Текст книги "Манускрипт всевластия"
Автор книги: Дебора Харкнесс
Жанры:
Классическое фэнтези
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 37 (всего у книги 37 страниц)
– Ты его в первый раз открываешь? – подивилась такой выдержке я.
– Да. Не хотел забивать себе этим голову. – Он достал из саквояжа книгу и подал мне.
Я погладила черный кожаный переплет с серебряной окантовкой.
– Красиво.
– Открой ее.
– Там написано, где нам надлежит оказаться? – Теперь, заполучив в руки третий предмет, я почему-то не спешила узнать об этом.
– Думаю, да.
Из раскрытой книги на меня привычно пахнуло чернилами и старой бумагой. Ни мраморных форзацев, ни экслибриса, ни фронтисписов, которые любили добавлять в книги коллекционеры восемнадцатого-девятнадцатого веков. Тяжесть обложки говорила о скрытых под кожей деревянных дощечках.
На первой странице убористым почерком позднего шестнадцатого века были приписаны две строки.
– Моему милому Мэтту, – прочла я вслух. – «Тот не любил, кто сразу не влюбился». [75]75
«Как это вам понравится», акт III, сцена 5. (пер. Т. Щепкиной-Куперник). Шекспир позаимствовал эту фразу из стихотворения К. Марло.
[Закрыть]
Посвящение не было подписано, но звучало знакомо.
– Шекспир?
– Не совсем. Уилл собирал свои перлы там и сям, как сорока.
Я медленно перевернула страницу. Книга была рукописная, и заполнявшая ее страницы рука принадлежала автору посвящения.
– О Господи. – Дрожащими руками я захлопнула книгу.
– Вот посмеется он, узнав о твоей реакции.
– Это то, что я думаю?
– Скорее всего.
– Откуда она у тебя?
– Кит подарил, – потрогал обложку Мэтью. – «Фауста» я всегда любил больше всех его пьес.
Каждому историку алхимии известна пьеса Кристофера Марло о докторе Фаусте, продавшему душу дьяволу в обмен на магический дар. Я снова открыла книгу, приложила пальцы к первой странице.
– Мы с Китом дружили в те опасные времена, когда мало кому из иных можно было довериться. Немало кривотолков вызвала эта дружба. Как только Софи достала из кармана фигурку, которую я ему проиграл, мне стало ясно, что местом нашего назначения будет Англия.
Пальцы подсказывали мне, что посвящение писал не друг, а влюбленный.
– Ты тоже любил его?
– Любил, но не в том смысле. Не так, как хотелось ему. Будь его воля, наши отношения повернулись бы совсем по-другому, но воля была не его. Мы навсегда остались друзьями, не более.
– Он знал, кто ты? – Я прижала книгу к груди, как бесценное сокровище.
– Знал. Мы не позволяли себе секретничать, к тому же этот демон обладал редкостной проницательностью. Ты сама убедишься, что от Кита ничего нельзя утаить.
Демон. Ну что ж, мои скудные познания о Кристофере Марло этого вовсе не исключали.
– Итак, Англия. А дата какая?
– 1590 год.
– Назови мне точное место.
– Мы каждый год собирались в Олд-Лодж на старые католические праздники Всех Святых и Поминовения усопших. Мало кто тогда осмеливался праздновать эти дни, но Кита всегда подмывало на что-нибудь этакое. Он читал нам последний вариант «Фауста», которого вечно переписывал. Мы напивались допьяна, играли в шахматы и не ложились спать до рассвета. – Мэтью забрал у меня книгу, положил на стол, взял мои руки в свои. – Как ты, mon coeur, ничего? Не обязательно отправляться туда, можно придумать что-то другое.
Как же, другое! Историк во мне уже пускал слюнки на предмет елизаветинской Англии.
– В Англии 1590 года было много алхимиков.
– Ну да… Не слишком приятный народ, учитывая отравление ртутью и прочие профессиональные отклонения. Для тебя гораздо важнее наличие чародеев, сильных и способных руководить твоей магией.
– В театр меня сводишь?
– Как будто у меня есть выбор, – поднял бровь Мэтью.
– Точно, выбора нет. – Воображение разворачивало передо мной все новые перспективы. – И на Королевскую биржу [77]77
Королевская биржа в Лондоне была основана сэром Томасом Грешемом в 1565 г.
[Закрыть]сходим? Вечером, когда зажгут лампы?
