Текст книги "Миклухо-Маклай. Две жизни «белого папуаса»"

Автор книги: Даниил Тумаркин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 28 (всего у книги 39 страниц)

Загадочная «желтая раса»

В январе 1880 года Миклухо-Маклай высадился с ненавистной ему «Сэди Ф. Коллер» на острове Базилаки в архипелаге Луизиада – россыпи островов, расположенных у юго-восточной оконечности Новой Гвинеи, так как решил воспользоваться возможностью посетить еще неизвестную ему часть огромного острова, который занял столь важное место в его жизни. На корабельной шлюпке путешественник перебрался на близлежащий остров Варе (Вари), где обосновался христианский тичер, уроженец Лифу, который ожидал прихода маленького парохода «Элленгоуэн», принадлежащего Лондонскому миссионерскому обществу [701]701
  Уэббер намеревался вернуться в Сидней в апреле 1880 года. Узнав о малых размерах миссионерского судна, Миклухо-Маклай, как он писал, «вследствие моей натуральной доверчивости» оставил Уэбберу несколько ящиков с книгами и зоологическими коллекциями, которые тот согласился доставить в русское консульство в Сиднее. Не получив по возвращении в Австралию этих ящиков, Николай Николаевич начал наводить справки. Первые вести были неутешительными: шкипер умер и был похоронен в открытом море, а «Сэди Ф. Коллер» вместо Сиднея отправилась в


[Закрыть]. Не теряя времени, Николай Николаевич принялся изучать язык и культуру местных жителей, сделал несколько рисунков.

Но на третий день, 21 января, к Варе подошло суденышко водоизмещением 36 тонн, с паровым двигателем, питавшимся дровами. На «Элленгоуэне» находились два миссионера – Джеймс Чалмерс и Томас Безвик. Они собирались совершить путешествие вдоль юго-восточного побережья Новой Гвинеи с частыми остановками для встреч с подконтрольными им ти-черами и для заготовки дров. Такой маршрут очень устраивал Миклухо-Маклая, и он с благодарностью принял предложение старшего миссионера Чалмерса сопутствовать им в этом плавании. За два с половиной месяца пароходик посетил около десятка деревень (Самараи, Суру, Маупа, Керепуна, Кало и др.). В Суоу, где был построен домик для Чалмерса, Николай Николаевич получил три письма из Европы, оставленные для него командиром английской канонерской лодки «Бигль», одно из них – от его сестры Ольги, которая ответила, наконец, на его отчаянные призывы не забывать брата.

Дневник, который вел в эти месяцы Миклухо-Маклай, был впоследствии подготовлен им для публикации. Как обычно, ученый интересовался прежде всего антропологическими особенностями местного населения и, не ограничиваясь визуальными наблюдениями, произвел довольно много измерений голов островитян. Он опроверг сообщения некоторых путешественников о якобы обитающей здесь «желтой малайской расе». Более светлый цвет кожи жителей нескольких деревень в районе Порт-Морсби, говоривших к тому же не на папуасских, а на аустронезийских (малайско-полинезийских) языках, Миклухо-Маклай объяснил незначительной «полинезийской или малайской примесью» [702]702
  Там же. С. 342.


[Закрыть]. По современным научным представлениям, указанное явление отражает историю заселения Океании, скорее всего, миграции через этот регион групп протополинезийцев.

Внимание исследователя привлекли деревни островитян, многие из которых располагались не на суше, а на мелководье и состояли из длинных рядов свайных построек, соединенных шаткими мостками. Самая большая из таких деревень – Ануа-пата (совр. Хануабада), сохранившаяся до наших дней, теперь примыкает к городу Порт-Морсби, столице независимого государства Папуа – Новая Гвинея.

Сан-Франциско. Но в начале 1881 года русский генеральный консул в этом городе в ответ на запрос путешественника сообщил, что заболевший Уэббер передал на Фиджи доверенные ему ящики капитану английского барка «Чеверт» и даже оплатил их доставку по назначению. Миклухо-Маклай получил, да и то с большим опозданием, только часть ценного для него груза.

