Текст книги "Как погиб Запад. 50 лет экономической недальновидности и суровый выбор впереди"

Автор книги: Дамбиса Мойо

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 16 страниц)

компаний, в 1990-х и 2000-х, вплоть до сегодняшнего дня.

В докладе о научно-технических показателях за 2004 год, представленном президенту Джорджу Бушу-младшему с приложением под заголовком «Возникновение острой проблемы научно-технических трудовых ресурсов», говорится о «тревожном сокращении числа граждан США, получающих образование с целью стать учеными и инженерами, в то время как количество рабочих мест, требующих научной и инженерной подготовки, продолжает расти».

Ситуация по ту сторону Атлантики не очень отличается. Наглядным примером того, как качнулся маятник прочь от естественных наук, является нерадостный отчет политехнического факультета Гламорганского университета за 2004/05 академический год. Чтобы поощрить школьников выбрать инженерные специальности в качестве профессиональной и научной карьеры, представители кафедры посетили несколько школ Великобритании, встретились примерно с 1500 шестиклассниками и отметили, что на первый же вопрос: «Чем занимаются инженеры?» – большинство отвечало: «Инженеры ремонтируют автомобили и стиральные машины».

Как странно думать, что в Британии XXI века так называемым образованным ученикам не рассказали, что делают инженеры, – возможно, потому, что тамошняя система образования не считает инженерную профессию актуальной для современного западного общества.

Если взять дневник мальчишки за период между 1930-ми годами и 1960-ми, скорее всего, там нашлись бы вырезки из газет об инженерных чудесах, о подвесных мостах, железных дорогах и самолетах, может быть, даже принцип действия атомной бомбы. Но не сегодня. Откройте сегодняшний дневник, и на его страницах будут фотографии футбольных команд и мальчиковых групп. Британский изобретатель Джеймс Дайсон сказал об этом так: «Ребенком я разглядывал вырезки из журнала „Игл“, который писал о том, как работает все что угодно – от ракет „Бладхаунд“ до морских буровых вышек… Именно внутренности увлекали и вдохновляли… Что происходит между детством и зрелостью? Мы выдавливаем это из них. Мы клеймим позором инженерное дело и подталкиваем детей, чтобы они становились „профессионалами“ – юристами, бухгалтерами, врачами… Инженер превратился чуть ли не в ругательство. Нам говорят, что „это устаревшая область“ и что мы теперь „постиндустриальная страна“».

Кому какое дело, что Китай выпускает в четырнадцать раз больше инженеров, чем Британия. Это апатичное отношение к науке и технике пронизывает политическую структуру индустриализованного Запада. Чтобы найти американского президента с инженерным или научным образованием, приходится возвращаться к самому Томасу Джефферсону, третьему президенту Соединенных Штатов (1801–1809), который был изобретателем, садоводом, археологом и палеонтологом.

Не считая министра науки лорда Дрейсона, назначенного в 2009 году, на высших уровнях британского правительства нет ни одного инженера. При этом Ху Цзиньтао, председатель КНР, окончил Пекинский политехнический институт Цинхуа как инженер по гидротехнике, и Вэнь Цзябао, китайский премьер-министр, – тоже инженер, окончил аспирантуру.

В научном докладе ЮНЕСКО, Организации Объединенных Наций по вопросам образования, науки и культуры, в 2005 году на долю Китая пришлось почти 15% от количества исследователей в мире, а на долю США – около 23% (удивительно близко, учитывая относительное различие средних экономических стандартов). В Китае 3,22 миллиона людей заняты наукой и техникой, из них 68% (около 2 миллионов) ученых и инженеров. Это важная статистика, поскольку есть распространенное мнение, что между количеством ученых, техников и инженеров в стране и ее уровнем экономического роста и развития существует важная, положительная и тесная связь.

Конечно, в пропорциональном отношении Китай не так уж хорошо справляется (у него более миллиарда людей – 20% мирового населения), но эта общая численность показывает в ложном свете некоторые скачки в области научно-технических исследований, экспериментов и публикаций, о чем мы поговорим в следующей главе.

