Текст книги "Ангелология"

Автор книги: Даниэль Труссони

сообщить о нарушении

Текущая страница: 28 (всего у книги 32 страниц)

– Или с помощью четырех двузначных чисел, – добавил Бруно.

Его забавляло это сомнительное упражнение.

– И все числа находятся в промежутке между двадцатью и сорока, – заметил Владимир.

– В открытках должно быть что-то еще, – сказала Сейто-сан. – Эти числа слишком случайные.

– Большинству людей, – возразила Габриэлла, – они покажутся случайными. Но для Эбигейл Рокфеллер эти числа должны были формировать логический порядок.

– Где жили Рокфеллеры? – спросила Эванджелина Верлена, понимая, что вопрос относится к его области знаний. – Может быть, числа указывают на их адрес.

– В Нью-Йорке у них было несколько адресов, – ответил Верлен. – Но лучше всего известна их резиденция на Западной Пятьдесят четвертой улице. К тому же Эбигейл Рокфеллер финансировала Музей современного искусства.

– Там нет числа пятьдесят четыре, – возразил Бруно.

– Подождите, – начал Верлен. – Не знаю, почему я не обратил на это внимания раньше. Музей современного искусства был одним из важнейших предприятий Эбигейл Рокфеллер. К тому же он стал одним из первых публичных музеев и памятников, которые спонсировали они с мужем. Музей современного искусства был открыт в тысяча девятьсот двадцать восьмом году.

– Двадцать восемь – первое число в открытках, – сказала Габриэлла.

– Верно! – волнение Верлена росло. – Цифры два и восемь могут указывать на этот адрес.

– Если дело в этом, – сказала Эванджелина, – то должны быть три других тайника, где хранятся три копии лиры.

– Какие цифры остались? – спросил Бруно.

– Три и восемь, три и ноль, три и девять, – ответила Сейто-сан.

Габриэлла наклонилась ближе к Верлену.

– Может быть, – предположила она, – там переписка?

Верлен сосредоточенно нахмурился.

– Может быть, – наконец сказал он. – Музей средневекового искусства Клойстерс, который был большой любовью Джона Д. Рокфеллера-младшего, открылся в тысяча девятьсот тридцать восьмом году.

– А в тысяча девятьсот тридцатом? – спросил Владимир.

– Строительство Риверсайдской церкви должно было закончиться приблизительно в тридцатом году. Честно говоря, я никогда не считал ее интересной.

– Остается тридцать девятый год, – сказала Эванджелина.

Ожидание того, что они вот-вот сделают открытие, волновало ее, от возбуждения она едва могла говорить.

– Рокфеллеры построили что-нибудь в тысяча девятьсот тридцать девятом году?

Верлен перебирал множество адресов и дат, систематизированных у него в памяти.

– А ведь и правда. Рокфеллеровский центр, их собственное детище в стиле ар-деко, открылся в тридцать девятом году.

– Числа, сообщенные Инносенте, должны указывать на эти места, – сказал Владимир.

– Молодец, Верлен, – похвалила Сейто-сан, взъерошив ему волосы.

Атмосфера в комнате мгновенно изменилась, наполнилась беспокойным ожиданием. Эванджелина с удивлением смотрела на открытки. Они оставались в подвальном хранилище больше пятидесяти лет, и ни она, ни другие сестры даже не подозревали об этом.

– Как бы то ни было, – резюмировала Габриэлла, призывая всех сосредоточиться, – лира может находиться только в одном из этих четырех мест.

– Тогда самым целесообразным будет разделиться на группы и обыскать их все, – сказал Владимир. – Верлен и Габриэлла пойдут в Клойстерс. Там полно туристов, поэтому вынести оттуда что-нибудь нелегко. Думаю, лучше всего с этим справится тот, кто знаком с правилами музея. Сейто-сан и я отправимся в Риверсайдскую церковь. А Эванджелине и Бруно достанется Музей современного искусства.

– А Рокфеллеровский центр? – спросил Верлен.

– Сегодня там невозможно ничего сделать, – пояснила Сейто-сан. – Ведь сегодня канун Рождества. Там просто сумасшедший дом.

– Именно поэтому я думаю, что Эбигейл Рокфеллер выбрала его, – возразила Габриэлла. – Чем труднее добраться до лиры, тем лучше.

