Текст книги "Как погиб Запад. 50 лет экономической недальновидности и суровый выбор впереди"

Автор книги: Дамбиса Мойо

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 16 страниц)

Малярия, холера и ВИЧ/СПИД – эндемические заболевания бедных стран, хотя в последние годы мир стал свидетелем возникновения новых угроз в виде атипичной пневмонии, птичьего и свиного гриппа (правда, надо сказать, что страхи не всегда были обоснованны). Все эти заразные болезни появились в доиндустриальной среде, в среде быстро развивающейся экономики, где люди и 108 Переброска Брахмапутры: http://www.haaretz.com/printedition/opinion/the-sino-indian-water-divide-1.282010.

108 Переброска Брахмапутры: http://www.haaretz.com/printedition/opinion/the-sino-indian-water-divide-1.282010.

животные находятся в тесной близости из-за перенаселения и в традиционных мелких хозяйствах. Были жертвы, но ни одна из этих высокоинфекционных болезней не мутировала до такой степени, чтобы охватить весь мир, но это, скорее всего, только вопрос времени.

Притеснения, войны, экологические проблемы, болезни, неомальтузианская нехватка ресурсов (земли, воды, энергии) и безработица без всяких перспектив трудоустройства, видимо, неизбежно будут приводить к широкой миграции. Уже сегодня около 200 миллионов людей (3% населения мира) живут за пределами родных стран; существуют вполне обоснованные страхи, что если не решить этих проблем, то глобальная миграция будет только расширяться, а количество мигрантов – расти. По оценкам ООН, на 2008 год из этих 200 миллионов около 42 миллионов были перемещены насильственно, включая 15,2 миллиона беженцев.[109]

Роберт Каплан в знаменитой статье 1994 года «Наступающая анархия» в Atlantic Monthly высказывается еще мрачнее. Он убедительно говорит о том, что «дефицит, преступность, перенаселение, межплеменная вражда и болезни» похоронят под собой развивающийся мир, и тот потащит за собой в пропасть и всех остальных. Глобальный катаклизм.

Опасность перенаселения

Болезнь может снять чудовищную жатву: вспомните чуму XIV и XV веков, которая унесла 66% жизней во Франции и 50% в Великобритании.

109 Управление Верховного комиссара ООН по делам беженцев, доклад «Глобальные тенденции» за 2008 год.

Если не случится такой же смертельной пандемии, всемирного голода или третьей мировой войны, то, по современным прогнозам, к 2050 году население земного шара превысит 9 миллиардов человек. Советники британского правительства оценивают население планеты в 8 миллиардов в 2030 году (33% теперешних 6 миллиардов с лишним). В Китае уже есть 40 городов с населением в миллион и больше человек. Косвенные следствия громадного количества людей на планете представляют реальную угрозу по многим фронтам.

Что касается урбанизации и городской миграции, то, согласно некоторым прогнозам, к 2050 году 70% людей в мире будут жить в городах. В Китае, по оценкам, около 20 миллионов человек каждый год переезжают из сельских районов в города (при такой скорости, по самым грубым подсчетам, в ближайшие десять лет им потребуется 200 миллионов новых рабочих мест). А к 2035 году около 40 миллионов человек нахлынут в крупнейший город Нигерии Лагос, который при этом расположен на нескольких островках площадью менее 100 квадратных километров.

Правда, прогнозы по населению для богатой старой Европы гораздо мрачнее. Без массового притока мигрантов, по оценке Евростата, население Европейского союза (сейчас это около 500 миллионов) будет расти все медленнее, причем, по прогнозам, в 2010 году оно начнет сокращаться и упадет примерно до 444 миллионов к 2050 году. Между тем, если верить опубликованному отчету Национального совета по разведке США «Глобальные тенденции – 2025: изменившийся мир», почти весь рост населения мира в следующие двадцать лет будет происходить за счет Африки, Азии и Латинской Америки, а за счет Запада меньше 3%. 50% африканцев имеют возраст восемнадцать лет и меньше, из них 47 миллионов сирот. Когда такое количество молодых людей входит в трудоспособный возраст или нуждается в участке земли для жизни, очень вероятно, что это создаст серьезное политическое давление.

