Текст книги "Миклухо-Маклай. Две жизни «белого папуаса»"

Автор книги: Даниил Тумаркин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 39 страниц)

В Йене и Лондоне

Не найдя в Йене другого подходящего жилья, Николай Николаевич поселился на третьем этаже дома, который принадлежал профессору Б. Гильдебранду. Его дочь Аурелия, с нетерпением ожидавшая приезда русского ученого, обнаружила, что он ее не замечает, погруженный в текущие работы, а главное – в подготовку к дальней экспедиции.

Миклухо-Маклай спешил завершить работу над монографией «Материалы по сравнительной неврологии позвоночных», которую он посвятил «моему глубокоуважаемому учителю и другу Карлу Гегенбауру» [237]237
  Миклухо-Маклай Н.Н.Собрание сочинений. В 5 т.: Т. 3. М.; Л., 1953. С. 33-123.


[Закрыть]. Искусный рисовальщик, он успешно подготовил к печати многочисленные таблицы с иллюстрациями и другой графический материал. В феврале 1870 года ученый отвез первую часть работы («Мозг селахий») своему лейпцигскому издателю В. Энгельману, а через четыре месяца передал ему вторую часть работы («Средний мозг ганоидов и костистых рыб»). Опираясь на предложенную им интерпретацию строения и функций различных отделов головного мозга рыб, ученый пришел к далекоидущим выводам об основных направлениях развития животного мира: «В отношении строения мозга селахий представляют исходную форму, ведущую, с одной стороны, к амфибиям (а через них – или к рептилиям и птицам, или к млекопитающим), а с другой стороны – к ганоидам и, через них, к костистым рыбам. Формы мозга костистых рыб представляют особо дифференцированный ряд, который не обнаруживает прямой связи с направлением развития мозга высших позвоночных» [238]238
  Там же. С. 120.


[Закрыть]. Однако, как отмечал 85 лет спустя известный географ и зоолог П.И. Пузанов, «проводимое <…> в неврологических работах Миклухо-Маклая „новое истолкование“ отделов головного мозга рыб в науке не удержалось, да и во времена М.-М. почти не имело сторонников. То, что М.-М., вопреки мнению всех анатомов, считал у рыб средним мозгом, есть их мозжечок, а то, что он называл промежуточным мозгом, – есть средний мозг, или двухолмие» [239]239
  Пузанов П.И. Н.Н.Миклухо-Маклай как натуралист и путешественник // Там же. С. 420.


[Закрыть]. Гегенбаур, одобрительно встретивший эту монографию, вскоре присоединился к хору ее критиков.

Параллельно с работой над монографией Миклухо-Маклай принялся усиленно штудировать литературу об Австралии и Океании, прежде всего сочинения путешественников и труды о народах этого региона. «Как рассказывали в семье, – вспоминает младший брат ученого Михаил, – он сам читал, а отчасти приглашал лектрисе, которые ему читали про путешествия в Тихий океан. Так же тщательно он изучал маршруты этих путешествий, а равно и торговые пути» [240]240
  ОВ.Л. 15.


[Закрыть]. В записной книжке Николая Николаевича 1869 – 1870 годов, которую он называл «Ethnologia», имеется много выписок из трудов К.М. Бэра и А. Уоллеса, а также список прочитанных им книг – путешественников Ф.П. Литке, Дж. Кука и У. Маринера, этнолога Т. Вайца, антрополога Дж. К. Причарда и др.

Но, пожалуй, наибольшее влияние на Миклухо-Маклая оказала в эти месяцы публикация, которая до сих пор ускользала от внимания его биографов, включая автора этих строк, – большая статья А. Петермана «Новая Гвинея. Немецкие призывы от антиподов», которая появилась в середине ноября 1869 года в редактируемом им географическом журнале. В начале статьи Петерман привел письма двух немцев, поселившихся в Австралии, – пастора и купца. Они призывали Германию – точнее, Северо-Германский союз, возглавляемый Пруссией, – аннексировать огромный, сказочно богатый природными ресурсами остров Новую Гвинею и расположенные поблизости от него крупные меланезийские острова. Косвенно поддержав их аргументы, маститый географ дипломатично воздержался от прямого призыва к аннексии: «Пусть другие займутся овладением и колонизацией Новой Гвинеи, мы же должны ограничиться заявлением, что полнейшее исследование этой части земли – один из наиболее актуальных вопросов географии». «Когда посылают экспедицию за экспедицией в покрытые льдами полярные регионы, – продолжал Петерман, – когда для исследования <…> Африки беспрестанно тратят миллионы и жертвуют множеством драгоценных человеческих жизней <…> <…> не следует ли наконец обратить внимание на эту великолепную островную страну, вглубь которой еще не проникал белый человек и чьи берега кое-как описаны лишь в некоторых местах, хотя она была открыта еще в 1526 году» [241]241
  Petermann A.Neu-Guinea. Deutsche Rufe von den Antipoden // Peter– mann'sGeographische Mittheilungen. 1869. Hf. 11. S. 405—406. Антиподы – здесь люди, находящиеся на противоположной стороне земного шара. Миклухо-Маклай, несомненно, читал эту статью, но лишь однажды со слался на приложенную к ней карту. См.: СС.Т. 3. С. 7.


