Текст книги "Оружие Танита (ЛП)"

Автор книги: Дэн Абнетт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 20 страниц)

Харк вывел их в коридор, прочь от людей. В нём было холодно, и конденсат капал с труб отопления, проложенных вдоль стен.

– Полагаю, вы проверите другие полки и испробуете иные пути расследования.

Фултинго собирался ответить, но им пришлось посторониться, поскольку по коридору шагал утомлённый взвод Призраков, грязных и пропахших дымом. Команда зачистки возвращалась из схватки в первичном куполе. Некоторые были ранены или, как минимум, запятнаны кровью.

– Мы не видели всех людей, – сказал Фултинго, когда они протопали мимо. – Определённое количество всё ещё в зоне боевых действий, и…

– Что это? Бэгги? – внезапно сказала Кёрт, присев рядом с мальчиком. Он показывал. – Что ты видел?

Мальчик не говорил, но его указующий перст был неумолим как лонг-лаз.

– Подразделение, стой! – крикнул Харк, и возвращавшийся взвод встал, резко повернувшись в усталом замешательстве.

– Какие-то проблемы, комиссар, сэр? – спросил капрал Мэрин, возвращаясь из головы колонны.

– Это он, Бэгги? – осторожно спросила Кёрт.

– Это тот человек? – эхом отозвался Харк. – Это он, сынок?

Бэгги Флайт медленно кивнул.

– Рядовой! Иди сюда, – рявкнул Харк.

– Я? – спросил Каффран. – Почему?

Глава вторая

Огромные колокола Фэнтинской Базилики на городской площади в центре первичного купола огласили это утро громовым звоном, и этот звон встречали радостные возгласы общего собрания сиренхольмцев. Колокола были отлиты семнадцать веков назад для оригинальной Базилики, располагавшейся примерно пятью километрами ниже в то время, когда фэнтинская культура еще занимала поверхность планеты. С тех пор люди постепенно забрасывали города и перестраивали их всё выше и выше от поверхности, чтобы уйти от нарастающего покрова загрязненной атмосферы, и каждый раз колокола снимались и переносились во вновь освящённую церковь.

Сейчас они звонили по радостному поводу, возвещая окончание службы об избавлении, которая формально означала освобождение Сиренхольма. Ночью, накануне, последние бойцы Кровавого Пакта, окопавшиеся у северных границ первичного купола, были убиты или захвачены. Теперь Сиренхольм свободен.

Экклезиархи из Хессенвилля провели службу, поскольку всех имперских священников в Сиренхольме перебили в ходе вторжения. Важные особы города присутствовали на службе, некоторые выглядели ещё больными и слабыми от страданий, перенесённых во время оккупации. Пришло так много горожан, что большинство вынуждены были столпиться за пределами площади и слушать службу через латунные громкоговорители.

Сотни имперских офицеров из рядов освободительных сил также посетили службу в знак уважения. Ван Войтц, величавый в своей парадной форме, поднялся, чтобы сказать несколько слов. В своей речи он дипломатично упомянул усилия танитцев, фэнтинцев и урдешцев, не делая различий. Не время для упрёков.

Когда служба окончилась и зазвонили колокола, Гаунт встал с церковной скамьи и последовал за толпой наружу, на площадь. Он ненадолго задержался, чтобы переговорить с майором Фазалуром, мужественным лидером войск Фэнтина, и молодым офицером по имени Шенко, который, по всей видимости, являлся действующим командиром урдешцев.

– Как Жайт? – спросил Гаунт.

– Его боевые дни подошли к концу, сэр, – ответил Шенко с очевидной неловкостью. – Его переправили с этой планеты в госпиталь для ветеранов на Фортис Бинари.

– Надеюсь, его времяпрепровождение там пройдёт счастливее, чем у меня, – сказал Гаунт с задумчивой улыбкой.

– Сэр, я… – Шенко нащупывал нужные слова.

– Я не кусаюсь, невзирая на то, что вы могли услышать.

Шенко нервно ухмыльнулся.

– Я лишь хотел сказать… Жайт был хорошим командиром. Чертовски хорошим командиром. Он несколько раз провёл нас сквозь ад. Он всегда был норовист, и его гордость, что ж… я знаю, что здесь он совершил ошибку, сэр. Но я лишь хотел сказать…

– Довольно, Шенко. Я не испытываю враждебности по отношению к урдешцам. Я по-настоящему восхищаюсь их храбростью со времен Балгаута…

– Вы видели сражение на Балгауте? – спросил Шенко, его глаза расширились.

