Текст книги "Чисто убийственный бриллиант"

Автор книги: Деби Глиори

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 14 страниц)

– Уж точно, не свои женские чары, – буркнул другой мужчина и сплюнул прямо на пол.

– Моя бабушка, – с завидным самообладанием ответил Мальволио, – колдунья и обладает даром целительницы. У драконессы – хранительницы этого… этой драгоценности, как вы его называете, был ребенок, был муж, слишком подверженный меланхолии, чтобы прокормить семью, а главное – было сломанное крыло.

– Отсюда и обмен? – спросил сиплый.

– Точно. Моя бабушка вылечила ей крыло с помощью колдовства и была вознаграждена за это сокровищем, которое, в своей несказанной мудрости, передала мне, чтобы я сохранил его в эти бедственные времена…

Пандора насторожилась. Мальволио ди С’Энчантедино Борджиа был одним из основателей ее семейства. А колдуньей, о которой он упоминал, могла быть только Стрега-Нонна, ныне спящая в большой морозильной камере Стрега-Шлосса в ожидании прогресса медицинской науки…

Снаружи раздался ужасающий грохот, он эхом отдался в каменных стенах и заставил собеседников в тревоге схватиться за мечи.

– Похоже, они уже в замке! – рявкнул сиплый. – Пора спасаться бегством!

– Погоди! – скомандовал Мальволио. – Мы не можем рисковать, чтобы нас захватили вместе с камнем…

– Да… если он попадет не в те руки…

– Не приведи господи. Мы должны спрятать его в этих стенах и молиться о том, чтобы настал день, когда мы вернемся и заберем его.

– Но где, Мальволио? Где можно спрятать камень, излучающий света больше, чем солнце?

– В компании других таких же, – загадочно ответил Мальволио. – В люстре над главной прихожей… идите за мной. – Он повернулся к двери и смертельно побледнел, увидев Пандору, которая смотрела на него круглыми от ужаса глазами.

– Заклинаю всем святым! – завизжал Мальволио, лихорадочно осеняя себя крестом. – Изыди!

Пандора не заставила себя упрашивать. Вдавив тумблер, она исчезла.

СМЕРТЬ В СЕМЬЕ

Приглушенный звон фарфора и растущее подозрение, что в спальне он не один, помогли Титусу вынырнуть из забытья одной из самых тяжелых ночей в его жизни. Пропутешествовав полночи из одного кошмара в другой, он провел предрассветные часы, стискивая подушку, широко раскрыв глаза и твердо намереваясь не закрывать их, дабы не дать вернуться снам, полным жуткой смеси примитивного ужаса и привычных домашних деталей. Как жаль, что он оказался лишенным бездумного утешения компьютерных игр с тех самых пор, как его лэптоп вступил в гнусный союз с чем-то до ужаса отталкивающим. Только когда уже солнце начало свое медленное восхождение над Лохнагаргульей, Титус наконец провалился в глубокий, блаженно лишенный сновидений сон. И сейчас, заспанный и заторможенный, он не сразу смог оценить всю щедрость дара, предлагаемого Пандорой. Титус с трудом сел, протирая глаза и широко зевая.

– Доброе утро, Титус. – Пандора поставила накрытый поднос на стопку компьютерных руководств, громоздившихся на тумбочке, и начала распахивать шторы.

– Не так быстро, свет слишком яркий, – простонал Титус, чувствуя, как болезненно сужаются зрачки. Не обратив на его слова внимания, Пандора вернулась к тумбочке, чтобы налить чашку чая и вручить ее брату.

– Я приготовила тебе двенадцать тостов, в тарелке – омлет и восемь ломтиков хорошо прожаренного бекона, два печеных помидора, четыре горячих круассана, две малиновые булочки от миссис Маклахлан, немного свежевыжатого апельсинового со…

– Погоди, – перебил ее Титус. – С чего это вдруг? Что случилось? Ты ведь никогдане приносила мне завтрак в постель. Вчера ты вообще обращалась со мной так, будто я что-то такое, во что ты случайно вступила, а сегодня… – Он помахал рукой над заманчиво дымящимся завтраком.

– Ешь, Титус, а то остынет, – мягко ответила Пандора.