[Закрыть]. Полагаю, что именно эта статья, привлекшая внимание путешественников, географов и чиновников правительственных канцелярий ряда государств, побудила Николая Николаевича сделать окончательный выбор – поставить в центр своих намечаемых исследований на Тихом океане огромную и таинственную Новую Гвинею.

В феврале 1870 года Миклухо-Маклай решил, что пора приподнять завесу над своими планами, и написал Остен-Сакену, что намерен остаться по меньшей мере три-четыре года на островах южной части Тихого океана, а «потом только подняться на Север» [242]242
  ПФ АРА Н.Ф. 143. Оп. 1. Д. 40. Л. 64. Это письмо, отправленное 16 февраля 1870 года, к сожалению, не сохранилось и цитируется по ответному письму Остен-Сакена от 2 марта.


[Закрыть]. При этом Николай Николаевич позолотил пилюлю: «Я не только не отодвигаю на 2-й план исследование северных частей Тихого океана, – напротив, я положительно очень интересуюсь тою местностью и хочу по возможности ее исследовать. Мои будущие старания будут идти параллельно с желаниями Общества» [243]243
  СС.Т. 5. С. 46.


[Закрыть]. Забегая вперед скажем, что в дальнейшем ученому так и не довелось приступить к изучению морей, омывающих русские дальневосточные берега.

Миклухо-Маклай серьезно рисковал, настаивая на первоочередных исследованиях в южной части Тихого океана. Но он правильно предугадал реакцию руководителей РГО. Доброжелательно относясь к молодому ученому и, главное, понимая важность намеченных им исследований, Семенов, Остен-Сакен, а под их влиянием и Литке предпочли «не заметить» его строптивости. 11 мая 1870 года совет РГО согласился с предложением отделения физической географии о назначении Миклухо-Маклаю пособия в размере 1200 рублей, а 21 мая управляющий Морским министерством адмирал Н.К. Краббе сообщил вице-председателю РГО, что «последовало Высочайшее разрешение естествоиспытателя Миклухо-Маклая принять на корвет "Витязь" для совершения путешествия к берегам Тихого океана, но без производства довольствия от морского ведомства, и ему позволено впоследствии вернуться на одном из судов, возвращающихся оттуда в Балтику». Краббе добавил, что корвет отправится из Кронштадта «приблизительно в сентябре месяце» [244]244
  АРГ О.Ф. 1-1869. Оп. 1. Д. 19. Л. 18-19. Некоторые документы о подготовке экспедиции Миклухо-Маклая были впервые опубликованы в 1872 года Б.А. Вальской. См.: Вольская Б.А.Неопубликованные материалы о подготовке экспедиции Н.Н. Миклухо-Маклая на Новую Гвинею в 1871 году и о плавании корвета «Скобелев» к этому острову в 1883 году // Страны и народы Востока. Вып. 13. М., 1972. Первоначально предполагалось отправить Миклухо-Маклая на клипере, уходящем в Тихий океан. Но потом решили, что ученый будет испытывать неудобства на этом маленьком судне, имеющем лишь одну каюту.


[Закрыть]. Остен-Сакен оперативно информировал Миклухо-Маклая о принимаемых решениях, не поднимая больше деликатный вопрос о первоначальных исследованиях в северных морях.

В марте 1870 года Николай Николаевич посетил Готу, где имел подробный разговор с Петерманом. Неутомимый организатор экспедиций приветливо встретил русского ученого, снабдил его несколькими картами, обещал поддержку в будущем и живо интересовался его планами. Помня статью Петермана о Новой Гвинее, Миклухо-Маклай предпочел умолчать о своем выборе, ссылаясь на то, что маршрут экспедиции еще не определен. До осени ученый не сообщал об избранной им цели и другим своим западноевропейским собеседникам и корреспондентам [245]245
  Петерман приветствовал и популяризировал географические открытия и исследования, совершаемые путешественниками и учеными разных стран. Но больше всего он заботился о развитии немецкой географической науки и осторожно готовил почву для активной колониальной политики рождавшейся в те годы Германской империи. Характерны в этом отношении его контакты с орнитологом и этнографом Отто Финшем (1839 – 1917), тогда директором естественно-исторического и этнографического музея в Бремене, который опубликовал в 1865 году книгу «Новая Гвинея и ее обитатели» – обобщение скудных сведений о неисследованном острове. В ноябре 1869 года Петерман послал Финшу свою статью, сопроводив ее откровенным письмом: «Что Вы думаете об экспедиции на Новую Гвинею? Наконец пришла пора этого острова». В конце 1870-х -начале 1880-х годов Финш совершил большое путешествие по островам Океании, посетив юго-восточное побережье Новой Гвинеи. Как мы увидим ниже, Финш вошел в доверие к Миклухо-Маклаю, обманул русского ученого и в 1884 году руководил германской аннексией северо-востока Новой Гвинеи, включая Берег Маклая.


