Текст книги "Роковой рубин"

Автор книги: Дебора Смит

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 31 страниц)

Глава 14

– Мама!

Не успела Сэмми вымолвить это слово, как мама, в одной лишь тонкой, мокрой от пота футболке, упала на пол спальни. Сэмми кинулась к ней, расплескав травяной чай по ковру, и подхватила под мышки, зовя на помощь Шарлотту. Поскольку мама объявила, что сделанные человеком лекарства только лишь угнетают ее иммунную систему, Сэмми каждые три часа приносила ей травяной чай, тайно растворяя в нем по две таблетки аспирина.

После того как за последние три дня мамина простуда не только не прошла, но явно усилилась, Сэмми заподозрила неладное. Когда Джейк привез Саманту от Марии, мама уже была больна. Саманта настояла, чтобы мама не знала, что он был у них, – она решила подождать, пока маме не станет лучше. Она прекрасно понимала, что предложение Джейка вызовет у мамы шок.

Шарлотта вбежала в комнату и, увидев, что Сэмми обеими руками держит маму за плечи, расплакалась.

– Ничего-ничего. У нее просто закружилась голова, – сказала Сэмми с фальшивой бодростью. Она так привыкла к постоянному самоконтролю, что автоматически выбрасывала из головы собственный страх и думала только о том, чтобы успокоить Шарлотту.

– Все в порядке, – повторила Сэмми. – Помоги мне уложить ее в постель. – Шарлотта всхлипнула, но послушно подхватила маму под коленки.

Вдвоем они устроили поудобнее слабое тело мамы на смятых простынях ее двуспальной кровати, и Сэмми укутала ее исхудавшие плечи одеялом.

– Я думала, ей лучше, – плакала Шарлотта. – Она сказала, что ей полегче после того, как мисс Хоуп растерла ее листьями мяты.

Сэмми крепко сжала губы, чтобы не сказать, что она думает о мисс Хоуп. Лучше бы эта шарлатанка растирала свою мяту для Шарлоттиной домашней помадки.

Взяв с ночного столика влажную рукавичку, она обтерла мамино лицо, словно стараясь смыть с ее щек пятна лихорадочного румянца. Мама тихо застонала и открыла глаза. Опустившись на колени у кровати, Сэмми обхватила руками ее голову. Голова была пугающе горячей.

– Мама, ты потеряла сознание. Я вызываю «Скорую помощь».

Мама слабым, едва различимым голосом сказала «нет», попыталась глубоко вдохнуть, но закашлялась.

– Мне уже лучше. Просто нужно еще полежать: организму нужно время, чтобы уничтожить токсины. Терпеть не могу больниц. Позвони лучше Джой Хоуп.

Шарлотта, стоявшая у спинки кровати, сказала, что сейчас это сделает, и пулей вылетела из спальни. Сэмми стиснула зубы.

– Я боюсь, – сказала она. – И лучше я все же вызову «Скорую». Если мисс Хоуп встанет у меня на пути, я уж сумею ее отодвинуть.

– Сэмми, – с укором прошептала мама и снова зашлась в приступе кашля с жуткими глубокими хрипами. – Тебе нужно больше оптимизма. Доброй энергии. Поверь мне. Я знаю, ты думаешь, что я тебя мучаю, но пожалуйста… – Голос мамы прервался, Сэмми видела, что она борется с подступившими слезами. С трудом удерживаясь, чтобы не заплакать вместе с нею, до крови закусив губу, Сэмми погладила маму по слипшимся золотистым волосам.

– Успокойся, ты никогда меня не мучила, – сказала она. – Но у меня будет больше доброй энергии, если настоящий врач скажет, что с тобой все в порядке.

– Чувство вины, – простонала мама. – Чувство вины, вот чем я больна. Я виновата в том, что поверила Малькольму. Виновата, что не наладила как следует бизнес. Виновата, что не смогла вам с Шарлоттой дать того, что дает вам Александра.

– Мама, ты больна простудой. И не от чувства вины, а оттого, что подхватила вирус.

– Ты меня ненавидишь? – Мамина рука, бессильно лежавшая в ее ладони, чуть сжала пальцы Саманты. Смахнув слезы, Сэмми твердо посмотрела в мамины усталые голубые глаза.

– Нет. Как ты можешь так думать?

– Я понимаю… мои идеи кажутся тебе глупыми… Но я всегда хотела как лучше. С самого момента твоего рождения я все время совершала ошибки, но…

– Я не променяю тебя ни на кого.