Габриэлла дала каждой группе открытку, связанную с местом, куда они направляются.

– Я очень надеюсь, что открытки помогут нам найти лиру.

– А когда мы ее найдем? – спросил Бруно. – Что тогда?

– Да, это огромная дилемма, – проговорил Владимир, проводя пальцами по седым волосам. – Сохранить лиру или уничтожить ее.

– Уничтожить? – воскликнул Верлен. – Но ведь, по вашим словам, лира не имеет цены!

– Этот инструмент не только очередной древний артефакт, – сказал Бруно. – Его нельзя просто взять и выставить в Метрополитен-музее. Его опасность намного перевешивает историческую ценность. Нет другого выбора, кроме как уничтожить его.

– Или снова спрятать, – сказал Владимир. – Есть множество мест, где можно хранить лиру.

– Мы уже пытались в сорок третьем году, Владимир, – ответила Габриэлла. – И потерпели неудачу. Хранение лиры подвергнет опасности будущие поколения, даже если спрятать ее в самый безопасный тайник. Ее необходимо уничтожить. Это совершенно очевидно. Вопрос только в том как.

– Что ты имеешь в виду? – спросила Эванджелина.

– Одно из основных качеств небесных инструментов, – пояснил Владимир. – Их создали на Небесах, и уничтожить их могут только небесные создания.

– Не понимаю, – признался Верлен.

– Только небесные создания или существа, в которых течет кровь ангелов, могут уничтожить небесный предмет, – сказал Бруно.

– Включая нефилимов, – добавила Габриэлла.

– Поэтому, если мы хотим уничтожить лиру, – вступила Сейто-сан, – нам надо отдать ее в руки тем самым существам, от которых мы хотим уберечь ее.

– Такая вот головоломка, – хмыкнул Бруно.

– Но тогда зачем вообще искать ее? – растерялся Верлен. – Вытаскивать из тайника что-то важное, только чтобы уничтожить его?

– У нас нет выбора, – сказала Габриэлла. – Нам предоставляется редкая возможность завладеть лирой. Как только она окажется у нас, нам придется найти способ избавиться от нее.

– Если она окажется у нас, – добавил Бруно.

– Мы напрасно тратим время, – поднялась Сейто-сан. – Будем решать, что делать с лирой, когда завладеем ею. Мы не можем допустить, чтобы ее нашли нефилимы.

– Сейчас почти три, – посмотрел на часы Владимир. – Встретимся в Рокфеллеровском центре ровно в шесть. У нас будет три часа, чтобы замкнуть контакты, обыскать здания и собраться снова. Ошибаться нельзя. Планируйте самый быстрый из возможных маршрутов. Необходимы скорость и точность.

Встав с кресел, они надели пальто и шарфы, приготовились выйти в холодный зимний сумрак. По пути к лестнице Габриэлла обратилась к Эванджелине:

– Несмотря на спешку, нельзя забывать об опасности нашей работы. Предупреждаю: будь очень осторожна. Нефилимы будут следить за нами. Они очень долго ждали этого момента. Инструкции Эбигейл Рокфеллер – самые ценные бумаги, которые ты когда-либо держала в руках. Если нефилимы поймут, что мы их нашли, они безжалостно нападут на нас.

– Но как они узнают? – удивился Верлен.

Он шел рядом с Эванджелиной.

Габриэлла грустно и выразительно улыбнулась.

– Мой дорогой мальчик, они точно знают, где мы. У них осведомители по всему городу. Нас ждут всегда и везде. Даже сейчас они рядом, наблюдают за нами. Пожалуйста, – повторила она, многозначительно взглянув на Эванджелину, – будь осторожна.

Музей современного искусства, Нью-Йорк

Эванджелина прижала руку к кирпичной стене, идущей вдоль Западной Пятьдесят четвертой улицы. Ледяной ветер обжигал кожу. Стеклянные окна отражали Сад скульптур, одновременно открывая вид на замысловатые произведения музея. В залах горел неяркий свет. Посетители и смотрители перемещались по галереям. Их было видно с того места, где стояла Эванджелина. Темное отражение сада в стекле было исковерканным, искаженным, нереальным.

– Похоже, они скоро закрываются, – сказал Бруно, засунул руки глубоко в карманы лыжной куртки и направился ко входу. – Нам лучше поспешить.