Ученый заинтересовался узорами татуировки, которая украшала тела женщин и девушек прибрежных деревень. «Татуировки представляют значительный интерес для этнолога, – объяснил Миклухо-Маклай свое увлечение, – <…> потому что известные орнаменты переходят как бы по наследству от одного поколения к другому и совершенно характеристичны для известной местности; при переселении туземцы вместе с языком и другими физическими особенностями переносят также и татуировку в свое новое местожительство» [703]703
  Миклухо-Маклай Н.Н.<Первое посещение южного берега….>. С. 311.


[Закрыть]. Оказалось, что некоторые детали татуировки разнились в посещенных деревнях, и Николай Николаевич везде, где представлялась возможность, часами зарисовывал ее орнаменты с охотно позировавших ему – за небольшой брикетик табака – женщин. Миссионеры и их помощники, тичеры, пытались бороться с этим обычаем, но безуспешно, так как татуировка была неотъемлемым элементом местной культуры.

В дневниковых записях путешественника несколько раз упоминается Макане – шестнадцатилетняя обитательница деревни Кало, которую миссионеры считали «заблудшей овцой». Эта девушка явно приглянулась Миклухо-Маклаю. Первый сеанс зарисовывания татуировки пришлось прервать ввиду появления миссионера. Но через три дня, когда миссионер покинул деревню, Макане сама пришла под свайную хижину, где находился Миклухо-Маклай, и терпеливо позировала ему, пока он изображал на бумаге орнаменты татуировки, покрывавшей ее грудь и плечи. «Когда дошел до пояса, – вспоминает путешественник, – Макане без всяких ужимок спустила свою юбку из бахромы ниже колен» [704]704
  Там же. С. 339.


[Закрыть]. По-видимому, и девушке понравился вежливый и обходительный чужеземец, который попросил местных женщин сделать ему татуировку на левом плече. Во всяком случае, когда Николаю Николаевичу при довольно драматических обстоятельствах пришлось через три года вновь посетить Кало, Макане прибежала на встречу с ним, и на следующий день он за несколько часов «сделал новый рисунок татуировки ее туловища и ног до колен спереди» [705]705
  Миклухо-Маклай Н.Н.Второе посещение южного берега Новой Гвинеи // СС.Т. 2. С. 348, 350.


[Закрыть].

Прибрежные низменности и мангровые болота, кишевшие комарами, «подзаразили» Миклухо-Маклая новой разновидностью малярии. Если во время плавания на «Сэди Ф. Коллер» Николай Николаевич сравнительно редко подвергался ее атакам, то на южном берегу приступы повторялись каждый день, все более изнуряя путешественника. Заметив болезненное состояние Миклухо-Маклая, Чалмерс пригласил его погостить в своей главной резиденции, построенной на холме близ Ануапаты. Сидя на веранде, обращенной к морю, Николай Николаевич наблюдал за флотилиями судов, каждое из которых состояло из нескольких лодок-долбленок, соединенных деревянной платформой, над которой возвышались напоминающие клешню краба паруса из циновок. Эти многокорпусные суда (лакатои),изготовлявшиеся мастерами из этнической группы моту, совершали дальние торговые экспедиции вдоль побережья залива Папуа.

«Пароксизмы лихорадки были не особенно сильны и позволяли мне каждый день посвящать несколько часов письменной работе», – вспоминал Миклухо-Маклай [706]706
  Миклухо-Маклай Н.Н.Путешествие на острова Меланезии. С. 338.


[Закрыть]. Он подолгу разговаривал с Чал мерсом, который оказался интересным собеседником.

