Текст книги "Манускрипт всевластия"

Автор книги: Дебора Харкнесс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 37 страниц)

ГЛАВА 25

Пока я говорила по телефону, Марта принесла в кабинет чай с сандвичами и воду. Дров в камине должно было хватить до утра, свечи лучились золотым светом. В спальне, я знала, тоже тепло и светло, но спать мне пока не хотелось. «Аврора» ждала меня на столе Мэтью. Стараясь не смотреть на мерцающие доспехи, я села, включила старомодную настольную лампу.

«Скажи мне кончину мою и число дней моих, какое оно, дабы я знал, какой век мой. Вот, Ты дал мне дни, как пяди, и век мой, как ничто пред Тобою». [47]47
  Пс. 38, 5–6.


[Закрыть]

Это вновь напомнило мне о Мэтью.

Поняв, что на алхимии сосредоточиться не смогу, я решила составить список вопросов по уже прочитанному тексту – для этого не требовалось ничего, кроме бумаги и ручки.

Стол черного дерева походил на своего хозяина цветом, массивностью и серьезностью. По обе стороны – тумбы с ящиками на круглых ножках, вокруг столешницы – резной орнамент с листьями аканта, тюльпанами, свитками и геометрическими фигурами. Не то что мое катастрофическое рабочее место в Оксфорде, загроможденное бумагами, книгами и недопитыми чашками: наверху только эдвардианский бювар, разрезной нож в виде меча и лампа. Такая же причудливо-гармоничная смесь старины и современности, как сам Мэтью.

И никаких канцелярских принадлежностей. Потянув за круглую медную шишечку, я открыла правый верхний ящик стола. Все там было разложено в строгом порядке: отдельно ручки «Монблан», отдельно карандаши, отдельно скрепки согласно размерам. Я выбрала себе ручку и попробовала открыть прочие ящики, но все они оказались заперты. Под скрепками ключа не было – я для пущей уверенности их высыпала на стол.

Обнаружив в бюваре бледно-зеленый промокательный лист, я решила обойтись им. Подвинула ноутбук и, конечно, смахнула ручку.

Она закатилась под тумбу. Я просунула туда руку, нашла ее и увидела под столешницей еще один ящик.

Как я ни нажимала на детали орнамента, открыть его не смогла. В этом весь Мэтью – держать самое необходимое в ящике, который нельзя открыть. В отместку я изрисую всю его промокашку.

Я проставила на бумаге цифру 1 и замерла.

Ящик не открывается потому, что он потайной.

Я знала, что у Мэтью есть от меня секреты. Мы были знакомы чуть больше месяца, и я отдавала себе отчет, что даже самые близкие отношения не гарантируют полной искренности, но эти его тайны все равно меня раздражали. Он огородился ими, как крепостными стенами, чтобы не подпускать к себе никого – то есть меня.

Мне всего-то и было нужно, что лист бумаги. Мэтью тоже рылся в моих вещах, разыскивая «Ашмол-782», а мы тогда едва познакомились. А потом бросил меня здесь одну.

Моя совесть была неспокойна, но обида помогла утихомирить ее.

Я снова принялась нажимать на все выпуклости орнамента с переднего края – без всякого толку. Может, удастся вытащить ящик ножом для бумаги? Историк во мне, учитывая возраст стола, вопил по этому поводу куда громче, чем совесть. Неэтичное поведение и вторжение в личную жизнь Мэтью еще можно как-то извинить, но порча старинной мебели?

Я снова залезла под стол. Там было слишком темно, чтобы как следует разглядеть днище ящика, но мои пальцы нащупали в дереве что-то круглое и холодное с крестообразной насечкой, вроде головки болта или шляпки гвоздя. Длиннорукий вампир мог достать этот кружок, не вставая со стула.

Я нажала на него, и над головой что-то щелкнуло.

Выдвинувшийся ящик, не глубже четырех дюймов, был выстлан черным бархатом. В трех его углублениях лежало по одной бронзовой медали или монете.

На самой большой, диаметром около четырех дюймов, было изображено какое-то здание. Четыре ступени вели к двери между двумя колоннами, на пороге стояла фигура в саване. Четкие линии местами замазаны черным воском, по краю слова: «militie Lazari a Bethania».

Рыцари Лазаря Вифанийского.