– Лучше бы я была похожа на Александру. Я бы хотела, чтобы ты меня уважала, как уважаешь ее. На нее можно положиться.

– Уважаю?! – чуть возвысила голос Сэмми. – Я всегда уважала тебя. Тебя и папу, а вовсе не тетю…

Мама снова закашлялась. Крупная дрожь сотрясала ее тело. Кашель перешел в долгую судорогу, и Сэмми, уложив ее на бок, похлопывала между лопатками, пока она не сделала глубокий вдох и кашель не прошел. Губы ее стали голубовато-белыми, в глазах с темно-синими подглазьями застыл страх.

– Я звоню в «Скорую», – сказала Сэмми, испугавшись уже по-настоящему.

Мама слабо протестующе застонала.

* * *

– И когда она горела в лихорадке и кашель выворачивал ее легкие, вы оставили ее лежать вот так и даже не позвонили мне. Почему? – уперев руки в бока, спросила тетя Александра. Воплощение оскорбленного достоинства требовало ответа. Они трое находились в небольшой комнате ожидания отделения интенсивной терапии. Шарлотта скорчилась в углу кушетки, не в силах больше плакать, Сэмми стояла перед тетей настолько напуганная и измученная, что колени у нее буквально подкашивались.

– Мне не хотелось ее заставлять, – наконец выдавила из себя Сэмми.

– Что ж, надо научиться. Если бы ты позвонила мне, я настояла бы, чтобы она показалась врачу раньше. Честно говоря, я удивлена твоим поведением, милая. Ты ведь знаешь, насколько безответственна твоя мать. Я считала тебя…

– Она не безответственна. Не смейте так говорить о ней.

Удивление и неудовольствие пробежали по лицу Александры; затем она, казалось, приняла какое-то решение, вздохнула и обняла Сэмми.

– Извини, милая. Это оттого, что я тоже очень расстроена. У мамы воспаление легких.

Шарлотта всхлипнула.

– Она умрет?

Тетя Александра, опередив Саманту, кинулась к ней, обняла, прижала к шелковой груди.

– Нет, конечно, нет.

Прижавшись к ней, Шарлотта тем не менее из-за ее плеча полными слез глазами вопросительно посмотрела на Сэмми.

– Сэмми? – Она жаждала утешения более полного.

– Нет, – подтвердила Сэмми. – От воспаления легких не умирают. Это не такая уж страшная болезнь. – Сэмми и вправду так думала. По крайней мере теперь, когда мама все-таки в больнице. Лекарства, баллоны с кислородом, люди в белых халатах со стетоскопами на шее – все это внушало надежду.

– Пойдемте со мной, – ласково сказала тетя. – Спустимся в кафетерий, я куплю вам чего-нибудь поесть. Теперь уже можно о ней не беспокоиться и, значит, пора побеспокоиться о вас.

– Пусть Шарлотта поест, а я не голодна, – сказала Сэмми. – Я останусь здесь.

Тетя Александра, резко вскинув голову, посмотрела на нее. Все это уже давно напоминало невидимое перетягивание каната.

– Что ж, отдаю должное твоему чувству ответственности, – едко улыбнулась тетя Александра. – Это прекрасное качество, особенно если направлено в нужное русло. Как-нибудь мы поговорим об этом. – Она взяла Шарлотту за руку. – Но не сейчас. Пойдем, Шарлотта. Мы с тобой пойдем в кафетерий. Не плачь. Твоя мама обязательно выздоровеет, и, когда она выйдет из больницы, я увезу вас всех к себе на Хайвью – как следует отдохнуть, и ты будешь варить маме куриный бульон.

– Мама не ест курятины, – тихо сказала Шарлотта. – Она даже яиц не ест.

– Что ж, это придется изменить.

Шарлотта, уводимая тетей Александрой, продолжала оглядываться и вопросительно смотреть на Сэмми.

Сэмми, убедившись, что тетя с сестрой вошли в лифт, вышла из комнаты ожидания и открыла двери отделения интенсивной терапии. Медицинские сестры в белых брючных костюмах бесшумно выполняли свою работу. Одна из них, сидевшая за центральным пультом со множеством работающих мониторов, на которых пульсировали толстые изломанные линии, повернулась к Сэмми.

– Я знаю, что время для посещений кончилось, но мне бы хотелось побыть с мамой. Хотя бы минутку, – попросила Саманта.

