Текст книги "Планета откровений (СИ)"

Автор книги: Данила Черезов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 18 страниц)

Семён перевернулся на другой бок, потом на спину и закинул руки за голову. Ему предстояло провести наедине с собой много дней подряд. Надо было найти себе занятие… Так, чтобы не надоело в первые же несколько часов.

***

Ефим последний раз проверил систему пожаротушения, и удовлетворенно прикрыл глаза. Всё работало, и энергетическая система корабля снова представлялась единым целым – здоровый организм, без малейших признаков болезни. Он посмотрел на часы. До начала его вахты оставалось более десяти часов. Можно было пойти в каюту, поспать либо почитать что-нибудь, можно было заглянуть в спортзал, а можно было пройтись по техническому коридору в поисках мест возможного возникновения неисправности. Ефим выбрал последний вариант.

Спроси его кто, что Ефим помнит из прошлой жизни, когда у него ещё не было наноботов внутри… Да ничего. Не было никакой прошлой жизни. Жизнь началась, когда Ефим открыл глаза, лежа на кушетке в лаборатории профессора Краевского. Профессор стоял рядом вместе с несколькими ассистентами, и приветливо улыбался ему. И это было первое, что Ефим запомнил и осознал. Улыбка. Потом были смутно знакомые на интуитивном уровне люди, которые оказались его родителями, и они тоже улыбались. Вот так, улыбаясь, прошло еще некоторое время. А потом Ефим почувствовал технику. И техника стала его жизнью. А так как техника была повсюду, то и жизнь Ефима тоже стала расширяться, пускать корни и бежать по проводам вслед за электрическим током. Причем в этом забеге у Ефима не всегда была роль ведущего, порою он как будто наблюдал за собой со стороны, лишь оценивая и анализируя «свои» действия. Но это нисколько его не волновало, отнюдь, такое состояние даже нравилось ему, погружая в особый медитативный транс. Будь среди знакомых и друзей Ефима кто-то владеющий секретами тантрической йоги, они могли бы рассказать ему, что с ним происходит, хотя бы примерно. Но у него не было ни друзей, ни знакомых, которые бы разбирались в таких вещах. У него в принципе не было ни друзей, ни знакомых. А зачем, когда есть техника? Ну и иногда женщины. Но они были отдельным видом отношений, в этих отношениях не было ни дружбы, ни доверия, ничего. Только ощущения. Одна из его многочисленных пассий как-то пошутила, что Ефиму идеально подошла бы кибернетическая женщина. Ефим полностью с ней согласился, и, когда та поняла, что он ни капли не шутит, она испарилась с его горизонта так же быстро, как и остальные в своё время. Родителям же Ефим никогда не рассказывал, что именно с ним происходит, когда он копается в каком-нибудь приборе. Он просто не понимал, зачем это рассказывать. Это было его жизнью. И этим было всё сказано…

Технический коридор большей частью проходил параллельно основному, опоясывая весь корабль дополнительной пешеходной артерией. Местами приходилось протискиваться между торчащих из стен панелей, проводов и шлангов, кое-где проход сужался, и надо было ползти на четвереньках. Но в любом случае технический коридор был замечательным местом, и не только с точки зрения Ефима. Раньше, лет пятьдесят назад, таких коридоров в кораблях не делали, и доступ к инженерной начинке можно было получить, просто сняв определённую панель со стены. Но после нескольких серьезных аварий, когда после замыкания дым начинал распространяться в жилые помещения, а механик не смог демонтировать оплавившуюся панель, придумали технический коридор. Конечно, пришлось пожертвовать объемом жилого и подсобного пространства, но оно того стоило. Теперь и тот, и другой коридоры имели собственную, обособленную систему вентиляции и воздухоснабжения, и попасть в них можно было как изнутри корабля, так и снаружи. Такая многослойная система отлично зарекомендовала себя при разгерметизации корпуса звездолета «Фёдор Конюхов», произошедшая пятнадцать лет назад в результате ошибки в навигационных расчетах, поставившей корабль прямо на пути метеоритного потока. Конечно, каждое помещение было герметичным, и в случае чего, могло существовать автономно какое-то время, но тогда «Фёдор Конюхов» буквально за пару минут стал похож на огромное решето, погибла большая часть экипажа, отключилась система герметизации… В общем, если бы не механик, в тот момент что-то отлаживающий в техническом коридоре, «Фёдору Конюхову» была бы уготована участь Летучего Голландца, и кто знает, когда и где нашли бы его продырявленный безжизненный остов. А так – смогли подать сигнал бедствия и продержаться до прибытия спасательной команды. Механику выплатили какую-то умопомрачительную премию, а необходимость технических коридоров с того момента стала безоговорочной.

