Текст книги "Охота на Хемингуэя"

Автор книги: Дайана Мэдсен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 15 страниц)

23

День четвертый, среда.

Второе утро подряд я просыпалась с больной головой, спутанными мыслями и четким убеждением, что злой рок или нечто похуже преследует меня по пятам. Нестерпимая жара являлась еще одним дежавю последних нескольких дней. Даже если встать прямо под кондиционером, особо легче не становилось.

Я собрала стекляшки и другие острые осколки, которые могли поранить кота и вынесла дурно пахнущий мусор. Потом стала копаться в поисках подходящей одежды. Юбка в морскую полоску и белый топ наводили на мысли о слоне из цирка. Скверно. С наведением порядка придется подождать – дел сегодня много, придется ограничиться только заменой разбитого стекла.

Полистав «Желтые страницы», я нашла номер стекольщика. Тот согласился приехать немедленно, но за дополнительную плату. Делать было нечего, поэтому я согласилась.

В случае с Барри предпринимать ничего не требовалось, только ждать. Это хорошо, поскольку мне надо срочно расследовать два убийства и два проникновения со взломом. Если удастся раскрыть хотя бы одно из них, я смогу выяснить, кто стоит за ними. Это единственный способ защитить себя.

Раздался звонок. Думая, что это стекольщик ставит рекорды, я открыла дверь, даже не посмотрев в глазок.

Близняшки.

– Мы видели копов и слышали, что случилось в твоей квартире вчера, и решили помочь, – заявила Гленди, перешагивая через порог. В руках у нее был парящий кофейник.

Люсиль шла следом с подносом, на котором красовались яичница, тосты, стакан апельсинового сока и блюдечко с лососем. Я искренне надеялась, что рыба предназначена для Кавви.

– Ну и пир! Вы – просто чудо! – воскликнула я, освобождая кофейный столик, чтобы гости могли поставить дары.

Гленди и Люсиль охали, оглядывая погром, а я и Кавви уплетали завтрак. Оба мы проголодались, а еда – по крайней мере моя – была превосходная.

Близняшки вернулись с обхода, качая головами.

– Как только Кавви поест, мы заберем его к себе, – сказала Гленди.

– Он столько пережил, – заметила Люсиль. – Надо позаботиться о нем, пока здесь не наведут порядок.

– А тебе, как мы знаем, надо будет заниматься расследованием, – довершила Гленди, подхватывая на руки кота.

Когда они уходили, унося Кавви, я очень старалась убедить их, что все в порядке, и едва не поверила сама. Через пару минут, точный как часы, прибыл стекольщик.

– Вам повезло. Я уже собирался поехать на первый объект, но понял, что у вас тут срочно, поэтому решил заскочить.

Правильно, тем более что получишь с меня кругленькую сумму.

– Когда вторжение в дом происходит каждые тридцать секунд, а взлом – каждые восемнадцать, – продолжал он, – работы просто невпроворот. У меня уже десять человек на подряде.

Мастер достал инструменты и принялся споро орудовать ими, торопясь управиться поскорее.

– Что у вас взяли? – спросил он.

– Мало чего.

– Повезло. В большинстве случаев, не найдя ценного, они поджигают квартиру или поганят ее. Не спалят, так нагадят. Да, вам очень повезло.

– Так и копы сказали.

– Воры теперь уже не просто воры, – заявил стекольщик. – Теперь всякий воображает себя невесть кем.

Пока он работал, я позвонила Дитеру, своему автомеханику. Дитер просто волшебник по части всего, что имеет колеса, и помогает держать в тонусе мою «миату».

– Што за проблем, Ди Ди?

Я поведала про вчерашнее.

– На парковочном месте было достаточно жидкости, чтобы не сомневаться – ей перерезали тормозной шланг, – закончила я рассказ.

– Хм-м… – протянул Дитер.

– Чего не могу понять, так это почему стоило ей врубить заднюю, как обороты сразу ушли в красную зону шкалы.

– Хм-м… Какой год випуск быль тот машина, Ди Ди?

Этого я не знала, и вообще меня бесит, что я не в силах поддерживать разговор про тачки.

– Синий цвет поможет? – постаралась отшутиться я, дабы не упасть сильно в глазах Дитера и не слишком заморачиваться.

– Хм-м… Если это не быть новейший модель этот год, хороший шанс, что там стоять ТВ-кабель.

– Это что: кабельное ТВ?

