Текст книги "Ангелология"
Автор книги: Даниэль Труссони
Жанр:
Детективная фантастика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 22 (всего у книги 32 страниц)
Таймс-сквер, Нью-Йорк
Был час пик, и водителю приходилось лавировать между машинами. На углу Сорок второй улицы и Бродвея, у штаб-квартиры полицейского управления Нью-Йорка, движение почти застопорилось. Полицейские готовились к встрече миллениума. В толпе менеджеров, спешащих на работу, они огораживали крышки люков и устраивали контрольно-пропускные пункты. В сезон Рождества город наводняли туристы, канун Нового года всегда был истинным кошмаром.
Габриэлла приказала Верлену выйти из джипа. Голова закружилась от беспорядочного уличного движения, мерцания рекламных табло и нескончаемого потока пешеходов. Верлен поднял спортивную сумку на плечо, он боялся лишиться ее драгоценного содержимого. После того что случилось в его квартире, он не мог избавиться от ощущения, что за ними следят. Он подозревал каждого человека, оказавшегося поблизости, ему мерещилось, что агенты Персиваля Григори ждут их за каждым поворотом. Он огляделся, но увидел лишь бескрайнее море людей.
Габриэлла быстро шла вперед, Верлен едва поспевал за ней. Он заметил, что Габриэлла сильно выделялась среди окружающих. Она была миниатюрной, необычайно стройной женщиной, ростом всего в пять футов. Черное пальто в эдвардианском стиле – из модного теперь шелка, облегающее, приталенное, с рядом небольших обсидиановых пуговиц – идеально сидело на ней. Пальто было узким – наверное, под ним полагалось носить корсет. Белое, в тонких морщинках лицо Габриэллы выделялось на фоне темной одежды. Хотя, по-видимому, ей уже перевалило за семьдесят, у нее была осанка гораздо более молодой женщины. Прекрасные блестящие черные волосы, прямая спина, уверенная походка.
– Вы спросите, зачем я привезла вас сюда, в это безумие, – сказала Габриэлла. – Таймс-сквер во время Рождества – не самое подходящее место для прогулок.
В ее голосе слышалось то же спокойное хладнокровие, что и во время разговора по телефону. Этот тон казался Верлену одновременно жутким и очень успокаивающим.
– Обычно я избегаю этого места, – ответил Верлен. – Я не был здесь почти год.
– Когда грозит опасность, лучше всего скрываться в толпе, – заметила Габриэлла. – Трудно привлечь чье-то внимание, и излишняя осторожность не помешает.
Пройдя несколько кварталов, Габриэлла замедлила темп. Они прошли мимо Брайант-парка, где все было украшено к Рождеству. Свежевыпавший снег и яркий утренний свет придавали этой части Нью-Йорка настоящий рождественский вид, совсем как на картинах Нормана Рокуэлла, которых Верлен терпеть не мог. Около внушительного здания Нью-Йоркской публичной библиотеки Габриэлла снова остановилась, оглянулась через плечо и перешла улицу.
– Идемте, – шепнула она.
Перед статуей каменного льва у входа в библиотеку был незаконно припаркован черный легковой автомобиль. На нью-йоркском номерном знаке было выбито: «АНГЕЛ27». Завидев их, водитель включил двигатель.
– Вот и наша лошадка, – сказала Габриэлла.
Они свернули направо на Тридцать девятую улицу и поехали к Шестой авеню. На светофоре Верлен оглянулся, боясь увидеть сзади черный «мерседес». Но их никто не преследовал. Откровенно говоря, ему не нравилось, что в присутствии Габриэллы он чувствует себя почти спокойно. Он знал ее всего лишь сорок пять минут. Она сидела рядом с ним, глядя в окно, как будто уходить от преследования через Манхэттен в девять часов утра было для нее совершенно нормально.
На Коламбус-серкл водитель остановился, и Габриэлла с Верленом вышли на промозглый ветер, дующий из Центрального парка. Она стремительно шла вперед и внимательно глядела по сторонам, почти теряя непроницаемое спокойствие.
– Где они? – бормотала она.