В дверях Бруно пронесся сквозь толпу и пробился к кассе, где высокий худой человек с козлиной бородкой и в очках в роговой оправе читал роман Уилки Коллинза. Он поднял глаза, перевел взгляд с Эванджелины на Бруно и сообщил:

– Через полчаса закрываемся. Завтра музей закрыт на рождественские праздники, снова откроемся двадцать шестого.

С этими словами он снова уткнулся в книгу, совершенно позабыв о существовании Бруно и Эванджелины.

Бруно перегнулся через стойку и сказал:

– Мы ищем кое-кого, кто может работать здесь.

– Нам запрещено раскрывать личную информацию о служащих, – ответил человек, не отрываясь от романа.

Бруно опустил на стойку две долларовые купюры.

– Нам не нужна личная информация. Мы просто хотим знать, где его можно найти.

Глянув поверх роговых очков, человек протянул руку к стойке, и купюры исчезли у него в кармане.

– Как его зовут?

– Эл истер Кэрролл, – ответил Бруно и придвинул к нему открытку, найденную в шестом письме Эбигейл Рокфеллер. – Слышали когда-нибудь о таком?

Человек осмотрел открытку.

– Мистер Кэрролл не служащий.

– То есть, вы его знаете, – с облегчением сказала Эванджелина, немного удивившись тому, что имя принадлежало реальному человеку.

– Мистера Кэрролла все знают, – сказал человек, вышел из-за стойки и повел их на улицу. – Он живет напротив.

Он указал на элегантный довоенный жилой дом, слегка покосившийся от возраста. Здание имело медную мансардную крышу с множеством больших круглых окон, налет патины делал ее темно-зеленой.

– Но он все время околачивается где-нибудь поблизости. Он из старой гвардии музея.

Бруно и Эванджелина поспешили через улицу к дому. На лестничной площадке они обнаружили имя «Кэрролл» на медном почтовом ящике: квартира девять, этаж пять. Они вызвали дряхлый лифт. В деревянной кабине пахло цветочно-пудровой эссенцией, словно в лифте недавно спускались пожилые дамы, собравшиеся в церковь. Эванджелина нажала черную кнопку с белой цифрой пять. Дверь лифта заскрипела, закрываясь, кабина покачнулась и медленно поползла вверх. Бруно вынул из кармана открытку Эбигейл Рокфеллер.

На пятом этаже было две квартиры, за обеими дверями царила тишина. Бруно нашел нужную дверь с прикрученным к ней номером девять и постучал.

Дверь скрипнула и приоткрылась. На них смотрел старик, большие голубые глаза блестели от любопытства.

– Да? – еле слышно прошептал человек. – Кто это?

– Мистер Кэрролл? – представительно и вежливо спросил Бруно, как будто стучался в сотни подобных дверей. – Простите, что помешали. Очень жаль, но нам дала ваше имя и адрес…

– Эбби, – сказал он, не отрывая глаз от открытки в руке Бруно. – Входите, пожалуйста. Я вас ждал.

С дивана спрыгнули два йоркширских терьера с красными бантами на челках над глазами и бросились к двери, лая так, словно отпугивали злоумышленников.

– Глупые девочки, – сказал Элистер Кэрролл.

Он подхватил их, сунул под мышки и понес по коридору.

Квартира была просторной, со старинной мебелью. Каждый предмет казался одновременно сокровищем и чем-то забытым, будто обстановка кропотливо подбиралась так, чтобы не обращать на нее внимания. Эванджелина села на диван, подушки еще хранили тепло собак. В мраморном камине горел небольшой, но жаркий огонь. На лакированном журнальном столике в стиле чиппендейл стояла хрустальная ваза с леденцами. Кроме аккуратно сложенной «Санди таймс» на краю стола, ничто не указывало на то, что в комнату входили в течение последних пятидесяти лет. На каминной доске Эванджелина заметила цветную литографию в рамке. Это был портрет женщины, полной и розовощекой, похожей на насторожившуюся птицу. Эванджелина сразу же поняла, что это миссис Эбигейл Рокфеллер.

Элистер Кэрролл возвратился без собак. У него были короткие, тщательно подстриженные седые волосы. Одет он был в коричневые вельветовые брюки и твидовый пиджак.