Ефим стукнулся обо что-то плечом, и тяжело вздохнул. С тех самых пор передвигаться по техническому коридору полагалось исключительно в легком скафандре, что несколько убавляло ловкости. Кто знает, что именно думал про себя тот механик, каждый раз на вахте надевавший на себя скафандр, но именно это тогда спасло ему и еще нескольким бедолагам жизнь. Так что приходилось терпеть, и двигаться не в пример осторожнее и медленнее, чем просто в рабочем комбинезоне. И на скафандр было сложнее прицепить все нужные (и ненужные) инструменты – это Ефима расстраивало, конечно же, больше всего.

***

Виктор Петрович задумчиво постукивал кончиками пальцев по подлокотнику, наблюдая за тем, как Святозар старательно просматривает всю поступающую на основной экран информацию, что-то выделяя, сортируя по первоочерёдности, иногда переходя по ссылкам в архив – в общем, занимается обычной рутинной работой, связанной с переходом корабля в обычное трехмерное пространство.

Звездолёт приближался к своей конечной цели, последняя планетарная система в списке этой экспедиции с каждой минутой становилась всё ближе и ближе. А так же всё ближе и ближе становилась пенсия… У Виктора Петровича не было никаких особых терзаний на этот счёт – ну, сейчас уже не было, всё, что могло, уже оттерзалось непосредственно сразу после того, как ему сообщили о «радостном событии в его карьере». Ещё и определение такое выбрали, скоты… Какая тут уже, к чертям собачьим, карьера? И какое, к ним же, радостное событие?! Понабрали в штаб Космофлота желторотых маркетологов, чтоб им. Скоро и увольнение назовут как-нибудь вроде «долгожданная смена направления профессионального профиля»…

Сегодня в душе у православного христианина Виктора Петровича Безрыбко был полный раздрай. С одной стороны, все мысли по поводу того, что этот рейс для него последний – передуманы, планы на ближайшие несколько лет – построены, отчёт об этом полёте почти закончен… Но что-то не давало ему покоя, свербело как соринка в глазу, мешая расслабиться и просто контролировать со стороны работу Святозара. Если честно, нормальную работу. Парень справится, хорошим капитаном будет. Делает всё верно, вовремя, единственный его недостаток – попытки всё делать самому – недостатком, по сути, не являлся. Наверное, все капитаны в своё время прошли через это. Когда никому, кроме себя, не доверяешь, какие-такие помощники? – не смешите меня! Потом начинаешь постепенно осваиваться, перекладывать часть работы на других, и иногда – о чудо! – даже уходить с капитанского мостика поспать… У кого-то это наступает к концу первого самостоятельного полёта, у кого-то – через несколько, но, в конце концов, рано или поздно, все остепеняются, матереют и становятся полноценными капитанами Дальней Разведки. Или не становятся. Если доживают. Да что же такое, прости Господи! Что за мысли в голову лезут! Никогда такого не было. Правда, никогда до этого не было четкого осознания того, что вот он – край жизни. Потом – существование, а жизнь вот прямо сейчас тает на глазах, с каждой секундой уходит, растворяется в бескрайних просторах космоса… А тот ещё и не такое сожрёт. И не подавится.