– Она спит, милая.

– А можно, я посижу рядом и подержу ее за руку?

– Ну, хорошо.

Через минуту Сэмми была наконец наедине с мамой в стеклянном боксе. Когда она увидела маму, бледную и неподвижную, всю опутанную трубочками и проводами, она сжалась и ей захотелось отвернуться. На непослушных ногах подошла она к кровати и взяла мамину руку.

– Я тебя очень люблю, – тихо прошептала она. – Я никогда не хотела, чтобы ты была как тетя Александра.

Мамины ресницы затрепетали. Она вздохнула и с трудом приоткрыла глаза. Слабая улыбка появилась на ее лице.

– Ты такая же сильная, как она. Это хорошо. Будь сильной. Возьми мое обручальное кольцо.

Страх, какого не выразить словами, сжал грудь Сэмми.

– Нет, не надо, – резко замотала она головой, угадав, о чем подумала мама.

– Оно… падает у меня с пальца. Я боюсь его потерять. Пожалуйста.

Такое объяснение имело смысл; разумные требования Сэмми воспринимала вполне нормально.

– Я попрошу у сестры кусочек пластыря, и мы устроим так, чтобы оно не спадало.

– Нет. Пожалуйста. Пожалуйста. – Мама закашлялась.

Сэмми опять испугалась.

– Хорошо, хорошо, только успокойся. – Она нежно погладила мамин лоб, и мама вздохнула спокойно.

– Твой папа говорил, что руки у тебя совсем как у его матери. Она была фабричной работницей.

Сэмми, уже много раз слышавшая эту историю, заволновалась – неужели мама забыла, что она знает?

– Работать с тканью – это, должно быть, у Райдеров в крови. Но в кого пошла Шарлотта? Великих поваров в нашем фамильном древе не было, – попробовала пошутить Саманта.

– А Шарлотта – свежий побег, – слабо улыбнулась мама. Сэмми обрадовалась, что она перестала говорить о кольце. Но напрасно: мама слабо пошевелила пальцами. – Возьми же его. Пожалуйста. Если я буду знать, что оно у тебя, мне будет легче.

У Сэмми на глазах выступили слезы. Она сняла с маминого пальца золотое колечко, то самое, с крошечным бриллиантиком, и крепко зажала его в руке.

– Буду его хранить, пока ты отсюда не выйдешь.

– Смотри за Шарлоттой. Я знаю, ты ее не бросишь. И не ссорься с тетей. Она тебя любит. Тогда я не буду бояться, что мои девочки… остались совсем одни.

Сэмми похолодела.

– Не говори так.

– Если со мной что-то случится… то вот… моя последняя воля. Она станет законным опекуном Шарлотты.

У Сэмми подкосились ноги. Она хотела запротестовать, но смогла только заплакать. Она хотела закричать, что у нее есть собственные планы, что у них с Джейком… Но, нагнувшись к маминому уху, она сказала только:

– С тобой ничего не случится.

В дверях бокса появилась сестра.

– Милая, время истекло.

– Мама, обещай, что ты будешь бороться за то, чтобы выздороветь.

– Устала. Ох, как я устала, – сказала мама в ответ. – Люблю тебя. – И ее глаза закрылись.

– Мам! – Сэмми сжала ее руку. – Все будет хорошо. Я должна кое-что тебе рассказать. Может быть, это как раз то, что нужно. Мама, мы будем теперь жить по-новому. Пожалуйста, проснись и послушай.

– Пусть отдохнет, – прошептала медсестра, махая рукой, чтобы Сэмми уходила.

Сэмми посмотрела, как медленно и трудно поднимается и опускается мамина грудь.

– Ты обязательно выздоровеешь. И тогда я тебе расскажу. Запомни. Я должна рассказать тебе что-то очень-очень важное. – Сэмми наконец отпустила мамину руку.

Сэмми не помнила, как оказалась за двойными дверьми, в холле. Вся в слезах, она глядела на мамино кольцо, зажатое в пальцах, – словно на счастье. Вдруг на ее руку бережно легла большая сильная рука; она вскинула голову и встретила внимательный взгляд Джейка. На мгновение он отвел глаза, посмотрел на двойные двери, и его рука непроизвольно сжала ее пальцы, а на лице отразились сочувствие и тревога. Это ее испугало. Ведь мама поправится, и нечего смотреть так, словно он думает иначе.

