Текст книги "Охота на Хемингуэя"

Автор книги: Дайана Мэдсен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 15 страниц)

– Спасибо, но мне надо заглянуть в Сити-Колледж. Хочу выйти на след того профессора, знатока Хемингуэя.

Я помахала Тому рукой и пожелала приятного аппетита.

16

Если ты достиг успеха, то ты на ложном пути. Если ты становишься популярным, это всегда из-за худших сторон твоей работы. Хвалят всегда за худшее.

Эрнест Хемингуэй

Том не смог помочь напрямую, зато укрепил меня в намерении первым делом нанести визит в Сити-Колледж. Путь мой лежал на север, по трассе «Кеннеди» к аэропорту О'Хара, названному в честь Батча О'Хары, прославленного морского летчика Второй мировой, который также являлся сыном адвоката Ала Капона. Неприглядные факты истории Чикаго выпирают здесь и там, хотя отцы города делают все возможное, чтобы заретушировать их.

Час пик в Чикаго начинается рано, но движение на выезд затруднено не было, так что до колледжского кампуса я добралась довольно быстро. Кампус располагается на северо-западной окраине мегаполиса, там где раньше находилась клиника Даннинга для умалишенных. Народ до сих пор рассказывает истории о некоторых пациентах Даннинга, вроде Человека-волка. В полнолуние этот малый перепрыгивал восьмифутовый забор с заостренными кольями, пробирался на муниципальное кладбище Олайв и выл как волк. Была там еще женщина, пытавшаяся перелезть через тот самый забор, но напоровшаяся на острие. Когда клинику закрыли, ее здание пустили на слом, и в девяностых на его месте построили студенческий кампус – шестиэтажное сооружение из стекла и хрома в окружении акров асфальта и похожего формой на почку пруда. Зловещих, увитых плющом стен ограды не наблюдалось.

Ближайшую стоянку украшала табличка «Только для преподавателей». Я юркнула на нее, закрыла машину и направилась к центральному входу.

Я старалась держаться подальше от мира науки со времен смерти Фрэнка и той травли, которой его коллеги подвергли мои исследования по семнадцатому веку. Слишком много я нажила врагов и вытерпела боли. Отбросив тяжелые воспоминания, я распахнула дверь.

В раскаленном холле пахло, как от взопревшей спортивной одежды. Не требовалось сложной дедукции, чтобы догадаться о том, что система кондиционирования вышла из строя в самый неподходящий момент.

В административном офисе никого не было. Я побродила по лабиринту коридоров в поисках кабинета Дэвида и наконец нашла на пятом этаже кафедру английского. Все смахивающие на преподавателей присутствующие или деловито беседовали со студентами, или разговаривали по телефону. Заметив одинокую даму в небольшом офисе, я постучала в дверь с табличкой «Мс Джефферс/ Мр Корд».

Женщина оторвалась от своих бумаг.

– Входите.

– Это вы миссис Джефферс?

– Мисс Джефферс, – поправила она меня низким голосом. – Это действительно я.

Она была крупная, со стрижеными рыжеватыми волосами, очень белой кожей и без макияжа, если не считать вызывающе красной губной помады. Одета мисс Джефферс была в скверно сидящие джинсы и строгую рубашку, а акцент выдавал уроженку Восточного Побережья.

– Меня зовут Ди Ди Макгил, я знакомая Дэвида Барнса. Было бы просто замечательно, если у вас нашлась пара минуток на разговор со мной.

– Я уже потратила вагон времени на разговоры с этими тупыми копами.

– Мы с Дэвидом учились вместе в магистратуре. Это я нашла его труп.

– Ах, да! Мне попадалось ваше имя в утренней газете.

Она подставила мне кресло и сдвинула в сторону кучу бумаг на своем столе.

– Ну-ка, сейчас избавимся от этого хлама.

– Простите, что помешала.

Мисс Джефферс улыбнулась едва заметно.