Держась за ящик, я упала на стул.

Это не монеты и не медали. Это печати – такими скрепляли сделки и обеспечивали сохранность писем. Капали на бумагу воском, прижимали печать, а внутри могло быть что угодно: приказ отойти с поля битвы или объявление о продаже имения.

И одной из этих печатей пользовались, судя по следам воска, совсем недавно.

Трясущимися пальцами я извлекла вторую, помельче. Те же колонны, та же фигура в саване. Лазарь, житель Вифании, воскрешенный Христом через четыре дня после похорон. На этом диске он выходил из неглубокого гроба, а гробницу вместо девиза окружала змея с хвостом во рту.

Точно такая же, как на знамени де Клермонов.

Держа печать на ладони, я попыталась разгадать ее тайну с помощью новообретенного ясновидения – но магия, которую я игнорировала больше двадцати лет, отвечала мне тем же.

Раз так, обратимся к истории. Я тщательно изучила реверс второй печати. Крест с расширенными концами, как тот, что я видела вторым зрением на камзоле Мэтью, делил круг на четверти. В правом верхнем квадранте полумесяц рогами кверху вмещал в себе шестиконечную звезду. В левом нижнем обнаружился цветок лилии, символ Франции.

По краю после даты MDCI – 1601 год – шли слова «secretum Lazari», тайна Лазаря.

То, что Лазарь, подобно вампиру, перешел через смерть в новую жизнь, явно не было совпадением. А крест вкупе с легендарной фигурой Писания и упоминанием о рыцарях наводил на мысль, что печати в ящике Мэтью принадлежали одному из орденов рыцарей-крестоносцев. Самым известным из них были тамплиеры, переставшие существовать в начале четырнадцатого века после обвинения в ереси и еще более тяжких преступлениях – но о Рыцарях Лазаря я не слышала никогда.

Поворачивая печать под лампой, я сосредоточилась на дате. Для средневекового рыцарского ордена поздновато. Что же в том году произошло примечательного? Елизавета I обезглавила графа Эссекса, датский астроном Тихо Браге умер при куда менее романтических обстоятельствах… не подходит.

И тут меня осенило. Это не римские цифры, а буквы, и последняя из них L, а не I.. MDCL – аббревиатура имени Matthew de Clermont.

Я зажала печать в ладони, вдавила в кожу.

Второй диск был, вероятно, личной печатью Мэтью. Эти символы власти во избежание фальсификаций обычно уничтожались после смерти или отставки владельца, а владеть и большой, и личной печатью мог лишь один рыцарь: глава ордена.

Но почему он держит печати в тайнике? Кто сейчас помнит о Рыцарях Лазаря и о том, кто возглавлял их когда-то? И этот воск на большой печати…

– Не может быть, – прошептала я. Рыцари в блестящих доспехах – достояние прошлого, в нашем времени им нечего делать.

Сделанные на Мэтью доспехи мерцали при свечах, возражая мне.

Я с грохотом бросила печать в ящик. На ладони отпечатались крест, полумесяц со звездой, цветок лилии.

Тайник с печатями и свежий воск на одной из них имели только одно объяснение: Рыцари Лазаря продолжают существовать.

– Диана, у тебя все в порядке? – окликнула снизу Изабо.

– Да, – отозвалась я, глядя на отпечаток. – Смотрю свою почту, много всего накопилось.

– Можно Марте забрать поднос?

– Нет, я еще не доела!

Она ушла в гостиную, и я перевела дух.

Третья печать мало чем отличалась от второй – только полумесяц в правом верхнем квадранте ее реверса был один, без звезды, а надпись по краю гласила «Philippus». Некогда ею владел отец Мэтью – стало быть, Рыцари Лазаря были семейным предприятием де Клермонов.

Уверенная, что больше никаких ключей здесь не отыщу, я перевернула печати гробницей кверху, задвинула ящик на прежнее место и перенесла столик, на котором Мэтью держал вино, к книжным полкам. Он ведь не запрещал мне смотреть его книги, правильно? Я скинула мокасины. Столик угрожающе затрещал, когда я на него взгромоздилась, однако выстоял.

Деревянный брусок в правом углу верхней полки оказался на уровне моих глаз. Затаив дыхание, я взяла первую с противоположного края книгу. Такой древней рукописи я еще не держала в руках. Переплет жалобно заскрипел, страницы обдали меня запахом старой овечьей кожи.