Демографическая динамика неизбежно влечет серьезные последствия для спроса на еду и воду, который, как ожидается, возрастет на 50% и 30% соответственно к 2030 году. Исследователи неоднократно отмечали слабые места в вопросе продовольственной безопасности. Например, в Великобритании, которая сегодня производит 60% идущего на ее нужды продовольствия, всего через двадцать-тридцать лет рацион среднего британца будет весьма напоминать рацион Второй мировой войны, когда на все – от мяса до хлеба, варенья, сахара, чая, сыра, яиц, молока и кулинарного жира – были карточки. Положение между молотом и наковальней: растущий спрос на продовольствие в результате роста населения при недостатке вводимых ресурсов (воды, сельскохозяйственных земель и т. п.). Чем многочисленнее будет становиться население, естественным итогом экономического роста и сокращения бедности станет возросший спрос на белковую пищу – например, мясо и молочные продукты. Это влечет повышение спроса на воду (нужно 1000 литров воды, чтобы вырастить 1 килограмм пшеницы) и на землю (требуется до 9 килограммов зерна, чтобы произвести 1 килограмм мяса).

Логика такова: количество пахотной земли в мире не бесконечно, и за нее уже идет конкуренция. Не только отдельные люди из частного сектора, компании и фонды введут борьбу за покупку земли у государств в остающихся плодородных регионах всего мира. В статье, озаглавленной «Новый колониализм: иностранные инвесторы расхватывают африканские сельскохозяйственные земли», газета Der Spiegel отмечает всего лишь несколько подобных сделок: правительство Судана сдало 1,5 миллиона гектаров первоклассной земли государствам Персидского залива, Египту и Южной Корее в аренду на 99 лет. Кувейт арендовал 130 тысяч гектаров рисовых полей в Камбодже. Египет планирует выращивать пшеницу и кукурузу на 840 тысячах гектаров в Уганде. При том что 80% еще невозделанной сельскохозяйственной земли находятся в Африке, дело не только в конкуренции, но и в безопасности, а также в побочных эффектах в виде роста цен на еду, по мере того как ее будет становиться все меньше.

Что касается политической уязвимости, Евразийская группа подсчитала глобальный индекс политического риска (от 0 до 100, где низкий балл означает плохой результат, а высокий балл – хороший) для двадцати четырех развивающихся рынков на основании их способности справляться с внутренними и внешними потрясениями и кризисами. Самые стабильные страны (с индексом выше 80) обладают большинством следующих характеристик: эффективные государственные институты, высокая степень политической институционализации, высокая степень легитимности, здоровая экономическая деятельность и экономический курс, отсутствие серьезной антигосударственной оппозиции, немногочисленные случаи политического насилия, низкий уровень социальных, этнических и религиозных трений и редкие гуманитарные катастрофы. Пожалуй, неудивительно, что высокие баллы (в скобках) набрали Венгрия (77), Южная Корея (76) и Польша (74), а низкие баллы – Пакистан (42), Нигерия (46), Венесуэла (51) и Иран (51). Кроме того, по другим рейтингам страны с беднейшей экономикой одновременно являются самыми опасными странами мира, по порядку: Сомали, Афганистан, Ирак, Демократическая Республика Конго и Пакистан.

Компании, предлагающие страхование политических рисков, несколько снижают инвестиционный риск за счет того, что страхуют потенциальных инвесторов от враждебных действий государства, войны, гражданского конфликта и терроризма в разных странах. Таким образом, индустрия страхования от политических рисков имеет свой, основанный на рыночных условиях рейтинг самых рискованных стран мира.

Никто не говорил, что будет легко, но у Остальных есть кое-что такое, чего нет у Запада – политический характер, который помогает им принять необходимые решения, чтобы сохранить стабильность в обществе. Конечно, все эти трудности представляют в невеселом свете путь развивающегося мира к прогрессу, который может запнуться и замереть. Но в следующем разделе мы поговорим о том, что, несмотря на всю уязвимость развивающихся стран, преграды на их пути вполне преодолимы.

Политический императив

В августе 2009 года в Цзыкэтане (город с 10 тысячами жителей в китайском уезде Синхай) произошла вспышка одной из самых редких и смертельных форм чумы – легочная. Китайское правительство действовало без промедления. Власти изолировали город и поместили жителей в карантин, то есть повели себя так, как, видимо, всегда ведут в ответ на события, затрагивающие всю страну: односторонне и решительно и, как сказали бы некоторые, наступая на личные желания ради высшего блага общества.