– Ты что, насыпала туда яд? И поэтому такая добренькая, да? Ты надеешься, что сначала похихикаешь над моим дергающимся телом, а потом кинешься к моим адвокатам с известием, что в связи с моей непредвиденной кончиной ты теперь законная наследница дедушкиных миллионов… – Титус поддел вилкой отлично прожаренный ломтик бекона и вздохнул. Он не мог устоять. Еда испускала райское благоухание, солнце заливало спальню, а Пандора выглядела так, словно ее распирали интереснейшие новости.

– Ммирр? – промурлыкал Титус набитым круассаном ртом, обильно посыпая одеяло крошками.

– Поэтому я и здесь, – объяснила Пандора. – Хотела извиниться за то, что была такой… противной вчера.

– Ллдно, – неразборчиво ответил Титус. – Я тоже был хорош. Злорадствовал и травил тебе душу, когда не смог объяснить про те идиотские письма.

Пандора потянулась за куском тоста. Она вдруг почувствовала, что смертельноголодна.

– Если я пообещаю на этот раз слушать как следует, расскажешь мне еще раз? А взамен я расскажу тебе, что я нашла в спальне миссис Маклахлан.

Титус отложил вилку; его внезапно пробила дрожь. С тех самых пор, как он прочел эти потусторонние сообщения, он прилагал максимум усилий к тому, чтобы между ним и письмами была дистанция как можно большего размера. К сожалению, попытки опустить железный занавес и забыть все, что ему довелось увидеть, оказались абсолютно бесплодными, и кошмары прошлой ночи с беспощадной наглядностью продемонстрировали всю тщетность сопротивления. К собственному стыду, он заметил, что вновь схватился за вилку и сжимает ее, словно оружие. Воспользовавшись ею по назначению, Титус пронзил помидор и целиком засунул его в рот. Брызгая соком, он начал объяснять, что же, по его мнению, произошло в картографической комнате.

* * *

Десять минут спустя оба, дрожа, стояли перед лэптопом. Картографическая комната, в которую никто не заходил с момента вчерашнего бегства Титуса, выглядела настолько обыденно, что на какое-то мгновение он задумался, а не приснилось ли ему все это? В комнате было холодно, но здесь было холодно всегда, из-за чего обитатели дома редко отваживались посещать ее, предпочитая относительный комфорт библиотеки, кухни или любой другой из девяноста четырех комнат Стрега-Шлосса. Стены были увешаны картами, в основном того периода, когда картографы чертили и раскрашивали их с таким наплевательским отношением к географической точности, что это лишь с очень большой натяжкой подпадало под понятие «художественная вольность». Было и несколько совсем древних карт, на которых просто вопиющая приблизительность картографической точности была замаскирована пышными украшениями, призванными отвлечь внимание от недостатков. Страшные морские змеи выныривали из океанов, на волнах красовались витиеватые письмена, сообщавшие о том, что «здесь водятся монстры», а вокруг тонко очерченных горных пиков плотным строем летели драконы. Самые красивые карты висели в массивной золоченой раме над пустым камином. Как гласило семейное предание, они были нарисованы на пергаменте одним из предков, чья страстная любовь к полетам на воздушных шарах объясняла относительную точность его чертежей.

Пока Титус пытался оживить захворавший лэптоп, Пандора рассматривала миниатюрный план Стрега-Шлосса и его окрестностей, отметив про себя наличие парка, спускавшегося к Лохнагаргулье. Не в силах различить микроскопические слова в самом низу картинки, под проливом Мойр Очоун, она обернулась за помощью к Титусу. И как раз в этот момент лэптоп вернулся к жизни.

Титус вздрогнул и схватил сестру за руку.

– Оно все еще здесь… – Его срывающийся голос выдавал удушливый страх, охвативший Титуса.

– Что означает этот маленький конвертик? – спросила Пандора. – Вот этот, который то появляется, то исчезает?

– Он… он… он сообщает, что пришла еще почта, – простонал Титус. – Боже, опять. Пожалуйста, Пан, пойдем отсюда. Оставим его здесь. Это была очень плохая идея… – Но пока он произносил эти слова, его пальцы автоматически тронули мышку. И, не успев сообразить, что делает, Титус передвинул курсор на конвертик и нажал ENTER.

ВАМ СООБЩЕНИЕ, – проинформировало диалоговое окно, на его месте тут же возникло другое, сообщившее, что лэптоп самостоятельно загружает не только входящую почту, но и приложение, которое поможет прочитать ее.

