Текст книги "Как погиб Запад. 50 лет экономической недальновидности и суровый выбор впереди"

Автор книги: Дамбиса Мойо

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 16 страниц)

Всё для всех

Запад теряет свое технологическое превосходство и еще в одном – в области инвестиций в НИОКР. Как подробно говорилось раньше, результаты научных исследо72 http://www.wipo.int/portal/index.html.en.

ваний и разработок, которые десятилетиями финансировал Запад, то и дело отдаются совершенно бесплатно. Хотя на первый взгляд этот акт мнимой щедрости приносит благо всем, он обходится в огромную цену и действует во вред мировому сообществу в целом. Отлаженная система НИОКР лучше всего работает, когда доходы и выгоды, получаемые от эффективной продажи современных технологий, можно использовать для финансирования завтрашних инноваций. Однако в системе, где разработки раздаются бесплатно, доходов для финансирования будущих прорывов просто нет.

И тем не менее Запад продолжает щедро делать миру множество подарков. Запад поддерживал порядок на морских путях, создал сравнительно высокие социальные и природоохранные стандарты, а США почти в одиночку остановили распространение коммунизма, одновременно отстроив Европу после войны. Например, в 2007 году расходы США на оборону в процентах от ВВП приблизились к 4%, а в Великобритании к 2,5%. В Китае (который, вероятно, в 2010 году станет второй крупнейшей экономикой мира) военные расходы в процентах от ВВП застыли в районе всего 1%.

Щедрость Америки часто изображается как моральный крестовый поход, но так или иначе все это стоит больших денег. Нигде это не видно так же ясно, как в фармацевтической индустрии.

Каждый год лекарственная промышленность тратит миллиарды долларов на разработку лекарств от разнообразных болезней – ВИЧ/СПИД, рака, сердечно-сосудистых заболеваний и т. д. Даже после проведения исчерпывающих испытаний в лабораториях на животных и, наконец, на людях многие попытки терпят неудачу, прежде чем эффективное лекарство ляжет на аптечные полки. Порой на этот процесс проб и ошибок уходит больше десятка лет. И несмотря на всю эту долгую работу, к сожалению, надо признать, что лишь небольшая доля научных разработок превращается в настоящее лекарство, которое можно купить в магазине.

Сегодня бесспорный лидер в глобальных фармацевтических исследованиях и разработках – разумеется, в смысле потраченных денег – это США.

По данным научного доклада ЮНЕСКО от 2005 года и Института статистики ЮНЕСКО, 1,7% мирового ВВП было израсходовано на научные исследования и разработки – примерно 830 миллиардов долларов. Доля Северной Америки в этих затратах составила 37% (в основном США, только их доля составила 35%). Европа остановилась на 28,7% позади Азии, которая потратила 31,5% – кстати, Япония вложила 12,8%, а Китай 8,7%. Вклад Китая возрос с 3,9% в 1997 году. Вклад Латинской Америки (2,6%) и Африки (0,6%) в основном незначителен.

Из доклада 2005 года следует, что США потратили на биомедицинские исследования примерно 5,6% своих общих расходов на здравоохранение, – больше любой страны мира. При этом государственные субсидии на промышленные НИОКР значительно снизились со своего пика 40% в 1953 году до всего лишь 10% в 2000 году. Как отмечает Business Monitor International, в 2008 году фармацевтические расходы в США на душу населения составили 1018,2 доллара в сравнении всего с 27,6 доллара на человека в Китае. Франция, которая шла второй после США в фармацевтических расходах на душу населения, потратила 784 доллара, то есть на 200 с лишним долларов меньше.[73]

В 2001 году общая сумма капиталовложений в промышленные исследования и разработки в США составила 181 миллиард долларов и 17 миллиардов долларов (всего 199 миллиардов в сегодняшних долларах) корпоративного и федерального финансирования соответственно. В 2000 году промышленность профинансировала 66% и осуществила 72% научно-исследовательских работ в США. Помимо федерального и частного финансирования, в исследованиях и разработках также в определенной степени (хотя и в меньшей) участвуют другие организации, такие как университеты, администрации штатов и некоммерческие организации. По данным ЮНЕСКО, частная промышленность США преобладает в исследованиях и разработках, причем с десятикратным увеличением расходов с 18,9 миллиарда долларов в 1953 году до 199,6 миллиарда в 2000 году. Но не только частные деньги спонсируют науку и разработки. В последние несколько лет суммы, предназначенные специально для федерально финансируемых научно-исследовательских центров, составляли около 5 миллиардов долларов в год. Из 21 важнейшего лекарства, выпущенного между 1965 и 1992 годами, 15 были разработаны на основе открытий и технологий, сделанных в рамках федерально финансируемых исследований.[74]

73 Hamilton Moses III et al. Financial Anatomy of Biomedicai Research // Journal of the American Medical Association. 21 сентября 2005 года, http://www.jama.ama-assn.Org/cgi/content/full/294/l 1/1333.