Теперь сравните то, что случилось в том же месяце в Великобритании, где властям пришлось иметь дело со вспышкой свиного гриппа. Хотя медики предостерегли правительство об опасностях свободной раздачи противогриппозных препаратов, власти, боясь реакции избирателей, решили раздавать лекарства не просто излишние, но даже вредные, так как они могли способствовать мутации вируса и его возвращению в гораздо более опасной форме. Профессор Роберт Дингволл, член Комитета по этическим аспектам пандемического гриппа, сказал: «Власти сочли просто неприемлемым сказать жителям Великобритании, что у нас огромные запасы лекарств, но их не будет в свободном доступе».

Здесь и заключается существенная разница между образом мысли Остальных и Запада. В таких странах, как Китай, государство стоит на первом месте и правительство действует ради общего блага, даже вопреки интересам отдельной личности. Западным правительствам, наоборот, изначально присуще понятие, что права человека важнее всего.

С помощью политической тактики твердой руки и сильного аппарата развивающиеся страны могут принять и принимают сложные, нелегкие решения и обладают достаточной властью, чтобы осуществить их быстрее, чем их западные коллеги. В США, например, политическое решение должно пройти через конгресс, сенат и администрацию президента, прежде чем закон будет принят. Пока пишется эта книга, президент США ездит по стране, агитируя в поддержку программы здравоохранения, которая может принести благо миллионам американцев, но встречается с сильной оппозицией заинтересованных лиц и их сторонников. Пожалуй, так и работает демократия, но какой огромной ценой.

В Великобритании годы могут уйти на запросы и общественные слушания, прежде чем будет одобрен план строительства шоссе, электростанции или крупных проектов инфраструктуры (прошло уже шесть лет после публикации документа британского правительства о строительстве третьей взлетно-посадочной полосы аэропорта Хитроу, но полоса так и не построена).

Так или иначе, в большинстве стран Запада вновь избранное правительство может быстро изменить или отменить принятые решения, если оно придерживается других политических убеждений и взглядов. Последовательность в политике гарантирована только на то время, пока избранная власть стоит у руля. В США политический императив (не говоря уже о лобби) таков, что при выборах в конгресс и сенат раз в два года власти приходится бороться на выборах и побеждать каждые двадцать четыре месяца (плюс еще раз в четыре года президентская гонка – и риск политических перемен).

Честно говоря, рамки конституции, которая определяла США в последние три века и является предметом национальной гордости, едва ли могут измениться так, чтобы наделить государство большей властью. Похоже, однако, что США как раз и нужно больше власти, больше гибкости и меньше комитетов. Какой прок в том, чтобы в тисках финансового кризиса – экономического ЧП, которое, по мнению большинства, подкосили и страну, и мир, – президент США добивался консенсуса по вопросу отчаянно необходимого пакета мер но стимулированию экономики, прежде чем он и его советники получат возможность действовать? В ноябре 2008 года в Китае пакет мер по стимулированию экономики на сумму 596 миллиардов долларов (4 триллиона юаней) для борьбы с финансовым кризисом был принят за несколько дней. Он составил почти 15% от ежегодного объема производства и был рассчитан на два года с лишним.[110][111] Аналогично, когда в середине 2000-х вспыхнул птичий грипп, в Китае, как считается, всего за несколько дней было забито 2 миллиона птиц, чтобы предотвратить распространение эпидемии, тогда как из-за политических препирательств в США едва ли сумели забить хотя бы одну.

В пользу отлаженного процесса принятия решений у китайцев, да и во многих других развивающихся странах, есть убедительные аргументы – в первую очередь быстрота, с которой принимаются и выполняются политические решения. Но остается вопрос: одержит ли победу демократия и неприкосновенность прав личности, которые превыше всего. Вспомните, ведь доводами об экономике и общественном благе иногда оправдывали чудовищные действия и политические меры, в то время как в действительности история учит нас, что свободные люди со временем добиваются больших результатов, чем несвободные.