[Закрыть].

При всей своей занятости Миклухо-Маклай совершил еще один кратковременный выезд из Йены, на сей раз не связанный с подготовкой к экспедиции. Он узнал, что в Веймаре находится писатель Тургенев со своей пассией Полиной Виардо, выступавшей в местном театре. 11 марта 1870 года Николай Николаевич сообщил сестре: «Познакомился с И.С. Тургеневым; он живет в Веймаре. На днях провел с ним целый день. Он был также у меня в Йене. Мы довольно скоро и хорошо сошлись. Жаль, что я по уши сижу за работой, чаще бы ездил в Веймар» [246]246
  СС.Т. 5. С. 45.


[Закрыть]. Миклухо-Маклаю было очень интересно общаться с Тургеневым, много писавшим о русской молодежи, создавшим образ Базарова, который еще недавно привлекал студента Миклуху. Тургенева живо занимали рассказы ученого о его недавних путешествиях на Канарские острова и берега Красного моря, его планы на будущее. Так началось знакомство Миклухо-Маклая с Тургеневым, контакты с которым – очные и заочные – продолжались до самой смерти писателя в 1883 году.

Миклухо-Маклай был с уважением принят в Йенском университете. Студент Петр Аксельрод, нелегально уехавший из России без денег и паспорта, живший впроголодь и занимавшийся на медицинском факультете, что называется, на птичьих правах – благодаря тому, что профессора разрешали ему бесплатно посещать их лекции, – 14 декабря 1869 года написал в Берлин А.А. Мещерскому: «Что же касается г-на Миклухи, то прошу Вас, если найдете нужным, ему написать несколько слов обо мне. Знакомство с ним и его ласки, насколько можно требовать от человека занятого, могут меня возвысить в глазах многих и во многих отношениях быть полезными» [247]247
  ОПИ'ГЙ М.Ф. 329. Д. 68. Л. 12 об.


[Закрыть].

Но сам Эрнст Геккель – при всей его внешней приветливости и учтивости – продолжал смотреть на «Николая Миклухо» несколько свысока, как профессор на своего ассистента, не в силах отрешиться от менторского тона, что раздражало честолюбивого молодого ученого с очень высокой – возможно, завышенной – самооценкой. У Геккеля, заболевшего звездной болезнью, вообще складывались непростые отношения с его учениками. Он не допускал никакой критики в свой адрес, не терпел возле себя молодых ученых, твердо вставших на ноги, получивших известность в научных кругах. Например, он поссорился с Антоном Дорном после того, как тот создал свою знаменитую морскую биологическую станцию в Неаполе [248]248
  См.: Uschmann G.Geschichte der Zoologie und der zoologischen Anstalten in Jena 1779-1919. Jena, 1959. S. 114; Wotte H.Kaaram Tamo, Mann vom Mond. Leben und Reisen Miklucho-Maklais. Leipzig, 1973. S. 52—55.


[Закрыть].

Помимо причин личного характера, охлаждению, а затем и разрыву между Миклухо-Маклаем и Геккелем способствовали серьезные разногласия по научным вопросам. Поручив Николаю изучение известковых губок, Геккель в 1869 году неожиданно, не предупредив своего ученика, сам занялся этой проблематикой, – что обидело Миклухо-Маклая, как видно из его писем Дорну [249]249
  CC.T 5. С 31, 37.