Пройдя мимо журнального киоска, заваленного стопками ежедневных газет, они оказались в затененной западной части парка. Они прошли несколько кварталов и свернули в переулок.
– Опаздывают, – пробурчала Габриэлла себе под нос.
И в этот же миг из-за угла вырулил, визжа тормозами, старинный «порше». Он был белым, словно яичная скорлупа, и сиял в утреннем свете. На номерном знаке Верлен с удивлением прочитал: «АНГЕЛ1».
С водительского места выскочила молодая женщина.
– Прошу прощения, доктор Габриэлла, – сказала она, сунула в руку Габриэллы связку ключей и быстро ушла.
– Садитесь, – велела Габриэлла.
Верлен последовал приказанию, с трудом влез в автомобильчик и хлопнул дверцей. Внутри малышка была отделана лаковым кленовым капом, руль покрыт кожей. Он устроился на тесном пассажирском сиденье и снял с плеча спортивную сумку, чтобы накинуть ремень безопасности, но обнаружил, что его нет.
– Симпатичная машинка, – сказал он.
Габриэлла искоса взглянула на него и завела двигатель.
– Это самый первый «Порше-356». Миссис Рокфеллер купила несколько таких для организации. Удивительно – прошло столько лет, а у нас до сих пор сохранились крохи.
– Довольно роскошные крохи, – сказал Верлен, поглаживая кожаное сиденье цвета карамели. – Я и не подозревал, что Эбигейл нравились спортивные автомобили.
– Есть очень многое, чего о ней никто не подозревает, – сказала Габриэлла и, тронувшись с места, развернулась и направилась вдоль Центрального парка на север.
Габриэлла остановилась на одной из тихих, усаженных деревьями Восьмидесятых улиц. Зажатый между двумя одинаковыми зданиями особняк, казалось, вытягивает вверх невидимая сила. Габриэлла отперла входную дверь и жестом пригласила Верлена войти. В ее движениях было столько уверенности, что Верлен не смог возразить. Габриэлла захлопнула дверь и повернула ключ в замке. Через пару секунд Верлен начал согреваться.
Габриэлла прислонилась к двери, закрыла глаза и глубоко вздохнула. В холле было полутемно, но он видел, как она устала. Дрожащей рукой она убрала упавшую на глаза прядь волос и схватилась за сердце.
– Пожалуй, – негромко сказала она, – я становлюсь для этого слишком стара.
– Простите за любопытство, – сказал Верлен, не сумев совладать с собой, – но сколько вам лет?
– Достаточно много, чтобы вызвать подозрения, – усмехнулась она.
– Подозрения?
– В моем человеческом происхождении, – сказала Габриэлла, щуря глаза – потрясающие глаза цвета морской волны, густо подведенные серыми тенями. – Кое-кто в организации считает, что я одна из «них». Видимо, пора уходить. Меня подозревали всю жизнь.
Верлен оглядел ее с ног до головы, от черных ботинок до красных губ. Он хотел попросить ее объяснить, что случилось накануне вечером, зачем ее послали следить за его квартирой.
– Идемте, у вас нет времени выслушивать мои жалобы, – сказала Габриэлла, повернулась на пятках и стала подниматься по узким деревянным ступенькам. – Идемте наверх.
Верлен последовал за Габриэллой по скрипучей лестнице. На верхней площадке она открыла дверь и ввела Верлена в темное помещение. Когда глаза привыкли, он увидел длинную узкую комнату, заставленную мягкими креслами, книжными полками до самого потолка, лампами от Тиффани, возвышающимися на краю столов, как странные птицы с ярким оперением. На стенах висели картины в тяжелых позолоченных рамах, написанные маслом, но он не разглядел, что именно на них изображено. Потолок круто уходил вверх – комната находилась под самым скатом крыши. Штукатурка была в желтых пятнах – видимо, крыша время от времени протекала.
Габриэлла предложила Верлену сесть, а сама отодвинула шторы, и сквозь высокие узкие окна в комнату хлынул свет. Верлен подошел к ряду неоготических стульев с прямыми спинками, аккуратно поставил рядом спортивную сумку и опустился на очень твердое сиденье. Ножки стула заскрипели под его тяжестью.
