Текст книги "De Paris avec l'amour (СИ)"

Автор книги: Дарья Волкова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 22 страниц)

Шаг двадцатый. Истинные намерения сторон

– Вы сумасшедший?

– Напротив, я так нормален, что порой сам удивляюсь.

Само празднование напомнило Соне хорошую театральную постановку, в которой каждый точно знает отведенную ему роль. И при этом у Софьи одновременно было ощущение, что она собирает паззл. Каждое сказанное слово, каждый взгляд, жест, да что там – все, кто собрался за этим роскошным столом – все они были частями мозаики. И постепенно каждый кусочек этой мозаики вставал на свое место.

Ее посадили между Дамьеном Русси и кузеном Сержа по имени Робер, а фамилию Соня запамятовала – слишком много информации за один раз. Их было двое – кузенов Сержа, у Робера еще имелась родная сестра, Флави, они оба были внуками младшей сестры деда Сержа. Софья не слишком усердствовала в общей беседе – наблюдать ей было стократ интереснее. И чем дальше, тем яснее для нее открывалась странная картина.

Все эти люди, собравшиеся здесь, за этим столом, за исключением Амандин и ее отца, своим благополучием были обязаны «Бетанкур Косметик». То есть – Сержу, который уже на протяжении, если Софья правильно поняла, восьми или девяти лет тащил эту махину на себе. Зарабатывая деньги, которые с удовольствием тратили эти люди – его отец, мать, тетка, кузены, мадам Нинон. И только последняя в этом списке явно испытывала чувство благодарности к Сержу за все, что он делает. Остальные же… о, нет. Ни о какой благодарности речи не шло. О том, откуда берутся деньги «Бетанкур Косметик», присутствующие здесь люди предпочитали не задумываться. Зато с удовольствием упражнялись в остроумии, обсуждая дела «Бетанкур Косметик» и, конкретно, ее нынешнего президента. Столько тонких издевок, шпилек и завуалированных упреков Соня за один раз никогда не слышала. И они все это делали.

Все! Против одного Сержа! Лишь Амандин хранила нейтралитет, ну и крошку Лиз можно было не брать в расчет – она вообще раскрывала рот только чтобы есть. Судя по тому, как легко и непринужденно Серж парировал все словесные копья, летящие в его сторону, это происходит далеко не впервые и опыт в подобных баталиях у него преизрядный.

Наверное, Софья чего-то не знает о жизни, но желание перебить сервиз саргеминского фарфора о головы собравшихся за столом становилось все сильнее. Что это за люди?! Они вообще имеют хоть какое-то представление о семье?! О благодарности?! О любви и привязанности к родственникам, в конце концов?!

Она не выдержала и уставилась на мадам Нинон, сидевшую во главе стола. И дождавшись, когда та посмотрела на нее, не отвела глаз сразу. А спустя какое-то время перевела взгляд на Сержа, который в очередной раз, презрительно кривя губы, парировал что-то отцу. А потом снова посмотрела в глаза мадам Нинон. Софье так и хотелось вскочить и закричать ей: «Почему вы позволяете происходить этому?! Почему вы не защищаете его?! Ведь вы же его любите!».

Внимательный взгляд выцветших с годами, но не утративших своей выразительности светло-голубых глаз. И Соне кажется, что она слышит сухой, чуть надтреснутый голос мадам Нинон: «Потому что он сильный мальчик. Он никому не позволяет жалеть себя. И всегда все делает сам».

Мадам Нинон встала, давая сигнал к тому, что основной обед закончен, и сейчас будет пауза, а позже – перемена блюд и десерт.

– Софи, деточка, составь мне компанию. Хочу тебе кое-что показать. Посекретничаешь со старухой?

– Не вижу тут ни одной старухи, – дипломатично отозвалась Соня. – Но с удовольствием составлю вам компанию.

– А мне с вами посекретничать можно?

– Конечно, девочка моя, – мадам Нинон обернулась к Амандин. – Только я хотела посекретничать с Софи на русском языке – теперь мне редко выпадает шанс поговорить с соотечественником. Если тебе не будет скучно слушать нас – пойдем.

– Нет, пожалуй, – Амандин поджала губы. – Я лучше составлю компанию Сержу.

– Составь, конечно, – улыбнулась мадам Нинон, беря Соню под руку. – Он будет рад.

