Текст книги "Некромантка 2 (СИ)"

Автор книги: Дарья Лакман

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 28 страниц)

К тому времени, как очнулась некромантка и Турцел, и Марфа успели смыть с себя ту несуществующую грязь и кровь, которые им чудились на их теле. Имельда с каким-то отстранённым и вялым удивлением смотрела на свои руки. Они все ещё были бледнее обычного, как, собственно, и она вся, но все же уже не мертвецки. А вот ногти не спешили возвращаться в свой привычный вид.

Мару помог девушке слезть с печи прямо в одеяле, после чего отвёл в баню. Оставив ее там одну и закрыв дверь, он мотнул головой и что-то проговорил сам себе успокаивающим тоном. Он старался не смотреть по сторонам, чтобы не опустошить и без того пустой желудок.

Имельда, оставив одеяло в предбаннике, уселась на самый верхний полок. Нагретые доски жгли, так же, как и тело мужчины, что еще совсем недавно согревал ее. Об этом приятном аспекте девушка думала с лёгкой улыбкой в душе.

Она с неистовым упорством почти обессилевшими руками терла свою кожу, соскабливая с нее всю грязь и разгоняя кровь по венам. Из прибавившихся ран текла красная кровь, смешиваясь с водой и мылом. Девушка не жалела себя, с остервенением деря своё тело. Боль привносила в то буйство эмоций, воспоминаний и мыслей некий порядок и трезвость.

Сил Морока хватило, чтоб защитить ее тело от заражения, но, чтобы быстрее зажили новые повреждения… На это уже его сил не набралось. Мороку нужно было питаться, чтобы восполнять силы, а Имельда в данную минуту не могла предоставить ему ни парного мяса, ни крови. К старым шрамам и колотой ране в плече добавились рассеченная кожа от когтей и укусы. Не много, но достаточно, чтобы было неприятно и больно.

Сколько бы девушка ни подкидывала дров, сколько бы ни поддавала пару, сколько бы ни просиживала в максимально горячей воде, что могла вытерпеть ее истерзанная плоть, ее ногти так и не вернулись в прежнее состояние. Нежно-розовые ногтевые пластины сменились каменными грязновато-серыми не слишком длинными когтями. И хоть краски жизни и румянец вновь вернулись к ней, но эти когти резко контрастировали с ее бледной не загорелой кожей.

Кем она была? Чем становилась? Она без сил упёрла затылок в дерево бани. С соленым потом на лице смешались усталые слёзы. Не было истерик, прошли все давно. Просто напряжение выходило из практикующей волшебницы молчаливыми слезами.

Вернувшись в более-менее приличную форму, девушка вышла из бани. Уже давно поднялось солнце. Завернувшись обратно в одеяло, она вернулась в избу. Смотреть на дело рук своих она не хотела, поэтому не глядела за забор ограды дома, что приютил их.

Внутри было тихо. Все сидели по разным углам. Разговоров не заводили. Все дружно они обернулись на вошедшую некромантку. В молчании они рассматривали ее, каждый со своими мыслями. Не заметить голубых проблесков в светло-коричневой радужке было трудно, они рассекали родной цвет ее глаз, давая понять, что что-то изменилось. Это лучше всех понимал лишь Мару, но и остальным было не по себе. Не зря ведь глаза называли зеркалом души… Имельда соединила в себе целых две и прошлой ночью добровольно сотрудничала со своей второй тёмной половиной. Кем бы она ни была до этого, сейчас это уже была не та девушка, что уходила из Геновера. Но все же она была больше человеком, чем нечистью. Именно ее сознание осталось, а Морок «ушёл в тень».

Имельда осмотрела кухню. На удивление, в этом доме не было погрома, крови или других признаков борьбы… Какие-то образы плавали то там, то сям, но разбираться в них желания не было.

Все уже поели то, что Марфа нашла в этом доме: на столе стояла простокваша и засохший хлеб, вареный картофель и остатки печеной курицы в горшочках. Рот наполнился слюной, но не такой, когда видишь что-то аппетитное, а такой, когда понимаешь, что тебя сейчас стошнит, кислой, едкой, сводящей скулы. Сморщившись, Имельда отвернулась и прошла, хромая, в соседнюю комнату. Мару поднялся и пошёл в баню, не желая ещё дольше сидеть грязным. Проходя мимо Марфы, Имельда слегка замедлилась.