«Carmina qui quondam studio florente peregi, / Flebilis heu maestos cogor inire modos». К моим глазам подступили слезы. Боэций, «Утешение философией», шестой век. Это писалось в тюрьме, где автор ожидал казни. «Радостные песни некогда сочинял я, / К печальным ныне вынужден обратиться». Я представила себе, как Мэтью, потерявший жену и сына, еще не привыкший к вампирской жизни, читает строки приговоренного к смерти. Мысленно поблагодарив того, кто хотел утешить его таким образом, я поставила книгу на место.

Следующей была библейская книга Бытия с красивыми иллюстрациями – красные и синие краски ничуть не потускнели с того дня, как были нанесены. Рядом стояла книга Диоскорида [48]48
  Педаний Диоскорид (ок. 40 – ок.90) – военный врач, фармаколог, один из основоположников ботаники.


[Закрыть]о растениях, тоже иллюстрированная. Далее шли другие разделы Библии, юридические труды, рукопись на древнегреческом.

Полкой ниже помещался примерно тот же набор: библейские тексты, медицинский трактат и одна из самых ранних энциклопедий. Попытка Исидора Севильского [49]49
  Исидор Севильский (560–636) – архиепископ Севильи в вестготской Испании, основатель средневекового энциклопедизма. В 1598 году был канонизирован Римской католической церковью.


[Закрыть]охватить все знания, накопленные в седьмом веке, как нельзя более отвечала неуемному любопытству Мэтью. На форзаце этого тома он написал свое имя, MATHIEU, и добавил «meus liber» – моя книга.

Мне снова, как в случае с «Ашмолом-782», захотелось потрогать страницу, но я, как и тогда, не решалась. В Бодли я опасалась библиотекарей и собственной магии, здесь боялась узнать о Мэтью что-нибудь нежелательное. Но библиотекарей поблизости не было, а стремление проникнуть в прошлое пересилило страх. Я провела пальцем по его имени и без всяких доспехов увидела перед собой его четкий образ.

Мэтью, точно такой же, как теперь, сидел за столом у окна с тростниковым стило в руке. Листы пергамента, испещренные кляксами, говорили о его попытках изобразить свое имя и скопировать избранные места из Библии. Следуя совету Изабо, я не боролась с видением, но и не старалась его удержать – и чувствовала себя менее дезориентированной, чем вчера.

Когда картинка пропала, я вернула энциклопедию на место и стала просматривать другие книги на полке. История, право, медицина, оптика, греческая философия, счетные книги, работы раннехристианских авторов наподобие Бернара Клервоского, рыцарские романы (в одном говорилось о рыцаре, который раз в неделю оборачивался волком). Никакой информации о Рыцарях Лазаря. Раздосадованная, я слезла со столика.

Мои знания об орденах крестоносцев были весьма поверхностными. Формировались они в основном как воинские части, известные своим мужеством и дисциплинированностью; тамплиеры первыми вступали на поле боя и последними покидали его. Их военные действия не ограничивались Палестиной: они сражались также в Европе и подчинялись зачастую исключительно Папе, а не королям и другим светским владыкам.

В сферу их деятельности входили не только войны. Они строили церкви, школы, больницы для прокаженных. Поддерживали Крестовые походы в духовном, военном и финансовом смысле. Вампиры – собственники, ревниво оберегающие свою территорию, – идеально подходили для такой роли.

Обретенное ими могущество в конце концов привело их к гибели. Сила и богатство орденов внушали зависть монархам и Папам. В 1312 году Папа и французский король разогнали тамплиеров, ликвидировав угрозу со стороны крупнейшего и самого престижного братства. Другие ордена постепенно угасли сами собой.

Существовали, конечно, разнообразные теории заговора. Поскольку огромную международную организацию трудно разогнать за одну ночь, внезапное исчезновение тамплиеров породило множество фантастических баек о подпольной деятельности странствующих рыцарей ордена. Баснословные богатства тамплиеров до сих пор остаются предметом поисков – отсутствие всяких свидетельств того, что они существовали на самом деле, только раззадоривает искателей.

Деньги. Одна из первых заповедей историка гласит: иди по следу денег. Мои собственные розыски обрели новое направление.

