Текст книги "Порочное создание (СИ)"
Автор книги: Дарси Дарк
сообщить о нарушении
Текущая страница: 24 (всего у книги 26 страниц)
– И ты любишь Томаса.
Ноль реакции. Только когда мой большой палец очертил костяшки её пальцев, тогда она поморщилась. Неприятно.
– Он мне всё время врал, Никки. Говорил, что презирает мать, тебя, в итоге я поддавался на его провокации, – наклонился к девушке и грустно улыбнулся, когда она тут же отклонила голову назад. – Знаешь, что мать сказала, умирая?
– Не знаю и знать не хочу!
Сильнее сжал пальцы на тонком запястье. Грубить не надо!
– Она сказала, что готова покинуть этот мир, потому что маленький Томас её простил. Представляешь? Она умирала на моих руках и говорила о Томасе. Значит ли, что она любила его? Получается, и он любил, раз простил!
Тёмно-карий взгляд стрельнул в мою сторону, обдавая волной прорывающейся ярости. Девушка предприняла очередную попытку ослабить захват – безуспешно.
– Зачем ты мне это говоришь?
– Да потому что ты такая же! – заверил я и свободной рукой достал из кармана толстовки прямоугольную фотокарточку. – Ты была права: смотря на тебя, вспоминаю маму. Томас к вам относился, как к дерьму, а вы продолжали его любить. Почему? Вам так нравится грубое, скотское отношение?
Перевёл взгляд на подрагивающие губы девушки и нахмурился.
– Чарльз… – прошептала, смирившись с болезненной хваткой на своей руке. – Ты безумен!
– Вовсе нет, Никки! Ты только посмотри! – протянул ей фотокарточку с изображением молодой матери, но к моему огромному разочарованию девушка осталась безучастна. – Посмотри!
Она не моргнула, широко распахнутыми глазами всматриваясь в мои. Кто ещё безумен! Упорно вложил в её оккупированную руку фотографию и жёстко повторил:
– Прояви уважение!
Я не ожидал подобного, поэтому упустил из виду, как пальцы девушки сжались и в ту же секунду отбросили смятый портрет к нашим ногам. Что-то ухнуло глубоко внутри, заставляя мышцы лица болезненно сжаться. Она не уважала мою мать, мою память о ней, она не уважала себя, глупо отрицая очевидное сходство. Глупая шлюха!
Почувствовал, как ладонь обдало огнём и уставился на распластавшуюся на кровати девушку, из глаз которой брызнул фонтан слёз. Раскаивалась. Она раскаивалась!
– Вам так нравилось грубое к себе отношение! – напомнил, не испытывая ни грамма вины за удар. – Только так можно заслужить вашу любовь!
Мать терпела выходки Томаса, но продолжала любить, не делясь и толикой любви к безгранично нежному сыну. Ко мне. Никки наслаждалась грубостью Томаса, не ценя моего доброго отношения ни к ней, ни к её семье.
К чёрту доброту, она никому не сдалась!
– Отвали! – кричала девушка, когда навалился на неё сверху и придавил массой тела. – Свали урод!
Тонкие пальцы вцепились в мою бороду и болезненно потянули, лишая несколько ценных волосков. Надавил ладонью на грудную клетку девушки, в буквальном смысле впечатывая в упругий матрас, и свободной рукой схватил подушку:
– Томас не любит видеть скорченные лица! – пояснил свои дальнейшие действия, чтобы у девушки «после» не оставалось вопросов. Прижал подушку к её лицу и, получив взамен новую порцию брыканий под собой, силой надавил.
– Вы же любите именно так, – бормотал, уже не обращая внимания на тонкие руки, царапающие моё лицо, и длинные ноги, запутавшиеся в простынях. – Вас же всё устраивает.
Распахнул полы чёрного халата и замер, разглядывая солнечного зайчика на выточенной талии девушки. Ну, нельзя с такой идеальной кожей быть грубым! Не создана она для грубости! Осторожно провёл ладонью по золотистому шёлку и уткнулся лицом в выпирающие рёбра, ощущая себя неправильно.
Всё происходящее не для меня. Я не такой моральный урод, как мой младший брат. Я просто не мог, однако девушка перестала сопротивляться, наверное, смерившись. Как смерилась с непроходимым мерзавцем – Майером!