– Мне нужна перевязка.

– Бог в помощь, – с холодным, можно сказать, надменным лицом произнесла она.

– Бог сказал вам помочь мне, – парировала девушка. Монахиня вздёрнула подбородок и чуть ли не соскочила с лавки, на которой сидела. Девушка уже дважды поймала монахиню на этот крючок, который оскорблял сестру Марфу до глубины души. Как можно так богохульствовать?!

Имельда хмыкнула и прошла в комнату. Монахиня все же поплелась за ней. В полном молчании они нашли в этом доме кое-какую женскую одежду, и мужские брюки, которые на истощенной Имельде смотрелись шароварами.

Сестра Марфа, впрочем, несмотря на своё недовольство, весьма сносно справилась с перевязкой всех кровоточащих укусов и рассечений. И даже старую рану в плече она тоже смогла прикрыть, стянув ее через чур резко, чем требовалось. Имельда, стиснув зубы, молча, глянула на женщину укоризненным взглядом. Монахиня никак не отреагировала. Она старалась не смотреть на все эти рубцы и свежие кровавые отметины на женском теле, которое в свою очередь было ни податливым на вид, ни нежным, ни тем более соблазнительным. Тело воина, прошедшего многие схватки. Вот что это было. Сухое, без привычных женских округлостей; при любом движении можно было видеть, как мышцы натягиваются, словно струны под тонкой кожей.

«Бедная девочка» – думала монахиня, но вслух никогда бы этого не произнесла. Она видела, на что была способна эта девушка, и обманываться Марфа не собиралась. Перед ней на кровати кого-то, кого Имельда недавно уничтожила, сидело нечто, что нельзя было назвать юной прелестницей. Она была воительницей, некроманткой, убийцей, монстром… Кем угодно, но не обычной девушкой. И внутренний голос монахини подсказывал, что стоит направить всю ее веру и силу в, безусловно, греховное деяние и убить это существо, что только прикидывается девушкой, но Марфа не могла. Турцел был прав. Кем бы ни была эта странница, она спасла их. Да и не смогла бы Марфа решиться на такое. Кто-то с рождения был способен принести вред живому существу. А кто-то… Марфа стянула узел на плече и отвернулась.

– Я благодарна, что ты спасла мою жизнь и облегчила страдания всех этих душ. Я буду молиться о твоём спасении, но лучше тебе уйти из этих земель. Уходи и больше никогда не возвращайся.

Имельда не ответила, сидя на кровати в одних штанах. Она была перевязана лоскутами некогда бывшей простыни настолько, что верхней одежды сейчас ей не требовалось, чтобы скрыть аккуратную небольшую грудь.

Так и не обернувшись, сестра Марфа ушла. Имельда никак не отреагировала на ее слова. Она слишком устала, чтобы хоть как-то откликаться на недовольства окружающих ее людей. Но все же, когда хлопнула дверь – Марфа вышла – девушка отмерла и оделась, морщась от боли в теле.

Вскоре дверь вновь разнесла по дому стук. Из бани вернулся Мару. Раскрасневшийся и мокрый, обнаженный по пояс, он складывал на лавку у двери плащ девушки и ее сумку рядом со своей, когда Имельда вышла из комнаты. Она на мгновение застыла, упершись взглядом в его тело. Мару выпрямился и перехватил ее взгляд. Девушка сморгнула наваждение и смущенно посмотрела куда-то в сторону, собирая мысли в кучу. То, что происходило в их душах, было куда ярче любых эмоций и слов. Они старались не выдавать себя мимикой, но все же, по взгляду можно было понять, что равнодушием там и не пахло.

– Собирайтесь. Возьмите еды и воды. Мы уходим, – после всего случившегося говорить ровным тоном было затруднительно. Зато Турцел жевал картошку, как будто ровным счетом ничего не произошло.

– Как? Уже?