* * *

Софью удостоили визита в спальню хозяйки дома. Это оказалась большая комната, которая совмещала в себе функции спальни и кабинета.

– Для начала, Сонечка, я хотела поблагодарить тебя за подарок, – мадам Нинон подняла руку, на которой красовался браслет – три ониксовых кольца, звенья, инкрустированные бриллиантами. Это украшение действительно подходит хрупкой изысканности урожденной княгини Бобровской.

– Но это подарок Сержа.

– Он мне рассказал о том, что это была твоя идея.

– Не буду спорить – идея моя, – улыбнулась Соня. – Но, кроме идеи… В общем, я рада, что вам понравилось.

– У меня особые воспоминания, связанные с Оскаром Хейманом, – мадам Нинон открыла стеклянную дверцу шкафа и достала оттуда увесистый альбом в кожаной обложке. Присела на небольшой диван у окна и приглашающе похлопала по сиденью рядом. – На нашу первую годовщину свадьбы я подарила Рене булавку для галстука. Как раз изделие этого ювелирного дома.

– Правда? – Софья присела рядом. – Надо же, какое совпадение.

– Да. Это была его любимая булавка. С ней его и похоронили, – мадам Нинон раскрыла альбом. – Ну, не будем о грустном. Вот, Софьюшка, хотела тебе показать, какая я была молодая.

Соня интуитивно чувствовала, как важен этот жест со стороны бабушки Сержа. Это доверие. Эта возможность заглянуть в историю семьи. И очень боялась поначалу сказать что-то не то, спугнуть эту атмосферу. Но потом увлеклась – фотографии были и в самом деле интересные, особенно старинные, столетней давности, на которых были запечатлены родители мадам Нинон и другие представители семейства Бобровских.

Ожившая история. А мадам Нинон так увлекательно рассказывала. Тот, кто заглянул бы сейчас в комнату, увидел бы две склоненные над альбомом головы – седую и темноволосую. Их обладательницы увлеченно рассматривали фотографии и беседовали.

– Ой, я знаю это здание!

– Это дом моего дяди Бориса, брата отца.

– Я сто раз мимо него проходила! Это на Сретенке!

– Наверное, – мадам Нинон грустно улыбается. – Я там никогда не была. А что… что в этом здании сейчас?

– Какое-то министерство, кажется, – неуверенно отвечает Соня. – Я не знаю точно. Простите.

– Ничего страшного, девочка, – мадам Нинон легко сжала Сонину руку. – Будь добра, достань еще один альбом – вон тот, с коричневой обложкой. Покажу тебе, какой был Серж маленький. Ему только не рассказывай, хорошо? Взрослые мужчины не любят вспоминать, как они были маленькими мальчиками.

– Не буду рассказывать, – улыбается Соня, доставая альбом.

Маленький Серж Бетанкур – ангелочек, иначе не скажешь. Упитанный белокурый херувим на руках у темноволосого мужчины со впалыми щеками – это Рене Бетанкур. Очаровательный трехлетний мальчуган в джинсовом комбинезоне с совершенно девчачьими светлыми локонами. Рядом – родители: Клоди – хорошенькая, Вивьен – если не одежда и прическа по моде того времени, можно подумать, что это Серж. Нет, еще выражение глаз – другое. Совсем. Коротко стриженный, но все такой же светловолосый мальчишка лет десяти с белоснежной кошкой на руках – видимо, это ее королевское величество Марго. А вот уже юноша – смазливый до невозможности, наглый, самоуверенный. Нахальная, но обаятельная улыбка, русые волосы, уже тогда идеально сидящий костюм. Серж обнимает за плечи стоящих рядом двух товарищей – это выпускной в школе.

– Серж надо мной смеется, а я не понимаю этих цифровых фотографий. Куда приятнее – так. В руки взять можно… потрогать, – узловатый палец гладит край фотографии, на которой Серж с родителями. – Я часто думаю… когда, в какой момент все пошло… не так? Ведь мы с Рене любили Вивьена. А он и Клоди любили Сержа. А вышло… вот так. Выходит, любовью можно все испортить?

Соня промолчала. Она не знала, что ответить на это. Мадам Нинон переворачивает страницу, потом еще одну. Одно из последних фото – Серж, уже совсем узнаваемый, но для Софьи непривычно серьезный. В огромном черном кресле, за огромным же столом. Мсье президент «Бетанкур Косметик».