Перчатки сняты

В последние пятьсот лет история западного экономического господства была историей бессердечности и корысти. История военной силы Запада, его власти над миром, его влияния на мир – историей торговли или, 110 Вэнь Цзябао: «Китайский пакет мер по стимулированию экономики начинает окупаться в апреле 2009 года», агентство Синьхуа: http://news.xinhuanet.com/english/2009-04/18/content_11208884.htm

111 China Announces Massive Stimulus Package // Forbes. 9 ноября 2008 года.

скорее, целенаправленного умения извлекать из других стран, других континентов, других народов сырье, землю, людей, которые двигали вперед его экономику и, другими словами, сделали его богатым. Хотя власть переходила от одного государства к другому, будь то Венеция, или Голландия, или Испания, Франция, Великобритания или США, будь то 1760 или 2006 год, сквозь войны, болезни, политические бунты, Запад держал мир в железной хватке – безжалостный в своей решимости извлечь из остального мира что хочет, любой ценой.

Примеры грубой реальности его желаний повсюду: так, британцы вели в Китае циничную и жестокую опиумную войну, развязанную с единственной целью – для защиты прибыльной наркоторговли с Китаем, которая истощила тысячи китайцев (об этой войне молодой Гладстон сказал: «Я не знаю войны, которая была бы более несправедливой по своим причинам и могла бы более покрыть вечным позором нашу страну»[112]). Так, история Африки была историей рабства, навязанного ей не только британцами и американцами (между 9 и 12 миллионами), но и французами и голландцами, чтобы создать буквальную монополию на дешевый труд. Нефть, пшеницу, пряности – Запад получал все, чего хотел; его запросы, цена, которую он был готов платить, стояли на первом месте. Все остальное не имело значения. Страны и народы могли остаться на бобах, лишь бы потребности и желания Запада удовлетворялись.

В своей книге «Капитализм и колониальное производство» Хамза Алави пишет, что между 1793 и 1803 годами Британия выкачивала из Индии ресурсов на сумму 112 Цитата из речи Гладстона: http://en.wikipedia.org/wiki/Opium_Wars.

около 3 миллионов фунтов в год (сегодня это были бы миллиарды), и это, как замечает он, «было не только главной причиной разорения Индии… но и существенным фактором промышленной революции в Великобритании».

Что может еще нагляднее проиллюстрировать сложившуюся схему, чем история египетской хлопковой торговли? В середине XIX века хлопок в Британию в основном поставлял американский Юг, «король хлопка», основы южной экономики. Хлопковая торговля сильно пострадала во время Гражданской войны в США. Импорт резко сократился. Тогда Британия и Франция повернулись к Египту и сделали большие вложения в плантации хлопка. Египетское правительство тоже сделало большие займы у европейских банкиров и биржевиков. Торговля хлопком в Египте расцвела. Но когда Гражданская война в Америке закончилась, британские и французские торговцы без колебаний ушли с египетского рынка, ввергнув Египет в финансовую пропасть, которая привела к тому, что в 1882 году страна объявила себя банкротом.

Возможно, в то время это не казалось очевидным, но Запад навсегда лишился своей позиции неоспоримого экономического превосходства, когда в середине XX века американские и другие западные политики сознательно решили открыть свои экономики для свободного движения товаров и услуг.

В предшествующие годы до 1950-х западные экономики во главе с США в основном придерживались принципов меркантилизма и держали экономику мертвой хваткой за счет ограничения потоков капитала и труда через границы. Торговля была лишь одним из орудий в их арсенале. Западное законодательство изобиловало такими мерами, как американский закон о тарифе Смута-Хоули, налагал 60%-ю пошлину на более чем 3200 импортируемых в США товаров и материалов. Но еще раньше американские законы о тарифах от 1824 и 1828 годов защищали американские интересы от более дешевых британских товаров широкого потребления, включая изделия из хлопка.

Хотя торговые тарифы вводились с целью защитить экономическое благосостояние своего народа и были полезным орудием государственной политики, для более либерального образа мыслей, не признающего вмешательства в экономику и твердо верящего в преимущества свободного рынка, они стали объектом ненависти. Крестным отцом экономической религии, которая называется теорией сравнительных преимуществ, был Адам Смит, а десятилетия спустя на Бреттон-Вудской конференции она приобрела форму и законность.