– Хочешь погостить у бабушки? – Имельда махнула в сторону мутного оконного стекла. И без особой чёткости картинки было ясно, что творится на улице.

Турцел кое-как пропихнул в горло кусок не дожёванной картошки. Увиденное, но больше – вспомненное, его не радовало. И конечно, он тут же подорвался и стал собирать тот скарб, что достался ему от погибшего некроманта и что-то новое из этого дома. И, конечно же, еду.

Мару вытер чужой чистой простынью волосы и прошёл в комнату, в которой недавно была сама девушка, чтобы переодеться. Имельда накинула свой плащ и, взяв сумку, вышла. Монахиня ходила меж останками вконец дохлой нечисти и проговаривала слова молитвы. Некромантка закатила глаза.

– Это бесполезное занятие. Их нужно сжечь.

– Несчастных нужно отпеть, как подобает!

– Это ничем им не поможет. Они уже мертвы. Неотвратимо. Их душа отправилась в бездну. За гранью им не суждено побывать. Дам вам тот же совет, что и вы мне. Уезжайте. На этой мертвой земле ещё очень нескоро можно будет жить. – Имельда подошла к монахине. Та уперто смотрела на неё с неприязнью. – Поверьте, после произошедшего, это место почти проклято. Здесь теперь обитель смерти, а не жизни.

– Все ваше колдовство!

– Это началось ещё задолго до моего… приезда, – словно между делом произнесла девушка, глядя в глаза монахине. – И вы должны были чувствовать это, уважаемая Марфа.

Имельда вытащила из сумки мешочек с зубами. Монашка нахмурилась. Девушка раскрыла его и протянула женщине. Когда та разглядела, чем являлось содержимое, она отшатнулась и чуть не упала, запнувшись за отрубленную ногу, которая уже почернела под дневным солнцем.

– О, господи! – придушенно воскликнула женщина, открещиваясь.

– Это я нашла у некроманта, что жил в этой деревне.

– Не жило здесь никогда некромантов! – словно от беса, отшатнулась монахиня, сплюнув в сторону Имельды.

– Его имя Гумар. Так сказала Ивасья, из соседней деревни.

Монашка сложила брови домиком, накрыв рот рукой. В ее глазах было неверие. Она знала человека с таким именем.

– Нет, не может быть…

– Он навлёк на вас эту беду, сестра Марфа. Случайно, конечно. Но действовал он очень неосмотрительно и непрофессионально. И занимался чем-то запрещённым, – она потрясла мешочком и убрала его обратно. Монахиня проводила это движение взглядом.

– Гумар был доброжелательным человеком! Никогда никому ничего плохого даже словом не желал!

– Чем же он жил тогда? Если не некромантским делом?

– Он лечил наших деревенских. И в соседних деревнях тоже лечил… Он лечил. Только лечил… – монахиня забормотала.

– Ага, – Имельда покивала. Яснее ситуация не становилась, но было понятно хоть то, что некромант, прикидываясь лекарем, делал какие-то свои делишки. Может даже и зубы у детей выдирал, не убивая тех, но… Имельда отмахнулась. Она пыталась оправдать этого человека. Она же прекрасно чувствовала смерть и боль, которыми тянуло от мешочка.

Из избы вышли мужчины, полностью собранные. Имельда посмотрела на них, потом снова обратилась к монахине, которая что-то бормотала себе под нос. Держа руки у груди, она крепко сжимала нательный крест.

– Уходите отсюда, сестра Марфа. Деревню следует сжечь, чтобы полностью избавиться от яда этих тварей.

– Не говорите так! Они были живыми людьми!

– Были! – повысила голос некромантка. – А сейчас это нежить. Мертвецы и то более чистые, чем то, что вы видите перед собой. И даже тот факт, что у них отрублены головы, не даёт точной уверенности, что здесь не заведётся что-то ещё. Деревню необходимо сжечь!

Монахиня не выдержала и заплакала. Здесь был ее дом, здесь были ее друзья, здесь был отец Йосеф, что заменил ей родителя. И все они погибли страшной смертью.