Делая шаг назад, можно спросить, действительно ли деиндустриализация и неизбежное сокращение рабочих мест в производстве имеет важное значение. В конце концов, может быть, это всего лишь естественное следствие экономического прогресса – результат быстрой миграции производственных профессий из богатых стран в бедные.

В классической экономической литературе часто утверждается, что существует четкая траектория экономического роста, по которой страны переходят из одной преобладающей экономической фазы в другую, и всего этих фаз три. В общих чертах, страна переходит от сельского хозяйства к производству и затем к сфере услуг, и каждая стадия примерно совпадает с повышением уровня дохода, поэтому там, где в экономике доминирует сельскохозяйственный сектор (например, в Африке), доходы, как правило, намного ниже, чем в странах, где доминирует сфера услуг (например, в США и Западной Европе). Конечно, в большой степени это ложная классификация; на практике в экономике, как в мешке, все три сектора перемешаны: например, в каждой стране есть люди, занятые в сельском хозяйстве; но, конечно, на отдельно взятом этапе экономической эволюции страны какой-то из этих секторов будет доминировать. Как бы там ни было, пожалуй, существует и четвертый сектор – научно-технические инновации и передовые технологии; уместнее будет поговорить об этом позже.

Тем не менее деиндустриализация – этот термин описывает переход от производства, скажем, к сфере услуг – часто воспринимается как свидетельство экономического упадка, так как сокращается количество рабочих мест на производстве и доля промышленности в общей занятости падает в богатых странах. Например, доля производства в общей занятости индустриализованных стран упала с 28% в 1970 году до 18% в 1994 году, то есть в Америке осталось меньше одного рабочего из шести, а в Европе – один из пяти. Британская промышленность превратилась в собственную тень. Только за последние десять лет доля промышленности в ВВП Великобритании уменьшилась вдвое – с 22% до 11%. И со времени финансового кризиса 2008 года США потеряли более 22 миллионов рабочих мест в промышленности и строительстве; в условиях мировой конкуренции едва ли их когда-нибудь удастся вернуть.

Западные правительства должны признать, что их сфера услуг обречена пойти по тому же пути, что и промышленность, которую они уступили новоявленным экономическим игрокам (Китаю, Индии, Корее, Тайваню и т. д.). Большинству британцев придется на личном опыте убедиться в возрастающей роли Индии в сфере обслуживания в виде интернет-провайдеров, телекоммуникаций, банкинга и научных исследований и разработок. Колл-центры, которые когда-то находились в британском Милтон-Кинсе, выросли по всей Индии. Это не просто компании телефонной связи или компьютерной техподдержки. Даже среди американских инвестиционных банков растет тенденция нанимать индийские фирмы для финансового моделирования и компаративного анализа.

Между тем создается впечатление, что эта ситуация застала западных политиков врасплох и они не сумели к ней подготовиться, поэтому то, что случилось с их промышленностью, случится и со сферой услуг.

Возможно, проиграв первую битву, они больше всего навредили себе тем, что вместо поиска единственной области, которая могла бы вывести их из последующих экономических бед, они по-прежнему оглядывались на промышленность – а в этом бою, если биться в нем без помощи протекционистских мер, они обязательно проиграют. Куда же следовало смотреть? Туда, где у западных стран было и пока еще остается сравнительное преимущество, – на НИОКР.

Конечно, даже если бы западные страны хотели модернизировать научно-исследовательскую деятельность, они, что характерно, проглядели те самые области высшего образования – инженерные специальности, научные, политехнические, – которые требуются для осуществления этой стратегии. Как раз когда нужны специалисты, их нет. Только большая преданность научным исследованиям и разработкам, будь то в области топлива и энергопотребления, будь то в коммуникационных или транспортных технологиях, могут сопротивляться натиску со стороны промышленности развивающихся стран и вернуть Западу потерянное место лидера экономической гонки.

Энтузиазма в прошедшие годы было достаточно; призывов к переоборудованию и переподготовке западного персонала с целью повысить его конкурентоспособность в мире и вывести из устаревшего производства на передовые границы – каковы бы ни были эти границы – от кассетных магнитофонов к портативным плеерам, CD-плеерам и «айподам». Но этого не хватило.

