Текст книги "Некромантка 2 (СИ)"
Автор книги: Дарья Лакман
Жанр:
Детективная фантастика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 28 страниц)
Имельда остановилась в дверном проеме, глядя на то место, где некогда ее мать проводила все свободное время. В последние дни она с трудом двигалась, но продолжала упорно отказываться от того, чтобы перенести ее кабинет на первый этаж.
Сейчас в кабинете не осталось ничего, но девушка видела как наяву массив лакированного дуба, искусную резьбу по краям, темно-красное сукно на столешнице. Слева аккуратными стопками высились книги, справа письменные принадлежности. Замусоленное, но такое верное и привычно лежащее в руке перо как-то неуместно смотрелось на фоне остальных предметов: черненной изысканной чернильницы, подставки под дорогую бумагу, пресс-папье… А вот в иссушенной болезнью руке Матильды оно было очень даже гармоничным. Правда, четырнадцать лет назад и рука была сильнее, и перо другим.
Имельда прошла к окну, у которого стоял стол, опустилась на пол, вытянув ноги, уложила рядом трость. В пустом пространстве ее тихие движения звучали оглушительно. Она окунулась с головой в воспоминание, которое почти уже стерлось из головы, оставив лишь какие-то смазанные мысле-образы, но ее дар смог восстановить все до ужаса четко, как только Имельда оказалась в этом доме. Старые стены все помнят. Видение сплелось в воздухе, и девушке оставалось порадоваться, что она сейчас вспомнила и увидела именно эту картину, а не то, как ее мать зверски убивают в паре метров от нее. Имельда настолько не хотела это переживать, что сумела удержать перед собой только приятную картину.
***
Матильда нашла на полке своего стеллажа во всю стену пыльный томик по растениям и прошла к столу, где за ним уже сидела девочка с угольными волосами. Только вчера им удалось окрасить их, и они еще выглядели неестественно при светлых глазах и коже девочки.
– Нашла, – улыбнулась Матильда и присела рядом на соседний стул. Она полистала пухлый небольшой том и открыла нужную ей страницу. – Вот, смотри. – Она показала ей цветную иллюстрацию, нарисованную чьей-то умелой рукой. Там был изображен цветок, каких девочка еще никогда не видела. А Матильда меж тем начала рассказывать. – Очень далеко на севере есть редкое растение. Мельдус три-цвет. Он может жить в вечной мерзлоте очень-очень долго, находясь в спячке. Но когда мороз немного ослабевает и приходит время цветения, то он распускается удивительными синими цветами. Но они не обычные, а состоят из трех частей. Видишь, вот здесь, – она указала на нижние мясистые лепестки, которые скорее выглядели как камень, из которого и высекли эти листья, – в первый месяц местной зимы распускается внешний бутон, потом срединный, а в конце, самая прекрасная сердцевина… Переливающаяся всеми оттенками синего цвета, – она провела пальцем по рисунку, задумчиво улыбаясь, и глянула на девочку. – Этот цветок можно назвать волшебным. Удивительное создание природы. Мне удалось увидеть его лишь однажды в коллекции одного человека, что помешан на редких растениях. Ему дорогого стоило, чтобы воссоздать нужную атмосферу для этого цветка. – она вздохнула и вынырнула из воспоминаний, – Я думаю, что если и выбирать тебе новое имя, то с интересной историей, а? Как думаешь? Это будет нашей с тобой маленькой тайной, – Матильда подмигнула девочке, что за весь ее монолог ни проронила ни слова. Она лишь смотрела и слушала. Матильда переживала, конечно, что девочка от всех потрясений, что она пережила, не сможет адаптироваться к новой жизни, но все же в ее глазах некромантка видела интерес. Девочка не была безучастной, просто ее эмоции были еще слегка «подмороженными», ей требовалось время на то, чтобы оттаять. – Как тебе имя Имельда?