– Буду говорить без иносказаний, мистер Верлен, – сказала Габриэлла, усаживаясь на такой же стул рядом с ним. – Вам повезло, что вы остались в живых.
– Кто это был? – спросил Верлен. – Что им было нужно?
– Совершенно случайно, – продолжала Габриэлла, игнорируя вопросы Верлена и его растущее волнение, – вам удалось скрыться от них целым и невредимым.
Бросив взгляд на его свежую рану, которая только начинала подсыхать, она добавила:
– Или почти невредимым. Вам повезло. Вы сбежали с тем, что им нужно.
– Вы, наверное, были там несколько часов. Откуда еще вы могли знать, что они следят за мной? Откуда вы знали, что они взломают дверь?
– Я не экстрасенс, – заметила Габриэлла. – Я ждала достаточно долго, и дьяволы явились.
– Вам позвонила Эванджелина? – спросил Верлен.
Габриэлла не ответила. Она не собиралась выдавать ему свои секреты.
– Мне кажется, вам известно, что они сделали бы, если бы нашли меня, – сказал Верлен.
– Забрали бы письма, разумеется, – холодно ответила Габриэлла. – Как только письма оказались бы в их руках, они бы убили вас.
Верлен несколько секунд раздумывал над сказанным. Он не понимал, почему эти письма настолько важны.
– У вас есть предположения, зачем им это нужно? – спросил он.
– У меня есть предположения обо всем, мистер Верлен, – в первый раз за время их краткого знакомства улыбнулась Габриэлла. – Во-первых, они верят, как и я, что в этих письмах содержится ценная информация. Во-вторых, эта информация им очень нужна.
– Нужна настолько, чтобы убить из-за нее?
– Разумеется, – ответила Габриэлла. – Они много раз убивали ради гораздо менее важной информации.
– Я не понимаю, – сказал Верлен. – Они не читали писем Инносенты.
Он поставил спортивную сумку к себе на колени – это защитное движение, как он мог видеть по вспышке в ее взгляде, не укрылось от внимания Габриэллы.
– Вы уверены?
– Я не давал их Григори, – объяснил Верлен. – Я не знал, что именно они собой представляют, когда нашел их, и хотел убедиться в их подлинности, перед тем как рассказать ему. В моей работе полагается проверить все заранее.
Габриэлла выдвинула ящик небольшого секретера, вынула из портсигара сигарету, сунула ее в лакированный мундштук и прикурила от маленькой золотой зажигалки. Комнату наполнил аромат пряного табака. Она протянула портсигар Верлену, и он закурил тоже. Сейчас ему не помешал бы и глоток чего-нибудь покрепче.
– Честно говоря, – наконец сказал он, – я понятия не имею, как ввязался во все это. Я не знаю, почему те люди, или кто они на самом деле, пришли ко мне домой. Признаюсь, я собрал кое-какую необычную информацию о Григори, работая на него, но всем известно, что человек – странное существо. Я уже начинаю думать – может, я просто сошел с ума? Вы можете объяснить, почему я здесь?
Габриэлла смотрела на него, словно подбирая подходящий ответ.
– Я привезла вас сюда, мистер Верлен, потому что вы нужны нам, – сказала она.
– Нам? – удивился Верлен.
– Мы просим, чтобы вы помогли нам вернуть кое-что очень ценное.
– Находку, сделанную в Родопских горах?
Габриэлла побледнела – ему удалось удивить ее.
– Вам известно о поездке в Родопы? – спросила она, вновь обретая самообладание.
– О ней упоминается в письме Эбигейл Рокфеллер, которое Эванджелина показала мне вчера. Тогда я подумал, что речь идет о какой-то древности, к примеру о греческой глиняной посуде или о произведении фракийского искусства. Но теперь я понимаю, что это гораздо более ценная находка, чем несколько глиняных кувшинов.
– Гораздо более ценная, – подтвердила Габриэлла, докурила сигарету и раздавила окурок в пепельнице. – Но ее ценность другая, нежели вам представляется. Ее ценность не определяется деньгами, хотя за последние две тысячи лет было потрачено очень много золота, чтобы заполучить ее. Давайте договоримся так – она имеет огромную ценность с древних времен.
