Текст книги "Манускрипт всевластия"

Автор книги: Дебора Харкнесс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 37 страниц)

– В голубом ты мне нравишься не меньше, чем в черном. Красавица. – Он невинно поцеловал меня в обе щеки, к которым тут же прихлынула кровь, пропустил между пальцами мои волосы. – Не позволяй Изабо себя доставать, что бы она там ни говорила.

– Постараюсь. – У меня вырвался слабый смешок.

Изабо с Мартой были уже в гостиной. Хозяйка обложилась газетами на всех основных европейских языках, на иврите и на арабском. Марта читала детектив в мягкой обложке, с завидной скоростью водя черными глазами по строчкам.

– Добрый вечер, Maman. – Мэтью наклонился и поцеловал мать. Она, слегка раздув ноздри, отодвинула его в сторону и сердито уставилась на меня.

Унюхала, что от Мэтью пахнет мной, поняла я.

– Садись, девочка. – Марта похлопала по дивану рядом с собой, предостерегающе глядя на Изабо. Та на миг закрыла глаза. Когда они снова открылись, гнев в них сменился чем-то вроде покорности.

– Gab es einen anderen Tod, – сказала она сыну.

Мэтью с недовольной гримасой взял в руки «Вельт». Найден еще один обескровленный труп. Если Изабо хотела таким образом исключить из разговора меня, ее ожидало разочарование.

– Где? – спросила я.

– В Мюнхене, – ответил Мэтью, зарывшись в газету. – Когда же они в конце концов примут какие-то меры?

– Будь осторожен в своих желаниях, Мэтью. Как покатались, Диана?

Мэтью вскинул глаза на мать.

– Чудесно. Спасибо, что позволили взять Ракасу. – Я села и принудила себя смотреть в глаза Изабо, не мигая.

– Она слишком своенравная на мой вкус. – Изабо перевела взгляд на сына, который опять спрятался за газетой. – Фиддат гораздо послушнее. С годами я стала ценить в лошадях именно это качество.

«И в сыновьях тоже», – мысленно добавила я.

Марта, ободряюще улыбнувшись, принялась разливать вино. Изабо она подала большой кубок, нам с Мэтью бокалы нормальной величины.

– Спасибо, Maman, – сказал он, понюхав содержимое.

– Пустяки.

– Нет, не пустяки. Одно из моих любимых – спасибо, что помнишь.

– Другие вампиры тоже любят вино? – спросила я Мэтью, вдыхая перечный запах. – Ты пьешь его все время и ни чуточки не пьянеешь.

– Многие из них любят его куда больше, чем я, – усмехнулся Мэтью. – Наша семья всегда славилась воздержанностью, не так ли, Maman?

– Разве что по части вина, – весьма неэлегантно фыркнула та.

– Вам бы дипломатом быть, Изабо, – заметила я, – с вашим умением отвечать быстро и не по существу дела.

Мэтью расхохотался:

– Dieu, вот уж не думал, что мою мать когда-нибудь назовут дипломатом – во всяком случае, не за ее язычок. Из всех вариантов дипломатии Изабо признает только меч.

Марта хмыкнула, подтверждая его правоту, а наше с Изабо общее негодование развеселило Мэтью еще сильнее.

Атмосфера за ужином была намного теплее, чем прошлым вечером. Мэтью сидел во главе стола, я справа от него, Изабо слева. Марта, все время снующая между столовой и кухней, иногда тоже присаживалась, выпивала глоток вина и принимала участие в разговоре.

Одно блюдо сменялось другим: грибной суп, куропатки, тонкие ломти говядины. Я вслух восхищалась тем, что повариха, которая сама ничего такого не ест, способна так классно готовить. Марта смущалась, краснела и замахивалась на Мэтью, когда тот пытался рассказывать о ее выдающихся кулинарных провалах.

– Помнишь пирог с живыми голубями? – хихикал он. – Никто тебе не сказал, что надо перестать их кормить за сутки до запекания – ну, они и добавили в начинку… – Это стоило ему подзатыльника.

– Мэтью, – взмолилась Изабо утирая слезы, – не дразни Марту. С тобой тоже случалось всякое.

– Я помню, – заверила Марта, чей английский прогрессировал час от часу. Она обнесла нас салатом, поставила между Изабо и Мэтью чашу с орехами и начала загибать пальцы. – Однажды ты затопил замок, устраивая бассейн на крыше. Потом забыл собрать подати. Была весна, ты заскучал и отправился в Италию на войну. Твой отец на коленях молил короля о прощении. А Нью-Йорк! – с торжеством вскричала она.

