Текст книги "У каждого свои недостатки. Часть 1 (СИ)"
Автор книги: Дарья Гусина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 17 страниц)
Глава 10
– Кир, я девушка. Я не Самуэль, я Саманта… Нет, не то… Дело в том, что… Теперь все по-другому, и должна сказать тебе, что на самом деле… Я не парень, и поскольку мы все равно здесь застряли, я совсем не против, чтобы… Я – девушка! Я – девушка, мать твою! Ну почему я не призналась раньше?! А-а-а-а! – я бьюсь головой о туалетный столик леди Сибиллы. – Микки, что мне теперь делать?
Кибер-каб как-то неопределенно шевелит левым ухом. Понятно.
– Я девушка, девушка я, – твержу я, глядя в зеркало над столиком. – Я не могла сказать раньше. Мне нужны были деньги. А сейчас мне ничего не нужно, потому что мы, мать твою, ползем в открытом космосе и неизвестно, доползем ли куда-либо. И потому что…
Отражение в зеркале мало способствует репетиции эпохального события, то бишь моего признания. Я уже затянула отросшие волосы сеткой и напялила паричок – старческий пух на розовенькой основе. На пух пошли белые лохмы от диванной подушки из гостевой каюты, наверное, кто-то из девушек Кира забыл на яхте это воплощение арт-деко.
Ладно, сосредоточимся на текущем моменте. Одной рукой я осторожно распыляю на кожу под глаза тонкий слой грима, пальцами другой быстро формирую сеточку морщин. Та же основа делает блеклыми ресницы и брови. Над глазами тонкие ниточки черным карандашом – раз выпали волосенки, то и от бровок мало что осталось. Складки у рта подчеркнуты театральными тенями. Губки – куриная гузка, но помада – «звездный коралл», самый яркий цвет из коллекции Сибиллы. В сто лет жизнь только начинается, поэтому никаких там «скромных, пастельных». Пигментные пятна – бабуля недавно побывала на курорте, а зря – не все звезды одинаково полезны, ультрафиолет он и в космосе ультрафиолет, однако для старческой пигментации беру самую маленькую кисточку – современные салоны красоты творят чудеса. Отвисший подбородок, дряблая шея – все это театральный латекс, благо у меня его навалом. Замечательно! Теперь тело персонажа. Вот и ситцевое платье пригодилось. Оно висит на мне мешком, я опять похудела, но не от недоедания – Кир гоняет меня на тренажерах, и я подчиняюсь: ничто так не сводит с ума как бездействие, лень и скука в замкнутом пространстве. Вместо грудей – обвисшие мешочки прямо поверх моей «кольчуги», дряблые куски кожи у локтей.
Бабушке лет сто двадцать, поэтому – тросточка, тоже из 3D-принтера, хрупкая, как все, что сделано из переработанного пластика, опираться особо не будем. На ногах – кожаные шлепанцы Пайка, он пока не знает, думаю, ругаться не будет, наш циклон всегда за то, чтобы душевное здоровье мистера Демидова поддерживалось моими шалостями.
– Милок, милок, – проговариваю я по-русски, подбирая голос.
Этот – слишком надтреснутый и писклявый, не люблю буффонаду. М-м-м… сипловатый, нет. Вот то, что надо – бабу?шка привыкла всех строить и по-стариковски жалобно разговаривать не умеет.
Самое страшное – это предположение и недопонимание. Когда я вползла на камбуз (мы отказались от пафосных обедов в кают-компании), у глаза Кира были размером с блюдца. Еще бы, по длинному коридору я шла ме-е-едленно, мелкими шажками, звучно шаркая ногами и стуча тросточкой. Это Пайк знает все о наших передвижениях по кораблю, а у Демидова, должно быть, все пересмотренные намедни фильмы о корабельных призраках перед внутренним взором промелькнули (ну и программу вечернего просмотра я не просто так заранее подбирала). Как он усидел на стуле, непонятно. Наверное, помогла реакция Пайка. Вернее то, что реакции у циклона на мое появление не было никакой.
– Мэм? – вопросительно поинтересовался Пайк, невозмутимо подняв одну бровь.
– Завари-ка нам чайку, милок, – строго выпалила я, шамкая, тряся головой и деловито подползая к обеденному столу. – А ты что уставился, внучек? Не рад видеть свою бабу?шку?