– Мне нехорошо, – захныкал Титус, прикрывая глаза, и попытался встать.

– Ой, посмотри, какая прелесть, Титус. – Игнорируя страх, охвативший брата, Пандора прилипла к изображению, заполнившему экран. – Это реклама фильма, – констатировала она, подталкивая Титуса локтем. – Подвинься, мне плохо видно.

По глади монитора плыли готические буквы, складывавшиеся в слова: «СКОРО НА ЭКРАНАХ».

– Что такое? – у Титуса отвисла челюсть – на экране появился смутно знакомый, но при этом совершенно чуждый вид. – Кладбище в Окенлохтермакти, – произнес он бесцветным голосом. – Как в моем сне прошлой ночью…

Надпись исчезла, комнату заполнил звук шуршания шин по гравию. Окаменевший Титус смотрел, как на экране…

цепочка черных машин подкатывает к воротам кладбища Окенлохтермакти и останавливается, не глуша моторы, пока водитель первой машины ведет переговоры со стариком-привратником. Тот, сняв свою войлочную шапку из уважения к покойнику, поднимает глаза к хмурому небу.

– Чему быть, того не миновать, – замечает он, наваливаясь всем телом на ржавые железные ворота и мучительно медленно распахивая их под аккомпанемент скорбного металлического скрипа. Прикрепив створки к каменным колоннам, он отходит в сторону и, склонив голову, пропускает похоронную процессию.

– Ужасть как жалко, – бурчит он своим ботинкам. – Бедные пострелята, без папаши остались…

– Господи, Титус, – выдохнула Пандора. – Какая прелестьэти компьютеры!

Первая машина въезжает в ворота, отягощенная скорбным грузом в виде двух распорядителей похорон и их упакованного клиента. Один из венков из белых лилий, в которых утопает гроб, падает с катафалка и катится по дороге. Привратник чихает и простодушно вытирает нос рукавом, пропуская вторую машину. Крупный план салона машины.

– Омерзительный старик, – бормочет женщина, сидящая сзади. – Дайте ему это, будьте добры, – она достает бумажный платок из коробки, лежащей у нее на коленях, и передает его водителю. Откинувшись на сиденье, она смотрит сквозь тонированное стекло на ряд могильных плит, растянувшихся по всему холму, самые удаленные из которых сливаются с серым зимним небом. Сидящая рядом женщина помоложе сдавленно всхлипывает и не может сдержать рыданий.

– Бога ради, Дэмп, держи себя в руках.

– ДЭМП? – воскликнула Пандора, отпрянув от лэптопа, словно он оскалил зубы. – Значит… значит, эта старая кошелка должна быть м-м-мнооой. – Засунув в рот кулак, она уставилась на экран. – Не могу поверить, что это происходит на самом деле, это ведь просто фильм, правда? – Не дождавшись от Титуса ответа, она умолкла и, окаменев от ужаса, принялась следить за происходящим на экране.

Пандора вытянула из коробки пригоршню платков и швырнула их на колени сестре.

– Перестань, будешь теперь целый день хлюпать…

Дэмп прижала к лицу разбухший комок платков и дала волю своей печали. Интенсивность рыданий удвоилась.

– Перестань, говорю тебе, – настаивала Пандора. – Мы все должны держаться ради мамы. Каково ей, по-твоему? А папе?

Рыдания сменились вздохами, прерываемыми тихим воем. Пандора похлопала водителя по плечу.

– Остановитесь на минутку, хорошо? – попросила она. – Моей сестре нужна минутка-другая, чтобы собраться с духом.

Водитель послушно припарковался возле выщербленного мраморного ангела, чья простертая вверх рука то ли указывала путь на небеса, то ли обращала внимание на тот факт, что собирается дождь.

Пандора немного подвинулась и обняла сестру.

– Тише, тише, – зашептала она. – Тише, Дэмп. Хватит слез. Оставь их на потом… – Пандора приподняла подбородок Дэмп, посмотрела в покрасневшие глаза сестры, ласково завела выбившуюся прядку волос за ухо Дэмп и храбро улыбнулась. – Ужас, как ты выглядишь, малышка, – сказала она, склоняясь над своей сумочкой. – Посмотрим, сможем ли мы привести тебя в порядок, прежде чем мама увидит.