Имельда осмотрелась и припомнила, что, когда по сумеркам расставляла свечи, то не увидела продолжения дороги: деревня заканчивалась тупиком. Девушка обернулась к Турцелу.

– Ты говорил, что через деревни дорога идет прямо до столицы.

– А я и не отказываюсь от своих слов. Дорога есть, через лес, как бишь там его… Костлявый…

– Костяной, – молвила хриплым голосом монахиня. – Была дорога да не стало. Не ходит там уже никто больше десяти лет. А кто рискует пойти по сокращённому пути, более не возвращается домой. Так что туда вам и дорога.

Сидя в грязи, монахиня смотрела куда-то пустым взглядом. Имельде были знакомы те чувства, что сейчас исходили от женщины: она потеряла все, что было дорого ей на этом свете. Ее душа истекала кровью, иссыхала и черствела. Она теряла ту веру и силу, что наполняла ее всего несколько часов назад. Девушка не винила монахиню за эти нечистые и даже злые слова. Не многие могут справиться с тем, что им уготовано.

– Уходите, – в который раз произнесла девушка. Уговаривать ей надоело, – Я сожгу деревню с вами или без.

Она направилась в начало поселения. У неё ушёл час, чтобы обойти его все вдоль и поперёк. Там, где она проходила, читая шепотом слова, воздух укрывался полотном белесой дымки.

Монахиня, собрав силы, молча и не прощаясь, уже давно ушла в сторону деревни Ивасьи, унося свой скромный скарб, нажитый за годы жизни в церкви. Мару и Турцел стояли на окраине деревни в подлеске у покосившихся домишек. Проводник вертел в руках старую трость с затертой ручкой. И где успел найти?

Под слоем снега не было видно дороги. Ее наличие можно было обнаружить лишь по петляющему свободному пространству меж деревьев. Там когда-то был лес, но его вырубили, чтобы проложить путь. И вот, сейчас, спустя столько лет, время и лес брали свое: сквозь снег можно было различить макушки маленьких сосенок.

Имельда подошла к мужчинам и обернулась на деревню. Высекла искру кинжалом о меч, и, заискрившись, воздух вспыхнул такой плотной стеной пламени, что путники невольно сделали несколько шагов назад.

Огонь очистит это место, и когда-нибудь здесь вновь прорастет лес и появится жизнь.

***

Привал устроили только к вечеру. Каждому хотелось уйти от этого злосчастного места как можно дальше. Лишь изредка делали остановки буквально на несколько минут, когда боль в ногах становилась невыносимой.

Все молчали. Даже Турцел. Он был погружён в себя и очень редко когда заговаривал и исключительно для того, чтобы обсудить путь и то, как этот самый путь стремительно менялся на глазах. Они прошли всего ничего, но окружающая местность стала настолько разительно отличаться от той, в которой жили люди, что, казалось, они попали на другой конец материка. Начать хоть с того, что снег остался далеко позади почти сразу. Мужчины стянули тёплые кофты, убрав их в сумки. Привычные березы и сосны постепенно, но стремительно вытеснялись удивительными деревьями. Их стволы были изогнутыми, словно в течение своей жизни растения не могли определиться, куда расти. Примерно на высоту человеческого роста они были покрыты мелким мхом, кончики которого к вечеру начали светиться мерным светло-зелёным светом. А когда его касались, мох стремительно гас в этом месте, чтобы потом вспыхнуть от касания с удвоенным веселым мерцанием. Эти деревья были с длинными узкими листьями на плакучих ветвях. Они чем-то напоминали девушке ивы, за тем исключением, что цвели деревья совсем неожиданными большими и нежными ярко-розовыми бутонами. Их едва не идеально круглые лепестки были столь нежными, что почти прозрачными. На земле почти лишенной травы и другой растительности лежал покров из этих самых лепестков. Вот только они были уже молочно-розового цвета, бархатными и шершавыми на ощупь и были столь крепкими и острыми по краям, что ими можно было рассечь даже дерево.