– Видел. Я был там с гирканцами.

Гаунт улыбнулся. Неужели он настолько стар, что его прошлые дела выглядели как отголоски истории в ушах молодого человека?

– Попросите одного из ваших ветеранов как-нибудь рассказать о высоте 67. Гирканцы были к западу от гребня, урдешцы – к востоку. Я не затаил злобу, и я определённо не собираюсь проклинать целый полк из-за отношения и действий одного человека. Жайту следовало бы… А, забудьте. Ваши ребята заплатили за его ошибку тут. Фес, Жайт заплатил тоже, подумайте об этом. Просто окажите мне услугу.

– Сэр?

– Будьте тем, чем он не был. Мы вскоре вместе отправимся в следующий театр боевых действий. Я бы хотел думать, что урдешцы станут союзниками, а не противниками.

– Обещаю вам это, комиссар-полковник.

Гаунт, затянутый в расшитую галунами парадную форму, спустился по ступеням через толпу народа.

Конфетти разносились ветром, и жители стремились вперёд, чтобы повесить бумажные гирлянды на шеи своих освободителей и поцеловать им руки. Живые цветы исчезли на Фэнтине восемь веков назад, за исключением нескольких видов, выращиваемых в специализированных питомниках. Но бумажные фабрики всё ещё работали.

С гирляндой бумажных лилий на шее Гаунт медленно продвигался сквозь толчею на площади, пожимая протянутые руки. Его внимание привлек особо эффектный офицер, дежурно пожимавший руки. Это был Роун.

Гаунт улыбнулся. Он так редко видел Роуна в полной парадной форме, что удивился.

Гаунт направился к нему.

– Милые фиалки, – шепнул он с издёвкой на ухо Роуну, пока тот пожимал протянутые руки.

– На себя гляньте, – ответил Роун, бросив взгляд со своей гирлянды на гирлянду Гаунта. Шов вокруг залитого кровью глаза делал его свирепый взгляд ещё злее обычного.

– Пойдём отсюда, – сказал Гаунт, продолжая улыбаться толпе.

– Хорошая идея! Куда? – сказал айятани Цвейл, показываясь из-за леса тянущихся рук. У Цвейла было с полдюжины гирлянд на шее.

Когда они продвинулись к краю толпы, их руки изрядно болели от бесчисленных рукопожатий, и троица с облегчением свернула на боковую улицу. Но даже там им пришлось несколько раз остановиться, чтобы местные жители их расцеловали, крепко обняли или отблагодарили.

– Если это – положительная сторона солдатской жизни, неудивительно, что она тебе нравится, – сказал Цвейл. – Передо мной так не благоговели с тех пор, как я был миссионером на Луркане, следуя по пути Беати. Само собой, в то время я выглядел куда лучше, и это способствовало тому, что местные ожидали возвращения мессии по имени Цвейл.

Гаунт хмыкнул, но Роун не повеселел. Он сорвал свою гирлянду и швырнул её в водосточную канаву.

– Приторные похвалы вонючих обитателей окраин – не то, ради чего я стал солдатом, – ухмыльнулся он. – Эта чернь, вероятно, и Кровавый Пакт встречала столь же радостно, когда те прибыли. Дружелюбие по отношению к вооружённым людям, контролирующим твое место жительства, всегда воздаётся.

– Вы воистину самый циничный злыдень из всех, что я когда-либо встречал, майор, – заметил Цвейл.

– Жизнь – отстой, святой отец. Проснитесь и понюхайте цветочки.

Цвейл задумчиво поигрался с бумажными цветами вокруг своей шеи.

– Если бы я только мог.

– Если вы сражаетесь не ради наслаждаться низкопоклонством рядового имперского населения, Роун, – сказал Гаунт, – то ради чего вы это делаете?

Роун на миг задумался.

– Да пошел ты! – единственное, что он смог выдать.

Гаунт кивнул.

– В точности мои мысли.

Он остановился.

– То, что надо, – сказал Гаунт спутникам.

Это была таверна, располагавшаяся на цокольном этаже убогого бюро регистрации, крутые ступеньки вели вниз с уровня улицы к двери. Она была закрыта со времен вторжения Кровавого Пакта, и Гаунт хорошо заплатил нервному хозяину, чтобы тот впустил их.