– Это исторический артефакт? – спросил Верлен.
– Можно сказать и так, – кивнула Габриэлла и скрестила руки на груди. – Вещь очень старая, но это не музейная редкость. Сегодня она так же значима, как и когда-то. Она может затронуть жизни миллионов людей и, что еще более важно, по-другому направить ход истории.
– Звучит загадочно, – сказал Верлен и погасил сигарету.
– У нас нет времени разгадывать загадки. Ситуация намного сложнее, чем вы думаете. То, что случилось с вами сегодня утром, – очередное звено в цепи событий, которые начались много лет назад. Уж не знаю, как вы впутались, но благодаря письмам, которые находятся у вас, сделались главным действующим лицом.
– Не понимаю.
– Вам придется довериться мне, – проговорила Габриэлла. – Я обо всем расскажу вам, но мне нужен обмен. За это знание вы поплатитесь своей свободой. После сегодняшнего вечера либо вы станете одним из нас, либо вам придется скрываться. В любом случае вы проведете всю оставшуюся жизнь, опасаясь преследования. Как только вы узнаете историю нашей миссии и то, как с этим связана миссис Рокфеллер – а это лишь очень незначительная часть большого и сложного рассказа, – вы станете участником ужасной драмы, из которой нет выхода. Возможно, это звучит как крайность, но как только вы узнаете правду, ваша жизнь изменится безвозвратно. Пути назад нет.
Верлен отвел взгляд, осмысливая сказанное Габриэллой. Хотя он чувствовал себя так, будто его попросили встать на краю пропасти, а потом велели перепрыгнуть через нее, ему хотелось продолжения.
– Вы считаете, – сказал он, – что в письмах говорится о находке, сделанной во время экспедиции.
– Не о находке, а о том, что было скрыто, – пояснила Габриэлла. – Они отправились в Родопские горы, чтобы вернуть лиру. Точнее, кифару. На короткое время она оказалась в наших руках. Затем ее снова спрятали. Наши враги – чрезвычайно богатая и влиятельная группа – хотят найти ее так же сильно, как и мы.
– Это они были в моей квартире?
– Людей, проникших в вашу квартиру, наняли наши враги, все верно.
– Персиваль Григори принадлежит к этой группе?
– Да, – ответила Габриэлла. – Он очень важен для них.
– То есть, работая на него, я работал против вас.
– Как я уже говорила, вы для них на самом деле ничего не значите. Ему вредно и чрезвычайно опасно быть публичным, поэтому он всегда нанимал «одноразовых» – его слово, не мое, – чтобы провести для него расследование. Он использует их, чтобы раскопать информацию, а затем убивает. Это чрезвычайно эффективная мера безопасности.
Габриэлла зажгла следующую сигарету. В воздухе висели клубы дыма, словно туман.
– Эбигейл Рокфеллер работала на них?
– Нет, – сказала Габриэлла. – Как раз наоборот. Госпожа Рокфеллер работала с матерью Инносентой, чтобы найти подходящий тайник для футляра с лирой. После войны Эбигейл Рокфеллер прекратила с нами всякое общение, и мы не знаем почему. Из-за этого у нас возникло много проблем. Мы понятия не имели, куда она дела футляр. Одни считают, что лира спрятана в Нью-Йорке. Другие полагают, что она отослала ее обратно в Европу. Мы отчаянно пытались найти тайник, если он вообще существует.
– Я прочитал письма Инносенты, – с сомнением сказал Верлен. – Не думаю, что они расскажут о том, что вы надеетесь найти. Гораздо больше смысла отправиться к Григори.
Габриэлла сделала глубокий вдох, словно потеряв терпение.
– Я бы хотела кое-что показать вам, – сказала она. – Возможно, это поможет вам понять, с кем мы имеем дело.
Поднявшись, она сбросила пальто. Руки, испещренные прожилками вен, пробежались по пуговицам, и она сняла черную шелковую рубашку.
– Вот, – спокойно сказала она, – вот что случается с теми, кто попадает в руки противника.
