. – Не нужно меня учить уголовному процессу, сударь мой! Как вам, несомненно, известно, главный подозреваемый по делу, купец второй гильдии Адамов, находится вне пределов Московской губернии. А посему, вопрос выходит за пределы полномочий земской полиции!

– Нам-то, допустим, что-то такое известно, но вот откуда сие ведомо вам, князь? – хмуро поинтересовался «сиятельство».

– Служба обязывает, граф, – благодушно усмехнулся гость.

– Иногда мне кажется, что на ваше IIIОтделение работают духи, – пробормотал Антон Игнатьич.

– Главное, чтобы IIIОтделение не работало на духов, – хмыкнул князь. – Да и заверяю вас, сударь, люди – обычные люди – как источник информации куда надежнее будут!

– Выясню, кто из челяди раззвонил – на кол посажу! – в ярости пробормотал – вроде как в сторону – Анатоль Глебыч.

Не расслышать этого его заявления гость не мог никак, однако, видимо, предпочел пропустить угрозу мимо ушей. А может, не усмотрел в той ничего незаконного?

– Теперь, когда с вопросами компетенции мы, кажется, разобрались – давайте к делу, – проговорил он. – Ежели не желаете, чтобы по имению шастала толпа агентов IIIОтделения, прошу самостоятельно составить все положенные случаю бумаги, должным образом заверить их в земской полиции и прислать на адрес нашей экспедиции не позднее завтрашнего вечера. Ефрема Абрáмовича… – он выдержал выразительную паузу, – почившего от несчастного случая в ходе учиненного по горячим следам розыска, рекомендую (настоятельно рекомендую!) похоронить за счет графской казны. А сего молодого человека, – оторвавшись от пола, конец трости князя указал через комнату на меня, – я забираю.

Послышался металлический лязг – это сами собой (так и хочется сказать «словно по волшебству» – но ведь скорее всего именно по волшебству: магия, сударь!) расстегнулись браслеты моих кандалов, и, потеряв в них опору, словно мусор из опрокинутого помойного ведра я выскользнул из цепей и рухнул на успевший уже малость впитать моей крови земляной пол графской пыточной.

Глава 5

в которой я поправляю здоровье

и сталкиваюсь с неким проявлением губернского патриотизма

Наверное, следовало не валяться дохлой тушкой у стены, а горделиво подняться, выпрямиться во весь рост, смерить презрительным взглядом моих мучителей, сказать им что-нибудь этакое, едкое… А, нет: прежде чем заговорить, пришлось бы сперва выковырять изо рта пресловутый кляп. А для этого – хотя бы рукой для начала пошевелить. Ну, я даже попытался: локоть едва дернулся, пальцы правой руки слегка дрогнули (как и куда делись еще недавно стискивавшие их металлические перчатки, я не углядел), и истерзанное тело пронзила забытая было за эйфорией нежданного освобождения из оков боль – вот и весь результат. О том, чтобы самостоятельно встать с пола, похоже, речи и близко не могло идти.

– Ни в коей мере не желаю никому навязывать свое мнение, – услышал я далекий голос своего избавителя, – но, полагаю, со стороны хозяев дома было бы уместно подлатать юноше раны.

– Перебьетесь! – фыркнула Милана.

– В самом деле, князь, – лишь немногим менее вызывающим тоном прошипел Анатоль Глебыч. – Вам надо – вы и исцеляйте сию падаль!

– Воля ваша, граф, – усмехнулся князь. – Ну-с, что тут у нас? Так, раны, гляжу чистые, нигде не светятся, – заметил он затем. Не очень понятно, ни что имея в виду, ни как вообще сумев рассмотреть мои увечья: выпав из цепей, лежал я лицом к стене, к собравшимся в комнате – относительно невредимой спиной. – Зеркала опасались и без магии работали – верно, Федор?

– Не ваше дело! – успела бросить молодая графиня прежде, чем громила признал:

– Верно, господин полковник.