Турцел сказал, что слышал об этом лесе, и что за унцию таких лепестков платят золотом и драгоценными камнями – такие ценные эти лепестки. А если кто-то умудрился бы привезти цветок, что ещё не закостенел, то за него могли бы даже убить. Из нежных бутонов, как поведал отошедший от потрясений Турцел, создавали какие-то очень ценные ингредиенты для алхимических средств. А уж для чего те использовали, бандит не знал. Попросту было не интересно и не было денег, чтобы узнавать, для чего те снадобья.

Послушав рассказов мужчины, Имельда достала несколько склянок и, зачаровав их, наполнила аккуратно пятью бутонами, за которыми сама лично залезла на эти деревья. Твёрдых лепестков тоже набрала, как и Турцел. Только Мару остался равнодушным к этой диковинке. Взял лишь один лепесток с земли и спрятал в сумке. Для чего ему лишь один небольшой лепесток, Турцел не понимал, набивая острыми бляшками какую-то деревянную бадейку.

Разглядывая этот лепесток, что больше всего походил по своей структуре на кость, или на чешую змеи или рыбы, только в несколько раз прочнее, Имельда поняла, почему лес назывался Костяным.

Они развели костёр, когда на землю опустились сухие тёплые сумерки. В костре, собственно, не было особой необходимости. Еду они взяли с деревни, вокруг было тепло и сухо, как летом, и не было нужды отпугивать зверьё просто потому, что здесь оно отсутствовало. Ни птиц, ни травоядных, ни хищников. Только странные насекомые, что светящимися точками летали меж стволов деревьев, заставляя мох мерцать, словно звезды. Здесь было красиво, но как-то пусто и мёртво. Поэтому они все же зажгли огонь, чтобы добавить атмосфере хоть какой-нибудь привычной живости и уюта.

Имельда не могла понять, что не так было с этим лесом, да и не сильно старалась. Куда больше ее волновал дневник матери и ее собственное тело, которое, несомненно, поменялось после добровольного слияния с монстром внутри неё. Чем больше времени проходило с падения защиты Каила, тем больше изменений происходило в ней самой. Она стала чувствовать все вокруг себя настолько остро, что вообще не нужно было напрягаться. Например, она знала, что на многие мили вокруг нет ни единого живого существа. Есть только одно, и не совсем живое. Не так далеко от них, но благо не на их пути. Имельда даже подозревала, что это из-за него лес стал таким странным, а может нежить поселилась здесь как раз потому, что лес был необычным… Она не хотела знать наверняка, но все равно ощущала его силу даже на большом расстоянии.

Еще, она чувствовала, что Мару намеренно контролирует свой разум и дух, закрываясь ото всех. Раньше она этого не понимала, а теперь явно осознавала. Он научился контролировать свое сознание. Такие навыки очень редки, к тому же среди обычных людей.

А Турцел был открытой книгой: он вообще не таил ни эмоций, ни мыслей. Все говорил и показывал своей мимикой. Даже читать его не было необходимости. Голова разрывалась от всего этого. Так и хотелось всадить нож в висок, чтобы уже оборвался этот нескончаемый фоновый шум и гвалт.

Энергетическая структура ее ауры тоже поменялась. Если раньше легко было увидеть четкую грань между ее человеческой яркой и разноцветной душой и холодной бело-голубой Морока, то сейчас это уже было нечто слипшееся посередине и вгрызающееся друг в друга. Но все равно еще можно было понять, что все же это две разные души.

Имельда потёрла лицо. Как все было сложно.

Она сидела чуть в стороне от мужчин, отказываясь от помощи Мару. Только помогла ему залечить порез на ладони, а потом держалась от него подальше, чтоб не искушать саму себя. Она не хотела повторения истории с деревней. Уж лучше она будет терпеть боль, чем наблюдать за гибелью очередных невинных душ.

Она достала из сумки блокнот матери и ласково провела по выгравированным буквам ее имени. Матильда Пешет… Она спасла маленькую девочку, вытащила из кровавого забытья, дала ей новое имя, новую жизнь, помогла справиться с той болью… а Имельда не смогла ответить ей тем же.