Пандора нашла тюбик губной помады и передала ее Дэмп вместе с маленьким зеркальцем. Дэмп засопела, потерла глаза рукой, затянутой в перчатку, и с несчастным видом уставилась на свое отражение.

– Выгляжу как начавший разлагаться покойник, – заметила она несколько бестактно. – Знаешь, Пан, я подумываю о том, что, когда все это… – она неопределенно махнула рукой в сторону бесконечных рядов могильных камней и открыла губную помаду, – закончится и будут улажены все формальности с наследством… в общем, я твердо намерена наведаться к тому милому человечку на Харли-стрит по поводу подтяжки лица…

– К пластическому хирургу?! – Голос Пандоры возвысился до испуганного визга. – ЧТООО?! Но ты ведь… тебе ведь только…

– Тридцать один, – сказала Дэмп, закрывая губную помаду и возвращая ее изумленной сестре. – М-да. Время летит. Надо было делать в двадцать семь, но, увы… что толку жалеть об упущенных возможностях.

– Но Дэмп, – задохнулась Пандора. – Пластическая хирургия… это ведь для красоток, пустышек, безмозглых дурочек. Лично у меня одна только мысль о том, чтобы лечь под нож ради омоложения на несколько лет, вызывает отвращение…

– То-то и оно, – прошипела Дэмп, вытягивая свои длинные ноги в шелковых чулках и распахивая дверь. – Поэтому ты и выглядишь на все свои сорок, дорогая сестрица.

– ФРРР УРРРК ЮРРРХХ! – завыла Пандора. – Сорок?СОРОК? Я больше не могу это выносить…

Дэмп выбралась на посыпанную гравием дорожку и обернулась, наблюдая, как Пандора неуклюже выкарабкивается следом.

– Не смотри на меня так, – сказала Дэмп. – Я не какая-нибудь слизь, которую ты обнаружила в глубине холодильника. Я просто говорю тебе правду. Ты плохо выглядишь, Пандора. Грустной, старой и морщинистой.

– КОНЕЧНО, Я ВЫГЛЯЖУ ГРУСТНОЙ! – закричала Пандора. – Я как-никак собираюсь закопать собственного брата. Как, по-твоему, я должна выглядеть? СИЯЮЩЕЙ?

Крупная слезинка упала на ее твидовое пальто и тут же впиталась в ткань.

– Титус! – голос Пандоры дрожал. – Останови это! С меня хватит!

Сидевший рядом Титус выглядел так, будто превратился в камень. В белый мрамор, если быть точным. На экране возникла знакомая фигура; ужасный клип продолжался.

Миссис Флора Маклахлан выскочила из третьей машины и заковыляла по гравию по направлению к сестрам, которые стояли, яростно уставившись друг на друга глазами, полными слез.

– Мне стыдно за вас обеих, – прошипела их старая няня. – Лаетесь и бранитесь, как две мегеры, да еще именно сегодня.

Дэмп вспыхнула и пробормотала извинения, предлагая рыдающей сестре мокрый платок.

– Мамочка! – Уменьшенная копия Пандоры выбралась с заднего сиденья второй машины и бросилась к матери.

– Ну же, Пандора, дорогая. – Миссис Маклахлан потрепала Пандору по плечу. – Вытри глаза и присмотри за своими девочками, пока я помогу твоей матери. – Вторая девочка тоже вылезла из машины, споткнулась о мраморную цветочную урну и с горестным воплем упала на хрустящий гравий.

– О боже… – Пандора резко обернулась, встревоженная громким плачем дочери. – Роза, деточка, мама идет к тебе…

Тихий стон вырвался из уст Пандоры, когда она, окаменев от ужаса, переварила эту непрошеную информацию. «Близняшки, – подумала она, – БЛИЗНЯШКИ? Но я не хочу иметь детей, я всегда это говорила…»

– Такая неуклюжая, правда? – доверительно прошептала первая девочка, просовывая свою ручонку в руку Дэмп, обтянутую перчаткой, и с обожанием глядя на тетю. Позади них Пандора подняла рыдающую Розу и потащила ее вслед за миссис Маклахлан.