– Ха, ты любить подшучивать надо мной. Нет. ТВ-кабель есть тросик дросселя. Все старий машины «Дженерал-Моторс» быть оборудован кабель, которий соединять заслонку дроссель с трансмиссия. Понимать?

Куда там.

– Сделанний в Германия машины не иметь этой проблема.

– Дитер, разъясни доступно, пожалуйста.

– Хорошо. Я иметь в виду, что ТВ-кабель сообщать трансмиссия, когда переключать скорость в зависимость от того, как сильно ты давить на газ. Но кабель можно соединить так, что он будет контролировать открытие дроссель, вместо того, чтобы соединять дроссель с трансмиссия.

– Поэтому когда включаешь заднюю, это все равно что одновременно нажать на газ?

– Йа, либхен. Ты понять.

– И какого черта надо делать, если происходит нечто подобное? – спросила я.

– Ты ничего не мочь сделать, со сломанний тормоза, – спокойно ответил Дитер. – Разве только виключив задний скорость, она мочь спастись. А возможно, нихт. Судя по тот звук мотор, который ты описать, обороты быль слишком большой, и двигатель мочь разнести.

Тяжко задумавшись, я поблагодарила Дитера и нажала «отбой».

– Все готово, мисс, – доложил стекольщик с довольной улыбкой. Он провел пальцами по стеклу, проверяя, все ли ровно. – Порядок.

Мастер стал аккуратно укладывать инструменты.

– Мой совет, поставьте сюда «лексан» вместо обычного стекла.

– А он очень дорог? – нахмурилась я.

– Стоит намного больше, зато его не разбить.

Закончив собираться, стекольщик вопросительно посмотрел на меня.

– Можно выйти через черный ход? Я припарковал свой грузовик в неположенном месте, на автобусной остановке.

24

Кондиционирование в «Бичем-билдинг» настроили на арктический холод, поэтому в моем кабинетике было на диво прохладно. Что еще лучше, мне удалось проскользнуть в него, не повстречавшись с управляющим зданием, Джорджем Фогелем. Я удалила с автоответчика шесть сообщений от репортеров, полученных за вчерашний день, и глотнула ледяной «Кока-колы», купленной в фойе. Я позвонила заведующему кафедрой английского с просьбой принять, и меня попросили повисеть на линии. За это время я смолотила половину батончиков «Маундс», припрятанных в столе.

– Мисс Макгил? Это Билл Батлер, – произнес голос в трубке.

– Мне бы хотелось договориться о встрече с вами, – сказала я, проглатывая последний кусочек «Маундса». – Если можно, сегодня.

– Возможно, я покажусь невежливым, – прогундосил он на техасский манер, – но мне это не кажется хорошей идеей. Мне известно, что ваше имя упоминается в связи с расследованием двух недавних смертей сотрудников моей кафедры.

– Ну, даже если это так, я…

– И по совету своего юриста я не намерен ни встречаться, ни продолжать с вами разговор.

– Но это важно!

Послышались гудки. Я положила трубку, удивляясь: ему-то зачем понадобился адвокат? Возможно, копы допрашивали и Большого Билла, потому как прорабатывают и другие версии. И все же мне надо поговорить с ним насчет того дела о сексуальном преследовании. Как заведующему кафедрой ему должно быть достоверно известно, что произошло. Мне уже начало надоедать, что все отгораживаются от меня словно каменной стеной. Может, стоит вломиться к нему без приглашения и загнать в угол?

Откладывать далее звонок Мэтту было нельзя, поэтому я набрала номер, записавшийся вчера на моем автоответчике.

– Отель «Уайтхолл», – ответил приятный женский голос. – Чем могу помочь?

Мэтт ответил после третьего гудка.

– Я уже собирался звонить тебе, Ди Ди. Придется отменить нашу встречу сегодня, кое-что надо сделать.

Так поэтому он звонил мне вчера вечером? Я не собиралась попадаться в ловушку.

– Ну, хорошо, – сказала я.

– Давай назначим другое время – завтра в восемь в ресторане «Уайтхолла». Есть новости?

Я вкратце поведал ему про события с Сити-Колледже, гибель Бет Мойерс и обыск в кабинете Дэвида, при этом умолчала о том, что считаюсь главным подозреваемым и про взлом моей собственной квартиры.

