Текст книги "Ангелология"

Автор книги: Даниэль Труссони

сообщить о нарушении

Текущая страница: 29 (всего у книги 32 страниц)

Клойстерс, Метрополитен-музей,

парк Форт-Трайон, Нью-Йорк

Верлен и Габриэлла вышли из такси и поспешили по дорожке к музею. Перед ними возвышалась группа каменных зданий, дальше виднелся парапет набережной Гудзона. Верлен раньше много раз посещал Клойстерс, находя в его прекрасном сходстве со средневековым монастырем источник утешения и убежище от городской суеты. Ему было приятно чувствовать причастность к истории, даже если во всем этом был налет искусственности. Его заинтересовало, что Габриэлла подумает о музее, ведь в Париже она видела настоящую историю – древние фрески, распятия, средневековые статуи, составляющие коллекцию Клойстерс, были собраны в подражание Музею Средневековья в Париже, о котором он только читал.

В самый разгар праздников в музее было полно людей, желающих провести день в спокойном созерцании. Если за ними следили, а Верлен подозревал, что да, в такой толпе было нетрудно оторваться от преследования. Он изучил фасад из известняка, внушительную центральную башню, толстую внешнюю стену. Он не сомневался, что существа уже в здании, поджидают их.

Быстро поднимаясь по каменной лестнице, Верлен обдумывал предстоящую задачу. Их послали в музей, не сказав ни слова о том, как именно проводить поиски. Он знал, что Габриэлла – профессионал своего дела, и верил – она найдет способ выполнить свою часть миссии, хотя это казалось трудным. Задание было настолько сложным, что, несмотря на всю любовь к головоломкам, ему захотелось развернуться, подозвать такси и поехать домой.

В арке, служившей входом в музей, к ним поспешила миниатюрная женщина с рыжими волосами. На ней была шелковая блузка, на шее блестела нитка жемчуга. Верлену показалось, будто она стояла у двери, ожидая их прибытия, хотя он знал, что этого не может быть.

– Доктор Габриэлла Валко? – спросила она.

Верлен узнал знакомый акцент и догадался, что женщина, как и Габриэлла, родом из Франции.

– Я Сабина Клементайн, помощник директора по реставрации музея Клойстерс. Меня отправили помочь вам в вашем предприятии.

– Отправили? – переспросила Габриэлла, с подозрением оглядывая женщину. – Кто отправил?

– Элистер Кэрролл, – шепнула она, жестом приглашая следовать за ней. – Он действует от имени Эбигейл Рокфеллер. Пожалуйста, идемте, я по пути все объясню.

Подтверждая предположение Верлена, вестибюль был переполнен людьми с фотокамерами и путеводителями. Посетители ждали возле кассы в книжном магазине, очередь змеилась вдоль прилавков, уставленных стопками книг по средневековой истории, художественной литературой, научными трудами по готической и романской архитектуре. В узкое окно Верлен увидел темные воды Гудзона. Несмотря на опасность, он чувствовал, как расслабляется. Музеи всегда успокаивали его. Возможно, если бы покопался в себе, он бы понял, что это одна из причин, почему он стал специализироваться в истории искусств. По строгому зданию с собранием фасадов, фресок и дверных проемов из обветшалых строений Испании, Франции и Италии бродили туристы, щелкающие фотоаппаратами, молодые пары, держащиеся за руки, пенсионеры, изучающие нежные размытые цвета фресок. Его презрение к туристам, столь сильное всего за день до этого, превратилось в благодарность за их присутствие.

Они шли по музею через соединенные между собой галереи, одно помещение сменялось другим. Хотя им некогда было останавливаться, Верлен смотрел на произведения искусства вокруг в поисках чего-нибудь, что могло бы подсказать, где найти то, зачем они пришли в Клойстерс. Может быть, какая-нибудь картина или часть скульптуры соответствует какой-нибудь открытке Эбигейл Рокфеллер, хотя он в этом сомневался. Рисунки Рокфеллер были слишком современными, истинный пример нью-йоркского ар-деко. Все же он осмотрел англосаксонский сводчатый проход, скульптурное распятие, стеклянную мозаику, несколько колонн с акантовым украшением, отреставрированных и вымытых до блеска. Инструмент мог лежать в любом из этих шедевров.