Беспокоиться было вроде как не из-за чего. Полёт проходил штатно, начали поступать уже сообщения с легких исследовательских зондов, высланных вперед к их следующей цели. И с каждым пакетом информации цель становилась всё более и более привлекательной. Радовало, что аналитики не ошиблись в расчетах – система действительно очень напоминала их родную, звезда была ну просто как сестра Солнца, планеты, хотя и меньше числом – их было всего три – имели стабильную орбиту, и у той, что была перспективнее всех, кроме выгодного расстояния от звезды была ещё и луна. Что делало её вдвойне, если не втройне перспективнее. Конечно, самая точная информация будет доступна, когда корабль будет в непосредственной близости от системы, то есть дня через три, но уже сейчас было понятно, что им чертовски повезло. Вернее, даже не им, а очередной партии колонистов. Кто-то обретёт новый дом… А кто-то потеряет любимую работу. Тьфу, да сколь ж можно! Нет, решительно не получается сосредоточиться на работе.

– Свят, ты тут сам, ладно? – сказал Виктор Петрович. – Пойду я отдохну, пожалуй.

Святозар аж подпрыгнул от неожиданности. Развернулся в кресле и внимательно посмотрел на своего капитана.

– Всё в порядке, Виктор Петрович? Вы себя хорошо чувствуете?

– Да нормально всё, – махнул рукой капитан. – Просто чего я здесь сижу? Вахта твоя, контроль тебе, слава Богу, не нужен, в этом я уже успел убедиться, причём не раз. Могу просто поваляться в каюте, а, как ты считаешь? Почувствовать себя пассажиром, так сказать. – Он невесело хохотнул. – Надо же привыкать уже…

Первый помощник покачал головой.

– Ну, Вы и скажете, право слово! Пассажиром…

– Шучу, Свят, – Виктор понял, что перегнул палку. – Просто полежу, почитаю. А то через пару дней, чувствую, нам придется работать, не смыкая глаз – и не отвлекаясь ни на что. Пойду, воспользуюсь спокойным моментом.

Свят кивнул.

– Вот, это уже больше похоже на правду, Виктор Петрович. Идите, если что, я Вас позову.

– Не надо этого «если что», – строго сказал Виктор Петрович. – Понял меня?

– Слушаюсь, капитан! – молодцевато воскликнул Свят. – Есть «никаких если что»!

– То-то, смотри у меня, – погрозил ему пальцем Виктор Петрович, и ещё раз окинув взглядом мерцающие экраны, вышел из рубки.

***

У Дальней Разведки есть одно негласное правило. Вернее, правил-то, конечно, гораздо больше, просто это – одно из самых важных. И правило это гласит: «Не суетись». Что бы ни случилось, как бы ни было плохо и как бы катастрофично не выглядела бы текущая ситуация… Не суетись. Обдумай свои действия, взвесь все «за» и «против». И только после этого приступай к делу. Конечно, это ни в коем разе не относится к таким моментам, где всё решает одна секунда, или даже меньше. Конечно же, нет. Но во всех других случаях, будь так добр – не суетись. Хочешь увидеть снова свой дом, любимых тобою людей… да просто – людей! Ну, вы меня поняли, да?