Вечер воспоминаний шел своим чередом, однако о прошлом Изабо никто и словом не поминал. Когда всплывало что-то, касающееся ее, отца Мэтью или его сестры, разговор грациозно уходил в сторону. Заметив это, я не стала ничего говорить. Пусть все будет так, как удобно им. Я снова почувствовала себя членом семьи – хорошее чувство, даже если семья вампирская.

После обеда мы вернулись в гостиную, где огонь пылал жарче прежнего – к вечеру в комнате стало почти тепло. Мэтью усадил Изабо, налил ей еще вина и стал возиться с проигрывателем. Мне Марта принесла чай.

– Пей, крепче спать будешь, – велела она, наблюдая за мной. Изабо тоже смотрела, как я пью.

– Вашего сбора? – Я вообще-то не люблю травяной чай, но этот был приятный, с легкой горчинкой.

– Да. Меня еще мать научила, а я научу тебя.

Зазвучала танцевальная музыка. Мэтью освобождал место, сдвигая стулья к огню.

– Voles dancar amb ieu? – спросил он мать, протягивая ей руки.

Сияющая улыбка сделала холодное лицо Изабо невыразимо прекрасным.

– Ок. – Она вложила свои маленькие руки в его большие, и они дождались начала следующей мелодии.

Фред Астер и Джинджер Роджерс рядом с ними показались бы неуклюжими. Они сходились и расходились, кружились и кланялись. Изабо отзывалась на малейшее прикосновение Мэтью, он воспринимал легчайшие намеки с ее стороны.

Под конец она присела в реверансе, а Мэтью поклонился особенно низко.

– Что это за танец? – спросила я.

– Он начинался как тарантелла, но Maman любит разнообразие, – объяснил Мэтью, проводив Изабо на место. – Так что в середине мы перешли на вольту, а закончили менуэтом, не так ли?

Изабо, кивнув, потрепала его по щеке.

– Ты всегда хорошо танцевал, – с гордостью сказала она.

– Не так хорошо, как ты, а до отца мне тем более далеко. – На лицо Изабо легла тень. Мэтью поцеловал ей руку, и она вынудила себя улыбнуться. – Твоя очередь, – объявил он, повернувшись ко мне.

– Я не люблю танцевать, Мэтью, – заартачилась я.

– Не верю, – сказал он, беря меня за правую руку. – Ты изгибаешься под немыслимыми углами, скользишь по воде в узенькой лодочке, скачешь как ветер. Думаю, что танец – твоя вторая натура.

Оркестр заиграл нечто парижское эпохи 1920-х годов – труба и ударные.

– Осторожней, Мэтью, – предостерегла Изабо.

– Ничего, Maman, не сломается. – Мэтью положил руку на мою талию и стал направлять. Я пыталась думать о том, куда ставлю ноги, но от этого все сделалось еще хуже.

– Расслабься, – шепнул мне Мэтью, нажав чуть крепче. – Не надо вести, предоставь это мне.

– Не могу. – Я вцепилась в его плечо, как в спасательный круг.

– Отлично можешь, – сказал он, кружа меня. – Закрой глаза, ни о чем не думай, положись на партнера.

В его руках это оказалось не так уж и трудно. Не видя кружащейся колесом комнаты, я в самом деле расслабилась и перестала беспокоиться, что мы на что-нибудь налетим. Движение наших тел в темноте начинало доставлять удовольствие. Я сосредоточилась не на собственных па, а на подсказках его рук и ног. Танец колыхал меня, как вода.

– Мэтью, – снова позвала Изабо. – Le chatoiement. [44]44
  Свечение (фр.).


[Закрыть]

– Я знаю, – ответил он и добавил, чувствуя, как напряглись мои плечи: – Не бойся ничего, я держу.

Я, не открывая глаз, счастливо вздохнула. Он покружил меня на вытянутой руке, привлек обратно, прижал к себе. Музыка остановилась.

– Открой глаза, – тихо сказал Мэтью.

Я повиновалась. Парящее чувство не покидало меня. Оказывается, танцевать не так уж и страшно – по крайней мере с партнером, имеющим тысячелетний опыт и не наступающим даме на ноги.

Его лицо оказалось значительно ближе, чем я ожидала.