Имя Джеймса Чалмерса (1841 – 1901) вписано в историю Новой Гвинеи. Выходец из бедной семьи (его отец был каменщиком), он после окончания начальной школы учился в английском миссионерском колледже, где наряду с богословием, методикой обращения «язычников» в христианство и различными ремеслами изучал и общеобразовательные предметы – историю, философию, естественные науки. От природы любознательный, обладающий гибким умом, Джеймс расширил свой кругозор усердным чтением – отнюдь не только Священного Писания. Исходя из церковных догматов о сотворении всех человеческих рас небесным Творцом, этот крупный, сурового вида шотландец и чернокожих «дикарей» считал за людей, старался понять их жизненный уклад. После десяти лет про-зелитической работы на островах Кука Чалмерс в 1877 году переехал на южное побережье Новой Гвинеи и вскоре стал неформальным главой английских миссионеров в Папуа.

Миклухо-Маклай обсуждал с Чалмерсом происхождение островитян, живущих в районе Порт-Морсби. Джеймс считал, что вопрос решится, «когда язык и мифология туземцев будут известны», на что русский путешественник отвечал: «Туземцы любят сказки, скоро их усваивают и хорошо помнят, хотя и примешивают много своего. Мифология поэтому никогда не может иметь одинакового значения с антропологическими наблюдениями». От обсуждения научных проблем собеседники перешли к актуальным политическим вопросам, и тут выяснилось, что их взгляды во многом совпадают. Они выступали в защиту человеческих прав островитян от посягательств чужеземных пришельцев и считали необходимым бороться против рейдов работорговцев и самой страшной угрозы – присоединения Юго-Восточной Новой Гвинеи к колонии Квинсленд, так как в этом случае их темнокожих друзей будет ждать печальная участь австралийских аборигенов [707]707
  Через пару лет, когда поглощение юго-востока Новой Гвинеи Квинслендом стало почти что свершившимся фактом, Чалмерс в качестве меньшего зла предложил превратить ее в отдельную имперскую колонию, управляемую чиновником, присланным из Лондона. В 1885 году в Порт-Морсби был поднят английский флаг, символизирующий установление протектората. Чалмерс участвовал в этой торжественной церемонии в качестве переводчика. Местные жители любили и уважали Тамате (так они называли Чалмерса) и считали его своим главным заступником. Полагаясь на свою безупречную репутацию, Чалмерс посещал без охраны самые дикие – как береговые, так и горные – деревни. Его конец был печален: в лодке с несколькими гребцами Тамате отправился на островок Гуарибара, где его убили и съели каннибалы.


[Закрыть].

Миклухо-Маклай прожил в резиденции Чалмерса более месяца, но, несмотря на прием больших доз хинина, «пароксизмы» не прекращались. Путешественник понял, что ему противопоказано пребывание в этих местах. К тому же нельзя было больше медлить с возвращением в Сидней, так как он получил известие, что после его отъезда процесс создания зоологической станции не сдвинулся с мертвой точки. 6 августа Николай Николаевич отправился на «Элленгоуэне» вдоль побережья Новой Гвинеи к Торресову проливу, чтобы на острове Терсди (Вайбин) сесть на пароход, останавливавшийся здесь на пути из Европы в Австралию.

Со дня отплытия из Ануапаты Николай Николаевич, похоже, перестал вести дневник. Во всяком случае, начиная с этой даты ни сами дневниковые записи, ни их версия, подготовленная автором к публикации, нам неизвестны. Приходится довольствоваться его записной книжкой и краткими сведениями, которые содержатся в некоторых письмах и статьях путешественника.