Поэтому не стал суетиться Виктор Петрович, а просто пошёл в свою каюту, снял форменную куртку и лег на кровать. Глаза закрыл и начал думать. Потому что никогда ранее интуиция не подводила его, и если свербит что-то, не даёт нормально расслабиться и работать – надо понять, что это. Просто тоска по становящейся с каждой минутой все ближе к финалу любимой работе, или что-то большее. Что-то, ускользнувшее из поля зрения. Прошедшее мимо, краешком зацепив натянутые, как струна, нервы. Но обдумать это надо в спокойной обстановке, где ничто не отвлекает, не дёргает. Что мы имеем? Турбулентность, возникшая на абсолютно ровном месте, не спрогнозированная приборами – в принципе, штука нормальная, уже не раз зафиксированная за историю космоплавания. То, что закончилась она столкновением с метеоритом… Тоже ничего особенного. Хорошо, что без последствий. Травм серьезных ни у кого нет, обшивка не пробита, неисправность ликвидирована в кратчайшие сроки. Едем дальше. Ситуация на корабле? Экипаж в предвкушении последней цели и скорейшего окончания полёта, все вроде бы как довольны жизнью. Что там с Семёном? Почему решил уединиться? Хотя, если честно, нормальное желание любого интроверта, коим он как раз и является. Будь Виктор Петрович на месте медкомиссии Космофлота, ни в коем случае не стал бы брать в команду Дальней Разведки интроверта. Но им там виднее, яйцеголовым. Так что пусть сидит в каюте и медитирует, или чем он там занимается. Не в нём дело, нет, не в нём. Хранилище образцов? Конечно же, он сам лично всё перепроверил, потом, после Святозара, но так, чтобы тот ничего не заметил. Иначе может расстроиться, что ему не доверяют и проверяют. А это лишь разумная мера предосторожности, которую надо всегда выполнять, если речь идёт о хранилище образцов инопланетных флоры и фауны… Хотя Свят человек разумный, может и понял бы. Да точно понял, но всё равно – привык уже Виктор Петрович к таким независимым проверкам, и менять ничего не стал. Да и поздно уже что-то менять, и так до пенсии считанные недели… Так, стоп, не думать об этом! Что не так? Или всё так, и именно пенсия… Да нет, глупости. Не для этого он тренировал свою память, рефлексы и нервную систему. Что-то он пропустил, но вот что? И где? Мотаем назад, что там ещё осталось… Рубка, экраны, склонившийся над очередным пакетом информации с зонда Свят… Пакет информации… Пакет… Вот! Вот оно!

Виктор Петрович вскочил с кровати, и бросился к письменному столу, на который дублировалась вся информация, поступающая в рубку. Где же это, где же тут это… так… Не то, это тоже не то, это обычные данные… Вот! Да, интуиция его не подвела. Что-то действительно было не так. Очень не так.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Святозар поперхнулся чаем, который в этот момент на свою беду как раз отхлебнул из кружки. Минуту откашливался, потом осторожно эту кружку поставил на стол. Правда, чая в ней уже к этому времени не осталось – весь был на форменных брюках.

– Не может быть! – сказал он.

– А ты проверь, – спокойно отозвался Виктор Петрович. Он уже полностью пришел в себя, десять раз проверил и перепроверил все данные. И каждый раз выходило одно – на самой перспективной планете, третьей по счету, были не просто леса, реки, океаны и жизнь. Там была жизнь разумная. И, судя по излучению, которое было зафиксировано датчиками последнего из вернувшихся исследовательских зондов – жизнь не просто разумная, но и чертовски умная.

После того, как Анжей Ковальски изобрел прибор, способный улавливать Пси-поле на больших расстояниях, работа Дальней Разведки космоса крайне упростилась. Ну, посудите сами – как поймешь, что вот эти огромные слизняки разумны, если они не то, что огонь развести, они и говорить-то совсем не умеют! А то, что домики строят, ну мало ли таких существ! Вон, на Земле муравьи, термиты, да кто только чего не строит! Птицы – гнезда, пчелы – соты, каждый норовит себе защиту от внешнего мира придумать. Но вот слизняки с Ригеля оказались существами разумными, хотя и находящимися на довольно ранней стадии развития. Домики их, правда, внушали уважение с первого взгляда. В сущности, они почти всю планету ими застроили. Контакта с ними, разумеется, наладить не получилось, но, благодаря считывателю Пси-поля, планета оказалась в карантине – был введен запрет на любую деятельность в пределах орбиты. Пускай себе развиваются, как хотят, глядишь, через пару сотен лет и в космос выйдут… Вот тогда и встретим их там с распростертыми объятиями!