– Я так горжусь им, – тихо произносит мадам Нинон. – Очень горжусь. Он сильный и гордый мальчик. И очень… – женщина замолчала, словно раздумывая – стоит ли продолжать. А потом решилась. – Он умеет любить. Наверное, это не слишком очевидно. Он редко позволяет кому-то это увидеть. Он не подпускает к себе близко. И еще – так трудно прощает предательство. Я все еще не теряю надежду… – мадам Нинон невесело улыбается, – что он простит родителей. Ведь он их любил. И… я верю, что любит. Но слишком гордый, чтобы простить легко.

Софья снова промолчала. Снова не знала, что ответить. И вообще, ей казалось, что эти слова ответа не требовали.

– Ладно, – взмахнула рукой мадам Нинон. – Это все риторика, не более. Я еще хочу тебе кое-что показать, Софочка.

Соня с все возрастающим изумлением наблюдала, как хозяйка спальни встала, подошла к стене и, как дверцу, открыла картину, висящую на стене. За ней обнаружился сейф. Просто как в кино. Защелкал под пальцами мадам Нинон, набирающими код, замок. И вот уже мадам Нинон снова вернулась на диван. В руках у нее была шкатулка. Резьба по кости, холмогорская школа – это Соня наметанным взглядом определила сразу. А потом шкатулку открыли, и тут Софья удивилась по-настоящему. Хотя, казалось бы, ожидаемо – ну что еще можно хранить в сейфе? В первую очередь, драгоценности. Немного. Видимо, самое дорогое – не столько с точки зрения материальной ценности, сколько из-за связанных с этими украшениями воспоминаний.

Пальцы мадам Нинон дрогнули, когда она доставала из шкатулки кольцо. Явно не свежее приобретение, не слишком роскошное, но и не скромное – три сапфира, один крупнее, тот, что посредине, два по краям мельче. Небольшая россыпь маленьких бриллиантов, тусклое золото.

– Это обручальное кольцо князей Бобровских, – мадам Нинон держит кольцо двумя пальцами. – Ему больше двух сотен лет. Мужчины рода Бобровских надевали это кольцо на палец своей избраннице. Я… – мадам Нинон вздохнула, – последняя Бобровская. И кольцо осталось у меня. Нравится?

– Красивое, – осторожно отвечает Соня. Блеск граней старых сапфиров завораживает.

– Когда-то я могла его надеть, – женщина кладет кольцо себе на ладонь. – Сейчас пальцы уже не те. Могу только так смотреть, – и вдруг протягивает руку Софье. – Хочешь примерить?

Это неожиданно. И после небольшого размышления Соня отрицательно качает головой. Нет. Это как-то неправильно.

– Пожалуйста, – негромко просит мадам Нинон. – Примерь. Сонечка, пожалуйста. Хочу увидеть его на руке. Давно не видела.

Нет, ну если так просят… Софья осторожно берет старинную драгоценность. И… кольцо садится идеально. На именно безымянный палец. Соня неосознанно задерживает дыхание почему-то. А потом протягивает руку мадам Нинон.

– Вот. Смотрите.

Старая женщина наклонила голову, разглядывая. Вздохнула.

– Красиво.

* * *

Русси предпочли уехать. Родственники – тетка, кузены, Вивьен с Клоди – те, наоборот, решили остаться на ночь. Именинница, утомившись, ушла к себе. Праздник закончился.

– Серж, ты где? – Соня стоит у окна, прижав к щеке телефон. Она была права – парк с включенным освещением выглядит очень красиво.

– У себя в комнате.

– А она которая?

– Зачем тебе?

– Хочу нанести визит вежливости.

– Софи… – он там вздыхает. – Я устал. Реально устал. Собираюсь спать. Давай отложим все до завтра?

Она ему не верит. А еще ей не нравится его голос. Странный какой-то.

– Если ты не скажешь, какая твоя комната, я пойду открывать все подряд двери. И мне плевать на то, что это неприлично!

Он еще раз вздыхает.

– По той же стороне, что и твоя. От тебя – третья.

– Умница. Послушный мальчик. Принесу тебе печеньку.

Серж в ответ лишь хмыкнул.

* * *

В комнате не включен свет. Темноту рассеивают лишь слегка отблески фонариков в парке. И еще тлеет красный огонек сигареты. Пахнет табачным дымом и спиртным. Причем крепким спиртным.