Несмотря на болезненное состояние и желание поскорее вернуться в Сидней, Николай Николаевич не смог побороть искушения познакомиться с созвездием небольших островов, расположенных в Торресовом проливе и у мыса Йорк – северо-западной оконечности Австралии. Поэтому он не воспользовался возможностью совершить быстрый переход на английской канонерке или торговой шхуне, а предпочел отправиться на «Элленгоуэне», которому было поручено посетить местности к западу от Порт-Морсби, где поселились тичеры, присланные Лондонским миссионерским обществом. До конца марта Николай Николаевич побывал в нескольких новогвинейских деревнях, а в апреле высаживался с «Элленгоуэна» на острова Эруб, Мер, Дауан, Сайбай и Мабиак (Мабуаиг) в Торресовом проливе. Миссионерский пароходик простаивал у каждого из этих островов не больше трех дней, но и за это короткое время Николай Николаевич успевал собрать обширную информацию о численности местных жителей, их этнорасовом составе, занятиях и особенностях культуры, своеобразии здешней фауны, приобрел несколько черепов и стал обладателем редкого сокровища: островитяне поймали дюгоня, и путешественник выменял у них голову животного, извлек и тщательно законсервировал его мозг, так как хотел продолжить в Австралии сравнительно-анатомическое изучение мозга – от акул до человека.

У ученого, как это не раз случалось в его жизни, словно открылось второе дыхание: ослабевший и измотанный злокачественной тропической малярией, он трудился буквально от зари до зари, делая краткие заметки и зарисовки в записной книжке. Восемь ее страничек, касающихся пребывания в Торресовом проливе, современная австралийская исследовательница А. Шнакел считает уникальным историческим источником [708]708
  Shnukal A.N.N. Miklouho-Maclay in Torres Strait //Australian Aboriginal Studies. 1998. № 2. P. 44-46.


[Закрыть].

Ввиду оживленных сношений через Торресов пролив коренные жители этих островов представляли как бы промежуточную ступень между населением австралийского мыса Йорк и прилегающего участка побережья Новой Гвинеи. Как установил Миклухо-Маклай, островитяне быстро вымирали, главным образом от пьянства и заразных болезней, и смешивались с поселившимися здесь полинезийцами и малайцами. Дело в том, что на отмелях близ этих островов были обнаружены богатые залежи раковин-жемчужниц. В 1880 году, по подсчетам Миклухо-Маклая, на островах Торресова пролива действовали 12 станций, созданных для добычи этих ценных даров моря. Именно сиднейские фирмы, владевшие станциями, привезли сюда ныряльщиков – малайцев и полинезийцев. Общение с ними подрывало традиционный жизненный уклад местных жителей, вело к их метисации и вымиранию.

На островах Торресова пролива находились три тичера, посланные Лондонским миссионерским обществом. Двое из них вели себя настолько не по-христиански, что вызывали ненависть у своей паствы. На острове Мабуаиг тичер Санейш, уроженец острова Маре (группа Луайоте), торговал алкогольными напитками, пьянствовал со своими земляками-ныряльщиками, насиловал женщин, натравливал на островитян собак. Другой уроженец группы Луайоте, по имени Джосиа, вел себя на острове Мер как тиран и садист. Этот «евангелист» нещадно порол кнутом мужчин и женщин за малейшие провинности, а то и без всякой причины, стравливал местных жителей и ныряльщиков. Находясь на этом острове, Миклухо-Маклай узнал о его бесчинствах и рассказал о них представителю правительства Квинсленда на острове Терсди. Чалмерс сместил Санейша и сделал строгое внушение Джосии, но не сообщил об их бесчинствах директорам Лондонского миссионерского общества, чтобы не портить благостной картины успехов возглавляемой им миссии.

20 апреля 1880 года Миклухо-Маклай покинул «Элленгоуэн» на острове Терсди, где находилась резиденция уполномоченного квинслендских властей X. Честера, призванного наблюдать за порядком в Торресовом проливе. Здесь у Николая Николаевича на фоне общего истощения произошел нервный срыв, сравнимый с тем, который он пережил по возвращении в Сингапур из экспедиции на Новую Гвинею. К счастью, в доме Честера путешественник не только отдохнул, но и встретил заботливый уход. Молодая жена квинслендского чиновника, напуганная болезненным состоянием Миклухо-Маклая, самоотверженно постаралась укрепить его дух и тело и поднять больного, как ей показалось, со смертного одра. Об этом она сама рассказывала немецкому путешественнику и исследователю Отто Финшу, неоднократно бывавшему на острове Терсди. Госпожа Честер, по-видимому, влюбилась в знаменитого скитальца, но он довольно решительно дал ей понять, что считает женщин существами низшего порядка [709]709
  Finsch O.Nikolaus von Miklucho-Maclay. Reisen und Wirken // Deutsche Geographische Blatter. 1888. Bd. 11. Heft 1/4. S. 273.