– Никки, прости… – раскаялся я, отстраняя от девушки, – Мне не следовало…
Ослабил хватку на подушке и отбросил её в сторону, открывая взгляду влажное от слёз девичье лицо. Господи, она такая молодая, но уже такая потерянная, такая повязшая в порочности.
– Никки, – позвал девушку и непонимающе свёл брови, когда она не открыла глаз. – Никки?
Осторожно потряс её за плечо и, получив ноль реакции, приподнял туловище над кроватью. Сильнее потряс девушку, которая, подобно тряпичной кукле, легко поддавалась моей встряске, отчего голова запрокинулась назад. Смольные волосы рассыпались по кровати, когда я в ужасе отпустил плечи Никки, позволяя телу принять пугающую, неестественную позу.
– Никки? – прошептал и встал с кровати, рассматривая результат своего «разговора». – Боже, Никки!
***
Поморщился, когда холодная терпкая жидкость обожгла горло. Ядрёная вещь, найденная в закромах заведующего отделением интенсивной терапии, в кабинете которого я битый час пытался осилить бутылку абсента.
Даже алкоголь оказался беспомощен в борьбе с мозговым штурмом, творившимся в голове. Гнетущие мысли долбились в затылок, сотрясали виски и не жалели моей нервной системы, пошатнувшейся к чёрту. Как сейчас помнил: на часах 15:20, я радостный от встречи с недалёким владельцем завода автозапчастей, подписавшего себе «смертный» приговор, и тут неожиданный звонок из штаба оперативной службы. Тогда нихрена не понял, о чём тараторил взволнованный голос, и потребовал соединить с ответственным по охране частных участков. Моего, блядь, участка, который остался без внимания грёбанных «профессионалов».
«Никки в реанимации», – только это врезалось в память, а дальше – туман. Не помнил, как добрался до больницы, как довёл до слёз ни черта незнающую медсестру и требовал ответа на вопрос: «Как здоровая девушка, с которой разговаривал час назад, могла оказаться в реанимации?»
Сделал ещё один продолжительный глоток ядерной жидкости и с облегчением отбросил пустую бутылку на диван. Голова раскалывалась, а в купе с обожжённым горлом моё состояние как раз вписывалось в атмосферу реанимационного отделения.
– Томас? – оторвал взгляд от пола и посмотрел на вошедшего в свой кабинет мистера Фишера. – Хорошо, что вы ещё здесь!
Где мне, лупоглазый старикан, ещё быть? Где, кроме как не рядом с девушкой, за которую взял ответственность и с которой крупно проебался?
– Могу увидеть Никки? – вместо тысячи оскорблений спокойной поинтересовался. – Я два часа жду у моря погоды!
Мистер Фишер выпятил нижнюю губы и прошёл к своему габаритному столу, перекладывая из рук стопку белых папок. Повисшее молчание раздражало, однако я стойко терпел тишину и ждал. Только мог, что ждать и чувствовать себя ущербным.
– У меня плохие новости, – наконец, заговорил врач, но лучше бы молчал. Честное слово, до произнесённых слов ощущал нереальность происходящего, принимал реальность за фарс – из палаты должна выйти Никки, и мы вернёмся в дом, в котором было так хорошо и счастливо. Но словосочетание «плохие новости» вывели из тумана – отрезвели, заставляя сцепить пальцы на затылке и приготовиться к приговору. К вынесению приговора виновнику плохих новостей.
– Не тяните!
– У миссис Стаффорд обнаружена дыхательная гипоксия вследствие механического препятствия для поступления воздуха.
Подозрительно сощурился, не отводя взгляда с мнущегося врача. Какого чёрта он юлил, как же холоднокровие и бесстрастность, присущая людям медицинской направленности?
– Вы это уже говорили, – милостиво напомнил, и мистер Фишер с непосильным трудом вздохнул, будто ему, а не моей Никки перекрыли кислород.
– Говорил, однако, девушка не приходит в себя: отсутствует контакт, наблюдается паталогическое дыхание, редкие хаотичные телодвижения и реакция зрачка на свет очень слабая.