74 US Joint Economic Committee, The Benefits of Medical Research and the Role of the NIH, 2000.

Хотя США остаются лидером в расходах на исследования и разработки, федеральная доля в общих расходах США неуклонно снижается примерно с 65% в 1965 году до примерно 25% в 2000 году. Государственные субсидии на промышленные разработки тоже существенно снизились с пика в 40% в 1953 году до всего лишь 10% в 2000 году.

Несмотря на все эти инвестиции, несмотря на то, что большинство лекарств строго охраняются патентами, которые должны защищать права разработчика и его изобретение по крайней мере 50 лет (компания Pfizer, владелец патента на Lipitor, средство против холестерина и самое продаваемое лекарство в истории, владеет патентом всего на 14 лет – с 1997 по 2011 год), многие лекарства выходят на развивающиеся рынки в виде недорогих непатентованных аналогов. Эти имитации потребляют и производят в развивающихся странах за малую толику от общих затрат на их разработку и производство. Эти имитации целиком отнимают у производителей лекарств не только сегодняшний рынок, но и завтрашний, так как дешевые копии наводняют те самые регионы, где на них самый большой спрос.

Для многих производителей лекарств, вкладывающих миллиарды долларов и миллионы человеко-часов в разработку нужных лекарств для насущных проблем, это означает, что они никогда не смогут сполна возместить свои расходы. Иными словами, часто выходит так, что западные страны как бы обязаны субсидировать здоровье мира, не требуя, чтобы он делил с ними определенные расходы. Когда дело касается фармацевтической промышленности, такое впечатление, что «прибыль» превратилась в неприличное слово. Хотя эти компании пока еще имеют возможность зарабатывать деньги, они находятся под постоянным давлением, которое вынуждает их минимизировать прибыли в пользу благотворительности и тем самым уменьшает ресурсы на проведение дальнейших разработок.

Традиционные западные компании не смогли предотвратить наплыв лекарств по бросовым ценам. Во всем мире неимущие покупают (и поступают очень разумно) непатентованные лекарства, потому что они самые дешевые. И для них несущественно, снизят или нет большие американские и европейские фармацевтические гиганты цены на лекарства, – покупатели дешевых копий не заметят разницы. Западные компании никогда не смогут продавать лекарство по более низким ценам, чем индийские, бразильские и китайские.

Почему бы тогда не построить фабрику в Бразилии или другом подобном месте, где все стоит дешево? Именно потому, что западные компании не смогут заработать достаточно денег, чтобы сохранить приличный уровень дохода. В 2009 году глава GlaxoSmithKline, ведущей британской компании по производству лекарств, пожаловался, что прибыль, полученная компанией от наименее развитых стран, составила меньше 10 миллионов долларов (5 миллионов фунтов) против реальных миллиардных затрат на исследовательскую работу, производство и продажи.[75] Долго так продолжать невозможно, и в конце концов проиграют все. Западные фармацевтические компании, которые находятся на переднем крае медицинских инноваций, уже тратят больше времени на средства против тех вариантов ВИЧ/СПИД, которые распростране75 http://www.guardian.co.uk/katine/2009/aug/12/katin-glaxosmithkline-andrew-witty-pharmaceuticals.

ны на Западе, а не тех, которые чаще встречаются в бедных и развивающихся странах, так как исследования первых окупятся. Таким образом мы получаем коллективную потерю ресурсов, поскольку компании начинают проводить одинаковые исследования в области, скажем, рака, сердечных заболеваний, таких же разновидностей ВИЧ/СПИД и т. д.

В дальней перспективе Америка и Запад не могут позволить себе быть опекунами и спонсорами всего мира; как и в других общественных благах, они должны занять более агрессивную позицию, чтобы заставить остальных взять на себя часть реальной стоимости научно-исследовательских работ. В настоящий момент остальной мир получает все плюсы и фактически никаких минусов. У Запада при этом сплошные минусы. Эта проблема иждивенчества в научно-исследовательских работах усугубляет ситуацию, когда США имеют устойчивый и, видимо, непосильный дефицит по текущим операциям. В то время как США платит полную цену за товары и услуги, импортируемые из Китая и других стран, они получают лишь долю средств, которые могли и должны были заработать на экспорте своих многочисленных фармацевтических и других технологических разработок. Все это только ухудшает внешнеторговый дефицит. Однако есть некоторые подвижки в верном направлении с целью восстановить нарушенное равновесие.