[Закрыть], – и пришел к иным выводам по систематике и морфологии этих простейших морских организмов. Уже в 1870 году Николай Николаевич выступил с критикой взглядов Геккеля в журнале Петербургской академии наук. Однако пропасть между двумя учеными возникла, на мой взгляд, не из-за разногласий в интерпретации губок, а из-за расхождений мировоззренческого характера. Молодой ученый осознал – раньше он не обращал на это внимание, – что Геккель, считая папуасов «недостающим звеном» между европейцами и их животными предками, относит их чуть ли не к «недочеловекам». Николай Николаевич не мог согласиться с такой постановкой вопроса. Он учел некоторые рекомендации Геккеля при составлении программы своей экспедиции, но с 1871 года до самой смерти больше не поддерживал с ним никаких контактов, а «обезьяний профессор» в 1877 году уничижительно отозвался о своем бывшем ученике [250]250
  Время излечивает обиды и предрассудки. 30 июня 1908 года престарелый йенский профессор сообщил Д.Н. Анучину, что собирается включить «интересные воспоминания о моем в высшей степени талантливом и незаурядном ученике Николае Миклухо-Маклае» в задуманные мемуары. Эти мемуары так и не были написаны, но в феврале 1919 года, за три месяца до смерти, 85-летний профессор с теплотой вспоминал свое путешествие на Канарские острова, упомянув из спутников только Миклухо-Маклая.


[Закрыть].

Порвав с Геккелем, Николай Николаевич сохранил добрые отношения со вторым своим йенским учителем – Карлом Гегенбауром. Именно ему, как уже отмечалось, он посвятил монографию «Материалы по сравнительной анатомии позвоночных». В 1873 году Гегенбаур покинул Йену, став профессором анатомии Гейдельбергского университета. Но контакты между двумя учеными – пусть и нерегулярные – не прекратились. Сохранилось, например, очень любезное письмо Гегенбаура от 30 июля 1876 года, в котором он благодарит своего бывшего ученика за присланные оттиски статей и отвечает на его вопросы по зоологии [251]251
  ПФ АРА Н.Ф. 143. On. 1. Д. 41. Л. 21-22.


[Закрыть].

Екатерина Семеновна, как и раньше, держала сына на голодном пайке. Ученый предпочитал общаться с ней через сестру Ольгу – натуру художественно одаренную, с широкими взглядами на жизнь, единственную в семье, кто понимал Николая Николаевича и верил в его славное будущее. Уже в декабре 1869 года он просил ее в письме сказать матери, что наделал в Йене много долгов, а через два месяца озабоченно подчеркивал: «Жду очень, очень денег» [252]252
  CC. T. 5. C. 44, 46.


[Закрыть]. В апреле 1870 года, сдав в набор первую, основную часть монографии, Миклухо-Маклай решил съездить в Лондон для консультаций со специалистами и покупки экспедиционного оборудования. Ученый готов был отправиться в эту поездку, не дожидаясь окончательного решения совета РГО и Морского министерства, но выезд был невозможен из-за отсутствия денег. «Я пришел к очень неутешительному результату, – писал он Ольге 16 апреля, – что если я выеду потихоньку (не заплатив всех долгов) из Йены, то я тогда все-таки застряну почти сейчас же дорогой <…> прошу передать это матери» [253]253
  Там же. Т. 5. С. 54.


[Закрыть]. Николай Николаевич все же рискнул и на последние деньги добрался до голландского города Лейдена, чтобы по пути в Англию познакомиться с коллекциями местного музея. Здесь ученый получил денежный перевод от матери с предупреждением, что до возвращения в Петербург он не может больше рассчитывать «ни на какие деньги» [254]254
  Там же.


[Закрыть]. Поблагодарив за перевод, Николай Николаевич горестно добавил, что присланных денег едва ли хватит на обратный путь из Лондона до Йены, а ведь он, кроме того, очень желал бы в Англии «многим запастись для путешествия» [255]255
  Там же. С. 51.


[Закрыть]. Поэтому он одновременно отправил письмо Ольге с просьбой снова повлиять на мать.

Миклухо-Маклай пробыл в Лондоне чуть более недели, но за это время многое успел. «Некоторые мои работы, – писал он 2 мая Остен-Сакену, – которые оказались более известными в Англии, чем в России, доставили мне без особенных рекомендаций очень легкий доступ ко всем и ко всему. В очень короткое время я познакомился со всеми представителями тех отраслей науки, которыми занимаюсь, и эти господа очень заинтересовались мною сделанным путешествием в Красное море, а также тем, которое, с Вашей помощью, надеюсь предпринять, и даже пожелали помочь мне, чем могут» [256]256
  Там же. С. 52.


[Закрыть].