По данным Национального научного фонда США, производственные компании провели исследований и разработок на сумму 169 миллиардов долларов за счет коммерческого финансирования и на сумму 18 миллиардов за счет федерального; компании в непроизводительных секторах провели исследований на сумму 73 миллиарда и 8 миллиардов долларов соответственно. В частности, основная часть федеральных расходов в производственных секторах пошла на детали для компьютеров и электронных устройств (8,83 миллиарда долларов) и авиакосмическую технику и детали (5,04 миллиарда долларов), тогда как расходы в непроизводительных секторах пошли на профессиональные, научные и технические услуги, в том числе архитектуру и инжиниринг, разработку компьютерных систем и НИОКР (7,608 миллиарда долларов).

Если взять номинальные суммы, то миллиарды долларов продолжают вливаться в исследования и разработки. Но при этом и государственные программы, и частные инвестиции в модернизацию испытывали нехватку в главном, возможно, из-за опасений и неуверенности, присущей научно-исследовательским работам, – ведь никогда не знаешь наверняка, заведет ли новое направление в глухой тупик или выведет к очередному эпохальному изобретению.

Западное общество потратило тридцать лет, чтобы привлечь самые лучшие и талантливые умы в консалтинговые, финансовые и банковские услуги, но теперь, когда этот бизнес рухнул под натиском кризиса 2008 года, что будут делать эти люди? И что еще важнее, к какой деятельности подготовлено новое поколение умных и талантливых, ведь они выросли в мире, где умение оказывать услуги ценится выше той работы, которая движет вперед модернизацию производства и превратила Запад в промышленного гиганта, которым он был прежде?

Вперед по ухабам

В перспективе, в частности для Америки, если не сдержать теперешние тенденции, то рынок рабочей силы ожидает мрачное будущее. Большинство прогнозов на основе данных переписи говорят, что американские этнические меньшинства (не белые) вскоре станут большинством. По ожиданиям, меньшинства, которые сейчас составляют треть населения США, превратятся в большинство к 2042 году. К 2023 году меньшинства будут составлять более 50% от всех детей. Население трудоспособного возраста, по прогнозам, будет более чем на 50% состоять из меньшинств к 2039 году и на 55% к 2050-му. В этом же году доля меньшинств среди детей должна достигнуть 62%. Население нескольких крупнейших штатов Америки уже стало «большинством меньшинства» – так называют штаты, где расовый состав более чем на 50% не белый. В их число входят Гавайи, Калифорния, Нью-Мексико и Техас.

Ясно, что США стоят на грани значительных изменений в своем демографическом составе. Однако, несмотря на все прогнозы и несмотря на то, что невозможно отделить статистику от судьбы Америки в целом, именно эти группы остаются наименее образованными и наименее квалифицированными. 15 тысяч школьных округов и 100 тысяч школ США едва справляются с обучением американских школьников, особенно детей из не белых семей и семей с низким доходом, которые к 9-летнему возрасту отстают на три класса и из которых менее половины получают полное среднее образование.[59] У тех, кто все-таки заканчивает школу, в семь раз меньше шансов закончить колледж. В Вашингтоне, где меньшинства составляют большой процент, только 12% восьмиклассников (дети 12 лет) читают на уровне своего возраста и только 9% в конце концов поступают в колледж и оканчивают его за пять лет. В 2007 году, когда Мишель Ри, советник системы государственных школ округа Колумбия и самая отважная защитница государственного образования, заняла свой пост, учебно-методические показатели находились на жалком уровне. Общенациональная программа по оценке образовательных достижений в том году установила, что 61% вашингтонских четвероклассников владеют навыками чтения ниже базовых, то есть едва умеют читать; а 92% восьмиклассников имеют базовый уровень, то есть ниже своего класса, в математике. Во всем округе 59 О плохой успеваемости учеников из не белых семей и семей с низким доходом в Вашингтоне и образовании в общем см.: The Role of Social Entrepreneurship in Transforming U.S.A. Public Education, 14 октября 2008 года, http://www.hbs.edu/centennial/businesssummit/business-society/the-role-of-social-entrepreneurship-in-transforming-usa-public-education.pdf.