– Простите моих девочек, – сказал он, усаживаясь в кресло у огня. – Они не привыкли к обществу. У нас почти не бывает гостей. Увидев вас, они чуть с ума не сошли от радости.

Он обхватил руками колено.

– Ну, довольно об этом, – сказал он. – Вы пришли ко мне не за любезностями.

– Может быть, вы расскажете, почему мы здесь, – попросил Бруно, присоединяясь к Эванджелине на диване, и положил на столик открытку миссис Рокфеллер. – Тут нет пояснений, только ваше имя и название «Музей современного искусства».

Элистер Кэрролл надел очки. Взяв конверт, он осмотрел его вблизи.

– Эбби писала это при мне, – сказал он. – Но у вас только одна открытка. Где остальные?

– Нас шестеро, мы работаем вместе, – пояснила Эванджелина. – Мы разделились на группы, чтобы сэкономить время. У моей бабушки два конверта.

– Скажите, – спросил Элистер, – вашу бабушку зовут Селестин Клошетт?

Эванджелина изумилась, услышав имя Селестины, особенно от человека, который никак не мог знать ее.

– Нет, – ответила она. – Селестин Клошетт умерла.

– Очень печально слышать, – сказал Элистер и расстроенно покачал головой. – И еще мне жаль, что лиру ищут разные люди. Эбби дала совершенно четкие указания, чтобы лиру получил один человек – либо мать Инносента, либо, если время будет упущено, женщина по имени Селестин Клошетт. Я хорошо помню это – я помогал миссис Рокфеллер в этом вопросе, и именно я привез эту открытку в монастырь Сент-Роуз.

– Но я думал, миссис Рокфеллер была неизменной владелицей лиры, – сказал Бруно.

– О нет, – покачал головой Элистер. – Миссис Рокфеллер и мать Инносента договорились, когда вернут объекты под наше попечение, – Эбби не собиралась всю жизнь нести за них ответственность. Она намеревалась вернуть их, как только почувствует, что это безопасно, а именно в конце войны. Мы понимали, что Инносента или, если потребуется, Селестин Клошетт позаботятся о конвертах, а когда придет время, четко последуют содержащимся в них инструкциям. Это было необходимо, чтобы гарантировать безопасность объектов и безопасность человека, участвующего в возвращении.

Бруно и Эванджелина переглянулись. Эванджелина была уверена, что сестра Селестина ничего не знала об этих инструкциях.

– Мы не получали никаких особых указаний, – проговорил Бруно. – Только открытку, которая привела нас сюда.

– Возможно, Инносента не успела передать информацию до своей смерти, – предположила Эванджелина. – Я уверена, Селестина выполнила бы пожелания миссис Рокфеллер, если бы знала о них.

– Понятно, – кивнул Элистер, – вижу, планы оказались нарушены. Миссис Рокфеллер считала, что Селестин Клошетт уедет из монастыря и вернется в Европу. Я помню, что мисс Клошетт была там временным гостем.

– Она бы не смогла уехать, – сказала Эванджелина, вспомнив, какой слабой и больной была Селестина в последние дни жизни.

Элистер Кэрролл прикрыл глаза, словно обдумывая, как лучше поступить. Затем решительно поднялся с места и сказал:

– Что ж, делать нечего, надо продолжать. Пожалуйста, идемте со мной. Я хочу показать вам, какой у меня великолепный вид из окна.

Они подошли вслед за Элистером к стене с большими круглыми окнами, теми самыми, которые Эванджелина заметила еще с улицы. Внизу распростерся Музей современного искусства. Эванджелина прижала ладони к медной раме. Прямо под окнами, аккуратный и ухоженный, лежал знаменитый Сад скульптур. Его прямоугольный пол был облицован серым мрамором. В центре сада поблескивал обсидианом узкий бассейн. Там, где на мраморные плиты попадал снег, они из серых становились фиолетовыми.