Николай Николаевич тут немного покривил душой. Для доступа в Британский музей и состоящую при нем библиотеку, – ее усердным читателем многие годы был Карл Маркс, – действительно не требовались «особенные рекомендации». Но чтобы быть принятым в Адмиралтействе или другом правительственном ведомстве викторианской Англии, чтобы удостоиться аудиенции у руководителей главных научных обществ, чужестранец должен был придерживаться определенных формальностей – иметь солидные рекомендации или влиятельного ходатая и сопровождающего. В этой роли выступил профессор Томас Хаксли (Гексли) – выдающийся биолог, ближайший соратник Дарвина и популяризатор его учения. В 1846 – 1850 годах, будучи совсем молодым человеком, Хаксли участвовал в экспедиции на британском военном корабле «Ратлснейк», проводившей исследования у берегов Австралии, Юго-Восточной Новой Гвинеи и среди небольших островов архипелага Луизиады. «Ратлснейк» стал для Хаксли такой же школой, как «Бигль» для Чарлза Дарвина [257]257
  См.: Свет Я.М.История открытия и исследования Австралии и Океании. М., 1966. С. 274.


[Закрыть]. Судно подолгу стояло в австралийских портах, преимущественно в Сиднее, и с тех пор у Хаксли появились там влиятельные друзья.

Хаксли радушно встретил русского ученого, который был ему известен как по публикациям, так и по письмам Геккеля и Дорна. «Я много виделся с ним, – писал он Дорну о пребывании в Лондоне Миклухо-Маклая, – и он поразил меня как человек весьма значительных способностей и энергии» [258]258
  ICSTA. Huxley Papers. Vol. 13. F. 176.


[Закрыть]. Хаксли поделился с Николаем Николаевичем своими воспоминаниями о плавании на «Ратлснейке», дал практические советы, обсудил с ним зоологические и антропологические проблемы, которые следовало бы включить в программу задуманной экспедиции.

По просьбе Хаксли Миклухо-Маклай был принят в британском Адмиралтействе. Главный гидрограф Адмиралтейства контр-адмирал Дж. Ричарде и ученый-океанограф У. Карпентер показали ему «аппараты, которые касаются исследования дна на больших глубинах». Эти аппараты были успешно испытаны в 1869 году в Северной Атлантике, причем удалось достать «образчики дна из глубин 26 тыс. фут» [259]259
  См.: Stocking G. W.Victorian Anthropology. N.Y.; L., 1987. P. 248-252. К концу 1860-х годов Лондонское антропологическое общество пришло в упадок. По инициативе Хаксли вместо двух конкурирующих обществ был создан Антропологический институт Великобритании и Ирландии. Хаксли, ставший в 1870 году президентом Британской ассоциации по поощрению развития науки, отказался возглавить новый институт и добился, чтобы его президентом был избран археолог и этнолог-эволюционист Дж. Лёббок (Ibid. P. 150-156, 256-257).


[Закрыть]. Интерес, проявленный Николаем Николаевичем к такому оборудованию, был не случаен: он решил использовать длительное морское путешествие к берегам далекой Океании для проведения в пути океанографических исследований. Интересные сами по себе, пользовавшиеся неизменным вниманием в ученом мире, эти изыскания могли бы снискать ему новых сторонников в отделении физической географии и в совете РГО.

Николай Николаевич выехал из Лондона 30 апреля. Ускорить отъезд ученого вынудили участившиеся приступы малярии, которые он приписывал местной «скверной погоде», и дороговизна проживания в английской столице [260]260
  СС.Т. 5. С. 53.


[Закрыть]. Он составил список необходимого экспедиционного оборудования, но мало что смог приобрести из-за отсутствия средств.

На сэкономленные деньги Миклухо-Маклай вернулся через Брюссель в Йену, где, как он писал, «мне жизнь сравнительно очень, очень мало стоит» [261]261
  Там же. С. 51.


[Закрыть]. Он поспешил завершить работу над второй частью монографии, ограничившись в ней описанием только среднего мозга хрящевых (ганоидов) и костистых рыб. Автор обещал читателям «в ближайшее время разработать некоторые вопросы, касающиеся мозга ганоидов и костистых рыб и дать более подробное сравнение их с мозгом селахий», но – захваченный другими научными проблемами – не осуществил этого намерения.

Миклухо-Маклай начал готовиться к возвращению в Россию – сортировать книги и другие вещи, которые накопились у него за годы жизни в Германии: какие взять с собой, какие оставить на хранение в Йене [262]262
  После смерти ученого его младший брат получил из Йены его вещи – «письма, записки по лекциям, а также несколько книг. Среди этих книг мне бросился в глаза роман „Что делать?“ Чернышевского» (ПМ.Л. 404). Рукописи и корректуры статей с многочисленными иллюстрациями попали к А.А. Мещерскому и теперь хранятся в его архивном фонде в ОПИ ГИМ (Ф. 329. Д. 26).


[Закрыть]. Но денег на дорогу у него не было. «Можно было бы устроить это дело еще иным образом, – писал он Ольге 12 мая, – достать денег только на дорогу и скрыться из Йены в один прекрасный день (именно так поступили, как упоминалось выше, он и Мещерский летом 1869 года. – Д. Т.).Но как тогда устроить с вещами? Неудобно! Глупо зависеть от такой дряни, как от денег!» [263]263
  СС.Т. 5. С. 55.


