Текст книги "Некромантка 2 (СИ)"

Автор книги: Дарья Лакман

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 28 страниц)

– …но выглядит неплохо, – продолжал Турцел, не обращая ни на кого внимания. Он говорил одновременно со всеми и ни с кем.

– На вкус еще лучше, – не открывая глаз, отозвалась девушка.

– Пробовала зайца?

– Доводилось.

– Irrealle batche, – утвердительно кивнул Мару, не останавливаясь от стругания ветки.

– Шо он сказал? – Имельда приоткрыла глаза и посмотрела на невозмутимого сканди. Что он сказал? Хотелось бы знать. Она лишь пожала плечами. – Как это ты не знаешь? Вы разве не знакомы?

– Знакомы.

– Но ты не знаешь языка, на котором этот узкоглазый изъясняется? Кстати, как вы вообще познакомились? А он как тут оказался?

Имельда улыбнулась, когда Мару совершенно «случайно» выбил из костра мелкий уголек, глядя на Турцела исподлобья. И, конечно, тот совершенно случайно угодил прямо в болтливого провожатого. Мужчина подскочил со своего елового лежака и запрыгал вокруг, отряхиваясь.

– Ай, ой, ты! Аккуратнее! – Мару довольно осклабился и продолжил стругать. – Нет, ну, ты видела? Видела?!

– Меньше оскорбляй его, тогда, может, дойдешь до деревни в целых штанах.

– Так он понимает каждое мое слово!?

Имельда взглянула на Мару и иронично выгнула губы, вновь прикрыв глаза.

– Ну… На счет каждого не уверена, но понимает.

– Ах, полюби меня кабан! Хитрый… – мужчина замялся, неистово помахивая руками, не в силах подобрать сходу нужного слова, – Иностранец! – Мару усмехнулся, глядя в костер. На их стоянку опустилась тишина, что было весьма удивительно, но продлилось это все равно не долго. – Дык, это, может, познакомимся, а, ребят? Чего молчать? Неуютно как-то…

Имельда уже начавшая было проваливаться в дрему, плотно граничившую с реальностью и различными видениями, вновь очнулась, захлопав глазами.

– Познакомиться? Зачем? Знакомы уже вроде.

– Да не, – протянул, – Какое уж это знакомство. Имена, да и только. Эт не по-людски как-то. Я про это, ну… Откуда родом, да куда путь держите. Что в жизни дорого, что достичь хотите… Вот о чем, – он мягко протягивал слова, словно вел сказ, а не беседу у костра в лесу. Имельда уставилась в костер, слегка нахмурившись.

– Я, итак, знаю, кто ты, Турцел Гудрич. Вор и мошенник, поставщик тел для Игр Асанти. Урожденный вааларец, отец погиб, мать жива, но вы не общаетесь. Любитель женщин и карточных игрищ, нелюбитель оставаться в должниках. – По мере того, как Имельда говорила, взгляд ее становился все туманнее, а челюсть Турцела отвисала все ниже. – В тринадцать… Нет, в пятнадцать попал в передрягу, после которой остался шрам на всю жизнь и уважение самого Аргуса. Но это не помогло пробиться к лучшей жизни…

– Откуда ты все это знаешь? – немного затравленно, ошарашенно пролепетал мужчина. – Ты шпион!? Как это возможно!?

Он подскочил. Имельда моргнула и покачнулась, но удержалась в сидячем положении, потерла вымученно лоб. Мару подошел к девушке и взял за руку. Против она не была. Сейчас это было единственное ее спасение. Турцел продолжал стоять, ожидая пояснений, переводя взгляд то на некромантку, то на Мару. Ему так никто ничего и не пояснил.

– Вы самые странные люди, которых я когда-либо встречал… – тихо проговорил мужчина, поправляя на вихрастой голове вязаную шапку. – А я встречал много опасных личностей! И откуда ты знаешь Аргуса?

