Текст книги "Краденая магия. Часть 1 (СИ)"

Автор книги: Денис Кащеев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 13 страниц)

Глава 8

в которой мне рассказывают о трех слонах магии

– Все, я пустая, – голосом человека, только что в одиночку разгрузившего машину кирпичей – то есть вообще никакущим – выговорила Надежда Морозова, отпуская мою ладонь.

Склонившись навстречу друг другу, мы с девушкой сидели в сдвинутых почти вплотную низких, не особенно мягких креслах с косолапыми резными ножками и массивными деревянными подлокотниками. Рядом, у стены, расписанной вертикальными полосами разных оттенков зеленого – войдя, я было решил, что это такие обои, но оказалось, краска – дежурил Сергей Казимирович.

– Зато живая, – бросил он девушке.

Что до меня, то я не сдержал разочарованного вздоха: с разрывом телесного контакта разом схлынуло упоительное, всепроникающее блаженное чувство, переполнявшее меня с первых мгновений испытания. Сравнить его можно было разве что с восторгом интимной близости (не скажу, что мой опыт по этой части так уж богат, но какой-никакой имеется) – при том, что воспитанница князя меня всего-то за руку подержала! Ну да, не обошлось без магии – но и что с того?!

Уф-ф, даже неловко как-то! Сколько ей лет-то? Пятнадцать? Надо бы при случае уточнить, но с виду – едва ли больше! А тут такое…

Интересно, а сама Надежда что при этом ощущала? То же самое, что и я? Тогда вообще атас! Или, наоборот, нечто ужасное, вроде того, через что мне довелось недавно пройти во дворце Воронцовых? Ведь, в отличие от покойного сопляка Петра и его кровожадной сестрицы, ману у партнера моя новая знакомая не забирала – наоборот, отдавала свою.

Блин, если наоборот – то вдвойне стыдно!

А по лицу – не поймешь, то ли вообще ничего не чувствовала, то ли выдержкой обладает железной…

Идея, разумеется, принадлежала Огинскому: не пытаться, подобно молодому графу, меня магически обокрасть, рискуя вызвать непроизвольную защитную реакцию в виде Зеркала («Или еще чего похуже», – как выразился полковник), а напротив, щедро одарить (как именно это должно было сработать на искомый результат, растолковать мне хозяева не потрудились, однако на том, что сработать должно, сошлись оба). Но и в этом случае в безопасности эксперимента жандарм, похоже, не был до конца уверен: сразу предупредил воспитанницу, что станет ее страховать, и потом все четверть часа, что длилась процедура, сурово нависал над нами с девушкой, время от времени производя руками выразительные пассы.

Надеюсь, мыслей моих он при этом не читал – с него станется! Хотя что там было читать: в отличие от сдержанной Надежды у меня, должно быть, все на физиономии было написано – четче холопской печати!

Ох, девушка же тоже это видела!.. Остается надеяться, что ей было не до того – вон как вымоталась, бедняжка…

– То есть вас это вообще не удивляет? – обернулась между тем Морозова к Сергею Казимировичу в ответ на его реплику.

– Сколько вы слили? – вопросом на вопрос отреагировал князь.

– Говорю же: все, что было. Четыреста семьдесят пять мерлинов. Почти свой максимум. И – как в бездонную прорву. Там еще столько же может оказаться необсчитанным – легко! Или даже больше!

– Гадать о сем – занятие неблагодарное, – покачал головой Огинский. – Просто зафиксируем себе, как это принято согласно государственному стандарту: свыше четырехсот пятидесяти мерлинов. Это уже всяко уровень, в седую старину именовавшийся Боярским, а в наш просвещенный век, когда гармонию так и норовят выразить через сухую арифметику, называемый седьмым. Суть не в наименовании – высший есть высший, – пара последних предложений, должно быть, предназначалась мне, хотя обращался полковник по-прежнему к воспитаннице. Как бы то ни было, ушли его слова, почитай, в пустоту – я почти ничего не понял, а девушка, судя по ее виду, в разжевывании очевидного не нуждалась.

– То есть вас это не удивляет, – уже не спросила – просто констатировала она, исподволь поглядывая на меня – с нескрываемым любопытством. – Ну, добро…

– Позвольте вопрос? – кое-как собравшись с мыслями, в свою очередь поднял я глаза на полковника.