– Для моего здоровья полезно отдохнуть иногда от этих осточертевших экзаменационных тестов. Вы даже не представляете, как это утомительно! Нынешние дети не читают классику, они не знают, сочинял ли Шекспир в том же веке, что Уитмен или Уолт Дисней. Единственное, что гнездится в их маленьких серых клеточках, это спорт и развлекательные программы. Все эти маленькие хулиганы-мальчишки думают только о том, как залезть в трусики к девочкам, а девочки…

Помрачнев, она горько вздохнула.

Мне вспомнились данные недавнего опроса среди молодежи от восемнадцати до двадцати лет. Только тридцать два процента смогли поместить американскую Гражданскую войну в правильную половину столетия. Я указала на кипу тестов.

– Мои соболезнования. Сама я, боюсь, закончила бы физической расправой с мелкими негодяями.

– Значит, вы пришли поговорить о Дэвиде, – проговорила моя собеседница, поместив на нос пару старомодных очков и пристально разглядывая меня. – Как получилось, что вы нашли его тело?

– Разговаривала с ним по телефону, когда услышала выстрелы, и опрометью кинулась к нему на квартиру. Мыс Дэвидом не виделись сто лет, а позавчера встретились в Чикаго. И мне хотелось бы узнать, как складывалась его жизнь последнее время.

Выражение лица мисс Джефферс смягчилось.

– Похоже, мы все заводим в школе хороших друзей, а потом теряем их, когда сталкиваемся с реальным миром.

Мы сидели в крохотной каморке, зажатые между двумя столами и двумя креслами. Спертый воздух и исходивший от Джефферс густой аромат «Уайт Линен» вызвали у меня приступ клаустрофобии.

– Вам плохо? – спросила она, схватив меня за руку.

– Очень жарко, и такое чувство, что сами стены давят.

– Да, тут немного тесновато.

– А что стряслось с системой кондиционирования? – поинтересовалась я. – Здание-то вроде не старое.

– До строительства этого кампуса мы обитали в вагончиках, поэтому даже без кондиционера здесь лучше, чем было в них тогда. Кстати, меня зовут Дороти. Кока-колы не хотите?

Я отказалась. Она быстро вернулась с бутылкой нормальной колы.

– После всех этих испытаний со студентами мне требуется дополнительный сахар, – пояснила Дороти. Потом, помолчав немного, продолжила: – Бедняга Дэвид, мне так жаль! Бет всегда говорила, что он лучший из нас. Дэвид явно выдавался из ряда вон.

– Так же было и в магистратуре, – кивнула я, размышляя, не та ли самая эта «Бет», про которую упоминали в газетах.

– Он был не просто одаренным, но и по-настоящему интеллигентным человеком. Более того, остроумным. И бегал за всем, что носит юбку. Главным его грехом являлось отсутствие такта. Остальные преподаватели с кафедры отбывают тут пожизненное, но Дэвид умел вертеться и получить, что хочет.

– Пожизненное?

– Мы готовы тут сидеть, пока не унесут на носилках. – Она рассмеялась в нос. – Но только не Дэвид. Он просто никогда не воспринимал преподавание всерьез и благодаря этой очаровательной непочтительности мог затевать дела, которые никому и в голову не придут.

– Кто из коллег по кафедре был ему наиболее близок?

– Мартин Суини помогал ему готовить презентации про Хемингуэя, – Дороти фыркнула. – Дэвид величал их балаганными представлениями.

Я прикусила губу. Узнай моя собеседница, что я видела спектакль, она, возможно, не озвучит свою точку зрения.

– Называлась эта затея «Настоящий Хемингуэй», – продолжала она. – Дэвид считал, что люди не желают читать Хемингуэя, их интересуют его личная жизнь и охотничьи приключения. К несчастью для цивилизации Запада, он совершенно прав. С его подачи Мартин отрастил бороду, стал одеваться и двигаться как Хемингуэй. Трюк удался: Мартин с тех пор так и не выходит из образа. Говорит всем, чтобы называли его «Папа».