И в этот раз ему не ответили. Вскоре Мару отпустил девушку и снял мясо с вертела. Имельда голодным волком вцепилась в свой кусок. Последнее время утолить охоту до еды почти не получалось, а голод все усиливался и усиливался. И был он не простым, а каким-то животным. Имельда пыталась засунуть мысли о нем куда подальше, но выходило не всегда. Она так никому и не сказала, что поймала тогда двух зайцев, а не одного… Из второго, вспоров тому горло, она выпила всю кровь. Правда после этого ее почти тут же вывернуло, но дикое желание крови и парного мяса ушло.

Ели они в молчании. Все думали о своём. Когда Имельда расправилась с едой, то пододвинула свой лежак как можно ближе к огню. Ей не хотелось проснуться с утра и обнаружить снова побелевшую руку.

Поутру они отправились в путь и вновь Турцел говорил без умолку. Вечером, казалось, он напугался или осознал что-то, но в новый день он вступил с новыми силами. И ему было почти все равно, что кто-то знает его как облупленного. Но все же он не был глуп – намотал на ус, что лучше ни о чем личном не справляться у этих двоих. Поэтому он рассказывал байки и небылицы, которые гордо именовал «историями из жизни». Правда, почти каждая такая история начиналась со слов подобных фразам из небылиц «поймал я как-то дохлого воробья» или «в одиноком пруду я сумел раздобыть утонувшую рыбу».

Имельда на этот раз шла почти на десять шагов впереди, хромая, но уперто двигаясь вперёд, поэтому основным слушателем был Мару. И, надо отдать Турцелу должное, эти истории, были ли они правдой или выдумкой, вызывали улыбку у Мару, а иногда и смех. Несмотря на происшествие, что связало их пути на какое-то время в единый узел, мужчины вполне комфортно сосуществовали вместе. Мару был крайне молчалив, Турцел слишком уж болтлив – они дополняли друг друга. Имельда же где-то посередине, витая в своих мыслях, иногда возвращаясь в действительность.

За день они прошли огромное расстояние. Лес стелился вокруг по земле, что изгибалась волнами небольших пригорков и холмов, не поднимаясь при этом на приличную высоту. На то она и была долиной, что ни одной горы не было видно на ближайшем глазу расстоянии.

Ближе к вечеру с одного из холмов на горизонте уже можно было различить дымку деревни, а когда стало смеркаться, тройка путешественников переступила условную границу в виде узкой полоски земли свободной от деревьев и других насаждений, отделяющую крайние дома и огороды от леса.

Деревня была настолько удалена от какой-либо цивилизации и крупных трактов, что ни о какой таверне и речи ни шло. Путники постучали в первую же избу, хозяева которой с осторожностью и недоверием поведали, что на постой можно обратиться к Ивасье, что живет дальше по улице в большом жёлтом доме.

Дом действительно нашёлся чуть дальше, почти в самой середине этой небольшой деревни. Найти избу было не сложно, в последних лучах сонного солнца добротная хата словно светилась. И не удивительно: бревна, из которого был сложен дом, были выкрашены в веселенький жёлтый цвет. Когда Имельда и ее спутники подошли к крепкой калитке с колокольчиком, во дворе уже суетились люди, и не пришлось звать хозяйку и звонить в колокольчик. На них обернулась добротная женщина с широкими бёдрами, на которых теплая в пол юбка чуть ли не трещала. Сверху накинут был тёплый тулуп, а голова обвязана шерстяной шалью.

Лицом круглая, румяная, не сказать, что писаная красавица, как из книжки, но весьма приятной наружности. Турцел тут же зарделся, заулыбался, грудь колесом выпятил, шапку со лба на затылок сместил.

– Мир имени и дому вашему, хозяйка, – Имельда взяла слово, как самая толковая единица из их отряда. Мару не говорил по понятным причинам, а Турцел не связал бы и двух слов сейчас, улыбаясь во все свои зубы, которые у него сохранились. Вот сейчас бы ему проявить своё словолюбие им в помощь, так нет же, встал истуканом и лишь скалился.