Она раскрыла записную книжку и пролистала нежные странички. Ритуалы: сложные и простые, старые и новые – те, которые она сама создала или привела к улучшенной версии. Ее почерком было выведено множество строчек и рисунков, а заветной фразы она так и не нашла…

Но Имельда абсолютно четко слышала ее голос: это не могло быть каким-то совпадением. Ей не могло показаться. Меж страниц ничего не было, только к заднему форзацу уголком был приклеен пустой лист бумаги, сложенный вдвое. Имельда нахмурилась и легко отклеила его от книжки. Лист был девственно чист. Никаких скрытых знаков и рун, никаких бесцветных чернил.

– Дорогая Имельда… – раздалось внутри головы. Девушка вздрогнула и выронила лист бумаги. Это было послание для неё. Только для неё. И она нерешительно коснулась поверхности листа.

«Дорогая Имельда,

моя девочка, я надеюсь, что Теддор выполнил мою просьбу, и ты получила это письмо вскоре после моей кончины. Это очень важно. Я знаю, что верить нельзя никому и ничему. Я могу оставить это послание только здесь. Знаю, что ты справишься и увидишь то, что я хочу тебе рассказать…»

Имельда судорожно вдохнула. Она действительно видела и слышала. Ее мать сидела в инвалидном кресле за дубовым столом. Он был всегда очень большим и массивным. И в последние дни ее жизни, когда болезнь почти уничтожила ее, исхудавшая и бледная она совсем терялась за этим исполином мебели. Но она сидела и писала чистым пером по пустому листу. Она знала, что только Имельда смогла бы прочесть это послание.

«… У меня есть сын. Его зовут Митриш. И он живёт недалеко от Ваалара, в одной из многочисленных деревень. Прости, что не сказала лично и раньше. Я не могла дать тебе ни одной весточки, ни одного намёка. Я не могла подвергать тебя опасности. Так же, как и Тимора.

Надеюсь, вы сумеете меня простить.

Я хочу, чтобы ты и Тимор позаботились о моем сыне. Дело в том, что его отец – это наследный принц, а не Тим. Я заплатила за эту ложь очень большую цену, но ни о чем не жалею. Разве что о том, что вам придется продолжить мое дело дальше.

Это произошло незадолго до того, как я встретила Тимора и тебя, и повернуть время вспять и все исправить было нельзя. Взять на душу грех и убить ребёнка тоже не смогла.

У меня было задание по молодости, я работала тогда в столице. Судьба свела меня с охотниками в лесу. И так уж случилось, что это были не простые охотники. Это были сыновья правящего Ваалаярви. Я была на задании, а они просто очутились не в том месте и не в то время. Бив был тяжело ранен и скончался в последствии. И если бы не я, то и наследный принц Хаат тоже не добрался бы до дома. Мы были молоды и не сдержаны… Между нами вспыхнул роман, но я не могла надеяться ни на какое продолжение. Из всей этой истории мне, как утешение, остался лишь Митриш.

Хаат не знал о сыне. И я сделала так, чтобы никто не узнал о нем. Митриш рос у Пеми. Это моя молочная мать, когда-то она выкормила меня и не отказала в помощи с Митришем.

Все было хорошо, но любая ложь рано или поздно выплывает наружу. Я не знаю, как они обнаружили, что у Хаата есть сын, но они знают. Я точно уверена, что они ищут его. Возможно, там задействована магия крови. Нынешний Ваалаярви ни за что не оставит в живых того, кто может посягнуть на его власть. Он уничтожил своего собственного сына, а значит не пощадит и Митриша.

Я больше не могу его защищать. Чувствую, что мой срок подходит к концу. Прошу вас, дорогие мои Имельда и Тимор, и умоляю защитите моего сына. Я пойму, если вы разочаруетесь во мне, но Митриш хороший и талантливый мальчик, он ни в чем не виноват. Если направить его силы в нужное русло, он станет великим магом, и никто не сможет добраться до него, но сейчас он всего лишь ребенок и ему нужна ваша защита.

Я люблю вас.