– Как думаете, он согласится поговорить со мной?

– Ему нравится говорить о Хемингуэе, но смерть Дэвида стала для него тяжелым ударом. Мы с ним разговаривали сегодня утром, и он сказал, что, наверное, не сможет в одиночку завершить намеченный ими тур представлений.

– Слышали вы о том, что Дэвид нашел утраченные рукописи Хемингуэя?

– О, все слышали, только не особенно верят, – ответила Дороти. – Мне лично кажется, это слишком раздуто. Я занимаюсь Женской наукой, [29]29
  Академически непризнанная область науки, изучающая участие женщин в политической, социальной и прочих сферах жизни.


[Закрыть]и Хемингуэя не читала со школьной скамьи. Как понимаете, меня трудно причислить к поклонницам его творчества: весь этот мачизм, да и в женщинах он мало чего понимал.

Я не согласилась с ней – леди Бретт из «И восходит солнце» мне нравилась. Но свое мнение сохранила при себе.

– Впрочем, не в нашем кругу открытие вполне могли счесть значительным, и у Дэвида был шанс прославиться, – заявила мисс Джефферс.

– Но почему он не поделился таким выдающимся известием с коллегами? – спросила я.

Дороти громко рассмеялась.

– Вы, видно, никогда не имели дела с бюрократией. Наша администрация продолжает воевать с Дэвидом за рукописи даже после его смерти.

– Вы считаете рукописи настоящими? – спросила я. – И если Дэвид с Мартином так хорошо ладили, то почему Мартин не согласился с Дэвидом, считавшим находку подлинной?

– Мы все удивляемся. Спросите его самого. Мартин взял на себя классы Дэвида до конца семестра, так что должен быть где-то поблизости.

Я не сказала, да и не собиралась говорить Дороти, что работаю на страховую компанию, поэтому сменила тему.

– Как думаете, после аукциона и всего прочего, Дэвид остался бы здесь преподавателем?

– Кто знает? Бет думает, что да.

– А на кафедре все хорошо относились к Дэвиду?

– Тот же самый вопрос мне вчера весь день задавали полицейские. Вы точно не из них?

– Точно. Просто хочу узнать побольше о Дэвиде.

– Ну ладно, – промолвила Дороти после паузы. – Он не ладил с Большим Биллом. Вам известно, наверное, про выдвинутое против Дэвида обвинение в сексуальном домогательстве?

Я кивнула.

– Но в курсе ли вы того, как все происходило? В десять утра копы ворвались прямо в аудиторию, заковали Дэвида в наручники на глазах у студентов и уволокли в полицейскую машину. Представляете?

Для Дэвида, которого я знала, это был нокаут. Неудивительно, что он ни словом не обмолвился про этот эпизод тем вечером.

– Звучит ужасно, – сказала я. – Почему копы не могли подождать? А вы верите, что он виновен?

– Думаю, так или иначе Дэвид был виновен в сексуальном домогательстве. Как и большинство других мужчин. И вел он себя, как его кумир, Папа Хемингуэй. Впрочем, в случае с Дэвидом, это скорее женщины вешались ему на шею. Никто на кафедре не поверил студентке, – задумчиво продолжила Дороти, теребя нитку жемчуга на шее. – Этой девушке вечно не хватает мужского внимания. Но стоило ей пожаловаться, как администрация тут же приняла меры.

– Полагаете, Дэвид выиграл бы дело?

Она встала и обогнула два маленьких стола.

– Бет боролась за него. Мы все старались отстоять Дэвида, но администрация плевать хотела на наше мнение. Как будто я стала бы вон из кожи лезть, защищая человека, которого считаю виновным. Администрация развернула в отношении Дэвида охоту на ведьм, и он решил дать сдачи. Полагаю, его целью было кресло заведующего кафедрой. Бет побуждала его к этому, я поддерживала. Вы встречались с нашим нынешним начальником, Биллом Батлером?

– Нет.

