Текст книги "Миклухо-Маклай. Две жизни «белого папуаса»"

Автор книги: Даниил Тумаркин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 39 страниц)

Глава восьмая.
ПОМЕЩИКИ ТОЖЕ ПЛАЧУТ

Баронесса Эдита Федоровна Раден, покровительствовавшая Н.Н. Миклухо-Маклаю, после его отплытия в экспедицию взяла под свое крыло его сестру Ольгу, которая и внешне, и по складу ума походила на брата-путешественника. Благодаря баронессе Ольга и Екатерина Семеновна Миклуха познакомились с несколькими либеральными литераторами и общественными деятелями, в том числе с известным историком, правоведом и публицистом К.Д. Кавелиным и его дочерью Софьей – рано умершей писательницей и переводчицей, по мужу Брюлловой. Через Александра Мещерского Ольга заочно подружилась с Наталией Герцен, постоянно жившей за границей, но встретиться им так и не пришлось.

При чтении писем Ольги и воспоминаний ее младшего брата возникает образ интеллигентной молодой женщины, обладавшей добрым сердцем и обостренным чувством долга, придерживавшейся передовых общественных идеалов. Несмотря на ограниченность финансовых ресурсов семьи, Оля получила хорошее домашнее образование. Как и Николай, она унаследовала от отца богатую творческую натуру, в том числе интерес и недюжинные способности к изящным искусствам. После отъезда Николая на Новую Гвинею Ольга стала посещать Рисовальную школу Дьяконова, где она изучала рисунок, живопись, но особенно любила художественную роспись фарфора. Мать часто хворала и впадала в состояние, близкое к депрессии. Ольге приходилось вести дом, заботиться о младших братьях и, главное, пополнять семейный бюджет, давая уроки рисования и французского языка.

Как вспоминает Михаил Николаевич, среди учениц сестры были две девицы, отец которых, по фамилии Лонгинов, выполнял интимные поручения государя. Александр II любил «лакомиться» воспитанницами институтов благородных девиц, и Лонгинов выступал в роли поверенного, устраивавшего эти любовные интрижки. «Девицы Лонгинова, – пишет Михаил Николаевич, – цинично рассказывали, как государь после некоторого времени покидал свою жертву. Чтобы не производить большого скандала в Петербурге, этих девушек вывозили в Париж и, давши им небольшие средства, бросали их на произвол судьбы» [515]515
  Записки М.Н. Миклухо-Маклая / Публ. Н.А. Троицкого// Освободительное движение в России. Вып. 16. Саратов, 1987. С. 163.


[Закрыть]. Эти постыдные рассказы, которыми Ольга делилась с братьями, не могли не усиливать оппозиционные настроения, которые и без того преобладали в семействе Е. С. Миклухи.

Только Сергей – старший из сыновей Екатерины Семеновны – чурался политики. По окончании юридического факультета Петербургского университета он начал работать «по юридической части» в Оренбурге. Младшие же братья, Владимир и Михаил, были увлечены освободительными идеями, распространенными в передовых кругах русского общества.

Проучившись несколько лет в петербургской немецкой школе, Владимир Миклуха в 1869 году поступил в Морской кадетский корпус. В 1871 году там возник тайный революционный кружок, в деятельности которого участвовал и Володя. Окончив корпус, мичман Миклуха в 1873 году начал службу на Балтийском флоте. По воспоминаниям современников, это был прямодушный, очень вспыльчивый человек, но имевший твердые убеждения, нетерпимый к любой несправедливости. Вместе с несколькими товарищами по корпусу он завязал связи с революционными народниками, занимался перевозкой и хранением нелегальной литературы и даже подумывал о том, чтобы бросить военную службу и идти «в народ» [516]516
  Серебряков М.А.Революционеры во флоте. Из воспоминаний. М., 1920. С. 3-24.


[Закрыть].

Пелена версий и домыслов, окутывающая жизнеописание брата-путешественника, в какой-то мере характерна и для биографии Владимира Николаевича. Так, один из участников революционного движения утверждает, что Миклуха в 1879 году входил в кронштадтский кружок военной организации партии «Народная воля», готовившей убийство Александра II [517]517
  Тютчев Н.С.Памяти отошедших. II. Е. А. Серебряков // Каторга и ссылка. М., 1924. Кн. 3. С. 230.