Соня постояла немного на пороге, давая глазам привыкнуть к темноте. А потом шагнула вглубь комнаты. Серж сидит в кресле у окна. На нем лишь брюки, выше талии он голый, в пальцах одной руки зажата сигарета, в ладони другой устроен бокал.

– Ооо… Мальчик пошел вразнос?

Он не отвечает, лишь затягивается сигаретой, заставляя ее кончик разгореться ярко-алым. Софья протягивает руку к столику, берет бутылку, подносит к глазам. Наполовину пустая, и это даже не коньяк. Виски.

– Серж, – присаживается на подлокотник кресла. – Ты же не куришь?

– Как видишь, иногда курю.

– Тебе нельзя крепкое. Ты же не умеешь это пить.

– Ерунда.

– Тебе будет завтра плохо – ты сам говорил.

– Плевать.

– Серж… – она наклоняется, обхватывает его лицо ладонями. От него так непривычно и резко пахнет – табаком, виски. – Что случилось?

– Что случилось? – он резко отворачивает голову, еще раз затягивается. – Случилась задница, Соф. В моей жизни.

– Что ты имеешь в виду? Что-то произошло? Плохие новости?

– Этим новостям уже почти тридцать лет. Это я просто родился на свет не у тех людей. Которым был на хрен не нужен!

– Ох… – родственники Сержа все-таки допекли. – Серж, но ведь это было так давно. Неужели ты до сих пор не можешь забыть? Разве сейчас это имеет значение?

– Еще какое! – усмехается он. Резко тушит сигарету, забирает со столика бутылку.

– Может, не стоит больше пить? – Соне все это совершенно не нравится.

– Может, и не стоит, – соглашается Серж. – Но я буду. Знаешь, – он отхлебывает прямо из горлышка и закашливается. Потом дышит часто, восстанавливая дыхание. – Знаешь, я вот на них смотрю и боюсь.

– Чего? – тихо спрашивает Соня.

– Во мне, Соф, течет та же кровь, что и в Вивьене и Клоди. Я их сын. И, знаешь, я все время боюсь… что я стану таким же, как они.

– Ты не…

– Помнишь, я рассказывал тебе про друга-гея?

– Помню.

– Я ведь всерьез тогда думал, что могу… что во мне это есть. Я вообще постоянно боюсь, что во мне что-то есть! Что-то ненормальное! Я боялся, что мне может понравиться трахаться с мужиком! – выкрикнул он с пьяной откровенностью. – Нет, пронесло, не захотелось даже пробовать. Но я все время жду, Соф… – он откинул голову на спинку кресла. Шевельнул рукой, очередная сигарета между губ, оранжевый лепесток пламени зажигалки. Серж затянулся, выдохнул дым к потолку. И продолжил свои откровения. – Я боюсь, что мне захочется чего-то. Что меня потянет на что-то… На молоденьких девочек, как отца. На экзотику, как мать – на таек, мексиканок или эфиопок! Или еще на что-то… Помнишь, как ты связала мне руки? Тогда, у меня дома, галстуком, помнишь?

– Да, – ответила Соня осторожно.

– Я тогда испугался, – голос Сержа негромкий. – На самом деле испугался. Не того, что ты мне можешь причинить реальный вред. А того, что мне такое… может понравиться. Что меня потянет на эти вот связывания, наручники, плетки… И прочее. Кстати, знаешь… – он вдруг усмехнулся. – А мне ведь понравилось. Но дело не в связанных руках. А в тебе.

– Серж…

– Я смотрю на Вивьена с Клоди, и мне страшно. Что рано или поздно во мне проснется что-нибудь… этакое. Извращенное. Во мне. Или… в моих будущих детях.

– Прекрати! Ты несешь чушь. Ничего нет такого ужасного в твоих родителях, как ты тут изображаешь.

– Много ты понимаешь!

– Много! Так, слушай, прекращай это. Они, конечно, со странностями у тебя, факт. Но не делай из них Франкенштейнов. И из себя заодно. Ты самый занудный и скучный человек из всех, кого я знала, Серж Бетанкур.

Он вместо ответа лишь усмехается и затягивается.

– Нет, я серьезно! Кто носит трусы одного-единственного фасона и марки? Кто каждый день завтракает исключительно блинчиками и кофе? Кто пугается, когда ему всего-то слегка связывают руки? Ну же, Серж… – забирает у него сигарету, гасит ее.