– Все зовут его Большой Билл, – фыркнула Дороти. – Честно говоря, он всех достал – одевается и ведет себя как ковбой, только что прибывший в город.

– Насколько понимаю, Билл не лучший из людей?

– Он амбициозен и умен. Стелется перед администрацией дело не по делу: увеличение классов, рост бумажной работы, стандартизированные тексты – вам ли не знать, как изматывает вся эта чепуха преподавателей. Тут постоянно все бурлит. Поверьте, даже Борджиа могли бы поучиться интригам у нашего колледжа. Достаточно сказать, что планы Большого Билла и преподавательского корпуса не пересекаются ни в одной точке.

– Как вы с Бет оценивали шансы Дэвида на победу?

Дороти Джефферс раза три или четыре упомянула имя «Бет», и мне хотелось хоть что-то вызнать про нее.

– В голову Бет я не заглядывала, лучше спросите ее сами. Мне его шансы казались весомыми. Из него вышел бы хороший завкафедрой, который навел бы здесь порядок. Но это дело с сексуальным домогательством воистину подкосило его. Неожиданно некоторые из молодых преподавательниц переметнулись на сторону Большого Билла. Большинство из нас осталось с Дэвидом, включая Бет. Совсем не понимаю тех девчонок – какая глупость с их стороны довериться Большому Биллу! Любому умному человеку ясно, что он кого хочешь обведет вокруг пальца.

Дороти тяжело вздохнула.

– Лично я надеялась, что Дэвид славно отплатит всей этой шайке за такое обращение. Но теперь его нет, и мы обречены терпеть этого фигляра, – горько подытожила она.

– Вы несколько раз упомянули про Бет. Это та самая Бет Мойерс про которую писали сегодня в газетах?

– Да. Они с Дэвидом были… э-э… большими друзьями.

– Любовниками, хотите сказать?

– Этого я не говорила.

Мисс Джефферс стала волноваться, и меня порадовала неожиданная помеха, в виде шума, раздавшегося в коридоре.

Дороти открыла дверь. В коридоре стоял крупный мужчина в желто-коричневом костюме и ковбойских сапогах и обнимал за талию миловидную девушку. Та рыдала.

– Тебе не стоит винить себя, – мягко увещевал ее мужчина. – Ты тут ни при чем.

– Могу я чем-нибудь помочь? – спросила Дороти. – Может, стакан воды?

«Ковбойский сапог» отвел взор от девушки, только-только заметив нас. Волосы его были собраны в длинный конский хвост, перехваченный неприглядным шнурком с серебряными кончиками. Он неуютно поежился, а девица продолжала рыдать у него на плече.

– Нет, все в порядке, Дотти. Спасибо, – прогундосил мужчина и быстро повел подопечную по коридору.

При имени «Дотти» моя новая знакомая скривилась.

– Так это и есть… – начала я.

– Наш заведующий кафедрой.

– Такого трудно не заметить, – кивнула я.

– Я вам сказала, что он жулик, и не пошутила, – она нагнулась ко мне и зашептала: – Я навела справки. Прежде всего, Билл вовсе не из штата Одинокой Звезды. [30]30
  Прозвище штата Техас, на гербе которого изображена одна звезда.


[Закрыть]Может, даже и не был там никогда. Родился в Бруклине, первый в своем выпуске Нью-Йоркского университета. Акцент и прикид приобрел позже.

– Что за шарада? – спросила я, изыскивая способ вернуться к теме Дэвида и Бет, но не показаться невежливой.

– Хороший вопрос. Он выбрал себе такой образ, чтобы выделиться из толпы. И стоило ему превратиться в Большого Билла, как карьера сразу пошла на взлет. Извращение. Лично я думаю, он немного чокнутый.

Мне вспомнился выпускник Гарварда, который выдавал себя за уличного бродягу, чтобы провести выборы в одном из районов Чикаго. Возможно, среди ученых такое поведение распространено шире, чем подозревает Дороти.

– А что это за девушка?