Сабина Клементайн привела их в просторный зал, яркий свет из огромных окон заливал гладкие широкие доски деревянного пола. На стене висела серия гобеленов. Верлен их сразу узнал. Он изучал их в рамках цикла «Шедевры мировой художественной истории» на первом курсе магистратуры, постоянно сталкивался с их репродукциями в журналах и на плакатах, хотя по некоторым причинам он какое-то время не приходил в музей. Сабина Клементайн подвела их к знаменитым гобеленам «Охота на единорога».

– До чего же они красивые, – сказал Верлен, рассматривая густо-красный и ярко-зеленый цвета вышитых растений.

– И жестокие, – добавила Габриэлла.

Она указала на гобелен с убийством единорога. На нем половина охотников спокойно и безразлично наблюдала, как другая половина направляет копья к горлу беспомощного существа.

– В этом проявлялось огромное различие между Эбигейл Рокфеллер и ее мужем, – сказал Верлен. – Эбигейл Рокфеллер основала Музей современного искусства и скупала Пикассо, Ван Гога и Кандинского, а ее муж собирал искусство средневекового периода. Он терпеть не мог модернизм и отказался поддержать страсть жены к нему. Он думал, что это профанация. Забавно, как часто прошлое считается священным, а современный мир не ценится.

– Зачастую имеются серьезные основания, чтобы с подозрением относиться к современности, – сказала Габриэлла и оглянулась на группу туристов, словно проверяя, нет ли слежки.

– Но без преимуществ прогресса, – заметил Верлен, – мы бы до сих пор оставались в «темных веках».

– Дорогой Верлен, – сказала Габриэлла, взяла его под руку и шагнула в глубь галереи, – вы действительно считаете, что «темные века» остались позади?

Сабина Клементайн подошла к ним ближе и заговорила шепотом:

– Мой предшественник велел мне запомнить шифр, хотя до сих пор я не понимала, зачем это нужно. Пожалуйста. Слушайте очень внимательно.

Габриэлла с удивлением повернулась к ней, и Верлен заметил промелькнувшее на ее лице выражение снисходительности, пока она слушала Сабину.

– Аллегория охоты рассказывает историю в истории, – зашептала Сабина. – Следуйте курсом существа от свободы к пленению. Не обращайте внимания на собак, придумайте скромность в девице, отклоните жестокость резни и ищите музыку, где существо живет снова. Как рука ткала эту тайну на ткацком станке, так рука должна и распутать ее. Ex angelis – инструмент сам себя обнаружит.

– Ex angelis? – уточнил Верлен, как будто во всем ключе это была единственная смутившая его фраза.

– Это латынь, – пояснила Габриэлла. – Означает «от ангелов». Не сомневаюсь, что это описание ангельского инструмента – изготовленного ангелами. Но это очень странный способ передать информацию.

Она с благодарностью взглянула на Сабину Клементайн, впервые за все время признавая законность ее присутствия здесь, затем продолжила:

– Инициалы Е. А. часто ставились на печатях документов, которыми обменивались ангелологи в Средние века, но эти буквы были аббревиатурой слов «Epistula Angelorum», или «письмо ангелов», а это совсем другое. Миссис Рокфеллер, вполне вероятно, этого не знала.

– Может быть, здесь есть какое-нибудь объяснение этому? – спросил Верлен, наклоняясь над плечом Габриэллы, которая рассматривала открытку Эбби Рокфеллер.

Габриэлла перевернула открытку. Там было несколько бледных линий, расположенных по длине, рядом с каждой было написано число.

– Здесь какой-то рисунок, – сказала Габриэлла. – Но он точно ничего не объясняет.

– То есть у нас есть карта без ключа, – сказал Верлен.

– Возможно, – кивнула Габриэлла и попросила Сабину повторить шифр.

Сабина повторила слово в слово:

– Аллегория охоты рассказывает историю в истории. Следуйте курсом существа от свободы к пленению. Не обращайте внимания на собак, придумайте скромность в девице, отклоните жестокость резни и ищите музыку, где существо живет снова. Как рука ткала эту тайну на ткацком станке, так рука должна и распутать ее. Ex angelis – инструмент сам себя обнаружит.

– Инструкция говорит нам следовать порядку охоты, которая начинается на первом гобелене, – сказал Верлен, пробираясь сквозь толпу. – Здесь охотники едут в лес, где обнаруживают единорога, решительно преследуют его, а затем убивают. Собаки, которых миссис Рокфеллер советует игнорировать, принадлежат охотникам, а девица, должно быть, одна из женщин, что стоят рядом и смотрят. Мы должны пропустить все это и посмотреть там, где существо живет снова. Это здесь.