Чем больше говорил мужчина, тем больше чувствовал раздражение. Мне не нужны диагнозы, подробная карта лечения, требовал одного – результата, однако никто не спешил говорить о положительных результатах нашего многочасового пребывания в стенах больницы.
Я, чёрт возьми, дико устал. Никки, моя Никки наверняка места себе не находила, ведь прекрасно знал её неприязнь к больничным палатам.
– Что вы делаете? – удивился, наблюдая, как мистер Фишер достал из кармана белого халата ранее переданные мной деньги. – Мы же с вами договаривались!
– Мистер Майер, мы устранили причины кислородной недостаточности, однако девушка не приходит в сознание, – не подумал взять деньги назад, и тогда мужчина положил купюры на край стола. – Мне жаль, но миссис Стаффорд в коме. Тут я бессилен.
Вот теперь я услышал, о чём толковал старик. Меня будто ударили чем-то тяжёлым по голове, отчего над ней закружились звездочки, и мир круто перевернулся. Слишком неожиданная встряска, не давшая возможности сориентироваться и придумать план «Б», когда первоначальный план потерпел крах. Деньги, чёртовы бумажки мозолили глаза своей бесполезностью перед непредсказуемой комой.
Если я и хотел что-то сказать, то попросту не мог вымолвить ни слова. Только смотрел сквозь мистера Фишера и медленно осознавал масштабы катастрофы: Никки не потеряла сознание, она впала в глубокий сон.
Прикрыл ладонью глаза и зажмурился. Глубокий сон. Как же безобидно, в какой-то степени сказочно и наивно звучит, подобно детским книгам о Спящей красавице и бесчисленных принцессах. Но почему же от такой безобидной терминологии кровь застывала в жилах, и концы пальцев поддёргивались от колющих ощущений?
– Никки может в любой момент… – развел руками не в силах продолжить мысль, благо мистер Фишер, наученный опытом, поспешил заверить:
– Девушка едва ли, но реагирует на внешние факторы, а это уже позволяет делать положительные прогнозы.
Кивнул и поднялся на ноги, чувствуя, как голова предательски закружилась. И дело не в пустой бутылке алкоголя – опьяняющие кровь элементы выветрились с приходом плохих новостей.
– Я могу к ней зайти?
– Можете, – мог бы сказать, что врач обрадовал милостивым порывом, если бы на душе не было так тошно. – Давайте вас провожу.
Отказался от навигатора на ножках и вышел из кабинета, встречаясь взглядом со своей правой рукой – Артуром. Только вид старого, доброго компаньона как в бизнесе, так и по жизни, не навевал спокойствия, напротив, заставил вспомнить дни, когда меня оглушали исключительно хорошие новости.
– Ты в курсе, да? – уточнил, но грустные глаза были красноречивее слов. – Артур, у меня к тебе будет важное дело.
Мужчина тут же подбодрился и протянул бутылку негазированной воды, когда я изошёл в хриплом кашле:
– Внимательно слушаю.
Улыбнулся и похлопал непоколебимую натуру компаньона, холоднокровию и выдержки которого искренне завидовал:
– Не передавай видео с камер наблюдения в прокуратуру, – прежде, чем успел перебить, сжал пальцами его плечо. – Пусть он исчезнет.
Артур едва уловимо нахмурился:
– Как Чарльз может исчезнуть?
Пальцы сильнее сомкнулись на плече, чувствуя под собой окаменевшие мышцы. Глупый вопрос, ответ на который был столь же очевиден, как была очевидна моя решимость в данном вопросе. Однако Артур покачал головой:
– Томас, не стоит принимать решения, о которых будешь жалеть. Успокойся.
– Разве я не спокоен? – для наглядности растянул губы в подобие улыбки, но не убедил упёртого товарища, отчего почувствовал прилив ярости. – Ты меня услышал.
– Поговорим об этом завтра, когда ты…
– Ты, блядь, меня услышал? – не сдержал стальных нот в голосе, не имея желания слушать жалкие попытки меня переубедить. За что одновременно уважал и ненавидел Артура, так это за его принципиальность и, чёрт возьми, уверенность в том, как правильно поступать. И ведь не ошибался никогда, давал советы, сдерживал мой горячий темперамент, однако сейчас все его плюсы обернулись в огромный минус.