[Закрыть]Наконец Екатерина Семеновна сжалилась над своим непутевым – как она считала – сыном и прислала денег, за которые он поблагодарил ее в письме от 24 мая. Теперь появилась возможность пару раз съездить к издателю в Лейпциг, где Миклухо-Маклай консультировался также с известным физиологом профессором Й. Чермаком. Но главное, что оставалось еще предпринять Николаю Николаевичу до возвращения в Россию, – это посетить Берлин и установить там контакты с профессором Вирховым и его коллегами.

Рудольф Вирхов (1821 – 1902) – выдающийся врач, ученый и политик умеренно либерального направления, основатель современной патологической анатомии, профессор медицинского факультета Берлинского университета – в 1860-х годах увлекся науками о человеке. В 1869 году он основал Берлинское общество антропологии, этнологии и доистории (археологии), президентом которого оставался многие годы. Вирхов не принял учения Дарвина и спорил на различных съездах и конференциях с популяризатором этого учения Геккелем, утверждая, будто эволюционная теория и разработанный «йенским еретиком» философский монизм расчищают дорогу социализму. Миклухо-Маклаю едва ли были по душе эти воззрения Вирхова, но тот не пытался навязывать их молодому русскому ученому. Он с уважением принял Миклухо-Маклая, снабдил его методическими пособиями для проведения полевых антропологических исследований, пригласил печататься в изданиях общества.

Миклухо-Маклай отвез своему издателю выправленную корректуру второй части монографии и, не дожидаясь выхода книги в свет, 17 июля отправился пароходом – это было дешевле, чем поездом – из Штеттина в Петербург.

«Почему я выбрал Новую Гвинею»

Так начиналась статья Миклухо-Маклая, план которой, судя по сохранившимся черновикам и наброскам, он составил еще до отправления в экспедицию, начал ее на борту «Витязя», продолжил после высадки на Новой Гвинее, но по каким-то причинам не довел до конца [264]264
  См. об этом комментарии: СС.Т. 3. С. 350-351.


[Закрыть]. Опираясь на содержание статьи, но привлекая и другие источники, а также учитывая широкий исторический фон, попытаемся ответить на вопрос, который содержится в заглавии этой незавершенной работы.

Уже известная нам статья А. Петермана с призывом безотлагательно приступить к исследованию Новой Гвинеи подстегнула Миклухо-Маклая. Ученый понял, что не следует терять время, если желаешь стать там одним из первопроходцев. Но стремление отправиться на Новую Гвинею появилось у нашего героя еще до публикации статьи Петермана.

Для Миклухо-Маклая, с 1867 года искавшего возможность отправиться в далекую и опасную экспедицию, которая обогатит науку важными открытиями и сделает его имя известным в ученом мире, а возможно – и за его пределами, Новая Гвинея представлялась идеальным выбором. Несмотря на то, что открытие Новой Гвинеи европейцами началось еще в XVI веке, в 1860-х годах она, по существу, все еще оставалась для них terra incognita:не было сколько-нибудь точных сведений ни о площади этого огромного острова, ни об очертаниях его берегов, а его внутренние районы оставались совершенно неисследованными. Сравнительно лучше были известны некоторые участки северо-западного побережья, но и здесь научные изыскания почти не выходили за рамки рекогносцировок. Фактически не было начато изучение коренного населения Новой Гвинеи – папуасов; отдельные достоверные наблюдения уживались с самыми нелепыми вымыслами и легендами. Эту «целину» надеялся поднять Миклухо-Маклай.

При подготовке статьи ученому не нужно было делать реверансы перед советом РГО, а потому он смог откровенно обозначить свои научные приоритеты. Величественна и непознанна природа Новой Гвинеи, в частности ее животный мир, среди которого «могут скрываться органические формы, вполне для нас новые». Но, «не занимаясь по зоологии систематикою и не имея склонности к собиранию коллекций, интересных зоологу и географу», он решил не делать упор на зоологические исследования, хотя не отказывался от проведения наблюдений по широкому спектру естественных наук. В центр внимания Николай Николаевич решил поставить человека: «Я план странствования своего подчинил антропо-этнографическим целям, при которых всегда останется у меня время для специальных анатомических исследований» [265]265
  Миклухо-Маклай Н.Н.Почему я выбрал Новую Гвинею полем моих исследований // СС.Т. 3. С. 8.


[Закрыть].