[Закрыть]. Владимир был действительно знаком с Н.Е. Сухановым, руководителем этой организации, но в 1876 году его перевели на службу в Черноморский флот, а потому он не мог быть членом кронштадтского кружка. В феврале 1880 года Миклуха ушел в отставку в чине капитан-лейтенанта. Существует несколько версий, объясняющих этот его поступок. По одной из них, самой распространенной, увольнение Миклухи от службы было связано с защитой им провинившихся матросов, что привело к ссоре с адмиралом. Уйдя в отставку, Владимир женился, зажил спокойной семейной жизнью, но зов моря и, возможно, материальные затруднения уже в следующем году побудили его вновь поступить на морскую службу в судоходную компанию «Добровольный флот», корабли которой совершали рейсы между Одессой и портами Дальнего Востока и являлись действующим резервом военно-морского флота. Владимир Николаевич вернулся в последний в 1888 году, в год смерти нашего героя. В 1905 году он героически погиб в Цусимском сражении.

Младший брат путешественника Михаил, получив начальное образование дома, в 1872 году поступил в четвертый класс реального училища. По его собственным воспоминаниям, там он подружился с двумя одноклассниками, которые на родине, в Вологде, посещали кружок для учащейся молодежи, устроенный политическими ссыльными. Со своими новыми друзьями Миша читал и обсуждал нелегальную литературу, подпитываясь народническими идеями и публикациями, с которыми его знакомил Владимир Миклуха. После окончания реального училища Михаил в 1876 году поступил в Горный корпус (ныне Горный институт). Здесь он сблизился с несколькими студентами-народниками, в том числе с Н.С. Русановым – сподвижником Софьи Перовской. Согласно семейному преданию, Михаил настолько проникся революционными идеями, что попросил включить его в отряд «бомбистов», которые должны были убить самодержца. Однако Перовская отвергла его кандидатуру, заметив при беседе с Михаилом, что по своим личным качествам (добродушие, недостаток решительности) он в террористы не годится [518]518
  ОПИ ГИ М.Ф. 329. Д. 26. Л. 225 об., 237.


[Закрыть]. Знакомство М.Н. Миклухи с революционерами не укрылось от недреманного ока охранки; над ним был установлен негласный полицейский надзор. Но длительная слежка не выявила ничего предосудительного, и по окончании в 1882 году Горного корпуса Михаил Николаевич отправился в свою первую геологическую экспедицию.

Домашним учителем в семье Е.С. Миклухи с 1866 года был Г.Ф. Штендман (1836 – 1903). Он ведал начальным образованием Владимира и Михаила, готовил их к поступлению в средние учебные заведения и затем как репетитор помогал их дальнейшей учебе. Он же преподавал историю и словесность Ольге. Если В.В. Миклашевский, воспитатель Сергея и Николая, по-видимому, был любовником Екатерины Семеновны, то Ольга со всей страстью первой любви увлеклась Штендманом. Их роман, то вспыхивая, то затухая, продолжался целое десятилетие на протяжении 1870-х годов.

Прибалтийский немец, сохранивший до конца своих дней верность протестантизму, Штендман, – которого на русский лад называли сначала Егором Егоровичем, а потом Георгием Федоровичем, – окончил историко-филологический факультет Петербургского университета и посвятил себя изучению русской истории. В начале 1860-х годов он познакомился в архиве с А.А. Половцевым и стал помощником и сотрудником этого богача, сановника и историка-любителя, основавшего в 1866 году Русское историческое общество (РИО). Штендман был членом этого общества, а в 1879 году стал его секретарем, совмещая деятельность в РИО со службой в Министерстве народного просвещения.

Мы познакомились с А.А. Половцевым в главе, посвященной школьным годам «белого папуаса». Он поддерживал контакты с представителями рода Миклух, осевшими в Петербурге. Вероятно, Половцев и ввел молодого историка в дом Е.С. Миклухи. Екатерина Семеновна была недовольна дружбой дочери с пропитанным архивной пылью молодым немцем, даже не догадываясь, насколько далеко зашли их отношения. В 1874 году вспыхнула открытая ссора между вдовой и Штендманом, и он стал все реже посещать дом Миклухи. Но, как полунамеками сообщала Ольга в письмах Мещерскому, ее роман с Георгием Федоровичем не прекратился [519]519
  Там же. Д. 67. Л. 43 об., 52 об.