– Посмотри вниз, – предложил он.

Носки моих туфель болтались в нескольких дюймах над полом. Я осталась в воздухе, даже когда Мэтью меня отпустил.

Вместе с осознанием этого ко мне вернулся и вес. Мэтью ухватил меня за локти, не дав удариться об пол ногами.

Марта, сидевшая у огня, замурлыкала какой-то напев. Изабо резко обернулась к ней, сузив глаза. Мэтью улыбался мне, я осваивалась с новыми ощущениями. Пол словно ожил – как будто тысяча крохотных ручонок шевелилась под моими подошвами, чтобы поймать меня или снова подкинуть вверх.

– Ну что, понравилось? – спросил Мэтью, когда Марта допела.

– Да, – засмеялась я, подумав немного.

– На это я и надеялся. Авось теперь не будешь зажмуриваться, когда ездишь верхом. – Жест, которым он обнял меня, говорил о счастье и новых возможностях.

Теперь уже Изабо запела Мартину песню:

 
Видя, как она в танце плывет,
Скажет всякий, что равных ей нет.
О, плыви, королева моя!
Прочь, завистники, прочь с моих глаз,
Мы хотим танцевать вдвоем,
Танцевать всю ночь напролет.
 

– «Прочь, завистники, прочь с моих глаз, – эхом повторил Мэтью, – мы хотим танцевать вдвоем».

– С тобой хоть сейчас, – опять засмеялась я, – но другим кавалерам придется подождать, пока я не пойму, отчего вдруг стала порхать.

– Ты парила, а не порхала, – уточнил Мэтью.

– Называй как хочешь, но с незнакомыми лучше этого не проделывать.

– Согласен.

Марта пересела на стул рядом с Изабо. Мы с Мэтью, все еще держась за руки, заняли освобожденный ею диван.

– У нее это впервые? – спросила Изабо с искренним недоумением.

– Диана пользуется магией лишь в мелочах…

– Она очень сильна. Ведьмина кровь поет в ее жилах. Ей далеко не одни мелочи по плечу.

– Это ее дело, – нахмурился Мэтью.

– Что за ребячество! Пора повзрослеть, Диана, пора взять на себя ответственность за свою истинную природу. А ты, Матье де Клермон, не рычи на меня! Ей необходимо это услышать.

– Ты не вправе указывать ей, что делать.

– Как и ты, – заметила Изабо.

– Прошу прощения! – Оба де Клермона, привлеченные моим резким тоном, уставились на меня. – Я, конечно, сама решу, пользоваться мне магией или нет, – продолжала я, обращаясь к Изабо, – но игнорировать ее больше нельзя – она так и выплескивается наружу. Мне, самое малое, нужно научиться как-то ее контролировать.

Изабо и Мэтью, продолжая таращиться на меня, кивнули – сначала она, потом он.

Мы сидели долго, пока в камине не прогорели дрова. Мэтью и Марту пригласил танцевать; оба они, вспоминая другие ночи у другого огня, напевали какие-то памятные слова. Я больше не танцевала, и Мэтью на меня не давил.

– Пойду уложу ту единственную, которая не может обходиться без сна, – заявил он под конец вечера.

Я поднялась вслед за ним, одергивая помятые брюки.

– Спокойной ночи, Изабо, спокойной ночи, Марта. Спасибо за чудесный ужин и удивительный вечер.

Марта улыбнулась в ответ, Изабо выдала соответствующую гримасу.

Мэтью пропустил меня вперед и поддерживал за талию, пока мы поднимались по лестнице.

– Я еще почитаю немного, – сказала я в кабинете.

Стоя так близко, что я слышала его слабое прерывистое дыхание, он взял в ладони мое лицо.

– Чем ты околдовала меня? Дело не только в глазах – хотя от них у меня в голове мутится, – и не в том, что ты пахнешь медом. – Он зарылся лицом в мою шею, погрузил пальцы в волосы, прижал к себе мои бедра.

Наши тела слились так, будто никогда и не разделялись.

– Всему виной твое бесстрашие, – шептал он, – и бессознательная плавность твоих движений, и то, как ты светишься, когда размышляешь о чем-то – или когда летаешь.

Я запрокинула шею, подставляя себя его ласкам. Палец Мэтью обвел мои губы.