– И вашим именам и пути добра, путники, – женщина оставила явно чужую суму на крыльце и стала спускаться по ступеням. На заднем дворе из стоила вышел высокий худой мужчина, одетый в тёплую фуфайку и шерстяные штаны. С мечом и кинжалом у пояса, с меховой шапкой на голове и укутанный в широкий истасканный шарф. Под уздцы он вёл нервную кобылу, что явно не хотела слушать своего хозяина. Пока женщина шла к ним, Имельда завела за спину руку и, нашарив Мару, вцепилась ему в ладонь мертвой хваткой. Мысли успокоились.

– Это вы Ивасья?

– От рождения так кличут, а вы кто?

Женщина не дышала радушием, но и злобной не была. Просто к новым лицам относилась с опаской.

– Мое имя Мальта, – Имельда чуть поклонилась, соблюдая законы вежливости, – А моих спутников зовут Арш и Ком, – она указала поочередно на Мару и Турцела. – Мы направляемся в столицу и заплутали немного в ваших землях. Нам бы ночь переночевать. На окраине деревни сказали, что к вам с этим вопросом можно обратиться, и вы не откажете в помощи, – Имельда говорила мягко и сладко, пытаясь завоевать доверие. Если сейчас эта Ивасья не пожелала бы пускать их, то пришлось бы вновь довольствоваться жёсткой сосновой подстилкой и таким же зайцем.

– Иш, какие. И кто ж это вам такое насоветовал-то?

– Да на окраине. Спросили в первом доме, что попался, там нам и сказали, Ивасья радушная хозяйка, в крепких руках дом содержит и места хватит.

Женщина заулыбалась, понимая лесть Имельды. Глупой Ивасья не была, поняла, что и имена не настоящие и легенда тоже придуманная, но все же позволила принять эту лесть. Ей чужие тайны были ни к чему. А вот Турцел изрядно удивился названным именам. Хотя бы потому, что это были имена его подельников.

– Что ж, на ночь пущу, но не за даром. Чай не богаты мы нахлебников на постой определять задаром.

– Не беспокойся, хозяйка. Отплатим медью или серебром. Или шкурой заячьей. На что согласишься?

Женщина задумалась, держа гостей по-прежнему за калиткой. За это время солнце уже успело сесть за деревья, а худой мужчина справился-таки с кобылой и вывел ее через другие более широкие ворота за ограду. Троица и старый гость Ивасьи обменялись изучающими взглядами. Имельда хоть и держала Мару за руку, все равно почувствовала нечто родственное по отношению к мужчине и отталкивающее.

– Много вас, путешественники. Три серебряных давайте.

Женщине не нравился стоящий позади юной девицы индивид. Лицо у него было такое, что сразу видно, не местный и даже не вааларец. Выходец из далеких стран. Видала она подобных на своем жизненном пути: опасные и хитрые, молчаливые и расчетливые. Таких не то, что в дом, в деревню пускать не хотелось, а второй так и вовсе на дурочка был похож. Ивасья, глядя на эту юную особу, невольно подумала сначала, что этих троих связывают особые, так сказать, отношения. Раз путешествуют по таким заброшенным местностям, значит, в нормальном обществе им места нет. Но сейчас, разглядев получше, Ивасья уже не была так уверена. Тот, что выглядел простодушным забулдыгой, имел какую-то хитрую искру во взгляде, но все же был слишком прост, как тот пень. С таким бы эта девушка ни за что не стала делить одну кровать. Да к тому же, когда за спиной стоит такой мужчина, как этот чужак, не нужны такие, как этот простак. При всем своём не большом для мужчины росте, казалось, что он завис над девушкой и защищает ее от… непонятно от чего. И стоял ближе, чем этот рыжий… Ком.

– Дорого, уважаемая хозяйка. Давай один серебряный и десяток медных монет.

– Тю, за такую благодать я вас только накормлю, а ночевать можете на сеновале.

– Два серебряных?

Ивасья задумалась и все же что-то решила.

– И шкурку. Вы там что-то про шкурку говорили?

– И шкурку.

– Хорошечно, проходите, путники, гостями будете. Сейчас только некромантера провожу и накормлю вас.

– О! А, Мальта тоже некромант! Вот и свиделись! Коллеги, – довольно забалагурил Турцел, найдя такое стечение обстоятельств весьма забавным. Что не скажешь о самой некромантке. Имельда чуть дыру не проделала в мужике, желая надавать ему знатных пенделей. Он отмер весьма не к месту.