Снова наклоняется, и снова обхватывает лицо пальцами. – Ты – нормальный. Абсолютно нормальный. Скучный, предсказуемый и до уныния нормальный человек. Перестань себе забивать голову всякими глупостями.

– Нет, Соф.

– Да, Серж.

– Знаешь что, Софи… – у него какой-то странный голос. Еще более странный, чем был до этого. И не только в выпитом виски дело. – Иди-ка ты в свою комнату.

– Почему это?

– Потому что я пьян. Неадекватен. И лучше тебе быть от меня сейчас подальше.

– Неубедительно.

– Я пьян, Софи, – да-да, именно, это пьяная откровенность в нем сейчас говорит.

– Да я с тобой и не спорю, – она встает с подлокотника. – Ты не просто пьян. Ты в стельку, друг мой. Поэтому пойдем-ка в кроватку. Ты устал, немного расстроен и выпил лишнего. Самое лучшее, что ты сейчас можешь сделать – это лечь спать.

Он встает и произносит вдруг неожиданно четко, чеканя слова.

– Уходи, Софи. Уходи. Сейчас же.

– И не подумаю.

– Уходи. Я серьезно.

– И я серьезно. Не уйду, пока ты не ляжешь в постель.

– Постель? Постель… – задумчиво. А потом – решительно, с вызовом: – Если ты не уйдешь, Софи, я поставлю тебя на этой постели раком и поимею. И мне плевать будет на то, хочешь ты этого или нет. Так и знай. Последний раз предупреждаю – уходи.

– Не пугай меня. Не страшно.

– А я не пугаю. Я предупреждаю. Я не такой милый хороший мальчик, как тебе кажется.

– Слушай, прекращай разыгрывать драматический эпизод «Серж Бетанкур – злодей». Не верю. Все, марш в кровать.

– В кровать – так в кровать. И заметь – я тебя пре-ду-преж-дал, – и в следующую секунду он резко дернул пуговицу на ее блузке.

Ну, не драться же с ним? Нелепо и, в общем-то, шансов у нее нет. Пытаться образумить? Бесполезно, Серж и, правда, сильно пьян. Можно уйти. Можно. Но она зачем-то осталась. Просто не смогла оставить его одного наедине с его бесами.

Ни черта он сейчас не соображает. Раздевает ее как-то совсем неумело, пальцы не слушаются – еще бы, после такого количества выпитого. Дышит тяжело.

– Я тебя предупреждал, Софи… – блузка, наконец-то, летит на пол. – Надо было уходить. Ничего хорошего тебя тут не ждет. Я не тот хороший мальчик, каким ты меня считаешь.

– Ты кровожадный и беспощадный монстр. Угу, я поняла. Слушай, – гладит его по щеке, – Серж, может, все-таки спать, а? Ты же едва на ногах стоишь.

– Нет, – берется за пояс ее юбки.

Ну, нет – так нет. Но и уйти она не уйдет.

Похоже, близость неизбежна. Хотя у Софьи нет никакого желания. А Сержем двигает вообще непонятно что. Он торопливо стягивает с нее юбку, руки на талию, прижал к себе крепко. Да, определенно, близость неизбежна. Так, надо что-то сделать.

Он не целует ее в губы. Почему-то. И это хорошо, на самом деле – ей не нравится запах виски и табака от него, это непривычно, не идет ему и вообще – неприятный запах, не его, не Сержа. Вместо этого горячие поцелуи в шею, плечи, перемежающиеся с укусами. Он совсем на себя не похож. И все равно это – Серж.

Соня зажмуривается и вспоминает другого Сержа. Со светлыми и пьяными от желания глазами. С запахом можжевельника и сандала от разгоряченной кожи. Со сбившимся дыханием. Нежного и страстного, умеющего дарить наслаждение и получать его, не стесняясь. Того Сержа, который умел брать и давать. Да, именно такой он – настоящий. А сейчас – сейчас это снова маска. Другая, страшная, которую он сам себе придумал.

– О, черт, Софи, ты меня хочешь… – за своими мыслями она не заметила, как он раздел ее. Как его ладонь оказалась между его бедер. Выдохнул шумно. – Ты меня даже такого… хочешь. Ты готова…

Да, милый, только это не твоя заслуга. Не теперешнего тебя. Нет, она не сказала это вслух.

