Текст книги "Любовь стоит того, чтобы ждать (СИ)"

Автор книги: Дарья Вознесенская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 16 страниц)

24

День четвертый от точки отсчета.

Планета АК-17

Гард Норан

Мир Стражей делился на черное и белое.

На день и ночь. Жизнь и смерть.

На «до» и «после».

«Да» и «нет».

И я никогда не задумывался о том, что есть жизнь после смерти. Есть прощение после предательства. Есть любовь… даже после отказа от нее.

С детства сдерживал свои чувства ради высоких целей.

Но вся прежняя система ценностей оказалась сломана вместе со мной и звездолетом, на котором я служил капитаном.

Оказалось, все не так… как я считал верным. Что жизнь полна самых разных оттенков, чудо стоит того, чтобы в него верить – даже на пороге смерти, а любовь стоит того, чтобы ждать.

Наверное, внушай мне это звездные проповедники, я бы не поверил. Убеждай меня Совет – лишь скептически поднял бы брови. Заставляй меня признать это насильно – быть может потерял бы всякие ориентиры.

Но последние две декады… а может, и долгие годы, с того момента как я впервые в жизни столкнулся на пороге академии с полным пренебрежением мной и моими установками, готовили к тому, чтобы все, в чем я был уверен, оказалось лишь одной из возможностей.

И это не сделало меня слабее, как я полагал. Напротив, много сильней. Как и сам факт того, что я осознал: самое неизбежное, неизменное и пугающее может быть побеждено.

Может отступить в том случае, если кто-то страстно этого желает. И силен достаточно, чтобы этого добиваться.

Думаю, то же почувствовал каждый во Вселенной, кто стал свидетелем поистине невероятного события. Почувствовал себя частью чего-то великого… крохотным нейроном, способным изменить весь организм.

Бездна отступила. Затихла за гранью и пусть, возможно, вернется – именно потому к нам сейчас спешил корабль, а Край продолжал оставаться запретной зоной… Но что-то мне подсказывало, что не раньше, чем через пятьдесят космических лет.

Да, смерть снова придет… но я больше не презирал её и не испытывал ненависти. Может быть потому, что сам трижды умер за последние дни. Когда осознал, что именно я уничтожил… нас. Когда попытался спасти – пусть и ненадолго, но я тогда об этом не думал – Аррину ценой своей жизни. И накануне прихода пожирателя, тысячи раз перед этим умирая от боли и заставляя себя снова выныривать из спасительного бессознательного, чтобы заглянуть в лицо, полное любви.

В эти дни, балансируя на грани, переоценивая собственное прошлое и представления о действительности, я понял еще одну важную вещь.

Смерть стоит того, чтобы жить. А значит, жить следовало так, чтобы умирать было не жалко…

Этим я и собирался заняться, с того момента как вылез здоровым из медотсека и выслушал спокойный, даже суховатый отчет Аррины о произошедшем.

Жить. В полную силу.

Я сначала ничего не понял из её рассказа и не поверил… Да кто бы поверил? Ведь закрывал я глаза на Краевой планете, когда на браслете не оставалось ни одной точки.

И подумал еще, что нахожусь в посмертном пространстве, даже поблагодарил мироздание за то, что то сделало его настолько чудесным. Причем, кажется, вслух… За что получил такую увесистую пощечину, что осознал себя очень даже живым.

Разозленным.

И шокированным открывшейся правдой.

Может, кто-то и впал бы в ступор по этому поводу, но – что уж точно в стражах и их воспитании было хорошо, и от чего не стоило отказываться – они умели быстро адаптироваться и анализировать происходящее.

Мне потребовалось ударов десять, не меньше, чтобы осознать, что Аррина и правда… прогнала пожирателя движениями хрупких рук.

– Нападаешь на капитана, механик? – выдавил я из себя первые за долгое время слова.

– Арестуешь меня, кэм? – тут же откликнулась стерва… Моя стерва.

И тут же была подхвачена на руки и зацелована. Не потому, что я был благодарен. Или радовался спасению норовой тучи систем. А потому что она – это она. И я безумно соскучился… Как будто и правда провел в объятиях смерти свою бесконечность.

Аррина довольно вздохнула и ответила на поцелуй.

Яростно.

Жестко.

Прикусывая мне губы до крови.

Сразу раскрываясь и обхватывая меня ногами и руками.