– Извольте, сударь, – с довольным видом благосклонно кивнул тот.

– Поясните наконец толком, что именно мы тут намерили? Типа, я крутой маг? Ну, могучий, в смысле? Высшего уровня?

– Не совсем, – усмехнулся князь. – Магами, тем более, могущественными, не рождаются. Ими становятся – в результате постоянных и упорных трудов. Вот «бурдюк» из вас, сударь, и правда вышел бы на зависть – уже нынче!

– Сергей Казимирович! – слегка нахмурившись, с явственным упреком произнесла Надежда. – Как можно?

– Вас, сударыня, слово «бурдюк» коробит? – приподнял брови Огинский.

– Нет, – передернула плечами девушка. – Сама идея использовать другого человека в качестве ходячего запаса маны – против его воли!

– Что поделать, таковы уж сии времена, – развел руками полковник. – Многие старые дворянские фамилии вырождаются, некоторым их отпрыскам без «бурдюка» не обойтись. А иные, может, и могли бы – но зачем, если можно по сходной цене купить одаренного холопа?

– Вот это-то и мерзко! – с горячностью заявила Морозова.

– Не стану возражать, – пожал плечами полковник. – Замечу лишь, что нам с вами, с нашим седьмым уровнем, легко осуждать тех, кто обречен жить со вторым-третьим…

– Прошу прощения, – вмешался я в их спор. – Седьмой, третий… Что все это значит, если не магическую силу?

Девушка и Сергей Казимирович переглянулись.

– Давайте лучше вы, сударыня, – предложил воспитаннице Огинский. – Изложение основ простыми словами, похоже, не мой конек. А тут ab ovo[1] нужно начинать. Представьте, что вам нужно растолковать работу магии человеку, прежде никогда с оной не сталкивавшемуся!

– Даже боюсь предположить, где вы росли, сударь, – с такими-то вводными – в Африке? – заметила, переводя взгляд на меня, Надежда. – Все это весьма загадочно, потом вы непременно поведаете мне свою историю, хорошо?

Я машинально кивнул – после случившегося между нами в ходе затеянного князем эксперимента я был готов, не задумываясь, ответить согласием на любую ее просьбу.

– Что же касается сути магии, – продолжила между тем Морозова, – то представьте себе трех слонов, попирающих ногами панцирь гигантской черепахи, и при этом держащих на спинах земной диск…

– Земной диск? – на автомате переспросил я.

– В силу воспитания, Владимир Леонидович – сторонник прогрессивного, так называемого научного подхода к мироустройству, – поспешил заметить Огинский. – Гелиоцентризм, Марс с Венерой и прочими небесными телами как подобные Земле миры…

– Я тоже мыслю современно – можно подумать, вы, Сергей Казимирович, о том не осведомлены! – стрельнув на князя недовольным взглядом, заявила девушка. – Но так, по старинке, проще объяснить. Итак, – снова обратилась она ко мне, – представили, сударь? В нашем случае оный диск – это магия. Первый слон – мана. Ее предел четко отмерен каждому от рождения и не меняется до самой смерти. И мы только что выяснили, что у вас, сударь, он, весьма высок. Никак не меньше потраченных мной при проверке четырехсот семидесяти пяти мерлинов. Как отметил Сергей Казимирович, это седьмой, высший уровень магического потенциала… Но пока всего лишь потенциала, – не преминула разочаровать меня рассказчица. – Потому как второй слон – это сила, – продолжила она. – Изначально она у всех равно невелика, но, в отличие от предала маны, силу можно повысить тренировками. Измеряется она в ньютонах – в честь одного английского чародея. Британские подданные вообще внесли значительный вклад в теорию магии – колдун Мерлин, давший свое имя единице маны, тоже ведь родом с Туманного Альбиона. Хотя были и у нас выдающиеся теоретики – те же Всеслав Полоцкий, Яков Брюс, Анна Глинская, Григорий Распутин… Но терминология все равно устоялась английская, – будто бы разочарованно вздохнула Надежда.

Князь сдержанно кашлянул в кулак.