– Где дядя Титус? – продолжала девочка, дергая Дэмп за руку, чтобы привлечь ее внимание. – Можно его увидеть? Он в том ящике? Он спит? Мама говорит, что он отправляется на небеса, но найдет ли он туда дорогу? Мама как-то сказала, что он разбирался в картах, как болван…

– Не говори так, – машинально одернула ее Дэмп. – Ты никогда не станешь настоящей леди, если будешь произносить такие слова. Пойдем, Лайли, найдем бабушку, хорошо?

Минуту спустя маленькая группа скорбящих уже стояла у кованой металлической двери, ведущей в семейную усыпальницу, стараясь не смотреть на служащих похоронного бюро, которые несли на плечах гроб. Позади шли синьор и синьора Стрега-Борджиа в сопровождении Дэмп и Пандоры. Вокруг склепа лежали груды белых лилий, ожидая момента, когда живые покинут это место, предоставив мертвым разлагаться вместе с цветами. Пандора споткнулась, пробормотала: «Черт», и запрыгала назад, туда, где валялась ее туфля, застрявшая каблуком в травянистой кочке.

– Не говори такие слова, – сказала Лайли. – Леди не говорят таких слов, как «чер…».

Миссис Маклахлан закрыла рукой рот ребенка и вздохнула. Подняв голову, она не смогла удержать слез при виде трех маленьких фигурок – это осиротевшие дети Титуса бежали по кладбищу вслед за своей матерью, Мерседес Стрега-Борджиа. Очаровательная вдова Титуса, решительно шагая прямо по траве, приближалась к склепу, вся в жемчугах и летящих мехах. От нее веяло агрессией и истерикой поровну.

Вдова обняла сыновей и с вызовом поглядела на собравшихся. Глаза Мерседес были подозрительно сухи. Более того, похоже, в данную минуту ее волновали вопросы скорее материального, нежели духовного порядка. Во всяком случае, так следовало из ее слов.

– …если вы, стервятницы, думаете, что увидите хоть пенни из имущества моего мужа, то глубоко ошибаетесь. – И в подтверждение своих слов Мерседес энергично погрозила унизанным бриллиантами пальцем.

– О, пожжжалуйсста, – прошипела Дэмп. – Едва ли сейчас уместно говорить о деньгах Титуса.

Синьор и синьора Стрега-Борджиа молчали. Лица этих людей, погруженных в траур, свидетельствовали о том, что они глубоко переживают невосполнимую утрату. Здесь, на унылом шотландском кладбище, родители провожали в последний путь единственного сына. Закутанная в черную органзу, синьора Стрега-Борджиа судорожно сжимала руку мужа. Лайли и Роза, смутно сознавая, что сегодня не Самый Счастливый День, принялись плакать.

Серый дождик начал моросить в тот самый момент, когда из гробницы появился самый маленький член клана. Тарантелла, экстраординарная паучиха, помедлив на каменной ступеньке, достала из какой-то потайной части своей анатомии микроскопическую губную помаду и обвела все семейство испепеляющим взглядом.

– Ну же, – сказала она. – Приободритесь. Это еще не конец света… – Она умолкла, накрасила губы и помахала парой ног в направлении свинцового неба. – Да, я понимаю, идет, дождь, и это довольно мерзко, но что касается его… – она быстро сбежала по ступенькам, взобралась по ноге одного из могильщиков и прыгнула на крышку Титусова гроба, – то он не останется в одиночестве. Там, в склепе, его поджидают пять с лишним сотен моих детей, они позаботятся о том, чтобы ему было уютно… – И Тарантелла указала мохнатой ногой на склеп, весь интерьер которого казался живым от множества смешливых паучков, раскачивающихся на паутине.

– Но, но… – выдохнула Пандора. – Титус ненавидел…

Изображение на экране застыло, сотни паучков зависли в воздухе, лицо Пандоры осталось увековеченным с открытым ртом, а динамик лэптопа продолжал бубнить, словно заезженная пластинка: «…ненавидел, ненавидел, ненавидел…»Это настойчивое повторение, казалось, лишало слово всякого смысла, так что когда Титус и Пандора одновременно встали и вышли из картографической комнаты, в ушах их звучало: «…предвидел, предвидел, предвидел».

ПОГОДНЫЕ УСЛОВИЯ

Синьора Стрега-Борджиа выключила воду и завернулась в полотенце. Стерев пар, сконденсировавшийся на зеркале, она критически оглядела свое отражение и, взяв расческу, начала ритуал подготовки к встрече с утром. Когда синьора Бачи почти оделась, ее скрутил настолько сильный приступ тошноты, что она едва успела наклониться над раковиной.