Мы повалились на жесткий пол беспилотника, в основной камере которого и стояла капсула медотсека, но синяки и ушибы были не тем, на что ты обращаешь внимание, когда выжил и берешь ту, что предназначена судьбой. Я вгрызался собой в её тело, мысленно обещая и ей, и себе, что обязательно поговорю, что объяснюсь, расспрошу… что помню, о чем она мне рассказывала, пока я лежал в полубреду.

Потом.

Но в тот момент я только любил её… Телом, душой, мыслями.

Снова и снова.

Пока мы не уснули, совершенно выдохшиеся.

А потом и правда говорили… Обо мне и о ней. О прошлом, которое привело нас к тому, кем мы стали.

О моих ошибках и недоверии. И о том, как я сожалею.

Говорил в основном я. Аррина будто высказалась еще раньше, танцем и движениями, который я в полном восторге смотрел в записи. И теперь делилась словами и эмоциями скупо, по капле… зачастую отвлекая меня от выяснения отношений порочно прикушенной губой или взглядом, полным обещания.

И сначала меня это совсем не удивляло. Казалось, что так и должно быть. А потом начало настораживать.

Она была так близко, так доверчиво прижималась, раскрывалась полностью в своей женственности и страсти, но… Все чаще возникало ощущение, что когда я отворачиваюсь, она строит между нами стену.

По кусочку.

Я перестал понимать, что происходит. Спрашивал – памятуя о том, насколько все испортило наше молчание в прошлом – и не получал ответа. Надеялся, что у нас хватит времени на то, чтобы не просто насытиться друг другом после долгих лет голода… но и понять, и поверить в возможное счастье.

Мечтал, чтобы нас оставили в покое на этой планете… на годик-другой.

Но спустя шесть дней после не-прихода Бездны, нарушив все правила, предписывающие звездолетам не нырять вблизи Края в подпространство без острой необходимости, на АК-17 приземлился звездолет.

Чтобы унести нас в центральную систему Содружества.

25

Край.

Корабль стражей.

Аррина Лан.

Вздох.

Длинные пальцы пробегают вдоль позвоночника легко, не нажимая, почти не прикасаясь – но даже такое легкое поглаживание оставляет ощущение ожога на коже.

Выдох… глаза закрыты – я просто не смею их открывать, погружаясь в глубину собственных ощущений, лежа на животе и уткнувшись лицом в подушку.

Прикусываю губы, чтобы не сдаться сразу и не застонать, зажмуриваюсь еще сильнее.

Поцелуй. Горячие сухие губы татуировкой отпечатывается на моей лопатке, от укуса я вздрагиваю, а язык, зализывающий укус, заставляет дрожать.

Мужские ладони плотно прижимаются к спине, гладят, давят, возбуждают, скользят вниз, раздвигают ноги, дразняще накрывают мое лоно, а вслед за ними бежит дорожка поцелуев по укусу на ягодицах, и вот уже столь знакомые, сладкие, жадные губы заменяют пальцы, целуют, обхватывают и перекатывают складочки, вызывая довольное урчание.

У обоих.

Мои бедра вздергивают вверх, чтобы облегчить доступ.

Голодный язык скользит вперед и назад, постукивает по напряженному бугорку, проникает в меня то в резком, то в тягучем ритме, заставляя прогибаться, шире расставлять колени, порочно тереться и рычать, мечтая о большем…

– Га-ард… – не выдерживаю я, но мужчина и не думает останавливаться.

Он будто снова и снова зализывает мои раны, заставляет забыть об обидах, умоляет понять его – то словами, то каждым жестом…

Будто задался целью выбить из меня прощение.

Секс стал порой похож на поклонение нашему счастливому прошлому и возможному будущему, а я все никак не могла отделаться от ощущения… что не верю.

Норан не дает отвлечься на грустные мысли.

Входит в меня двумя пальцами, подцепляя на крючок собственных грязных фантазий, давит на одну ему известную точку – будто в его силах познать мое тело больше, чем знаю его я, – заставляет кричать и радоваться звукоизоляции нашей каюты… трястись от накрывшего оргазма.

И входит резко, жестко, пока я сжимаюсь внутри и выстанываю его имя. Перестает, наконец, быть разумным и целеустремленным, требовательно беря меня, распиная, скручивая и придавливая, вылепливая из моего тела нужную ему для собственного удовлетворения форму.

Этот контраст, когда к тебе относятся как к совершенству, а в следующую минуту как к животному, рожденному лишь ради удовлетворения собственных прихотей…

Становятся на колени, как перед богиней с архаичной планеты – а потом раскладывают как сексуальную рабыню.