Первый из толстенных гроссбухов стоял на третьей сверху полке, между «Оптикой» Ибн ал-Хайсама [50]50
  Ибн ал-Хайсам, или Alhazen (965–1039) – великий арабский ученый-универсал.


[Закрыть]и французской героической поэмой. На ее форзаце кто-то написал чернилами греческую буковку «альфа». Предполагая, что это может быть порядковым номером, я нашла следующую книгу и обнаружила на ней букву «бета». Далее на полках нашлись «гамма», «дельта» и «эпсилон». Я не сомневалась, что при более тщательном осмотре отыщу и все остальные.

Чувствуя себя Элиотом Нессом, преследующим Аль Капоне с пачкой налоговых квитанций, я протянула руку, и первая бухгалтерская книга упала в нее. Зачем тратить время и лазить по полкам?

Книга начиналась 1117 годом, и заполняли ее разные лица. Ведя пальцем по строчкам, я видела их всех на пергаменте. Мэтью. Брюнет с ястребиным носом. Рыжий. Некто с теплыми карими глазами, очень серьезный.

Мой палец замер на полученной в 1149 году сумме. «Eleanor Regina, 40,000 marks». Деньги огромные, больше полугодового дохода английского королевства. За какие это заслуги королева Англии отвалила столько военному ордену? Не будучи специалистом по Средним векам, я захлопнула книгу и принялась за шестнадцатый-семнадцатый век.

Том, обозначенный лямбдой, стал настоящим открытием. Рыцари Лазаря на его страницах оплачивали войны, товары, услуги и дипломатию. Они снабдили приданым Марию Тюдор, когда та выходила за Филиппа Испанского. Обеспечили пушки для сражения при Лепанто. Подкупом заставили французов отправиться на Тридентский собор. [51]51
  Тридентский собор – XIX Вселенский собор, заседавший в Тренто (лат. Tridentum)с 1545 по 1563 г. Целью собора было дать ответ на движение реформации.


[Закрыть]Финансировали значительное количество военных действий Шмалькальденской лиги. [52]52
  Шмалькальденская лига – оборонительный союз, заключённый 27 февраля 1531 года германскими протестантскими князьями и городами против религиозной политики императора Карла V.


[Закрыть]Политические и религиозные соображения явно не влияли на их инвестиции. В одном и том же году они вернули Марию Стюарт на шотландский трон и выплатили немалый долг Елизаветы I Антверпенской бирже.

Я двинулась вдоль полок, высматривая очередные буквы греческого алфавита. На блекло-синем коленкоровом корешке в разделе девятнадцатого века стояла рогатая «пси». Внутри меня снова встретили астрономические суммы – как они, например, умудрились тайно скупить чуть ли не все фабрики Манчестера? Знакомые имена, обозначенные в соседней графе, принадлежали августейшим особам, аристократам, президентам, генералам времен Гражданской войны в США. Попадались, впрочем, и более мелкие отчисления: плата за образование, лечение, одежду и книги, просроченные платежи. Рядом со всеми незнакомыми мне именами неизменно значилось «MLB» или «FMLB».

Недостаточно хорошо владея латынью, я все же была уверена, что это обозначает Рыцарей Лазаря Вифанийского – militie Lazari a Bethania, – а также filia militie или filius militie – сыновей и дочерей этих рыцарей. Если орден продолжал функционировать в середине девятнадцатого века, то и теперь, возможно, функционирует. Очень возможно, что на каких-нибудь купчих и других документах еще оттискивается в черном воске большая печать… и делает это не кто иной, как Мэтью.

Час спустя я, вернувшись в средневековую секцию, открыла свою последнюю счетную книгу – с конца тринадцатого века по первую половину четырнадцатого. Немыслимые суммы больше не шокировали меня, но в районе 1310 года как выплаты, так и поступления значительно возросли, а некоторые имена были помечены красным крестиком. В1313-м рядом с одним таким крестиком я прочитала «Жак де Молэ». Последний великий магистр тамплиеров.

Его сожгли на костре за ересь в 1314-м, а за год до казни он передал все свое имущество Рыцарям Лазаря.

Крестиков было несколько сотен. Может, ими метили тамплиеров? Если так, то их тайна разгадана. Рыцари и их деньги никуда не пропали – те и другие попросту влились в орден Лазаря.