– Ты морщишь их, когда спишь, знаешь? То ли твои сны тебя не устраивают, то ли ты хочешь, чтобы тебя кто-то поцеловал. Второе мне больше нравится. – С каждым словом он офранцуживался все больше.

Внизу через все лестничные ступени чувствовалось присутствие неодобрительно настроенной Изабо с ее острым вампирским слухом. Я попыталась отстраниться. Получилось неубедительно, и объятия Мэтью стали еще крепче.

– Мэтью, твоя мать…

Он не дал мне договорить, прижав мои губы к своим. Ощущая сладкий зуд не только в руках, но и во всем теле, я ответила на его поцелуй. Мне казалось, что я попеременно взлетаю и падаю, и непонятно было, где кончаюсь я и начинается он. Его губы, пройдясь по щекам и векам, задели ухо. Я затаила дыхание, и улыбающийся рот снова приник к моему.

– Губы у тебя как маки, а волосы точно дышат…

– Нашел чем восхищаться с такой-то гривой. – Я запустила пальцы в его шевелюру. – У Изабо и у Марты волосы как шелк, а у меня как солома, пестрые и непослушные.

– За это я их и люблю. – Мэтью ласково высвободился. – Они несовершенны, как сама жизнь, не то что вампирские. Хорошо, что ты не вампир, Диана.

– Хорошо, Мэтью, что ты вампир.

По его глазам прошла мимолетная тень.

– Мне нравится твоя сила, – сказала я, целуя его с ответным энтузиазмом. – Твой ум. Даже твои начальственные замашки время от времени. А больше всего, – я потерлась носом о его нос, – то, как ты пахнешь.

– Правда?

– Правда. – Я ткнулась носом в ямку между его ключицами – самое аппетитное местечко, согласно опыту.

– Поздно уже. – Он неохотно разжал объятия. – Тебе нужен отдых.

– Пойдем со мной.

Он удивленно раскрыл глаза, а я покраснела.

Мэтью приложил мою руку к своему сердцу, отбившему один сильный удар.

– Я поднимусь, но не останусь. У нас много времени впереди. И месяца не прошло, как мы познакомились – не будем спешить.

Вампир – он и есть вампир.

Видя, что я приуныла, он снова поцеловал меня и сказал:

– Это тебе на будущее.

Я предпочла бы настоящее, но губы, попеременно леденеющие и вспыхивающие огнем, заставили меня усомниться в собственной готовности.

В спальне горели свечи и было тепло. Оставалось загадкой, когда Марта успела сменить столько свечей и как добилась, чтобы они горели до этого позднего часа – но я ей была благодарна вдвойне, поскольку ни одной розетки в комнате не имелось.

Пока я переодевалась в ванной за неплотно прикрытой дверью, Мэтью строил планы на завтра: работа и долгая прогулка пешком и верхом.

Я соглашалась на все, благо работе уделялось первое место. Мне не терпелось получше рассмотреть мою рукопись.

Потом я забралась в кровать, а Мэтью укрыл меня и стал гасить свечи.

– Спой мне, – попросила я, глядя, как бесстрашно снуют в огне его длинные пальцы. – Что-нибудь старинное, Мартино. – Ее пристрастие к любовным песням от меня не укрылось.

Он помолчал немного, продолжая свое занятие, и запел своим густым баритоном:

 
Ni muer ni viu ni no guaris,
Ni mal no-m sent e si l'ai gran,
Quar de s'amor no suy devis,
Ni no sai si ja n'aurai ni guan,
Qu'en lieys es tota le merces
Que-m pot sorzer о decazer.
 

В песне чувствовались страсть и печаль. Когда Мэтью допел ее, у кровати осталась гореть одна-единственная свеча.

– Что означают эти слова? – Я взяла его за руку.

– «Нет мне ни жизни, ни смерти, ни исцеления, но я не страдаю, пока ее любовь брезжит вдали». – Он наклонился и поцеловал меня в лоб. – «Не знаю, достигну ли цели, ведь и здоровье мое, и болезнь зависят от ее милости».

– Кто ее автор? – Эта песня верна для любого вампира, подумалось мне.

– Отец посвятил ее Изабо, но лавры пожал другой. – Улыбающийся, веселый Мэтью продолжал напевать, спускаясь по лестнице. Я лежала в его постели одна и смотрела на последнюю догорающую свечу.

ГЛАВА 21

Первое, что я увидела утром после душа, был вампир с подносом – Мэтью принес мне завтрак.