Полночи учила эти фразы. Если уж быть аутентичной, то во всем. Русский язык очень сложный. Семантика такая, что если не родился русским, то лучше и не пытаться эту бездну освоить. Говорят, двести лет назад этот язык был еще сложнее. Немудрено, что у русских такие… специфические мозги. Взять, к примеру, это самое «милок» – слово мужского рода, теоретически, женский вариант должен звучать как «милка», ан нет. И слово-то какое-то из лексикона этих самых бабулек, потому как позитивно-снисходительно-покровительственное.
«Внучек» слабо задышал и начал приобретать свой естественный цвет.
– Сэм, – сказал он, качая головой. – Так ведь недолго и самому стать удобрением для твоей картошки.
Я строго погрозила ему морщинистым пальцем, достала изо рта зубной протез, отлично получившийся на 3D-принтере, задумчиво повертела его в руках и сунула обратно в рот. Есть с ним я, конечно, не смогу. Но чаю хлебнуть…
– Черт! – я выплюнула протез вместе с чаем – от горячего пластик отошел от зубов и слетел на язык.
Демидов загоготал.
– Если бы моя бабушка была похожа на ЭТО, я был бы счастлив. Отличный грим. Я так и представляю тебя в роли старушенции, сующей конфетки всем встречным детям.
Я молча вынула из кармашка ситцевого платья кусочек шоколадки в фольге и продемонстрировала его Киру. Позже поделюсь шоколадом с Микки, кибер-каб отправился на мостик со всей ответственностью выполнять обязанности юнги, я по нему немного скучаю. Пайк подал мне воды со льдом – я опустила в стакан обожженный язык, Демидов опять заржал.
– Пожалуйста, Сэм, походи в таком виде подольше, я должен это запомнить. И кстати, тебе так идет этот паричок.
На этот раз мой средний палец с пигментными пятнами был отогнут и направлен вертикально вверх – если я говорить не могу, это не значит, что не отвечу.
… Я немного поразвлекала Кира и Пайка придуманными на ходу рассказами из нелегкой старушечьей жизни и отправилась к себе снимать грим, пообещав восторженному Демидову как-нибудь повторить представление.
– Сегодня, – сказала я зеркалу.
За три недели тесного общения я неплохо изучила Демидова, его хорошие черты и недостатки. И все же не могу сказать, что знаю его. Мы сильно сблизились, и я хожу по краю. Я могу еще долго делать вид, что бреюсь по утрам, интересуюсь изображениями голых девиц и иногда страдаю от «утреннего бодрячка». Рано или поздно все тайное становится явным. Это сейчас мы веселимся, а потом будем стараться не сойти с ума от взаимного созерцания друг друга. И тогда мое признание может оказаться не к месту. Или слишком к месту. Я уже многое знаю о Демидове и могу предсказать его реакцию на… разное, но не на это.
Я пыталась расспросить Кира о его сестре и том рейсе шестнадцатилетней давности. А он пытался рассказать. Начинал и замолкал. Кидал «потом» и уходил к себе. И все-таки иногда что-то проскальзывает в наших разговорах – кусочки паззла, из которых я упрямо стараюсь сложить целую картину.
Два дня назад я взялась готовить ужин. У нас много замороженной рыбы в холодильниках, меня это удивляет и радует.
– Кир, а ты всегда возишь с собой столько еды?
Я обваливала в муке тушки окуньков и бросала их в кипящее масло. Сначала съедим всю мелкую рыбу, пусть крупная остается для особых случаев. Не знаю, правда, что можно считать особыми случаями в условиях бесконечного полета, кроме дней рождения, разумеется. Кир родился в июне по календарю Пальмиры.
Демидов, который с интересом следил за моими манипуляциями, кивнул.
– Здорово, конечно, особенно в данных обстоятельствах, но… зачем?
Кир помолчал и сказал:
– Голод в космосе. Я не переживу этого вновь. Со всем можно смириться, но самые примитивные неудовлетворенные желания – самые разрушительные. Я всегда вожу с собой много еды и воды.
– Ты не в первый раз теряешь поле?
– Теряю в первый. Долго лечу на «парусе» – во второй.