– Вы некромант? – впервые подал голос сухой мужчина. Из-под шарфа торчал острый нос и блеклые глаза. По самые брови он натянул шапку.

– Да, некромант, – недовольно подтвердила девушка.

– Тоже за вурдалаком пришли? Так я за помощью не посылал.

– Вурдалаком? Нет, я здесь случайно, проездом.

– О, ошибся, значит. Вот ведь какие совпадения бывают в жизни.

Мужчина забрался на лошадь.

– А что там, на счёт вурдалака?

– Ой, да завелась нечисть у нас тут. Вернулась к родным, семейку то и того… Но Гумар вовремя их всех! – в разговор влезла Ивасья, подтаскивая тяжёлую походную суму некроманта.

– Все уже в порядке. Я всех уничтожил, все очистил, здесь безопасно, можете не беспокоиться, – мужчина был хмур и не очень хотел продолжать разговор.

– А вы, извините за бестактность вопроса, местный мастер? Или из города вызвали?

– Местный. Городские сюда не ходют, городских волки задирают, – вновь решила ответить Ивасья. Некромант не очень довольно на неё взглянул, но промолчал. Имельда со скептичным лицом посмотрела на Ивасью. Это, каких же таких некромантов могут обычные волки задрать? Ерунда какая-то.

– Поболтал бы ещё, коллега, но мне в соседнюю деревню пора. Засиделся я тут.

– А там что, тоже нечисть?

– Нет. Дом там. Нно, пшла! – он стеганул кобылу и отправился лёгкой рысцой по утоптанной дороге дальше.

Имельда подавила в себе зарождающуюся неприязнь и тревогу, утягивая Мару за калитку. Она не хотела видеть сейчас всех, кто когда-либо здесь останавливался на постой.

***

Ивасья определила Имельду и Мару на разные кровати в одной комнате (видимо, хозяйка и жила тем, что занималась сдачей койко-мест в аренду), а Турцелу досталась широкая лавка у печи, так как места не хватило на него, а в хозяйскую спальню его не пустили (Турцел до сих пор потирал красное ухо). Но, благо, хоть для него нашёлся и тюфяк, набитый овечьей шерстью, и подушка на пуху, и даже одеяло. Хотя в последнем надобности особой не было. У печи было очень тепло и комфортно.

Отмывшись в бане, путники были накормлены простым, но сытным ужином из картофельной похлебки, пышными пшеничными лепёшками с хрустящей корочкой и жареным луком. Под холодное молоко такая обыденная деревенская еда казалась просто деликатесом. Особенно после лесных жилистых зайцев.

У Ивасьи лишь глаза на лоб от удивления лезли, когда она увидела, сколько съела с виду маленькая и тощенькая девушка. А ведь даже мужчины съели меньше…

Поблагодарив хозяйку за горячую баню и вкусный ужин, путники разбрелись по своим местам. Ивасья хитрым опытным взглядом отметила, что девчонка то не отлипала от чужеземца. Все за руку держала! Так и увела его в комнату.

– Ох, молодость-любовь… – пробормотала сама себе под нос и поймала взгляд их разбойничьего дружка. Тот поиграл бровками, на что Ивасья лишь замахнулась на него ложкой.

– Понял, понял, хозяйка, – примирительно выставил ладони и улёгся удобнее на своём месте.

Как только дверь во временную комнату закрылась, девушка тут же отпустила Мару и стала быстро доставать из своей сумки разные кульки с заготовками. Она выбрала по веточке разных сушёных трав, сложила вместе и зажгла свечу из пчелиного воска. То был не обычный воск, а сделанный пчелами, которые питались медом, созданным ими из пыльцы цветов с могил.

Девушка запалила пучок трав и прошла по комнате, произнося заклинание. Уже через пару минут из комнаты стёрлись все лишние эманации и чужие воспоминания, оставив после себя лишь некоторое эмоциональное послевкусие и запах жженых трав.