– Непременно. – Он привлек меня к себе. – И к Святому Павлу послушать проповедь, и в Тайберн на казнь. Даже Бедлам посетим, и смотритель нам расскажет о его обитателях. – Мэтью весь трясся от сдерживаемого смеха. – Боже правый, Диана. Я увожу тебя в век чумы, где нет комфорта, дантистов и чая, а ты только и думаешь, как выглядит Биржа Грешема ночью.
– Я и королеву увижу?
– Ни в коем случае. У меня сердце замирает при мысли, что ты могла бы сказать Елизавете Тюдор, а она тебе.
– Трусишка, – повторила я во второй раз за вечер.
– Знала бы ты ее, не говорила бы так. Она ест придворных на завтрак. Кроме того, в 1590-м у нас будут другие занятия.
– Например?
– Где-то там имеется алхимический манускрипт, который со временем войдет в собрание Элиаса Ашмола. Мы можем его поискать.
– Он уже написан, и его магия не нарушена. – Я высвободилась из рук Мэтью и откинулась на подушки, пожирая глазами три предмета на кофейном столике. – Мы в самом деле отправляемся в прошлое.
– Да. Сара предупреждала, чтобы мы не брали с собой ничего современного. Марта специально сшила тебе платье, а мне рубашку. – Он достал из саквояжа два простых холщовых изделия с завязками и длинными рукавами. – Шила она вручную и наспех, качество не так чтобы очень, зато встречные не будут хлопаться в обморок.
Из складок платья выпал бархатный черный мешочек.
– Это еще что? А, понятно. Подарок от Изабо. – Мэтью развернул пришпиленную снаружи записку. «Отец подарил мне его на годовщину свадьбы, и я подумала, что Диане он будет как раз по руке».
Внутри лежал перстень из трех составных колец. Два внешних были сделаны в виде рукавов, разукрашенных финифтью и усаженных мелкими камешками на манер вышивки. Из рукавов высовывались золотые ручонки, очень реалистичные – с косточками, сухожилиями и ноготками. Пальчики удерживали во внутреннем кольце огромный, похожий на стекло камень. Прозрачный, не ограненный, он сидел в золотом гнезде с черным фоном. Бриллиант, конечно – кто бы додумался вставлять в такое кольцо стекляшку.
– Ему место в музее, а не на моем пальце. – Сколько же каратов может быть в таком великане?
– Мать носила его постоянно. Он у нее звался граверским, потому что им можно писать на стекле. – Острый глаз Мэтью разглядел в перстне то, чего не заметила я. При повороте золотых ручек все три кольца раскинулись у него на ладони, как веер, и на каждом открылась надпись. – Их делали в знак любви, – объяснил Мэтью. Вот тут сказано «a ma vie de coer entier»: «моей жизни – сердце мое». А тут «mon debut et ma fin», с альфой и омегой.
Эту надпись я перевела сама: «Мое начало и мой конец».
– А на внутреннем кольце что?
– Здесь гравировка как снаружи, так и внутри. «Se souvenir du passe, etqu'il ya un avenir». «Помни о прошлом и не забывай, что впереди будущее».
– Точно о нас писано. – Не странно ли, что слова, когда-то подобранные Филиппом для Изабо, имеют такой глубокий смысл для нас с Мэтью?
– Вампиры – тоже своего рода путешественники во времени. – Мэтью, собрав перстень, взял меня за левую руку. – Ну что, будешь носить? – Он не смотрел на меня, опасаясь моей реакции.
Я повернула к себе его голову и кивнула, не в силах ничего вымолвить. Робко потупившись, он надел перстень на мой большой палец чуть ниже ногтя.
– Этим кольцом беру тебя в жены. – Голос Мэтью чуть заметно дрожал. Он перенес перстень на мой указательный палец. – Телом моим чту тебя. – Кольцо скользнуло на средний палец и плотно село на безымянный. – И всеми земными благами моими тебя наделяю. Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа. – Он поднял мою руку к губам, глядя на меня. Холодные губы вдавили кольцо в мою кожу. – Аминь.
– Аминь, – повторила я. – Теперь мы женаты как по вампирскому, так и по церковному обряду. – Кольцо тяжелило руку, но было мне как раз впору. – Изабо не ошиблась.
– Главное, чтобы этот брак признавала ты.
– Ну конечно же, признаю. – Это, видимо, прозвучало от всей души – такой радужной улыбки я на лице мужа еще не видела.
– Посмотрим, нет ли тут других сюрпризов от Изабо. – Он извлек из саквояжа еще несколько книг с новой запиской: «Они стояли рядом с той, которую ты просил. Их на всякий случай тоже кладу».
