Текст книги "Манускрипт всевластия"
Автор книги: Дебора Харкнесс
Жанры:
Классическое фэнтези
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 37 страниц)
ГЛАВА 18
Величественная и холодная Изабо, стоя в дверях своей твердыни, гневно взирала на сына.
Мы поднялись по ступеням, и Мэтью, чтобы поцеловать ее, согнулся на добрый фут.
– Войдем или будем знакомиться прямо здесь?
Изабо пропустила нас в замок. Ее глаза прожигали меня насквозь. Пахло от нее чем-то похожим на сарсапарель с леденцами. Через темный коридор с пиками, направленными прямо в голову гостю, мы прошли в холл с высокими сводами. Роспись на стенах, явно относящаяся к девятнадцатому веку, изображала собой нечто средневековое. Львы, лилии, змея, кусающая свой хвост, морские раковины. Винтовая лестница в дальнем конце вела на одну из башен.
Здесь я в полную силу ощутила на себе взгляд Изабо. Она служила воплощением той устрашающей элегантности, которая у француженок, похоже, в крови. Подобно сыну – выглядевшему чуть старше ее – она носила монохромные цвета, делавшие бледность не столь заметной, только ее гамма восходила от кремового к светло-коричневому. Все в этом ансамбле, от темно-желтых туфель из мягкой кожи до топазовых серег, было просто, но дорого. Радужка окружала расширенные зрачки изумрудными кольцами, высокие скулы спасали ослепительно-белое лицо от пошлой красивости. Волосы имели цвет и текстуру меда, на шее был повязан шарф из золотистого шелка.
– Надо быть осторожнее, Мэтью. – Ее акцент придавал старинное звучание его имени; голос, мелодичный и завлекающий, как у всех вампиров, напоминал далекий перезвон колокольчиков.
– Боишься сплетен, Maman? Ты же всегда гордилась своими радикальными взглядами. – Снисходительность в тоне Мэтью сочеталась с нетерпением. Брошенные им ключи скользнули по полированному столу и уткнулись в фарфоровую китайскую чашу.
– Никогда не была радикалом, – ужаснулась Изабо. – Новшествам придают слишком большое значение.
Она оглядела меня с ног до головы, и ее прелестный рот сжался в тонкую линию.
Неудивительно, что увиденное ей не понравилось. Я попыталась взглянуть на себя ее глазами: песочные волосы, не очень густые и не слишком ухоженные, россыпь веснушек из-за долгих часов на воздухе, длинноватый нос. Лучше всего у меня глаза, но недостаток стиля и они не могут восполнить. На фоне ее элегантности и всегдашней безупречности Мэтью я выглядела и чувствовала себя как неприметная мышка. Я снова одернула жакет. Хорошо хоть, что пальцы не электрические – будем надеяться, что свечения, о котором говорил Мэтью, я тоже не демонстрирую.
– Диана Бишоп – моя мать, Изабо де Клермон, – произнес Мэтью.
Изабо чуть заметно раздула ноздри.
– Не люблю, как пахнет от ведьм. Что-то сладкое и омерзительно зеленое, как весна. – Она в совершенстве владела английским.
Мэтью разразился речью на смеси французского, испанского и латыни. Голоса он не повышал, но гнев чувствовался безошибочно.
– Cela suffit. [37]37
Ну, довольно (фр.).
[Закрыть]– Изабо провела рукой по горлу, я, сглотнув, невольно потянулась к воротнику жакета. – Диана, – с непривычной интонацией протянула она и подала мне руку. Я слегка пожала ее холодные белые пальцы. Мэтью держал меня за левую руку, и мы на миг образовали странный кружок из двух вампиров и одной ведьмы.
– Encantada.
– Она рада с тобой познакомиться, – перевел Мэтью, выразительно посмотрев на нее.
– Да-да, – нетерпеливо бросила Изабо, повернувшись к нему. – Она, разумеется, говорит только на английском и новофранцузском. Теплокровные в наши дни получают плохое образование.
В этот момент в зал вошла пожилая женщина с белоснежным лицом и до странности темными волосами, уложенными в замысловатую корону из кос.
– Мэтью! – воскликнула она, протянув к нему руки. – Cossi anatz?