Серж помолчал какое-то время. А потом убрал свою руку, развернул Соню лицом к кровати и резко толкнул ее влажными пальцами в спину.

– На колени.

Да и черт с тобой. А я все равно тебя не боюсь. Ты пугаешь и пытаешься убедить в первую очередь себя. А я тебе помогать не стану.

Софья услышала шелест фольги и успела порадоваться, что даже в таком состоянии Серж помнит о средстве предохранения. А потом… А потом пришло время радоваться тому, что она успела хоть как-то подготовить себя. Хотя бы мыслями, хотя бы минимально. Потому что Серж врезался в нее одним мощным глубоким толчком, сразу, до упора. Не так как раньше – раньше он ее часто любил дразнить первыми, неглубокими движениями.

Ничего особо неприятного в этом нет. Но и приятного тоже нет. Возбуждение коснулось только физиологии, голова осталась холодной. И Софья словно со стороны наблюдает. Мужские пальцы на талии, держат крепко, не дают отодвинуться. Размеренные удары его бедер о ее ягодицы. Хриплое тяжелое дыхание. Ничего, она перетерпит. Это не должно занять много времени.

А вот с последним Соня ошиблась. Ну, да, как же она забыла… Если долго-долго-долго – значит, пьяный-пьяный-пьяный. Именно их случай. Перфоратор какой-то. И никакого просвета.

Эмоциональное неприятие происходящего через какое-то время дополнилось физическим дискомфортом. То ли естественная смазка израсходовалась, то ли двигаться Серж стал еще сильнее и глубже, но внизу живота стало отдавать реальной болью на каждый толчок. Минуту Соня потерпела. Потом еще минуту. А потом в голову полезли предупреждения тети Даши – о том, чем может кончиться такое вот «терпение». Всплыло словосочетание «эрозия шейки матки» и застучало в висках молоточком под каждый выпад Сержа. Так, все, с Софьи хватит!

– Перестань!

«Перфоратор» продолжил долбить.

– Серж, прекрати. Мне больно!

Реакции не последовало. Соня перенесла вес на одну руку, а другой, вывернув назад, шлепнула Сержа по пальцам, сжимающим ее бедро.

– Прекрати! Я серьезно!

Еще пара толчков. А потом он замер.

– Хватит, – выдохнула Соня устало. – Мне, правда, больно.

Он вышел из ее тела под шумный выдох. А Софья с облегчением шлепнулась на живот.

– Я же просил тебя – уходи, – прозвучало тихо. – Я же просил тебя… Почему ты не ушла? Зачем… зачем видела меня таким? Господи, зачем…

Она приподнялась на локтях и повернула голову. Он лежит на краю постели, голый, на боку, спиной к Софье. Свернулся калачиком. Или… кажется, это еще называется «поза эмбриона». Соня подвинулась ближе и тронула его за плечо.

– Серж…

– Я же просил тебя уйти, – все тем же тихим и безжизненным голосом, не оборачиваясь. – Зачем ты осталась? Зачем позволила? Зачем, Софи, зачем?…

– Серж, иди сюда.

– Нет.

– Да.

Потянула его за плечо. Он заупрямился, но она упрямее. В итоге она устроилась в изголовье постели, а голову Сержа положила себе на плечо.

– Зачем, Соф? – его вздох прошелся по ее груди, заставляя кожу покрыться мурашками. – Почему ты не ушла?

– Потому что так надо, – она покрепче обняла его за плечи. – Потому что не захотела уйти.

– Ты не должна была видеть меня таким. Я же сейчас совершенно омерзительный… – и снова эта пьяная откровенность.

– Достаточно уже самобичевания. Тебе надо поспать, мсье главный злодей, – она легко потрепала его по волосам. – Тебе удобно так? Может, ляжешь на подушку?

– Не хочу на подушку, – он мотнул головой, а потом шевельнулся всем телом и вдруг прижался плотно и уткнулся лицом ей в грудь, каким-то совсем детским, младенческим даже движением. И невнятно оттуда: – Так… хочу. Можно?

А она не смогла ответить. Лишь прижала его голову сильнее, пытаясь проглотить невесть откуда взявшийся комок в горле. Губы Сержа коснулись сначала ее левой груди нежным поцелуем, потом правой.