[Закрыть].

Штендман обладал огромной трудоспособностью и фанатической преданностью избранному им делу. С годами он стал известным историком-источниковедом, составителем и редактором многих документальных публикаций, выпускавшихся РИО. Но как человек он был малопривлекательным, сухим, черствым, наделенным многими странностями. В 1874 году он посетил Наталию Герцен, приехав в Париж для разысканий в архиве французского министерства иностранных дел. Наталия сообщила Мещерскому о неприятном впечатлении, произведенном на нее этой «скучной фигурой», которая бесцеремонно рассуждала о «нашей Оленьке». Зная от Мещерского, что скрывалось за этими рассуждениями, она от души пожалела «несчастную» Ольгу Миклуху [520]520
  Там же. Л. 45, 35 об.-56.


[Закрыть]. Как могла неглупая, тонко чувствующая девушка всерьез и надолго увлечься этой «архивной крысой»? Ответить можно лишь пословицей о коварных свойствах любви.

Любовная связь со Штендманом, которую Ольга – едва ли успешно – пыталась скрыть от родных, причиняла ей много страданий. Георгий Федорович изводил ее ревностью и разными придирками, а во время длительных отлучек за границу присылал ей письма до востребования, полные незаслуженных упреков и подозрений. Узнав о незавидном положении, в котором оказалась сестра путешественника, и, возможно, желая оборвать эту любовную связь, Наталия Герцен пригласила Ольгу приехать во Флоренцию или в Париж, обещая подыскать ей для проживания дешевый пансион и подходящую работу. Но эта затея осталась неосуществленной.

1873 год оказался этапным в истории семьи Е.С. Миклухи: она стала помещицей. Здоровый практицизм, присущий Екатерине Семеновне еще в молодости, с годами превратился в желание «осесть на землю». За это ратовал и ее брат – отставной артиллерист Сергей Семенович Беккер, который всячески поддерживал желание сестры стать помещицей. На протяжении нескольких лет он внимательно следил за объявлениями в газетах и выезжал на места, осматривая поместья, выставленные на продажу. Выше уже упоминалось, что Екатерина Семеновна отказалась снабдить деньгами Николая, когда он готовился к экспедиции на Новую Гвинею, так как собиралась продать принадлежащие ей паи пароходной компании «Самолет» и использовать полученные средства для покупки имения.

Такой момент наступил в августе 1873 года, когда по совету Сергея Семеновича его сестра купила в рассрочку одно из поместий оскудевшего старинного рода князей Щербатовых, расположенное в Радомысльском уезде Киевской губернии. Насчитывающее 1200 десятин (около 13 квадратных километров) пахотной земли и леса поместье занимало окрестности и часть самого местечка Малин, по которому и получило свое название. Центральная усадьба состояла из двухэтажного каменного дома с хозяйственными постройками, окруженного фруктовым садом и парком с прудами для разведения рыбы [521]521
  Миклухо-Маклай А.Д.Новые данные о Николае Николаевиче Миклухо-Маклае и его родных // Страны и народы Востока. Вып. 28. СПб., 1994. С. 189.


[Закрыть]. Но, как оказалось, имение было крайне запущено и приносило не прибыль, а убытки.

Сергей Семенович, поселившись в Малине, попытался навести порядок в конторе – разобраться с бухгалтерскими и амбарными книгами и другими документами, чтобы уяснить, какова задолженность прежнего владельца и какие можно получить платежи, прежде всего недоимки. Большинство обывателей Малина составляли крестьяне-украинцы – недавние крепостные, имевшие статус временнообязанных: получив при проведении реформы маленькие наделы, они использовали господские земли за фиксированную плату и натуральные повинности. Несколько кварталов в Малине населяли евреи, образующие своего рода общину. Накопилось немало взаимных претензий и недоразумений.

Главное богатство имения составляли почти нетронутые дубовые леса. Бывший офицер-артиллерист, обладавший, по-видимому, неплохой хозяйственной сметкой, предполагал найти подрядчиков, которые вырубят часть этих лесов, продать или сдать в аренду несколько земельных участков и на вырученные деньги расплатиться с долгами, своевременно вносить платежи Щербатову, отремонтировать господский дом и произвести некоторые другие улучшения. Словом, планов было «громадье». Но произошло непредвиденное: в августе 1874 года Сергей Семенович скоропостижно скончался в киевской гостинице.