наблюдался разрыв в 57% баллов по чтению между черными и белыми, причем менее 30% афроамериканцев читали на уровне своего класса в сравнении с 87% белых. И если этого мало, то доля исключенных из старших классов составила около 50%, и всего 9% девятиклассников удалось закончить старшие классы. В отчете за апрель 2009 года под заголовком «Экономическое влияние разрыва в успеваемости американских школьников», транснациональная консалтинговая фирма McKinsey выразилась донельзя ясно: «Образовательный разрыв влечет для США экономические последствия, сравнимые с затяжной общенациональной рецессией». Далее в отчете отмечается, что если удалось бы сократить разрыв между показателями чернокожих и латиноамериканских учеников и белых учеников, то ВВП в 2008 году мог бы быть на 310–525 миллиардов долларов выше, то есть прибавить от 2 до 4%. Естественно, если ничего не изменить, сила этого воздействия только увеличится в последующие годы с учетом прогнозируемых демографических сдвигов, а именно если чернокожие и латиноамериканцы станут большей долей населения и трудовых ресурсов США.

Качество тоже имеет значение, и по всему видно, что в то время как в развивающихся странах поддерживают и поощряют учеников по их заслугам, на Западе все чаще школу рассматривают в духе эгалитаризма: повышение доступности (конечно, с расширением образовательных возможностей) даже за счет качества.

Действительно, растут опасения, что в развитых странах, таких как Великобритания и европейские страны, все больше распространяется уравнительная система образования, которая сопротивляется поиску и выделению сильных учеников, поскольку это одновременно выделит и слабых. Этой системе противостоит конкуренция за школьные места и безжалостное распределение учащихся по способностям в таких странах, как Индия и Китай, где никогда не прекращается отбор учеников.

Однако актуальность образования не ограничивается только процессом собственно обучения. Роль образования бесспорна при закладке путей к экономическим успехам, а также для гарантий общественной стабильности. Не будет натяжкой предположить, что отсутствие образовательных возможностей приводит к отсутствию экономического выбора и отсюда отсутствию социальной мобильности и надежд на будущее, что может повлечь опасный общественный раскол и недовольство.

Экономисты давно признали, какую роль играет стремление и уверенность человека в том, что он будет жить лучше, чем родители, а его дети будут жить лучше, чем он. Это ключевой фактор в действующей капиталистической модели.

Глобализация принесла свои выгоды, но и повысила конкуренцию. Как следствие, неквалифицированные рабочие на рынках развитых стран имеют (и так, возможно, будет и дальше) меньше надежд на будущее из-за большей конкуренции, так как компании становятся транснациональными и стремятся повышать эффективность за счет оптимального распределения трудовых сил (и капитала) в глобальном масштабе.

В то же время развивающиеся страны испытывают постоянные трудности с включением в планы роста беднейших слоев населения, а также стараются последовательно проводить отбор учеников в соответствии с их талантами и заслугами, так как без такого широкого подхода этим странам угрожает опасность, что возникновение небольшого очень состоятельного класса даст начало высокому уровню преступности и насилия среди тех, кому не на что надеяться. От того, как именно развивающиеся государства решат эти вопросы, в конечном итоге и зависит их будущее положение.

Говоря о трудовых ресурсах, ситуацию можно кратко очертить следующим образом: Остальные легко обходят Запад, когда дело касается предложения рабочей силы; их миллиарды погребают сопротивление под собой. В течение многих лет Остальные также доказывали умение управлять человеческими ресурсами, превращая презренный металл в золото. Есть ли что-нибудь, чего не производит Китай? Да, ему еще осталось кое-что улучшить в смысле организации и управления. Конечно, к качеству его выпускников могут быть некоторые вопросы, но китайцы уже догоняют Запад, и догоняют быстро. Они хорошо понимают свои недостатки и усердно трудятся над тем, чтобы овладеть всеми необходимыми умениями для того, чтобы сравняться с Западом, а потом и перегнать его.

Достаточно объяснить, почему в недавнем докладе Организации экономического сотрудничества и развития (ОЭСР) говорится, что США потеряли место лидера в образовании. Согласно ОЭСР, США упали в рейтинге «не потому, что опустились стандарты для выпускников колледжей в США, но потому, что быстро повысились» в других регионах. Теперь США отстают примерно от 16 стран в Европе и Азии по числу 24-летних бакалавров в естественных и технических науках. В 1960-х годах США имели самый высокий уровень заполнения старших классов школы среди развитого мира; к 2005 году они опустились на 21-е место. Что касается выпускников колледжей, то США были вторыми в 1995 году; десятилетие спустя, в 2005 году, они стоят на 15-м месте.