Следует учитывать, что в период подготовки к экспедиции Миклухо-Маклай находился под несомненным влиянием академика Карла Максимовича (Карла Эрнста) фон Бэра (1792 – 1876) – основателя современной эмбриологии, выдающегося зоолога, географа и этнографа, одного из зачинателей антропологии в России. Николай Николаевич часто ссылался на труды этого ученого в статьях, опубликованных в йенском научном журнале, и свое понимание эволюции живых существ как процесса дифференциации отчасти заимствовал у Бэра. В 1867 году престарелый академик, удалившись от дел, переехал из Петербурга в Дерпт, но и там не прекратил занятий наукой, следил за ее успехами, вел обширную переписку. В один из приездов в Петербург, осенью 1869 года, Бэр встретился с Миклухо-Маклаем и одобрил его интерпретацию некоторых особенностей мозга рыб. По воспоминаниям П.П. Семенова, Бэр первым из патриархов РГО обратил внимание на многообещающего молодого исследователя [266]266
  Семенов П.П.История полувековой деятельности… Ч. 2. С. 923.


[Закрыть]. Готовясь к экспедиции на Тихий океан, Миклухо-Маклай переписывался с маститым старцем и получал от него советы по антропологической проблематике.

Настольной книгой Миклухо-Маклая стала работа Бэра «О папуасах и альфурах», в которой были собраны накопившиеся к тому времени скудные и противоречивые сведения о папуасах и выдвинута гипотеза о двух расовых типах на Новой Гвинее. Подчеркнув, что это всего лишь гипотеза, нуждающаяся в проверке на месте, Бэр пришел к выводу: «Таким образом, является желательным и, можно сказать, необходимым для науки изучить полнее обитателей Новой Гвинеи» [267]267
  BaerK. E. von.Ueber Papuas und Alfuren // Memoirs de l'Academie Im perial des Sciences de St. Peterbourg. Sixieme Serie. Sciences Naturelles. 1859. N. 8. S. 339.


[Закрыть]. Миклухо-Маклай взял с собой эту книгу на Новую Гвинею, неоднократно ссылался на нее в своих работах, а приведенные слова сделал эпиграфом к своей первой большой статье о папуасах [268]268
  Миклухо-Маклай Н.Н.Антропологические заметки о папуасах Берега Маклая на Новой Гвинее // СС.Т. 3. С. 10.


[Закрыть].

Однако книга «О папуасах и альфурах» привлекла Миклухо-Маклая не только рассмотрением конкретного антропологического материала. В заключительной части книги, как и в некоторых других работах, Бэр выступил последовательным сторонником видового единства человечества и осудил злодеяния «цивилизованных» малайцев и европейцев на побережье западной части Новой Гвинеи. Более того, в 1861 году на съезде антропологов в Геттингене Бэр, отрешившись от академической сдержанности, подверг резкой критике тех англо-американских антропологов, которые, опираясь на учение о неравенстве рас, оправдывали истребление коренного населения Америки и порабощение негров. «Не есть ли это учение, – заявил Бэр в Геттингене, – так мало соответствующее принципам естествознания, измышление части англо-американцев, необходимое для успокоения их собственной совести? Они с бесчеловечной жестокостью оттеснили первобытных обитателей Америки, с эгоистической целью ввозили и порабощали африканское племя. По отношению к этим людям, говорили они, не может быть никаких обязательств, потому что они принадлежат к другому, худшему виду человечества» [269]269
  Bericht uber Zusammenkunft einiger Anthropologen im September 1861 in Godttingen, zum Zwecke gemeinsamer Besprechungen, erstatted von К.Е. Baer und Rud. Wagner. Leipzig, 1861. S. 24.


[Закрыть].

Темпераментное осуждение Бэром подобных взглядов было, конечно, не случайным. В 50 – 60-х годах XIX века многие видные английские и американские антропологи (Дж. Хант, С. Мортон, Дж. Нотт, Дж. Глиддон и др.) пытались доказать, что человеческие расы неравноценны, что разница в культурном уровне народов объясняется их врожденными свойствами, что белые якобы самой природой предназначены господствовать, а цветные – подчиняться. Эти теории были взяты на вооружение рабовладельцами и их сторонниками, стали использоваться для оправдания колониальной экспансии [270]270
  См. подробнее: Левин М.Г.Очерки по истории антропологии в России. М., 1960. С. 37; Lienchardt G.Social Anthropology. London, 1966. P. 6-9.


[Закрыть]. Понятно, что против такого рода концепций выступал Н.Г. Чернышевский, который решительно отвергал деление человеческих рас на «высшие» и «низшие». «Мы убеждены, – писал Чернышевский еще в 1857 году, – что и негр отличается от англичанина своими качествами исключительно вследствие исторической судьбы своей, а не вследствие органических особенностей» [271]271
  Чернышевский Н.Г.Полное собрание сочинений. Т. 4. М., 1948. С.476.