– Va plan, merces. E tu? – Мэтью обнял ее и расцеловал в обе щеки.
– Aital aital. – Она с гримасой схватилась за локоть. Мэтью посочувствовал, Изабо нетерпеливо воздела глаза к потолку.
– Марта, это Диана, мой друг.
Марта тоже была вампиром – одним из самых старых, виденных мной. Она, видимо, возродилась уже на седьмом десятке: возраст, несмотря на отсутствие седины, выдавали многочисленные морщины, а узловатые пальцы даже вампирская кровь не могла распрямить.
– Добро пожаловать, Диана, – сказала она, глядя мне в глаза и беря меня за руку. Песок в ее голосе был перемешан с патокой. – Elle est une puissante sorciere, – объявила она Мэтью, расширив ноздри.
– Она говорит, ты сильная ведьма, – пояснил он. Его близость снимала тревогу, вызванную тем, что меня обнюхивала вампирша.
Не зная, как ответить ей по-французски, я ограничилась слабой улыбкой.
– Да ты едва на ногах держишься, – сказал Мэтью, посмотрев на меня, и заговорил с обеими женщинами на незнакомом мне языке. Разговор сопровождался энергичными жестами, вздохами и закатыванием глаз. Когда Изабо упомянула Луизу, Мэтью рассердился опять и отрезал что-то безапелляционным тоном.
– Хорошо, Мэтью, – пожала плечами его мать.
– Сейчас мы тебя устроим, – обратился он ко мне потеплевшим голосом.
– Я принесу еды и вина, – на неуверенном английском сказала Марта.
– Спасибо, – ответила я. – И вам, Изабо, спасибо, что согласились меня принять.
Она ощерила зубы. Я, толкуя сомнение в ее пользу, сочла это за улыбку.
– И воды тоже, Марта, – попросил Мэтью. – Я, кстати, заказал кое-какие продукты.
– Часть уже привезли, – язвительно сообщила Изабо. – Листья какие-то, овощи, яйца. Нашел что заказывать.
– Диану надо чем-то кормить, Maman. Я же помню, какие у вас запасы. – События прошлого вечера и этот чуть теплый прием начинали подрывать долгое терпение Мэтью.
– У меня вот свежая кровь вышла, но ее из Парижа среди ночи Виктуар и Ален не доставят.
У меня, к большому удовольствию Изабо, подкосились коленки.
Мэтью с безнадежным вздохом взял меня под руку и сказал, подчеркнуто игнорируя Изабо:
– Марта, не могла бы ты приготовить Диане яичницу, тост и чашечку чая?
Экономка, переводя взгляд с хозяйки на ее сына, как зритель на теннисном матче, засмеялась, кивнула и проговорила:
– Ок.
– Увидимся за обедом, – сказал, уводя меня, Мэтью. Глаза женщин уперлись мне в спину четырьмя ледяными пятнами.
– Что тебе говорила Марта? – спросила я шепотом, хотя шептать в этом доме не было никакого смысла: все равно услышат.
– Что мы хорошо смотримся вместе.
– Не хочется, чтобы Изабо злилась все время, пока я буду здесь жить.
– Не обращай внимания. Кто лает, тот не кусается.
Следующая комната была длинная, с большим количеством разностильных столов и стульев. Над одним из двух каминов скрестили копья два рыцаря в блестящих доспехах. Крови не пролилось – фреску, очевидно, писал тот же сентиментальный энтузиаст, что украшал холл. В другой комнате сквозь открытую дверь виднелись шкафы с книгами.
– Библиотека? – воодушевилась я, мигом забыв о враждебности Изабо. – Нельзя ли посмотреть «Аврору» прямо сейчас?
– Позже, – твердо ответил Мэтью. – Когда поешь и поспишь.
Он привычно лавировал в лабиринте старинной мебели, я же за недостатком опыта стукнулась бедром о пузатый комод, и на нем закачалась ваза.
– Подниматься долго, а ты устала, – сказал он, подведя меня к лестнице. – Может, взять тебя на руки?
– Вот еще, – возмутилась я. – Еще через плечо меня перекинь, как рыцарь – пленную горожанку. – У Мэтью в глазах заплясали чертики. – Что тут смешного?