– Хорошо тут, – прокомментировал он свои действия. А потом прижался еще плотнее и затих. Соня продолжила перебирать его волосы, а он тепло дышал ей в грудь. Напряжение в горле наконец-то отпустило, и она смогла сказать.

– Хочешь, расскажу тебе сказку?

– Хочу, – голос его уже сонный, и звучит глухо, а губы так приятно касаются кожи, когда Серж говорит.

– Ну, тогда слушай, – пальцы ее продолжали гладить его затылок. – В одном королевстве жили-были король и королева. Они любили друг друга, и от их любви у них родился сын. Его назвали Сержем. Это был очень красивый и умный мальчик. Родители очень любили его. Но злая колдунья заколдовала родителей маленького принца, и они стали забывать, как любят своего сына. Но, к счастью, у мальчика еще была бабушка, вдовствующая королева. Она по-прежнему любила юного принца, и вырастила его достойным наследником короны. Маленький принц Серж вырос в сильного, гордого и достойного мужчину. А когда он вырос, он решил снять злое колдовство. И он пошел к злой волшебнице. Она жила далеко-далеко, в темном глухом лесу. Звали ее… Как ее звали, Серж, как ты думаешь?

Он не ответил. Размеренное глубокое дыхание. Заснул.

– Спишь? Вот и хорошо. Спи.

Поерзала, устраиваясь удобнее. Ну, вот и все.

В темной, пропахшей табачным дымом, виски и запахом секса комнате, в большом доме на окраине деревеньки Сент-Оран-де-Гамвиль, департамент Верхняя Гаронна, Софья Соловьева поняла одну важную вещь. Вздохнула. И в этой комнате зазвучала вдруг русская речь.

– Что делать-то будем, Сереж, а? Вот скажи – что мне теперь с этим делать? Ты спрашиваешь, с чем – с этим? – Серж уютно вздохнул во сне. – Так ведь влюбилась я в тебя по самые уши, Серенький. Угу. Вот такая дура, представляешь?

Серж не ответил. Ну, еще бы. Он, уж если спал – то спал, это Софья себе уже уяснила. А монолог продолжила. Она ведь и не рассчитывала на то, что он ее услышит и ответит.

– Да, я знаю. Я сама виновата. Ты меня об этом не просил. А я вот взяла и влюбилась – сама не знаю, как. Да какое там «влюбилась», – усмехнулась невесело. – Люблю. По-настоящему люблю. Только не спрашивай меня, откуда я это знаю. Знаю, Сереженька. Знаю – и все.

Он молчал, тепло дыша ей в грудь. А там, в груди, под его дыханием разгоралось что-то. Жгло и леденило одновременно, сладко и больно.

Как она так умудрилась? Полюбила. И кого? Король косметики. Богатенький плейбой. Смазливый секс-идол, по которому сохнут тысячи женщин, наверное. Серж Бетанкур.

Нет, все не так. Серж Бетанкур. Человек с фантастическим чувством долга, который исполняет должное ему, не жалуясь. Интеллектуал, любящий прикрывать свои мозги флером легкомыслия. Чертовски привлекательный образец мужской породы, не зацикленный на своей внешности при этом – как вдруг неожиданно выяснилось. Горячий, нежный и откровенный в своих желаниях любовник. Сильный и гордый мужчина. И маленький обиженный мальчик, лишенный когда-то так нужных ему любви и ласки. Это все он. Ее Серж.

– Знаешь, а я не жалею. Да, не жалею. Я хочу тебя любить. Мне только страшно немного. Ты спросишь – чего? – Соня легко погладила плечо мирно спящего Сержа. – А ты любишь меня, Сережка? Молчишь? Правильно, молчи. Что ты сейчас можешь сказать? А мне вот кажется… или я хочу так думать… что ты что-то чувствуешь ко мне. Я… мне будет очень плохо и больно, если ты ничего, совсем ничего ко мне не чувствуешь. – Она наклонила голову и зашептала ему в макушку: – Полюби меня. Пожалуйста, полюби меня, Сереж. Я же ведь тебя уже полюбила. Снова молчишь? Да и ладно. Молчание – знак согласия, между прочим. Я буду считать, что ты меня любишь. Ты – мой. – Обняла покрепче за плечи и добавила уверенно: – Вот сейчас, по крайней мере – точно мой. И только мой.