[Закрыть]. Подтверждение и обоснование этих близких и понятных ему взглядов Миклухо-Маклай нашел в книге «О папуасах и альфурах» и в некоторых других трудах «Нестора российской антропологии».

Эти взгляды еще более окрепли у Николая Николаевича после встречи с Томасом Хаксли. В те годы английский профессор вел борьбу с расистскими установками Лондонского антропологического общества, которое возглавлял один из главных проповедников расизма Джеймс Хант. Положение осложнялось тем, что среди сторонников признания качественной неравноценности человеческих рас и сравнительной близости темнокожих людей к обезьянам оказались не только антропологи-расисты, но и те европейские ученые, которые ошибочно полагали, что такого рода концепции помогают обосновать дарвинизм, ибо направлены против учения о сотворении человека Богом и дают дополнительные аргументы в пользу происхождения человека от обезьяны. Папуасам, бушменам и другим культурно отсталым народам эти последователи Дарвина отводили роль «промежуточного звена» между европейцами и их животными предками. Как мы знаем, такую точку зрения отстаивал, в частности, Эрнст Геккель. Но Миклухо-Маклаю стала очевидной общественная опасность подобных концепций независимо от намерений их авторов. Отправляясь на Новую Гвинею, молодой ученый – в соответствии со сложившимися у него представлениями о высоком общественном предназначении науки – решил на неопровержимых фактах показать, что представляет собой в действительности папуасская раса.

Существовала еще одна причина, по которой Миклухо-Маклай решил сделать полем своих исследований Новую Гвинею. В те годы была довольно популярна гипотеза о Лемурии – материке, якобы существовавшем в древности на месте значительной части Индийского океана, от Юго-Восточной Африки и Мадагаскара до нынешних Зондских островов. Гипотезу об этом «затонувшем материке» впервые высказал в 1840-х годах французский исследователь Жоффруа Сент-Илер. Более подробно ее обосновал в середине прошлого века английский зоолог Ф. Склэтэр, который назвал этот гипотетический материк Лемурией (по роду полуобезьян, распространенному на Мадагаскаре). В 1860 – 1870-х годах гипотезу о Лемурии поддерживали такие выдающиеся ученые, как Геккель, Вирхов и Хаксли; некоторые из них полагали, что именно здесь находилась прародина человечества и что Новая Гвинея была каким-то образом связана с Лемурией [272]272
  См.: Кондратьев Л.Адрес – Лемурия? Л., 1978. Современные исследования дна Индийского океана опровергли эту гипотезу.


[Закрыть]. Миклухо-Маклай довольно скептически относился к гипотезе об этом, по его выражению, «проблематическом материке», но полностью не отвергал ее в статье «Почему я выбрал Новую Гвинею полем моих исследований».

Однако независимо от обоснованности гипотезы о Лемурии «более изолированные и менее подверженные примеси с другими племенами» обитатели Новой Гвинеи могли, по мнению Миклухо-Маклая, стать «исходной группой» для сравнения с другими темнокожими народами Меланезии и Малайского архипелага. Отсюда две основные задачи, которые поставил перед собой исследователь: «во-первых, уяснить антропологическое отношение папуасов к другим расам вообще, которое еще почти не определено; во-вторых, по возможности и по собственным наблюдениям определить распространение этой расы» за пределами Новой Гвинеи [273]273
  Миклухо-Маклай Н.Н.Почему я выбрал Новую Гвинею полем моих исследований // СС.Т. 3. С. 8.


[Закрыть].

Незадолго до отъезда из Йены Миклухо-Маклай получил письмо от помощника секретаря РГО Ф.А. Подгурского, который временно заменял Остен-Сакена. Подгурский, приятель командира «Витязя» капитана 2-го ранга П.Н. Назимова, сообщил ученому, со слов капитана, предполагаемый маршрут его корабля: обогнув мыс Доброй Надежды, пересечь Индийский океан, через Зондский пролив зайти в Батавию (ныне Джакарта), оттуда – в Сингапур, где «корвет будет ожидать приказаний» относительно следования в Гонконг и далее в Японию [274]274
  ПФАРАН.Ф. 143. Оп. 1. Д. 40. Л. 82.


[Закрыть]. Иными словами, подход «Витязя» к берегам Новой Гвинеи не предусматривался. Ученому предстояло самостоятельно добираться туда из Батавии на торговой шхуне – предприятие трудное и рискованное да еще требовавшее расходования значительных денежных средств из не слишком большой субсидии, выделенной РГО. Но Николая Николаевича не смутило это известие. Он уже предвкушал высадку на таинственном острове и готов был преодолеть любые препятствия на пути к цели.