– Я сказал Марте, что ты собираешься поработать, – пояснил он, снимая покрышку-грелку.

– Вы с Мартой меня избалуете. – Я развернула приготовленную на стуле салфетку.

– Вряд ли это реально с твоим характером. – Мэтью поцеловал меня. – Доброе утро. Хорошо спалось?

– Очень. – Я взяла у него тарелку, со стыдом вспоминая, как вчера зазывала его в постель. Мне до сих пор было немного обидно, что он отверг мое приглашение, но утренний поцелуй подтверждал, что наши отношения переросли дружбу и движутся в новом направлении.

После завтрака мы спустились в кабинет, включили компьютеры и взялись за работу. Рядом с моим манускриптом лежал самый обычный английский перевод Вульгаты, [45]45
  От латинского Vulgata versio– «общепринятая версия», «общедоступная», Латинский перевод Библии, восходящий к трудам блаженного Иеронима. Библия Гутенберга – первопечатный вариант той же Вульгаты.


[Закрыть]изданный в девятнадцатом веке.

– Спасибо, – сказала я через плечо, показав Мэтью книгу.

– В библиотеке нашел – моя, как видно, тебе не подходит.

– Я решительно отказываюсь использовать Библию Гутенберга в качестве справочника, – строго, точно училка в школе, ответила я.

– Библию я знаю вдоль и поперек – можешь обращаться ко мне.

– Ты тоже не нанимался давать мне справки.

– Ну, как хочешь, – не стал спорить он.

Вскоре я с головой ушла в чтение, анализ текста и записи – только в начале отвлеклась и попросила у Мэтью какой-нибудь груз прижимать страницы. Он нашел мне бронзовую медаль с изображением Людовика XIV и маленькую деревянную ступню – от немецкого ангела, как он сказал. Отдавать их без залога он не хотел, но согласился на несколько поцелуев.

«Аврора» – одна из самых замечательных алхимических книг. Мудрость предстает в женском образе, враждующие природные силы примиряются благодаря химии. Текст экземпляра Мэтью почти не отличался от тех «Аврор», которые я изучала в Цюрихе, Глазго и Лондоне, но иллюстрации были совершенно другие.

Бурго Ле Нуар была настоящим мастером своего дела, и проявлялось это не только в технике, четкости и красоте рисунка. Все ее женские персонажи олицетворяли собой различные чувства – в Мудрости, например, сочетались сила и мягкость. На первой картинке, где она укрывает под плащом воплощения семи главных металлов, ее лицо светилось подлинной материнской гордостью.

Две иллюстрации, как и говорил Мэтью, ни в один известный экземпляр не входили. Обе они помещались в заключительной главе, где речь шла о химической свадьбе золота и серебра. Первая сопровождала слова, произносимые женским началом. Обычно женский принцип в алхимии изображали как королеву, одетую в белое и украшенную эмблемой луны, чтобы показать его связь с серебром. Бурго преобразила символическую женщину в прекрасную и устрашающую фигуру с серебряными змеями вместо волос и лицом, затененным, как луна во время затмения. Переводя латинский текст с листа, я читала: «Обратись ко мне всем своим сердцем. Пусть темный мой лик не страшит тебя. Солнечный огнь преобразил меня, моря вместили меня, земля подверглась порче из-за меня. Ночь пала на землю, когда я опустилась в топь, и сущность моя была скрыта».

Лунная Королева держала в простертой руке звезду. «Из глубины вод я взывала к тебе, из глубин земли стану взывать к проходящим мимо. Отыщите меня. Узрите меня. И если вы найдете другого, подобного мне, я вручу ему утреннюю звезду».

На лице Лунной Королевы, в полном соответствии с текстом, страх быть отвергнутой смешивался с застенчивой гордостью.

Другая иллюстрация сопровождала слова мужского начала, золотого Короля Солнце. Меня пробрала дрожь при виде тяжелого саркофага с приподнятой крышкой и золотистого тела внутри. Король покоился мирно, смежив веки, и его исполненное надежды лицо наводило на мысль, что ему снится освобождение. «Восстану и отыщу пречистую жену на улицах града. Лик ее прекрасен, тело прекрасней, всего прекраснее одеяние. Она отвалит камень от двери моего гроба и дарует мне крылья голубицы, дабы взмыл я с ней в небеса, в жизнь вечную и вечный покой».