– Дебби Мейджорс, та самая студентка, которая выдвинула обвинение против Дэвида. Интересно, что там стряслось?

– Тебе интересно, что там стряслось? – раздался скрипучий голос прямо у нас за спиной.

– Ах, Бетте, – воскликнула, оборачиваясь, Дороти Джефферс. – Ты меня напугала. Это мисс Макгил, старая подруга Дэвида.

– Привет, меня зовут Бетте Абрамович, – громко сообщила пришедшая, стиснув мою ладонь словно стальными клещами. – Мы очень сожалеем о смерти Дэвида. Я ищу Бет, – продолжила она, обращаясь к Дороти.

– Бет? Сегодня все ее ищут. Но я не видела Бет.

Дороти повернулась ко мне.

– Бетте из администрации колледжа. Ей очень не хотелось, чтобы Дэвид стал заведующим кафедрой, так ведь, Бетте?

– К чему ворошить прошлое? Его нет, и вопрос закрыт. Но не стану отрицать, я пыталась разубедить Дэвида. Эти обвинения в домогательстве прилипают к человеку, даже если ты невиновен. А в случае и с Дэвидом разве поверишь в полную невиновность?

Бетте извлекла из сумочки бумажный платок и вытерла взмокший лоб.

– Но Дэвид не намерен был отказываться, – продолжила она, бросая платок в мусорную корзину рядом со столом Дороти. – На прошлой неделе он звонит мне и говорит: я знаю, мол, что Большой Билл не из Техаса и сообщу об этом всем.

– Неужели колледж не в силах поднять свидетельство о рождении Большого Билла и его диплом? – спросила я.

– Ну, – замялась Бетте. – У нас сейчас новая политика, все тщательно проверяется. Кстати, мы выяснили, что он солгал, заполняя заявление о приеме на работу.

С точки зрения статистики Большой Билл принадлежал к большинству. Свыше семидесяти двух процентов соискателей указывают о себе неверные сведения, и как правило, это сходит с рук. Мне не показалось разумным обсуждать проблемы статистики с Бетте и Дороти. Вместо этого я спросила, насколько серьезным проступком считается указание ложных данных.

– Думаю, если бы Дэвид уличил Большого Билла в подлоге, песенка последнего была бы спета, – заявила Бетте. – Нет способа причинить себе больший вред, чем соврать о своей биографии в академическом мире. Уверена, что на выборах, вопреки этому делу о домогательстве, победил бы Дэвид.

Скорее всего, она права. Трудно представить, что человека можно шантажировать фактом происхождения не из Техаса. Но если этот человек подделал университетские документы, его карьера смоется в унитаз за считанные мгновения.

– Вспомните, что случилось с лауреатом Пулитцеровской премии, профессором истории из колледжа Маунт-Холиок, – вмешалась Дороти. – Не вспомню его имени. Хоть он и извинился за то, что солгал про свое участие войне во Вьетнаме, его на год отстранили от преподавания без зарплаты и лишили с таким трудом выслуженной кафедры.

Я поделилась с Бетте, что мы с Дороти обсуждали пропавшие рассказы Хемингуэя. Та согласилась с коллегой, что вытекающие отсюда изыскания могли помочь звезде Дэвида взойти на небосклон науки.

– Чего никак не пойму, так это почему Дэвид никогда не говорил нам, что ему прислали эти рукописи, – развела руками Абрамович. – Поднялась бы большая шумиха, и находку взяли под защиту. Теперь, даже если она по праву принадлежит нам, это придется доказывать в суде.

– А с какой стати колледж претендует на собственность? – поинтересовалась я.

– Адвокат выяснил, что посылка пришла на наш адрес, – пояснила Бетте. – Что ясно показывает: кто бы ни являлся отправителем, Дэвида он знал только в связи с работой в колледже. Это как с изыскательскими проектами в промышленности: пока специалист работает на нас, плоды его труда принадлежат нам. Это четко оговорено законом. Это дело выиграем мы, без сомнения.

– До работы в администрации Бетте преподавала договорное право, – вставила Дороти.