– О господи, – прошептала она, открывая холодную воду и распахивая окно в ванной, чтобы выветрился кислый запах рвоты. – Господи, господи, господи…

«Лучано прав, – подумала она, – хранение помета грызунов в банке из-под кофе было полным идиотизмом, жутким нарушением санитарных норм и, возможно, именно это является причиной недомогания». Немного придя в себя, она натянула через голову черное льняное платье и сунула ноги в розовые, как фуксия, шлепанцы. Идя по коридору к лестнице, она задумалась, а стоит ли сегодня завтракать, принимая во внимание плачевное состояние желудка. Когда она спускалась по главной лестнице, до нее донесся слабый аромат жареного бекона, и синьора Стрега-Борджиа лихорадочно прикрыла ладонью рот.

Надеясь спокойно перемолвиться словечком с синьорой Стрега-Борджиа и выразить свою глубокую озабоченность по поводу странного отношения Фьяммы д’Инфер к Дэмп, миссис Маклахлан приоткрыла дверь кухни и стала прислушиваться к отчетливому перестуку шлепанцев своей хозяйки, спускавшейся по лестнице. Вдруг стало тихо. Выглянув в коридор, она увидела, что хозяйка стоит посреди лестницы, судорожно вцепившись в перила. Няня озадаченно наблюдала, как синьора Стрега-Борджиа осторожно спустилась на первый этаж, а затем со всей возможной скоростью, которую позволяли развить шлепанцы, пулей вылетела из парадной двери на крыльцо, где ее и вырвало прямо на каменного грифона, украшавшего лестницу.

– О боже, – пробормотала синьора Стрега-Борджиа, прислонившись к каменной колонне. Сквозь дурноту она смутно различила привычный звук двигателя семейной машины, а посмотрев поверх заляпанной статуи, увидела, как ее муж выезжает на дорожку из розового кварца, машет ей рукой и неслышно что-то кричит. Еще один приступ тошноты заставил ее вновь переключить внимание на каменного грифона, и когда синьора Бачи в следующий раз открыла глаза, то увидела склонившегося над ней в тревоге Лучано.

–  Cara mia, – бормотал он, бережно обнимая ее за плечи и извлекая из кармана чистый льняной платок. – Тебе нездоровится, – констатировал он, что было излишне, поскольку синьора Стрега-Борджиа вновь склонилась над грифоном и явила миру избыточное свидетельство того, что в словах мужа заключалась истинная правда. На крыльце появилась миссис Маклахлан в сопровождении Дэмп и Нестора, державшихся за ее юбку.

– Ох, бедняжечка. – Няня успокаивающе поцокала языком и погладила хозяйку по спине. – Пойдемте-ка домой, я приготовлю вам чашечку мятного чая, чтобы успокоить желудок. – Она была так озабочена состоянием захворавшей хозяйки, что не заметила, как Дэмп вытянула из стойки большой зонт и начала целенаправленно размахивать им. Только когда синьор Стрега-Борджиа подхватил супругу на руки и понес ее в дом, миссис Маклахлан обратила внимание на Дэмп – как раз вовремя, чтобы увидеть, как девочка машет зонтиком в направлении кладовки, где хранилась старая обувь.

– НЕТ! ДЭМП! СТОЙ…

Раздался треск, за которым последовал легкоузнаваемый звук бьющегося стекла. Няня застонала и заглянула в кладовку. Там, где секунду назад высилась коллекция старинных резиновых сапог, садовых ботинок, ржавеющих коньков, грязных футбольных бутс, теннисных туфель, рваных тапок, церемониальных сапог на высоких каблуках и доживающих свой век походных ботинок, теперь поблескивали ряды хрустальных башмачков всех размеров, от детских до взрослых. Битое стекло усыпало пол там, где гора обуви обрушилась, подчиняясь законам гравитации.

Плотно закрыв дверь кладовки, миссис Маклахлан забрала у Дэмп злополучный зонт и поцокала языком.

– Это моя вина, дорогая. Мне не следовало оставлять тебя без присмотра. Больше никаких зонтиков и палок…

Подхватив Дэмп на руки и окликнув Нестора, она направилась на кухню, чтобы приготовить синьоре Стрега-Борджиа мятный чай.