– Того же года?
– Нет, такая только одна. – Мэтью снова запустил руку в саквояж и достал маленький серебряный гроб из Вифании. К нему записки не прилагалось.
Часы в холле пробили десять – близился срок ухода.
– Не понимаю, зачем она все это прислала, – забеспокоился Мэтью.
– Может быть, хотела, чтобы ты взял с собой еще какие-то памятки. – Я знала, как дорог ему серебряный гробик.
– С ними будет труднее сосредоточиться на 1590-м. – Он посмотрел на мое кольцо. Я сжала руку в кулак: «Нет, дружок, не получишь, к какому бы оно там году ни относилось».
– Давай позвоним Саре, спросим ее.
– Не надо ее беспокоить. Мы и так знаем, что в прошлое можно брать только три предмета. Для кольца, раз уж оно надето на палец, сделаем исключение. – Мэтью открыл верхнюю книгу и замер.
– Что с тобой?
– Здесь мои пометки, но я не помню, чтобы их делал.
– Четыреста лет прошло, ты мог и забыть. – По спине у меня вопреки бодрым словам прошел холодок.
Мэтью пролистал еще пару страниц.
– Если оставить книги и ковчежец в гостиной, дом о них позаботится?
– Да, если попросим. Мэтью, в чем дело?
– После скажу, а сейчас пора собираться.
Мы молча переоделись. Сняв с себя все до нитки, я накинула платье, поморщившись от прикосновения грубой холстины. Рукава доходили до запястий, подол – до лодыжек. Я затянула тесемки у широкого выреза.
Мэтью, привычный к одеяниям всякого рода, уже натянул рубаху. Она была ему до колен, ниже торчали длинные белые ноги. Пока я собирала все снятое, он принес из столовой бумагу и свою любимую авторучку, одну из нескольких. Написал что-то, сложил листок, заклеил конверт.
– Записка для Сары, – объяснил он. – Попросим дом и ее сохранить.
Мы отнесли в гостиную лишние книги, конверт и ковчежец.
– Свет оставить? – спросил Мэтью, уложив это все на диван.
– Нет, только фонарь на крыльце. Вдруг Сара и Эм вернутся сюда еще ночью?
В темноте мы увидели слабый зеленый контур – в качалке сидела бабушка. Ни Бриджит Бишоп, ни Элизабет рядом не было.
– До свидания, бабуля.
До свидания, Диана.
– Пусть дом сбережет эти вещи, – показала я на диван.
Ни о чем не волнуйся. Думай только о своем путешествии.
Мы прошли через весь дом к задней двери, выключая по пути свет. Мэтью взял из семейной «Доктора Фауста», серьгу, шахматную фигуру.
Я напоследок обвела взглядом родную коричневую кухню.
– До свидания, дом.
На мой голос из буфетной, мяуча, выбежала Табита.
– До свидания, ma petite. – Мэтью почесал ее за ушами.
Местом отбытия мы решили сделать амбар. Там тихо и нет современных отвлекающих факторов. Мы шли быстро, ступая босиком по заиндевелой траве. Когда Мэтью открыл дверь амбара, я увидела пар от собственного дыхания.
– Холодно как. – Я плотнее закуталась в платье, стуча зубами.
– В Олд-Лодж будет огонь. – Мэтью дал мне сережку. Я продела ее в ухо, и он вложил мне в ладонь серебряную богиню.
– А еще что там будет?
– Вино, конечно же. Красное. – Мэтью вручил мне книгу, обнял, поцеловал в лоб.
– Где твои комнаты? – Я зажмурилась, вспоминая Олд-Лодж.
– Наверху, на западной стороне двора. С видом на олений парк.
– Как там пахнет?
– Домом. Дымком, жареным мясом после обеда слуг, свечным воском, лавандой, которой пересыпают белье.
– Какие-то особые звуки?
– Самые обыкновенные. Звон колоколов у Сент-Мэри и Сент-Майкла, треск огня, храп собак с лестницы.
– Что ты там чувствуешь?
– Ничего такого… Олд-Лодж – это место, где я могу быть самим собой.
В хмелевом амбаре под конец октября ни с того ни с сего запахло лавандой. Я вспомнила записку отца – теперь мои глаза полностью открылись для возможностей, предоставляемых магией.
– Что будем делать завтра?
– Пойдем гулять в парк, – зашептал Мэтью, как железными обручами сдавливая мне ребра. – Если погода будет хорошая, поедем верхом. В это время года там, конечно, смотреть особенно не на что… В доме должна быть лютня – поучу тебя играть, если хочешь.