– Но простите, это я отвлеклась, – тут же одернула себя девушка. – Итак, второй слон, сила. Развивая ее, в какой-то степени можно компенсировать скудный от природы уровень маны. Так, на одно и то же воздействие маг, сила которого равна одному ньютону – условно, столь слабыми обычно лишь малые дети бывают – потратит целых десять мерлинов маны, а тот, у кого десять ньютонов силы – всего один мерлин сольет. Но это при одинаковой технике. Техника – третий слон. Мало обладать маной, мало иметь силу – нужно еще уметь их грамотно использовать. Владеть техникой. Ну, тут понятно… Из этой триады – мана, помноженная на силу и оформленная техникой – и складывается магия… – подытожила она. – Все просто.

– Да уж… – задумчиво пробормотал я. Вопросов у меня в голове крутилась уйма, но задал я, вероятно, далеко не самый важный, однако призванный дорисовать начатую – и брошенную – девушкой картину. – А что символизирует черепаха? Ну, на которой стоят слоны… – уточнил я на всякий случай.

– Я поняла, – кивнула Морозова. – Черепаха – это Ключ. Основа основ, без которой совершенно бесполезны и мана, и сила, и техника. Подлинный источник магии. Пока он бьет, она возможна.

– То есть именно такой черепахи в моем… В мире, о котором мы говорили, и не хватает для рабочего комплекта? – повернулся я к Огинскому.

– От Надежды Александровны можете не таиться, – верно угадал причину моей заминки полковник. – А что до заданного вами, Владимир Леонидович, вопроса, то, в целом – да. Однажды в вашем мире Ключ бить перестал. И творить магию стало невозможно.

– А почему? – спросил я. – Почему Ключ перестал бить?

– Ну, вы, сударь, и загадки загадываете! – хмыкнул Сергей Казимирович. – О самом существовании вашего мира у нас и слышали-то немногие, а уж строить предположения о природе в нем происходящего… Впрочем, есть лично у меня одна теория, – словно бы переборов некоторые сомнения, продолжил, тем не менее, полковник. – Достаточно умозрительная, но все же. Не исключено, что изливавшийся Ключом в ваш мир поток перенаправили искусственно.

– И куда же его перенаправили? – осведомился я, уже догадываясь, что услышу в ответ.

– Сюда, к нам, – не обманул моих ожиданий Огинский. – Около четырех сотен лет назад. То была эпоха великих магов – и их легендарных врагов, дýхов. Дýхов, могучих неизмеримо – не чета тем, что ныне подмяли под себя обе Америки, и уж вовсе не идущих ни в какое сравнение с пасынками астрала, что приручили китайцы… Воображают, будто приручили, – поправился он – очевидно, это был принципиальный момент, но, заговори о нем полковник по-английски или по-китайски, едва ли бы я понял в этом отступлении меньше, чем теперь. – В ту пору и на Земле, и в астрале гремели легендарные битвы, – продолжил между тем князь, – не принося решающего перевеса ни одному из противников. И вот тогда-то, вероятно, кому-то на нашей стороне и пришло в голову привлечь неучтенный резерв, удвоив энергию Ключа. Если так оно и произошло, расчет, вроде бы, оправдался: враг был повержен, а последовавшие за победой десятилетия прославились несравненными достижениями магического искусства. Но за все в сей жизни приходится платить, иногда – самым неожиданным образом. В какой-то момент выяснилось, что мы, одаренные, стали постепенно, но неуклонно вырождаться, мельчать. Все реже и реже появлялись на свет дети с Боярским уровнем маны. Да что там с Боярским, о шестом уровне – Окольничьего – и даже пятом или четвертом – Думного дворянина и Стольника – отпрыскам многих уважаемых семей остается лишь грезить. Должно быть, сим образом Мироздание восстанавливает некогда нарушенный баланс… Больше скажу, маятник уже явно качнулся в противоположную сторону, и, похоже, впереди нас ждет полная деградация магии. Еще не завтра, конечно, но лет этак через сто-двести…

Сергей Казимирович умолк – понуро, словно придавленный гнетом своих же собственных речей. Воспитанница же его выглядела и вовсе растерянно – должно быть, ранее этой своей теорией князь с ней не делился. Повода не было?

– А в вашем мире, мире-доноре, возможно, все ровно наоборот, – снова заговорил Огинский после четвертьминутной паузы. – Слон маны, ежели использовать образную терминологию нашей Надежды Александровны, не чувствуя под ногами твердой опоры в виде черепашьего панциря, в панике наращивает и наращивает усилия по поиску оной – вот и рождаются одаренные, вроде вас: уровень Боярина, сила младенца, технике не учились, но долгие годы искавший выхода потенциал прорывается при первой же возможности – например, интуитивным Зеркалом. Ну или, не получив шанса, не проявляется вовсе…

Князь снова замолчал – на этот раз и вовсе надолго.