Нет, невозможно. Такую операцию надо очень долго готовить – секретность неминуемо будет нарушена. В это так же трудно поверить, как… как в истории о вампирах и чародеях.

Рыцари Лазаря столь же неправдоподобны, как я сама.

Главная слабость теорий заговора – это масштабность задачи. Никакой жизни не хватит, чтобы собрать нужную информацию, установить связи между отдельными компонентами и запустить всю систему – если, конечно, заговорщики не вампиры. Имея вампира – или, еще лучше, целое семейство вампиров, – о времени можно не беспокоиться. Я это уже поняла, когда исследовала научную карьеру Мэтью.

Возвращая гроссбух на полку, я заново осознавала, что значит любить вампира. Дело не в его возрасте или режиме питания, не в том, что он убивал людей и способен убивать в будущем. Все дело в тайнах.

Мэтью копил их добрую тысячу лет – важные, наподобие Рыцарей Лазаря или своего сына Люка, и второстепенные, вроде знакомства с Уильямом Гарвеем и Чарльзом Дарвином. Мне за всю жизнь их не выслушать.

Впрочем, не одни вампиры хранят секреты. Все иные так делают, боясь разоблачения или желая сберечь что-то исключительно для себя в нашем клановом, чуть ли не родовом, мире. Мэтью не просто охотник, убийца, ученый, вампир – он, как и я, представляет собой целую паутину тайн. Если мы хотим быть вместе, нам надо решить, какими из них поделиться, а какие похоронить навсегда.

Выключенный компьютер проиграл свои несколько нот. Чай остыл, сандвичи засохли. Я надкусила парочку, чтобы не обижать Марту, села и уставилась на огонь.

Рыцари Лазаря взбудоражили меня как историка, а ведьминские инстинкты шептали, что через них я могу понять Мэтью. Хотя орден – не главный его секрет. Ревнивее всего он охраняет свое тайное «я».

Каким сложным и тонким делом будет любовь к нему. Мы, персонажи сказок – вампиры, чародеи, рыцари в блестящих доспехах, – живем в непростой реальности. В Бодли иные следили за мной, желая заполучить книгу, о которой никто ничего не знает. Лабораторию Мэтью пытались взломать. Наши с ним отношения угрожают нарушить непрочное, хотя и долгое перемирие между людьми, вампирами, демонами и чародеями. Передо мной открывался новый мир, где иных стравливают с иными, а оттиск бронзовой печати на черном воске может привести в действие тайную армию. Неудивительно, что Мэтью держит меня на расстоянии.

Я задула свечи, поднялась в спальню и скоро заснула. Мне снились рыцари, печати и кипы бухгалтерских книг.

Проснулась я от прикосновения к плечу тонких холодных пальцев.

– Мэтью? – Я рывком села. В темноте белело лицо Изабо.

– Тебя к телефону. – Она протянула мне свой красный мобильник и вышла.

– Сара? – Уж не случилось ли чего с ними, в ужасе подумала я.

– Нет, это я. – Мэтью.

– В чем дело? – Мой голос дрожал. – Ты заключил сделку с Ноксом?

– Нет, с этим не вышло. В Оксфорде мне больше нечего делать – через несколько часов буду дома, с тобой. – Он говорил как-то странно, точно охрип.

– Может, я еще сплю?

– Нет, не спишь. И знаешь что? Я люблю тебя.

Эти слова мне хотелось услышать больше всего на свете. Забытая цепь завела внутри нежный звон.

– Скажешь это снова, когда приедешь. – Мои глаза увлажнились от радостных слез.

– Значит, не разлюбила пока?

– Еще чего! – возмутилась я.

– Опасность грозит и тебе, и твоим родным. Ты готова пойти на это ради меня?

– Я уже сделала выбор.

Мы нехотя простились, боясь тишины, которая неизбежно следует за признаниями.

Все время, проведенное без него, я стояла на распутье, не различая дороги.

Моя мать была знаменита своим пророческим даром. Достало бы у нее силы увидеть, что ждет нас на первых порах?

ГЛАВА 26

Едва закончив разговор, я стала прислушиваться, не зашуршат ли колеса по гравию.