– Отсюда я могу круглосуточно наблюдать за садом, – негромко объяснил Элистер Кэрролл. – Миссис Рокфеллер купила эту квартиру именно для этой цели – я охраняю сад. Я видел, как многое изменилось за годы после ее смерти. Сад переделывали и перепроектировали; выросла коллекция скульптур. Мы не могли предвидеть, что попечители посчитают необходимым так решительно все изменить. Сад Филипа Джонсона тысяча девятьсот пятьдесят третьего года – символический и современный, который знают сейчас, – стер все следы того сада, который знала Эбби. Затем, из каких-то особых соображений, сад Филипа Джонсона решили модернизировать – пародия, ужасная ошибка в приговоре. Сначала сняли мрамор – прекрасный мрамор из штата Вермонт с уникальным серо-голубым оттенком и заменили его худшей разновидностью. Позже поняли, что оригинал был гораздо лучше, но это уже другой вопрос. Мрамор снова сняли и заменили похожим на оригинал. За этим было бы невозможно проследить, если бы я не взял дело в свои руки.

Элистер Кэрролл скрестил руки на груди.

– Дело в том, что сокровище изначально было спрятано в саду.

– А сейчас? – затаив дыхание, спросила Эванджелина. – Его больше там нет?

– Эбби спрятала его в полом постаменте статуи «Средиземное море» Аристида Майоля. Она считала, что Селестин Клошетт уедет через несколько месяцев, самое большее – через год. На это время сокровище было в безопасности. Но до смерти Эбби в сорок восьмом году Селестин так и не уехала. Вскоре Филип Джонсон создал современный Сад скульптур. Я взял на себя задачу перепрятать лиру, прежде чем перевернут весь сад вверх дном.

– Это, должно быть, трудно, – сказал Бруно. – Особенно при системе безопасности в Музее современного искусства.

– Я пожизненный попечитель музея и имею туда почти такой же полный доступ, как и Эбби. Забрать сокровище было нетрудно. Я просто объяснил, что статую увозят на очистку, и забрал его. Нам очень повезло, что я это сделал, – если бы я оставил его на месте, сокровище бы обнаружили или повредили. Когда Селестин Клошетт так и не объявилась, я понял, что должен не сдаваться и ждать.

– Но ведь должны быть лучшие способы сохранить такую ценность, – возразил Бруно.

– Эбби полагала, что сокровище будет в наибольшей безопасности там, куда приходит много народа. Рокфеллеры вместе создали великолепные общественные центры. Миссис Рокфеллер, как женщина практичная, хотела использовать их. Конечно, имея такие бесценные художественные произведения, для хранения частей сокровища музеи были самыми безопасными местами на острове Манхэттен. В Саду скульптур и Клойстерсе всегда полно посетителей. Риверсайдская церковь – более сентиментальный выбор. Семья Рокфеллер построила ее на месте бывшей школы мистера Рокфеллера. А Рокфеллеровский центр – это великий символ силы и влияния Рокфеллеров. Эти учреждения отображали диапазон их власти. Разумеется, миссис Рокфеллер могла сдать все четыре части сокровища в банковское хранилище и оставить там, но это было не в ее стиле. Потайные места символичны – два музея, церковь и торговый центр. Две части – искусство, одна часть – религия, и одна часть – деньги. Вот точные пропорции, в каких миссис Рокфеллер желала остаться в памяти.

Бруно взглядом показал Эванджелине, как забавляют его речи Кэрролла, но ничего не сказал.

Элистер вышел из комнаты и вскоре вернулся с длинной прямоугольной металлической шкатулкой. Он подал ее Эванджелине вместе с маленьким ключиком.

– Откройте ее.

Эванджелина вставила ключ в замочек. Заржавевший механизм с трудом провернулся и щелкнул. Открыв крышку, Эванджелина увидела тонкую золотистую рейку на ложе из черного бархата.

– Что это? – с удивлением спросил Бруно.

– Перекладина, разумеется, – сказал Элистер. – А вы чего ожидали?

– Мы думали, – сказала Эванджелина, – вы хранили лиру.

– Лиру?

Элистер улыбнулся, как будто ему наконец-то позволили открыть тайну.

– Нет-нет, мы не прятали лиру в музее. По крайней мере, не все ее части.

– Вы взяли на себя смелость демонтировать ее? – спросил Бруно.

– Было слишком опасно скрывать ее в одном месте, – кивнул Элистер. – Поэтому мы разобрали ее. Теперь она состоит из четырех частей.

Эванджелина с недоверием уставилась на Элистера.