Место было мрачным и заваленным битой посудой и сломанной мебелью. Хаоситы кутили здесь ночи напролёт, круша всё по окончанию. Две девочки, дочери-подростки хозяина, прибирали обломки. Они уже наполнили несколько мешков. Брат владельца яростно тёр стены щёткой, окунутой в каустическую соду, пытаясь вывести ругательства, намалёванные на штукатурке.

Гаунт, Роун и Цвейл сели на высокую скамью возле бара.

– Я не открылся, – сказал владелец. – Но для спасителей Сиренхольма охотно сделаю исключение.

– Двойное исключение, я надеюсь, – сказал Цвейл. – Что у вас будет?

– Есть какая-нибудь сакра? – спросил Гаунт.

– Ммм… нет, сэр. Понятия не имею, что это.

– Неважно. Амасек?

– Был, – уныло сказал хозяин. – Позвольте взглянуть, осталось ли что.

– Что мы тут делаем? – прорычал Роун.

– Исполняем долг, – сказал ему Гаунт.

Хозяин бара вернулся с жалким помятым подносом, на котором стояли три стопки разных размеров и бутылка амасека.

Он поставил стаканы перед троицей.

– Мои извинения. Это единственные стаканы, что я нашёл из тех, которые не разбили.

– В таком случае, – заверил его Гаунт, – они будут идеальны.

Хозяин кивнул, и наполнил каждую стопку крепким напитком.

– Оставьте бутылку, – посоветовал ему Цвейл.

Роун медленно покрутил свой стакан, рассматривая приличную дозу алкоголя.

– За что будем пить? – спросил он.

– За славное освобождение Сиренхольма во имя Бога-Императора! – объявил Цвейл, чмокнул губами и поднял стопку.

Гаунт придержал его поднятую руку.

– Нет, мы не будем. Правда, нет. По окончании битвы Колм Корбек разыщет ближайший бар и точно сделает это. Сегодня он не может. Так выпьем за него.

Гаунт поднял свою стопку и с сомнением изучил её, словно это был яд.

– За Колма Корбека из Первого и Единственного! Будто он здесь с нами.

Гаунт залпом выпил стопку.

– За Колма Корбека! – эхом отозвались Роун и Цвейл и осушили свои стопки.

– Как он? – спросил Роун. – Я был на передовой до сих пор… не было возможности… сами понимаете…

– Я заглянул в лазарет по пути сюда, – сказал Гаунт, поигрывая пустой стопкой. – Без изменений. Он, вероятно, собрался умирать. Медики изумляются, как он протянул так долго.

– Без него мы уже не будем прежними, – пробормотал Роун.

Гаунт глянул на него.

– Я только что услышал это от майора, фес его, Роуна?

 Роун нахмурился.

– Нет ничего зазорного в признании того, что мы осиротеем без Корбека. Если бы вы были на пороге смерти, я бы купил выпивку на весь фесов полк.

Гаунт засмеялся.

– Говоря о котором, – сказал Цвейл, вновь наполняя стопки.

Гаунт взял стопку, но не пил.

– Ранее я особо присматривался к Раглону. Присвоил ему внеочередное звание командира второго взвода. Парень имеет способности для этого, и, как адъютант Корбека, он – очевидный выбор.

Роун кивнул.

– И, для протокола, на минутку, сим я назначаю вас заместителем командира полка, майор. Вплоть до дальнейших распоряжений.

– Не Даура? – спросил Цвейл.

– Фес с Дауром! – фыркнул Роун, залпом осушив стопку.

– Нет, айятани. Не Даура, – сказал Гаунт. – Причины, по которым я должен был это сделать?

Цвейл отхлебнул выпивку и пожал плечами.

– Разделение, я полагаю.

– Что? – спросил Роун, вновь наполняя стопку.

– Разделение между танитцами и вервунцами, – объяснил Цвейл. – Вервунцы всегда чувствуют себя на втором месте. Для поддержания боевого духа повышение Даура до заместителя командира порадовало бы их.

Роун фыркнул.

– Фесовы вервунцы.

Гаунт глянул на Цвейла. Замечания священника напомнили ему яростную критику Харка на наблюдательной палубе несколькими днями ранее. Сговорились ли Харк и Цвейл?