Он не проронил больше ни слова, а я побоялась расспрашивать Кира в его версии «изморозь в глазах». Паззл складывался очень медленно.
Смыв грим, я пошла в кают-компанию. Демидов ждал меня у голоэкрана. Мы надели обручи для ментальной проекции и продолжили игру. На далекой планете из секретной лаборатории вырвались на свободу толпы зомби – храбрые сталкеры отстреливают ходячих мертвецов, шныряющих по катакомбам. Старо как мир.
– Скучно, – пожаловалась я, снимая обруч.
– Я знал, что однажды ты это скажешь, – Кир подмигнул мне, доставая что-то из кармана. – Локации пришлось создать заранее, столько подробностей человеческий мозг удержать сразу не может, а персонажи – это уже дело воображения. Предлагаю не выпендриваться и выступать в собственном обличии.
Он подсоединил к приставке ментальный проектор. Еще одна супердорогая разработка «Сайклон Серендипити», позволяющая подключать к игре свои умственные проекции. Интересно, нас ищут? Не нас, конечно, а Кира. Наследник корпорации – это вам не глупая девочка Саманта, сбежавшая из-под венца. Мама, наверное, будет плакать, когда я не позвоню ей на Рождество.
– Что?! – завопила я, сбрасывая обруч. – Это ты так меня видишь?
На экране, в меню «выбор персонажей», мельтешил щуплый субъект, напоминающий меня только прической.
– Я не такой субтильный!
– Не нравится? – Кир поднял бровь и вкрадчиво поинтересовался: – А так?
У субъекта выросли грудь и попа. Его начало заваливать то вперед, то назад – программа реагировала на изменение габаритов.
– Издеваешься?! Убери немедленно это безобразие!
– Зачем? А по мне очень даже ничего, – Демидов увеличил моему персонажу бюст. – Это у меня издержки вынужденного воздержания, – Кир откровенно надо мной издевался, наблюдая за моей реакцией и явно еле сдерживаясь, чтобы не захохотать. – Знаешь, что происходит с двумя самцами мышей, если их надолго запереть в замкнутом пространстве?
– Даже думать не хочу! Эй, мы только три недели в космосе! Что же будет дальше? Убери! – я попыталась сорвать с Демидова обруч.
Он уклонялся и махал руками, перехватывая меня за запястья. В какой-то момент он свалился на спину, увлекая меня за собой и смеясь над моими попытками выкрутить ему руки, притянул ближе, и… я забилась, выгнулась, дернулась назад. Вырвалась и отползла. Он чуть не прижал меня к себе! Черт, я чуть его не поцеловала!
– Ты чего? – удивленно спросил Кир, приподнимаясь. – Я думал, ты привык к моим подколам.
– Я никогда к ним не привыкну, – сказала я, стараясь на него не смотреть. У него задралась футболка, обнажив живот и полоску темных волос над ремнем джинсов.
– Я перегибаю палку? – спросил он, почесав в затылке.
– Именно.
– Прости. Я сам это понимаю… но почему-то не могу остановиться. Я… со мной что-то происходит в твоем присутствии. Я же вибрант… ты знаешь. Таких, как я, всегда тянет к таким… как ты. Но ты не переживай, это не то, чем может казаться. Наверное, в тебе много «инь», женской энергии? Считается, что когда в мужчине много «инь»…
– Чушь эта твоя «инь-янь»… дело в другом, – глухо сказала я, глубоко вздохнув. – Видишь ли, Кир…
Он посмотрел на меня странным долгим взглядом и сказал:
– Сэм, ты не поверишь, но…
– Что? – спросила я, затаив дыхание.
– … Микки вызывает меня на мостик. Он кое-что увидел. И это корабль!!!
Демидов вскочил на ноги, подбежал к иллюминатору, разочарованно рявкнул и понесся к двери. Я выпустила воздух из груди и сказала в пустое пространство каюты:
– Я чуть было не организовала нам первую брачную ночь, а ты даже не заметил.
Вскочила и понеслась следом.
… Кир стоял не у пульта, а у лобового иллюминатора. В него отлично было видно, что за корабль встретился нам на пути.
– Чужие? – вырвалось у меня.
Демидов кивнул. Он стоял спиной ко мне, и не видела его лица.
– Летучий голландец?
– Сэм, ты начитался вбросов в Сети? – Кир повернулся.