Мне вспомнился серебряный гробик, который Мэтью носил на груди. Я потянулась к Библии.

– Марк 16, Псалмы 55, Второзаконие 32 стих 40, – отрапортовал Мэтью.

– Откуда ты знаешь, что именно я читаю? – Я повернулась к нему на стуле.

– Ты шевелишь губами, – ответил он, не переставая печатать.

Я стиснула рот. Автор использовал все библейские сюжеты, укладывающиеся в алхимическую концепцию смерти и сотворения, пересказал их и свалил в одну кучу. Я открыла черный с золотым крестом переплет. Евангелие от Марка, 16:3. «И говорят между собою: кто отвалит нам камень от двери гроба?»

– Нашла? – спросил Мэтью.

– Нашла.

– Хорошо.

После паузы я спросила:

– А где найти стих про утреннюю звезду? – Языческое воспитание порой сильно затрудняло мою работу.

– Откровение 2, стих 28.

– Спасибо.

– Пожалуйста. – Приглушенный смешок.

Я снова зарылась в рукопись.

Проведя два часа над готическим шрифтом я с большой охотой согласилась на перерыв. В виде премии Мэтью обещал рассказать, как познакомился с физиологом семнадцатого века Уильямом Гарвеем.

– История не из занимательных, – предупредил он.

– Для тебя, может, и так, но для историка науки? Только через тебя я могу встретиться с человеком, открывшим, что сердце – это насос.

Солнца мы не видели с самого приезда в Семь Башен, но нас это не угнетало. Мэтью стал гораздо спокойнее, я, как ни странно, тоже радовалась, что сбежала из Оксфорда. Угрозы Джиллиан, фотография родителей, даже Питер Нокс – все это с каждым часом отступало все дальше.

Мы вышли в сад. Мэтью оживленно рассказывал о своей текущей проблеме: то, что должно было присутствовать в чьем-то анализе крови, почему-то отсутствовало. Он рисовал в воздухе хромосому и показывал, где дефектный участок. Я кивала, не совсем понимая, почему это так важно.

За изгородью, у ворот, через которые проезжали вчера, мы увидели мужчину в черной одежде. Он прислонился к стволу каштана с изяществом леопарда, предполагавшим, что это вампир.

Мэтью отодвинул меня назад, себе за спину.

Незнакомец двинулся к нам. То, что он вампир, больше не оставляло сомнений: неестественно белая кожа и огромные темные глаза. Кожаный пиджак, джинсы и ботинки – все черное – подчеркивали это еще сильнее: он, как видно, не боялся выделиться в толпе. Хищное, как у волка, выражение портило ангельское лицо, обрамленное длинными, темными, вьющимися волосами. Меньше ростом и субтильнее Мэтью, он излучал силу даже на расстоянии. От его взгляда у меня под кожей разлился холод.

– Доменико, – спокойно, но чуть громче обычного произнес Мэтью.

– Мэтью, – с неприкрытой ненавистью откликнулся тот.

– Сколько лет. – По тону Мэтью можно было предположить, что этот вампир бывает здесь чуть ли не каждый день.

– Где же это было, в Ферраре? Мы оба боролись с Папой, хотя, помнится, по разным причинам. Я пытался спасти Венецию, а ты – тамплиеров.

– Кажется, да, – кивнул Мэтью.

– А после этого ты, друг мой, исчез куда-то. Сколько приключений мы пережили совместно, и на море, и в Святой Земле. Да и Венеция всегда предлагала таким, как ты, всевозможные развлечения. – Доменико с показной скорбью покачал головой. Итальянец, конечно же – или кощунственный гибрид черта с ангелом. – Отчего ты ни разу не навестил меня, следуя из Франции в другую берлогу?

– Если я чем-то невольно тебя обидел, не стоит вспоминать об этом столь долгое время спустя.

– Возможно, но одно осталось неизменным за все эти годы: если где-то смута, ищи де Клермона. А это, должно быть, та самая ведьма, о которой я столько слышал. – Он бросил на меня алчный взгляд.

– Вернись в дом, Диана, – приказал Мэтью.

Я остро чувствовала опасность, но медлила, не желая оставлять его одного.

– Ступай, – бросил он еще резче.

Непрошеный гость улыбнулся, глядя куда-то поверх моего плеча. Сзади тоже повеяло холодом, и твердые ледяные пальцы взяли меня под локоть.

– Доменико, – пропела своим мелодичным голосом Изабо. – Нежданно-негаданно.