Екатерина Семеновна и Ольга приехали в Малин, что называется, к разбитому корыту. Не имея никакого представления о том, как следует управлять имением, вдова действовала неумело, опрометчиво, ее обманывали приказчики и должники, и, чтобы отправить очередной платеж Щербатову, она, не расплатившись по старым займам, взяла новую крупную ссуду в банке. В довершение всего летом и осенью случилась сильная засуха. Из-за бескормицы начался падеж скота. Вследствие маловодья остановилась мельница, построенная на запруде, и мельник не смог внести арендную плату. Справедливо ссылаясь на неурожай, крестьяне отказались погашать недоимки и платить за пользование помещичьей землей. Рассказывая об этих невзгодах в письмах Мещерскому, Ольга жаловалась: «Дядя оставил дела в крайне запущенном состоянии, потому что смерть была так нежданна. <…> Наши финансы в очень дурном состоянии, и в будущем не видится безоблачное небо» [522]522
  ОПИ ГИ М.Ф. 329. Д. 26. Л. 204.


[Закрыть].

Екатерина Семеновна вызвала из Оренбурга Сергея, и тот, бросив службу, поселился в Малине, взяв на себя основные заботы по управлению имением. Он обладал холодным и ясным умом, но с трудом постигал искусство быть сельским хозяином. Так, зная о намерении Сергея Семеновича поправить дела за счет вырубки и продажи части лесов, он не сумел сколько-нибудь оперативно исполнить этот замысел. Как назло, цены на лес упали, и Сергей не смог найти подрядчиков, готовых предложить мало-мальски приемлемые условия сделки. Между тем финансовое положение владельцев Малина продолжало ухудшаться. Пришлось заложить имение, но и это не помогло. 26 марта 1876 года Сергей так оценил обстановку: «Просто беда, хоть волком вой» [523]523
  Там же. Л. 238.


[Закрыть].

В этой обстановке у семьи не было возможности посылать деньги за океан «белому папуасу». Ольга, которая высоко ценила храбрость и самоотверженность Николая и понимала значение для науки его исследований, тяжело переживала неспособность семьи помочь страждущему путешественнику и умоляла Мещерского «как-нибудь устроить через Географическое общество, чтобы ему выслали нужную сумму» [524]524
  ОПИ ГИ М.Ф. 329. Д. 67. Л. 43 об., 52 об.


[Закрыть]. Иначе настроена была Екатерина Семеновна, которая считала, что Николай занят никчемным делом и попусту тратит время и деньги. К середине 1870-х годов он стал для нее чуть ли не отрезанным ломтем.

Узнав из письма Мещерского о покупке Малина, Николай Николаевич в октябре 1874 года попытался объясниться с матерью начистоту: «1) Вы согласитесь, что в купленном имении в прошлом году я, так же как и Вы, братья и сестры, имею часть в нем 2) Как велика эта часть, и не возможно ли ее обратить в деньги,или на какой(даже самый малый) доход я имею право? 3) Когда я могу приблизительно получить мне по всей справедливостиследуемую часть?» [525]525
  Миклухо-Маклай А.Д.Новые данные… С. 191.


[Закрыть]

Екатерина Семеновна не ответила сыну и после этого ни разу не писала ему вплоть до его приезда в Россию в 1882 году. Но дело было не только в финансовых трудностях. Внучатый племянник путешественника А.Д. Миклухо-Маклай приоткрыл семейную тайну: «Молчание Екатерины Семеновны объяснялось, видимо, тем, что "места" Николаю Николаевичу в имении Малин уже не было – он не числился среди его владельцев <…> в то время как остальные дети Екатерины Семеновны были уже дворянами Киевской губернии, где они имели свои доли в имении Малин». Негативно относился к брату-путешественнику и «распорядитель кредитов» – Сергей. Купавшийся в лучах славы, но остро нуждавшийся в деньгах путешественник не подозревал, как велико отчуждение между ним и ближайшими родственниками.