В другой кладовой крысы Мультитьюдина и Терминусочка решали, как можно помочь Тарантелле, недавно потерявшей конечность. Паучиха лежала между ними на безупречно чистом полотенце, закрыв глаза и не подавая признаков жизни, а склонившиеся над ней крысы обсуждали ее состояние.

– Ты раздобыла паутину? – Терминусочка подняла глаза от старинного экземпляра «Аллопатии для паукообразных», открытого на разделе «Рассуждение о природе ампутации и водолечении».

– Щас, – пробурчала Мультитьюдина, погружая передние лапы в чашку украденной жидкости для мытья посуды. Ее конечности стали зелеными и скользкими. Слегка поморщившись, крыса начала тереть лапы о ворс зубной щетки (тоже украденной).

– Что, черт возьми, ты делаешь? – Терминусочка выглянула из-за края книги и чихнула от тысяч мельчайших мыльных пузырей, полетевших по кладовой.

– Мою лапы, – закашлялась Мультитьюдина, ее голова скрылась в облачке пены. – Я буду хирургом, а ты можешь стать анестезиологом…

Терминусочка вернулась к своим изысканиям, перескочив от «Ампутации» к «Анестезии», что потребовало от нее определенных усилий, поскольку страницы оказались склеенными высохшей кровью. Несколько минут спустя она в тревоге взирала на Мультитьюдину, которая в одной лапе держала зажженную спичку, а в другой – гигантскую иглу. Вокруг Тарантеллы плясали дьявольские тени.

– А теперь-то ты что делаешь?! – взвизгнула Терминусочка.

– Один из первых принципов хирургии, – пробурчала Мультитьюдина, сосредоточенно прищуриваясь, – заключается в том, что все должно быть чистым до скрипа. Я стерилизую иглу на огне…

– Ну что ж, тогда я сгоняю в подвал за обезболивающим, – сказала Терминусочка. – Постарайся не сжечь дом до того, как я вернусь…

Через полчаса Тарантелла пришла в себя и обнаружила, что умерла, но попала не прямо на небеса, как рассчитывала, а в какое-то темное кошмарное место. В свете оплывшей свечи она разглядела двух склонившихся над ней крыс, одна из которых держала в лапе огромную иглу с длинной розовой нитью, свисающей из ушка, а другая предлагала паучихе выпить что-то из наперстка.

– Выпить? – взвизгнула Тарантелла. – Да вы что, выжили из своих маленьких умишек? Я же паук.Я не выношу ничего мокрого.

Она попыталась сесть, но тут на нее обрушилось что-то тяжелое, и паучиха погрузилась в благословенную черноту.

– Зачем ты это сделала? – с упреком пискнула Мультитьюдина. – Не обязательно было битьее бутылкой бренди по голове, надо было просто убедить ее выпить немного содержимого…

– Ты слишком чувствительна для настоящего хирурга, – прошипела Терминусочка. – Давай же. Хватит терять время. Пока она без сознания, можешь смело делать свое дело.

Терминусочка села на задние лапы возле Тарантеллы и стала ждать, когда паучиха придет в себя. Она отчаянно старалась не смотреть на то, как игла Мультитьюдины прокалывает кожу вокруг зияющей раны, там, где нога Тарантеллы была столь зверски ампутирована. Чтобы отвлечь себя от ужасов хирургии, она вернулась к прерванному чтению, но влажные чмокающие звуки, доносившиеся от операционного стола, игнорировать было трудно.

Наконец, Мультитьюдина отбросила иглу, откусила розовую нитку и сплюнула остатки на пол.

– Ну вот, – заявила она с видимым удовлетворением. – Готово. – Она немного попятилась, чтобы полюбоваться своей работой. Там, где недавно зияла ужасная рана, теперь красовался ровный ряд маленьких розовых стежков. Мультитьюдина оглянулась на Терминусочку как раз в тот момент, когда дочка осушала наперсток с бренди.

– Тошшшт, – икнула Терминусочка. – За – ик – за…

– Да ты охромела, – осуждающе произнесла Мультитьюдина.

– Как раз наоборот, – прошептала Тарантелла, которая, придя в себя, успела застать окончание этой перепалки. – Это яохромела, а вот вы, мадам, совершенно опьянели.