– Рад видеть вас в столь добром здравии, госпожа моя, – поклонился ей итальянец. – Как вы узнали?

– По запаху, – презрительно молвила Изабо. – Ты явился без приглашения ко мне в дом – что сказала бы твоя мать о таком поведении?

– Будь она жива, мы спросили бы, – с плохо замаскированной злобой проговорил Доменико.

– Уведи Диану домой, Maman.

– Да, конечно. Поговорите с глазу на глаз. – Изабо повернула к дому, увлекая меня за собой.

– Чем раньше ты позволишь мне высказаться, тем скорей я уйду, – сказал Доменико. – И если должен буду вернуться, то приду уже не один. Сегодняшний визит – дань уважения вам, Изабо.

– Книги у нее нет, – заявил Мэтью.

– Я здесь не ради проклятой колдовской книги. Пусть чародеи оставят ее себе. Я послан сюда Конгрегацией.

Изабо испустила вздох, такой долгий, словно несколько дней удерживала дыхание. У меня на языке вертелся вопрос, но ее взгляд пресек его на корню.

– Превосходно, Доменико, – процедил Мэтью. – Удивляюсь, как это ты при своих новых обязанностях выбираешь время для старых друзей. Зачем понадобилось посещать де Клермонов, когда люди по всей Европе находят оставленные вампирами трупы?

– Вампирам не запрещено питаться людьми, хотя предосторожности, конечно, соблюдать следует. Смерть, как тебе известно, сопровождает вампиров повсюду. – Доменико пожал плечами, демонстрируя, как мало для него значит хрупкая теплокровная жизнь. Я содрогнулась. – А вот связь между вампиром и ведьмой конвенция решительно запрещает.

– Что? О чем это вы? – воскликнула я.

– Смотрите-ка, она говорить умеет! – Итальянец всплеснул руками. – Почему бы и ей не принять участие в нашей беседе?

Мэтью потянул меня к себе, Изабо не отпустила – получились два вампира с прослойкой из ведьмы.

– Диана Бишоп, – с низким поклоном сказал Доменико. – Знакомство с представительницей столь древнего и славного рода – большая честь. Так много старых фамилий угасло в настоящее время. – Каждое его слово при всей формальной учтивости содержало в себе угрозу.

– Кто вы? – спросила я. – И почему вас так волнует, с кем я провожу время?

Итальянец с интересом посмотрел на меня и вдруг засмеялся.

– Мне говорили, что вы такая же спорщица, как ваш отец, но я не верил.

Я ощутила легкий зуд в пальцах. Изабо чуть крепче сжала мой локоть.

– Я, кажется, рассердил вашу ведьму? – спросил Доменико, глядя на ее руку.

– Говори, зачем пришел, и убирайся с нашей земли, – вполне светским тоном предложил Мэтью.

– Мое имя Доменико Микеле. Я знаю Мэтью с самого своего возрождения, Изабо почти столько же. Прелестную Луизу я, конечно, знал куда ближе, но не будем поминать мертвых. – Он благочестиво перекрестился.

– Да, постарайся. – Мэтью говорил спокойно, но на Изабо, побелевшую еще больше, было страшно смотреть.

– Вы так и не ответили на мой вопрос, – заметила я.

Доменико окинул меня оценивающим взглядом.

– Диана, – с гортанным рокотом произнес Мэтью. Раньше он никогда на меня не рычал.

Из кухни в сад вышла встревоженная Марта.

– Вижу, вижу – она горячее большинства своих соплеменниц. Ты из-за этого рискнул всем? Она тебя забавляет? Или ты намерен сосать ее, пока не наскучит, а после выкинуть, как остальных своих теплокровок?

Мэтью, впервые в Семи Башнях, потянулся к серебряному ковчежцу под свитером.

Доменико, тоже заметивший это, мстительно улыбнулся.

– Вину свою чувствуешь?

Я, взбешенная его приставаниями, открыла рот, но высказаться мне не позволили.

– Диана, вернись в дом немедленно. – «Мы с тобой после поговорим», подразумевал приказ Мэтью. Он подтолкнул меня к Изабо и еще более недвусмысленно заслонил нас обеих от итальянца. Марта стояла рядом, сложив руки на груди – совсем как Мэтью.