– То есть, что же это получается? – силясь разложить услышанное по полочкам, проговорил я, так и не дождавшись продолжения. – Вы… Не вы лично, конечно, но ваши предки… Они отобрали у нас силу Ключа? Украли нашу магию?

– Сие всего лишь моя теория, – аккуратно заметил полковник. – Базирующаяся на неочевидных догадках и смелых предположениях… Но если, паче чаяния, она окажется верна – да, получается именно так.

– А как тогда насчет того, чтобы вернуть все взад? Это же и вам будет выгодно – прекратится пресловутая деградация…

– Далеко не факт, что деградация прекратится, – покачал головой Сергей Казимирович. – И уж точно – не сразу: такого рода процессы долго раскручиваются, но потом приобретают инерцию – разом не остановишь. Так что, скорее всего, оскудение потока поступающей от Ключа энергии прежде, чем способствовать возрождению, магию у нас окончательно добьет. Но дело даже не в сем. Те, кто некогда смог перенаправить сюда поток от Ключа, были исполинами, титанами, по сравнению с которыми мы, теперешние – жалкие букашки. Не думаю, что ныне кому-то под силу обратить вспять сделанное ими тогда.

– Как-то это… несправедливо, нет? – с некоторой даже, пожалуй, долей вызова бросил я. – Забрать энергию – забрали, а как отдавать – так не титаны мы, мол…

– А кто-то говорит о справедливости? – пожал плечами князь. – Только об объективной реальности, данной нам в ощущениях. А она, оная реальность, не знает категорий справедливости и несправедливости – она просто есть и все. Ей все одно, нравится она нам или нет – и даже понимаем мы ее или нет.

– Но, понимая, можно реальность менять! – вскинув голову, неожиданно заявила Надежда. – Ну, или хотя бы пытаться! Как те великие чародеи прошлого! Ясное дело, в меру сил… Но для этого нам и дана магия, разве не так?

– Боюсь, сударыня, понятие цели Мирозданию столь же чуждо, как и концепция справедливости, – развел руками Огинский. – Объективно, вне привязки к человеческому обществу, магия также всего лишь существует – не для чего-то.

– Тем более! – не уступала девушка. – Значит, только нам самим и решать, зачем она нужна!

– А ответ «для верной службы Императору» вас, сударыня, чем-то не устраивает? – хитро прищурился полковник.

Что и как на это ответить, у его воспитанницы, как видно, не нашлось.

[1] Дословно: «от яйца» (лат.). Употребляется в значении «с самого начала»

Глава 9

в которой мне не помогают ни соблазнительное зрелище,

ни каллиграфия, ни злость

– Ничего не получается! – со вздохом проговорил я, расслабляя затекшие пальцы. – Наверное, силы не хватает!

– Сила тут вообще ни при чем, – расстроенно покачала головой Морозова. – До нее дело просто не доходит: нет даже первоначального импульса – как мы его называем, зажигания!

– Ну, тебе виднее, – развел я руками.

– Попробуй снова! – потребовала Надя. – Рано или поздно должно сработать…

Впрочем, той задорной уверенности, с которой утром девушка взялась по просьбе Сергея Казимировича обучать меня магии, в ее голосе, как будто бы, уже и не звучало.

И да, в процессе работы мы и не заметили, как перешли на «ты», из «Надежды Александровны» и «Владимира Леонидовича», сударыни и сударя, волшебным образом превратившись друг для друга просто в Надю и Володю. Увы, пока это оставалось единственным зримым плодом наших усилий – прочее чародейство мне упорно не давалось. Вроде все делал в точности, как велела моя юная наставница (кстати, уточнил – будто бы невзначай: не такая уж и юная, лет ей было как мне, семнадцать – видать, просто мелкая уродилась, все в ману ушло)… Так вот, я послушно выполнял все указания: до боли в висках сосредотачивался на сложенных в замысловатую фигуру пальцах, затем наоборот, расслаблялся, «позволяя сознанию свободно плыть в астрал», добросовестно пытался «заглянуть в собственное сердце и найти там искру» или «представить миг ничем не омраченного блаженства» (ох, лучше Наде не знать, что за картины – с ее непосредственным участием – рисовало при этом мое бойкое воображение)…

Увы, пока что все старания были напрасны: лежащее на столе в центре зеленой гостиной гусиное перо, которое мне надлежало, стоя в пяти шагах, у стены, сдвинуть, не прикасаясь к нему, даже дрогнуть не желало. Впрочем, нет: однажды оно и правда живенько так сорвалось с места и спорхнуло на пол, но быстро выяснилось, что виной тому – заглянувший в комнату сквозняк.