Верлен смотрел, как Габриэлла поворачивается в свете солнца из окна. Ее тело покрывали толстые полосы шрамов, они пересекали спину, грудь, живот и плечи. Казалось, ее изрезали острейшим ножом мясника. Глядя на беспорядочные рубцы, Верлен предположил, что раны не были зашиты. Кожа казалась розовой и кровоточащей. Расположение шрамов говорило о том, что Габриэллу избивали или, еще хуже, резали ножом.
– Боже мой, – произнес Верлен, пораженный видом искореженной плоти, ужасным, но странно нежным розовато-перламутровым цветом шрамов. – Как это случилось?
– Я считала, что смогу перехитрить их, – сказала Габриэлла. – Я верила, что более мудра, более сильна, более искусна, чем они. Во время войны я была лучшим ангелологом во всем Париже. Несмотря на возраст, я быстрее всех сделала карьеру. Это правда. Поверьте – я всегда была лучшей в своем деле.
– Это произошло во время войны? – спросил Верлен, пытаясь осознать подобную жестокость.
– В юности я работала как двойной агент. Я стала любовницей наследника самой могущественной вражеской семьи. За моей работой наблюдали, и вначале мне удалось добиться больших успехов, но в конце концов меня разоблачили. Если кто-то и мог внедриться так глубоко, то только я. Посмотрите хорошенько на то, что со мной сделали, мистер Верлен, и представьте себе, что они сделают с вами. Ваша наивная американская вера в то, что добро всегда побеждает зло, не спасет вас. Гарантирую – вы будете обречены.
Верлен не мог смотреть на Габриэллу, но не мог и отвернуться. Его взгляд блуждал по извилистой розовой дорожке шрама от ключицы до бедра.
– Как можно надеяться победить их?
– Об этом, – сказала Габриэлла, надела блузку и застегнула пуговицы, – я расскажу после того, как вы отдадите мне письма.
Верлен поставил ноутбук на стол Габриэллы и включил его. Жесткий диск щелкнул, и монитор замерцал, оживая. Вскоре все файлы, включая исследовательские документы и отсканированные письма, возникли в виде иконок на красочном рабочем столе – разноцветные воздушные шары, плывущие в голубом небе. Верлен открыл папку «Рокфеллер/Инносента» и отошел от компьютера, уступив место Габриэлле. Сквозь запыленное окно просматривался тихий холодный парк с замерзшими прудами, безлюдным катком, заснеженными аллеями, укрытой на зиму каруселью. Множество такси мчались на север мимо западной части Центрального парка, развозя людей в жилые кварталы. Кругом царила обычная городская суматоха.
Верлен оглянулся на Габриэллу. Она читала письма, затаив дыхание, подавшись к экрану, как будто слова могли исчезнуть в любой момент. Зеленоватый свет монитора падал на ее лицо, подчеркивая морщинки возле рта и глаз, и придавал темным волосам фиолетовый оттенок. Она вытащила из ящика стола лист бумаги и стала что-то на нем набрасывать, не глядя ни на Верлена, ни на строчки, появляющиеся из-под ее пера. Внимание Габриэллы так пристально сосредоточилось на экране, где скан очень четко передавал все складки бумаги и замысловатый мелкий почерк матери Инносенты, что она обратила внимание на Верлена только тогда, когда он встал рядом, заглядывая через плечо.
– В углу есть стул, – сказала она. – Это удобнее, чем склоняться над моим плечом.
Верлен принес антикварный табурет для пианино, придвинул его к Габриэлле и сел.
Она протянула руку, словно ожидала, что Верлен ее поцелует, и проговорила:
– Сигарету, s’il vous plaît. [48]48
Пожалуйста ( фр.).
[Закрыть]
Верлен достал сигарету из фарфоровой шкатулки, вложил в лакированный мундштук и подал Габриэлле. Не глядя, она поднесла сигарету к губам.
– Мерси, – поблагодарила она.
Наконец Верлен раскрыл спортивную сумку, достал оттуда папку и, рискнув оторвать Габриэллу от чтения, произнес:
– Мне надо было сначала отдать вам это.
Она повернулась от компьютера и взяла у Верлена письма.
– Подлинники? – спросила она, внимательно рассмотрев их.