Девочка приблизилась к книге, провела по ней ладонью, спрятанной в ткань перчатки. Рисунок ей нравился, как и история. Эта история лучше, чем та, что приключилась с ней. И такая ассоциация с морозом и холодом ей нравилась больше.
Имельда кивнула, взглянула на Матильду и сдержанно улыбнулась.
***
Имельда сидела так до тех пор, пока мышцы не затекли. Вынырнув из омута воспоминаний, она потерла лицо, чувствуя опустошение с новой силой. Она так хотела бы, чтобы у нее не было этого дара, чтобы не видеть, не чувствовать, не вспоминать. Но природа отняла у нее эту возможность. Она завидовала простым людям, чье горе спустя время притуплялось, эмоции утихали. От боли утраты невозможно полностью избавиться, но с ней можно жить и с годами она уходит на задний план, вытесняемая насущными проблемами. У Имельды же не было такой роскоши. Каждый раз она видела и переживала все заново, особенно когда ее называли по имени.
Она пришла сюда с надеждой, что это поможет проститься. Многие так поступали, чтобы отпустить уже наконец прошлое и это работало. Имельде это не помогло. За добрым воспоминанием пришли те, которых она видеть не хотела: мамина болезнь, ссоры с Тимором, их смерть и ничего о Митрише. Матильда о нем не говорила с Тимором и тем более не приводила его в этот дом. Имельда впустую разбередила свою душу, подняв муть жутких воспоминаний из омута памяти. Она бы и рада была их забыть, но не могла.
Кусая губы, Имельда смотрела вперед. Через несколько широких библиотечных столов от нее сидел Итан. Он что-то читал и бормотал, хмуро глядя в книгу. Еще одно живое напоминание о том, что она потеряла.
Она перевела взгляд на книгу. Дурацкая научная работа… Для кого она? Для чего? Зачем она это все делает? Ответа так и не нашлось. Вместо этого она лишь снова окунулась в одно воспоминание, когда невольно услышала разговор одногруппников. Она все чаще уплывала сознанием куда-то далеко, переставая контролировать реальность.
***
Длинный шест стучал громко и звонко, когда Имельда с силой наносила удар на укрепленный деревянный тренажер. Волосы выбились из косы, облепили взмокшее лицо, в кожаных перчатках было не очень удобно, но она привыкла.
Свободная темная рубаха с длинными рукавами выбилась из-за пояса, что держал в тон рубахи тренировочные штаны, обмотанные до колен истасканными тряпочными лотами.
Вокруг по тренировочной площадке занимались остальные, работая в парах. В их группе к последнему году обучения осталось нечетное количество учеников. И всегда на тренировках по очереди кто-то оставался работать на тренажере. Сегодня выпала очередь Имельды, и она яростно выплескивала эмоции на деревянном истукане, отрабатывая сражение шестом.
За ее спиной, на расстоянии, когда еще можно услышать слова, тренировались Итан со своим приятелем, думая, что звуки тренировки все заглушают. Вот только Имельда все же слышала этот разговор и оттого удары становились лишь яростнее. Роза то и дело кидала на нее взгляды с другого конца площадки.
– Во дает, – пыхтел Айден, уворачиваясь от крепких кулаков Итана.
– Опять с Рози поссорились, – пропыхтел он, ныряя под руку одногруппника.
– Что-то они последнее время как кошка с собакой, – ответил Айден, – Все тебя делят, – усмехнулся. Раздались звуки обидных, но легких оплеух.
– Не отвлекайся.
Раздался треск, треть сломанного шеста отскочила от тренажера и шлепнулась в песок.
***
Имельда сморгнула воспоминания, насильно вытягивая себя из задумчивости, и уставилась на внезапно приблизившегося Итана. Она упустила тот момент, когда мужчина встал из-за своего стола и пересел к девушке. Он сидел и спокойно смотрел на нее.
– Вы так сильно о чем-то задумались, глядя на меня.