 – Смотрите, отец-айятани… я восхищаюсь вами и доверяю вам, пользуюсь вашим советом и ищу вашего наставления… духовно. Но когда дело касается вопросов полка, я доверяю себе. Тем не менее, благодарю вас за ваше мнение.

– Эй, я просто сказал, что… – начал Цвейл.

– Первый Танитский – это Первый Танитский, – сказал Гаунт. – Я хочу обеспечить здесь баланс, но когда речь заходит о заместителе командира, им должен быть танитец. Повышение Даура даст неправильный сигнал людям.

– Что ж, вы знаете, что делаете, Ибрам. Тем не менее, будьте осторожны с балансом. Не потеряйте вервунцев. Они всегда чувствуют себя второсортными Призраками.

– Они и есть, – сказал Роун.

– Довольно, Роун. Я ожидаю, что вы будете использовать вервунцев так же, как и танитцев.

– Мне все равно.

– Как Сорик? – спросил Цвейл.

Гаунт поднял стопку.

– Умирает, подобно Корбеку. Возможно, быстрее.

– Так выпьем за душу вервунцев, – сказал Цвейл. – Агун Сорик.

Они подняли стопки и осушили их.

Роун наполнил их стопки из бутылки.

– И тост за следующее сражение, Бог-Император храни нас! Уранберг. Пусть там проблем будет наполовину меньше, чем в Сиренхольме.

– Не будем больше пить, – сказал Гаунт. Он накрыл свою пустую стопку, чтобы Роун не наполнил её. – Одна за Корбека, одна за Сорика. Достаточно. В Уранберге будет ад. Лорд-генерал носится с идеей привлечь Призраков, которую не разъясняет. У меня плохое предчувствие насчёт этого. И было подтверждено, что Саггитар Слэйт лично командует в Уранберге.

– Сам Слэйт? –  пробормотал Роун. – Фес.

– Есть и кое-какие хорошие новости, – сказал Гаунт. – Из Хессенвилля этим утром прибыл дирижабль с двадцатью тысячами магазинов третьего размера на борту.

– Слава Богу! – без тени юмора воскликнул Роун.

– Действительно, слава Богу, – сказал Гаунт. – Высадка вторжения близится и я просто счастлив, что Призраки будут хорошо снабжены.

– Я лишь надеюсь, что к тому времени дельце с Каффраном будет окончено, – сказал Роун.

– Какое дельце? – спросил Гаунт.

– О, дело об убийстве? – сказал Цвейл. – Это было просто ужасно.

– Какое «дельце»? Какое «дело об убийстве»? – рыкнул Гаунт.

– Боже мой! – поддразнил Роун. – Я сказал слишком много? Харк утаил это от вас?

– Утаил что?

– Грязное бельё Первого и Единственного, – сказал Роун. – Я действительно удивляюсь Каффрану. Сукин сын так тщательно обихаживал эту Крийд, не глядя больше ни на кого. И убийство? Он реально фесанулся, чтобы вытворить подобное дерьмо. Эээйй!

Гаунт оттолкнул Роуна на край скамьи, чтобы пройти.

– Гаунт? Гаунт? – крикнул Цвейл. Но комиссар-полковник уже взбежал по ступенькам на улицу и ушёл.

Виктор Харк попятился через комнату, ударился о шкаф для документов и понял, что дальше отступать некуда.

– Когда ты намеревался сказать мне, Виктор? – спросил Гаунт.

Харк медленно поднялся.

– Вы были заняты. С лордом-генералом. И с политической точки зрения, я полагал, что вам лучше дистанцироваться от этого.

– Я принял тебя в этот полк на службу как политического офицера, которому могу доверять. Плети свои интриги как угодно, Виктор. Но даже не думай держать меня не в курсе событий снова!

Харк поправил китель и глянул на Гаунта.

– Ты не захочешь в это ввязываться, Ибрам, – сказал он мягко.

– Фес с этим! Я – Призраки! Все Призраки! Если это касается одного из них, это касается меня.

Харк покачал головой.

– Как ты дослужился до такого звания, будучи столь наивным?

– Как я только мог думать о доверии к тебе, если ты не знал этого? – сказал Гаунт.

Харк печально покачал головой. Он дошёл до письменного стола и протянул Гаунту планшет.

– Жена рабочего Онти Флайт жестоко убита три ночи назад. Заколота танитским кинжалом. Свидетели видели Призрака, убегавшего из дома. Сын жертвы уверенно опознал Каффрана. Дело закрыто. Я не беспокоил вас этим, потому что это лишь незначительный инцидент. Именно для такого я и нужен, сэр. Брать заботу о дерьме, в то время как вы концентрируетесь на общей картине.