К лаванде примкнул еще один запах, пряный и сладкий. Мысленным взором я видела дерево, увешанное тяжелыми золотыми плодами. Даже руку к нему протянула, сверкнув бриллиантом, но ничего достать не смогла. Неудовлетворенное желание напомнило мне слова Эмили, что магия живет не только в голове, но и в сердце.
– У тебя в саду есть айва?
– Есть. Должно быть, как раз поспела.
Дерево растаяло, но медовый запах остался. Теперь я видела на длинном столе серебряное блюдо, отражающее свечи и пылающий в камине огонь. На нем горкой лежали ярко-желтые плоды, от которых и шел аромат. Я представила, как мои пальцы, в настоящем сомкнувшиеся на книге, берут с блюда айву из прошлого.
– Я чувствую, как она пахнет. – Новая жизнь в Олд-Лодж уже взывала ко мне. – Держись за меня крепко и ни в коем случае не отпускай.
– Не отпущу, – твердо пообещал Мэтью.
– Теперь подними ногу. Поставишь ее, когда я скажу.
– Я люблю тебя, ma lionne, – ответил он не совсем к месту, но подходяще.
Домой,подумала я. Сердце сжалось.
Вдали отзванивал колокол.
Невидимый огонь согревал тело.
Пахло лавандой, свечным воском, спелой айвой.
– Пора, – сказала я, и мы вместе сделали шаг в неизведанное.
ГЛАВА 43
В доме было неестественно тихо.
Сару угнетало не только отсутствие семи душ, населявших дом так недавно – ее мучила неизвестность.
Они приехали с шабаша раньше обычного, якобы для того, чтобы уложить вещи для совместной поездки с Фэй и Дженет. У дивана в семейной стоял пустой саквояж, на стиральной машине лежала сброшенная одежда.
– Ушли, – констатировала Эм.
Сара, дрожа, бросилась к ней в объятия.
– Что ты чувствуешь? У них все хорошо?
– Они вместе, – ответила Эм. Не совсем то, что Сара хотела услышать, зато честно – иначе Эм не умела.
Они кое-как побросали собственную одежду в дорожные сумки. Табита и Эм сели в трейлер к Фэй и Дженет, Сара осталась запереть дом.
В прошлую ночь они с вампиром долго сидели в буфетной за бутылкой вина. Мэтью рассказывал ей о своем прошлом, делился тревогой за будущее. Сара слушала, стараясь не проявлять шока, который вызывали у нее некоторые места. Будучи язычницей, она признавала потребность в исповеди и добросовестно исполняла взятую на себя роль священника. Мэтью получил отпущение, хотя в душе Сара знала, что часть его деяний нельзя ни забыть, ни простить.
Одну тайну, впрочем, он ей не открыл: Сара до сих пор не знала, куда и в какое время ушла племянница.
Скрипы и охи сопровождали ее на пути через темные комнаты. Закрыв гостиную, она собралась попрощаться с домом, где прожила всю свою жизнь, но двери распахнулись опять, и одна из половиц отскочила. Под ней лежали черная книжка и белеющий при луне конверт.
Сдержав крик, Сара протянула руку. Конверт с единственным словом «Саре» вспорхнул и хлопнулся ей на ладонь.
Потрогав надпись, она увидела длинные белые пальцы Мэтью и вскрыла письмо.
«Не волнуйся, перешли благополучно», – было сказано в нем.
Ее сердце угомонилось. Положив письмо на материну качалку, она позвала к себе книгу. Та прилетела, и половица с нещадным скрипом стала на место.
«Ночная тень. В двух пиитических гимнах, – прочла Сара на первой странице. – Сочинение благ. Дж. Ч., год 1594». [78]78
Поэма Джорджа Чапмена (1559–1634) – английского поэта, драматурга и переводчика.
[Закрыть]От книги слабо пахло ладаном, как в старом соборе.
«Как это похоже на Мэтью», – с улыбкой подумала Сара.
«Дражайшему и достойнейшему из друзей моих, Мэтью Ройдону», – говорилось в посвящении. Присмотревшись как следует, Сара различила поблекшее изображение руки в пышной манжете, указывающей на имя. Под ней старинными коричневыми чернилами значилось «29».