Боб Комптон в 2009 году снял документальный фильм «Два миллиона минут», и смотреть его нелегко. Как говорится на официальном веб-сайте: «Какова бы ни была его национальность, как только ученик заканчивает 8-й класс, часы начинают тикать. С этого момента у ребенка примерно… два миллиона минут до окончания средней школы… Два миллиона минут, чтобы заложить свой интеллектуальный фундамент… Два миллиона минут, чтобы подготовиться к колледжу и будущей карьере… Два миллиона минут, чтобы стать из подростка взрослым».

Его исследование показывает, что, если сравнить американских учеников и студентов с их китайскими или индийскими сверстниками по уровню успеваемости и количеству проводимого за учебой времени, становится ясно, что США проигрывают по всем пунктам. Журнал Economist особо говорит об этом в своей статье. В среднем школьный год в Америке составляет 180 дней, а в Азии – более 200 (южнокорейские дети проводят в школе еще на тридцать дней больше; это равно дополнительному учебному году по сравнению с их американскими сверстниками ко времени, когда они заканчивают школу). Но и на этом дело не заканчивается. Американский учебный день короче, и дети проводят в школе тридцать два часа в неделю (гораздо меньше, чем многие европейские дети, которые проводят в школе около сорока часов), и в то время как американские школьники посвящают домашним заданиям всего один час в день, китайские дети тратят на домашние задания примерно в три раза больше.

В докладе департамента образования США от 1983 года под заголовком «Страна в опасности» ясно звучала озабоченность: «Наше когда-то непревзойденное превосходство в коммерции, промышленности, науке и техническом прогрессе начинают оспаривать конкуренты во всех уголках мира… Образовательные фонды нашего общества в настоящее время разъедает прилив посредственностей, угрожающий самой нашей основе как государства и народа». Однако, за исключением сравнительно слабых усилий, например программы поддержки государственных школ «Ни один ребенок не забыт», этот призыв по большей части был проигнорирован. Исследование тенденций в международной науке и математике (TIMSS), по всей видимости, подтверждает опасения. В 1995, 1999 и 2007 годах в рамках TIMSS сравнивались успехи четвероклассников и восьмиклассников США в математике и науках с успехами учеников других стран. В последнем рейтинге показатели американских четвероклассников стремятся вниз и в математике, и в других науках.

И не только американских. Третий этап Международной программы по оценке образовательных достижений учащихся (PISA), начатой в 2008 году, демонстрирует не менее тревожную тенденцию в Великобритании. Каждые три года PISA проверяет 400 тысяч пятнадцатилетних школьников из пятидесяти четырех стран по математике, чтению и наукам; оцениваются знания и умения, необходимые молодым людям, чтобы успешно конкурировать в условиях современной глобализации. В международном рейтинге PISA по чтению Великобритания упала с 7-го места в 2000 году на 17-е место в 2008 году, а по математике с 8-го на 24-е место. Тенденция вызывает большую озабоченность.

Неправильное распределение труда: Ценовые сигналы

В июне 2009 года испанский футбольный клуб «Реал Мадрид» заплатил 80 миллионов долларов клубу «Манчестер юнайтед» за Криштиану Роналду, которого называют одним из величайших футболистов мира. В Испании его заработок доходит до 180 тысяч фунтов в неделю (примерно 286 650 долларов по курсу на октябрь 2009 года), что превышает его заработок в Англии на 120 тысяч фунтов в неделю. По другую сторону Атлантики доход Коба Брайанта, звезды баскетбола из «Лос-Анджелес лейкерс», после уплаты всех вычетов за 2009–2010 годы, как ожидается, составит 23 миллиона долларов (то есть около 442 тысяч долларов в неделю). Сопоставьте эти суммы со средней зарплатой в Великобритании 24 тысячи фунтов в год (то есть 463 фунта в неделю) и средней зарплатой в США около 45 тысяч в год (то есть 884 доллара в неделю).