Мару все это время сидел на своей кровати, наблюдал, как девушка суетливо ходит по комнате. Света было мало, горела лишь одна лучина да свеча некромантки. Да и то, после завершения этого не хитрого ритуала, свеча была погашена. Стало совсем темно.

– Теперь удастся нормально поспать. Наконец-то… – вздохнула Имельда. Мару хотел спросить, а почему нельзя было сделать такого на их стоянках, но по понятным причинам не стал этого делать. Но если бы они все же могли понимать друг друга, то Имельда бы пояснила, что данный ритуал имеет толк исключительно в закрытых помещениях и на улице бессмысленно его выполнять, только ингредиенты тратить зря.

Имельда выпросила у хозяйки ночнушку, так как сменной одежды у неё все равно не было. В ее путевой сумке, которую она забрала у господина главного дознавателя, были только рабочие снасти да небольшой запас денег. Имельда не рассчитывала тогда, что отправится в длительную дорогу. Свою одежду она постирала, ведь после купания в вонючем озере и тяжёлого пути, запашок от одежды шёл тот ещё, и сейчас вещи сушились у печки. У Мару, к счастью, был более укомплектованный скарб. И комплект сменной одежды нашёлся. Сейчас на нем были свободные штаны и рубаха светлого оттенка. Пока они ели за столом после бани, Имельда то и дело кидала взгляд на треугольный вырез со шнуровкой, из-под которого то и дело можно было увидеть цветные рисунки на загорелой коже мужчины. Мару пару раз замечал, как она смотрит, но виду не подавал, пряча улыбку за глиняной кружкой с молоком.

Имельда досталась с хозяйской руки длиной в пол ночнушка с небольшим вырезом, но без рукавов. Она прятала руки под платком, так же услужливо предоставленной Ивасьей.

Сейчас уже смысла не было прятаться, было слишком мало света, чтобы что-то разглядеть, но все же Имельда, стыдясь своих уродливых рубцов, быстро сложила платок на вещевой сундук у стены и юркнула пол одеяло.

Мару посидел ещё немного на кровати, глядя куда-то на постель девушки, а потом и сам лёг. Он вытянулся поверх одеяла, прямо так, не укрываясь; закинул руки за голову, прикрыв глаза. Влажные темные волосы разметались по подушке.

Несмотря на последние утомительные дни, сон не шел. Ему хотелось увидеть ее ноги, а никак не ночнушку в весёленький желтенький цветочек.

– Мару, – тихонько позвала.

– М? – также тихо отозвался.

– Научи своему языку?

Мужчина повернул удивлённо голову в ее сторону. Девушка лежала под одеялом, укутавшись в него по самый подбородок и поджав ноги. Холодно не было, но все же постель ещё не нагрелась и холодила кожу.

Влажно блестели глаза в свете лучины. Сейчас они были совершенно обычные, не блестели и не светились. Имельда никогда бы не призналась, но сейчас в этой ночнушке, в деревенской избе она снова чувствовала себя маленькой девочкой, как когда-то очень давно…

– Хорошо.

Имельда дернулась и удивлённо привстала, чуть приоткрыв рот.

– Так ты все же говоришь на моем языке.

Мару лишь тихо засмеялся и отрицательно пробормотал что-то непереводимое.

Наутро они так же дружно позавтракали вареными яйцами и оставшимися лепёшками, запивая это травяным отваром. Путники расплатились с радушной хозяйкой, как и договаривались: двумя серебряными и шкуркой зайца. Они взяли с собой немного еды и воды и отправились дальше, предусмотрительно выяснив, что их местная дорога ведёт в соседнюю деревню, а там до столицы через костяной лес «рукой подать».

Ивасья поспешила успокоить путников: лес так называется не из-за костей или скелетов, а из-за местных деревьев. И ещё добавила, что там тепло в любое время года. Всегда одна погода, но люди там не живут.

– От деревни дня за три-четыре доберётесь, – крикнула им вслед после того, как уже попрощались. – Если выживете, – добавила не очень радостно, осенила крестом им путь и пошла управляться по дому дальше.