– Вы что-то хотели?
Мужчина пожал плечами и поджал губы.
– Как я понял, мы дружили когда-то?
Имельда посмотрела на свои перепачканные пальцы.
– Да. Когда-то.
– Вы обрадовались в первый миг, когда увидели меня. Тогда. Еще на неделе поступлений. Не хотел вас огорчать.
– В том нет вашей вины, – натянуто дернула уголками губ. – Имельда старалась не смотреть на мужчину прямо, чтобы не улавливать так отчетливо его мысли. Но в голову то и дело проскальзывали обрывки каких-то фраз и образов. Это мешало. – Что бы нас ни связывало, все в прошлом, – произнесла она, уверенно откладывая перо в сторону.
Она видела Итана, но он то и дело перемежался с другим мужчиной. Это видение сменяло Итана в реальности, стоило чуть отвести взгляд. Прямоугольной формы лицо, остро очерченные скулы и крепкие угловатые челюсти. Мужчина был в годах: тронутые солью темные короткие волосы, глубоко посаженые очень выразительные голубые глаза. Этот взгляд накладывался на взгляд Итана, что создавало причудливый образ некой чужеродности в этом человеке.
Она увидела ночной переулок заброшенного небольшого городка. Развалины. Дождь… Этот мужчина яростно сражался, озаряя светом самые дальние углы и стены вспышками боевых заклинаний.
– Полард! – женский голос.
Имельда прижала пальцы к виску, сморщившись. Боль пронзила голову.
– Устали?
– Немного. Можно поинтересоваться, как вы потеряли память?
Мужчина усмехнулся.
– Не очень приятная история, которую я с трудом припоминаю.
– А вы вообще что-либо помните из прошлой жизни?
Мужчина задумался, помотал головой.
– До того происшествия только самые поздние события. Урывками как-то… А ранние, – он махнул рукой, – Темнота.
– Сочувствую.
– Да, – задумчиво протянул и облокотился на подлокотник стула. – Если мы с вами были друзьями, я действительно многое потерял.
– Были, Маэстро Клевенски, были.
Имельда стала натягивать перчатки.
– Зачем они вам? – он взглядом указал на предмет гардероба.
Имельда скупо улыбнулась.
– Попробуйте вспомнить, – мужчина тоже улыбнулся, принимая эту игру. Сложно сказать, настоящая ли была улыбка. – А как погибла Розалинд, вы помните?
Итан не успел ответить. В их разговор вмещалось новое действующее лицо.
– Добрый день, Маэстро. Маэстро, – пришедший мужчина склонил в приветственном кивке голову по очереди к каждому. Он был одет в сочное одеяние из зеленого сукна, расшитое яркими бутонами цветов из светло-зеленых и желтых оттенков. В правой руке он держал небольшую корзинку, накрытую белой хлопковой салфеткой и квадратный плоский сверток. Левая была на перевязи. Имельда нахмурила брови в попытках вспомнить имя этого человека.
– Господин Эстрич? – не до конца уверенная удивилась.
– О, дорогая, не стоит, – он панибратски отмахнулся от такого обращения, – Для вас просто Эсмер.
Имельда не стала никак реагировать на «дорогую» при том, что они едва были знакомы.
– Как вас пустили? – встрял Итан, поднимаясь. – Кто вы такой?
– Прошу простить, не представился, – он протянул руку. – Эсмер Эстрич. Художник, – Итан скептично оглядел протянутую руку, но все же пожал ее. Вот только художник вместо того, чтобы пожать и тут же ее отпустить, продолжил удерживать руку Итана, улыбаясь открыто и по-приятельски, – Вы позволите украсть вашу собеседницу ненадолго? Я через многое прошел, чтобы здесь оказаться.
Имельду никто не спрашивал.
– Да разве я ее удерживаю, – столь же любезно улыбнулся Итан, взгляд которого был прямо противоположно холоден.