Нет, лицо его не было разочарованным. Оно было усталым. Время от времени то в одном, то в другом месте Кластера (с самых первых лет освоения космоса) на пути следования кораблей землян встречаются вот такие тарелочки величиной с предпосадочную станцию. Большинство из них пускают в себя гостей, некоторые герметично заперты и взрываются при попытке проникновения внутрь. Пара таких взрывов, и земляне усвоили урок. Теперь на тарелочках бывают лишь ученые и черные археологи, правда, не совсем понятно, зачем и те, и другие так упорно в них лезут – корабли Чужих обычно пусты и скудны на находки, словно наши друзья по разуму (некоторые поспорят со мной в этом утверждении), уходя, упаковывали все свое имущество, включая судовою аппаратуру и технику, под роспись, оставив только то, что и так было изучено землянами в процессе передачи технологии двести лет назад. И зачем, спрашивается, Чужие бросали свои блюдечки? И куда они ушли?
Я подошла к окну и принялась жадно рассматривать корабль пришельцев. Невероятное, конечно, зрелище – эдакая махина! Тарелка медленно вращалась, ярко освещенная по окружности собственными источниками. Даже самые старые из найденных блюдечек продолжают светиться. Торс-энергия. Космос щедр к своим детям.
– Тоже бедолага? – спросил я. – А вдруг там внутри кто-то есть!
– Нет там никого, – сказал Кир. – Я уже видел такие штуки. И даже бывал внутри.
– Сколько у тебя профессий! Ты и ученый, и импресарио, и черный археолог.
– Скажешь тоже… археолог. Так, пришлось однажды войти в тарелку, считай, по необходимости. Это было на астероиде-маяке. Одна из первых тарелочек, найденных в космосе. Ничего особого там нет. Внутри пусто. Обычный торс-двигатель, правда, никому ни разу не удалось их на тарелках запустить. Ученые так и бросили эту груду металлолома на маяке. Короче, – Демидов вздохнул, – нам нет смысла тут задерживаться. Сейчас перезапущу «зеркало»…
– Постой, – сказала я. – Те тарелки, которые находили… это случалось в районах, где было поле?
– Конечно, – Кир фыркнул, – иначе как бы до них добрались?
– И они все светились?
– Большинство. Торс-поля практически неистощимы… Торс-поля, – повторил Кир, глядя в иллюминатор.
… Корабль нас впустил. Шлюз приветливо распахнулся, я позавидовала решимости Демидова, храбро шагнувшего внутрь, хотя сама полчаса умоляла его взять меня с собой. Гравитационное поле работало, датчики на Микки показали отсутствие патогенной микрофлоры, опасных газов и прочей дребедени, способной навредить человеческому организму. Кир почти сразу снял шлем и махнул рукой мне. Он был опытным исследователем НЛО, а вот у меня коленки дрожали. Уходя, Чужие забыли выключить свет, это было очень мило с их стороны. «Каюты», уютные такие помещения, абсолютно пустые внутри, тоже оставались открытыми – заселяйся, завози мебель.
– А кухни у них были? – спросила я.
Взгляд у Кира был очень красноречивым.
– А что? – обиженно пробормотала я под нос. – Кто ж без хорошего меню в космос отправляется?
По-моему, есть на свете только одна вещь, способная объединить разные цивилизации – любовь к вкусному. Во время долгих перелетов в космосе еда становится центром интереса. На «Монмартре» нас поддерживала только мысль о том, что будет в этот день на завтрак, обед и ужин. Мне, правда, корм был не в коня.
Кир шел уверенно, я же в этих пустых, похожих друг на друга коридорах, потерялась бы сразу. Я и потерялась, заглядевшись на странный узор на стене возле одной из стандартных кают. Хорошо, что Микки остался со мной и вывел меня на голос Демидова. Мостик на «Голландце» (про себя я окрестила его именно так, для остроты момента) был огромен и пуст. Кир тут же подошел к пульту. Панель-уловитель послушно выросла за его спиной. На этом дружба с системой корабля закончилась, так толком и не начавшись – двигатель по приказу Демидова запускаться не захотел.
– Но попытаться же стоило, – виновато обронила я.