Верлен подвел Габриэллу за руку к последнему полотну.

Они стояли перед самым знаменитым гобеленом с изображением пышного зеленого луга, усыпанного полевыми цветами. Укрощенный единорог прислонился к круглой изгороди.

– Похоже, это тот самый гобелен, на котором надо искать «музыку, где существо живет снова», – сказала Габриэлла.

– Хотя на первый взгляд здесь нет ничего похожего на музыку, – сказал Верлен.

– Ex angelis, – пробормотала Габриэлла, словно пробуя слова на вкус.

– Миссис Рокфеллер не использовала ни одной латинской фразы в письмах к Инносенте, – заметил Верлен. – Видимо, латынь здесь предназначалась для того, чтобы привлечь наше внимание.

– Ангелы изображены почти на каждой картине, практически везде, – расстроенно сказала Габриэлла. – Но здесь нет ни единого.

– Вы правы, – согласился Верлен, разглядывая единорога. – Эти гобелены довольно странные. Хотя «Охоту на единорога» можно интерпретировать в соответствии со словами миссис Рокфеллер как аллегорию, больше всего напоминающую распятие Христа на кресте и воскресение, это одно из немногих произведений, где нет явных христианских фигур. Ни изображений Христа, ни картин из Ветхого Завета, ни ангелов.

– Обратите внимание, – сказала Габриэлла, указывая на углы гобелена, – везде вытканы буквы А и Е. Они есть на каждом гобелене и всегда соединены. По-видимому, это инициалы господина, заказавшего гобелены.

– Может быть, – сказал Верлен.

Он присмотрелся к буквам и заметил, что они вышиты золотыми нитями.

– Но смотрите – буква Е в каждом случае обращена назад. Буквы были повернуты в обратном направлении.

– А если развернуть их, – продолжила Габриэлла, – то получим Е. А.

– Ex angelis, – кивнул Верлен.

Он так близко подошел к гобелену, что мог разглядеть сложные рисунки нитей, составляющих ткань сцены. От материи пахло глиной, потому что на нее сотни лет воздействовали пыль и воздух. Сабина Клементайн, которая молча стояла неподалеку в ожидании момента, когда сможет быть полезной, подошла ближе.

– Позвольте мне, – негромко сказала она. – Вы здесь ради гобеленов. Они – моя специальность.

Не дожидаясь ответа, Сабина подошла к первому панно и начала:

– Гобелены «Охота на единорога» – великие шедевры эпохи Средневековья, семь панно, вытканных из шерсти и шелка. Вместе панно изображают дворянскую охоту – вы можете видеть собак, рыцарей, дев и замки, окруженные фонтанами и лесами. Точное происхождение гобеленов остается загадкой даже после многолетних исследований, но искусствоведы соглашаются, что стиль указывает на Брюссель, примерно тысяча пятисотый год. Первое документальное письменное упоминание о гобеленах с единорогом появилось в семнадцатом веке, когда гобелены были внесены в список как часть состояния благородной французской семьи. Они были найдены и отреставрированы в середине девятнадцатого века. Джон Д. Рокфеллер-младший заплатил за них в двадцатые годы миллион долларов. По моему мнению, это была выгодная покупка. Многие историки считают, что это самые великолепные образцы средневекового искусства в мире.

Верлен внимательно смотрел на гобелен. Его притягивали яркие цвета и молочно-белый единорог в центре тканого панно.

– Скажите, мадемуазель, – попросила Габриэлла слегка изменившимся голосом, – вы пришли помочь нам или провести экскурсию?

– Вам понадобится гид, – многозначительно ответила Сабина. – Видите стежки между буквами?

Она указала на инициалы Е. А. над единорогом.

– Похоже, что проводилась значительная реставрация, – сказал Верлен. – Гобелен был поврежден?

– И довольно сильно, – подтвердила Сабина Клементайн. – Гобелены украли из замка во время Французской революции, много десятков лет ими укрывали от мороза плодовые деревья в крестьянских садах. Хотя ткань была любовно и кропотливо восстановлена, повреждения можно увидеть, если присмотреться.

Пока Габриэлла рассматривала гобелен, ее мысли, казалось, сделали новый скачок.

– В распоряжении миссис Рокфеллер было огромное количество мест, где можно спрятать инструмент, – сказала она. – Судя по шифру, который она дала в качестве инструкции, она действительно собиралась спрятать его здесь, в Клойстерсе.