– Как думаете, насколько хорошо Дебби Мейджорс знает Большого Билла? – задала я вопрос.

Бетте закусила губу.

– Не имею понятия. Никогда не замечала ничего необычного. Ну ладно, продолжу искать Бет.

Не попрощавшись, она резко повернулась и выбежала в коридор.

– Как вам кажется, – спросила Дороти, – колледж действительно может заполучить рукописи Хемингуэя, раз Дэвид…

– Мы говорили о Бет, – прервала ее я. – Мне бы хотелось поговорить с ней.

– Ее кабинет дальше по коридору. Номер сто двадцать пять. Но Бетте утверждает, что не застала ее на месте.

Мисс Джефферс посмотрела на часы.

– Ой, мне надо идти в класс.

Собрав со стола бумаги, она запихнула их в пузатый, уже переполненный портфель.

– А не подскажете расписание занятий Бет или где можно оставить для нее записку? – спросила я, пока Дороти извлекала из нижнего ящика стола свою сумочку.

– Увы, нет, – она задвинула ящик. – Уточните в администрации. Мне пора.

Выставив меня из каморки, мисс Джефферс заперла дверь и быстро зашагала по коридору.

17

Бродя по душным рекреациям, я наткнулась на репортера, знакомого по передачам WGN-TV. Он приближался ко мне, по пятам за ним следовал оператор с камерой. Я юркнула в ближайший кабинет, давая им пройти – огласки в СМИ мне и так уже за глаза хватало. Когда телевизионщики скрылись из виду, я продолжила путь по коридору и натолкнулась на табличку с надписью «Дэвид Барнс, заместитель заведующего кафедрой английского языка». Видимо, отсюда и вышел репортер WGN. Окинув взглядом коридор, теперь почти пустой, я постучала. Интересно, въехал ли в кабинет новый его обитатель, Мартин Суини? Нет ответа.

Я подергала ручку – заперто. Полиция, ясное дело, уже все обрыскала, но я женщина любопытная и люблю все проверять сама. На решение о взломе ушло менее наносекунды. Я извлекла хранящуюся в потайном отделении сумочки верную отмычку «Дино» – здорово, что копы ее вернули – и вставила в замок. Тот открылся как по волшебству. Я вошла и быстренько притворила за собой дверь.

У меня самой рабочее место не слишком аккуратное, о чем Джордж Фогель, мой арендодатель, не устает напоминать. Но я сразу поняла, что состояние кабинета Дэвида бьет рекорды даже по моим меркам. Бумаги валялись грудами, как после урагана. Поверхность письменного стола, пол, книжные шкафы, ноутбук – все было завалено, причем явно не в результате полицейского обыска. Копы оставляют после себя беспорядок, но не бардак.

Компьютер скрывался под грудой студенческих эссе. Я включила машину и уставилась на монитор, ожидая, пока кончится загрузка. Нервы были на пределе, и когда раздался звук ключа, вставляемого в замок, я буквально отпрыгнула от стола. Дверь распахнулась, и ввалился плотного сложения мужчина.

– Кто вы? Что здесь делаете? Как сюда вошли? Вы студентка?

Здоровяк с аккуратной седой бородкой был одет в мешковатые бежевые шорты, на ногах красовались сандалии без носков, а на поясе пряжка с надписью «Gott Mit Uns». [31]31
  «С нами Бог» (нем.).


[Закрыть]Я сразу узнала в нем парня, игравшего в спектакле роль Хемингуэя.

– Ну? – рявкнул он. – Сами скажете или вызвать охрану?

Перспектива нового свидания с копами меня не радовала.

– Меня зовут Ди Ди Макгил, а вы, надо полагать, Мартин Суини, – с улыбкой заявила я. – Я вас повсюду искала.

Он сделал шаг вперед и внимательно оглядел меня.

– Мы знакомы? – спросил Мартин. Потом обвел взором бедлам. – Послушайте, что здесь творится?