[Закрыть]. Уже 26 апреля Миклухо-Маклай, воспрянув духом, поднялся на борт парохода «Корея», который зашел на остров Терсди для заправки углем по пути на восточное побережье Австралии.

Глава шестнадцатая.
ЛЮБОВЬ И ПОЛИТИКА

Восемь месяцев в Квинсленде

Зайдя по пути в Сомерсет, Куктаун и Таунсвил, где Миклухо-Маклай «не упустил удобного случая осмотреть, измерить и сфотографировать то, что осталось от австралийских аборигенов» [710]710
  Миклухо-Маклай Н.Н.Краткое resume результатов антропологических и анатомических исследований в Меланезии и Австралии (март 1879 г. – январь 1881 г.) // СС.Т. 4. С. 77.


[Закрыть], пароход «Корея» 12 мая 1880 года прибыл в Брисбен – главный город колонии Квинсленд, образованный в 1859 году путем отделения от Нового Южного Уэльса. Николай Николаевич первоначально предполагал остаться здесь на несколько дней, но пробыл в этой колонии восемь месяцев. Его австралийские дневники (если они существовали) до нас не дошли, но письма и статьи путешественника, а также газетные сообщения позволяют довольно полно представить его жизнь и деятельность в Квинсленде и других частях Австралии [711]711
  В 1988 году, во время одной из научных командировок в Австралию, автор этих строк посетил Брисбен и отправился в Квинслендский государственный архив, чтобы попытаться выявить новые материалы о Миклухо-Маклае. Архив размещался на окраине города, на Эннерли-роуд. Миновав ультрасовременный тюремный комплекс, обнесенный кирпичной стеной, я увидел покосившееся деревянное здание, занимаемое музеем. Оказалось, что многие архивные фонды не обработаны и не описаны, а потому невозможно дать точную ссылку на обнаруженные материалы. Но Рут Керр, заведовавшая архивом, любезно постаралась помочь первому гостю из-за «железного занавеса» – советскому ученому, и вскоре на столике передо мной появилась стопка основательно запыленных картонных папок, содержащих материалы на интересующие меня темы. На Эннерли-роуд, как и в трех сиднейских архивах, я нашел целый ряд новых материалов и полнее ощутил атмосферу, в которой жил и работал Миклухо-Маклай.


[Закрыть].

Брисбен, расположенный на холмистых берегах широкой судоходной реки того же названия, недалеко от ее устья, был в то время окружен роскошными плодовыми садами, парками и виллами – усадьбами местных богачей и правительственных чиновников. В 1880 году это был небольшой город с населением 30 тысяч человек, застроенный одно-двухэтажными домами, с немощеными улицами, не имевший централизованного водоснабжения и канализации, а потому страдавший от частых эпидемий.

Миклухо-Маклай задержался в Квинсленде не только вследствие своей недостаточной целеустремленности и неувядаемого стремления постичь все незнаемое, но и потому, что здесь перед ним открылись заманчивые перспективы хорошо отдохнуть и провести интересные исследования. Если в Сиднее ощущалась острая нехватка специалистов высокой квалификации и наука находилась в «младенческом» состоянии, то Брисбен по сравнению с Сиднеем выглядел как глухое захолустье. Поэтому местные власти и самые богатые семьи колонии с распростертыми объятиями приняли знаменитого исследователя.