Милости просим в реальный мир

В первые три недели июля 1944 года в отеле «Маунт-Вашингтон» города БреттонВудс в американском штате Нью-Хэмпшир проходила конференция, навсегда изменившая судьбу Америки. Больше 700 делегатов из 44 четырех стран решили установить принципы всемирной системы финансового и валютного управления. Джон Мейнард Кейнс, выдающийся британский экономист, и Гарри Декстер Уайт, в то время госсекретарь США, возглавляли обсуждение, которое заложило фундамент трех организаций: Международного банка реконструкции и развития (который обычно называют Всемирным банком), Международного валютного фонда (МВФ) и Международной торговой организации. Их цель состояла в реструктуризации международных финансов, внедрении системы многосторонней торговли и создании основы для всемирного экономического сотрудничества.

Доктрина свободного рынка, основанная на рикардианских принципах, могла бы прекрасно функционировать, если бы все страны вели честную игру, соблюдая правила. Главным образом они заключались в том, чтобы каждая страна создавала, выращивала и производила товары и услуги, которые она умеет создавать, выращивать и производить лучше всего. Это называется концепцией сравнительных преимуществ. Она предполагает, что, действуя в своих личных интересах, страны никогда не будут добиваться незаконных преимуществ за счет манипуляции имеющимися у них политическими орудиями. Это предположение мало учитывало реальность, поэтому и Всемирная торговая организация не добилась каких-то впечатляющих успехов.

Можно было бы долго рассказывать о том, как государства – западные в том числе – не обращали внимания на правила игры. Да, те самые страны, которые так активно боролись за открытые рыночные системы, оказались среди первых, кто пошел на попятную.

Результатом бреттонвудских соглашений стал политический курс, названный позднее «Сделай соседа нищим». Его применяли западные государства, стремившиеся к выгодам для одной страны за счет другой. Например, вводя торговые тарифы и квоты на импорт, такие как закон Смута-Хоули, Америка смогла (хотя бы временно) увеличить количество рабочих мест внутри страны и сбить цены по сравнению с иностранными производителями. В том же духе в 2002 году президент Джордж Буш ввел пошлину (до 30%) на импорт стали, чтобы поддержать американские сталелитейные компании.[113] А администрация президента Барака Обамы в 2009 году ввела торговые барьеры для ввоза китайских шин.

Манипуляции с обменными курсами – еще один пример того, как политические меры очень активно использовались государствами в собственных целях. Искусственно удерживая сильные позиции валюты, политики могли бороться с внутренней инфляцией за счет конкурентов, у которых слабость своей валюты вызывала собственную инфляцию.

Эти приемы отнюдь не дело прошлого. Даже сегодня Запад проводит эгоистичную политику за счет развивающихся стран, либо это американская программа сельскохозяйственных субсидий на 300 миллиардов долларов, либо общеевропейская политика в области сельского хозяйства,[114] либо европейская самолетостроительная промышленность, которая ежегодно получает миллиардные дотации. А в США в посткризисный период торговый протекционизм снова расхваливают как чрезвычайно полезный инструмент.

Это неприкрытое стремление к выгоде любой ценой не прошло незамеченным для остального мира, особенно для Китая. Китай увидел, как хорошо работает манипуляция, и отточил ее до совершенства. Известно, как долго Китай препирался с Западом из-за своей валюты (юаня), которую он искусственно удерживал на благоприятном для своего экспорта низком курсе. Многочисленные 113 О пошлинах на сталь: Behind the Steel-Tariff Curtain // Business Week. 8 марта 2002 года.

114 Европейская сельскохозяйственная политика: http://www.europa.eu/pol/agr/index_en.htm.

протесты Запада практически ничего не добились. Китай непоколебим. При всем при том протекционизм, хотя он и привлекателен как способ привлечения заемных средств на короткий срок, в конечном итоге он редко приносил хорошие результаты.