– Никто, похоже, не знает где рукописи, – подытожила я. – Кстати, я в некотором роде пообещала Мартину Суини, что «Америкэн Иншуренс» заплатит ему как эксперту, если он поможет доказать поддельность рассказов. Надеюсь, ты не выставишь меня в неприглядном свете?

– Мы выделим ему разумную сумму, Ди Ди. Из слов Мартина следует, что мяч катится на нашу половину. А как ты думаешь, подделал Дэвид эти рукописи?

– Если честно, Мэтт, я не знаю. Я собиралась заглянуть в компьютер Дэвида, но не вышло. А теперь и подавно вряд ли удастся, раз копы опечатали кабинет.

– Придумай что-нибудь, Ди Ди, ты ведь самая находчивая девушка из всех, кого я встречал. Держи меня в курсе. Да, ты размышляла над тем, что мы обсуждали в офисе Фила?

Еще бы не размышляла. И всякий раз приходила к одному и тому же выводу.

– Созвонимся, Мэтт, – ответила я. – До встречи завтра вечером.

Положив трубку, я уставилась в пространство, думая про «Уайтхолл». Мне нравился ресторан, но он при отеле, и Мэтт наверняка недаром снимает там номер.

Я допила колу и набрала непробиваемую мисс Вонг из ВНС. Та информировала меня, что мистер Пуссен на выездной проверке и мне можно оставить для него сообщение.

Не успела я набрать следующий номер, как телефон зазвонил.

– Ди Ди Макгил? – спросил низкий, бархатистый голос.

– Да.

– Это Митч Синклер.

– Привет.

– Как продвигается расследование? Барри просил меня позвонить и выяснить. Если есть вопросы или нужно что-нибудь, я к вашим услугам.

Неужели Барри не выдержал и рассказал ему про установленную мной камеру? Или они нашли «Кейкетчер»?

– Очень любезно со стороны Барри, – осторожно ответила я.

– Послушайте, Ди Ди Макгил, – не выдержал Митч. – Бросьте все эти уловки и игры! Я действительно стараюсь помочь. Вы намерены взяться за дело? Кому-то надо браться, иначе мы никогда не решим нашу проблему.

– Согласна с вашими словами, однако…

– Однако ничего. Я читал газеты и видел новости – вас подозревают в убийстве. И как вы намерены помочь нам в этом деле о пиратстве? Как вы не поймете, что это не игра? Нам надо срочно раскопать всю подноготную, или Барри лишится бизнеса, а то и в тюрьму угодит.

– В том, что вы сказали, – каждое слово правда, – ответила я, стараясь не обращать внимания на тяжесть внизу живота. – Но дайте мне шанс. Если в ближайшие пару дней я не добьюсь ничего, сама попрошу Барри позвонить Гилкресту и Стрэттону. Идет? Мир?

– Я не согласен, но подозреваю, что деваться некуда. Надеюсь только, вы знаете, что делаете.

Я повесила трубку, не вполне уверенная в правильности выбранного курса. Мне требовалось время – время, которого у Барри не было.

25

Чем ты старше, тем труднее почитать кого-нибудь героем, но это нужно.

Эрнест Хемингуэй

Вскоре я уехала из офиса на встречу с Мартином Суини. Любопытно, что полезного удастся выведать у него? Дэвид мертв, и сколько не играй в детектива, это не изменит факт, что больше я его никогда не увижу. Если Мартин убедит меня в поддельности рукописей, «Америкэн Иншуренс» окажется в выигрыше. Но как быть с репутацией моего покойного друга? И если это фальшивка, то ради чего убили Дэвида? А Бет Мойерс? Я не сомневалась, что их смерть на руках того человека или людей, что перерыли и мое скромное жилище. И если они считают, что я располагаю рукописями или знаю что-то опасное, то чего еще от них ожидать?

Реконструкция шоссе, то, что как принято выражаться, «делается для нашего собственного блага», превратила всю дорогу до Оук-Парк в систему «стоп – поехали». Насекомые, самая назойливая и устойчивая форма жизни на земле, явно уступают по этим качествам дорожным подрядчикам.

Здесь, на западных окраинах, вдали от освежающего эффекта озера Мичиган, было жарче. Но с парковкой тут творился такой же кошмар, как в центре города. Я уже стала выше расценивать свои шансы выиграть в лотерею, чем найти место для стоянки, но тут заметила пустоту в запрещенном месте у автобусной остановки и мигом нырнула туда.