Навечно ваша, Матильда Пешет»

Задрожал подборок, засвербело в носу, а к горлу подтупил болючий ком. Она не могла раскрыть глаз, чтобы слёзы не потекли по ее лицу. Она сидела и боялась сделать вздох, чтобы не разреветься. Как долго она не видела ее лица, не слышала ее мягкого голоса, не видела нежной и доброй улыбки, которая была способна растопить любой лёд…

Ответ был таким простым и очевидным, и был всегда у неё под носом. А она даже не догадывалась.

Теддор ещё тогда должен был отдать ей дневник ее матери, но оставил его себе. Из-за ее гениальных опытов он не захотел отдавать такой ценный ресурс! Жадная сволочь! Если бы ей представилась такая возможность, девушка бы убила его ещё раз, но уже осознанно, а не руками Моро́ка. В ней поднялась такая буря эмоций, что казалось, солнечное сплетение вот-вот лопнет.

– Пешет?

Девушка резко открыла глаза, метнув в Турцела взгляд. Синие искры вспыхнули в ее глазах, зрачок мерцнул алым, отражая свет костра. Набравшиеся слёзы покатились по щекам, и девушка их зло вытерла. Турцел проглотил свой вопрос, все ли в порядке. Имельда, тяжело дыша, убрала драгоценный дневник обратно в сумку.

– Мне надо прогуляться, – только и сказала некромантка, поднимаясь на ноги. Она вышла из круга света и направилась в полумрак дивного леса. Чем дальше было от костра, тем смелее светились моховые накидки на стволах. Имельда шла, не разбирая, куда направляется. Под ногами хрустел закостенелый покров. В голове был сумбур, а руки снова тряслись. Она получила ответы на некоторые вопросы, но все равно легче от этого не стало.

Морок хотел крови и плоти, которую ему обещала Имельда за помощь. А самой девушке хотелось разложить по полкам всю ту информацию, что она получила. Она шла все дальше и дальше, чтобы не ощущать ни Турцела, ни Мару. Она остановилась и оперлась рукой о мягкий ствол, мох погас и тут же радостно засветился вокруг ладони девушки.

Значит, все же Митриш и вправду королевский отпрыск… Имельда до последнего не хотела в это верить. Но ее хотя бы успокаивал тот факт, что Матильда не изменяла Тимору. Просто так сложилось. Значит, ей нужно ускориться, чтобы перехватить Митриша по дороге… чтобы не пропустить, чтобы не опоздать…

Но Имельда все равно не понимала, зачем правящему Ваалаярви убивать наследников? В данный момент он находился почти при смерти. Он, итак, уже правил почти два века… Дольше ещё никто не жил из правящей семьи. Зачем лишать государство правящей ветки? Тогда ведь начнётся настоящая бойня за власть. Имельда не понимала. Голова раскалывалась. Она услышала хруст шагов впереди и подняла взгляд.

Недалеко от неё, прячась за деревом, стояла молоденькая девушка удивительно похожая на саму Имельду, только волосы русые. Девчонка смотрела куда-то в сторону, нахмурившись, с ссадиной на лице.

Она не видела некромантку. Имельда нахмурилась и аккуратно спряталась за стволом дерева. Как она могла не почувствовать живых людей в этом месте?

Девчонка юркнула за кривые извивающиеся стволы и побежала, а вскоре, за ней выбежал из-за деревьев мужчина. Он, не таясь и не скрываясь, хрустел ветками и застывшими лепестками по земле, ступая тяжёлыми сапогами. Они были странно одеты, не как местные жители. Облегающая одежда чудливого покроя. Подробности она не успела рассмотреть.

Это явно была погоня. Крупный мужчина с короткой стрижкой, гнался за молоденькой девчонкой. Ей от силы было лет восемнадцать. Маленькая, верткая и худенькая. Она ловко перепрыгивала через ветви и в петли стволов, когда как мужчине приходилось либо их огибать, либо разрубать мечом. Он был силён. Он был магом. И намерения у него были явно не самыми радушными по отношению к девчонке.

Имельда устремилась за ними, не особо таясь. Но, казалось, эти двое вообще ее не замечали. Они бежали и бежали, маг то и дело метал в девчонку странные заклинания, которыми мало кто пользовался. Они были очень изматывающими и мало действенными. Да к тому же ничего серьёзного противнику они не делали, максимум – могли обездвижить на несколько секунд. Так оно и произошло. Странная парочка выбежала на поляну, с которой открывался вид на дивное и чистое озеро, деревянный настил к нему ведущий, и покосившийся обветшалый домик на самом берегу на деревянных подпорках.