Имельда посетовала про себя на то, что Эстрич появился весьма некстати. И вообще, это был последний в мире человек, которого она ожидала увидеть, когда услышала шаги позади себя.
Имельда распрощалась с Итаном, забрала свои наработки и сдала талмуд Зошу. В голове пролетела мысль о том, что главного библиотекаря она не видела с самого собрания в начале года… За него вечно работал Зош.
Маэстро Пешет и господин Эстрич вышли из читального зала и направились по коридору прогулочным шагом. Мимо изредка сновали студиозы.
– Так откуда вы здесь? Что же за дело привело вас в школу магии? К нам редко пускают обычных людей.
«Да…совсем не пускают». Мужчина пропустил мимо ушей это уточнение про «обычного».
– Пришёл к вам.
– Ко мне? – Имельда искренне изумилась.
– Да. Отчего это вас так удивляет? Кажется, я ясно дал понять на благотворительном вечере, что вы мне понравились. Могу прояснить это ещё раз, – он говорил легко, улыбаясь, довольствуясь своим положением, но, не кичась им. Имельда не нашлась, что сказать, засмущавшись. Еще никогда и никто ей не говорил так прямо и честно о своей симпатии. А лучше бы говорил… Имельда отогнала образ Мару и несбыточные мечтания. – Вообще-то я хотел передать вам это, – они остановились, и Эстрич протянул плоский квадратный бумажный свёрток. Имельда приняла его и тут же поняла, что это картина. Она увидела, как Эстрич рисует ее, подписывает, заворачивает… – И это, – следом он протянул корзинку, что держал все это время на сгибе локтя. От неё тянуло сладкой выпечкой.
– А… Э… Я… – Имельда растерялась. Она очень редко получала подарки. К тому же в руках у нее была стопка бумаг, и куча вещей не добавляла уверенности в себе. Художника же это, казалось, никак не трогало. – Не знаю, что сказать. Господин Эстрич, это…
– Просто Эстрич. Раз уж вы не хотите звать меня Эсмером, – девушка взяла себя в руки, глубоко вздохнула.
– Спасибо, Эстрич, – она искренне улыбнулась. – Это очень неожиданно. Вы просто выбили меня из колеи, – они продолжили свою неспешную прогулку по коридорам с высокими сводами.
– Я заметил, – он улыбнулся, сделал паузу, а потом торопливо, рассуждая, добавил:
– Но мне нравится ваша реакция. Вы изумительно искренне смущаетесь, хотелось бы мне изобразить ваш портрет… – мужчина все более задумчиво произносил слова, в конце концов, и вовсе замолчал, внимательно разглядывая девушку.
Имельда, чтобы заполнить тишину, перевела тему:
– Вы тоже, я смотрю, пострадали при взрыве. Очень странно. Я думала, вы покинули вечер гораздо раньше. Я вас не видела после нашего разговора.
– О, нет, нет, я был там все время. Да, вот зацепило. Был слишком близко к эпицентру взрыва.
– Не повезло… Сочувствую.
– О, ничего страшного. Напротив, я везунчик. Не повезло тем, кто лишился конечности или жизни. А я отделался довольно легко. Сотрясение, оглох на время, сломал запястье и сменил прическу, – он растрепал свои короткие волосы, – И руку сломал даже не рабочую! Отлежался недельку и снова в строю! – он счастливо с облегчением улыбнулся, говоря и дернул перевязанной рукой. Правая сторона головы и ухо были в свежих шрамах, но со временем они станут не такими заметными. Имельда поняла, что над ним хорошо поработали врачи. Быть придворным художником не так уж и плохо… Открываются многие двери. Как, например, в школу….
– Странно, что я вас не увидела после… Я была там. Помогала пострадавшим.
– Я знаю. Но мне помог ваш друг. Интересная личность. Такой странный и немного нелюдимый.
– Мы не друзья, – с толикой тоски проговорила Имельда.