Оук-Парк – родина Хемингуэя, и этот поселок норовит выглядеть точно так же, как выглядел в детские годы писателя. Но в наши дни он граничит с западным чикагским гетто, и не требуются даже цветные указатели, чтобы понять, что ты находишься на рубеже между двумя мирами. По одной стороне улицы зияют пустыми глазницами необитаемые муниципальные дома, расписанные граффити стены обозначают территории различных банд. На противоположной стороне туристы любуются зданиями Фрэнка Ллойда Райта, [32]32
  Фрэнк Ллойд Райт (1867–1959) – знаменитый американский архитектор, автор проектов более чем тысячи зданий и сооружений.


[Закрыть]а их обитатели стригут газоны и красят фасады, отстаивая оазис цивилизации.

Фонд Хемингуэя в Оук-Парк квартирует в местной школе, пятиэтажном сооружении желтого кирпича, состоящем из нескольких «коробок». В дальнем конце располагается большая автостоянка с примыкающими к ней теннисным кортом и полем для игр.

Мартин предупреждал, что там строгая охрана, но пока я бродила по коридорам в поисках архива, никто не потребовал предъявить пропуск. Раздался громкий звонок, знаменующий конец урока, и двери всех классов распахнулись в унисон. Мне не пришлось долго гадать, по ком звонил колокол: толпа учеников, мчащихся в разных направлениях, закружила и понесла меня словно гальку на нормандском пляже в день высадки. [33]33
  Имеются в виду события 6 июня 1944 года, когда войска союзников высадились во Франции, открыв второй фронт в Европе.


[Закрыть]Кое-как выбравшись из потока, я прижалась к стене, дожидаясь, пока толпа схлынет.

– Вы заблудились, мисс? – спросила белокурая охранница, сочувственно посмотрев на меня.

Я заметила кобуру у нее на поясе. Когда прозвенел звонок на урок и коридоры опустели, я, следуя ее указаниям, направилась к архиву, расположенному на втором этаже.

26

Счастье в интеллигентных людях – редчайшая вещь, что я знаю.

Эрнест Хемингуэй

Едва сойдя с лестницы, я легко нашла то, что искала. Внутри архива было темно и прохладно – температура, влажность и освещение контролировались во избежание порчи ценных материалов. По стенам были развешаны увеличенные старые фотографии цвета сепии со сценами из жизни городка.

Мартин Суини сидел в отдельной комнатке позади архивных фондов. Специальная лампа освещала стол, заваленный кипами бумаг. Поблизости никого не было видно.

– Присаживайтесь. – Он указал на свободное кресло.

– Вы, наверное, очень заняты? – Я кивнула на разложенные на столе материалы. – Спасибо, что уделили мне время.

Мартин снял очки и искоса посмотрел на меня.

– Не думаю, что мне стоило делать это после вчерашнего случая с Бет. Насколько понимаю, копы подозревают, что вы причастны к обоим преступлениям. Если спросите моего мнения, то я считаю, что обнаружить два трупа – это больше чем просто совпадение.

Это мне твердили все вокруг. Я согласилась с его утверждением, но молча. Как умолчала и о своем звонке в Институт страхования с просьбой сообщить, каков шанс невиновного человека обнаружить два трупа? Я получила ответ, что такой статистики не существует. И совет обратиться в телепередачу «Самые разыскиваемые в Америке».

– Можете поверить мне на слово – я не причастна ни к одной из этих смертей. Я работаю на страховую компанию. Я уже сказала вам это вчера, и копы это подтверждают. Послушайте, эти фотографии поселка на стенах просто замечательные! Эти виды никогда не примелькаются.

– Вы бы так не говорили, кабы жили здесь, – с полной серьезностью возразил Мартин.

– Вам не нравится Оук-Парк?

– Я вырос здесь, как и Хемингуэй. Мы оба начали жизнь как дуоперы.

– Кто?

– Дуоперы – Дорогие Уроженцы Оук-Парка. Ты рождаешься либо дуопером, либо гризером. По счастью, мы оба выросли из этого.

– Вы помогаете создать местное сообщество поклонников Хемингуэя.

– О Боже, нет! Сейчас он здесь вроде почетного сына города, но во время жизни земляки не жаловали его. В свой черед Папе не нравились «широкие лужайки и узкие умы» Оук-Парка. У него никогда не возникало желания вернуться сюда. Вот факт, – провозгласил Мартин, уставившись в потолок. – Мать писала ему в двадцать первый день его рождения: «Не приезжай сюда, пока язык твой не отучится оскорблять и позорить твою мать». С того времени между ними началось отчуждение. Кто обвинит Хемингуэя за то, что год спустя он уехал в Париж, сбежав от религиозного, узколобого провинциализма, достигшего в двадцатые своего зенита?