Если поинтересоваться у людей, то многие на Западе сморщатся при мысли о гонорарах спортсменов, но сдержат свои чувства и отнесут эти фантастические доходы за счет понятного и неизбежного следствия свободного рынка.

Чего многие из нас не понимают, это что звездные гонорары обходятся невероятно дорого; не в смысле собственно наличных, которые получают немногие выдающиеся таланты, а в более широком смысле их цены для общества, цены, которую вынужден платить средний житель Запада. Сказочные доходы звезд прочно поселились в западном менталитете, потому что, как говорится в рекламе, они «этого достойны». Надо сказать, и в Индии есть игроки в крикет с высокими гонорарами, но они и близко не подходят к гонорарам западных аналогов.

Что мы здесь видим перед собой: высокие заработки в явно непроизводительных сферах – это очередной пример неверного распределения труда, которое еще дальше заводит Запад в экономическую трясину, очередной гвоздь в крышку гроба западной экономики, хотя его значения почти не признают и не понимают.

Как же относятся эти высокие заработки немногих счастливчиков к затянувшемуся экономическому падению Запада? Как могут гонорары Роналду или Брайанта кому-то навредить? Каким образом их везение обернулось несчастьем для Запада?

В своем бестселлере 2005 года «Фрикономика: бродячий экономист исследует тайную сторону всего» Стивен Левитт и Стивен Дабнер описывают структуру доходов у наркодилеров южного Чикаго, где главари на верхушке зарабатывают миллионы, а пешки готовы ишачить за гроши, веря, что однажды им повезет и они заработают по-крупному. Они попались на приманку – горшочек с золотом на том конце радуги. Хотя для большинства это всего лишь фантазия, как и большинство горшочков на том конце радуг.

В воображении сотен пешек микроскопическая вероятность заработать по-крупному, умноженная на количество денег, которые они могут загрести, выглядит более реальной, чем большая вероятность, что они останутся при своих грошах, умноженная на цену провала (то есть ареста, ранения или даже насильственной смерти). Это эффект лотереи – цена мечты.

Большинство, по-видимому, все-таки понимает, как работают схемы обогащения в преступном мире, но не признает, насколько они характерны и для совершенно законных сфер. Как шестерки в наркоторговле, тысячи молодых людей всего Запада, часто при искреннем поощрении со стороны родителей, мечтают стать звездами баскетбола, футбола или тенниса, смотря какие у них врожденные задатки. Однако почти всегда они не желают признавать, что для большинства дорога туда закрыта, ведь в конце концов лишь немногие попадут в Высшую лигу. На каждого Дэвида Бекхэма и Майкла Джордана есть тысячи разочарованных неудачников, которых никто никогда не увидит. Существует очевидная экстерналия – воздействие на общество того, что огромное число людей мечтает взлететь на уровень суперзвезд, но падает, вместо того чтобы развивать умения, применимые в самых разных областях.

Казалось бы, у государства есть все основания проводить политику взимания «специального» налога на высокие доходы (у спортсменов и т. п.), из которых можно было бы спонсировать тысячи претендентов, не сумевших выбиться в большие звезды. Концептуально этот налог не сильно бы отличался от экологического налога с промышленных предприятий. Если большая часть дохода игроков высшего уровня будет в виде налогов идти на общие нужды, то не только уменьшатся их доходы, но и не так много людей будет стремиться занять их место. Из теоремы лауреата Нобелевской премии Рональда Х. Коуза следует, что нужно закрепить стоимость этой экстерналии за одним субъектом деятельности и пустить ее в свободное обращение. Или, например, можно было бы взимать специальный налог с таких организаций, как ФИФА, Национальная ассоциация студенческого спорта и другие, которые создают звезд с высокими заработками.

Конечно, не только спортсмены и голливудские актеры извлекают выгоду из нерационального формирования доходов. Критике подверглись и главы открытых акционерных обществ вместе с менеджерами хедж-фондов. Однако есть одно важное различие, а именно что даже если вы не выбились в верхние 10% руководителей, брокеров и тому подобных воротил, у вас все-таки остался приличный уровень образования, математические знания и деловой опыт, которые можно использовать в других областях на благо общества в целом. Иными словами, стоимость неудавшегося менеджера хедж-фонда ниже в смысле полной стоимости для общества, чем стоимость неудавшегося баскетболиста или футболиста.