– Вот как? Мне показалось, наоборот… В общем, он пришел мне на помощь. Вытащил из-под обломков, помог дойти до подвозки. Меня очень быстро доставили в больницу благодаря ему.
– Да… Мару молодец.
– Так его зовут Мару? Теперь я знаю имя своего спасителя. Кажется, ватонец? Или сканди? Не было возможности получше разглядеть. Я все же склоняюсь, что он сканди.
– Я не знаю, – разочарованно проговорила девушка. Она действительно почти ничего не знала о том, кто ей так много помогал. И выходило так, что первый встречный оказался более осведомленным о Мару, чем она сама – та, что знала его уже без малого полгода. Стало стыдно, хотя, по сути, было и не за что. Он ведь не стремился познакомиться ближе…
– Похож, похож. Я думал, сначала, ватонец, но уж слишком темный он. У тамошних представителей светлее волосы и глаза уже. Все-таки, полагаю, сканди. А ведь я думал, что их перебили.
– Что? – Имельда так резко обернула голову, что волосы взметнулись. Мужчина глазами отметил это, любуясь.
– Перебили, – спокойно повторил он, продолжая удерживать на лице полуулыбку. Менторским тоном он продолжил. – Лет двадцать пять назад… или… Нет, еще раньше, кажется. Не берусь утверждать, подзабыл даты. В общем, у нас с Чаткой был короткий военный конфликт из-за добычи драгоценных камней, а племена сканди были на пути. Жили в горах той местности, не подозревая, что сидят на кладези. В общем, непредвиденные жертвы. И вот я встречаю воина сканди прямо здесь. Не думал, что кто-то выжил. И что я встречусь с их представителем лично…
– Ужасно… – девушка сглотнула вязкую слюну. Сама Имельда была слишком маленькой, чтобы знать подробности, но в целом с историей она дружила и помнила о той кампании по рассказам родителей и урокам в школе.
– Да. Неприятная ситуация. Я хотел вас пригласить на свою выставку.
– Что?
Разговор так резко перешёл на другую тему, что Имельда не сразу сообразила, о чем он говорит.
– На выставку. Пригласить вас хотел, – он улыбнулся и протянул конверт из крепкой плотной бумаги темно-синего цвета. – Но не в Геновере. Здесь моя выставка завершилась несколько раньше, чем я планировал, – он указал на свою руку и лицо. – Сегодня я уезжаю. У меня смешались все планы. Я задумывал посетить ещё несколько крупных городов, но в конце концов, отбываю в столицу. И хотел бы увидеть вас там.
– Меня в столице?!
– Да.
– Но у меня же работа. Я не могу.
– О, дорогая Имельда, я уверен, что грядущие праздники дадут вам возможность отдохнуть и уехать из города.
– Но…
– Как раз моя выставка продлится без малого месяц. Вы точно успеете добраться до Ваалара и увидеть мои работы.
– Я подумаю над вашим предложением. Не могу что-то обещать, извините.
– Ничего. Я все равно буду надеяться на ваше появление. Я был бы счастлив увидеть вас там. Смог бы познакомить вас со многими влиятельными людьми. В том числе и с очень толковыми некромантами, – он гордо поднял указательный палец, акцентируя внимание на этом факте.
Имельда покусала губы, размышляя. Предложение было действительно заманчивое. В столице она была всего один раз проездом и то давно, и познакомиться с другими влиятельными и талантливыми некромантами была бы не против. Но пока не решится ее очевидная проблема, она не сдвинется за ворота школы и на метр.
Кстати, о проблеме… Удивительно, но от господина Эстрича не тянуло ничем, кроме парфюма. Это было странно. Обычно она всегда улавливала хоть что-то от любого из людей неважно, будь то маг или обычный человек. И вот она встречает второго мужчину, от которого не веет ничем, словно он крепко запертая дверь. Это было очень любопытно. Девушка попыталась вспомнить бал. А там она ощутила что-нибудь, когда он трогал ее за руку? Вроде нет… Тогда еще действовало зелье.