Он собрал страницы, над которыми работал, и сложил из них аккуратную стопку.

– Это местное хемингуэевское сообщество расходится со мной в пристрастиях, – продолжил Мартин. – Оно не в силах принять факт, что Эрнест напрочь отрекся от самодовольных, «не суй нос не в свое дело» пуританских манер, которыми так гордятся в Оук-Парке. Теперь, когда история совершила полный оборот, Оук-Парк решил, что нуждается в Хемингуэе. Вы не поверите, на какие трюки идут местные власти, чтобы привлечь туристов. Даже устраивают каждый год забег быков по главной улице.

Он фыркнул.

– Как в Памплоне, хотите сказать?

– Ха. Реальная история произошла в июне сорок четвертого. Хемингуэй и еще один американский писатель попали на рога к быку на ринге Памплоны, когда шли посмотреть на фиесту. Но здесь, в оук-паркской версии, настоящих быков не используют. Вместо этого местных бизнесменов наряжают в бычьи шкуры с рогами и пускают по перекрытой для машин улице. Папа помер бы со смеху.

– Понимаете, эти люди просто заблуждаются, – продолжал Мартин. – Им стоило разобраться, что сделало из Эрнеста мачо, и произошло это не в Оук-Парк. Это случилось в Мичигане, где отец брал его с собой на охоту, на рыбалку, в походы, помогал выработать дух искателя приключений и исследователя. Матери этот дух был не по нраву. Она старалась доминировать над сыном, даже пыталась одевать его в девичье платье.

– Я этого не знала.

– Никто в Оук-Парке не желает признать, что годы, проведенные здесь писателем, не были счастливыми. Все началось когда его родители переехали в фамильный дом матери, а мать его была настоящая Принцесса Грейс. С этой поры на мужскую часть семейства Хемингуэев начались гонения. Грейс во всем гнула свою линию. Говорят, за ней оставались все споры, она всех заставила плясать под свою дудку.

– Звучит не слишком весело, – согласилась я. – Должно быть, Хемингуэй расплачивался за это всю жизнь. Впрочем, разве тот или иной дисбаланс не наблюдается в большинстве семей? Разве дисфункция не есть норма?

– Это подтверждает мою теорию. Достигнув совершеннолетия, Эрнест, как и большинство мужчин, решил сам о себе заботиться. Он поклялся никогда больше не жить ни под чью диктовку и сюда, в Оук-Парк, приезжал меньше полудюжины раз. Был на похоронах отца, но не матери.

У меня мелькнула мысль: а что аборигены Оук-Парка думают о теориях Мартина? Пока я изобретала окольный путь выспросить об этом, мой собеседник продолжил.

– Поразмыслите сами: если с нежного возраста вас заставляют жить по чьей-то указке, вырастет из вас послушный сын или дочь? Нет, взрослым вы станете стремиться ко всему, что было запретно в пору детства. Уж я-то знаю, – вздохнул он. – Сам прошел через это.

Мы оба рассмеялись.

– Вам известно, почему Хемингуэй просил называть себя Папой? – спросил Мартин. – А знаете, что когда его отец застрелился, мать прислала Эрнесту пистолет, с помощью которого он это сделал? Мило, не правда ли?

– Но я, кажется, читала где-то, что Хемингуэй сам просил мать прислать тот пистолет.

– Да, существует такая легенда, но я не верю в нее. Убежден, что любые выводы должны базироваться на фактах. Вот почему я тщательно изучаю школьные годы Хемингуэя, проведенные в Оук-Парке, и анализирую рассказы, которые он писал для школьной газеты, – его рука обвела разложенные на столе материалы. – Однако вы упоминали, что хотели нанять меня на работу.

– Верно, – сказала я. – Оценивая найденные рукописи, вы пришли к мнению, что это фальшивка. «Америкэн Иншуренс», как вы уже слышали, имеет в этом деле свой интерес. Если оригиналы рассказов не найдут, компания намерена доказать, что это просто подделка. Согласны ли вы представить «Америкэн Иншуренс» свое заключение, базирующееся на выявленных вами фактах? Мы заплатим десять тысяч долларов.