Воспитанница Сергея Казимировича эти мои раз за разом повторявшиеся неудачи переживала, кажется, даже сильнее меня самого. Временами просто жалко ее становилось! Но единственным утешением для девушки, похоже, мог бы послужить мой магический успех – пусть даже крошечный – а его пока и близко не просматривалось.

– Наверное, что-то мы делаем не так, – пробормотала Морозова после очередной моей бесплодной попытки. – Что-то важное…

Девушка сидела в кресле, забравшись в него с ногами – так что ее и без того не слишком длинная юбчонка приоткрывала куда больше, чем, должно быть, требовали приличия, но, погрузившись в мучительные раздумья, Надя, похоже, ничего неуместного за собой не замечала. Не то чтобы мне это зрелище сильно мешало – когда требовалось мысленно «представить миг блаженства», так даже отчасти вдохновляло – но некоторую неловкость, как ни крути, порождало. С другой стороны, ведь и не подскажешь – одерни, мол, подол – только хуже получится…

Отмечу, что на самом мне были полученные утром от Сергея Казимировича узкие темные брюки по местной моде и белая сорочка с просторными рукавами, но ужасно тесными манжетами без какой-либо застежки – с трудом протиснув в них кисти рук, я отнюдь не был уверен, что, когда потребуется, вытащу их назад, не порвав одежды. Обувью же мне верно служили мои собственные, пережившие и ЕГЭ, и похищение, и холопство, и даже пыточный подвал кроссовки – нечто подобное, по заверению Огинского, носили и в этом мире, и князь разрешил их сохранить.

– У тебя внутри словно глухой барьер стоит, – продолжила между тем рассуждать из кресла моя белокурая наставница. – Наверное, это такая защитная реакция организма – проведя всю жизнь в отрыве от Ключа, столкнувшись наконец с ним, ты невольно пытаешься отгородиться, спрятаться. Вроде как малыши с испугу глаза ладошкой прикрывают – и думают, что их никто не заметит. Но правда в том, что сами они при этом действительно никого не видят – несмотря на острое детское зрение. Так и ты… Нам бы только раз этот заслон пробить – и дальше по накатанной пойдет, я уверена! – звонко шлепнула она себя ладошкой по голой коленке. – О дýхи, ну что может быть проще?.. – сведя нужным образом пальцы, Морозова без видимых усилий оторвала «мое» перо от стола и, подвесив в воздухе, принялась крутить волчком.

Все, что мне оставалось – молча наблюдать за этой завораживающей круговертью.

– Должно существовать решение… – покачала тем временем головой девушка. – Если не получается идти от простого, может быть, тогда… ну, не знаю… – не договорив, она остановила вращение пера и воззрилась на него, словно не понимая, что это вообще такое и откуда взялось на ее голову посреди гостиной.

– Может, наоборот, начать с чего-нибудь сложного? – предположил я за нее. – Ну, скажем, с Зеркала?

– Что ты, – скривилась Надя. – Зеркало я и сама не умею ставить, я же говорила.

– А у меня однажды сработало, – напомнил я – хотя едва ли Морозова могла упустить это из виду. – Почему, кстати, тогда твой барьер не пробился?

– Не мой, а твой, – хмыкнула девушка. – А почему не пробился – дýхи его знают! Интуитивная магия – штука малоизученная. Да что там – вообще неизученная. Понятно лишь, что там все совсем иначе работает, а как – поди, догадайся…

– У меня перед глазами маленький красный огонек появился, – непрошено принялся описывать случившееся во дворце Воронцовых я. – И сам собой стал чертить узор…

– В том-то и дело, что сам собой, – вздохнула Надя. – А так – да, типичная внутренняя техника. Иероглифическая надпись. В твоем случае – это должно было быть слово «Кагами» – «Зеркало», – перо в воздухе дернулось и принялось выписывать в воздухе штрихи – правда, не алые, а синие. Полдюжины секунд – и появился рисунок: 鏡.