Но он все-таки засмеялся. Благодаря эху мне показалось, что здесь собралась целая компания развеселых вампиров. Я осталась при своем мнении: по этой лестнице наверняка втащили множество женщин, но я пойду своими ногами.
На пятнадцатой ступеньке я сильно запыхалась. Лестницы в этом замке строились для вампиров вроде Мэтью, длинноногих и не знающих устали, но я стиснула зубы и продолжала взбираться. Лестница, как вскоре выяснилось, вела прямо в комнату.
Я в изумлении поднесла руку ко рту.
Не требовалось сообщать мне, чья это комната – на ней лежал отпечаток Мэтью.
Мы находились в круглой башне на задней стороне дома – в той, что сохранила свою коническую медную крышу. В высоких узких окнах виднелись пестрящие осенними красками поля и деревья.
Книжные шкафы вдоль стен придавали комнате, тоже круглой, прямоугольные очертания. В стену, примыкавшую к центральному зданию, был вделан большой камин, чудом избежавший живописи девятнадцатого столетия. Кресла, кушетки, подушки были выдержаны в зеленых, коричневых и золотистых оттенках, отчего комната, несмотря на свою обширность и большое количество серого камня, выглядела уютной и теплой.
Но самый большой интерес представляла коллекция, собранная хозяином за одну из своих жизней. На полке, рядом с морской раковиной, стояла неизвестная картина Вермеера – все полотна этого художника я знала наперечет. Кажется, портрет Мэтью? Ужасно похож. Над камином меч, такой тяжелый и длинный, что только вампир и мог управляться с ним. В углу доспехи размера Мэтью, напротив подвешен человеческий скелет, скрепленный чем-то вроде фортепианной струны. На столе рядом два микроскопа старинной работы, семнадцатый век, если не ошибаюсь. В стенной нише, около вырезанной из слоновой кости Девой Марии, резное распятие, украшенное россыпью красных, зеленых, синих камней.
Снежный взгляд Мэтью тронул мое лицо.
– Твой музей, – произнесла я, чувствуя, что каждый экспонат здесь обладает своей историей.
– Кабинет, всего-навсего.
– Где ты их… – начала я, показывая на микроскопы.
– Позже, – повторил он. – До тебя еще тридцать ступенек.
Новая лестница поднималась куда-то в небо. Через тридцать трудных шагов я оказалась в другой круглой комнате, где царила огромная ореховая кровать с четырьмя столбиками, балдахином и тяжелым пологом. Вверху стропила, поддерживающие медную кровлю, у одной стенки стол, в другой камин и удобные кресла рядом. За приоткрытой дверью видна колоссальная ванна.
– Орлиное гнездо, – прокомментировала я, посмотрев в окно. Мэтью любовался этим пейзажем начиная со Средневековья. Приводил ли он сюда других женщин? Я была уверена, что приводил, но не думала, что их было много. В этом замке, по всей видимости, посторонних не привечали.
– Одобряешь? – спросил Мэтью из-за плеча, легонько дохнув мне в ухо.
Я кивнула и поинтересовалась, не удержавшись:
– Сколько лет?
– Башне-то? Около семисот.
– А деревне? Они знают про вас?
– Да. Вампирам, как и чародеям, безопаснее жить в общине, где о них знают, но вопросов не задают.
Бишопы поколениями жили в Мэдисоне, и никто шума не поднимал. Мы прятались на виду у всех, Питер Нокс тоже.
– Спасибо, что привез меня в Семь Башен. Здесь в самом деле гораздо безопасней, чем в Оксфорде. – (Несмотря на Изабо).
– А тебе спасибо, что не дрогнула перед матушкой. – Мэтью усмехнулся, точно подслушав мои невысказанные слова. – Она, как большинство родителей, чересчур меня опекает. – От него веяло свежей гвоздикой.
– Я чувствовала себя идиоткой, к тому же плохо одетой. Ни одна из моих вещей ее одобрения наверняка не заслужит. – Я прикусила губу и наморщила лоб.
– Коко Шанель тоже не заслужила. Больно высоко метишь.
Я со смехом обернулась к нему. Наши взгляды встретились, и у меня захватило дух. Взгляд Мэтью перешел на губы, пальцы тронули мою щеку.