– Похоже, кто-то перерыл тут все, – сказала я, сославшись на слова Дороти Джефферс, что Мартин Суини принял классы Дэвида.

– Как вы вошли? – буркнул Мартин, обходя вокруг стола.

– Я работаю на «Америкэн Иншуренс», – сообщила я в надежде уйти от последнего вопроса. – Пришла буквально секунду назад.

Правда и ничего кроме правды. Только не вся правда.

– Зачем вы хотели меня видеть? – поинтересовался он, откапывая из завалов на столе телефон. Мартин поднял трубку и нажал несколько кнопок.

– Охрана? Это Мартин Суини. Да, я теперь в кабинете Дэвида Барнса. Да, в нем. Знаю, полиция обыскала его вчера. Послушайте, тут произошел погром. Просто поднимитесь сюда прямо сейчас, о'кей?

Трубка плюхнулась на аппарат. По монитору все еще порхал белый снег. Мартин выключил экран и спросил:

– Видели вы кого-нибудь выходящим отсюда, когда шли по коридору?

– Нет.

– А что понадобилось «Америкэн Иншуренс» от меня? – спросил Суини.

Мне бросилось в глаза жирное пятно на левой штанине его шорт цвета хаки.

– «Америкэн Иншуренс» наняла меня, чтобы обнаружить рукописи Хемингуэя, которые застраховал у нее Дэвид. Сами понимаете, у компании есть весомые финансовые основания найти их. Не известно ли вам, случайно, их местонахождение?

– Черт, сестренка, я бы дорого за это дал.

Мне не слишком понравилось обращение «сестренка», хотя я знала, что Хемингуэй часто использовал его в разговоре со знакомыми женского пола.

– К тому же, – продолжил Мартин, – даже если это не «настоящие парни», как сказал бы сам Хемингуэй, стоить они сейчас будут чертову уйму.

– Газеты цитировали ваши слова. Почему вы считаете, что представленные фрагменты не принадлежат Хемингуэю, тогда как прочие эксперты уверены в их подлинности?

– Я давно вращаюсь в этой сфере, и нос мой способен учуять дерьмо в канаве. Дэвид был хорошим другом, но в этом я поддерживать его отказался. Думаю, он проворачивал аферу.

– Что за аферу?

– По-моему, он приперчил «находку» несколькими неопубликованными отрывками из Хемингуэя, а остальное написал сам.

– Ого! – воскликнула я. – Вот это номер! Но это же адская работенка – как считаете, ему хватило бы таланта подделать рассказы?

– Не знаю. Но никто не видел ничего, кроме нескольких маленьких кусочков. Да и вы никогда не убедите меня, что некто вот так взял и послал Дэвиду рукописи в том самом саквояже, который украли в 1922 году. Кто? Мы с Дэвидом перерыли весь Мичиган и Оук-Парк. Саквояж исчез через год после свадьбы Хемингуэя и Хедли. Его искали повсюду. Мое мнение? Дэвид врал, сто процентов.

Мартин подошел к двери и обернулся.

– Что случится, если «Америкэн Иншуренс» не найдет рукописи?

– Это как раз очень беспокоит компанию, мистер Суини.

– Зовите меня Папа. Ко мне так все обращаются.

– Никто пока не заявил своих прав. Если кто-то в будущем заявится, а рукописи так и не найдут, «Америкэн Иншуренс» обязана будет выплатить обозначенную в договоре сумму страховки.

– Это был Дэвид, кто… О, это действительно шустро. Гляньте на этот бардак, – обратился он к охраннику в форме, притопавшему по коридору.

– Что-то украдено? – поинтересовался секьюрити, доставая из кармана блокнот и обводя кабинет своими глазищами. На бейджике у него значилось «Ортис».

– Не могу сказать, что тут у него было. Ключ от кабинета я получил в администрации пять минут назад. Полиция не составляла вчера опись?

– А это кто? – Ортис указал на меня, перекрыв выход.

– Она находилась в кабинете, когда я вошел, – ответил Мартин.