– Неужели? Что будет с Каффраном?

– Комиссар Дель Мар приказал провести его казнь расстрельной команде завтра на рассвете.

– И тебе не пришло в голову, что я задамся вопросом, куда пропал столь ценный боец, как Каффран?

– Принимая во внимание его преступление – нет, сэр.

– И что говорит Каффран?

– Он, конечно, отпирается.

– Конечно… он особенно будет отпираться, если невиновен. Я полагаю, что было проведено, как минимум, стандартное расследование? Свидетели порой могут ошибаться.

– Подчинённые Дель Мара ведут дело. Комиссар Фултинго оста…

– Ты просто умыл руки?

Харк замолчал.

– Кончено, это юрисдикция местных гражданских сил правопорядка и Комиссариата контингента. Но это так же, честно говоря – вопрос полка. Вопрос для нас. Если есть шанс, что Каффран невиновен, я не собираюсь его упускать. Оставь мне планшет и иди отсюда, – сказал Гаунт.

Харк швырнул планшет на стол и пошёл прочь.

– Сэр? – спросил он, задержавшись в дверном проёме. – Я знаю, что Каффран был с вами с самого начала. Я знаю, что он любимчик и хороший солдат. Но это – простейшее дело. Первый Танитский – примечательно благонравная группа солдат, сами знаете. Конечно, мы имели дело с драками и выпивкой, небольшими распрями и кражами, но ничего сравнимого с некоторыми подразделениями, где я нёс службу. Расстрелы за тяжкие преступления – в основном обыденность в других полках. Убийства, непредумышленные убийства, изнасилования. В Гвардии полно убийц, и не все они могут совладать с собой. Чёрт возьми, вы знаете это! Строгая, крутая дисциплина – единственный способ сохранять контроль. Повторюсь, это лишь незначительный инцидент. Ничего сравнимого с губительной природой священной войны, которую мы ведем. Вам не следует тратить время на это.

– Я трачу своё время, Харк, именно потому, что это так нетипично в моем полку. А теперь скройся к фесу с глаз долой на время.

Варл отыскал дорогу к лазарету, идя по запаху дезинфицирующих средств. Сперва он сбивался с толку, поскольку каждый зал и люк во вторичном куполе пропахли этой дрянью. Команды Муниторума и гражданские рабочие отряды по всему городу поливали ею полы и оттирали вонь и грязь врага.

Но у лазарета был свой запах. Дезинфицирующих средств. Крови.

Медики контингента заняли ученический колледж на одном из среднеуровневых этажей, закрытых внешней обшивкой. Стены и потолки некоторых больших комнат демонстрировали плавные очертания изгиба городского купола. Фанерные щиты и экранировка, возведённые врагом, были содраны с окон, чтобы впустить прохладный свет. Снаружи, сквозь толстое обесцвеченное бронестекло перламутровый облачный пейзаж простирался вдаль, насколько мог видеть глаз.

Место было суетливым. Варл проталкивался мимо утомленных медсестер, спорящего вспомогательного персонала, торопящихся санитаров, пополнявших свои полевые наборы в пункте раздачи, уборочных команд, проходящих раненых. Каждая комната из тех, что он оставил позади, была забита ранеными, в основном урдешцами, содержавшимися в грубых, но рабочих условиях. Тяжелейшие случаи были скрыты в боковых палатах.

Запах боли был всепроникающ, как и низкий, фоновый шум стонов.

Варл прижался к стене, позволяя пройти двум санитарам, спешащим с реанимационной каталкой, и затем вошёл в палату интенсивной терапии. Освещение было слабым, и сконцентрированным на отдельных кроватях. Звучал монотонный, аритмичный писк аппаратов жизнеобеспечения и астматическая одышка аппарата искусственной вентиляции легких.

Корбек лежал на смятой койке, полуукутанный в тряпье цвета хаки, словно завёрнутый в саван мученик с картины скорбящих в святилище Имперского героя. Его конечности были растянуты и привязаны тканевыми повязками,  будто он безостановочно вертелся во сне. Капельницы и кабели мониторов крепились к его крупным рукам и груди, из носа и рта выходили крупные, толстые трубки. Это выглядело так, словно они душили его. Глаза Корбека были закрыты хирургической лентой. Сквозь плотную, тёмную растительность на теле проступали пожелтевшие синяки и сотни маленьких, покрывшихся коркой порезов, испещривших кожу.