Также Китай известен отточенным владением тактикой, которая называется «гонкой уступок». При этом государство добивается экономического преимущества за счет того, что постоянно предлагает более низкую цену, чем конкуренты. Например, конкурируя за низкую стоимость труда в большинстве стран Азии, да и всего развивающегося мира, Китай постоянно заставляет соперников сбивать цены на труд, пока все они не дойдут до того момента, когда уже не смогут опустить цену, и не уйдут из бизнеса. В самой экстремальной форме такой игры победитель, уничтожив всех конкурентов, приобретает настоящую монополию и возможность отныне поднимать цены на свои товары. Сравнение цен Китая и других азиатских стран весьма красноречиво: по показателям мирового развития Всемирного банка, в 2006 году выплаты работникам в процентах от общих расходов составили 28% в Шри-Ланке, 11% в Южной Корее, 31% на Филиппинах и всего 5% в Китае.

Как говорилось выше, в результате этой циклической войны по принципу «око за око» Китай стал максимизатором объема продаж с абсолютным преимуществом, а не максимизатором прибыли со сравнительным преимуществом, которое предпочитает классическая теория Рикардо. Иными словами, в конечном итоге Китай больше заботит трудоустройство его граждан (предложение объема) и меньше – полученная прибыль. Как много раз случалось раньше, американские беды нельзя целиком возложить на совесть Китая; Америка сама отчасти выбрала свой жребий. Итак, если отбросить теории, что же должна сделать Америка? Она должна обеспечивать и обхаживать своих все менее конкурентоспособных и все более необразованных граждан и создавать для них рабочие места (в 2009–2010 годах безработица в США достигла 10%, а если считать и временно безработных, то всех 20%) – создание рабочих мест является решающим фактором.

В мире, где не все игроки подчиняются установленным правилам, порой приходится выбивать клин клином, именно поэтому, к большой досаде многих теоретиков концепции сравнительных преимуществ, на Западе (и особенно в Америке) все громче раздаются голоса сторонников протекционизма. Какой смысл играть по правилам свободного рынка, когда реальность требует некоторой доли протекционизма, чтобы просто выжить.

Хотя Китай не всегда вел честную игру (а может быть, и не собирается – зачем? Это не в его интересах), открытие американского рынка капитала в рамках бреттонвудских соглашений заложило основы для сегодняшнего положения, когда американские корпорации стали сильнее американского правительства. Такая передача власти предопределила судьбу Америки.

Цель государства в управлении: оно принимает законы, ведет войны, подписывает договоры (торговые и другие) и, что самое важное, действует от имени своих граждан. В течение столетий, хорошо это или плохо, именно этим и занимались западные государства. Но после бреттонвудских соглашений произошло нечто такое, чего никто не сумел предвидеть. Медленно, но наверняка власть утекла из рук американского правительства и перетекла в руки корпораций. Когда расцвела мощь Америки, так же расцвели силы, размах и финансовая мощь ее главных корпораций. К 1955 году они превратились в настоящих китов экономики: General Motors (№ 1), доход 9,82 миллиарда долларов, Exxon Mobil (№ 2), доход 5,66 миллиарда долларов, и US Steel (№ 3), доход 3,25 миллиарда долларов.[115]

Но, в отличие от государства, компании действуют не от имени всех граждан, а в интересах своих акционеров.

Когда американские политики решили открыть счета капитальных активов, тем самым позволив капиталу неограниченно двигаться через границы, Америка встала на путь к пропасти. Весь доход на американский капитал, инвестированный за рубежом, оказался в карманах акционеров, а они не чувствовали себя обязанными вкладывать деньги в Америку в интересах страны, им достаточно было просто положить деньги в надежные частные банки за границей. Вот вам прелесть глобализации.

В поисках дешевого труда международные корпорации не упускали возможностей и строили заводы на краю земли, создавая рабочие места не для Запада, а для остального мира. Единственное, чем интересовались корпорации, – это прибыльность предприятия и доходность капитала акционеров, даже еще меньше связанных со своей страной.

То, что начиналось как ряд с виду весьма разумных и безобидных политических решений, превратилось в то, что фирма GaveKal Research назвала «платформенными компаниями» – корпорациями (в основном американски115 Рейтинг Fortune 500 за 1955 год: http://money.cnn.com/magazines/fortune/fortune500_archive/full/1955/.

ми), которые разрабатывают и продают концепции на Западе, но всю черную работу – трудоемкое производство, транспорт, строительство и т. д. – осуществляют в развивающемся мире. Схема работоспособна, если только нет незаконной передачи интеллектуальной собственности.