– Он здесь, Томас, – вывел из равновесия невозмутимый голос мужчины, заставляя неосознанно сделать шаг назад. – Чарльз здесь.
Огненный шар, зародившийся в области грудной клетки, в ту же секунду взрывной волной обдал всё тело, отчего глаза заискрились и, судя по дрогнувшему лицу Артура, творившееся внутри безумие отразилось и на моём внешнем виде.
– Где? – прохрипел, но на подсознательном уровне уже знал ответ. Где могла быть мразь, прочувствовавшая вину за совершённое преступление? Только у палаты Никки, скуля и причитая о своём безумстве. Нет, он не безумец. Он – труп.
– Томас!
Не слышал взволнованного оклика Артура, точнее не посчитал нужным обращать на него внимания. «Есть цель – иду к цели» – подобный девиз отлично описывал ту яростную механику, которой беспрекословно следовал: послал к чёрту лифт и рванул вверх по лестнице, только на полпути вспоминая неутешительный диагноз.
Никки в коме. Она не могла находиться в стационаре, она, блядь, осталась в реанимации. Совершенно одна.
Склонился над поручнями лестницы и позволил грудной клетке тяжело вздыматься и опускаться. Как бы мои кулаки не изнывали от желания расквасить бородатое лицо, как бы мой гнев не слепил глаза и не одурманивал сознание, я не посмел покинуть отделение интенсивной терапии. Я не хотел оставлять Никки наедине с оглушающими приборами, от шума которых она в любой момент могла открыть глаза и испугаться больничных стен.
– Блядь! – в сердцах воскликнул и шибанул кулаком по перилам, взглядом испепеляя лестничный пролёт вверх. – Ублюдок!
Вернулся на этаж отделения и отправился на поиски палаты черноволосой, попутно печатая на мобильном телефоне подробные указания для охраны: как именно они должны вышвырнуть Чарльза из больницы и сколько костей должно быть раскрошено без шансов на восстановление.
Отыскал палату реанимации и замер, не успев переступить порог. Через панорамное окно, на котором жалюзи скрывали обстановку помещения, просачивался яркий свет и детали неутешительной картины. Прислонился лбом к дверной поверхности и в ужасе уставился на подрагивающие пальцы. Что за чёрт?
Приближающиеся шаги заставили отстраниться и выпрямить спину, внутренне собирая остатки самообладания. Я не мог позволить той чертовщине, что вытворяла с моими пальцами, распространиться на всё тело. Я, блядь, не смел поддаваться панике.
Обернулся на приближающегося Артура и остолбенел, когда вместо своей «правой руки» увидел противную рожу брата. Оценил его потрёпанный вид и даже одарил улыбкой, граничащей с оскалом. В первую секунду дико обрадовался: ублюдок самостоятельно взошёл на эшафот и покорно сложил голову перед палачом, – однако радость быстро сменилась необузданным гневом от услышанного: «Томас, ты уже здесь…»
– Я вызвал скорую помощь, – продолжил Чарльз, как ни в чём не бывало, присаживаясь в кресло. Что, блядь, он сделал?
– Ты вызвал скорую помощь, – шокировано повторил за братом и протёр пальцами глаза, желая выдавить глазные яблоки и не видеть безумца – трупа. – Тебе «спасибо» сказать? Прости, Никки немного не в состоянии лично поблагодарить тебя!
Если Чарльз и хотел что-то ответить, то этого уже никогда не узнаю. Налетел на уёбка и кулаком проехался по заросшему лицу, чтобы в ту же секунду схватить за ворот рубашки и скинуть тушу с кресла.
– Вот как я тебе благодарен!
Встретил голову Миллера с белой плиткой и, не услышав от него никаких признаков боли, встретил затылок с полом ещё раз. Протяжный стон, и я в удовлетворении закрепил успех.
– Что ты с ней сделал? – процедил сквозь зубы, кулаком сжимая окровавленные волосы. Чарльз болезненно наморщился и прохрипел:
– Мне так жаль…
Вспышка. Кулак встретился с виском, костяшками преодолевая путь по переносице, пока из носа не потекли первые капли крови.
– Отвечай, сука!