– В тебе столько жизни, – проворчал он. – Ты нуждаешься в ком-то намного моложе.
Я привстала на цыпочки, он наклонился. Поднос, с лязгом поставленный на стол, помешал нашим губам слиться.
– Vos etz arbres e branca, – с озорным видом сказала Марта.
– On fruitz de gaug s'asazona, – пропел в ответ баритон Мэтью.
– Что это за язык? – Мы с ним прошли к камину.
– Старинный, – ответила Марта.
– Окситанский. [38]38
Окситания – историческая область, включавшая в себя юг Франции (в том числе и Овернь), Монако, а также горные долины Италии и Испании.
[Закрыть]– Мэтью снял серебряную крышку, в комнате запахло яичницей. – Марта прочла стихи, чтобы вызвать у тебя аппетит.
Хихикнув и шлепнув его по руке полотенцем, Марта указала мне стул напротив.
– Сюда, сюда. Садись кушай.
Я подчинилась. Марта налила Мэтью вина из высокого стеклянного кувшина с серебряной ручкой.
– Merces, – сказал он, тут же сунув нос в кубок.
Из другого кувшина, точно такого же, Марта наполнила мой бокал ледяной водой. Горячий чай, хлынувший следом в чашку, я определила как парижский сорт «Марьяж Фрер». Мэтью основательно порылся в моих кухонных шкафах, прежде чем составить список покупок. Он не успел помешать Марте долить густых сливок, но я предостерегающе на него посмотрела – в этом доме мне требовались союзники, да и пить хотелось так, что сливки не имели значения. Он откинулся на стуле, смакуя свое вино.
Марта составила на стол соль, перец, масло, джем, тост и золотистый омлет с ароматными травами.
– Merci, Марта, – от души промолвила я.
– Кушай! – велела она, замахнувшись на меня полотенцем.
Удовлетворенная моим послушанием, она понюхала воздух, сказала Мэтью что-то нелестное и чиркнула спичкой, растапливая камин.
– Марта, – Мэтью встал с места, – я сам могу.
– Ей холодно, а ты пей. Я зажгу.
Вскоре огонь разгорелся. В большой комнате не стало от него жарко, но значительно потеплело. Марта отряхнула руки и поднялась.
– Ей надо спать. Я носом чую, она сильно боялась.
– Она ляжет, как только поест, – присягнул Мэтью, подняв правую руку.
Марта погрозила вампиру пятнадцати сотен лет, как пятнадцатилетнему, но все же поверила и удалилась, шаркая по ступеням больными ногами.
– Окситанский, кажется – язык трубадуров? – спросила я. Мэтью кивнул. – Не знала, что северяне тоже на нем говорили.
– Не такой уж у нас дальний север, – улыбнулся он. – Париж мы считали далекой пограничной провинцией и почти все говорили по-окситански. От северян вместе с их наречием нас защищали горы – здесь до сих пор не очень-то жалуют чужаков.
– Что значат слова, которыми вы обменялись?
– «Ты ствол, она ветка, где зреет восторгов плод», – перевел Мэтью, устремив взгляд за окно. – Теперь Марта будет мурлыкать это весь день и сведет Изабо с ума.
Комната нагревалась, и меня начало клонить в сон. Я с трудом доела омлет.
На середине зевка, которым я чуть не вывихнула челюсть, Мэтью подхватил меня на руки.
Я запротестовала.
– Хватит уже, ты еле сидишь. – Он посадил меня в ногах кровати, откинул покрывало. Белоснежные хрустящие простыни так и манили к себе. Я уронила голову на груду пуховых подушек. – Спи, – приказал Мэтью, сдвигая занавеси.
– Не уверена, что получится. – Я подавила очередной зевок. – Никогда не сплю днем.
– Ты теперь во Франции, так что учись. Я буду внизу – зови, если что понадобится.
Учитывая расположение лестниц, мимо Мэтью ко мне никто не пройдет; можно подумать, что он хотел отгородиться от собственного семейства.
У меня назревал вопрос, но Мэтью предотвратил его, плотно задернув полог. Свет не проникал сквозь тяжелую ткань, худшие из сквозняков тоже. Я согрелась и быстро заснула.