США должны позаботиться о том, чтобы доходы от потребления шли наибольшему количеству ее граждан. В последние десятки лет прибыли попадали в США через прибыли платформенных компаний, часто в форме доходов на капитал. В то время как прибыли от труда и интеллекта (то есть идеи и знания) идут остальному миру, прибыли на капитал, которые получает Запад, приносят пользу лишь небольшой группе акционеров и оседают в одном месте. Но и это не все. Самое опасное – это что доходы на капитал уходят к корпорациям и богатым людям, то есть наверняка покинут страну.

Потом есть прибыли, огромные прибыли американских компаний. Однако эти прибыли редко накапливаются в государственных сундуках. Сравните с государственными суверенными фондами благосостояния в развивающемся мире, куда собираются все полученные доходы на капитал и откуда они потом идут на пользу страны по усмотрению государства. Часто можно слышать, что средства из этих государственных денежных фондов идут на крупные инфраструктурные проекты, строительство школ и больниц.

Конечно, нет ничего невозможного, но США будет очень трудно загнать джинна рикардианской политики обратно в бутылку.

Спиритический сеанс: Что готовит будущее

В настольной игре «Риск» участники воспроизводят битву за мировое господство. Цель игры – управляя армиями, захватить чужую территорию и окончательно уничтожить остальных игроков. Как и настоящая жизнь, эта игра полна риска и вероятностей.

Экономически мир устроен примерно так: у США и большей части Западной Европы заканчивается капитал, динамика трудовой деятельности ослаблена (население стареет, падают стандарты образования), они все больше выпускают из рук монополию на технический прогресс, которой когда-то владели. Остальной мир во главе с Китаем на подъеме, у них есть деньги в банках и превосходные перспективы в смысле труда и энергии, чтобы возглавить технологическую гонку.

Каким станет мир через тридцать лет? Есть четыре возможных сценария – и все они вращаются вокруг важнейшей экономической оси Китай – Америка.

Сценарий 1: статус-кво сохраняется

Если ничего не случится, если рост и структурные изменения в экономике будут и дальше идти по тому же пути, будьте уверены: Америка вместе с самыми передовыми европейскими экономиками к концу XXI века будут с трудом тащиться где-нибудь в лучшем случае во втором ряду. Как ни тяжело в это поверить, как ни неприятно это осознавать, но, если ничего не изменится, это несомненный факт.

Такое недоброжелательное мнение поддерживают многие экономические прогнозы, как, например, прогноз инвестиционного банка Goldman Sachs, по утверждению которого уже к 2050 году из числа теперешних экономических лидеров только США останутся среди пяти крупнейших экономик мира (остальные – Китай, Бразилия, Индия и Россия).

За последние полвека остальной мир во главе с Китаем проводил сознательный, систематический и высокоэффективный курс, предпочитая экономить, а не потреблять, и вкладывать в производство, а не брать на себя стоимость охраны порядка во всем мире (например, патрулирование международных войск и миротворческая деятельность), как это часто делал Запад. Пока Запад изобретал стратегии, чтобы господствовать над миром, экспортировать свою идеологию, вести международные войны, бороться с коммунизмом и поддерживать союзников (с любыми убеждениями), наполнять мир финансовой и военной помощью, расширяя сферу своего влияния, остальные не теряли времени даром – они создавали свою оборону, принимали правила западной экономической игры и готовились перехитрить его и стать престолонаследниками всемирного экономического царства. Все признаки свидетельствуют о том, что они не отступятся от своих намерений.

Западу не привыкать к потрясениям и конфликтам. Фактически они питают его политическую систему, экономическую динамику и красноречие ораторов. Послевоенным западным демократиям (особенно американской) не терпелось вторгнуться в остальной мир на всех фронтах сразу: военном, политическом, идеологическом и даже финансовом. Они патрулируют моря, финансируют войны, продвигают свой политический, социальный и экономический образ жизни как образец для подражания. Они готовы, если воспользоваться знаменитой фразой президента Кеннеди, «заплатить любую цену, вынести любую ношу, преодолеть любые трудности» ради того, чтобы их важный голос громко звучал на мировой сцене. Но цена этой стратегии для экономики все растет, и растет очень быстро.