Когда Ковальски заявил о своём открытии, у его изобретения было множество противников. По сути, Анжей придумал не только прибор, но и разработал полностью концепцию Пси-поля. До него эта теория существовала в зачаточном состоянии, проводились лишь теоретические исследования, да и те обычно принимались крайне скептически. Научный мир с недоверием в течение нескольких лет досконально изучал этот вопрос, и в итоге был вынужден признать, что Ковальски прав по всем пунктам. Были проведены исследования с участием дельфинов, слонов и обезьян бонобо, и ещё раз была подтверждена их принадлежность к существам разумным. Так же разумными были признаны собаки, а вот кошкам пришлось довольствоваться термином «находящихся на зачаточной стадии развития самосознания». Те недовольно фыркнули, но смирились с этим, теперь уже доказанным, фактом. А что делать?

Космофлот даже не стал дожидаться одобрения прибора официальной наукой, а радостно оснастил все имеющиеся у него звездолеты «датчиком Ковальски». Такую разработку тут ждали очень давно, безуспешно спонсируя все лаборатории, работающие в этом направлении. Но лишь Ковальски удалось добиться того, над чем трудилась целая армия маститых ученых…

Польза «датчика Ковальски» была оценена в первую же межзвездную экспедицию. Существа, похожие на гриб-дождевик, ходящие строем и выращивающие себе в пищу огромных китообразных, оказались просто коллективной формой жизни, наподобие земных муравьев, хотя и использовали определенные предметы в своём нехитром быту. А вот в соседней звездной системе были обнаружены как раз те самые пресловутые слизняки. И если бы не датчик, то исследователи скорее отнесли бы дождевики к видам разумным, а слизняков – как раз наоборот. Прибор сэкономил кучу времени и нервов, и, по возвращению экспедиции, Космофлот, будучи одной из самых могущественных организаций на Земле, торжественно объявил о присуждении Анжею высшей награды Человечества. До Ковальски эта награда присваивалась всего один раз – изобретателю звёздного паруса, который так же использовался Космофлотом. По сути, без этого изобретения полёты до сих пор ограничивались бы Солнечной системой…

И вот теперь капитан и его первый помощник с благоговением рассматривали информацию, полученную этим датчиком. Пси-поле на планете было очень мощным, никогда и нигде раньше такие показатели получены не были, разве что на Земле – но Земля это Земля, там куча мегаполисов с кучей народа… Здесь же никаких признаков того, что существует какая-либо цивилизация. Ни городов, ничего! Возможно, высшая форма жизни была подземной, или просто совершенно ни на что не похожей… И это предстояло выяснить буквально уже через пару дней. Еще странность показаний датчика была в том, что излучение Пси-поля было разделено на несколько секторов, с разным спектром интенсивности, как будто разумная раса не одна, а несколько. По идее, это было нормальным явлением, на той же Земле и дельфины, и бонобо, и собаки, и слоны – тоже разумная форма жизни. Но в таком случае Пси-поле для каждой разумной расы было своё, индивидуальное. А тут… Непонятно. Вроде бы как одно, но не одно.

– Посылай сообщение группе Контакта, Свят, – сказал Виктор Петрович.

– Эх, вот тебе и «скоро домой», – тоскливо отозвался первый помощник.

– Что за настроение? – поднял брови капитан. – Ты не рад, что мы в очередной раз убедились в том, что не одиноки во вселенной?

– Да нет, рад, конечно, – по тону Святозара было понятно, что рад он совсем самую капельку, а больше всё-таки грустит о том, что свидание с любимым домом – да что там, домом! Дом это вторичное… – с любимым человеком теперь откладывается на неопредёленный срок.

– Ага, вижу, как ты рад, – насмешливо сказал Виктор Петрович. – Соберись! И не забудь переправить группе Контакта абсолютно всю информацию с датчиков, что у нас есть на данный момент. Со всех, без исключения.

– Слушаюсь! – Святозар встряхнулся, и начал лихорадочно стучать по голографической клавиатуре. Действительно, чего это он? Это же событие, между прочим, и неординарное. Далеко не каждая экспедиция может похвастаться тем, что обнаружила разумную жизнь! Ну, задержится он ещё на пару месяцев, зато надбавка к зарплате будет ого-го какая, что будет совсем не лишним в их молодой ячейке общества. Да и известность тоже штука полезная. Так что хорош рефлексовать. Работать надо… Тем более что работы теперь – на всех хватит, и ещё останется!