Охранник перевернул страничку в записной книжке.

– Лучше вам все объяснить, – обратился он ко мне.

Я рассказала про встречу с Дороти Джефферс, заявила, что дверь была открыта и повторила, что зашла буквально за несколько секунд до прихода Мартина Суини. Ортис продолжал выпытывать информацию и концу допроса знал обо мне больше, чем мой доктор.

– О'кей, можете идти, оба, – подвел он черту, потом связался по двухканальной рации с кем-то и распорядился прийти и опечатать кабинет.

Мартин кивнул, и сквозь треск помех я расслышала, как он пробормотал: «При таких обстоятельствах это неизбежно».

– Нам нужно обсудить еще некоторые детали, – сказала я Суини, когда тот подписал поданный Ортисом документ. – Вы, наверное, понимаете, что если «Америкэн Иншуренс» не найдет рукописи, она объявит их поддельными, чтобы уйти от выплаты.

– А я чем могу помочь?

– Тем, что проведете меня через анализ материала и поможете понять ваши доводы. Убеждена, что смогу выбить из «Америкэн Иншуренс» оплату ваших услуг как эксперта.

«Если уговорю Мэтта», – добавила я про себя.

– Звучит привлекательно. К несчастью, я сейчас очень занят. Можете приехать в Оук-Парк завтра? У меня плотный график лекций и семинаров, но мы могли бы встретиться в Фонде Хемингуэя. В три устроит? У меня будет полчаса.

– Спасибо, буду.

– Что случилось? Почему здесь охрана? – спросила подошедшая сзади худощавая женщина с пепельно-белыми волосами.

– А, Бет, – сказал Мартин, приобняв ее за плечи. – Похоже, кто-то перерыл кабинет Дэвида.

Пепельная блондинка указала на меня.

– А вы кто?

– Ди Ди Макгил, – ответил я, протягивая руку. Ее не приняли.

– Так это вы Ди Ди Макгил?

– Мисс Макгил просто хотела… – начал было Мартин, но его перебил Ортис.

– Я иду составить рапорт, доктор Суини. Здравствуйте, доктор Мойерс, – охранник улыбнулся Бет, потом повернулся и зашагал по длинному коридору.

Вопреки жаре, от Бет в ее вишневом платье без рукавов словно веяло прохладой. Заколотая над правой грудью брошь из перегородчатой эмали в виде бабочки переливалась синим и желтым, легкий аромат духов был приятным. Я сделала шаг по направлению к ней.

– Мне хотелось бы переговорить с вами, доктор Мойерс.

– О ком, о Дэвиде?

– Мы с ним много лет назад были друзьями, и…

– Мне все об этом известно, – отрезала Бет, теребя брошь-бабочку. – Как и то, что он разыскивал вас. Совпадение ли то, что в тот день, когда он вас нашел, его самого нашли. Убитым.

– Все было не так, – запротестовала я, но в этот миг двери аудиторий распахнулись, и в коридор хлынули орущие студенты.

– Нельзя ли нам поговорить где-нибудь в спокойном месте? – спросила я.

– У меня нет желания разговаривать с вами. И вообще ни с кем, кроме полиции.

– Ну, с точки зрения закона вы…

Бет отодвинула меня в сторону и быстро пошла прочь.

– До встречи завтра, – помахала я Мартину. И последовала за шлейфом приятных духов Бет. Когда я приблизилась, она повернулась и закричала.

– Перестаньте преследовать меня, у вас нет такого права! Зачем Дэвид искал вас? Он…

Бет разрыдалась, и вокруг нее собралась группка любопытствующих студентов, бросавших в мою сторону укоризненные взгляды.

– Я просто хотела задать несколько вопросов про Дэвида, с чего вы так разозлились? Не я убила его!

– Это вы так говорите, только я не верю!

Бет повернулась и метнулась к боковому выходу. Я пошла за ней, в надежде, что когда слезы обсохнут, она успокоится и мы сможем поговорить.