Варл долго стоял, глядя на него, и понял, что не мог думать о том, что сказать или сделать. Он даже не был уверен, зачем пришёл.

Он прошёл половину пути на выход по коридору, когда его окликнул Дорден.

– Заглянул к шефу, Варл? – спросил, подходя, старый доктор, наполовину сконцентрировавшись на планшете в руке.

Варл пожал плечами.

– Ага, я…

– Ты не первый. Танитцы бывали тут всё утро. По одному, по двое. Несколько вервунцев тоже. Отдают дань уважения.

Варл глубоко выдохнул и сунул руки в карманы чёрных форменных штанов.

–  Я не знаю насчет уважения, – сказал он. – Не имею в виду эту хрень, док. Я имею в виду, я… я думаю, я просто пришёл увидеть.

– Увидеть Колма?

– Увидеть, правда ли это. Корбек умирает, говорят они. Но я не могу и подумать об этом. Не могу представить этого в своей голове, чтобы поверить.

– И теперь? – спросил Дорден, вручая планшет проходившей медсестре.

– Всё ещё не могу, – оскалился Варл. – Он не собирается умирать, не так ли?

– Ну, мы всё ещё надеемся и молимся…

– Нет, док. Я пришёл не за заверениями. Если он при смерти, я надеюсь, вы мне скажете. Я просто не чувствую этого. Стоя тут, я не чувствую. Не чувствуется, что это его время. Словно он не готов и не собирается к фесу уходить.

Настала очередь Дордена улыбнуться.

– Ты это тоже видишь, ха? Я этого никому не говорил, потому что не хотел внушать ложных надежд. Но я чувствую это так же хорошо.

– Ни разу не справедливо, верно? – сказал Варл. – Корбек получил кое-какие ранения. Он едва не пропустил шоу на Хагии, и я знаю, что эти раны только-только зажили. Теперь еще и это.

– Колм Корбек – храбрый человек и он рискует. Слишком сильно рискует, на мой взгляд. Во многом потому, что он, как и всякий хороший офицер, подаёт личный пример. Знаешь, что его изрешетили, когда он спасал жизнь Мьюрил?

– Слышал.

– Рискуй, Варл, и рано или поздно тебя ранят. В случае с Корбеком – и раньше, и позже.

Варл кивнул, выразил обычное приветствие и повернулся, чтобы уйти. Затем заколебался.

– Док?

– Да, сержант?

– Насчёт риска. Я, э… слушайте, если я вам кое-что скажу, это только между нами, верно?

– Я могу обеспечить обычную медицинскую конфиденциальность, гарантируя её до тех пор, пока она не вступит в противоречие с протоколами безопасности Гвардии. И… я твой друг.

– Ага, хорошо.

Варл вытащил Дордена из главного коридора в вестибюль одной из палат интенсивной терапии. Он понизил голос.

– Коли.

– Подстрелен.

– Он отличный солдат. Один из лучших.

– Согласен.

– Также хороший лидер.

– Без возражений.

– Наш штурм никогда бы не продвинулся так далеко без него. Он действительно… он был настоящим Корбеком, если вы знаете, о чём я.

– Знаю. Ваши люди добились великой победы. Прорвались так далеко к фабрике, чтобы поддержать отряды Домора и Халлера. Удачный прорыв для всех нас. Я слышал, Гаунт хочет представить к награждению целую группу. Не говори ему, что я тебе сказал.

– Это просто здорово… Коли рисковал. Сильно рисковал. Безумно рисковал. Словно ему было всё равно, выживет он или погибнет. Я думаю, он обезумел. Бежал под вражеский огонь. Это чудо, что в него не попали.

– Некоторые ведут бой таким образом, Варл. Верну тебя к нашей прошлой беседе о Корбеке.

– Я знаю, знаю. – Варл подыскивал слова. – Но это была не отвага. Это было… безумие. Вправду фесанулся. Настолько безумно, что я сказал ему что-то, сказал, что передам Гаунту, какой сумасшедший трюк он выкинул. И он упрашивал меня не делать этого. Молил не делать этого.