– На сто процентов подлинный материал, украденный из семейного архива Рокфеллеров, – ответил Верлен.
– Спасибо, – сказала Габриэлла, открыла папку и пролистала письма. – Конечно, мне было интересно, что с ними стало, и я подозревала, что они могут быть у вас. Скажите, сколько всего у вас копий?
– Все здесь, – ответил Верлен. – Подлинники у вас в руках.
Он указал на отсканированные письма на экране компьютера:
– А это сканы.
– Очень хорошо.
Верлену показалось, что она хочет сказать что-то еще. Но она молча встала, вынула из ящика банку с молотым кофе и поставила турку на горячую плиту. Когда кофе вскипел, Габриэлла поднесла турку к компьютеру и без предупреждения вылила кофе на ноутбук. Кипящая жидкость растеклась по клавиатуре. Экран побелел и погас. Компьютер отвратительно защелкал, а потом затих.
– Что вы наделали?
– Мы не можем позволить себе иметь больше копий, чем необходимо, – пояснила Габриэлла, хладнокровно вытирая руки от кофейной гущи.
– Да, но вы уничтожили мой компьютер.
Верлен нажал кнопку «Старт», надеясь, что ноутбук оживет.
– Технические гаджеты легко заменить, – сказала Габриэлла без намека на оправдание.
Она подошла к окну и прислонилась к стеклу, сложив руки на груди с самым безмятежным выражением лица.
– Мы не можем допустить, чтобы кто-то прочитал эти письма. Они слишком важные.
Она разложила пожелтевшие листы на низком столе. Всего было пять писем, каждое на нескольких страницах. Верлен встал рядом с Габриэллой, разглядывая затейливый почерк. Изящный, весь в завитушках, исключительно неразборчивый, он покрывал тонкие измятые листки нелинованной бумаги, подобно ленивым голубым волнам. В тусклом свете его было почти невозможно прочесть.
– Вы можете прочитать это? – спросила Габриэлла, склонилась над столом и повертела страницу, словно с другого ракурса почерк мог стать понятнее. – Мне очень трудно разобрать.
– Надо немного привыкнуть, – сказал Верлен. – Но да, я могу прочитать.
– Тогда вы поможете мне, – ответила Габриэлла. – Необходимо определить, содержится ли в письмах то, что нам нужно.
– Я попытаюсь, – согласился Верлен. – Но сначала я бы хотел узнать, что именно искать.
– Упоминания об особенных местах, – объяснила Габриэлла. – Местах, куда Эбигейл Рокфеллер имела полный доступ. Может быть, учреждения, которые она могла посещать в любое время. С виду невинные ссылки на адреса, улицы, гостиницы. Охраняемые места, разумеется, но не слишком.
– Это может быть половина Нью-Йорка, – сказал Верлен. – Если мне надо что-то обнаружить в этих письмах, я должен точно знать, что вы ищете.
Габриэлла уставилась в окно и начала рассказ.
– Давным-давно группу непослушных ангелов, которых называли «наблюдатели», осудили на заточение в одной из самых отдаленных областей Европы. Архангелы, которым поручили заключить их в темницу, связали наблюдателей и столкнули их в глубокую пещеру. Когда наблюдатели упали, архангелы услышали, как они кричат от мук. Это были столь великие муки, что, поддавшись жалости, архангел Гавриил бросил несчастным золотую лиру – лиру, олицетворявшую ангельское совершенство, лиру, музыка которой была настолько удивительной, что заключенные могли провести сотни лет, умиротворенные ее мелодиями. Ошибка Гавриила имела серьезные последствия. Лира принесла наблюдателям не только утешение, но и мощь. Они не только развлекались в недрах земли, они стали более сильными и честолюбивыми в своих желаниях. Они узнали, что музыка лиры дает им необычайную силу.
– Какую силу? – поинтересовался Верлен.
– Силу играть, словно Бог, – пояснила Габриэлла.