***

Радостную новость об обнаружении новой разумной расы пока оглашать не стали, ограничились тем, что сообщили об этом второму помощнику, Льву Николаевичу, и психологу, которой по совместительству являлся еще и штатным ксенологом. Шпакля воспринял известие с присущей ему невозмутимостью. Нашли – хорошо, откладывается возвращение домой – тоже хорошо, вообще всё хорошо, ибо настоящему буддисту никогда нигде ничто. А вот Константин Гришин, психолог-ксенолог, долго рассматривал данные, полученные датчиком Ковальски.

– Это точно? – наконец спросил он. – Датчик не мог… эээ… испортиться?

Капитан удивленно посмотрел на него. Честно признаться, такая мысль ему в голову не приходила, даже и рядом не появлялась.

– А почему он должен был испортиться? – в свою очередь спросил он.

Гришин развел руками.

– Ну, там излучение какое-нибудь космическое, эээ… Помехи, – психолог неопределённо помахал разведёнными руками. – Откуда я знаю? Это вы мне скажите.

– Ну, сама вероятность поломки датчика, в принципе, присутствует, – не стал отрицать Виктор Петрович, благоразумно не став реагировать на «космическое излучение» и, тем более, «помехи». – Но все зонды по возвращению проходят штатное тестирование всех систем. Этот был не исключением. Свят?

– Так точно! – бодро отрапортовал первый помощник, просматривая данные, появившиеся по его запросу из информатория инженерного отдела. – Всё в полном порядке, никаких сбоев.

– Мы, конечно, ещё раз проверим, – с сомнением сказал Виктор Петрович. – Но вы лучше скажите, почему возник такой вопрос? Что не так?

– А вам ничего не показалось необычным в полученных данных? – вопросом на вопрос ответил Гришин.

– Вы мне тут эту свою психологию бросьте, товарищ Гришин, – рассердился капитан. – Показалось, не показалось. Когда мне что-то кажется, я перекрещусь три раза – и всё проходит.

Гришин с профессиональным интересом посмотрел на него, немного склонив голову набок.

– Ну да, ну да, – пробормотал он. – Ну конечно.

– Гришин! – теперь уже угрожающе сказал Виктор Петрович.

– А? – психолог как будто очнулся. – Что?

Капитан махнул рукой.

– Бог с вами, – сказал он. – Эскулап… Да, странное в показаниях есть даже на мой неискушённый взгляд. Но это же новая раса! Кто знает, с чем мы столкнулись?

– Пока не столкнулись, – педантично поправил Шпакля.

Капитан и в его сторону махнул рукой.

– Считай, уже столкнулись, – сказал он. – До прибытия на стационарную орбиту у нас осталось 38 часов. Пси-поле показывает наличие нескольких разных рас, но с очень похожим спектром излучения. Это странно, да. Но не более того.

Гришин задумчиво покачал головой.

– Мне бы вашу уверенность, Виктор Петрович, – вздохнул он. – Не более того… М-да. Ну что ж, действительно, что гадать на кофейной гуще? Через пару дней всё сами увидим. А вы пока проверьте всё-таки датчик, хорошо?

***

Ефим вытер руки салфеткой, аккуратно сложил инструменты в чемоданчик. Посмотрел на изнывающего от скуки и любопытства Бориса. Покачал головой.

– Всё в порядке, – сказал он. – Датчик работает как часы. Я запустил дополнительное тестирование системы, но и так понятно – всё работает в штатном режиме.

– Интересно, зачем понадобилось настолько досконально проверять этот датчик? – почесал затылок Борис. – Как ты считаешь, а?

– А чего там считать? – удивленно поднял брови Ефим. – И так всё понятно, по-моему.

И, сказав это, поднял чемоданчик и вышел из ангара. Борис долго смотрел ему вслед.

– Нет, ну вы посмотрите на него, – обратился он в пространство – больше никого кроме него в ангаре не было. – Всё ему, блин, понятно! А чего понятно-то? Нет, это не человек, вот хоть вы меня зарежьте тупым топором – это какой-то кошмар ходячий. И, что характерно – мой кошмар. Индивидуальный, блин!