Однако сука с трудом могла перевести дыхание, лихорадочно глотая слюни вперемешку с выбитым зубом. А я не позволил сплюнуть металлический вкус, запрокинул его голову назад до жалких хрипов и заставил поперхнуться собственным дерьмом.
– Я совершил ошибку, когда-а… – с трудом выговорил Чарльз. – Когда уподобился те-е-бе.
Усилил захват на затылке и почувствовал, как дико стучало сердце, разъярённое услышанным бредом, как дико оно хотело выпрыгнуть из груди и надавать болезненных тумаков ублюдку. Абсолютно каждая часть меня в этот момент хотела отомстить, требовала зрелищ и крови. Больше крови.
– Я всего лишь закрыл её лицо подушкой, – оглушил Миллер, отчего пальцы неожиданно ослабили захват. – Мне не хотелось видеть недовольное лицо, когда бы мы занялись…
Он удивился, когда я поднялся на ноги и не препятствовал его попытке принять сидячее положение, поэтому запнулся на полуслове. Бросил взгляд на окно, отделяющее от Никки, и представил, как этот бугай, всей своей массой сдавливал её хрупкое тело, как груда мышц давила на подушку и перекрывала доступ к кислороду.
Меня заштормило. Ощущал горький привкус во рту и никак не мог отделаться от спазмов желудка при взгляде на постанывающего Чарльза. Наблюдал, как он предпринял попытку подняться на ноги и, в полной мере оценив представленные габариты, схватил ближе стоящий стул и шибанул по окровавленному затылку.
– Ты забудешь, как дышать! – пообещал и, отбросив стул, носок своих ботинок впечатал в крепкий пресс трупа. Ещё и ещё, неотрывно следя за подёргиваниями его конечностей, за лужей крови, собирающейся под ним, и с ожесточением схватил названного братца за грудки.
– Томас! – почувствовал, как мои плечи сковала железная хватка и оттянула назад, отчего тушка выскользнула из пальцев и грохнулась на пол. – Он же не сопротивляется, Томас! Он не сопротивляется!
Вывернулся из захвата и в ярости впечатал лезущего не в своё дело Артура в стену:
– Ещё бы он сопротивлялся! Ублюдок должен лежать калачиком и, мать твою, не сопротивляться!
Резко обернулся к распластавшемуся Чарльзу, чтобы увидеть его в окружении сбежавшегося медицинского персонала. Встретился взглядом с прятавшейся за углом пожилой женщиной и осознал, что всё это время мы были не одни. Я, чёрт возьми, никого не заметил, не жалея ударов для подонка, как и не пожалел финального штриха – стоило бородачу разлепить затёкшие кровью глаза, как первое, что увидел – подошву моих ботинок.
– Томас!
Мой кровавый след – мой источник удовлетворения, и никто: ни зануда – Артур, ни охранники, сделавшие вид, что ничего страшного не произошло, ни заведующий отделом, – никто не мог лишить наслаждения от результатов проделанной работы.
– Помни о важном деле, – напоследок проследил за недовольной физиономией Артура, прежде чем скрыться за дверью палаты. Намеренно смотрел себе под ноги, когда подходил к умывальнику и ополаскивал испачканные кровью руки, когда избавлялся от потрёпанного пиджака, оставаясь в чёрной футболке, и когда подошёл к кровати.
Медленно поднял взгляд от своих ботинок вверх по металлическим ножкам кровати, по неестественно серым рукам девушки, по собранным в неряшливую косу чёрным волосам, к неподвижному лицу. Всегда оно излучало либо улыбку, либо неудовольствие, но чаще откровенный вызов, который с энтузиазмом принимал.
– Ник, – по привычке позвал девушку, в сердцах надеясь, что она откроет глаза и разрешит пропасть в чёрной бездне. – Чё-ё-ё-ё-ё-рт!
Опустился на корточки, наплевав на наличие стульев у окна, и закрыл лицо руками, до последнего не желая признавать реальность происходящего. Ну, вот сейчас она сто процентов должна запустить пятерню в мои волосы и спросить, что за херня происходит. Ничего подобного.