Глава девятая.
ПОЛГОДА НА ЯВЕ

В конце марта 1873 года, после кратковременного захода в Сингапур, «Изумруд» бросил якорь на открытом рейде яванского порта Батавия (ныне Джакарта) – основного города Нидерландской Ост-Индии. Аванпорт Батавии Танджунг-Приок тогда еще не был построен. По каналу, прорытому через прибрежное мелководье и мангровые болота, пароходики и парусные суда доставляли в город пассажиров и грузы с больших кораблей, стоящих на рейде. Простившись с Кумани и всей командой клипера, Николай Николаевич с Ахматом высадился с корабельной шлюпки на берег в старой части Батавии, застроенной убогими покосившимися домишками, в которых ютилась многонациональная городская беднота. Каналы с бурой, дурно пахнущей водой служили транспортными артериями, местом купания, источником питьевой воды, сюда стекались и сбрасывались нечистоты. Поэтому здесь свирепствовали брюшной тиф и дизентерия, регулярно вспыхивали эпидемии холеры.

В Старой Батавии можно было увидеть и более солидные каменные дома, в которых располагались конторы банков и торговых компаний. Но голландцы и другие европейцы появлялись здесь только в рабочие часы, а ночевать уезжали в Вельтевреден – более возвышенный и сухой район Батавии, отделенный от старого города китайским кварталом, или в предместья на холмах. Вельтевреден был застроен особняками, окруженными садами, здесь находились дворец генерал-губернатора, другие правительственные здания, площади с памятниками, клубы, музеи, опера, зоологический и ботанический сады, библиотека, научные общества. Но и тут проявлялись климатические особенности Батавии – круглосуточный и круглогодичный тропический зной и изнурительная духота. По образному выражению М.М. Бакунина, русского генерального консула в Батавии, «в городе днем и ночью одинаково душно и влажно, как в русской бане» [526]526
  Бакунин М.М.Тропическая Голландия. Пять лет на острове Яве. СПб., 1902. С. 11.


[Закрыть]. Поэтому Миклухо-Маклай, не задерживаясь в Батавии, отправился по недавно построенной железной дороге в Бейтензорг – город-сад, расположенный в 48 километрах к югу от Батавии на высоте 400 метров над уровнем моря.

Во второй половине XVIII века голландцы создали дворец и парк Бейтензорг (в переводе «беззаботный») на окраине яванского городка Богор как официальную резиденцию генерал-губернатора, который ежемесячно лишь на два-три дня приезжал в Батавию, а два самых жарких месяца обычно проводил в своей летней резиденции Чипанас. Климат в Бейтензорге мягче и приятнее, чем в Батавии. Но высокая влажность и множество естественных и искусственных водоемов способствовали во времена Миклухо-Маклая интенсивному размножению здесь малярийных комаров и других переносчиков тропических лихорадок, что ощутил на себе русский путешественник. Впрочем, малярия была широко распространена в этих краях и не считалась серьезной болезнью.

Приехав в Бейтензорг, Николай Николаевич – чуть ли не на последние деньги – снял маленький домик и решил осмотреться и отдохнуть, прежде чем представить в канцелярию генерал-губернатора Лаудона рекомендательные письма, полученные в 1870 году в Гааге. Но на восьмой день его посетил адъютант Лаудона с настоятельной просьбой переселиться во дворец в качестве почетного гостя, обещая, что он будет совершенно так же свободен, как живя дома, и предоставляя путешественнику выбор апартаментов. Миклухо-Маклай, разумеется, принял это приглашение, но предпочел поселиться не в самом дворце, а в маленьком павильоне, под тенистыми деревьями окружающего дворец роскошного парка.

Приглашение было не случайным. Помимо соответствующих указаний, полученных Лаудоном от голландского министра колоний, он выполнил просьбу о максимальном содействии отважному путешественнику, с которой обратился к нему великий князь Алексей Александрович, четвертый сын Александра II, совершавший путешествие на Дальний Восток на фрегате «Светлана». Великий князь побывал на Яве за несколько месяцев до прибытия туда Миклухо-Маклая. Как видно из недавно опубликованной автобиографии Лаудона, Алексей Александрович подчеркнул, что русский путешественник – протеже его тетки, великой княгини Елены Павловны [527]527
  Еег en fortuir <…> Autobiographic van gouverneur-generaal James Loudon. Amsterdam, 2003. В 1. 300.


[Закрыть].