Сара послушно открыла страницу двадцать девятую и сквозь подступившие слезы прочла:
Летят стихийны гончие стремглав,
Чиня разор средь пашен и дубрав,
И глохнут небеса, и воздух гнется;
Но Нимфа быстрым зверем обернется,
Каким захочет, нет ей в том препон,
И пустится за дерзкими вдогон.
Перед ней вдруг явилась Диана – газовые оборки вокруг лица, на шее серебряное, сверкающее бриллиантами ожерелье. Одинокий рубин в форме слезы лежал в ямке между ключицами, как капля крови.
В буфетной, перед самым восходом солнца, Мэтью пообещал как-то известить Сару, что ее племянница в безопасности.
– Спасибо тебе. – Поцеловав письмо и книгу, Сара бросила их в камин. По ее слову там вспыхнул белый огонь, мгновенно испепеливший листок и охвативший книгу.
Посмотрев, как страницы корчатся в пламени, Сара вышла из дома. Дверь она не заперла и ни разу не оглянулась назад.
Как только дверь затворилась, из дымовой трубы в пламя упал серебряный гробик. Капля крови и капля ртути, освобожденные жаром из потайных камер, упали на дно очага, впитались в старую известь и проникли в самое сердце дома. Дом, облегченно вздохнув, испустил давно забытый запретный запах.
Подышав ночным воздухом, Сара поднялась в трейлер. Ее обоняние было недостаточно острым, чтобы уловить витающие вокруг ароматы корицы, терна, ромашки и жимолости.
– Все в порядке? – безмятежно спросила Эм.
– Не то слово. – Сара, перегнувшись через корзинку с Табитой, стиснула колено подруги.
Фэй включила зажигание и поехала, интересуясь, где лучше остановиться на завтрак.
На таком расстоянии четыре ведьмы уже не могли заметить, как изменилась аура вокруг дома: сотни ночных созданий вдыхали незнакомый ранее запах, сочетающий в себе вампира и ведьму.
Два зеленых силуэта в окне гостиной смотрели, как удаляется трейлер.
Что мы теперь будем делать? – спросила Дианина бабушка.
То, что всегда, Джоанна,ответила Бриджит. Вспоминать былое и ждать грядущего.
ОТ АВТОРА
Больше всего я обязана друзьям и родственницам, читавшим эту книгу по мере написания, глава за главой: Каре, Карен, Лизе, Маргарет и моей маме Олив. Пег и Линн, помимо превосходной кормежки, обеспечивали автору дружескую поддержку и мудрый совет. Особенно ценную редакторскую работу проделала Лиза Хальттунен, готовя книгу к печати.
Коллеги, когда я выходила за рамки собственной специализации, щедро делились со мной своими познаниями. Филиппа Левин, Андрес Ресендес, Ванесса Шварц и Патрик Уаймен не раз меня поправляли – все оставшиеся в тексте ошибки следует приписать мне одной.
Огромное спасибо Сэму Столоффу из литературного агентства Френсиса Голдина: весть о том, что я написала не очередной исторический труд, а роман, он воспринял с пониманием и юмором и добросовестно прочел все его варианты. Спасибо и Эллен Гейгер из того же агентства: она знает, кого приглашать на ленч.
Команда «Викинга» стала для меня настоящей второй семьей. Мой редактор Кэрол Де Санти олицетворяет собой все надежды начинающих авторов: она не просто читает то, что написано на странице, но видит, как это будет звучать, если слова поменять местами. Морин Сагден, превосходный корректор, довела книгу до блеска в рекордное время. Благодарю также Клару Ферраро, Кристофера Рассела, Ли Батлера, Хэла Фессендена, Манишу Чакраварти, Кэролин Колберн, Нэнси Шеппард, Рашель Андажар – всех, кто помог превратить стопку исписанных листов в книгу.
Поскольку это книга о книгах, я ознакомилась со значительным объемом литературы. Рекомендую вдумчивому читателю следующие издания: Библия в переводе Дуэ-Реймса; «Восходящая Аврора» в переводе Марии-Луизы фон Франц (Пантеон Букс, 1966); Джордано Бруно «О героическом энтузиазме» в переводе Поля-Эжена Мемо (Университет Сев. Каролины, 1964). Цитаты, приведенные в романе, перевела я сама – не судите строго. Для более близкого знакомства с Чарльзом Дарвином рекомендую его биографию в 2-х тт., написанную Дженет Браун (Альфред Кнопф, 1995 и 2002). На тему митохондриальной ДНК применительно к вопросам истории советую прочитать книгу Брайана Сайкса «Семь дочерей Евы» (У. У. Нортон, 2001).