– Ваше предложение очень заманчивое. Если сумею закончить свои дела, непременно постараюсь приехать. Спасибо, что зашли.
– Не за что. Быть может, вы оставите свои вещи в кабинете, и мы прогуляемся? У вашей школы чудесный сад.
– Он же еще даже не распустился.
– И что? Неужели природа прекрасна только когда на дворе лето? Зимние пейзажи тоже очень живописны. Главное уметь замечать эту красоту, – мужчина с видом знатока продолжал разглагольствовать на тему красоты зимы и зимнего леса. У Имельды же неприятно сводило зубы, когда у нее перед глазами вставал вид заснеженных холмов и деревьев.
За светской беседой они добрались до аудитории, девушка сгрузила документы и свои подарки на стол, и они отправились на улицу. Был чудесный солнечный день. Снег мокрым покровом блестел от полуденного света, заставляя щуриться. Было прохладно и свежо. Снег на лужайках еще не сошел до конца, зеленая трава еще не начала расти, виднелась лишь мокрая прошлогодняя серо-коричневая щетина некогда изумрудного газона. Зима передавала бразды правления своей сестре, отправляясь на покой.
Эстрич пестрым цветным пятном выделялся на фоне довольно скудной на краски обстановки. Вообще его гардероб и на балу отличался по цветовому тону. Видимо в столице сейчас был в моде именно зеленый и его оттенки, которые разбавлялись отлично оттеняющими его цветами. Вот в Геновере нынче в моде был коричневый и оранжевый с переливами от светлого до темного. А в прошлом году был синий… Каждый год модники ставили свои только им понятные цветовые табу и законы. Сливки общества с удовольствием принимались менять свой гардероб, а зажиточный народ подхватывал, стараясь не отставать. Совсем простому люду – беднякам и работягам – в принципе, было все равно. Носили, что имели, или донашивали из того, что удавалось раздобыть в комиссионных лавочках и на свалках.
Имельда теребила свои рукава, размышляя о такой нетривиальной теме, как одежда. Она никогда особо не следила за модой, но обновляя гардероб после рабочих вылазок, невольно получалось подстраиваться под ритм города. Девушка привычно щеголяла в своих свободных брюках, накинутой длиннополой рубахе со свободными рукавами, подпоясанной широким тканевым поясом и в плаще без рукавов. Холодно ей никогда не было.
Собеседники неспешно прогуливались. Эстрич рассказывал истории из своей дворцовой жизни. Имельда лишь удивлялась, довольно искренне смеялась и где надо вставляла свое короткое слово для поддержания беседы. Она в основном слушала, ведь ей рассказать особо было нечего. Пожалуй, история о похищении Веи была в какой-то мере интересной, но рассказывать ее девушка точно не собиралась. В основном, все ее истории были либо рабочими, либо плохо заканчивались. Это она и поведала Эстричу на вопрос о том, что интересного происходило в ее жизни.
– Ни за что не поверю, что у некромантки с вашим опытом нечего рассказать.
Имельда, извиняясь, улыбнулась, пожав плечом.
– Мне кажется, вам будет это не интересно. Что может быть привлекательного в том, что ты верхом на коне добираешься до места вызова, потом пытаешься выклянчить у местных жителей крупицы информации, потом еще столько же времени пытаешь вычленить нужную из той лавины, которая обрушивается на тебя, когда они разговорятся? Все это нудно.
– Но потом-то начинается дело, – с воодушевлением произнес художник, видимо начитавшись романов о приключениях некромантов. Или наслушавшись легенд.