– А говоришь, не умеешь, – узнал я начертание.

– Это просто картинка, – снова вздохнула Морозова. – Магии в ней ноль. Чтобы сработало, нужно сердцем писáть…

– А при чем тут вообще иероглифы? – спросил я, задумчиво всматриваясь в рисунок.

– Что значит – при чем? – удивилась вопросу девушка. – Я же говорю: внутренняя техника. Так она всегда проявляется.

– Но почему через иероглифы? Мы же не в Китае и не в Японии какой-нибудь, в конце концов! Почему волшебные слова надо писáть этими нерусскими крокозябрами?

– А, вот ты про что, – поняла наконец Надя. – Ну так магия же в Китае зародилась! Так, по крайней мере, считается официально… И еще до появления в Поднебесной письменности – это уже потом хитрые китайцы позаимствовали для немагических текстов готовые универсальные символы. А у нас к моменту знакомства с искусством чародейства уже имелась своя азбука – глаголица. В быту, вне магии, так ею до сих пор и пишем.

– Глаголица? – переспросил я. – Не кириллица?

– А что такое кириллица? – в свою очередь осведомилась Морозова.

– Не важно, проехали, – махнул я рукой.

Так я, получается, что, еще и книги местные читать не смогу – раз тут азбука иная?

Ну да ладно, будем решать проблемы по мере их поступления…

– На Русь, кстати, магия пришла не напрямую из Китая, а транзитом через Японию – поэтому и чтение иероглифов у нас закрепилось японское, а не китайское, – не настаивая на ответе, продолжила рассказывать девушка. – Вот Зеркало – читается «Кагами». Как это будет звучать по-китайски, даже и не знаю. Или взять пресловутую холопскую печать, – смахнув прежний, перо начертило в воздухе новый узор, тоже хорошо мне знакомый: 奴隷. – Читается «Дорей».

– Убери эту дрянь, – поморщился я, непроизвольно хватаясь за лоб.

– Ой, прости, я не подумала, – всплеснула руками Надя, поспешно стирая рисунок.

– Да ничего… – пробормотал я. – Просто неприятные воспоминания.

– Слу-у-ушай! – подорвалась вдруг с кресла Морозова. – А давай попробуем их использовать! Воспоминания эти твои. Ну, для прорыва барьера! Так сказать, от противного… Э, я не слишком многого прошу? – опомнившись, уточнила она. – Понимаю, как это должно тебя ранить, но…

– Да не, – мотнул я головой. – Если нужно для дела – стерплю…

– Отлично! – просияла моя голубоглазая наставница. – Только и творить тогда будешь что-нибудь этакое… Менее изящное, чем левитация. Даже грубое. Но несложное. Например… Ну да, прямой удар подойдет. Боевая техника. Просто и эффективно.

– Удар? И кого будем бить? – демонстративно сжав кулаки, уточнил я.

– Не кого, а куда – все туда же, – кивнула девушка на так и висевшее в воздухе перо. Не особо задумываясь, я шагнул к намеченной мне цели. – Эй, вернись-ка назад! – тут же, впрочем, остановила меня Морозова. – Ты что, рукой собрался бить?

Я машинально кивнул:

– Ну не ногой же! Высоко! Я, конечно, дома пару лет ходил на каратэ, но без разминки на такой высоте с ноги не пробью.

– Варвар, – усмехнулась Надя. – Когда я сказала «что-то грубое» – не имела в виду, что настолько! Бить будешь, как положено – на расстоянии, магией!

– А… – протянул я. – Понятно… Я подумал, ты меня горячкой боя хочешь раззадорить, – буркнул в свое оправдание.

– Тоже, кстати, мысль, – кивнула девушка – то ли просто чтобы лишний раз не подчеркивать мою тупость, то ли и правда одобрив озвученную идею. Но пока попробуем менее экстремальный вариант. Встань, где стоял!

Я сделал, как мне было велено.

– Сложи пальцы правой руки вот так, – продемонстрировала мне Морозова самый натуральный кукиш.

Не сдержав мимолетной улыбки, я повторил ее жест.