Вскоре по прибытии Николай Николаевич отправился с визитом к главе квинслендского правительства Артуру Пал-меру, с которым он познакомился в 1875 году все в том же Джохор-Бару – месте, где обычно останавливались крупные британские чиновники по пути в страны Тихого океана. Палмер любезно принял русского путешественника. По его указанию Миклухо-Маклаю предоставили бесплатный проезд по местным железным дорогам, выделили комнату для лабораторных работ в старом помещении Квинслендского музея, только что переехавшего в новое специально построенное для него здание, разрешили пользоваться фотоаппаратурой землемерного ведомства. Как видно из архивных документов, Палмер по просьбе русского исследователя распорядился выдать ему сразу после казни тела трех преступников – китайца, тагала и австралийского аборигена [712]712
  QSA. PRI/2, № 3796/80; № 4743/80; PRI/A17, № 969/80. В 1888 году, когда автор книги проводил разыскания в этом архиве, архивные дела не были обработаны, пагинация отсутствовала.


[Закрыть]. Николай Николаевич тщательно изучил и сфотографировал их мозги, а труп аборигена в специальной консервирующей жидкости отослал для исследования в Берлин Р. Вирхову [713]713
  СС.Т. 5.С. 241,246.


[Закрыть].

В июле Миклухо-Маклай отправился в свою первую поездку вглубь австралийского континента, чтобы проверить обоснованность слухов о некоем «безволосом племени», якобы обитающем в бассейне реки Баллон в южном Квинсленде. Сначала он проехал поездом 280 миль до Тулбы, затем в повозке, запряженной быками, за два с половиной дня добрался до городка Сент-Джордж. Поездка проходила по холмистой местности с небольшими группами деревьев и сочным травяным покрытием; воздух был чист и прозрачен. В этом благодатном субтропическом климате малярия редко беспокоила Миклухо-Маклая.

Возле Сент-Джорджа находилась большая скотоводческая «станция» Гулнарбер, управляющий которой, Дж. Кирк, охотно согласился помочь исследователю. Но, по выражению Миклухо-Маклая, вблизи гора оказалась маленьким холмиком: удалось обнаружить лишь одну семью аборигенов, отдельные представители которой были лишены волосяного покрова. Николай Николаевич тщательно обмерил, зарисовал и сфотографировал этих безволосых людей и статью о них послал для публикации Вирхову. Продолжая наблюдать и измерять коренных австралийцев, Николай Николаевич вскоре присоединился к мнению своего выдающегося учителя и коллеги Т. Хаксли, который считал, что аборигены составляют особую австралийскую расу.

Вернувшись в Брисбен, Миклухо-Маклай продолжил анатомические исследования, посетил новое здание Квинслендского музея, маленький штат которого проводил разбор и инвентаризацию коллекций после недавнего переезда. Здесь он встретил У. Хэзуэлла, с которым познакомился в Сиднее накануне отплытия на «Сэди Ф. Коллер». Этот молодой биолог переехал в Брисбен, получив предложение стать куратором Квинслендского музея, а потому надежда Николая Николаевича на то, что в его отсутствие именно Хэзуэлл займется вместе с Э. Рэмзи хлопотами по устройству зоологической станции, не оправдалась. Хэзуэлл представил русского путешественника О. Грегори – члену попечительского совета музея.

Огастес Грегори (1819 – 1905) – одна из самых колоритных фигур в истории Квинсленда. Отважный путешественник и талантливый геодезист, он внес крупный вклад в исследование северных и западных районов Австралии. Много лет Грегори возглавлял землемерную службу колонии, занимаясь отведением земли для строительства новых городов и поселков, оформлением земельных блоков в еще необследованных местностях для продажи или сдачи их в аренду желающим заняться скотоводством и земледелием. При этом, как утверждают историки, он не забывал об интересах своих друзей – крупных земельных собственников, «отцов-основателей» колонии. Старый холостяк, руководитель масонской ложи Квинсленда, Грегори, будучи членом верхней (назначаемой губернатором) палаты парламента, придерживался крайне консервативных взглядов во внутренней политике и был сторонником аннексии Квинслендом Юго-Восточной Новой Гвинеи. Вместе с тем он, по меркам своего времени, был человеком широкообразованным, увлекался историей и естественными науками, выписывал из Европы несколько журналов и новинки художественной и научной литературы. Миклухо-Маклай нашел его интересным собеседником.