Разбудил меня шорох переворачиваемых страниц. Я рывком села, не понимая, кто меня так занавесил, и лишь потом вспомнила.
Я во Франции, в доме Мэтью.
– Мэтью? – тихо позвала я.
Он раздвинул занавески и с улыбкой посмотрел на меня. В комнате горело чуть ли не сто свечей – одни на стенах, другие в канделябрах на полу и на столах.
– Для того, кто не спит днем, ты недурно вздремнула, – сказал он довольный тем, что поездка во Францию начинает себя оправдывать.
– Который час?
– Надо подарить тебе часы, чтобы не теребила меня. – Он взглянул на свои заслуженные «Картье». – Почти два, Марта вот-вот подаст чай. Не хочешь принять душ и переодеться?
При мысли о горячей воде я мигом сбросила одеяло.
– Да, пожалуйста!
Мэтью помог мне слезть – каменный пол оказался ниже, чем я ожидала, и обжег мои ноги холодом.
– Твоя сумка в ванной, компьютер у меня в кабинете, полотенца приготовлены. Мойся сколько захочешь.
– Да это дворец! – воскликнула я, пробежав в ванную.
Громадная белая ванна на ножках помещалась между двух окон, на длинной деревянной скамье стояла моя дорожная сумка, в углу из стены торчала насадка для душа.
Я пустила воду, думая, что она не скоро нагреется, но пар, о чудо, сразу окутал меня. Мыло, пахнущее медом и нектарином, помогало снять напряжение, мучившее меня все последние сутки.
Вымывшись, я натянула джинсы, носки, водолазку. Розетки для фена не было, поэтому я просто вытерла волосы и связала их в конский хвост.
– Марта принесла чай, – сообщил Мэтью, когда я вышла. – Налить тебе?
Я блаженно вздохнула, отпив глоток.
– Так когда же я увижу «Аврору»?
– Когда я буду уверен, что ты не заблудишься на пути к ней. Готова к большой экскурсии?
– Да. – Я надела мокасины, сбегала в ванную за свитером. Мэтью терпеливо ждал, стоя у лестницы. – Может, чайник захватим вниз?
– Нет, Марта придет в ярость, если я позволю гостье убрать посуду. Подожди хотя бы денек.
Мэтью, похоже, мог ходить по этим стертым ступеням с завязанными глазами, но я шла осторожно, придерживаясь за стену.
У себя в кабинете он показал мне мой ноутбук – тот, уже подключенный, стоял на столе у окна. На первом этаже пахло дымком от разожженного Мартой камина.
– Начнем экскурсию с библиотеки, – взмолилась я.
Эта комната тоже долгие годы наполнялась мебелью и разными безделушками. Итальянский складной стул «Савонарола» стоял у французского секретера времен Директории, а витрины на громадном дубовом столе, относящемся примерно к 1700 году, казались взятыми из музея викторианской эпохи. Но целые мили переплетенных в кожу книг на ореховых полках и обюссонский ковер в золотисто-сине-коричневых тонах делали разницу стилей не столь значительной.
Книги, как в большинстве старинных библиотек, были расставлены по ранжиру. Толстые манускрипты с застежками стояли корешками внутрь – названия были надписаны на обрезе. Инкунабулы и другие книжки карманного формата представляли историю книгопечатания от 1450-х до наших дней. Среди них были первые издания: Артур Конан Дойл и Т. Х. Уайт, «Меч в камне». [39]39
Первый роман из серии о короле Артуре (1938).
[Закрыть]Другой шкаф вмещал большие инфолио – атласы, гербарии, медицинские пособия. Если все это хранится внизу, какие же сокровища можно найти в кабинете Мэтью?
Он мне позволил налюбоваться вдоволь. Вернувшись к нему, я не нашла слов – только головой покачала от изумления.
– Представь, что покупаешь книги веками. – Мэтью пожал плечами, напомнив мне Изабо. – Они накапливаются сами собой. Это при том, что нам от многих пришлось избавиться – иначе они бы и в Национальную библиотеку не влезли.
– Где же она?
– Вижу, твое терпение на исходе. – Мэтью снял с полки небольшую книжку в черном тисненом переплете и подал мне.
Я стала шарить глазами, ища плюшевое гнездо для чтения.