Она открыла рот, чтобы сказать это, но не смогла произнести ни звука. Вот они уже и взрослые, и почему-то кажется, что все их короткие встречи предопределили то, как он смотрит на нее сейчас – оцепенело, почти в отчаянии.

«Он знает. Каким-то образом он всегда приходит, когда особенно нужен мне. Но я не могу сказать ему, что он мне нужен. Пока не могу. А может быть, не смогу никогда».

– Я боюсь, – призналась она. – Она очень больна. – У Саманты перехватило горло. – Я рада, что ты здесь.

Джейк тихо вздохнул и притянул ее к себе. Она положила голову ему на плечо, он нежно водил губами по ее виску.

– Ты не говорила с ней о нас, – сказал он утвердительно.

– Нет. Я знала, что это ее расстроит, и хотела подождать, пока она окрепнет. А когда попыталась вот только что – потому что она говорила такие страшные вещи, – она заснула. – Откинув голову, Сэмми полными отчаяния глазами посмотрела на него. – Она заставила меня взять ее обручальное кольцо. Сказала, что боится, как бы оно не потерялось в больнице. Но то, как она говорила… о господи, она просила меня не оставлять Шарлотту, и… – Сэмми едва выговорила последние слова, – она сказала: «Если со мной что-то случится, тетя Александра останется законным опекуном Шарлотты». Это ее последняя воля.

Джейк помрачнел.

– Твоя тетя сама довела твою мать до этого, – угрюмо произнес он. – Как же я упустил это! Твоя мама должна бороться. Ради тебя, ради твоей сестры. – Он помолчал, черты его лица стали еще резче, еще решительнее. – Твоя сестра… Ей ведь всего четырнадцать лет. – Он схватил Саманту за плечи. – Нельзя отдавать ей твою сестру. Никакой судья у Александры ее не отсудит.

– Мама выздоровеет, – неуверенно сказала Сэмми, но он так печально и мудро посмотрел на нее, что она поняла, как неубедительно прозвучали ее слова.

– Со мной бессмысленно притворяться. Я знаю, чего ты боишься, и тоже боюсь.

– Мама поправится, – повторила она.

– В этот раз я не уйду. Такое нельзя переживать в одиночку.

Двери открылись, выглянула медсестра.

– Где твоя тетя, милая?

На ее лице были тревога и озабоченность, и Сэмми захотелось немедленно проскользнуть в эту дверь.

– В кафетерии.

– Подожди здесь, пока она не придет, ладно? – И медсестра исчезла, неплотно закрыв дверь.

Сэмми шагнула за ней. Джейк открыл перед ней дверь и не отпускал ее руки. Они вошли, и Сэмми застыла, ее сковал ужас. Вокруг мамы суетились сестры с флаконами и шприцами; вбежал мамин врач, мельком посмотрел на них, сказал: «Уходите, пожалуйста, уходите», но, не посмотрев, послушались ли они, скрылся за дверью ее бокса.

Сэмми тоже устремилась туда, но Джейк остановил ее. Она попыталась вырваться, но он крепко взял ее за плечи и не пускал.

– Ты не поможешь ей тем, что будешь путаться у врачей под ногами. Не мешай им делать свое дело, – хрипло сказал он. – Возьми меня за руку. Давай держаться за руки, как всегда, и положись на меня.

Сквозь туман шока, сквозь наползающий отовсюду страх она постоянно чувствовала присутствие Джейка. Его голос был сейчас для нее единственной опорой в мире сплошного ужаса. Не успел он договорить, как она вложила свою руку в его, продолжая напряженно следить за работой врачей. Большая часть того, что они говорили, представляла собой профессиональный жаргон; она поняла лишь два слова: остановка сердца. Может быть, ей не удалось бы удержаться на ногах, если бы Джейк не стоял к ней вплотную, прижавшись щекой к ее макушке.

Она вдруг поймала себя на том, что как заклинание повторяет:

– Не поддавайся, мама. Не поддавайся, мама. Через некоторое время она заметила, что движения врачей все замедляются и замедляются, что никто больше ничего не говорит – кроме нее, продолжающей отчаянно шептать «не поддавайся, мама».

– Боже мой, а он-то что здесь делает? – раздался громкий голос тети Александры. – Я оставила Шарлотту в комнате ожидания, поди туда, Саманта, и попытайся ее успокоить. – И, гневно посмотрев на Сэмми с Джейком, она открыла дверь бокса.