Грязно, жестко, не щадя…

Восхитительно настолько, что я снова кончаю вместе с ним… И подрагиваю почти в муках удовольствия, в то время как Гард, утомленный сегодняшними длительными переговорами и проверками ученых и медиков корабля – очными и дистанционными, – замирает, все еще вжимая меня в себя… а потом его дыхание становится глубже и он засыпает.

Беззащитный в своей усталости.

Совершенный в расслабленности…

А я не могу не думать о том, что тоже предпочла бы отключиться… Но меня на протяжении двух космических суток полета не трогали. Да что там не трогали – не дышали в мою сторону.

И даже боялись смотреть или садиться за один стол.

Гард что-то пробормотал во сне и откинулся, погружаясь в приятные – судя по легкой улыбке – сновидения. А я лежала, смотрела на него… и не могла насмотреться. Будто предчувствовала скорое расставание. Которое не может опять не случиться у двоих людей… один из которых так и не научился доверять другому.

И это была я…

Может и глупо, но кое-что удерживало меня в отдалении больше, чем его отстраняла чья-то ложь и мнимое предательство.

То, чего я никогда не ожидала испытать в своей жизни… и что меня бесило гораздо больше, чем отношение ко мне как к голяку и девочке с окраины.

Страх окружающих. Благоговение. И поклонение, которого я, не то что не желала, уже почти ненавидела. Потому что не была вправе становиться его объектом.

И потому что боялась того, что может за этим последовать.

Возможно, это была защитная реакция организма, шокированного близостью к Бездне и чему-то несоизмеримо большему, нежели даже Содружество… А может, и мои четко выработанные принципы.

Но я не собиралась становиться легендой… Не хотела провести жизнь под стеклянным колпаком или в качестве подопытного зверька в лаборатории.

И даже не знала, что пугало меня больше.

Чуть ли не каждый удар нас с Гардом проверяли. Ну как же, единственные выжившие… Но если к нему относились просто как к герою и опутывали всяческими датчиками, снимая показания, то меня исподволь раскладывали на молекулы, думая, что я этого не вижу.

Идиоты.

И я… чувствовала, что все больше ухожу в себя. Только Гард страстью вытаскивал меня в реальность… но и он относился непривычно нежно, бережно. И я уже перестала различать, связано ли это с открывшейся правдой и его слишком неожиданно проявленными чувствами или же с тем, что я сделала.

Конечно, я понимала, что произошло величайшее событие и мне не избежать внимания: публики, Совета, ученых.

Конечно, не собиралась отказываться от того, чтобы экспериментировать, дать обследовать себя, чтобы рассказывать и показывать, учить…

Но я была против того, чтобы отказаться от собственной жизни.

Неужели ради этого стоило выжить?

На следующий день я поделилась своими сомнениями с Главой, связавшись с ним по защищенному каналу – о да, сейчас мне были готовы предоставить любые возможности и коридоры.

Мужчина отнесся к моим словам серьезно:

– Содружество – мощная система, и даже ты не сможешь ей противостоять. Не сможешь пойти против. Но если хорошо подумать – а ты умная девочка, – ты сможешь выстроить определенную стратегию поведения и сказать верные слова… И тогда никто не посмеет запереть тебя или лишить работы. Твоя защита – публичность. Уверен, что правительство и Совет вынуждены будут демонстрировать тебя время от времени в довольном и счастливом виде и потому… не разберут на части, как ты боишься.

Он позволил себе улыбку, а я насупилась и пробурчала:

– Я готова помогать и даже посвятить этому всю жизнь. Но хочу, чтобы все делалось разумно и по моей воле…

– Может, посоветуешься с Гардом? Вряд ли вам теперь будут препятствовать…

Мы не говорили о той ситуации с тюрьмой и моим вызволением. Я тогда не смогла сдержаться и до полусмерти избила гаденыша, притворявшегося моим другом и подставившего ради денег. Мою свободу Глава обменял на молчание – но я никогда бы не обвинила его в этом. И не стала бы унижать вопросами. Но по поводу другого не удержалась и уточнила:

– Как долго вы знали про нас?

– Почти сразу понял.

– А танцы…

– Прости, но я думал что это вам поможет… В том числе тебе – принять суть стражей.

– Вот я и не хочу, чтобы меня снова подталкивали к чему-то, не предупреждая!

– Уверен, такого не случится. Но с ним надо поговорить.

– Я… мне сложно. Я не готова делиться с Гардом…

– Чем ты не готова делиться, а? Похоже, ничем…

Последнее прозвучало горько…

Я сглотнула и обернулась, глядя на мужчину, сжавшего кулаки в дверях.