Она прикурила очередную сигарету и продолжила:
– Это явление преподавали исключительно на семинарах по небесному музыковедению самым лучшим студентам в ангелологических академиях. Поскольку Вселенная была создана вибрацией голоса Бога – музыкой Его Слова, – то, следовательно, Вселенную можно изменить, усовершенствовать или полностью уничтожить музыкой Его посланников, ангелов. Лира, как и прочие небесные инструменты, созданные ангелами, может вызвать такие изменения. По крайней мере, мы так считаем. Уровень силы этих инструментов многообразен. Наши музыковеды полагают, что при правильно подобранной частоте могут произойти многочисленные космические изменения. Возможно, небо станет красным, море фиолетовым, а трава – оранжевой. Возможно, солнце станет охлаждать воздух, а не нагревать его. Может быть, континенты населят дьяволы. Считается, что, кроме всего прочего, лира может делать больных здоровыми.
Верлен уставился на нее в изумлении. До сих пор она казалась ему вполне разумной женщиной.
– Сейчас вы вряд ли что-то поймете, – сказала она, взяла письма-подлинники и отдала их Верлену. – Но прочтите мне письма. Я бы хотела услышать их. Это поможет мне думать.
Верлен нашел самую раннюю дату – пятое июня сорок третьего года – и начал читать. Хотя стиль матери Инносенты был трудным – каждое предложение было велеречивым, каждая мысль была загнана в письмо, словно железным молотом, – вскоре он поймал ритм ее сочинений.
Первое письмо содержало лишь вежливый обмен формальностями, оно было составлено в осторожном, нерешительном тоне, как будто Инносента пробиралась к миссис Рокфеллер по темному коридору. Тем не менее странное упоминание о мастерстве миссис Рокфеллер обнаружилось даже в этом письме: «Пожалуйста, знайте, что Ваше безупречное художественное видение и мастерство импровизации отмечены и приняты». Эта ссылка очень воодушевила Верлена. Второе письмо было более длинным и более личным. В нем Инносента выражала благодарность госпоже Рокфеллер за важную роль, которую та сыграла в их будущей миссии, и – что Верлен отметил с особым триумфом – обсуждала рисунок, который миссис Рокфеллер, должно быть, вложила в письмо: «Наш восхитительный друг, нельзя не поражаться Вашим изысканным изображениям. Мы получаем их с великой признательностью и осмысливаем с благодарностью». Тон письма намекал на какое-то соглашение, заключенное между этими женщинами, хотя в нем не было ничего конкретного и, конечно, ничего о том, что план осуществился. В четвертом письме нашлось еще одно упоминание о ее мастерстве: «Как всегда, Ваша рука не ошибается, изображая то, что больше всего хочется созерцать глазу».
Верлен начал было объяснять свою теорию о рисунках миссис Рокфеллер, но Габриэлла раздраженно велела ему продолжать чтение.
– Читайте заключительное письмо, – сказала она. – То, что датировано пятнадцатым декабря сорок третьего года.
Верлен перебрал страницы, чтобы найти письмо:
«15 декабря 1943 г.
Любезнейшая миссис Рокфеллер!
Ваше последнее письмо прибыло в подходящий момент, поскольку мы готовились к ежегодным рождественским праздникам и теперь полностью готовы восславить рождение Господа нашего. Благотворительный базар, устроенный сестрами, имел гораздо больший успех, чем ожидалось, и, полагаю, мы продолжим получать много пожертвований. Ваша помощь – источник большой радости для нас. Мы благодарим Господа за Ваше великодушие и поминаем Вас в наших ежечасных молитвах. Ваше имя долго останется на устах сестер Сент-Роуза.
Благотворительная помощь, о которой Вы писали в ноябре, была с большим одобрением встречена всеми обитательницами монастыря, и я надеюсь, что она поможет нам привлекать новых членов. После трудностей и тягот недавней борьбы, великих лишений и упадка прошлых лет мы видим впереди забрезживший свет.
В то время как проницательное око походит на музыку ангелов – точную, выверенную и непостижимо загадочную, – ее сила покоится среди света. Дражайшая покровительница, мы знаем, что Вы мудро выбрали изображения. С нетерпением ожидаем дальнейшего вдохновения и просим написать как можно скорее, чтобы известия о Вашей работе воодушевили нас.
Ваша соратница
Инносента Мария Магдалена Фиори, Ассоциация Святого Духа».