Заклинание подкосило ноги юной особы, и та свалилась подрубленным деревом на землю, покрывая руки крепкими порезами о костяные бляшки. Она взвыла, пытаясь стряхнуть с себя оцепенение. И когда мужчина почти ее настиг, она успела перевернуться на спину и быстро сплести какое-то заклинание. Имельда едва не рухнула, засмотревшись на движения рук и пальцев, запнулась об извилистый корень. Этот пасс ей был знаком! Девчонка была некромантом!

Заклинание врезалось в корпус мужчины и отбросило его на несколько шагов назад. Но он очень резво поднялся, словно и не почувствовав никакой боли. А она должна была быть очень большой. Это заклинание ломало кости! Да кто ко всем чертям они такие?!

Имельда выбежала на поляну вслед за ними, вытащив оба кинжала из-за пояса. Она встала между ними, заслоняя девочку от мужчины в форме. Да, сейчас она понимала, что это была именно форма. Чёрная, выделяющаяся своей грубостью и видимыми швами. Шили не очень умело. Скорее, это была скорая работа штампованной формы для кучи народу.

Имельда не помнила ни одной организации, в которой бы носили такие вещи. Мужчина не остановился даже тогда, когда некромантка направила на него оба своих кинжала, встав в боевую стоку. Он, казалось, смотрел только на девчонку, сквозь Имельду, не замечая ее вовсе. А девочка, глядя широкими от ужаса и удивления глазами, переводила взгляд то на Импельду, то на мужчину, и все ползла назад, ещё не в силах подняться.

– Остановись, – последний раз произнесла Имельда ровным, но напряжённым голосом. Таким тоном она приказывала духам умерших, когда призывала их в этот мир. И только после этого слова мужчина заметил ее. Действительно заметил ее присутствие. Его шаг сбился, глаза расширились от дикого удивления. Он испугано поднял меч и замахнулся. Девчонка за спиной девушки вскрикнула, но мужчина не остановился. Он взмахнул мечом, целясь ей в голову. Имельда без страха блокировала удар одним кинжалом, а второй нацелила ему в сердце. Серебро встретило сталь.

Картинка перед глазами дрогнула, смазалась, а когда восстановилась, Имельда увидела темные глаза Мару. Шёл дождь…

Дождь? Как она могла пропустить дождь? Вся мокрая, Имельда держала скрещенный с мечом свой кинжал правой рукой, а второй, зажатый в левой, у его сердца. Кончик упирался в плоть. Ещё немного, и она бы точно вонзила его. Мару, молча, терпел и удерживал блок тем самым мечом, что достался ему от почившего некроманта. Имельда заморгала, сбрасывая наваждение.

– Прости, – забормотала она, – Мару, прости, я… – она сделала шаг назад, опуская руки. Кинжалы выпали из рук. Она оглянулась. Она действительно стояла на поляне. Только домик был почти новым, не таким ветхим на вид, и вокруг шел дождь. Что это было? Что она видела? Ведь это было по-настоящему… Эти люди были такими… материальными. И они видели ее!

В полном замешательстве Имельда продолжала шагать назад, бормоча извинения и смотря на свои руки. Мару опустил свой меч.

– Прости, я уже не знаю, что реально, а что нет. Я не хотела. Извини, я не… прости меня…

Она отшатнулась, когда мужчина хотел сделать шаг к ней. Развернувшись, быстрым шагом спустилась к берегу, к тому мостку, что тянулся над водной гладью и заканчивался где-то там почти на середине. У берега мостик был приделан к широкому деревянному настилу перед домиком. Над ним была плоская крыша, у входа стояла маленькая лавочка.

Присев рядом с ней, прямо на пол, Имельда обхватила свои ноги и стала нервно качаться, стучась затылком о деревянную стену дома. Через боль попыталась найти связь с реальностью и заглушить чувство вины.