Несмотря на различия во взглядах, Грегори и русский путешественник стали добрыми приятелями, почти что друзьями, не касаясь по умолчанию «деликатных» тем. Огастес пригласил «барона Маклая» погостить в его имении Рейнворт, расположенном в восхитительной местности недалеко от Брисбена. «Шесть недель моего пребывания в Рейнворте, его резиденции, – писал Миклухо-Маклай, – были для меня поучительны и приятны благодаря его обширным познаниям в различных отраслях науки и большому опыту путешественника» [714]714
  Миклухо-Маклай Н.Н.Краткое resume… С. 78.


[Закрыть].

Примеру Грегори последовали другие богатые скотоводы. Один за другим они приглашали русского ученого посетить их владения в юго-восточной части Квинсленда. В конце октября Миклухо-Маклай приехал в Джимбур – имение крупного земевладельца и политика Джошуа Белла, расположенное в плодородной холмистой долине Дарлинг-даунс, к западу от Брисбена. Один из наиболее богатых и влиятельных «патрициев» Квинсленда, Белл был председателем законодательного собрания колонии, а с марта по декабрь 1880 года исполнял обязанности губернатора, пока его друг, губернатор А. Кеннеди отдыхал в Европе.

Белл построил в глуши, в еще слабо освоенном районе усадьбу с дворцом, которую современники прозвали «Меккой Квинсленда». Брисбенский архитектор спроектировал массивное двухэтажное здание, которое было сложено из песчаника и щедро отделано кедром, вырубленным в близлежащих горах. По желанию заказчика в этом здании, окруженном регулярным парком, причудливо сочетались элементы английской и французской дворцовой архитектуры. Дом освещался газом, который вырабатывали из каменного угля на территории усадьбы, и был снабжен питьевой водой, которая подавалась по трубам из реки Кондомайна, причем насос приводился в движение ветряным двигателем. Как писал Миклухо-Маклай, в Джимбуре он «имел возможность в течение примерно четырнадцати дней в совершенном покое пересматривать свои путевые заметки и возобновить свою запущенную корреспонденцию» [715]715
  Там же. С. 77.


[Закрыть].

Обширные владения Белла в районе Джимбура стали многопрофильным и высокодоходным предприятием. Отсюда на рынок поставляли мясо, шерсть и кожи. На племенной ферме выращивались овцы-мериносы, на конном заводе – породистые лошади для скачек и верховой езды. Вблизи от усадьбы вырос поселок, в котором жили – в хижинах и бараках – сотни сельскохозяйственных рабочих, преимущественно аборигены и метисы. Николай Николаевич наведывался в этот поселок, расспрашивая о различных аспектах исчезающей культуры коренных австралийцев. Особенно интересовали его сексуальные обычаи – модная тема в журналах Вирхова.

Из Джимбура Миклухо-Маклай отправился в Пайкдейл – резиденцию другого богатого сквоттера, Доналда Ганна. За шесть недель, проведенных в Пайкдейле, путешественник, благодаря содействию гостеприимных хозяев, сумел получить для сравнительно-анатомического исследования мозги различных видов кенгуру и коала, а также утконоса и ехидны. Завершив статью о путешествии по островам Меланезии и юго-восточному побережью Новой Гвинеи, он послал отсюда рукопись в РГО [716]716
  Миклухо-Маклай Н.Н.Путешествие на острова Меланезии и четвертое посещение острова Новая Гвинея (март 1879 – апрель 1880) // СС. Т. 2. С. 330-344.


[Закрыть].