– Разумно, – похвалил его князь. – Что ж, тем проще будет все поправить…

И еще даже прежде, чем он договорил, меня словно подхватила теплая, ласковая, но могучая волна. Окутала, легко подбросила, закрутила. Облизала, затягивая, кровоточащие разрезы. Налила силой одеревеневшие мышцы, проветрила кипящий мозг… И не успел я толком ни удивиться, ни испугаться, как обнаружил себя стоявшим на собственных ногах – правда, привалившимся голой спиной к холодной шершавой стене, но это уже малосущественные детали. Боль? Она ушла без следа. Взгляд упал на мои еще миг назад представлявшие собой жуткую кровавую инсталляцию грудь и живот – там не то что ран, даже шрамов от них не было! Бледные разводы полуподсохших бурых потеков на гладкой, как у младенца, коже – вот и все, что напоминало теперь о недавней жестокой экзекуции.

– Вот так, – удовлетворенно кивнул князь. – Самостоятельно идти сможете, сударь? – осведомился он у меня затем.

Попытка моего ответа застряла в жеваном массиве кляпа – он-то, оказывается, так никуда и не делся. Пришлось ограничиться яростными кивками и пронзительным мычанием.

– Ох, позор мне: какая непростительная забывчивость! – скривился мой благодетель – и слюнявая затычка из моего рта тут же пропала. – Вот так-то лучше…

– Да, – машинально выдал я. И поспешно добавил. – Спасибо…

Язык немного заплетался с непривычки – ну да хорошо, что было чему заплетаться!

– К вашим услугам, – кивнул князь. – Так как, сударь, в силах вы проделать путь до дворцового крыльца? Дальше покатим со всеми удобствами.

– В силах, – торопливо ответил я, словно в подтверждение этих своих слов отклеиваясь от стены и сдвигаясь вперед. На шаге меня заметно качнуло, но кое-как равновесие мне удалось сохранить. – В силах, – для убедительности повторил я, опуская ногу.

– В таком случае извольте попрощаться с гостеприимными хозяевами – и идемте, – поторопил меня собеседник.

Насчет «попрощаться» – это он, наверное, так пошутил, но машинально я кивнул стоявшему ко мне ближе прочих Федору (тот, к слову, слегка склонил косматую голову в ответ), а затем, проходя мимо Миланы, уже вполне осознанно помахал ей рукой:

– Счастливо оставаться, красотка! Да, все не было времени похвалить: чýдное платье! Особенно сзади!

– Грязный холоп! – вспыхнула молодая графиня. – Да как ты смеешь разевать свой поганый рот?!.

– Что грязный – так это только вашими стараниями, – не удержался от новой реплики я, звонко похлопав себя ладонью по перепачканному кровью животу. – А вот насчет холопа – тут, как я понимаю, выкусите!

Сказал – и вдруг испугавшись, дернулся рукой ко лбу: но нет, рубцов клейма там и в самом деле не прощупывалось.

– Как бы то ни было, не надейся, что вышел сухим из воды, – кажется, девица уже взяла себя в руки – по крайней мере, говорила она теперь почти ровным тоном. – За Петю ты мне еще ответишь – и никакое III Отделение не поможет!

– Посмотрим, – не придумав ничего лучшего, пожал я плечами и двинулся к выходу. С «сиятельством» и его узколицым поверенным персонально прощаться не стал – запал пропал. Ну да как-нибудь переживут без моего сердечного «До свидания!»

Дожидавшийся у арки князь слегка посторонился, выпуская меня из комнаты. Я шагнул наружу – и растерянно замер. Свет оставшихся за аркой свечей сюда не добивал, и понять в непроницаемой тьме, куда двигаться дальше, было решительно невозможно. Но сзади вот-вот должен был подоспеть мой сопровождающий, и, не желая мешаться у него под ногами, я двинулся – наобум. И, естественно, уже на втором шаге обо что-то споткнулся, клюнул носом и едва не врезался лобешником в напрыгнувшую из мрака стену – благо, успел рефлекторно вскинуть руки, и они приняли удар на себя.