– Я должна войти туда, – сказала Сэмми, и Джейк не только не удерживал ее, он даже раздвигал людей, расчищая ей дорогу.

– Мне очень жаль, милая, – сказала медсестра, обнимая Сэмми за плечи. Сэмми разрыдалась.

Мамину подушку убрали, ее голова лежала под каким-то странным, неестественным углом, полуоткрытые глаза были пусты, и она была обнажена до самой талии, пока кто-то не закрыл ее тело простыней.

Тетя Александра, плача, склонилась над ней, дрожащими руками обнимая ее разгладившееся лицо.

– Франни, не покидай меня, – сквозь слезы шептала она. – Ты единственная любила меня, просто так, ни за что. Черт возьми, не уходи. Не уходи! Я без тебя не могу…

Сэмми подошла к кровати и взяла мамину вялую холодеющую руку. Она всхлипывала – глубоко, до дрожи, и никак не могла остановиться. Впервые в жизни ей стало жаль тетю Александру, и другой рукой она дотронулась до тетиного плеча.

– Нет, – быстро сказал Джейк.

Тетя Александра зарыдала и обняла Сэмми. Сэмми крепко прижалась к ней, бессознательно представляя себе на ее месте маму, словно желая, чтобы всего этого не было. Просто дурной сон.

– Я так ее любила, – рыдала тетя Александра. – Я буду о них заботиться, Франни. Я позабочусь о Сэмми и Шарлотте.

– Вы, наконец, получили что хотели, – тихо сказал Джейк.

Тетя Александра конвульсивно дернулась и издала нечленораздельный яростный звук.

– Уберите его отсюда! – закричала она медсестре. – Если понадобится, вызывайте охрану.

Сэмми вырвалась из рук Александры, обнимавших ее.

– Нет! – С мукой в глазах она посмотрела на Джейка. Как ей хотелось бы оказаться в его объятиях! Она потянулась было к нему, но тотчас одернула себя. Шарлотта. Нужно все время помнить о Шарлотте. Господи, как все безысходно!

– Уходи, – сказала она Джейку. – Я не хочу, чтобы ты был здесь. – Эта ложь отняла у нее последние силы, но иначе было невозможно. – Я не хочу, чтобы ты оставался здесь, – повторила она.

Джейк хотел подойти ближе, но она отпрянула. Он успел только нежно коснуться ее щеки. Саманта боялась, что он рассердится, но он молча повернулся и ушел – и вот тогда она ощутила такую пустоту внутри, такую безнадежность, такое одиночество… Он уже никогда не найдет ее больше, никогда не придет к ней на помощь.

* * *

Борясь с холодным ветром, Сара спешила на работу к Хью, держа в руке бумажный пакет с ленчем.

– Он свободен? – не останавливаясь, спросила она регистраторшу. Та утвердительно кивнула, гадая, чем вызвано столь сильное волнение Сары. Путаясь в длинных полах теплого пальто, Сара быстро миновала узкий коридор. Дверь кабинета была открыта, и она вошла. Хью стоял спиной к ней и смотрел в окно, на кирпичную дорожку соседнего антикварного магазина. Волосы его были взлохмачены. Он обернулся. Лицо тоже было невеселое.

– Ты уже знаешь. – Она, не церемонясь, положила пакет с ленчем на заваленный бумагами стол и сбросила пальто. – Ты уже знаешь про Франни Райдер.

– Да, – вздохнул он.

– Как чертовски несправедливо. Она была еще молода. Как человек в ее возрасте может умереть от воспаления легких?

Он тихо покачал головой:

– Это случилось. Позор нашей медицине, но это случилось.

– Я зашла в цветочный магазин купить роз для украшения стола, и там мне сказали, когда похороны. Оказывается, сегодня. В Дареме. Ужасно себя чувствую – надо бы нам пойти.

– Думаю, Александра нас и на милю не подпустит.

– Наплевать. Я хочу это сделать ради памяти Франни. Ох, Хью, а ее девочки? Сэмми, кажется, только что кончила школу, а младшая совсем еще ребенок. Надо будет поговорить с ними.

– Не думаю, что это будет уместно. Утром приходил на осмотр Оскар Талберт, он сказал, что Александра уже пакует вещи девочек и наняла его перевезти их из Эшвилла. Они уже в пути.

– Господи, она не теряет ни минуты. Никогда не поверю, что Франни хотела этого.