Новый год Миклухо-Маклай встретил в другом имении Ганна – Клерво, где, занявшись палеонтологическими исследованиями, собрал множество окаменелых костей Diprotodon australis, Phoscolomys gigasи других давно вымерших представителей плейстоценовой австралийской фауны. Эти находки, высоко оцениваемые современными специалистами, ныне хранятся в Сиднейском университете [717]717
  Willis P.M.A., Davies S.M.and Osborne R.A.L.Important fertebrateFossils from the Paleontological Collections of the Department of Geology and Geo physics, University of Sydney // Royal Society of New South >Iles. Journals and Proceedings. 1992. 125. P. 113-118.


[Закрыть]. В бумагах путешественника сохранился еще один след его пребывания в Клерво: карандашный портрет молодой девушки – англоавстралийки. Неизвестно, кем была эта девушка – родственницей управляющего имением или одной из служанок. Зная обыкновение нашего героя запечатлевать на бумаге облик понравившихся ему женщин, можно с некоторой долей вероятности включить этот портрет в галерею «женщин Маклая».

Радушный прием, оказанный Миклухо-Маклаю многими видными деятелями Квинсленда, его увлечение научными исследованиями не помешали ему разглядеть оборотную сторону быстрого развития этой переселенческой колонии, роста благосостояния колонистов. «Обращение с дикарями (аборигенами. – Д. Т.)самое антигуманное, – рассказывал он впоследствии о своих впечатлениях. – Их вытесняют внутрь страны, всячески преследуют, и убийство черного не считается даже преступлением» [718]718
  Последнее чтение Н.Н. Миклухо-Маклая // Новости и Биржевая газета. 1882. 9 (21) октября.


[Закрыть]. Свидетельства преступлений, совершенных против аборигенов полицией и белыми колонистами, путешественник обобщил в письме секретарю РГО: «В северной Австралии, где туземцы еще довольно многочисленны, в возмездие убитой лошади или коровы белые колонисты собираются партиями на людскую охоту и убивают сколько удастсячерных, не думая о том, что, бттесняя каждый день туземцев из более плодородных областей, они ставят их в положение или голодать или убивать скот белых взамен растений и животных, уничтоженных или редеющих вследствие овцеводства и плантаций у белых» [719]719
  СС.Т. 5. С. 222.


[Закрыть].

Отношение к аборигенам было под стать обращению с другими «черными» – меланезийцами, которых доставляли в Квинсленд охотники за «черными дроздами». Непосильный и непривычный труд на сахарных плантациях, негодная для питья вода, жестокие истязания, болезни при отсутствии медицинской помощи – все это вызывало огромную смертность в плантационных поселках. Продолжая расследование, которое он вел во время плавания на «Сэди Ф. Коллер», Миклухо-Маклай собрал большой материал о печальной участи меланезийцев в Квинсленде. Ученый пришел к выводу, что ни в коем случае нельзя допустить поглощения восточной части Новой Гвинеи Квинслендом, о чем мечтали местные плантаторы и их покровители; по сравнению с этим исходом превращение Восточной Новой Гвинеи в отдельную британскую колонию было бы меньшим злом. Такое убеждение, которого придерживался также миссионер Чалмерс, во многом обусловило позицию Миклухо-Маклая в новогвинейском вопросе на ближайшие годы.

Была еще одна причина, по которой Миклухо-Маклай – возможно бессознательно – решил задержаться в Квинсленде: проживание в качестве почетного гостя в домах местных богачей не затрагивало его тощий кошелек, а жизнь в Новом Южном Уэльсе требовала значительных расходов. К счастью, вскоре по прибытии в Квинсленд Николай Николаевич узнал, что русский консул в Сиднее Э.М. Поль получил для него из Петербурга 4500 рублей, конвертированных в 606 фунтов. Эта помощь позволила путешественнику по возвращении в столицу Нового Южного Уэльса вернуть с процентами долг У. Маклею, оплатить некоторые счета, а оставшиеся средства использовать на проживание в Австралии. Но его главный долг – батавской фирме «Дюммлер и Кº», достигший из-за нарастания процентов внушительной суммы в 13,5 тысячи гульденов, – так и остался непогашенным.