Кир кивнул, выйдя из-за панели. Мы обошли мостик по окружности. Можно было подумать, что мы на обычном земном круизном лайнере, в рубке, куда иногда за деньги пускают богатых туристов.
– Зачем я потащил тебя с собой, Сэм? – тихо произнес Кир, стоя у панорамного иллюминатора. – Нужно отправить тебя домой сразу после Нью-Маркет.
Я покосилась в его сторону и провела рукой по пульту.
– Хватит говорить так, будто ты в чем-то виноват, – пробурчала я.
– Я виноват. Я увлекся, – тихо сказал Кир.
– Чем? – фыркнула я.
– Кем, – Демидов усмехнулся уголком рта. – Тобой, Сэм. Нашим общением. Твоей искренностью. У меня никогда не было таких друзей. Прости, что заставлял тебя делать все эти вещи, терпеть эту глупую игру.
– Зато я познакомился с самым странных циклоном на свете, повидал корабль Чужих…
– Ты понимаешь, о чем я, Сэм, – твердо сказал Кир. – Есть столько людей, которым ты мог бы подарить свою любовь, а я эгоистично пытался присвоить ее себе.
– И присвоил, – тихо сказала я. – Но никто же не против.
– Никто, – сказал Демидов, поворачиваясь ко мне лицом, – особенно я. Я эгоист. Мне нужно все и полностью.
Кровь бросилась мне в лицо, сердце жарко забилось. Пульт корабля Чужих ожил, всего на несколько мгновений – вспыхнул, заиграл яркими гололучами. Я отпрыгнула в сторону, пульт погас. Демидов уже был возле меня, удивленно бегая взглядом по гладким сенсорам.
– Что, что ты сделал?
– Не знаю… я не понял!
– Ты на секунду запустил активатор торс-двигателя! Откуда здесь торс-поле?
– Да я… я понятия не имею! Я просто… думал.
– О чем именно ты думал? Мысли, эмоции – что?!
– Ну… как ты говорил, радуги, единороги, «я – человек, я гражданин Вселенной»!
– Отойди, – Кир встал перед панелью, бормоча сквозь зубы. – Радуги, говоришь? Единороги? Какие именно единороги?
Он вдруг поднял глаза вверх, и я проследила за его взглядом. Над пультом чуть выше лобового стекла были выведены иероглифы Чужих. Их язык так никто расшифровать и не смог – пришельцы общались с представителями Земли лишь вербально.
И все же в процессе контакта несколько символов Чужих стали известны. В основном это были знаки с предметным значением: ребенок, взрослый, звезда, планета. Кто-то из ксенолингвистов утверждал, что Чужие владели двумя языками: своим, в высшей мере сложным, и упрощенным, способным однажды стать ключом к общению с другими цивилизациями.
– Я знаю этот знак, – пробормотал Кир. – Его определил Мацумото, когда изучал тарелку на маяке. Это было только предположение, но… А что если это инерциоид, что если сам корабль и есть поле, без внешней опоры и реакции отбрасываемой массы? Если Мацумото был прав… если не прав я… что если… Сэм, иди сюда!
– Зачем?
– Да иди же, …!
Я подошла.
– Стань рядом со мной. Сюда. Да ближе, парень! Сейчас не время строить из себя брутала! Ближе, я сказал! – Кир так рявкнул, что я подпрыгнула и прижалась к нему спиной. – Теперь думай!
– О единорогах? – пискнула я, будучи в состоянии мыслить только о том, как крепко он обнимает меня за плечи.
– О том, о чем думал перед тем, как включилось поле.
– Прям совсем-совсем?
– Слово-в-слово. Вслух можешь не говорить. Я тоже буду думать.
– О чем?
– Не отвлекайся, Сэм!
Я начала думать. Бог мой, что за каша была у меня в голове! Единорогов там точно не было. Пульт снова вспыхнул. На экране зажглись спиральки полей, но схема очень отличалась от той, к которой я привыкла на «Каллиопе».
– Стоп! – Кир засмеялся над ухом. – Иначе сейчас… улетим. Сэм, мы отправляемся домой!
– На этом!
– На этом… парень!
Глава 11
Кир швырнул на стол тонкую папочку и ушел, не удостоив меня даже взглядом. В папке были мои анализы из БАМС, взятые после возвращения из «небытия». У меня были отличные анализы. Особенно меня порадовала моя спермограмма: судя по ней, сперматозоиды у меня отличались редкостной жизнерадостностью. Я с упреком посмотрела на Пайка. Тот пожал плечами.