Пришло время познакомить читателей с Джеймсом Лаудоном (1824 – 1900) – сыном англичанина, осевшего и натурализовавшегося на Яве и женившегося на голландке, которая принесла ему неплохое приданое. Начав со службы в колониальной администрации, Лаудон-старший сколотил значительное состояние, став сахарозаводчиком и владельцем фабрик по производству красителя индиго. Своего сына Джеймса он отправил учиться в Голландию, где тот с отличием окончил Лейденский университет. По возвращении на Яву молодой человек начал карьеру с низших степеней чиновничьей иерархии. В 1857 году Джеймс переехал в Гаагу, где продолжал карьерное восхождение в министерстве колоний и даже возглавлял его. По своим воззрениям он принадлежал к умеренному крылу Либеральной партии, представлявшей интересы крупной промышленной буржуазии. Назначенный генерал-губернатором Нидерландской Индии, Лаудон 1 января 1872 года приступил к управлению колониальной империей, которая охватывала значительную часть Малайского архипелага.

Лаудон осторожно проводил реформы, преодолевая сопротивление как яванской знати, так и консервативно настроенных голландских чиновников. Миклухо-Маклай был недалек от истины, когда написал, что генерал-губернатор «играет здесь роль короля и действительно имеет власть более неограниченную, чем король Нидерландов» [528]528
  СС.Т. 5. С. 105.


[Закрыть].

Вначале Лаудон настороженно отнесся к русскому путешественнику, но вскоре проникся к нему симпатией и ввел его в узкий круг своих приближенных, которым дозволено было поддерживать неформальные отношения с его семьей, состоящей из жены Луизы, пятерых дочерей в возрасте от восьми до семнадцати лет и двоих маленьких сыновей.

«Теперь я живу у губернатора около месяца, и мне действительно хорошо, – писал путешественник Александру Мещерскому в июне 1873 года. – <…> У меня нет никаких Sorgen (забот. – Д. Т.)относительно помещения, стола, прислуги и т. п. и т. п. Кроме того, много европейского комфорта, коляска и карета в каждое время к услугам, верховая лошадь. Кроме семьи генерал-губернатора <…> я ни с кем не знаком – сижу дома целый день, забрал много книг из батавийской библиотеки и наслаждаюсь тишиною (дворец окружен большим парком и ботаническим садом), воздухом, а главное – полною беззаботностью касательно ежедневных потребностей, которые подчас одолевали меня в Новой Гвинее. К обеду в 7 часов приходится, однако же, надевать фрак, белье, галстук и перчатки, но это неудобство окупается хорошим очень обедом, а главное – после обеда музыкою дочерей губернатора, которые очень сносно играют. В 8 ч. гости, если были приглашенные к обеду, удаляются, все происходит с соблюдением очень строгого этикета – но эти формальности некасаются меня.Я остаюсь с дамами часов до 10 или 11. Кроме музыки я предложил чтение вслух, чтобы не поддерживать разговор. <…> Перед обедом катаюсь, когда не лень, верхом. Эта перемена обстановки после Гвинеи мне полезна, но по временам чувствуется, что скоро, пожалуй, мне сделается потребностью удалиться в страны без фраков и белых перчаток» [529]529
  Там же. С. 106.


[Закрыть].

Николай Николаевич сблизился и подружился с Лаудоном и его семьей, которые оказались, как он писал, «людьми очень симпатичными» [530]530
  Там же.


[Закрыть]. Дочери Лаудона, от семнадцатилетней Адрианы до одиннадцатилетней Сесилии, были без ума от русского путешественника, столь непохожего на мужчин, которых они видели в Бейтензорге, – франтоватых офицеров и подобострастных чиновников. Они умоляли Миклухо-Маклая рассказывать все новые и новые истории о его путешествиях, особенно о пребывании на Новой Гвинее. Но одна из дочерей, четырнадцатилетняя Сюзетта, помимо любопытства и восхищения, прониклась другим, ранее неизвестным девичьим чувством: она влюбилась в господина Маклая. Как видно из двух писем Адрианы путешественнику, написанных вскоре после его отправления в новую экспедицию, Сюзетта (она называла ее на французский лад Сюзанной) больше других сестер была огорчена его отъездом. В подражание русскому ученому Сюзетта начала препарировать и помещать в камфорный спирт птичьи скелеты. Зайдя в павильон, в котором жил Миклухо-Маклай, Сюзетта обнаружила прорезиненный плащ, немедленно сообщила об этом матери, и та с нарочным отправила пакет с плащом в портовый город Сурабаю, куда пароход, на котором плыл Николай Николаевич, должен был зайти перед отправлением на Молуккские острова.