– Похоже на то, – согласился Верлен, выжидающе глядя на нее.

– Для этого ей нужно было найти место, которое бы хорошо охранялось, но было доступно, чтобы инструмент в конце концов можно было вернуть.

Габриэлла глубоко вздохнула и осмотрела зал – люди собрались в группки перед гобеленами. Она понизила голос до шепота:

– Мы прекрасно понимаем, что спрятать нечто громоздкое вроде лиры в таком музее, как Клойстерс, практически невозможно. И тем не менее мы знаем, что она это сделала.

– Вы предполагаете, что на самом деле лиры здесь нет? – спросил Верлен.

– Нет, я говорю не об этом, – сказала Габриэлла. – Я имею в виду совершенно обратное. Не думаю, что Эбигейл Рокфеллер послала бы нас туда – не знаю куда. Я размышляла о том, почему для одного инструмента имеются четыре тайника, и пришла к выводу, что Эбигейл Рокфеллер проявила недюжинную изобретательность, пряча лиру. Она не только нашла самые безопасные места, но и придала лире, скажем так, более безопасную форму. Мне кажется, мы найдем инструмент не в том виде, в каком ожидаем.

– Теперь вы меня запутали, – сказал Верлен.

Сабина сказала:

– Любому ангелологу, который провел семестр, изучая небесное музыковедение, историю ангельских хоров или любой другой семинар, где делается упор на конструкцию инструментов, известно, что уникальный резонанс лиры обеспечивают струны. Многие небесные инструменты сделаны из драгоценного металла, известного как валкин, а струны лиры сделаны из неопознанного вещества. Ангелологи долгое время считали, что это скрученные нити шелка и пряди волос ангелов. Но каким бы ни был материал, звук необычен из-за вещества, из которого сделаны струны, и из-за того, как они натянуты. Каркас, несмотря на намерения и цели, взаимозаменяем.

– Вы учились в академии в Париже, – изумленно проговорила Габриэлла.

– Bien sûr, [49]49
  Конечно ( фр.).


[Закрыть]доктор Валко, – кивнула Сабина, едва заметно усмехнувшись. – Как еще мне бы удалось занять такой пост? Наверное, вы не помните, но я слушала ваш семинар «Введение в способы ведения духовных войн».

– В котором году? – спросила Габриэлла, пытаясь вспомнить ее.

– В первом семестре восемьдесят седьмого года, – сообщила Сабина.

– Мой последний год в академии, – проговорила Габриэлла.

– Это был мой любимый курс.

– Мне очень приятно слышать это, – ответила Габриэлла. – А теперь вы можете отплатить мне, помогая отгадать загадку: «Как рука ткала эту тайну на ткацком станке, так рука должна и распутать ее».

Габриэлла смотрела на Сабину, повторяя строчку из письма миссис Рокфеллер и надеясь увидеть проблеск узнавания.

– Я здесь, чтобы помочь распутать головоломку, – сказала Сабина. – И теперь я понимаю, что мое предназначение – избавиться от гобелена.

– Миссис Рокфеллер вшила струны в этот гобелен? – спросил Верлен.

– Точно, – ответила Сабина, – она наняла очень искусного профессионала, чтобы для нее сделали эту работу. Ну да, они там, в гобелене «Пленение единорога».

Верлен скептически уставился на ткань:

– Ну и как же, черт побери, мы достанем их оттуда?

Удивленная Сабина сказала:

– Если оставленные мне сообщения не лгут, процедура была выполнена умело, никаких повреждений не останется.

– Странно, что Эбби Рокфеллер выбрала в качестве защиты такое изящное произведение искусства, – заметила Габриэлла.

– Вы должны помнить, – сказала Сабина, – что когда-то эти гобелены находились в личном владении Рокфеллеров. Они висели в гостиной Эбигейл Рокфеллер с тысяча девятьсот двадцать второго года, когда их купил ее муж, и до конца тридцатых годов, когда они привезли их сюда. Миссис Рокфеллер очень хорошо знала гобелены, включая их слабые места.

Сабина указала на очень тщательно отреставрированный участок ткани.

– Видите, какой он неровный? Один разрез реставрационной нити, и он разойдется по шву.

Музейный охранник подошел к ним из дальнего конца зала.

– Вы готовы, мисс Клементайн? – спросил он.

– Да, спасибо, – ответила Сабина. – Но надо сперва очистить галерею. Пожалуйста, позовите остальных.