– Мне вернуть настройки БАМС? Боюсь, вам пора признаться, мисс Саманта.
– Да я и сама бы с радостью, Пайк, но боги масаев, видимо, против: каждый раз, когда я открываю рот, что-то происходит.
– Простите, чьи боги?
– Неважно. Вот и сейчас… слышите?
– Это господа Демидов и Семеновы, – сказал Пайк, снимая фартук. – Они очень обрадовались нашему возвращению и поспешили прилететь.
Да мы и сами обрадовались. Кир, когда очнулся от обморока после гиперпрыжка на мостике «Голландца», тоже долго и тихо радовался внутри БАМС, пытавшейся остановить его носовое кровотечение. Это по настоянию Демидова мы с Пайком сдали все анализы, хотя оба отделались головной болью и тошнотой (а я еще традиционной «чесоткой»). Наша яхта в момент торс-прохождения была в грузовом отсеке корабля Чужих. Но, как и предполагалось, за небольшим отличием (в чем оно состояло и зачем при запуске системы понадобилась я, мне так и не сообщили) сам механизм использования торс-двигателя не слишком разнился с тем, что передали нам пришельцы двести с лишним лет назад. Я постаралась запомнить знак языка Чужих над пультом «Голландца» и перерыла всю Сеть в поисках его расшифровки. Ничего. Тогда я принялась «пробивать» профессора Мацумото. Профессор был известной личностью, но список его заслуг ушел на главной странице Гуглакси далеко вниз. Верхние строки занимали предположения, домыслы и результаты «сенсационных расследований», которые не добавляли ничего существенного к разгадке исчезновения Мацумото два месяца назад.
Кир сделал один единственный длительный прыжок на тарелке и бросил ее в секторе шесть-восемь. Дальше мы, поймав поле, шли сами. На мой вопрос, не хочет ли Демидов раскрыть секрет перемещения на блюдечках Чужих человечеству (я и сама охотно послушала бы), он сказал, что… не хочет, что ему и так достаточно того, что связывают с его именем, и что узнай об этом в некоторых кругах, под угрозой окажется как его свобода, так и жизнь. Нам с Пайком он тоже ничего не рассказал, а после получения результатов моих анализов место Демидова прочно занял его ледяной «доппельгангер».
Вот теперь на «Каллиопу» прилетели его друзья. Я встала и потащилась к шлюзу. Сказка закончилась, Саманта, ты теперь не единственная женщина во Вселенной. И если уж говорить честно, думала я, глядя на то, как Кира со слезами на глазах обнимает красивая блондинка с той самой голофотографии, место твое, Сэм, далеко не в топе рейтинга.
– Мы так волновались! – воскликнула Ольга, стискивая руки Кира изящными пальчиками. – К концу недели тебя искали и в секторе отбытия, и в районе Бермуд! Что с вами случилось?
– Небольшое искажение поля. Нас выкинуло совсем не там, где мы планировали. Еще и «зеркало» пришлось чинить, – соврал Кир.
– К дяде Пете и тете Свете приходили странные люди, спрашивали о тебе!
– Я же говорил отцу, чтобы он усилил охрану, – помрачнел Демидов.
– Он и усилил. Но это были люди из какого-то отдела Кибербезопасности. Ты опять во что-то вляпался, Кирюша?
– Так, глупости, – сказал Демидов, с улыбкой вглядываясь в лицо двоюродной сестры. – Оля, как же я рад тебя видеть!
– А нас? – раздалось от шлюза.
Увлекшись рассматриванием кузины Кира, я не удостоила вниманием его кузенов. А давно надо было удостоить. К Демидову обращался один из гостей, светловолосый молодой человек, имеющий с Ольгой очень похожие черты лица, но обладавший фигурой, выдававшей его любовь к русским pirozhki (так часто с ностальгией вспоминаемым Киром). Второй кузен, высокий, довольно симпатичный темноволосый парень почему-то в упор смотрел на меня и смотрел, видимо, давно, потому как взгляд его, спускаясь все ниже, уже переместился в область ниже моей талии. Короче, меня откровенно разглядывали. Будь я сейчас девушкой, сочла бы, наверное, такой нескрываемый интерес лестным. Изучив мои нижние конечности, Глеб Демидов посмотрел мне в лицо. У него были длинные волосы, собранные в хвостик, и тонкая полоска бородки и усов, очень холеных и нарочито, по последней моде, небрежных. Я выдержала насмешливый взгляд карих глаз, небольшой прищур и даже движение вверх одной брови. Ха! Нашел, чем меня смутить! Там, где все вы, Демидовы, учились, я давно преподаю.