– Он сдержан…

– Док, Гол потерял жену и детей в Вервуне. Я думаю… я думаю, ему больше не важно. Не бережёт свою собственную жизнь. Я думаю, он ищет объединяющий выстрел.

– Действительно?

– Я в этом уверен. И если я прав, он не только собирается погибнуть сам, но и подвергает риску людей.

– Хорошо, что ты сказал мне об этом, Варл. Оставь это мне пока что. Я буду благоразумен. Дай мне знать, если вновь заметишь за ним подобное поведение.

Варл кивнул и пошёл к выходу.

Брезентовая занавеска за Дорденом отодвинулась и Кёрт вошла внутрь, срывая окровавленные хирургические перчатки и кидая их в бак с отходами.

– Я не знал, что ты была тут, – сказал Дорден.

– Представь, что меня не было.

– Это был конфиденциальный разговор, Ана.

– Я знаю. Так и будет. Я повязана теми же клятвами, что и ты.

– Хорошо.

– Одно лишь, – сказала она, переходя к раздаточной тележке и отбирая планшеты. – Что такое объединяющий выстрел?

Дорден со вздохом покачал головой. Он поскрёб серую щетину на подбородке.

– Гвардейский сленг. Это значит… это значит, что Коли не хочет жить без потерянных любимых. Его погибшей жены, детей. Он хочет быть с ними вновь. И он бросается в каждую подвернувшуюся схватку, не обращая внимания на собственную безопасность, делает всё, что может, до тех пор, пока, наконец, не обретёт воссоединение с близкими об обретении которого молится. Объединяющий выстрел – то, что убьёт его и воссоединит с семьёй.

– А, – сказала Кёрт. –  У меня было мерзкое чувство по поводу того, что это могло быть.

– Что ты сделал?

Озадаченный Каффран медленно поднялся на ноги. Наручники, сковывающие запястья, лязгнули и натянулись, когда подстроились к его хромающей походке. Он был раздет до чёрной рубахи и поношенных штанов. Шнурки ботинок и ремень у него отобрали.

– Что вы имеете в виду? – спросил он. Его голос был сух и тонок. Воздух в грязной камере был сырым, а освещение – плохим. Внимательно всмотревшись в лицо Каффрана можно заметить, что он всё ещё не отошел от шока обвинения.

– Имею в виду, что ты сделал? Расскажи мне.

– Я ничего не делал. Клянусь.

– Ты клянёшься?

– Я клянусь! Ничего! Зачем… зачем вы пришли сюда, спрашиваете это?

Коли пристально уставился на него. Тени делали невозможным для Каффрана увидеть его выражение лица.

Коли был просто в ярости, угрожая одним лишь своим присутствием в маленькой камере.

– Потому что я хочу знать.

– Зачем?

Коли сделал угрожающий шаг вперёд.

– Если я только узнаю, что ты лжёшь… если ты навредил той женщине…

– Сержант, пожалуйста… я ничего не делал!

– Сержант Коли!

Коли остановился в нескольких шагах от Каффрана. Он медленно повернулся. В дверном проёме камеры маячил силуэт Гаунта.

– Что вы здесь делаете, Коли? – спросил Гаунт, ступая в камеру.

– Я…– Коли замолк.

– Я задал вам вопрос, сержант.

– Люди в моём отряде были… обеспокоены … тем, что совершил Каффран. Я…

Гаунт поднял руку.

– Довольно. Вы вышли за пределы своих полномочий, находясь здесь, Коли. Вам следует знать это. Уходите. Передайте своим людям, что я поговорю с ними.

– Сэр, – пробормотал Коли и ушёл.

Гаунт снял фуражку и повернулся, чтобы взглянуть на Каффрана.

– Есть какие-либо предположения о том, что это было, рядовой?

– Нет, сэр.

Гаунт кивнул.

– Сядь, Каффран. Ты знаешь, зачем я здесь.

– Вероятно, чтобы задать те же вопросы, что и Коли.

– И?

Каффран медленно сел на керамическую камерную скамью. Он прочистил горло и глянул вверх, встретившись взглядом с Гаунтом.

– Я не делал этого, сэр.

После этого повисло долгое молчание. Гаунт кивнул.

– Всё, что мне нужно было услышать, Кафф.

Он вернулся к двери и надел фуражку.

– Крепись, Кафф. Если в моих силах вытащить тебя отсюда – я вытащу.

– Спасибо вам, сэр.