– О, и снова моя вина! – послышался над самым моим ухом раздосадованный голос князя. – Простите, сударь: все время забываю, с кем имею дело…

Мгновение, и в воздухе появилась горящая свеча – вроде тех, что остались в пыточной. Тут же сделались видны кирпичные стены уводящего в две стороны узкого коридора, низкий – при желании рукой можно дотянуться – сводчатый потолок и непонятно зачем устроенная на ровном месте приступочка, о которую я давеча и запнулся. Ну и долговязая фигура моего спутника тоже выступила из мрака.

– Не сильно расшиблись? – уточнил князь, и прежде, чем я успел что-то ответить, продолжил, указав тростью направо. – Нам туда. Саженей через двадцать будет лестница – поднимемся по ней.

Двадцать саженей обернулись тремя десятками шагов – зачем-то я их старательно посчитал. Все это время свеча мерно плыла перед нами, озаряя дорогу, так что дойти довелось без приключений. Несколько раз по пути нам попадались арочные проемы, дважды – прикрытые дверцы, а однажды мы миновали нишу, в глубине которой, кажется, покоился человеческий череп – но это не точно: вышло так, что, проходя мимо, поначалу смотрел я в противоположную сторону и обернулся, лишь когда «достопримечательность» уже почти осталась позади – так что легко мог и обмануться.

Лестница, о которой говорил мой спутник, оказалась металлической, винтовой, состояла из пятидесяти двух (я снова подсчитал) скрипучих ступеней и заканчивалась наверху тесной площадкой перед массивной деревянной дверью, которую я было толкнул, но та и не шелохнулась.

– На себя, – подсказал сзади князь.

Я присмотрелся: никакой ручки, чтобы ухватиться, здесь не было. Подцепить пальцами край двери тоже не вышло: к притолоке она прилегала вплотную, ноготь не просунешь.

– Ох, – огорченно выдохнул мой спутник, почувствовав заминку. – Снова запамятовал! Клянусь, сударь, сие в последний раз! Сдвиньтесь-ка чуток…

Я сделал, как было велено, и дверь передо мной распахнулась сама собой. В лицо мне ударил яркий дневной свет – так что на пару секунд мне даже пришлось зажмуриться. Когда же я снова приоткрыл глаза, «наша» свеча уже исчезла – как видно, за ненадобностью.

– Прошу, – слегка подтолкнул меня в спину князь – не знаю уж рукой, тростью или тоже магией.

За дверью оказалась короткая галерея, широкими окнами в блестящих медных рамах выходящая куда-то в густую уличную зелень. Нас же она привела в просторную овальную залу, живо напомнившую мне шикарные вестибюли старых станций московского метро: выложенный мозаикой пол, стройные белые колонны квадратного сечения, красочная роспись на стенах, изысканная лепнина под куполом потолка, массивная хрустальная люстра… Вверх отсюда уходила широкая парадная лестница с широченными мраморными перилами, направо, за распахнутыми настежь створками трехметровой высоты дверей начиналась анфилада роскошно обставленных помещений, рассмотреть которые подробно мне, впрочем, не удалось. Слева же оказался выход на улицу – застекленные двери его были даже выше внутренних: наверное, в добрых три моих роста (а я, надо заметить, отнюдь не коротышка – полноценные метр восемьдесят, и еще, вроде как, продолжаю расти!).

При нашем к ним приближении эти гигантские врата не то Мордора, не то Рая (с какой стороны посмотреть) принялись плавно открываться – не иначе князь постарался. В лицо мне дыхнуло зноем – на контрасте с только теперь осознанной мной прохладой помещения. Будь я дома, решил бы, что внутри вовсю трудится кондиционер.

Миновав двери, мы очутились в прямоугольном портике, где, засмотревшись на колоннаду впереди, я едва не наступил на лежавшего поперек дороги, широко раскинув руки, человека в длинной, до колен, приталенной куртке – красной с серебром – из-под которой торчали ноги в белых обтягивающих штанах и черных башмаках со здоровенными пряжками.