– Глеб, Олежка, – расчувствовался Кир, обнимая кузенов и, видимо, забыв, что собрал своих родственников для серьезного разговора «на ковре». – Познакомьтесь, это Сэм Модести. Он актер, весьма талантливый. Мы познакомились на Ферошии, в театре, и крепко сдружились.
Так, все понятно. Я же говорила, что Демидову будет стыдно изображать гея при родне!
– Сэм, – хрипловато сказала я, пожимая руки гостям.
Глеб Демидов стиснул мою руку, заглядывая мне в лицо. Я тоже улыбнулась, хотя в глазах запрыгали яркие точки.
– Мне очень приятно, – сказал Глеб. – Сэм – это…?
– Сэмуэль, – любезно объяснила я. Да что б тебя! Больно же!
– Очень приятно, – повторил Глеб, растягивая слова и рот в улыбке.
После его рукопожатия пальцы у меня слиплись, а в голове замигала красная лампочка. Мы стояли в коридоре, глядя друг другу в глаза, хотя Кир в обнимку с Ольгой и Олегом ушли вперед по коридору.
– Эй, – сказал Кир, обернувшись. – Где вы там?
– Уже идем, – мягко сказал Глеб, не оборачиваясь.
Наконец, он разорвал контакт глазами и тоже пошел по направлению к кают-компании, я, гримасничая, попрыгала на месте, прижав руку к груди, и двинулась за травмоопасным гостем, пытаясь взглядом прожечь дырку в его спине. Демидов-второй двигался с кошачьей грацией хищного зверя. Это у них семейное, что ли? Не спорю, симпатичный субъект, но от чего в его присутствии все внутри меня вопиет «аларм»?
Я немного постояла в гостиной, пошла на камбуз и помогла Пайку приготовить чай. Гости общались с циклоном очень приветливо, особенно Ольга, она даже обняла Пайка и что-то прошептала ему на ухо, глянув в мою сторону. Пайк, приподняв свои во всех отношениях выдающиеся брови, тихо ответил, Ольга призадумалась.
– Что, что вы ей сказали, Пайк? Когда она спросила, – я схватила циклона за руку в коридоре.
– Я сказал «однозначно нет, Ольга Степановна», – невозмутимо ответил слуга и пошел в сторону камбуза.
Вот черт, не так сформулировала! Пайк любит повторять, что для кибермозга очень важна правильная формулировка вопроса, но это его любимая отговорка на случай, если он не собирается никому ничего сообщать, однако не может в открытую проигнорировать прямой запрос от человека. Теперь бесполезно его о чем-либо спрашивать, он меня часами так может по кругу водить, я уже проверяла.
И все-таки разбор полетов своим кузенам Кир устроил. Они заперлись в каюте Демидова и долго бубнили, то повышая, то понижая голоса. Ольга пошла в одну из гостевых кают отдыхать после долгого прыжка. Все трое гостей прибыли на «Каллиопу» на ее кругленьком «Карапузе» – Ольга была вибрантом, как и Кир.
Когда я совсем измаялась, дежуря у двери своей каюты, Пайк, наконец-то, понес кузенам чай. Как хорошо, что теперь я знаю слабости русских. Они любят много говорить на своем аномально сложном языке, коверкать свои аномально сложные имена и пить чай. Рано или поздно, в любой ситуации, они всегда пьют чай, главное – дождаться. Вслед за Пайком в каюту отправился один из киберов-уборщиков. На открытые части палубы, говоришь, нельзя выходить? Так пройдемся вдоль стеночки.
– Фамилия Еременко была во всех рекомендациях хед-хантеров, Кирыч, – твердил Глеб. – Я пробил его по базе – никаких нареканий. Наоборот, куча положительных откликов. Чего он от тебя хотел?