Он присел на корточки рядом с исследовательским зондом, в котором находился датчик, о котором ранее шла речь.

– Вот что тут ему понятно? – бормотал он себе под нос, аккуратно выводя на интерфейс своего наладонника данные тестируемого в данный момент датчика. – Гм. Это в норме, это в норме… Так… А это у нас тут что? Информация с последнего вылета… Так… Так… ТАК!!!!!

Борис выронил наладонник.

– Ну, вот и приплыли, – с радостным обречением провозгласил он. – С почином вас, Глеб Егорыч…

Поднял наладонник, стряхнул с него налипший мусор, и рассеяно засунул в карман.

– Это что же получается? – снова вопросил он у пространства. – Блонда-то не станет дожидаться лишние хрен-знает-сколько-там месяцев! Вот блин…

Пространство молчало в ответ.

– Зато денег будет больше… – задумчиво протянул Борис. – Да и просто интересно это до чёртиков!

«Надо будет попроситься в экспедицию, – подумал он. – Ефиму это, скорее всего совсем не интересно будет – цивилизация, похоже, не машинная ни разу… Так что пускай сидит на корабле, голограмма ходячая! А мы по-простому, по-человечески – глазами посмотрим да лапками пощупаем».

На этой радостной ноте Борис поднялся, зачем-то пнул исследовательский зонд ногой, злорадно хмыкнул и пошел обратно в инженерный отсек, достаивать вахту.

***

Гришин с некоторым недоумением разглядывал данные, которые ему переслал Виктор Петрович со словами «посмотрите, может, что ещё странное обнаружите». Странным там было всё. И ксенолог с грустью думал, что вот он – его звёздный час. Настал. Ура. Наконец-то обнаружено что-то, что абсолютно не похоже на всё ранее изученное. И он, Гришин, будет первым, кто в это непонятное и загадочное залезет по самые уши. И хорошо ещё, если по уши. А как всё хорошо начиналось! Такой, понимаешь, стандартный полёт, стандартные планеты, стандартные формы жизни… И тут на тебе. Неведомая хрень. Ну, вот за что?! Что он плохого Вселенной сделал? А?

Костя Гришин не любил сверхурочные, как не любил и что-то, выходящее за рамки обыденности. Вы спросите, зачем тогда Костя Гришин стал психологом, а, тем более, еще и ксенологом? Костя Гришин в ответ лишь виновато разведёт руками и опустит очи долу. Так уж вышло, товарищи. Не обессудьте. Ну, не поваром же ему идти на корабль, в конце-то концов! И не механиком. И не… Костя Гришин мог перечислить с ходу больше десятка профессий, в которых он, Костя Гришин, преуспел бы гораздо меньше, чем на ниве психо и ксено-логии. А в космос хотелось. Ой, как хотелось в космос! Причём не просто в космос, а в далёкие звёздные дали, чтоб проходили года, а он, Костя Гришин, возвращался бы на родину из бесконечно опасных и неведомых мест, с гордостью за себя и свой народ. Установив очередной флаг на очередной отвоёванной у космоса планете. Вот такая мечта была у Кости Гришина, была с самого голоногого детства, и он её, мечту эту, вполне себе осуществил. Правда, по ходу выяснилось, что опасными эти места почти никогда не были, скорее неведомыми, и бесконечно скучными. Тем более что обычно в экспедиции на поверхность психолога не брали – а смысл? И Костя Гришин сидел на орбите, выслушивая от очередного космонавта очередную историю о том, как тот в глубоком детстве случайно оторвал хвост соседской кошке. Или соседке. Или соседу. Менялись истории, менялись корабли, менялся сам Костя Гришин. И к тридцати с лишним годам понял, что ему всё это нравится. Именно вот это, а не опасные и неведомые инопланетные джунгли-пустыни-горы, полные опасного и неведомого зверья. Костя Гришин нашёл свой космос. У каждого он свой, надо только вовремя понять и поймать судьбу за хвост. Главное – этот хвост потом не оторвать…