Осторожно коснулся пальцами неподвижной руки черноволосой, медленно лаская облупившиеся костяшки её пальцев. Ноль реакции. Тогда сомкнул наши пальцы в крепкий замок и залюбовался тонкими пальцами, резко контрастирующих в объятьях моих «гигантов». Сердце болезненно сжалось, когда перевёл взгляд на бледное лицо девушки, которое ещё никогда не выглядело так невинно и слишком… по-детски.
Прижался губами к её холодной ладошки и мысленно нарёк себя кретином. Нет. Я – мудак и в придачу тугодум, раз только сейчас додумался перевернуть страницу в книге «Миссис Стаффорд» с главы «Обольстительная дьяволица в бордовом платье» на главу «Маленькая, но не по годам сильная девочка».
Много ли я знал двадцатилетних молодых людей, способных день изо дня бороться со свалившимся на них дерьмом? Много ли на них вообще сваливалось дерьма? В моём окружении не было подобных, а стоило появиться Никки, умело играющей несколько ролей, как я позабыл сделать скидку на её возраст.
Храбрый «ёжик» – так мысленно нарекал и подвергал проверкам на прочность. Какая, к чёрту, прочность? Я готов стать той опорой, тем щитом, той крепостью, которые были необходимы для моей маленькой сильной девочки.
Чувствовал вибрацию от неподвижной руки Никки, и это вселяло надежду. Никогда не заглядывал вперёд, но одно знал наверняка – она придёт в себя, я утомлю её нескончаемыми признаниями в любви и потребую, чтобы она никогда больше не играла со мной в молчанку, как в эту самую минуту.
Однако молчанка затянулась на непозволительно долгую неделю, заставившая вспомнить, почему никогда не строил долгосрочных планов на будущее.
Я никогда не видел необходимости торчать в стенах больницы, когда существовала сотовая связь и в любой момент можно легко созвониться с лечащим врачом и узнать о состоянии пациента. Однако на этот раз не смел отлучиться из больницы больше, чем на час. Мысль, что Никки откроет глаза, а рядом никого не будет – угнетала и заставила из кресла у окна соорудить подобие лежака. Я, чёрт возьми, неприхотлив, но больничная еда – откровенно херня.
Первый день не мог есть в присутствии неподвижной девушки, вынужденной питаться через многочисленные трубки. Не мог до пяти часов утра заснуть из-за грохочущего аппарат, от которого тянулись те самые трубки. Единственное, на что был способен – раздражаться по малейшему поводу и буровить взглядом девушку, чьи пальцы на руках изредка дёргались в неудачной попытке сменить положение. Стоит ли говорить, какую радость испытал при виде неожиданного телодвижения, как согнал всех докторов в палату и потребовал обрадовать хорошими новостями? Но время хороших новостей ещё не наступило.
Одного дня рядом с Никки хватило, чтобы медсёстры боязливо поглядывали в мою сторону, будто видели Чёрта, и старались лишний раз не попадаться на моём пути. В последующие несколько дней приноровился: заказывал еду из ресторана, шум приборов воспринимал, как колыбельную, а на едва уловимые подёргивания девичьих пальцем отвечал улыбкой.
– И сколько это будет длиться? – спросил у мистера Фишера, когда на третий день он лично обследовал Никки. К моему огромному разочарованию, дикой злости и приевшемуся раздражению, пожал плечами. Просто, блядь, дёрнул плечами!
– Что это значит? – издевательски изобразил его рваные телодвижения и не позволил старику фонариком слепить глаза черноволосой. – Вы хоть что-нибудь собираетесь предпринимать?
Мистер Фишер с печальным вдохом отключил фонарик и сложил руки на животе:
– Чтобы человек вышел из комы, необходимо устранить патологию. Мы её устранили.
Характерно перевёл взгляд на неподвижную девушку и усмехнулся:
– Ну, такое-е-е…
– Я чувствую вашу агрессию, мистер Майер, и прекрасно понимаю вас.
– Нихуя ты не понимаешь! – прошипел и вновь покосился на девушку, как если бы она могла нас слышать. Ох, если бы только она слышала бредни медицинского персонала, уверен, послала бы к чёрту всех и каждого!
Вернулся в кресло и удобнее уместил ноги на подлокотник, чувствуя на себе взгляд из-под очков.
– Могу продолжить? – уточнил мистер Фишер и включил фонарик в ответ на мой хмурый кивок.