– Пусть сначала выслушает. Я пришел предостеречь вас, Диана Бишоп. Личные отношения между ведьмами и вампирами строго запрещены. Покиньте этот дом и никогда больше не общайтесь ни с де Клермоном, ни с его родственниками. В противном случае Конгрегация сочтет вас правонарушительницей и примет соответствующие меры.

– Я с вашей Конгрегацией не знакома и ваши законы соблюдать не обязывалась. Не говоря уж о том, что конвенция – это добровольное соглашение.

– Вы у нас не только историк, но еще и юрист? Удивительно, какими образованными стали современные женщины. Только богословие вам не по разуму, потому вас в свое время и не допускали к наукам. Думаете, мы, заключая эту конвенцию, руководствовались идеями еретика Кальвина? Соглашение обязательно для всех вампиров, чародеев и демонов – в прошлом, настоящем и будущем. Нравится это вам или нет.

– Ты уже сказал все, что хотел, Доменико, – мягким голосом вставил Мэтью.

– Ведьме, но не тебе.

– Значит, Диана может уйти. Уведи ее в дом, Maman.

Изабо на сей раз повиновалась мгновенно. Марта последовала за нами.

– Нет, – прошипела Изабо, когда я собралась оглянуться.

– Откуда эта тварь вылезла? – спросила Марта, как только мы вошли в дом.

– Не иначе, из преисподней. – Изабо дотронулась до моей пылающей щеки и тут же отдернула руку. – Ты девочка храбрая, но безрассудная. Нельзя спорить с Доменико и его сторонниками, если ты не вампир – это очень рискованно. Держись подальше от них.

Не дав мне ответить, она провела меня через кухню, столовую и гостиную, а в холле направила к лестнице на самую высокую из замковых башен. При мысли о подъеме у меня свело икры.

– Так надо, – сказала Изабо. – Мэтью будет искать нас именно там.

Страх и гнев помогли мне подняться до середины – вторую половину я одолевала на одной силе воли. С плоской крыши открывался вид на многие мили вокруг. Легкий бриз растрепал заплетенную утром косу и окутал меня туманом.

Изабо подняла на высоком шесте раздвоенное черное знамя с серебряной змеей, глотающей собственный хвост. Я подошла к зубчатому парапету с другого края – Доменико смотрел вверх.

Пару секунд спустя такой же флаг подняли и в деревне. Зазвонил колокол. Мужчины и женщины, выходя из домов, магазинов и баров, смотрели в сторону замка, где полоскал на ветру символ вечности и возрождения.

– Эмблема нашего рода, – сказала Изабо, прочтя немой вопрос на моем лице. – Мы подаем деревне знак быть начеку. Нас они не боятся, ведь мы очень долго живем бок о бок – флаг поднимается лишь в случае приезда других вампиров. Многим из них, в том числе и Доменико Микеле, нельзя доверять.

– Это я уже уяснила. Кто он такой, черт возьми?

– Один из самых старых друзей Мэтью – иначе говоря, очень опасный враг.

Мэтью и Доменико, держась на точно выверенном расстоянии, продолжали свой разговор. Миг спустя итальянец метнулся обратно к каштану, у которого я его впервые увидела. Послышался громкий треск.

– Отлично, – промолвила Изабо.

– А Марта где? – оглянулась я.

– В холле. На всякий случай. – Изабо не сводила глаз с сына.

– Доменико действительно может подняться сюда и вцепиться мне в горло?

Мерцающие черные глаза Изабо уставились на меня.

– Это было бы слишком просто. Сначала он с тобой поиграет, как кошка с мышкой. Он всегда играет – и любит это делать на публике.

– Я способна сама себя защитить, – сглотнув, заверила я.

– Да, способна, если твоя сила так велика, как думает Мэтью. Я на опыте знаю, что ведьмы хорошо защищаются. Небольшое усилие и немного отваги – вот все, что им нужно.

– Что это за Конгрегация, о которой говорил Доменико?

– Совет девяти. По трое от вампиров, чародеев и демонов. Учреждена во времена Крестовых походов, чтобы спасти нас от разоблачения перед людьми. Мы были тогда беспечны – постоянно вмешивались в политику и прочие формы человеческого безумия. Честолюбие, гордыня и создания вроде Микеле, всегда недовольные и стремящиеся к чему-то большему, заставили нас принять упомянутую конвенцию.

– Вы согласились на какие-то условия? – Мне казалось нелепым, что договор, подписанный в средневековье, может повлиять на нас с Мэтью.