Когда он читал пятое письмо, внимание Габриэллы привлекла необычная фраза. Она попросила Верлена остановиться и повторить ее. Он вернулся на несколько строк назад и прочел: «…проницательное око походит на музыку ангелов – точную, выверенную и непостижимо загадочную, – ее сила покоится среди света».
Он опустил на колени стопку пожелтевших бумаг.
– Вы услышали что-то интересное? – спросил он, стремясь проверить свое предположение об отрывках.
Габриэлла задумалась, глядя мимо него, затем перевела взгляд на окно и оперлась подбородком на руку.
– Здесь половина, – наконец сказала она.
– Половина? – переспросил Верлен. – Половина чего?
– Половина тайны, – сказала Габриэлла. – Письма матери Инносенты подтверждают то, о чем я давно догадывалась, – они работали вместе. Мне надо прочитать другую половину переписки, чтобы убедиться. Но я думаю, Инносента и миссис Рокфеллер выбирали место. За несколько месяцев до того, как Селестина привезла инструмент из Парижа, и даже задолго до того, как его нашли в Родопах, они обсуждали лучший способ сберечь его. Благодарение Богу, Инносента и Эбигейл Рокфеллер оказались умны и предусмотрительны, они нашли безопасное место. Теперь только надо понять, как они рассуждали. Мы должны догадаться, где спрятана лира.
Верлен поднял брови:
– Разве это возможно?
– Я поверю в это, когда прочту письма Эбигейл Рокфеллер к Инносенте. Понятно, что Инносента была великолепным ангелологом, гораздо более умелым, чем она показывала. Она постоянно убеждала Эбигейл Рокфеллер обеспечивать будущее ангелологии. Инструменты были предоставлены заботам миссис Рокфеллер лишь после долгих раздумий.
Габриэлла прошлась вдоль комнаты, словно движение приводило ее мысли в порядок. Затем вдруг резко остановилась.
– Она должна быть здесь, в Нью-Йорке.
– Вы уверены? – спросил Верлен.
– Наверняка знать невозможно, но думаю, что она здесь. Эбигейл Рокфеллер должна была не спускать с нее глаз.
– Вы видите в письмах что-то, чего не вижу я, – проговорил Верлен. – Для меня они лишь собрание обменов любезностями между двумя старухами. Единственный потенциально интересный элемент время от времени упоминается в письмах, хотя впрямую о нем не говорится.
– Что вы имеете в виду? – спросила Габриэлла.
– Вы заметили, как часто Инносента возвращается к обсуждению каких-то изображений? Похоже, что это рисунки, эскизы или другие художественные изображения, которые Эбигейл Рокфеллер вкладывала в письма, – пояснил Верлен. – Эти изображения должны быть в другой части переписки. Или они утеряны.
– Вы правы, – сказала Габриэлла. – В письмах есть такие упоминания, и я уверена, что ваше предположение подтвердится, как только мы прочтем вторую половину переписки. Конечно, идеи Инносенты были усовершенствованы. Возможно, посылались новые предложения. И только когда мы положим рядом всю переписку, у нас будет целостная картина.
Она взяла у Верлена письма и снова перебрала их, перечитывая так внимательно, как будто хотела запомнить до последней строчки. Затем сунула их в карман.
– Нужно соблюдать чрезвычайную осторожность, – сказала она. – Главное, что письма и тайны, о которых в них говорится, у нас, то есть далеко от нефилимов. Вы уверены, что Персиваль их не видел?
– Вы и Эванджелина – единственные люди, которые читали их, но я показал ему еще кое-что, о чем очень сожалею, – сказал Верлен, вынимая из сумки архитектурные чертежи.
Габриэлла взяла чертежи и тщательно изучила их. Ее лицо помрачнело.
– Это очень плохо, – наконец сказала она. – Это выдает нас. Когда он смотрел эти бумаги, он понял их значение?
– По-моему, они не показались ему достойными внимания.
– Тогда хорошо, – слегка улыбнулась Габриэлла. – Персиваль ошибся. Надо ехать сейчас же, пока он не начал осознавать, что вы нашли.