Опечалена отъездом путешественника была и сама госпожа Лаудон. В отличие от мужа, который лишь к концу своей жизни был возведен в дворянское достоинство, Луиза, родившаяся в 1835 году, происходила из аристократической семьи; ее отец, Ф. де Стюрс, командовал войсками в Нидерландской Индии и дослужился до чина генерал-лейтенанта, а мать была дочерью генерала де Кока, другого видного военачальника. Хорошо образованная и начитанная, знавшая все основные европейские языки, Луиза обожала музыку и другие изящные искусства (ее любимым композитором был Бетховен) и сама недурно играла на фортепьяно. В Бейтензорге она вела почти затворническую жизнь, подчиняясь строгому этикету, уделяла основное внимание воспитанию детей. Мы не знаем, была ли Луиза ранее верна своему супругу, скучному, педантичному, поглощенному службой, но она, по-видимому, всерьез увлеклась русским путешественником. О ее чувствах свидетельствуют два написанных ею, по-французски письма, адресованные Миклухо-Маклаю. Автор этих строк обнаружил их в архивном фонде путешественника под рубрикой «Письма неустановленных иностранных корреспондентов» [531]531
  ПФАРАН.Ф. 143. Оп. 1.Д.41.Л. 139-140 об., 137-138 об.


[Закрыть].

Давно выветрился аромат духов – почти непременный атрибут таких посланий, – но от этих писем веет духом едва скрываемой страсти. Заметим прежде всего, что Луиза обращается к Николаю на ты (toi,а не vous),а такое обращение в светском обществе того времени было возможно лишь в письме близкому человеку. «Я беспрестанно думаю о тебе и пылко желаю твоего возвращения», – признается она в первом письме и, рассказав о текущих политических событиях и попросив путешественника беречь свое здоровье, так заканчивает это послание: «До свидания, мой милый друг, и не забывай полностью твою Л.» [532]532
  Там же.


[Закрыть]. Те же чувства проявляются во втором письме. Сообщив о новостях, в том числе о поездке с мужем в Батавию, Луиза восклицает: «Я мысленно всегда с тобой, а вспоминаешь ли ты хоть изредка обо мне?!» Характерна последняя фраза: «До скорого свидания, мне невтерпеж снова встретиться с тобой». Вряд ли можно сомневаться в том, что у жены генерал-губернатора возник роман с романтическим русским гостем.

Второе письмо Луизы заканчивается припиской: «Не сохраняй мои письма, предай их огню». Но Николай Николаевич не сжег эти трогательные, лестные для него послания, и – о чудо! – они дошли до наших дней, хотя вдова ученого, ревниво относившаяся к прежним увлечениям своего супруга, сожгла часть его эпистолярного наследия. Возможно, письма сохранились потому, что был неизвестен их автор: Луиза подписывала их латинской буквой L.Но внимательное чтение писем позволяет заключить, что они написаны дамой, близкой к генерал-губернатору, судя по контексту – его женой, и печатная монограмма LSLна первой странице каждого письма несомненно расшифровывается так: Луиза Стюрс-Лаудон.

В Бейтензорге Миклухо-Маклай надеялся отдохнуть и набраться сил для новых исследований. Но и здесь его не оставляла малярия, причем в новой для него, тоже изнурительной форме. Несмотря на это, Николай Николаевич активно работал над материалами своих экспедиций. Он подготовил несколько публикаций, которые были напечатаны в батавском и немецком научных изданиях, в том числе большую статью «Антропологические заметки о папуасах Берега Маклая на Новой Гвинее» и статью о папуасских диалектах, предназначенную для «Memoirs» Петербургской академии наук [533]533
  Статьи и заметки, подготовленные Н.Н. Миклухо-Маклаем в 1873 году в Бейтензорге, см.: СС.Т. 3. С. 10-30, 92-94, 107-109, 133-144, 152– 153, 365-367; Т. 4. С. 216-219.


[Закрыть].

Путешествия и исследования Миклухо-Маклая получили признание в ученом мире. 16 августа 1873 года он был заочно избран в Батавии иностранным членом-корреспондентом Королевского общества естествоиспытателей Нидерландской Индии. Среди иностранных членов-корреспондентов этого общества мы находим таких выдающихся ученых, как Л. Пастер (Франция), Г. Гельмгольц (Германия), Т. Хаксли и А. Уоллес (Англия).