– Представь, хотела. Она завещала Александре законное опекунство над Шарлоттой. Такова ее последняя воля. – В ответ на ее стон он покачал головой. – А куда еще девочкам податься? Александра – их родная тетка. Это логично.

– Как ты можешь так спокойно рассуждать. Ты ведь отлично знаешь, каким «опекуном» будет Александра! Она сделала из несчастного Тима самодовольного кретина, который так ее боится, что вынужден доказывать свою мужественность, колотя всех остальных! И девочек она тоже прижмет к ногтю. – Она помолчала. – Сэмми уже взрослая, она может уйти, но, я думаю, не уйдет. Не бросит сестру. Черт!

Хью подошел к ней, обнял и посмотрел сочувственно, но и с упреком.

– Никто не поймет твоего отношения к Александре лучше, чем я. Но ведь после смерти Уильяма ты решила больше не иметь дела ни с ней, ни с ее родственниками. Может быть, мы делали исключение для Франни – мы помогли ей однажды. Но речь не о том. Ты хочешь сказать, что изменила свое решение?

Сара вдрогнула.

– Ты считаешь, немножко поздно играть роль доброй самаритянки? Пусть так. Но как это гнусно!

Он поцеловал ее в лоб.

– Нет, я считаю, не стоит расслабляться.

Сара, приоткрыв рот, посмотрела на него с глубоким безмолвным пониманием.

– Хью Рейнкроу, лучше поставь точный диагноз и можешь не выбирать выражений. Скажи, почему ты не позвонил мне насчет Франни Райдер в ту же секунду, как услышал об этом?

Хью пытливо посмотрел на нее, словно пытаясь предугадать ее реакцию.

– Джейк неизлечим. Это хронический случай, и вакцины от этой болезни не существует. К тому же она очень заразна. Сэмми Райдер тоже больна. – Секунду-другую он молча смотрел на нее, потом заключил: – Любимая, мне страшно.

– Господи! – Сара схватила его за рубашку. – Где Джейк?

Хью отвел глаза – в них оставалось сожаление, что приходится открыть ту единственную тайну, которую он хранил от нее.

– Поехал на похороны.

* * *

Сгорбившись, Джейк сидел на ступеньках своего пустого и темного дома. Ранние зимние сумерки дышали холодом. Бо лежал рядом и смотрел ему в лицо. Джейк погладил собаку по голове. Бо ничего не понимал: почему хозяин не уходит с холодной террасы, не берет его с собой в тепло?

– Вот такие дела, – сказал Джейк. Он не испытывал такой жгучей горечи, пожалуй, с тех пор, как умер дядя Уильям, когда он впервые понял, что если ты и знаешь правду, то это вполне может ничего не значить.

– Кажется, у Бо начисто отсутствуют и слух, и обоняние, – раздался голос мамы. Джейк поднял голову и быстро прикрыл распухшие глаза рукой. Мама стояла в тени террасы, кутаясь в длинную белую шаль. – Подвиньтесь-ка, вы оба.

Джейк ничего не сказал: вдруг мама по голосу поймет, что он расстроен, и начнет задавать вопросы. Она села на ступеньку рядом и дотронулась до рукава его черного костюма. Она знает, почувствовал он. Знает о миссис Райдер, знает, где он был.

– Не странно ли это, – продолжала она, – ты здесь сидишь, одетый в костюм, в котором я меньше всего ожидала бы тебя видеть. Когда ты в последний раз надевал костюм? Хм-м. На выпускном вечере. Четыре года назад. Вот почему я тогда сделала столько фотографий. Чтобы будущие поколения знали, что у моего сына действительно были приличные брюки и пиджак. – Она обняла его. – И вот ты снова в костюме. Сходить за фотоаппаратом?

Джейк откашлялся.

– Папа рассказал тебе о Саманте.

Она помолчала секунду, потом сказала:

– Да, он смог хранить эту тайну всего лишь пять, ну максимум, десять лет.

– Может быть, он думал, что это ни к чему не приведет? – И, помолчав, тихо добавил: – Может быть, он и прав.

– Если бы я могла выбирать для тебя девушку, я предпочла бы, чтобы в ней не было ни капли Александриной крови.

– Я знаю.

– Но эту точку зрения можно и оспорить. Ты любишь ее, сынок? Я хочу сама услышать это от тебя.

– Я люблю ее.