– Есть, кстати, расхожая поговорка – держать фигу в кармане, – проговорила моя хрупкая наставница. – Означает: готовить удар, не показывая, исподтишка. Ну, реально: пальцы в технику сложены, а рука – в кармане, и никто этого не видит.

– Не поверишь, но у нас так тоже говорят, – заметил я. – Только…

– Наверное, из тех времен идет, когда Ключ еще бил, – предположила, перебив меня, Надя. – Ладно, не отвлекаемся! Для простоты вытяни руку вперед и нацелься большим пальцем на перо. Это не обязательно, но так легче настроиться. Я изображу символ холопской печати, а ты бей. Ну, вообрази удар. Как перо сминается и летит на пол, а иероглиф гаснет. Попробуй разозлиться – и бей, что есть силы!

– Хорошо, – кивнул я.

– Готов?

Я снова кивнул.

– Тогда начали!

Перо в воздухе принялось чертить синие штрихи: ломаная линия, пересекающая ее загогулина, перекладинка, еще одна загогулина, рядом… Разозлиться, значит? Ну, это дело не хитрое! Стоит припомнить, как жгло лоб уродливое клеймо. И как подобное же горело на лице незнакомой мне русоволосой девчонки, может быть, как и я, похищенной из нашего мира жадным торгашом, а может, и правда местной – чухонки, как называл ее Ефрем. Вот это самое клеймо, которое сейчас рисует равнодушное перо! А что, если, оказавшись дописан, иероглиф пропечатается на мне? Или на Наде? Нет, не бывать такому!..

– Да не дергай ты рукой! – донесся до моего слуха сердитый голос наставницы. – Сбиваешься с настроя! Ты словно пытаешься физически дотянуться до цели – не надо так! Не рукой бей – сердцем! Ну, я не знаю, как еще объяснить!

В воздухе сиял синий иероглиф. Рядом спокойно висело закончившее рисунок перо. И не думавшее никак реагировать на мои судорожные потуги.

Сердцем, значит?.. Ну и как это? Все, что я сумел – вообразил огненный луч, вырывающийся из моей груди, устремляющийся к проклятому перу и сжигающий его в прах. На миг мне даже почудилось, что где-то возле сердца у меня и в самом деле разгорается жар, но чувство это тут же пропало – я и обнадежиться толком не успел.

Перу же по-прежнему – хоть бы хны.

Несмотря на очередную неудачу, я бы, наверное, попытался снова – еще и еще раз, но в этот момент где-то внизу, на первом этаже, явственно хлопнула дверь.

– О, дýхи, Сергей Казимирович вернулся! – ахнула Надя. – А мы здесь так ничего и не добились!

Иероглиф из воздуха исчез, перо стремительно спикировало на стол.

– Отрицательный результат – тоже результат, – попытался как-то ободрить девушку я.

– Всегда бесила эта дурацкая фразочка, – яростно передернула плечами Морозова. – Твой отрицательный результат – наверняка чья-то победа, да. Но не твоя…

– Ну что, друзья мои, как успехи? – на пороге гостиной и в самом деле появился Огинский. Был он сегодня не в мундире – в темно-сером штатском костюме, при галстуке. Раве что трость никуда не делась – ее князь привычно нес в левой руке, в правой же держал высокую шляпу-цилиндр.

– Так себе, – решил принять первый удар на себя я. – А если по-честному – то пока никак.

– Ну, лиха беда начало, – ничуть не удивившись такому ответу, спокойно заметил Сергей Казимирович.

– Но мы почти нащупали нужный подход! – заявила зачем-то Надя. – Еще бы немного и…

– Завтра продолжите, – кивнул ей Огинский. – А пока, Владимир Леонидович, будьте так любезны, зайдите ко мне в кабинет.

– Конечно, господин полковник, – поспешил склонить голову я.

– А вы, сударыня, не сочтите за труд, распорядитесь об ужине, – попросил князь Морозову. – Мы с Владимиром Леонидовичем освободимся примерно через полчаса – пусть к этому времени будет уже накрыто.

– Хорошо, Сергей Казимирович, – изобразила некий скомканный недореверанс девушка.

Князь сделал мне знак следовать за собой и направился к двери в противоположном конце гостиной. Обменявшись напоследок взглядом с Надей, но не прочтя в ее серо-голубых глазах никакого напутствия, поспешил туда же и я.