Нора бы побрал этих подхалимов, которые, догадавшись о наших отношениях, сразу отвели одну каюту…

– Мы поговорим потом, – мягко сказал Глава и отключился.

Я же беспомощно посмотрела на Гарда.

– Так к чему ты не готова, Аррина? Что опять происходит – и чему ты снова не веришь?

– Как ты когда-то? – спросила я тихо, не зная, что ответить.

Дернулся, как от удара, и глухо пробормотал:

– Ты не представляешь, сколько я готов отдать, только бы этого не происходило… Но так вышло! Да, ты была подставлена под удар и предана – на тот раз мной. И я готов просить прощения за это снова и снова, но… Тебе ведь тоже есть за что извиниться. И я не про нынешнюю ситуацию – с ней мы еще разберемся.

– Есть… – сказала я медленно. – И я тебя простила, но…

Снова замолчала, не решаясь озвучить собственные страхи и слабости.

Да, я была той самой, кто «остановил Бездну»… Но еще я была влюбленной, неуверенной, напуганной и сомневающейся женщиной, которой впервые открылась возможность настоящих отношений.

Мы были слишком юны в Академии… слишком не готовы к чему-то важному. Сейчас… мы стали сильнее, взрослее, уверенней в себе и друг друге. Но ведь обстоятельства и прошлое…

Насколько это возможно преодолеть?

– Но? – поторопил он. Я видела, что Гард сдерживается из последних сил, чтобы не взорваться, и, вместо того чтобы успокоить нас обоих, начала заводиться сама.

– Но не уверена, что ты хочешь быть именно со мной.

– О чем ты? – он непонимающе нахмурился. – Неужели мои слова любви так мало значат для тебя?

– Неужели мой статус так много значит для тебя? – зарычала, выплескивая, наконец, свои сомнения. – Ты молча трахал меня, когда я была оборванкой с окраины. И с легкостью бросил, когда твой друг что-то наплел про меня. Ты бросился спасать меня, только когда я стала членом команды. Ты всегда был стражем и делал то, что скажет Совет, твой отец – и когда он приказал отказаться от меня, пусть и опосредованно, выполнил это. А что теперь? Теперь, когда каждый страж будет лживо гордиться тем, что я принадлежу той же расе? Когда мой статус пусть даже не сравнялся с твоим, но приблизился? Теперь ты говоришь о любви? А как же твои договоренности? Например, невеста, что так трепетно прижималась к тебе в порту?

Мужчина побледнел, черты лица его заострились, а на скулах вспыхнули красные пятна. На удар показалось, что мои слова не просто достигли цели, но являются правдой…

Но он рявкнул, едва проговаривая буквы от бешенства:

– Идиотка!

Мне впору было обидеться, но вместо этого я решила пойти до конца. И уточнила:

– Потому что поверила, что сделалась тебе нужна?

Гард застонал и стукнулся головой о стенку. А потом прикрыл глаза, будто от усталости, и сказал:

– Я разорвал помолвку сразу, как только смог связаться с ней. Или думаешь, я стал бы с такой легкостью и уверенностью обнимать тебя, говорить, любить и при этом готовиться встретиться с невестой? Ты все еще не доверяешь мне… и да, я первым начал эту норову традицию. Не верить словам и собственному сердцу… Но, может, поверишь хотя бы вот этому?

Он что-то набрал на своем переговорном браслете, и мой просигналил о приеме информации. А потом поджал губы… развернулся и вышел.

Я подавила порыв побежать следом и посмотрела, что же мне пришло.

Запись разговора?

Хм, судя по датам, это было несколько суток назад, когда Гард пришел в себя. Я знала, что он связывался с отцом – или тот с ним, – но, естественно, не присутствовала при их общении.

Почему он захотел, чтобы я прослушала это?

Включила и еще больше нахмурилась. То, что там говорилось, было слишком… личным. Как бы я ни относилась к отцу Гарда и его методам, я точно знала – сына он любит.

Слезы в голосе Председателя; счастливый и одновременно ошеломленный тон, взаимные заверения в скорой встрече… зачем мне это?

А потом поняла – зачем.

– Аррина… как она себя чувствует?

– Все хорошо… – Гард явно удивлен заботой, прозвучавшей в голосе отца. – Потрясена… думаю, как и все мы. Но я рядом и не дам её в обиду. Даже самой себе.

– Это замечательно… правильно.