– Увы, Эстрич. Интересная работа попадается редко. В основном это упыри, мелкая нежить, которые появляются из-за того, что кто-то кого-то пришиб по недомыслию или нарочно, но захотел спрятать свое преступление. Никто не знает, как правильно хоронить трупы. Вот и получается, что они прячут тела по околицам, в подвалах, отвозят в леса да в болота. А там уже темная природа берет свое и получается то, что получается. Уверяю, нет ничего романтического в упокоении заложного покойника или в ловле упыря. Особенно на болотах. Когда тебе приходится в потемках прыгать и скакать по кочкам в попытках либо убежать от упыря, либо догнать его. Или того хуже, по пояс в трясине тащить на себе убитого, чтобы достойно предать земле. Бросать тела нам запрещено.
– Почему?
– Спросите инквизицию, – пожала плечами девушка. – С научной стороны, после обезвреживания нежить становится не совсем обычным, но разлагающимся трупом. И оставить его там, где ты его упокоил, можно. Просто закопай и дело с концом. Но церковь стоит на своем, что каждая душа имеет право на то, чтобы плоть ее была достойно передана родственникам и земле, дабы с чистой совестью попасть на небеса. – Эстрич скептично глядел на некромантку. – Вот и я о том же. Духовный бред, но так повелось и кто я такая, чтобы идти против церкви.
– Вы удивительная девушка, Имельда.
– Прошу, называйте меня Пешет. Не люблю, когда зовут меня Имельдой.
– Отчего? Прекрасное имя.
Девушка поморщилась и тоскливо вздохнула. Хоть общество художника и не тяготило, с ним было легко и просто вести разговор, но разум пересиливал, и Имельда держала язык за зубами, не вдаваясь в личные переживания очень глубоко.
Она задумалась, отчего Абрахан так невзлюбил этого мужчину, почему так отзывался? Что он знает о нем такого? И почему «интуиция» Имельды молчит?
– Неприятные воспоминания.
– Ох, прошу простить, – Эстрич даже склонил голову в знак извинений.
– Ничего. Вы ведь не знали.
– Пешет… Пешет… – мужчина вдруг стал очень задумчив, перекатывая ее фамилию на языке. – Знакомая фамилия.
– Знакомая? – Имельда недоверчиво улыбнулась.
– Да, где-то уже встречал. Не ваша ли мать Матильда Пешет? – лицо Имельды вытянулось. Откуда столичный художник может знать некромантку из Генновера? – Помните, я вам говорил, что знаю толковых некромантов? – Девушка кивнула. – Так вот, они не очень часто, но положительно отзывались о ней. Говорили, что она своего рода гений для женщины в такой трудной профессии. – Имельда поджала губы. «Для женщины». Видимо, стереотипы выветрятся еще не скоро из голов особо высшей категории людей. – Да, очень интересное стечение жизненных рек. Не думал, что когда-либо встречу родственницу той, о ком столько рассказов слышал. Хотя, я полагал, что у нее сын, а не дочь.
Девушка нахмурилась. Как он мог такое полагать? С чего вообще он мог такое думать? Она сдержала себя от секундного порыва прижать этого художника.
– Почему? – непринужденно продолжила шагать девушка.
Эстрич пожал плечами.
– Знакомые так рьяно отзывались о ее способном отпрыске, что мне и мысли не пришло в голову, что это девушка. А пол не называли. Да и имен тоже. Простые слухи в сплетнях… Что может дойти до столицы из уст в уста?
Девушка хмыкнула, но все равно прежняя расслабленность улетучилась. Кто-то ищет сына Матильды Пешет. Именно сына. Ведь при живой-то дочери за столько лет слухи могли сформироваться и более правдоподобные. Но настолько ошибиться… Это очень нехарактерно для слухов.
Сославшись на большое количество дел, Имельда постаралась как можно теплее расстаться с художником, чтобы не обидеть и, не дай Бог, чтобы он ничего не заподозрил. Поблагодарив за подарок и угощение, девушка вернулась в школу, а Эстрич покинул территорию школы.