Ее манеры стали жесткими и профессиональными.

– Я договорилась о том, чтобы освободить помещение, – пояснила она Габриэлле и Верлену. – Нам нужна свобода действий, чтобы работать над гобеленом, а эту задачу невозможно выполнить в такой толпе.

– Вы сможете это сделать? – спросил Верлен, глядя на переполненный зал.

– Разумеется, – ответила Сабина. – Я – помощник директора по реставрационным работам. Я могу осуществить ремонт, если посчитаю это целесообразным.

– А это? – спросил Верлен, указывая на глазок крошечной видеокамеры.

– Я обо всем позаботилась, месье.

Верлен внимательно посмотрел на гобелен, понимая, что у них очень мало времени, чтобы определить местонахождение струн и извлечь их. Как он изначально и подозревал, наибольший дефект содержала ткань над рогом единорога, в верхней трети гобелена. Он висел высоко над полом, футах в шести. Возможно, придется забраться на стул или табурет, чтобы достать дотуда. Ракурс не был идеальным. Если шов будет трудно расходиться, придется снять гобелен со стены, расстелить его на полу и работать так. Но это только в самом крайнем случае.

Вошли несколько охранников и стали удалять посетителей из зала. Когда помещение опустело, охранник встал около двери.

Как только все вышли из галереи, Сабина подвела к гобелену невысокого лысого человека. Он положил на пол металлический ящик и установил стремянку. Не взглянув на Габриэллу и Верлена, он взобрался на стремянку и начал осматривать шов.

– Лупу, мисс Клементайн, – велел он.

Сабина открыла ящик, показался ряд скальпелей, нитей, ножниц и большая лупа. Яркий свет, льющийся из окон по всей комнате, сфокусировался на ней в огненный шар.

Верлен наблюдал, как работает мужчина, и был очарован его уверенностью. Он мечтал овладеть навыками реставратора и даже был на показе, где демонстрировались химические процессы, используемые для чистки ткани вроде этой. Держа в одной руке лупу, а в другой скальпель, человек ввел кончик лезвия в ряд тугих аккуратных стежков. Повинуясь малейшему давлению, стежки мгновенно распадались на части. Разрезая таким способом один стежок за другим, он проделал в гобелене отверстие размером с яблоко. Реставратор продолжал работу с концентрацией хирурга.

Встав на цыпочки, Верлен смотрел на разрезанную ткань. Ему были видны только расплетенные цветные нити, тонкие, как волосы. Мужчина попросил из ящика инструмент, и Сабина вручила ему длинный тонкий крючок, который он вставил в отверстие в ткани. Затем он сунул руку прямо между буквами А и Е. Потом потянул, и глаз Верлена поймал яркую вспышку – с крюка свисал переливчатый шнур.

Верлен сосчитал струны, которые реставратор вручил ему. Они были тонкими, словно капилляры, и такие гладкие, что скользили между пальцев Верлена, будто вощеные. Пять, семь, десять струн, мягких и роскошных, висели у него на руке. Человек спустился со стремянки.

– Это все, – сказал он таким голосом, словно только что осквернил святыню.

Сабина взяла струны, скатала их в тугой клубок, сунула в матерчатый мешочек и застегнула молнию. Вложив его в руку Верлена, она сказала:

– Следуйте за мной, мадам, месье.

Она повела Габриэллу и Верлена к выходу из галереи.

– Вы знаете, как присоединять их? – спросила Сабина.

– Я уверена, что справлюсь, – ответила Габриэлла.

– Да, конечно, – кивнула Сабина.

По мановению ее руки вокруг них сгрудились охранники, по трое с каждой стороны.

– Будьте осторожны, – сказала Сабина и на парижский манер поцеловала Габриэллу в обе щеки. – Удачи.

Когда охранники провожали Габриэллу и Верлена через музей, оберегая от вездесущей толпы, Верлен подумал, что все его исследования, все разочарования и бесплодные поиски, которыми полна жизнь ученого, – все это вело к сегодняшнему триумфу. Габриэлла шла рядом с ним, женщина, которая помогла ему понять его призвание ангелолога и его будущее – как он в глубине души надеялся – с Эванджелиной. Они проходили арку за аркой. Тяжелая романская архитектура уступала место светлым решетчатым конструкциям готики. Мешочек со струнами лиры был крепко зажат у него в руке.

Назад к карточке книги "Ангелология"