Какое-то время в комнате было тихо. А потом Соня вздохнула. Надо уходить. Серж скоро начнет пинаться. Да и вообще – нечего ей здесь делать. Таковы правила этого дома.

Серж что-то недовольно проворчал, когда она аккуратно перекладывала его голову на подушку. Но не проснулся. Софья оделась, не торопясь. Да и куда ей торопиться? Все уже случилось. Подошла к постели, коснулась губами прохладного лба.

– Сладких снов, любимый. Может быть, тебе приснюсь я?

* * *

Серж и Соня стоят на подъездной дорожке, ожидая, когда Гаспар подгонит машину. Они – последние из гостей, все остальные уже разъехались. Серж сейчас совсем не похож на великолепного мсье Бетанкура – джинсы в прорехах, дизайнерские, но все же. Рубашка в черно-белую клетку с закатанными до локтя рукавами, очки-авиаторы закрывают пол-лица. Все утро был молчалив и хмур, да и теперь в таком же настроении.

Соня тоже молчит – обсуждать что-либо желания нет. Ей бы со своим чувствами совладать как-то.

А потом он вдруг резко задирает очки на лоб, взъерошив и без того лохматые волосы. Следы вчерашнего загула явственно видны на лице, глаза покрасневшие, да и вид в целом помятый.

– Слушай, Соф, – Серж вздыхает, отводит взгляд в сторону дома. – По поводу вчерашнего. Я… я помню, что вчера просил тебя уйти. А ты не ушла. Нет, меня это не оправдывает. Ни в коей мере. Я помню… смутно. Я был груб с тобой. Очень груб. Я должен попросить прощения. Только вот я… – тут он решается все-таки посмотреть ей в глаза. – Я не знаю, что и как сказать… чтобы ты меня простила. Мне очень жаль, Софи, что все так вышло. Я не…

– Тшшш… – она прижала палец к его губам. Но замолчал Серж больше от удивления. – Послушай меня. Я – не они. Я – не твои родственники. Тебе не нужно передо мной оправдываться, что-то доказывать, сражаться со мной. В этой войне я – на твоей стороне, Серж. Я – за тебя. Я… – помолчала. Но так и не решилась. Нет. Не время. Но выдохнула ему на ухо, привстав на носочки: – Я с тобой.

Пауза. А потом он прижал ее к себе, крепко-крепко. И ответным выдохом на ухо, почти стоном, негромким:

– Ох, Софи…

За обнявшейся молодой парой из окна спальни второго этажа наблюдает с улыбкой мадам Нинон Бетанкур.

* * *

Их объятие нарушил басовитый рокот мотора и шорох шин. Гаспар подогнал машину.

– Слушай, Соф, – Серж водворяет очки обратно на переносицу. – У меня к тебе просьба.

– Да? – она пытается вернуть себе невозмутимость.

– Я что-то совсем неважно себя чувствую, – усмехнулся. – Ты же понимаешь, что виски – не совсем мой напиток. В общем, не могла бы ты сменить меня сегодня за рулем?

– Я? – едва вернувшаяся невозмутимость испарилась. – Ты хочешь, чтобы я… села за руль? За руль твоей машины?!

– Угу, – протягивает ей переданные Гаспаром ключи от «гальярдо». – А я поеду в штурманском кресле. Может, вздремну дорогой. А то пальцы до сих пор дрожат еще.

На водительское место она села в смешанном состоянии прострации и эйфории. Краткая инструкция Сержа по управлению машиной – словно сквозь вату. Так, ручной тормоз – снять, первая передача, сцепление плавно, отпускаем тормоз, выжать газ и…

Вместо того, что поехать вперед, машина резко сдала назад, раздался противный треск.

– Ой!

Серж лениво выглянул в боковое зеркало.

– Да уж – самый настоящий «ой». Это были любимые бегонии мадам Нинон. Вот… – он положил свою ладонь поверх руки Сони, двинул рычаг коробки передач. – Вот это – первая. Поехали, Софи. Давай резче газу, пока нам не всыпали по первое число за помятые бегонии.

* * *

Уже в Париже, поставив машину на парковку, Серж обнаружил, что пострадали не только любимые бегонии мадам Нинон. На заднем бампере «гальярдо» красовалась приличная вмятина. Серж усмехнулся. Какой пустяк. После всего, что случилось в Сент-Оран-де-Гамвиль он был готов простить Софи и не такое. Подумаешь – какой-то бампер.