Под взглядом Кира Демидов-второй уже не выглядел таким самодовольным и ехидным.
– Теперь уже неважно, – Демидов-первый смотрел на кузена исподлобья, опершись на край стола. – Плохого хотел. Если бы я, Глебушка, искал человека для конфиденциального дела, я бы первым делом пробил ту подноготную, которая на Гуглакси не афишируется. Я Пайку не поверил, человека чуть не погубил из-за этих твоих положительных откликов, хорошего человека. Ты ведь всегда был настороже, Глеб, что же сейчас случилось?
– Если бы ты мне все рассказал, – Глеб встал и оперся о другой край стола, – я бы лучше тогда понял, что от меня требуется.
Кузены сверлили друг друга взглядами. Наконец, Кир качнул головой и сказал:
– Ладно, проехали.
Так-так-так. Значит, родня Кира не в курсе, какую информацию искал для него Серый Волчара.
– Мы все помним, чем тебе обязаны, Кирыч, – устало сказал Демидов-второй, плюхаясь на диван. – но хоть иногда будь с нами пооткровеннее. Поддерживаешь, Олежа?
Олег Семенов с благодушным видом пил чай, налегая на булочки с джемом. Он кивнул, заметил у стены моего шпиона и оживился:
– О, киберок! Голодный? Ползи сюда, я тут накрошил малехо, – сказал Олег. – Кирюх, ты че?
Изображение на камере несколько раз перевернулось и погасло. Из коридора донесся грохот. На самом деле киберы довольно хрупкие и уж совсем плохо переносят, когда их точным ударом ноги отправляют из дверей в стену коридора.
– Ой, – виновато сказала я Микки, – хорошо, что это был не ты.
Я успела спрятаться в шкаф, вспомнив, что так и не настроила персональный доступ на двери. Демидов вошел, а затем негромко и вкрадчиво спросил у Микки:
– Где это порождение темной материи?
– Там, – четко и бодро ответил предатель Мышка. Наверное, и лапкой показал.
Створки распахнулись.
– Я исправлюсь, – быстро сказала я, выставив перед собой ладони, – меня исправит сама жизнь, клянусь… Пожалуйста, не ругайся, Кир! Э-э-э… «Слова – ветер, а бранные слова – сквозняк, который вреден». Это Шекспир. Ты ведь любишь Шекспира, правда? – я подпустила в голос заискивающие нотки.
Кир молчал и смотрел. Выражение лица его постепенно менялось, от злорадно-плотоядного до тоскливого. Я опустила руки, теряясь под его взглядом. Он молча прикрыл створки, я осталась в темноте, задыхаясь. Теперь буду бояться оставаться с ним наедине. Я не его боюсь – себя.
Створки распахнулись вновь:
– Я назначаю тебе штраф, Сэм. Сегодня вечером на тебе развлекательная часть. Думаю, бабу?шка зайдет на ура.
Демидов пошел к выходу, я выпрыгнула из шкафа, досадуя. Почему бы не предложить мне станцевать в костюме Богини из «Нелюбимой»? Красиво. Эротично, в конце концов! Кир остановился у двери и, не оборачиваясь, проговорил через плечо:
– «Слова – ветер, а бранные слова – сквозняк, который вреден; поэтому я уйду без твоего поцелуя. Заболеть любовью? Отлично сказано: я действительно болен любовью, потому что люблю тебя вопреки моей воле». Шекспир, «Много шума из ничего». Каждый год идет на Земле в «Глобусе». Хотел бы посмотреть?
– Да, – выдохнула я.
Кир кивнул и вышел.
… Конечно, появление «бабу?шки» в этот раз прошло не на столь высоком эмоциональном уровне. Зато Ольга аплодировала мне, утирая выступившие от смеха слезы. Я придумала номер, в котором пожилая мадам муштрует за столом своего устаревшего (и очень уставшего от общения с ней) циклона, периодически засыпает над чашкой чая, пропуская едкие ответные реплики кибер-слуги и вспоминает две тысячи двести тринадцатый год на Персефоне, с ее балами и модой на шейные платки. Пайк был великолепен в роли язвительного, «очеловечившегося» слуги. Он запомнил свои слова с первого прочтения, и мы лишь раз прогнали номер у меня в каюте.