Прошла неделя, и я чувствовал себя ядерной боеголовкой, способной в любой момент взорвать всех и вся к чёрту. Пожалуй, давно бы так и поступил, если бы не ощущал умиротворение от медленного перебирания в своих пальцах холодные пальцев девушки. Они остужали мой гнев, заставляли перевести дыхание и взглянуть на «старания» медицинских работников под другим углом – понять, что не всё в мире зависит от моего «требую».
– Ты устала, – усмехнулся, поглаживая ладонь девушки указательным пальцем. – И я заебался.
Да-а, не так представлял себе отдых в любимом Мюнхене. И глупо отрицать свою вину перед девушкой, когда наобещал долгожданного спокойствия, а в итоге облажался по всем фронтам.
Сжал тонкие пальцы и аккуратно положил руку вдоль тела, проделывая аналогичные махинации с другой рукой. Терпеть не мог, когда медсёстры складывали руки девушки на животе, вызывая в моей голове ужасные ассоциации. Помнил, как вошёл в палату и увидел картину маслом, после которой из помещения выбежали медсёстры и не решались заходить обратно без дозы успокоительного.
Я, чёрт подери, и без медицинской дряни спокоен, как удав, особенно в моменты, когда мою девушку не укладывали подобно покойнице.
– Извини, – пробормотал, когда тишину нарушил мелодия входящего звонка. На пару секунд завис, переваривая на автомате брошенную вежливость, и рассмеялся. Клянусь, ещё чуть-чуть и ёбнусь головой о белую стену!
– Да? – ответил на звонок и вышел из палаты, взглядом предупреждая медсестру о своём пятиминутном отсутствии. – Свен, подожди!
В раздражении уставился на блондинистую голову, которая не соизволила поднять свой зад из-за стола и пройти в палату. Девушка сдержала рвущееся с языка неудовольствие и направилась к двери.
– Слушаю, дружище.
– Необязательно торчать с ней каждую минуту…
Оторвал телефон от уха и приблизился к трусливо бормотавшей медсестре, которая навряд ли рассчитывала быть услышанной. Но я, блядь, услышал. И опять зол.
– Позови мистера Фишера, – на удивление спокойно попросил и прислонился спиной к двери, не позволяя блондинистой башке пройти к моей Никки. – Хоть это ты сделать можешь?
Испепелил взглядом поникшие плечи медсестры и вернулся к разговору:
– Извини, Свен, ты что-то говорил?
– Ничего страшно, могу повторить, – тихонько посмеялся друг и мне, чёрт подери, нереально полегчало на душе. Голос Свена – это глоток свежего воздуха, который я с наслаждением вдохнул и глупо улыбнулся. Долгая неделя в стенах палаты, наедине с гнетущими мыслями и молчаливой Никки давила на психику и заставляла внешний мир сузиться до размеров чёртовой больницы. Звонок друга расширил границы, чему несказанно был рад.
– Не отвлекаю? – как всегда в своём репертуаре, и я как всегда готов подколоть вежливость приятеля. – Знаешь, Томас, я никогда не смешивал работу и дружеские отношения, поэтому не пойми меня неправильно…
Нахмурился от подозрительно тона, а Свен продолжал сыпать загадками:
– Не могу дозвониться до Никки, вот вынужден звонить тебе. У неё проект висит, обещала к концу недели отправить по почте, но тишина.
Радость, нахлынувшая от звонка друга, стремительно развеялась, и я вернулся с небес на землю. Вновь очутился в тесном мирке, который хотел послать к чёрту и сбежать от противного запаха медикаментов вместе с Никки.
– Слушай, Свен, у нас тут проблемы, – пробормотал и в раздражении топнул ногой, даже не представляя, что будет так сложно проговорить вслух реальность происходящего. – Никки в больницу попала. Ей не до проекта, как понимаешь.
Характерное молчание на другом конце телефона заставило встретить затылок с дверной поверхностью и мысленно застонать от силы удара.
– Что-то серьёзное?
Пришла моя очередь отвечать на вопрос молчанием, которое было красноречивее слов. Не был способен на слова, горло сдавило тисками, не позволяя вымолвить примитивное «да».
– Могу чем-нибудь помочь?
– Спасибо, Свен, но не можешь.