Выйдя из ванной с мобильником Изабо, которого не оставляла ни на минуту, я нашла на столе свежезаваренный чай и рогалики. Быстренько все умяла, напялила первое, что попалось мне под руку, и с мокрой головой побежала вниз. Для Мэтью было еще слишком рано, но я намеревалась встретить его, когда он приедет.

Для начала я села на диван у камина, гадая, что могло заставить Мэтью так скоро уехать из Оксфорда. Марта принесла полотенце и бесцеремонно вытерла мне волосы, видя, что сама я этого делать не стану.

Когда прибытие стало более вероятным, я вскочила и начала метаться по холлу. Изабо, подбоченившись, стояла там же, но я не обращала на нее внимания и продолжала ходить. В конце концов Марта поставила у входной двери стул и уговорила меня присесть, а Изабо удалилась в библиотеку. Резное сиденье явно придумали для того, чтобы доставлять людям адские муки.

Я ринулась наружу, как только «рейнджровер» въехал во двор. Мэтью, впервые за все наше знакомство, не оказался у двери первым – он еще разминал свои длинные ноги, когда я повисла у него на шее, едва касаясь носками земли.

– Больше никогда так не делай, – шептала я, жмурясь от подступивших слез. – Никогда-никогда.

Он обнял меня, уткнулся в мою шею. Потом осторожно поставил на ноги, и снеговые ладони снова охватили мое лицо. Я вбирала в себя то, что замечала впервые – легкие морщинки в уголках глаз, впадинку под нижней губой.

– Dieu, – произнес он. – Как же я ошибался.

– Ошибался? – запаниковала я.

– Я думал, что знаю, как сильно соскучился по тебе. Ничего я не знал.

– Скажи это снова. То, что по телефону сказал.

– Я люблю тебя, Диана. Я боролся с собой и проиграл, да поможет мне Бог.

Мое лицо в его ладонях стало мягким, как воск.

– Я тоже люблю тебя, Мэтью. Всем сердцем.

Его тело откликнулось мне. Пульс, конечно, не участился, и кожа не утратила своего палящего холода, но в горле возник звук, слабый рокот, пронизавший меня желанием. Мэтью, все замечавший, впился в меня ледяным поцелуем.

Я вся вспыхнула, как костер, руки скользнули вниз по его спине. Он хотел отстраниться, но я притянула его к себе. В горле у него зарокотало чуть громче.

– Диана, – предостерегающе сказал он.

«Что не так?» – невинно осведомился мой поцелуй.

В ответ он снова приник ко мне губами, нежно потрогал пульс на шее и стал поглаживать левую грудь, где билось сердце.

– Теперь ты моя, – сказал он, немного ослабив объятия.

Губы у меня онемели – я только кивнула, крепко держа его ниже поясницы.

– И никаких сомнений? – уточнил он.

– Ни малейших.

– С этого момента мы с тобой одно, понимаешь?

– Кажется, да. – Я понимала это так, что никто и ничто не сможет оторвать меня от него.

– Она понятия не имеет, о чем ты толкуешь, – заявила Изабо. – Этот ваш поцелуй нарушил все законы, которые не дают развалиться нашему миру и обеспечивают нам безопасность. Ты, Мэтью, пометил эту ведьму как свою, а ты, Диана, предложила свою кровь и свою силу вампиру. Вы оба повернулись спиной к своим родичам и дали клятву иному враждебной расы.

– Мы всего лишь целовались, – испуганно возразила я.

– Вы дали клятву и тем самым стали преступниками, да помогут вам боги.

– Значит, мы теперь вне закона. Нам уйти, Изабо? – Голосом мужчины говорил мальчик, и у меня дрогнуло сердце из-за того, что я заставила его выбирать между нами.

Мать, подойдя, сильно ударила его по лицу.

– Да как у тебя язык повернулся?

Они оба застыли, как пораженные громом. След от ее руки на его щеке покраснел, посинел и исчез.

– Ты мой самый любимый сын, – стальным голосом заговорила она, – а Диана отныне становится моей дочерью – я отвечаю за нее, как и ты. У нас общая война, общие враги.

– Ты не обязана укрывать нас, Maman, – прозвенел, как тугая тетива, голос Мэтью.