Практическая трудность состоит в том, чтобы убедить родителей принимать решения в интересах своих детей и общества в целом. Конечно, в большинстве стран развитого мира существуют законодательные структуры, которые защищают систему образования и следят за тем, чтобы дети посещали школы и их успеваемость соответствовала требуемому уровню. Однако в действительности стандарты не соответствуют заявленным целям. Сэр Терри Лихи, тогдашний управляющий сети супермаркетов Tesco и главный работодатель Великобритании, в октябре 2009 года обрушился с яростными обвинениями в адрес британских образовательных стандартов, называя их «прискорбно низкими» и жалуясь, что «таким работодателям, как мы, часто приходится подбирать крохи».[60]

60 Глава Tesco о неудовлетворительных образовательных стандартах Великобритании: http://www.dailymail.co.uk/news/article-1220140/Tesco-chief-raps-woeful-education.html.

Что касается окупаемости затрат, дело не только в том, что дети и их семьи не принимают в расчет вероятность неудачи и переоценивают вероятность успеха, но и в том, что они игнорируют цену, которую придется платить за саму возможность сделать ставку, потому что эта цена почти всегда ложится на плечи общества в целом – независимо от шансов. Самое опасное для экономических перспектив Запада – это стоимость аутсайдеров, которые, отдав свои самые созидательные годы тренировкам, чтобы добиться спортивного «золота» (которого они так и не добились), часто остаются лишь с самыми базовыми навыками чтения, письма и арифметики.

В докладе бизнес-группы Conference Board от 2006 года под заголовком «Базовые знания и прикладные умения новых участников рынка труда США XXI века с точки зрения работодателей» работодатели плачевно низко оценили уровень выпускников школ США. В ключевых категориях ответы распределились следующим образом: 53% респондентов считают, что выпускники не знают математики, 70% – что выпускники не умеют критически мыслить, 70% – что они не имеют трудовой этики и профессионализма, и 81% – что они не умеют общаться письменно. Неудивительно, что авторы предпослали докладу вопрос «Готовы ли они к работе?».

Перед нами ситуация, в которой западное общество не только толкает миллионы детей стремиться к недостижимым свершениям, которые при этом не представляют большой пользы для общества (скажем, в отличие от юристов, врачей, учителей и инженеров, на которых они могли бы выучиться), но и несет затраты от производства неуспешных и разочарованных молодых людей без всякой продуктивной цели. Так, Запад остается с новыми и новыми поколениями неудачников, которым предстоит столкнуться на рынке труда с конкурентами из остального мира, которые если и не обойдут по всем продуктивным пунктам, то как минимум устроят им серьезное испытание.

Кто же нужен западному обществу? Звезды баскетбола или специалисты по астрофизике? Еще больше инвестиционных банкиров или еще больше ученых и врачей? Как и в случае с капиталом, оптимальное распределение труда кардинальным образом влияет на отлаженную работу экономики; смысл в том, чтобы заставить его работать наиболее эффективно. Поэтому так же, как правительство США охотно предоставляет финансовым институтам бесплатный выбор в форме субсидий, которые привели к излишку банковских кредитов и излишку жилья, не принеся пользы обществу в целом, есть реальная опасность, что из-за неразумной трудовой политики и существующей системы поощрения (хотя и при частной поддержке) государство получит больше кандидатов в звезды спорта и кино, чем врачей и учителей. Неужели мы вправду этого хотим?

Из-за использования трудовых ресурсов не по назначению создалась серьезная угроза того, что, даже если промышленные страны оправятся от финансового краха, Западу будет сложно держаться вровень с растущими международными стандартами. От пищевых технологов до ядерных инженеров, от директоров школ до врачей и медсестер, вакансии существуют и в посткризисный период. В 2009 году глава британской Конфедерации найма и занятости Кевин Грин сказал так: «Если дефицит рабочей силы остался даже во время самого глубокого упадка за сорок лет, что же будет твориться на рынке труда, когда мы из него выйдем?»[61]