– Открывай смело, она не рассыплется, – засмеялся мой гид.
Привыкнув относиться к таким книгам как к бесценным редкостям, я слегка приоткрыла томик. Меня встретил взрыв ярких красок, позолоты и серебра.
– Ох. – Знакомые мне экземпляры «Восходящей Авроры» были далеко не столь великолепны. – Прелесть какая. Известно, кто ее иллюстрировал?
– Женщина, которую звали Бурго Ле Нуар. Пользовалась большой популярностью в Париже середины четырнадцатого века. – Мэтью взял у меня книгу и раскрыл полностью. – Вот, посмотри.
Первая иллюстрация изображала королеву, стоящую на пригорке. Под ее широко раскинутым плащом укрывались семеро малорослых созданий. Орнаментом служили вьющиеся лозы с раскрывающимися бутонами и птицами на ветвях. Платье королевы, шитое золотом, сверкало на алом фоне. В самом низу страницы был нарисован щит, а на нем чернью и серебром – герб. Сидящий на щите мужчина в черной мантии смотрел на королеву, с мольбой простирая к ней руки.
– Этому никто не поверит. Неизвестный экземпляр Авроры, иллюстрированный женщиной? Я даже сослаться на него не смогу.
– Я одолжу его на год библиотеке Бейнеке, если это тебе поможет. Анонимно, само собой. Эксперты припишут рисунки отцу Бурго, но в действительности это ее работа. У нас должна быть купчая на эту книгу… надо спросить Изабо, где лежат вещи Годфри.
– Годфри? – Я рассматривала герб, где змея с хвостом во рту окружала кольцом цветок лилии.
– Мой брат, – сразу помрачнел Мэтью. – Погиб в 1668 году на одной из проклятых войн Людовика XIV. – Он осторожно закрыл книгу и положил на стол. – Потом заберу ее в кабинет, и ты посмотришь как следует. По утрам Изабо читает в библиотеке газеты, но в остальное время здесь пусто. Можешь рыться на полках сколько вздумается.
Он провел меня через салон в большой холл, поставил у китайской чаши и показал галерею для менестрелей, люк, через который выходил дым до изобретения каминов и труб, а также дверь на сторожевую башню. Подъем мы отложили на завтра.
Цокольный этаж представлял собой лабиринт кладовых, винных погребов, кухонь, людских и буфетных. Откуда-то, по локоть в муке, вышла Марта и вручила мне свежевыпеченный рогалик. Пока я его жевала, Мэтью рассказывал, в которых из помещений прежде хранили зерно, подвешивали оленьи туши и делали сыр.
– Но вампиры же ничего этого не едят, – заикнулась я.
– Зато наши арендаторы ели. Марта любит готовить.
Я, в восторге от рогалика и омлета, пообещала обеспечить ее работой.
По дороге сюда мы спустились на целый марш, но в огород вышли, не поднимаясь по лестнице. На грядках, прямиком из шестнадцатого столетия, росли травы и овощи. Бордюром служили розовые кусты, но заинтриговавший меня запах исходил не от них. Я направилась к низкой постройке неподалеку.
– Осторожно, Бальтазар кусается, – предупредил Мэтью, поспешая за мной.
– Который из них Бальтазар?
Мэтью вошел следом за мной в конюшню.
– Тот самый, который об тебя чешется. – Это относилось к огромному жеребцу, а мастиф с волкодавом тем временем обнюхивали мне ноги.
– Меня не укусит. – Першерон, нагнув голову, терся ушами о мою ляжку. – А кто эти джентльмены? – Я потрепала волкодава по шее, предоставив мастифу облизывать мою руку.
– Тот, кого ты гладишь – Фаллон, другой – Гектор. – Мэтью щелкнул пальцами. Собаки тут же подбежали к нему и уселись, ожидая дальнейших распоряжений. – Ты бы отошла от коня.
– Почему? Он такой милый. – Бальтазар в знак согласия топнул и заложил одно ухо назад, высокомерно глядя на Мэтью.
Когда летит на пламя мотылек,
Он о своем конце не помышляет,
– продекламировал тот. – Когда ему делается скучно, он перестает быть милым. Отойди, пожалуйста, пока он не разнес свой денник в щепки.