– Хватит молоть чепуху. Я не позволю, чтобы вас затравили из-за вашей любви. Мы будем драться, и ты, дочка, тоже – как обещала. Ты безрассудна, как все настоящие храбрецы, но в твоем мужестве я не сомневаюсь. Кроме того, тебе он нужен как воздух, а он хочет тебя, как никого не хотел со дня своего возрождения. Дело это решенное, а там поглядим.

Изабо неожиданно привлекла меня к себе и поцеловала – в одну щеку, потом в другую. Я жила в ее доме уже несколько дней, но приняла она меня по-настоящему только сейчас.

– Для начала неплохо бы Диане сделаться наконец из жалкого человечишки ведьмой, – перешла она к сути дела. – Женщины де Клермонов сами защищают себя.

– Я позабочусь о ней, – ощетинился Мэтью.

– Вот почему ты всегда проигрываешь в шахматы, – погрозила пальцем она. – Сила королевы, как и сила Дианы, почти безгранична, а ты защищаешь ее, ставя под удар себя самого. Но здесь у нас не игра, и слабость Дианы может нам дорого стоить.

– Не трогай ее, Изабо. Я никому не позволю ее переламывать.

– А разве она, притворяясь человеком, не переламывает себя? – красноречиво фыркнула мать. – Она ведьма, ты вампир – вся каша заварилась как раз из-за этого. Как может ведьма, у которой достало храбрости тебя полюбить, бояться собственной силы, mon cher? [53]53
  Дорогой (фр.).


[Закрыть]Да ты бы растерзать ее мог – и те, кто явится сюда, узнав, что ты сделал, тоже на это способны.

– Она права, Мэтью, – вставила я.

– Пойдемте в дом – ты замерзла, – решил он. – Поговорим сначала об Оксфорде, а потом уж перейдем к магии.

– Я тоже должна кое-что тебе рассказать. – Теперь самое время раскрыть часть наших секретов, думала я – например, то, что я в любой момент могу превратиться в бурный поток.

– У тебя будет на это время, – сказал Мэтью, ведя меня к замку.

Марта стиснула его в объятиях так, точно он вернулся с войны, и усадила нас всех перед жарким огнем в гостиной.

Мэтью, пока я пила чай, то и дело прикасался ко мне – клал руку на колено, разглаживал свитер на плечах, поправлял выбившуюся прядь. Как будто возмещал то, чего лишился за время нашей короткой разлуки. Я начала свои расспросы хитро – спросила, как прошел перелет, и только потом свернула на Оксфорд.

– Маркус и Мириам были в лаборатории во время попытки взлома?

– Да, были. – Мэтью выпил вина, которое подала ему Марта. – Но им ничего не грозило, поскольку воры далеко не прошли.

– Слава Богу, – тихо сказала Изабо, глядя в огонь.

– Что им, собственно было нужно?

– Информация о тебе, – неохотно сознался Мэтью. – В твою квартиру при Нью-колледже они тоже проникли.

Так. Одним секретом меньше.

– Фред в ужасе. Сказал, что колледж врежет в твою дверь пару новых замков и поставит на лестнице камеру наблюдения.

– Фред ни при чем. В начале учебного года достаточно пройти мимо портье уверенным шагом, имея на себе шарф данного колледжа, – всех новых студентов он знать не может. Но что там взять-то, в моей квартире? Черновики? – Да нет, это смешно. Зачем взломщику историческая алхимия?

– Черновики у тебя с собой, в ноутбуке. – Мэтью чуть сильнее сжал мою руку. – Взломщики искали не их – они перевернули вверх дном твою спальню и ванную. Мы думаем, что они охотились за образцами твоей ДНК – волосами, частицами кожи, обрезанными ногтями. В лабораторию им проникнуть не удалось, поэтому они пришли к тебе на квартиру.

Я попыталась высвободиться, не желая показывать, что от этого известия меня проняла дрожь.

– Помни: ты не одна, – сказал Мэтью, не отпуская меня.

– Стало быть, это не просто воры. Это иные, знающие про нас с тобой и про «Ашмол-782».

Мэтью кивнул.

– Вряд ли они что-то нашли, – заявила я. – Мать с детства учила меня чистить щетку для волос перед уходом в школу, а волосы спускать в унитаз. И ногти тоже.

Мэтью опешил, но Изабо, похоже, нисколько не удивилась.

– Я все больше жалею, что так и не познакомилась с твоей матерью, – сказала она.