– Мне пришлось проделать уйму исследований, это будет стоить как минимум двадцать пять тысяч.

Прежде чем согласиться, я подумала: сочтет ли Мэтт «разумной» обозначенную сумму.

– Знаете, я искренне хочу ошибаться, – заявил Мартин. – Но припомните: Дэвид отказывался показать кому угодно, даже мне, более чем маленькие фрагменты. Это наводит на мысль. Не хотелось бы плохо отзываться о друге, но Дэвид был… как бы сказать… очень умен. А как «Америкэн Иншуренс» – ее эксперты видели весь материал до того, как дали добро на страховку?

– Нет. Полис оформили, исходя из фрагментов. Первоначально меня наняли удостоверить подлинность находки, но теперь компания более заинтересована провозгласить ее фальшивкой.

– Понимаю, – кивнул Мартин.

– Как сможете вы отстоять свою точку зрения в споре с другими литературоведами, которые публично утверждают, что это настоящий ранний Хемингуэй?

– Они заблуждаются. Это вполне объяснимо: текстовый анализ позволяет делать предположения, но ничего не доказывает. Если это работа Дэвида, то он был прекрасно знаком со всеми этими компьютерными программами. И вполне мог обмануть их.

Суини улыбнулся, затем продолжил.

– Далее, вам не кажется странным, что таинственный некто просто вот так взял и выслал на имя Дэвида саквояж с тщательно каталогизированными рукописями? Я хочу сказать, почему именно Дэвиду, бога ради? И откуда пришла эта посылка?

– Насколько понимаю, Дэвид пытался найти отправителя.

– То, что ему удалось найти рукописи, слишком большое совпадение, особенно у нас, в научном мире. Мы вместе с ним без конца колесили по Мичигану в поисках всего, имеющего отношение к Хемингуэю. У нас имелась теория, что утерянный Хедли саквояж могли найти и выслать согласно обозначенному на бирке имени на мичиганский адрес. В конце концов в Париже они прожили еще совсем немного. То есть мы считали, что саквояж кто-то передал в бюро находок вокзала «Гар де Лион», откуда его переслали в Штаты, куда-нибудь в Мичиган. Я ставил на Петоски. [34]34
  Город в штате Мичиган.


[Закрыть]

Мартин помолчал немного, потом заговорил снова.

– Но чтобы их вот так взяли и прислали Дэвиду по почте? Вздор, никто не расстался бы с рукописями, все знают, какова их ценность.

Дверь распахнулась, и в кабинет решительно ворвалась ярко-рыжая девица в розовой одежде. Кивнув Мартину, она процокала на шпильках к угловому столу.

– Это куратор, – шепотом пояснил Суини. – Ее зовут Олив.

– Удалось найти что-нибудь существенное, Мартин, – поинтересовалась Олив.

– В этой стопе ничего, – ответил тот. Он взял сложенные по правую руку бумаги и вернул ей. – Но кое-что еще надо просмотреть.

– Наш Мартин – прям как настоящий ученый, – хмыкнула мисс Олив, обращаясь ко мне. – Он примыкает к меньшинству, считающему что почетный сын нашего города, Эрнест Хемингуэй, провел в этой школе не лучшие свои годы. Так ведь, Мартин?

В голосе ее угадывался сарказм. Скрытая бородой челюсть Мартина поджалась, и я сделала вывод, что этих двоих сложно назвать приятелями.

Олив даже не дала ему шанса ответить.

– Мартин не понимает концепции счастья.

– Я просто стараюсь придерживаться фактов, – возразил тот. – Будучи подростком, Хемингуэй переживал тут, в Оук-Парке, трудные времена. А факты есть, – Мартин подмигнул мне. – Когда он пошел в первый класс, вместе с сестрой, та была на пол головы выше его. Он был слишком хлипок, чтобы отличиться в спорте – это всем известно. На футбольном поле Эрнест выглядел таким жалким, что товарищи прозвали его «свинцовый зад».

Мисс Олив надулась. Щеки вспыхнули так, что сравнялись с огненной шевелюрой.

– А еще, – развивал атаку Мартин, чувствуя, что нащупал слабое место, – Эрнест был слишком близорук, чтобы отличиться в стрелковом клубе. И ненавидел играть на скрипке, на чем его мать настаивала.

– В самом деле? – удивилась я.