– Лакей Воронцовых, – бросил князь, опережая меня, невольно замявшегося, и равнодушно переступая через недвижимое тело. – Судя по ауре – из мастеровых. Почти успел прошмыгнуть в дом, еле его достал!

Что это значит – лакей из мастеровых – я не понял, но спросил о другом, вероятно, куда более важном:

– Он… мертв?

– С чего бы сие? – искренне удивился вопросу мой спутник. – Оглушен. К закату очухается… Что бы о нас ни болтали, – продолжил он с кривоватой усмешкой, остановившись и обернувшись, – мы в III Отделении вовсе не злобные духи, сеющие вокруг себя смерть направо и налево. Нет, можем, конечно, и в Пустоту оппонента отправить, но это когда по-другому уж никак службу государеву не сослужить, злодейство не пресечь. А тут… Привратник честно исполнял свой долг перед хозяином усадьбы, ливрею в гербовых цветах которого носит, спешил доложить о нежелательном визитере – так за что же его жизни лишать? Остановить, не позволить себя упредить – сие да, но только и всего.

– Понятно, – с некоторым облегчением пробормотал я, все же обходя распластавшегося лакея стороной. И, пытаясь загладить возникшую было неловкость, уточнил. – Э… А нам теперь куда?

– Да вот, пришли уже, – указал князь куда-то за колоннаду портика. – Далее с ветерком помчим, как на птице-тройке былинной!

Это его «как» я, правда, прослушал – хотя и попривык уже к необычному здешнему говору, иногда все же что-то по мелочи упускал – и решил, что нам и в самом деле предстоит поездка на конной тройке. Поэтому, когда увидел шагах в десяти от себя элегантный экипаж о четырех колесах, никем не запряженный, первой моей мыслью было: «Ой, а лошадок-то у князя увели!»

Впрочем, нет, один конь все ж таки там в наличии имелся – на треугольной эмблеме, прикрепленной к задку повозки. Значок напоминал хорошо знакомый мне московский герб: изображен там был всадник, поражающий дракона – правда, не копьем, а будто бы лучом света, но композиция, позы – все те же.

– Модель, конечно, не из последних, – по-своему понял очередное мое замешательство спутник. – Да и марка – увы, не «Руссо-Балт»… Но «Москвич» – сие даже по-губернски патриотично, и маны почти не расходует. В общем, дешево, надежно и практично – для казенных надобностей самое то! Забирайтесь, сударь!

Уже поняв, что передо мной местный автомобиль, судя по упоминанию маны – приводящийся в движение магией, я шагнул к экипажу. Дверей у того не имелось – чтобы попасть внутрь, следовало встать на откидную подножку и переступить через невысокий порожек, что я с успехом и проделал. Взору моему открылся обитый черной, малость потертой кожей широкий диванчик. Поискав глазами руль, рычаги или педали, но не найдя ничего даже отдаленно похожего, я чуть помедлил и уселся справа: скажут – передвинусь. Пересаживаться, однако, не пришлось: князь без возражений занял место слева – в привычных мне реалиях как раз водительское.

Пристроив у стенки свою трость, титулованный «шофер» повернулся ко мне, окинул задумчивым взглядом, словно выбрал наконец время внимательно присмотреться, затем, подавшись назад и чуть приподнявшись, свесил руку за спинку сидения и, пошарив, выудил оттуда – как видно, из своего рода багажника – линялую голубую куртенку.

– Наденьте, сударь, – бросил он добычу мне на колени. – Через город поедем, по чистым районам – негоже вам голым торсом сверкать, чай, не Аполлон Бельведерский.

Я послушно принялся просовывать руки в рукава.

Дождавшись, пока последняя пуговица моей обновки окажется застегнутой, князь одобрительно кивнул и затем вдруг сложил кисть правой руки в нечто типа рокерской «козы» – большим пальцем прижал к ладони средний и безымянный, а мизинец и указательный оттопырил. В тот же миг, словно только того и ждал, наш безлошадный экипаж плавно тронулся и, беззвучно, если не считать шороха резиновых шин по мощеному булыжником пандусу, покатил прочь от крыльца.