– Точно? Я имею в виду – действительно любишь, не просто тебе нравится ее внешность, или, ох, не заставляй свою старую мать произносить такие вещи…

– Секс – только часть этого чувства. Я люблю ее так же, как папа любит тебя.

– Мальчик мой, ты умеешь вести дискуссию, – вздохнула мама.

Джейк опустил голову.

– Сегодня я не смог с ней даже поговорить. Оррин выставил охрану, и, если бы я попытался подойти, поднялся бы шум. Я не стал рисковать – на похоронах ее матери. И я стоял в тени, как всегда. Как последний беспомощный трус.

– Нет, как мужчина, которому ее чувства дороже, чем собственное самолюбие.

– Она меня даже не видела. Она обняла Шарлотту и стояла, не поднимая головы. Она в ловушке. – Джейк сжал кулаки. Он дрожал, и отнюдь не от холода. – В Дареме я зашел к адвокату. К Абрахаму Дрейфусу.

– К тому Дрейфусу, что представлял совет племени в тяжбе с правительством о правах на лес?

– Говорят, он самый лучший адвокат. Я спросил его, есть ли у нас с Самантой шансы вырвать Шарлотту из-под опеки Александры.

– Ох, милый, – печально произнесла Сара и погладила его по спине.

– Он показал мне фотографию своего сына и сказал, что если бы даже его родной сын пришел к нему и спросил о том, о чем спросил я, то и ему бы он ответил, что нет ни малейшего шанса. Ни один судья в здравом уме и твердой памяти не скажет жене сенатора, что она не может осуществлять опеку над собственной племянницей, при том, что мать девочки распорядилась именно таким образом.

– Ни за что не поверю, что Франни приняла бы такое решение, знай она о вас с Сэмми.

– Мне надо было прийти к Саманте раньше. Я должен был это предвидеть. Ну почему это меня подводит именно тогда, когда мне больше всего нужно?

– Что, милый? Что тебя подводит?

Джейк безмолвно выругал себя за то, что потерял бдительность.

– Миссис Большая Ветвь однажды сказала, что если я сделаю то, что хочу, то я навлеку на нас всех проклятье. Может быть, я поверил ей больше, чем думал.

– Послушай меня, сынок. Я очень уважаю Клару, но проклятье на нашу семью легло в тот день, когда твой дядя женился на Александре. И ничего из того, что ты сделал или можешь сделать, этого не изменит.

– Но я должен покончить с этим. Именно я и Саманта. Я это чувствую. Я еще не знаю, как, и это-то меня и мучает. – Он посмотрел на маму. – Ведь были же люди, которые считали, что ты не должна выходить замуж за папу. Что, если бы они смогли тебя остановить? Что, если бы ты только мечтала о том, чтобы быть с ним, но не могла этого осуществить?

– Не будем строить предположений, что было бы со мной. Вернемся к тебе, сынок.

– Ты бы нашла способ это сделать, – уверенно сказал Джейк. – Неважно, чего бы это стоило.

Мама сочувственно вздохнула.

– Хорошо. Давай говорить начистоту. – Ее голос был исполнен мрачного юмора. – Похитим Шарлотту и увезем в Мексику. Наймем гасьенду и будем прятать ее, пока ей не исполнится восемнадцать лет.

– Я не хочу впутывать в это тебя и папу. Но ты не беспокойся – как только мы устроимся, я тебе напишу.

– Джейк! – откинув голову, она с тревогой посмотрела на него и слегка потрясла за плечи. – Господи боже мой, ты это серьезно? Даже и не думай.

Сжав кулаки, он поднялся на ноги. Он хотел ударить по чему-нибудь, крушить толстые, прочные столбы террасы, бить, бить, бить, пока боль израненных рук не заглушит все остальные чувства.

– Тим ее ненавидит. Она всегда была любимицей его матери, и он это знает. Он ее обидит, как только представится случай. И если он это сделает, я…

Мама взяла его за руки.

– Насколько я знаю Сэмми, она не из тех людей, которые позволили бы Тиму себя обидеть. Сынок, верь, что, когда ей будет нужна помощь, она тебя позовет.

Джейк поднял голову. На небе, как кристаллики, мерцали первые звезды – далекие и недостижимые. Он будет спать, завернувшись в одеяло, которое сшила ему Сэмми, и ее страх и печаль всегда пребудут с ним.

А если ее кто-нибудь обидит, то да поможет им бог.