Данные датчика Ковальски были отвратительно нестандартными. Все доселе встреченные человечеством на пути его, человечества, экспансии, разумные расы подходили под определенные параметры. Здесь же было вопиющее отклонение от всех ранее принятых норм. И это, в сущности, не было ничем из ряда вон выходящим – в конце концов, ученые с самого начала освоения космоса были готовы к тому, что этот самый космос принесёт им кучу сюрпризов. Но, по истечению почти двух веков привыкли к обыденности происходящего и расслабились. Сюрпризы не приносились, космос оказался воистину скучным (с их точки зрения) местом. И вот надо же такому случиться, чтобы именно ему, Косте Гришину, улыбнулась та самая удача. И улыбка эта, откровенно говоря, ему совсем не нравилась…

***

Сидящие за столом космонавты переглянулись.

– Да ладно тебе, – сказал один из них.

Борис развел руками, показывая, что за что купил, за то и продаёт, и это уже не его дело, поверят ему или нет.

– Вот блин, – сказал другой.

Сегодня Борис сел обедать за стол, где обычно столовались ребята из научного отдела – биологи, геологи и прочие «ологи». Его встретили репликами «что, достал тебя твой андроид?» и «человеческого общения захотелось»… Он улыбался, поглощая вкуснейший сливочный грибной крем-суп (Карл, как всегда, был на высоте), а перед тем, как приступить ко второму блюду, рассказал «ологам» о том, какаю информацию принёс исследовательский зонд. Ну не мог он больше терпеть. И так его разрывало на множество маленьких Борисов, так хотелось поделиться сразу и со всеми. Но, поразмыслив немного, решил начать с самых уравновешенных (на его взгляд) членов команды. Поделился. Полегчало.

И теперь со спокойной душой – как будто исповедался, право слово! – Борис принялся разделывать лежащий перед ним шницель.

– Может, он шутит так? – с надеждой сказал микробиолог. – Борь, скажи, ты же пошутил, а?

– Не-а, – с набитым ртом отозвался Борис.

– Вот гад, – сказал другой микробиолог.

– Сам такой, – довольно отозвался Борис, прожевав кусок. И сразу отправил в рот следующий, вдогонку первому, чтобы тот там не сильно скучал.

– Балагур, – высказался первый микробиолог. – Мало ты Ефима мучаешь, теперь за нас принялся. Вот скажи, что мы тебе сделали? Сидели нормально, суп ели. А теперь кусок в горло не полезет.

– Ооо! – радостно отозвался Борис. – Мне полезет, давай сюда свой шницель!

Но микробиолог шницель не отдал, только неодобрительно покачал головой.

– Нет уж, – сказал он. – Не заслужил ты моего шницеля. Ты и своего-то, по-хорошему, не заслужил.

– С такими новостями, Борь, надо не во время еды приходить, – осуждающе сказал второй микробиолог. – Ты же, гад, всю трапезу испортил.

– Да почему ж испортил-то? – возмущенно спросил Борис. – Я, между прочим, радостное известие вам принес.

– Ага, тоже мне, сова из Хогвартса, блин, – пожилой химик грустно ковырял свой шницель вилкой. – Радостного-то что ты в этом что разглядел, ошибка природы?

– Ну, знаете, – Борис аж жевать перестал. – Не ожидал, право слово. Это ж здорово! Это же новая разумная раса!

– «Это же новая разумная раса!» – передразнил его химик. – Это же несколько лишних месяцев в космосе, блин!

– А то и полгода, – бросил ковырять шницель первый микробиолог.

– А то и год, – совсем грустно отозвался второй микробиолог.

– Какой, нафиг, год? – теперь Борис даже вилку с ножом положил – от греха.

– А вот такой, – сказал доселе молчащий биолог. – На Проксиме Лебедя команда «Броненосца Потёмкина» сначала пять месяцев ждала группу Контакта, а потом еще четыре месяца помогала им в исследованиях.