Никто, блядь, не мог помочь в этой грёбанной больнице.
Громкий стук каблуков привлёк внимание на спешившего ко мне мистера Фишера и поспевающую за ним блондинистую голову.
– Поговорим позже, хорошо?
– Держи в курсе дел, Томас!
Кивнул, как если бы друг видел мой согласный жест, и спрятал телефон в кармане тёмно-синих брюк.
– Что-то случилось? – запыхался заведующий отделением, и я милостиво открыл дверь в палату:
– Мистер Фишер, раз ваши сотрудники не в состоянии присмотреть за Никки, так это сделаете вы.
А мне, чёрт возьми, требовалась порция никотина.
– А чем вас не устроила Ирма? – удивился старик и подозрительно покосился на притихшую медсестру:
– Своей некомпетентностью и крайним непрофессионализмом. На все вопросы ответил?
– И вы всё также злитесь…
– А вас по-прежнему ебёт, – парировал и скрылся за углом, на ходу доставая пачку сигарет. Вторая пачка за месяц – статистика ни к чёрту, но ничего не мог поделать с дикой жаждой вдохнуть никотин и пропустить через свои лёгкие. Два варианта не сойти с ума: глотать алкоголь, либо дышать через сигареты, что отлично комбинировал на протяжении недели.
Однако утолить «смертельный» голод мне не позволили – блондинистая голова догнала на выходе из стен больницы и громко окрикивала по имени, пока не упёрлась носом в мою грудь:
– Мистер Майер, там девушка…
Сердце ухнуло в район пяток, и я даже умудрился схватить девушку за плечи и заглянуть в глаза, не веря услышанному:
– Никки очнулась?
– Нет-нет, там девушка вам звонит по стационару. Говорит, до вас дозвониться не может, а дело срочное.
Я возненавидел суку. Отпрянул от жестокой дряни и вытер ладони о брюки, чувствуя себя шутом на забавах придворного двора. Неприятное, склизкое ощущение засело в печёнках, пока шёл к телефону, и заставляла чувствовать себя последним идиотом.
– Слушаю, – глухо произнёс в динамик телефона, облокотившись спиной о стойку ресепшена. Даже забыл спросить, что за девушка, какого чёрта ей от меня понадобилось, и почему звонит на номер больницы, но неожиданное фиаско в мгновение ока вышибло из колеи.
– Томас, как тебе спится по ночам?
А?
– Не жалуюсь, Лина. Как ты? Малыш не пинается?
Услышал жалкий всхлип и сжал пальцы в кулак, ненавидя противные звуки ненужных женских истерик.
– У Чарльза сотрясение мозга!
Ого, оказывается, в черепной коробке бородача затерялись мозги. Чем ещё удивит сука?
– Ты в своём уме? Чуть брата не угробил, будущего отца и мужа! И всё ради кого? Ради шлюхи?
Отстранил трубку от уха и с чувством выругался, до боли в пальцах сжимая корпус трубки. Всё-таки в своё время я поспешил с выводами. Лина – тупая женщина, которую не спасал ни красный диплом, ни опыт работы на побегушках.
– Лина, советую тебе заткнуться и не лезть не в своё дело. Иначе я проглочу свою доброту и смою в унитаз, а затем в канализации окажется твой ненаглядный Чарльз.
– Он же твой брат…
Встретил кулак с поверхностью стола, отчего девушка за ресепшеном испуганно спряталась за обилием бумаг.
– Брат, который чуть не изнасиловал и не убил мою любимую девушку? Блядь, вот это высокие братские отношения! Для справки, Лина, брат – это друг, данный природой. Врагу не пожелаю иметь подобных друзей!
С громким металлическим треском бросил трубку и, послав к чёрту нетронутые сигареты, стремительным шагом направился обратно к Никки. Мне требовалось успокоиться, а где, как ни рядом с ней, обрести желанное спокойствие?
Первое, что насторожило, стоило переступить порог реанимационного отделения, так это неестественная беготня медицинского персонала. Второе, что конкретно взбудоражило мои нервные клетки – врачи и медсёстры, точно муравьи, концентрировались у палаты черноволосой, и, когда я добрался до неё, впал в ступор от скопления людей в белом одеянии.