– Замечательно?! – а теперь в голосе младшего Норана злость и раздражение. – Я просто не засоряю канал всеми возможными ругательствами по поводу того, что ты натворил! Но не думай, что я забыл или что мне плевать и я не выскажу все это при встрече! Ты зашел слишком далеко… сломав все, что у нас было. Уничтожив ради… ради чего? Выгодной продажи своего сыночка? Бездна, ну неужели ты не понял, насколько я…

– Понял… – последовал усталый вздох. – Именно потому направил её к тебе…

– Ты… что?

– Я ошибся. Когда решил разлучить вас. И осознал это слишком поздно – когда мой сын отдалился от стражей и начал улетать все дальше в поисках смерти…

– Но я не…

– Ты – да. Я видел это… и мне пришлось принять то, что все происходит из-за моей ошибки. Как и то, что мне, в общем-то, все равно, насколько выгодный брак ты заключишь, если погибнешь… или же просто уничтожишь себя… изнутри. Я следил за девочкой все эти годы. Ничего такого, просто она вызывала закономерное любопытство. И решил подстроить так, чтобы вы оказались на одном корабле.

– Бездна…

– Угу. Может, именно она и управляла мной… Или желающая спастись Вселенная? – голос Председателя стал задумчивым. – Я даже не мог предположить такого развития событий… всего лишь хотел, чтобы у вас появился шанс. И чтобы она своим присутствием спасла тебя. Самое странное, что она ведь действительно это сделала. Спасла. И заодно пару галактик…

– Я свяжусь с тобой позже… – тихий голос Гарда.

Запись на этом обрывалась, но я еще долго сидела, глядя в одну точку.

И вспомнила тот день… тогда Гард вышел из спасательного автолета и как-то странно на меня смотрел… А потом любил особенно нежно.

Удивительно… Председатель Норан… все и сделал? Что ж, ему следовало выдать единственную в своем роде награду – как лучшему предсказателю будущего.

А мне – награду «главной трусихи».

Вздохнув, я и выбралась из каюты.

Точно зная, где найти Гарда. В небольшой комнате отдыха с затемненным светом и большим полукруглым «окном», за которым светили звезды. Те самые, что видел корабль и проецировал на стену, создавая полную иллюзию прозрачности корпуса.

Мы не ныряли – считалось, что чем ближе от Края, тем больше погрешностей. И рисковать, когда есть время, никому не хотелось. Так что впереди у нас было еще несколько суток пути…

Гард не повернулся, когда я тихо вошла, но по вздрогнувшей руке я поняла, что он меня заметил.

Села рядом на изогнутую мягкую лавку.

– Я была совсем маленькой, когда убили маму. Пришли странные существа и выманили всех из хижин обещанием гуманитарной помощи, а потом начали поливать огнем. Сжигая и уничтожая наши дома и будущее… Одна из последних «зачисток», как гру это называли. Моей родной планете не повезло оказаться на границе спорных территорий… Спустя несколько суток с Содружеством был подписан мирный договор, а историю с несколькими маленькими городками и тысячами убитых замяли… чтобы не вызвать волнений. Мама спасла меня, закрыв собой. Выжившим взрослым тогда заплатили за молчание, детей отправили по приютам, потеряв некоторых по дороге. А там убеждали, что нам все померещилось… И мы попали в мерзкий и неуютный дом, потому что нас бросили родители. Мне очень рано пришлось обозначить для себя принципы, которые помогут выжить… Никого не любить – чтобы не было потом больно. Никому не доверять. Рассчитывать только на себя. Не высовываться, чтобы заметили… И не верить власть имущим. Ты представляешь, сколько принципов мне придется нарушить, выйдя с тобой, как с парой, рука об руку под прицелы дронов тысяч планет?

Он шумно выдохнул… а потом притянул меня к себе и уткнулся в волосы:

– Наверное, все? – голос Гарда прозвучал хрипло, будто от сдерживаемых слез.

Я же их не сдерживала.

Только кивнула.

– Моя храбрая девочка, победившая бездну, но с трудом договаривающаяся с самой собой… Хрупкая… Лучшая. Ты никогда больше не будешь одна. Веришь?

Я снова кивнула. А потом справилась с волнением и прошептала:

– Люблю тебя. И прости меня за…

– Прощаю. Сразу за все и за будущее тоже. Что бы ты ни делала, знай… я всегда буду тебе верить. И всегда любить. И да, возможно где-то это будет больно, и тебе тоже. Но знаешь, я благодарен любой боли…

– Почему?

– Потому что болит только у того, кто на самом деле живет.