Деревню миновали быстро, по утоптанной дороге идти было в разы легче. Где-то после полудня им навстречу попалась лошадь, она прогулочным шагом шла по дороге к деревне. Это была та самая кобыла, что только вчера увезла наездника из дома Ивасьи. Мару первым подошёл к ней и ему не составило труда поймать животное. Да и ловлей это было трудно назвать. Бедняга, увидев людей, сама пошла к ним, словно обрадовалась.

– А где ж хозяин-то? – озвучил всех мучавший вопрос Турцел. Он заглядывал вперёд, по дороге, но никого рядом с кобылой не было. Вещей на ней, кроме седла, тоже не нашлось.

Все это очень не понравилось Имельде. Мару, поглаживая кобылу по морде, вопросительно посмотрел на некромантку, мол, что думаешь. Девушка кусала губы. Конь без седока – не очень добрый знак.

Девушка попыталась подойти к лошади, но та попятилась и даже не дала до себя дотронуться. Имельда удрученно поджала губы: чего-то такого она и ожидала. Животные реагировали на неё всегда по-разному, но в основном шарахались и недолюбливали: чувствовали в ней Моро́ка. И каждый раз ей приходилось путешествовать пешком или ожидать дилижансов, потому что искать лошадь, что не скидывала бы ее с себя было слишком уж затруднительной задачей.

Кобылу пришлось взять с собой, но сесть на нее никому не удалось. Отказывалась брать на свою спину хоть кого-нибудь из чужаков. Повязав на неё сумки, Мару взял кобылу под уздцы, и они все дружно пошли новым составом дальше. Через пару часов удалось найти и вещь-мешок того некроманта. Он валялся на обочине, по снегу были раскиданы кое-какие вещи, меч валялся в стороне, а на дороге был начертан незаконченный защитный круг. Кинжал был воткнут в притоптанный снег на границе, так и не дочерченной окружности. Имельда узнала сумку, которую тягала Ивасья, да и кинжал оказался знакомым.

Она присела и коснулась темных пятен в границах круга, отдернула пальцы, нахмурившись, перевела взгляд на кинжал и уверенным рывком выдернула его из снега. Перед глазами пронеслась агония и страх худого мужчины, а потом все стихло, но только лишь для того, чтобы заново взорвать свой мир желанием крови и одиночества.

Имельда тихо выругалась. Круг был знаком ей, и она уже догадалась, в целом, что произошло.

– Дурак, – пробормотала она, глядя на кинжал и не дочерченный рисунок.

– Кто?

– Тот, кого мы вчера застали у Ивасьи.

– А что такое? Что случилось-то? Что это вообще такое на снегу-то?

– Его покусали, – она оторвала взгляд от кинжала, засунула его за пояс и повернулась к Турцелу, договаривая, – Вурдалаки. – Мужчина сглотнул. – А это один из ритуальных кругов. Таким обычно защищают окружающих от того, что внутри. «Обратной печать», – соизволила пояснить, высматривая опасность вокруг и что-то обдумывая, – Турцел, тащи сюда его суму. – Имельда принялась стирать с дороги бесполезный круг и пятна грязной крови. Мужчина приволок с обочины вещь-мешок. Имельда покопалась в нем. В основном одежда, тряпочные кульки с травами, ритуальная атрибутика, косточки животных, свечи с мелом… Стандартный, в общем-то, набор некроманта. Даже, можно сказать, деревенский. А вот один из мешочков – кожаный – ее заинтересовал.

Она отдала вещи Турцелу, который больше всех нуждался в них, так как своего ничего у него не осталось после крушения. И даже этому скарбу, можно сказать, с мертвеца, с нечисти, он был рад.

Имельда развязала крепкую тесьму и развернула кусок дубленой кожи. С хмурым удивлением она уставилась на горсть зубов. Они были разных размеров, но все коренные. Скривив губы, она поковырялась в них, едва касаясь, указательным пальцем. Зубы были по большей части детские, что еще больше делало находку мерзкой. И, что удивительно, все целые, не тронутые болезнями или чернью. Было ясно, что зубы выпадали не сами, их выдирали у детей специально…

Имельда закрыла глаза, переводя дух. Сжала мешочек в руке. Чем бы ни занимался этот некромант, с очень большой натяжкой его можно было назвать официальным работником. Он занимался чем-то запрещенным, потому что детские коренные зубы не фигурировали ни в одном разрешенном официальными органами ритуале. Девушка стянула мешочек обратно тесемкой, но выкидывать не стала. Какой бы мерзкой эта находка ни была, ее ценность было сложно описать. Такие ингредиенты добывались лишь на черных рынках.