– Твой хозяин так нервничает, что читает стихи безумного итальянского клирика. Завтра принесу тебе что-нибудь вкусное. – Я чмокнула Бальтазара в нос. Он заржал, нетерпеливо перебирая копытами.
– Ты знаешь, кто автор? – искренне удивился Мэтью.
– Джордано Бруно.
– Тебе знакомы труды Ноланца? – Знаменитый мистик шестнадцатого века именовал себя именно так.
Неужели Мэтью и его знал? Он, похоже, водился со всеми чудаками, которые когда-либо жили на свете.
– Он был последователем Коперника. История науки – моя специальность, а вот тебе его работы откуда известны?
– Читал, – уклончиво сказал Мэтью.
– Ты знал его! – заявила я прокурорским тоном. – Он что, был демоном?
– И, боюсь, из тех, что слишком часто переходят грань между безумством и гениальностью.
– Я должна была догадаться. Он верил во внеземные цивилизации и проклинал инквизиторов по пути на костер.
– И хорошо понимал, что такое желание.
– «Желание шпорит, страх уздой берет». Он фигурировал в твоем эссе для колледжа Всех Святых?
– Отчасти. – Мэтью сжал губы. – Пойдем-ка отсюда. О философии поговорим в другой раз.
Я вспомнила еще кое-что. Бруно писал о Диане – богине Диане.
– Бальтазар, как-никак, не пони. – Мэтью взял меня за локоть и увлек прочь.
– Я вижу, но вполне могла бы с ним справиться. – «Аврора» и итальянский философ мигом забылись при мысли о таком приключении.
– Ты и верхом ездишь? – Мэтью не переставал удивляться мне.
– Я выросла, можно сказать, в деревне и езжу с детства. Выездка, барьеры и все такое. – Скачка на лошади еще больше напоминает полет, чем гребля.
– У нас есть другие лошади. Бальтазара оставь в покое, – решительно сказал Мэтью.
Это мне награда за Францию – с лошадьми я даже Изабо как-нибудь вытерплю.
Мэтью повел меня к другому концу конюшни, где стояли еще шесть великолепных животных. Два крупных, почти с Бальтазара, черных коня, округлая рыжая кобылка, гнедой мерин и двое серых андалусиек с крутыми шеями и большими копытами. Одна из них подошла к двери стойла посмотреть, что происходит в ее владениях.
– Нар Ракаса, Огненная Плясунья, – сказал Мэтью, поглаживая ей морду. – Мы ее зовем просто Ракасой. Отличный скакун, только с норовом. Вы должны хорошо поладить.
Не клюнув на столь изящно предложенную наживку, я позволила Ракасе обнюхать мою голову.
– А сестру ее как зовут?
– Фиддат, Серебряная. – Фиддат с добрыми темными глазами тоже подошла к нам, когда услышала свое имя. – Это лошадь Изабо, а вон те, Дар и Саяд – мои, – показал на вороных Мэтью.
– Что значат их имена?
– Дар по-арабски «время», Саяд – «охотник». Саяд любит гоняться за дичью и скакать через изгороди, а Дар – терпеливый, спокойный конь.
Продолжая экскурсию, Мэтью сообщил мне названия ближних гор и показал, в какой стороне город. Рассказал, как реконструировался замок – строителям пришлось использовать другой камень, поскольку прежний больше не добывали. Я решила, что теперь не потеряюсь в усадьбе, ведь центральное здание отовсюду видно.
– Почему я чувствую такую усталость? – зевнула я, возвращаясь обратно к замку.
– Ты безнадежна, – вздохнул Мэтью. – Перечислить тебе, что произошло за последние тридцать шесть часов?
По его настоянию, я согласилась опять прилечь. Мэтью остался в кабинете, а я поднялась наверх и рухнула на кровать – даже свечи не задула, до того утомилась.
Мне приснилось, что я скачу по темному лесу в подпоясанной зеленой тунике и сандалиях с ремешками до самых колен. Собаки лают, конские копыта топчут подлесок, за плечом у меня колчан со стрелами, в руке лук, позади слышна погоня, но мне не страшно – я знаю, что им меня не догнать.
«Лети», – приказала я лошади, и она полетела.