– И еще, – Мартин воздел палец, подчеркивая важность заявления и бросаясь на мисс Олив, как лев на раненую антилопу, – разве мы не установили, что как-то раз Хемингуэй проковырял карандашом дырки в «яблочке» своей мишени, перед тем как прикрепить ее?

Суини громко рассмеялся.

– Это ведь не совсем то, что в Оук-Парке называют честной игрой, не так ли?

Губы мисс Олив сжались еще плотнее, она отвернулась и приветственно помахала высокому, худощавому субъекту в вельветовых слаксах и клетчатой рубашке, только что вошедшему в помещение Фонда. Он поздоровался с ней, а при виде Мартина от природы угрюмая физиономия нового гостя сделалась еще мрачней.

– А, привет Хэл! – радостно кивнул ему Мартин. – Мисс Макгил, это Хэл Шульц, директор Фонда Хемингуэя в Оук-Парке. Хэл, я как раз собирался напомнить мисс Олив, как матушка Эрнеста собиралась нанять ему учителя по латыни. Или как он опозорился в решающей игре? Или как вынужден был пойти на выпускной бал со своей старшей сестрой?

– Мартин, – рявкнул Хэл Шульц, засунув руки в карманы брюк цвета ржавчины, – как выразилась Дороти Паркер, «ни об одном живом человеке не говорили столько глупостей и мерзостей», как о Хемингуэе. И ты теперь продолжаешь эту традицию, громоздя свою полуправду на полуложь. Сколько мы уже говорили, что не рады видеть тебя здесь? Ты вынюхиваешь весь негатив в отношениях между Хемингуэем и Оук-Парком и выкладываешь на публичное обозрение.

– Правда, – возразил ему Мартин. – Мне нужна только правда. Как, надеюсь, и вам.

– Даже самые резкие критики соглашаются, что Хемингуэй был серьезным, одаренным писателем, – ответил Хэл. – У него имелась мощнейшая харизма, отражавшаяся и в творчестве.

– Тут все гораздо сложнее, – сказал Мартин. – Почему он так обошелся со многими из тех, кто помогал ему взбираться по лестнице: с Гертрудой Стайн, Эзрой Паундом, Скоттом Фицджеральдом? Его эго росло пропорционально славе, и моя теория заключается в том, что базисом для этой агрессии стало то плохое, с чем он столкнулся здесь, в добром старом Оук-Парке. Жизнь в Мичигане создала положительную сторону его натуры, а вот взрастивший маленького Эрнеста Оук-Парк в ответе за отрицательную.

И Хэл и Олив яростно затрясли головами.

– Мисс Макгил, перед вами тот самый парень, который придумал устраивать забег быков по улицам Оук-Парка. Жалкое зрелище, и мне грустно, Хэл, что ты пал так низко. Почему бы тебе не поехать вместе со мной на праздник Хемингуэя в Ки-Уэст в этом году?

– Это невозможно, и ты прекрасно об этом знаешь, Мартин! Почему тебе всегда надо вносить раздор? Ты знаешь, как нужны нам те рукописи, и в конце концов мы их получим!

Я встала, прервав перепалку.

– Послушайте, Мартин, я здесь по другому поводу. Если мы договорились, то я готова заплатить за ваше заключение как специалиста.

– Отлично, – отозвался Суини, и мы вместе направились к выходу. – Но я знаю, как отразится оно на репутации Дэвида, поэтому надеюсь, что документ не получит огласки.

В дверях мы столкнулись с высокой, анорексичного вида дамочкой, едва не припершей меня к стене.

– Привет, Андреа, – радушно поздоровался Мартин.

Едва кивнув ему, дамочка прошмыгнула внутрь и оживленно зашепталась с Хэлом, прикрыв тем самым наше отступление. Мы быстро прошли по коридору – ему, как и мне, не хотелось вступать в дальнейшие разговоры.

Над парковкой поднимались заметные глазу волны жара. «Когда же сменится погода?» – подумалось мне. Ни малейшего признака собирающегося дождя, хотя в Чикаго, как везде у нас на Среднем Западе, смена погоды происходит стремительно.

Я не знала, чему верить насчет Хемингуэя, но была рада, что избавлена от необходимости иметь дело с Хэлом, мисс Олив или Андреа. После общения с этой троицей даже часа расслабления в саду дзен не хватит. Мартин, скорее всего, прав: подростковые годы Хемингуэя были несчастливыми. Но с кем из нас бывает иначе, в большей или меньшей степени? Ах, эти добрые старые деньки строгого распорядка!