Гаунт вышел в тюремный коридор. Стражи Комиссариата закрыли тяжёлую дверь, задвинули засовы и зажгли щит. Они козырнули Гаунту, но он проигнорировал их, уйдя прочь.

В дождь фабричные кварталы выглядели особенно мрачно. Это, конечно, был не настоящий дождь. Каждые два дня, каждая секция каждого квартала района орошалась водой из купольных потолочных труб. Данная мера предпринималась ради гигиены и чистоты на улицах. И это просто заставляло всё кругом блестеть от влаги и вонять, как старый сортир.

Домохозяйство Флайт было заколочено, и печати с аквилами наложены на двери. Детей отправили жить к соседям.

Он перепрыгнул через изгородь на заднем дворе и осмотрелся из-под плаща, натянутого на голову из-за ливня. Если пристройка была хорошо перекрыта, могли остаться какие-то следы. Если нет – дождь напрочь смыл всё стоящее.

Он осмотрелся, заглядывая через взломанные задние окна жилища. Все виды хлама и обломков валялись на поросшем травой дворе.

Он вошёл в пристройку, сломав печать с аквилой и игнорируя нанесённую через трафарет предупреждающую надпись Комиссариата. Внутри пахло гнилым фибролитом и минеральными отходами. Здесь не было света. Пристройка не особо защищена от дождевой воды, но он всё ещё мог видеть тёмные потёки на стене, на полу, и край старой, облупленной кадки. Там имелся отпечаток руки. Отличный отпечаток. Женский.

Он огляделся. Стропила были низкими, и на одном из них виднелась зарубка, прямо над ванной. Он достал фонарик и посветил вверх, ощупывая зарубку кончиком своего танитского кинжала, и аккуратно отделил крохотный кусочек металла, который он положил в набедренный карман.

Он втянул носом воздух, обнюхал фибролитовую стену, опустился на четвереньки и посветил фонариком под кадку. Что-то блеснуло. Он потянулся за предметом.

– Не двигаться! Ни на чёртов сантиметр!

Свет фонаря был направлен на него.

– На выход, медленно!

Он подчинился, держа руки ладонями вперед.

Юный кадет-комиссар в дверном проёме выглядел очень испуганным, автопистолет был нацелен на него. Но что случилось, то случилось. Он подошёл фесово бесшумно.

– Кто вы? – сказал кадет.

– Сержант Маколл, Первый Танитский, – спокойно ответил Маколл.

– Гоосен? Что здесь творится? – окликнул голос снаружи.

Старший человек, другой комиссар в длинном тёплом плаще, с которого капала вода, появился за дёрганым кадетом. Он едва не сделал шаг назад от удивления, когда увидел Маколла.

– Кто вы, чёрт возьми?

– Один из соседей доложил о незаконно проникшем, сэр, – сказал Гоосен. – Сказал, что думает – это убийца вернулся.

– В наручники его, – наотрез сказал старший. – Он пойдёт с нами.

– Позвольте? – сказал Маколл, указывая на карман кителя.

Гоосен аккуратно прикрывал его, пока Маколл забрался в карман и вытащил сложенный документ. Он протянул его старшему.

– Подписанное разрешение от комиссара-полковника Гаунта, командира моего подразделения. Его инструкции мне – руководить поиском доказательств на месте, относящихся к делу.

Комиссар просмотрел его.

– Он не выглядит убедительным. Это боец не регулярных частей.

– Но это факт. Могу я теперь опустить свои руки?

Гоосен глянул на комиссара. Старший пожал плечами.

– Оставьте его в покое.

Комиссары оглянулись. Капитан Бен Даур стоял у задних ворот во дворе. Он не вытащил оружие, но несмотря на дождь, его плащ был отодвинут назад, чтобы быстро выхватить лазпистолет из кобуры.

Даур неторопливо вошёл внутрь, положил руку на оружие Гоосена и медленно опустил вниз.

– Спрячьте его, – посоветовал он.

– Вы с ним? – спросил комиссар, указывая на Маколла.

– Да, с ним, Фултинго. Гаунт направил нашу команду для того, чтобы провести полковую проверку по делу.

– Нет времени. Казнь…

– Отложена. Гаунт получил приказ об отсрочке из штаба комиссара Дель Мара час назад. У нас есть отсрочка, чтобы получить доступ ко всем уликам.

Фултинго усмехнулся в сторону Маколла.

– Вы отправили рядового на место преступления?