Его и остальную атрибутику она переложила к себе, так как мужчинам и уж тем более обратившемуся некроманту, она была ни к чему, а ей как раз могла пригодиться. Они отправились в путь, значительно ускорив темп. До деревни было не так уж далеко. Имельде не приходилось тратить силы на расчистку дороги, и, когда до заката оставалось не больше пары часов, а деревня вот-вот должна была показаться, Имельда вдруг почувствовала эту ни с чем не сравнимую вонь и веяние знакомой мертвой силы. Она ускорила шаг, а вскоре и вовсе перешла на бег. Деревня показалась из-за поворота, девушка чуть не споткнулась, остановившись как вкопанная.

– О, хоспаде… – запыхавшись, выпалил Турцел, остановившись рядом с некроманткой. С другой стороны встал Мару. Все втроём они смотрели на то, что некогда было небольшой деревенькой, а сейчас стало тем, что только отдаленно ее напоминало.

Разваленные заборы, украшенные разводами крови и чьими-то внутренностями, чьи-то избы горели до сих пор, чьи-то успели прогореть и сейчас только тоскливо тлели, исторгая дым к темнеющему небу. Тут и там валялись изодранные псы и домашний скот.

Деревня была не больше двадцати домов, и все они были пусты, темны и хранили гробовое молчание. Ни крика, ни слова, ни стона, ни звука. Ничего. Только треск горящих домов и тлеющих построек. На улице было не очень морозно и поэтому дым стелился над деревней и лесом, ее окружавшим. Снег был окрашен в алое, в воздухе стоял отчетливый запах металла и гари.

Троица в нерешительности ступила на оскверненную территорию. Мару и Турцел видели только то, что могли поведать им их глаза, но и этой картины хватало с излишком. Имельда плелась где-то за ними, чувствуя каждой клеточкой тела ту агонию, что разверзлась здесь прошлой ночью. Люди бегали, суетились, падали и топтали друг друга. Женские визги, мужские крики, детский плач…

Имельда не выдержала и опустилась на грязный снег, упираясь в него шестом и почти повисла на нем. Мощное чувство дежавю захлестнуло ее. Воспоминания о далеком прошлом смешивались с картинами прошедшей ночи и настоящим мгновением, накладываясь друг на друга, перемешиваясь и соединяясь в какого-то чудовищного мысленно-эмоционального выродка.

Она видела, как от одного к другому кидается один и тот же монстр, который то представлялся беловолосой девочкой, то сутулым мертвецом с длинными ручищами увенчанными крепкими когтями. Его кожа отливала зеленым, и Имельда почти ощущала ту вонь, что шла от него. Его целью было убить родных, сделать их себе подобными, не просто насладиться плотью и кровью, а создать стаю, обеспечить себя силой, обезопасить от тех, кто может его уничтожить.

Очень часто вурдалаков путали и даже намеренно объединяли с упырями, но это было ошибкой. Упыри заведомо не обладали разумом. Упыри не являлись инициированной нечистью. Они не кусали специально живых, чтобы создать себе подобных. Нет, упыри питались кровью и плотью, и появлялись, только если сошлись определенные обстоятельства в жизни и послесмертии. И убиенный мог стать упырем лишь в том случае, если нечисть выпила кровь жертвы и не стала по какой-то причине питаться плотью. Тогда труп, укушенный или оцарапанный этой тварью, и сам становился нежитью.

А вот вурдалак обладал неким подобием животного разума, если таковым вообще можно было его обозвать. И он не пожирает свою жертву, лишь выпивает ее досуха, заражая своей отравленной слюной. Вурдалаки стремятся создать конклав, поэтому новообращенный вурдалак всегда возвращается в свой дом, и в первую очередь обращает своих близких. А те, превращаясь в нежить, идут уже к своим родным отцам, матерям, сестрам и братьям… И так до тех пор, пока не останется никого из живых или не встанет солнце.