– Но ведь ей тысячи лет, – наконец сказала она. – Она должна быть необычайно хрупкой.

– Это удивительно крепкий инструмент, – ответил Элистер. – И в нашем распоряжении была помощь лучших профессионалов, которых можно купить за деньги. Теперь я присяду, если вы не возражаете.

Он снова привел их к камину и сел в кресло.

– У меня есть много информации, которую мне поручили передать вам. Как я уже упоминал, миссис Рокфеллер предполагала, что за частями лиры придет один человек и соберет их в определенном порядке. Она очень тщательно все распланировала. Сначала надо было прийти в Музей современного искусства – для этого она оставила открытку с моим именем, затем в Риверсайдскую церковь, Клойстерс и, наконец, к Прометею.

– К Прометею? – спросила Эванджелина.

– К статуе Прометея в Рокфеллеровском центре, – сказал Элистер и выпрямился в кресле так, что внезапно показался более высоким, более аристократичным, чем раньше. – Все было устроено таким образом, чтобы я мог дать вам определенные инструкции, советы и предостережения. В Риверсайдской церкви вы найдете человека, некоего мистера Грея, служащего семьи Рокфеллер. Эбби доверяла ему, но я искренне не понимаю почему. Нельзя сказать, остался ли он внимательным к пожеланиям миссис Рокфеллер после стольких лет – он несколько раз приходил ко мне требовать деньги по самым разным поводам. По мне, бедность никогда не была хорошим знаком. В любом случае, если сумеете, то не связывайтесь с мистером Греем.

Кэрролл вынул из внутреннего кармана твидового пиджака листок бумаги, развернул и положил на журнальный столик.

– Здесь показано точное местонахождение стоек лиры.

Он подал бумагу Эванджелине, чтобы она могла рассмотреть нарисованный лабиринт.

– Лабиринт в алтаре Риверсайдской церкви подобен найденному в Шартрском соборе во Франции, – объяснил Элистер. – Традиционно лабиринты использовались для медитаций. Для нашей цели под центральным цветком лабиринта был устроен небольшой тайник, бесшовный отсек, который можно удалить или заменить, не повреждая пол. Эбби спрятала туда стойки. Их можно извлечь, следуя этим инструкциям.

– Что касается струн, – продолжал он, – это совсем другой вопрос. Они спрятаны в Клойстерсе, и их надо получить у директора, женщины, которой сообщили о пожеланиях миссис Рокфеллер. Она знает, как поступить. Музей будет открыт еще полчаса или около того. У директора есть приказ позволить полный доступ. Если я позвоню, то доступ будет разрешен. Другого способа сделать это, не вызвав беспорядков, не существует. Говорите, ваши партнеры сейчас там?

– Моя бабушка, – сказала Эванджелина.

– Когда она отправилась туда? – спросил Элистер.

– Она сейчас будет там, – ответил Бруно, посмотрев на часы.

– Это очень плохо, – побледнел Элистер. – Поскольку все планы нарушились, кто может сказать, какие опасности ожидают ее? Мы должны вмешаться. Пожалуйста, скажите мне имя вашей бабушки. Я сейчас же позвоню.

Он снял трубку телефонного аппарата с диском и набрал номер. В двух словах он объяснил ситуацию собеседнику. Элистер говорил с директором как с хорошей знакомой, и Эванджелина поняла, что он раньше общался с ней и обсуждал подобную ситуацию. Повесив трубку, он сказал:

– Я очень рад – сегодня в Клойстерсе не происходило ничего необычного. К тайнику никто не подходил. К счастью, время еще есть. Директор сделает все, что в ее силах, чтобы найти вашу бабушку и помочь ей.

Он открыл дверцу шкафа и надел тяжелое шерстяное пальто, повязал на шею шарф. Вслед за ним с дивана поднялись Эванджелина и Бруно.

– Надо идти, – сказал Элистер, ведя их к двери. – Члены вашей группы больше не в безопасности – никто из нас не в безопасности с той минуты, когда вы взялись возвращать инструмент.

– Мы собирались встретиться в Рокфеллеровском центре в шесть, – сказал Бруно.

– Рокфеллеровский центр в четырех кварталах отсюда, – сказал Кэрролл. – Я пойду с вами. Думаю, я смогу быть вам полезен.

Назад к карточке книги "Ангелология"