– Ты не помнишь, что она говорила при этом? – спросил Мэтью.

– Смутно. – Утром и вечером я сидела на бортике ванны, наблюдая за мамой. Я нахмурилась, стараясь вспомнить давно забытое. – Я кружилась, считая до двадцати… и что-то произносила.

– Хотелось бы мне знать, что было у нее на уме. Ногти и волосы содержат много генетической информации.

– Мать, как известно, была провидицей – и Бишоп к тому же. Наша кровь здравого рассудка не гарантирует.

– Твоя мать не была сумасшедшей, Диана, – вмешалась Изабо, – и твоя наука, Мэтью, далеко не все объясняет. Чародеи издревле верили, что волосы и обрезки ногтей имеют большую силу.

Марта согласилась с ней, мимически сетуя на невежество молодежи.

– Ведьмы пользовались ими при заговоре, – добавила Изабо. – К примеру, для приворота.

– Ты же говорила, что не была ведьмой.

– Я знала многих из них. Ни одна не оставила бы на виду свои ногти и волосы из страха, что ими воспользуется другая.

– Мать мне об этом не говорила. – «Интересно, какие еще у нее были секреты?»

– Матери, как правило, не спешат открывать детям некоторые истины. – Изабо взглянула на сына.

– Так кто же эти воры? – спросила я, вспомнив про ее список.

– В лабораторию хотели проникнуть вампиры, но насчет твоих комнат полной уверенности нет. Маркус думает, что вампиры работали там вместе с чародеями, а по моей версии чародеи провернули это дело одни.

– Ты из-за этого так рассердился? Потому что они вторглись на мою территорию?

– Да.

Значит, мы вернулись к односложной системе? Я ждала продолжения.

– Вторжение на собственную землю или в лабораторию я бы еще стерпел, но не могу быть спокоен, когда кто-то угрожает тебе. О твоей безопасности я забочусь на инстинктивном уровне. – Мэтью взъерошил волосы так, что они встали дыбом.

– Я не вампир и ваших правил не знаю – придется тебе объяснить, как это работает. – Я пригладила его черную гриву. – Ты решил не бросать меня потому, что кто-то вломился ко мне в квартиру?

Мэтью тут же взял в руки мое лицо.

– Дополнительных стимулов мне не требовалось. Ты сказала, что полюбила меня, когда чуть не врезала мне веслом, а я тебя – еще раньше. – Я еще не видела его таким беззащитным. – Когда ты колдовским способом достала книгу с библиотечной полки. Ты обрадовалась и тут же почувствовала себя виноватой.

– Я вас оставлю. – Изабо было неловко видеть откровенную влюбленность своего сына. Марта тоже подалась к двери – на кухне у нее, несомненно, готовился пир из десяти блюд.

– Нет, Maman. Ты еще не все слышала.

– Значит, дело не только в конвенции. – Изабо снова опустилась на стул.

– Между иными, особенно между вампирами и чародеями, всегда были трения. То, что мы с Дианой сделали их особенно явными, всего лишь предлог. Конгрегацию по-настоящему беспокоит не это.

– Перестань говорить загадками, Мэтью. Терпения моего больше нет.

Мэтью виновато посмотрел на меня и начал рассказывать.

– Конгрегация интересуется «Ашмолом-782» и тем, как Диане удалось взять его из хранилища. Чародеи следили за этой рукописью с того же времени, что и я, если не дольше – но никак не думали, что получишь ее ты и что я доберусь до тебя раньше них.

Старые страхи, твердившие, что со мной что-то не так, снова поднялись на поверхность.

– Если бы не Мейбон, – продолжал Мэтью, – в библиотеке дежурили бы сильные чародеи, сознающие важность этого документа. Но они готовились к празднику и оставили там молодую ведьму, проворонившую и рукопись, и тебя.

– Бедная Джиллиан. Вот уж, наверно, кому досталось от Нокса.

– Досталось, – подтвердил Мэтью. – Но Конгрегация следила и за тобой. Это связано уже не с книгой, а с твоим даром.

– Давно?

– Возможно, всю твою жизнь.

– Начиная со смерти родителей. – Детские воспоминания нахлынули валом: щекочущая слежка чародеев на школьных качелях, холодные глаза вампира на дне рождения у подруги. – С тех самых пор.