Именно поэтому из-за появления вурдалаков очень часто вымирали целые деревни, если вовремя не истребляли опасность. И эта деревня пала именно по глупости некроманта, переоценившего свои силы. Он думал, что сумеет победить недуг, от которого не существует лекарств. Он думал, что успеет защитить родных, заключив себя в «обратную печать», но не успел. Яд быстрее убил его. И, восстав тварью, он обратился туда, куда звала его злая природа.

Что могли обычные деревенские люди противопоставить нежити? Ничего. Вилы и ножи пробивали плоть, но не убивали. Нельзя убить мертвого обычным железом… У них не хватало сил отнять голову или конечность. Здесь не росла осина… У них не хватило сил и знаний…

– Imel’da? – Мару обернулся и тут же вернулся на несколько шагов назад, опускаясь перед девушкой.

– Им было так больно… так страшно. Это ужасно. Они все погибли… – своим взором девушка была не здесь. Она была там, в прошлой ночи, когда переродившийся, а точнее сказать, умертвившийся маг-некромант пришёл сюда и принёс с собой смерть.

– Peschet! – он тряхнул ее за плечи, обхватил лицо и заставил посмотреть на себя.

– Часовня, – она тяжело поднялась и спешно направилась вдоль изуродованных домов к концу деревни. Домики здесь стояли без какой-либо системы. Они теснились к дороге, сбиваясь в какую-то кучу. Здесь не было даже толковых заборов, так, столбики, да рейки меж соседскими огородами.

Маленькая часовенка, сбитая из потемневших от времени брёвен, стояла слегка на отшибе в окружении небольшой полянки, которая летом наверняка радовала прихожан луговой пестротой. Сейчас чистота снега была вытоптана, вокруг было множество кроваво-грязных следов, но на расстоянии в несколько шагов от церкви снег был чистым и ровным, словно опасность миновала часовню, как вода огибает неприступную скалу.

Имельда хотела войти, но так и не решилась. Почти так же, как когда-то она не смогла пройти в ворота школы, она не могла переступить порог обычной деревенской церкви. Она давно не ощущала уже той силы, что обычно веет в церквях… Очень давно. Этой силы становилось с каждым годом все меньше и меньше, особенно в городах. Как бы это и ни было парадоксально, но именно в городах веры было меньше всего. А здесь сила, что витала вокруг часовни, являлась именно верой и ничем иным. Имельда никогда толком не верила ни в Бога, в которого верят в Вааларе, ни в каких других богов из других стран, что всего лишь являлись олицетворением сильного единого Божества. Она знала, что взывать к его помощи бессмысленно, он не придет и не поможет. Если он где-то и существует, то ему плевать на смертных, что гибнуть тысячами каждый день. Имельда верила только в себя и в то, что рано или поздно Смерть придет за каждым. Даже за Богом. Она верила в Смерть, потому что видела ее, потому что она действительно существовала. И еще верила, что каждому дается ровно столько, сколько он может сам вынести испытаний за эту жизнь.

Но, все же, встречая иногда эту необъяснимую ей силу в таких вот местах, как эта маленькая церквушка, она проникалась и задумывалась, а может все же она не права, и Бог есть? Какой-нибудь… Или какая-нибудь. Может все же существует нечто из существ, чья сила настолько велика, что может охватить целый мир и всех, кто в нем живет? Может он все же слышит свою паству? Просто на нее его благодать не успела упасть в ту ночь, а теперь уже поздно.

Она не знала. Не видела. Лишь могла почувствовать то, что не пускало ее сейчас в часовню. Точнее то, что шло в разрез с ее истиной верой и скептицизмом по отношению к Богу. Имельда чувствовала, что в церкви есть человек. Женщина.

– Живые? – сверху донесся недоверчивый голос, – Откуда? – В деревянной постройке притворилось окно, и из него высунулась голова, покрытая светло-бежевым однотонным платком.

– Живые, – уверенно произнесла Имельда, запрокидывая голову, – Мир имени твоему, сестра.