Летом того года в Бейтензорге побывал молодой английский биолог Джон Гелтон. На него произвели большое впечатление личность и деяния русского ученого, и по возвращении на родину он в феврале 1874 года опубликовал в лондонском журнале «Nature» («Природа») статью «Исследования д-ра Миклухо-Маклая среди папуасов». Публикация была основана на «Антропологических заметках» Миклухо-Маклая, напечатанных в батавском журнале, и на беседах «с обладателем фамилии, чья необычность, равно как и слава ученого, сделали его известным любому биологу» [534]534
  Nature. 1874. Vol. 9. № 226. P. 328. В дальнейшем, в 1876 и 1880 годах, Гелтон опубликовал в «Nature» еще две статьи об исследованиях русского ученого на Берегу Маклая.


[Закрыть].

Что же касается России, то уже в апреле 1874 года перевод статьи Гелтона появился в журнале «Знание», а несколько сокращенный перевод «Антропологических заметок» самого Миклухо-Маклая, выполненный тогда еще начинающим ученым Д.Н. Анучиным, почти одновременно был опубликован в сборнике «Природа».

В «беззаботном» Бейтензорге Николай Николаевич был практически избавлен от расходов. Но что ждало его в будущем? А.А. Мещерский, став ученым секретарем отделения статистики РГО, умолял П.П. Семенова, который сменил престарелого графа Литке на посту вице-председателя РГО, изыскать возможность поддержать своего друга. Но Семенов пояснил, что бюджет общества составлен так, что не позволяет выделить на эти цели даже небольшую сумму. К счастью, нашелся меценат – чиновник Министерства иностранных дел В.Л. Нарышкин, владелец крупных поместий в пяти губерниях, который, узнав о финансовых затруднениях Миклухо-Маклая, предоставил РГО две тысячи рублей для помощи отважному путешественнику. Летом 1873 года Николай Николаевич получил в Батавии вексель на эту сумму в голландских гульденах. Теперь можно было расплатиться с кредиторами и всерьез задуматься о новых экспедициях.

Пятнадцатимесячное пребывание на Новой Гвинее серьезно повлияло на умонастроения Миклухо-Маклая. Несмотря на лишения и опасности, которые он испытал, Николай Николаевич решил на многие годы, если не навсегда, поселиться в тропиках. «Мне делается совершенно ясным, – писал он Александру Мещерскому из Бейтензорга, – что мне не придется жить более в Европе. <…> Природа, воздух, обстановка жизни под тропиками мне положительно более по характеру и вкусу. <…> Итак, я поселюсь где-нибудь в благословенных странах тропических, но также не вблизи европейцев – около них все страшно дорого и скучно. Может быть, если финансы и охота позволят, приеду заглянуть на годик в Европу, но это не прежде, как лет через несколько!» [535]535
  СС.Т 5. С. 119-111.


[Закрыть]Николай Николаевич предлагал своему другу «навестить меня в моем настоящемотечестве – странах тропических» [536]536
  Там же. С. 107.


[Закрыть]. Пройдет еще немного времени, и в письмах в Россию он начнет называть себя «белым папуасом» [537]537
  См., например: Там же. С. 195, 205, 310.


[Закрыть].

Как мы уже знаем, Лаудон предполагал отправить в конце 1873 года к берегам Новой Гвинеи пароход для проведения исследований и пригласил Миклухо-Маклая принять участие в этом плавании. Но грозные военно-политические события перечеркнули эти планы. Султанат Аче (Ачех) на севере Суматры был последним крупным независимым государством в Индонезии. В марте 1873 года батавские власти потребовали у ачехского султана признания сюзеренитета Нидерландов, но получили отказ, и тогда в апреле голландский экспедиционный корпус высадился поблизости от столицы Аче. Но захватить ее не удалось, и, потеряв четверть живой силы и командующего корпусом, интервенты отступили и были отозваны на Яву. «Военной прогулки», обещанной голландским министром колоний, не получилось. Началась война, растянувшаяся на многие годы [538]538
  См. подробнее: Тюрин В.А.Ачехская война. М., 1970. Гл. 2.


[Закрыть].