9 февраля 2007 года Фондом Билла и Мелинды Гейтс вместе с правительствами Канады, Италии, Норвегии, России и Великобритании внесено 1,5 триллиона долларов в запуск первой Инициативы предварительного обязательства по будущим закупкам, созданной для того, чтобы сделать новые вакцины более доступными. Такие обязательства по будущим закупкам предназначены для того, чтобы рынок вакцин, фармацевтических препаратов и лекарств (особенно лекарств, которые часто не получают должного внимания со стороны научных исследований с самыми большими (частными) бюджетами) в развивающихся странах сравнился по величине и предсказуемости с рынком развитых стран. Безусловно, радостное нововведение в области охраны здоровья.

Запад был уверен, что всегда будет в выигрыше за счет своего экономического превосходства, – и ошибся. Технологии, придуманные и созданные во благо Западу, в конечном итоге даром перешли в чужие руки и были использованы против него. Может быть, Запад обманом завлекли в ловушку? Забудьте про коммерческий шпионаж или исход западных компаний в дешевые регионы, западные промышленные гиганты в собственных странах просто заснули у руля. Дело не просто в том, что китайцы украли технологию, которая помогла им увеличить производительность, и не в том, что американские корпорации передали в чужие руки свои заводы и ноу-хау (что неизбежно усугубит проблему), а в том, что западные компании со временем добровольно уступили свои лидирующие позиции.

Инновационная близорукость

18 ноября 2008 года главы трех американских автомобильных гигантов – General Motors, Ford Motor Company и Chrysler – обратились к американскому конгрессу с отчаянной просьбой о пакете субсидий для их спасения. Три компании – когда-то мощнейшие корпорации США – были вынуждены обратиться к правительству за деньгами. Как это могло случиться? Главным образом, дело сводится к тому, что они сознательно и последовательно закрывали глаза на технологический прогресс.

По-видимому, эти корпорации годами совершенно игнорировали тенденции рынка и климатические изменения и боролись против более экологичных топливных стандартов. Главная тройка Америки будто в сомнамбулическом состоянии пережила десятилетие перемен, тогда как их иностранные конкуренты – Nissan, Toyota – тратили время и деньги на производство машин, которые могли удовлетворить вкусы и потребности XXI века. Уже в 1950-х годах, во времена господства американской автомобильной промышленности, как заметил историк Дэвид Холберстем, «инженеры [автомобильной] промышленности в основном сидели без дела, а их мастерство никому не было нужно. Так, за все это время американская автопромышленность ничего не сделала для того, чтобы усилить свою лидирующую позицию в технологии и еще больше обогнать конкурентов. Вместо этого она предпочла возиться со стайлингом», предлагая новые плавники и разнообразные сочетания цветов в каждой ежегодной модификации. Главный дизайнер General Motors Харли Эрл назвал это «динамическим устареванием».

Поэтому неудивительно, что их восточные конкуренты настолько расцвели, тогда как доходы американских корпораций упали. Упали до такой степени, что осенью 2008 года General Motors предупредила о том, что вскоре пойдет по миру, как и случилось через несколько месяцев, к самому Рождеству. За десятки лет руководители последовательно уводили автомобильные компании с первых мест на последние.

Правда, некоторые говорят, что Ford, Chrysler и General Motors просто отражали американский дух, который всегда хочет больше и крупнее, и непоколебимую уверенность, что можно иметь все, и без каких-либо последствий (какое-то время такая стратегия работала). Таким же образом призыв автомобильных компаний к американскому конгрессу всего лишь еще ярче разоблачил их нежелание смотреть в лицо действительности.

Когда в 2008 году они обратились с просьбой о вливании 25 миллиардов долларов американских налогоплательщиков, уже было совершенно ясно, что какие бы суммы они ни получили (8 декабря 2008 года конгресс одобрил дотацию в 15 миллиардов долларов), они лишь отсрочат крах. Chrysler и General Motors признали это, раскрыв, что им нужны были 2 миллиарда и 4 миллиарда соответственно еще до конца года, чтобы просто остаться на плаву. Почти наверняка ни единый цент не пошел на то, что действительно было необходимо, – на новые разработки. Если уж на то пошло, упадок американской автопромышленности шел параллельно сокращению инвестиций в исследования и разработки. Это сокращение не меньше экономического спада с самого начала поставило трех гигантов американской индустриализации на наклонную дорожку.

Чем еще, кроме добровольной слепоты, можно объяснить, что автопроизводители рекламировали «хаммер», пожирающий бензин, и здоровенные внедорожники, когда большинство людей в мире переходили на компактные и экологические машины? Самый наглядный пример – это как американские автокомпании не смогли предвидеть спрос на более чистые, маленькие, экологичные электромобили.

В прошлом веке Запад шел во главе технического прогресса, но кто займет его место в новом?

Достаточно только посмотреть на количество патентов, зарегистрированных в Америке азиатскими изобретателями, чтобы увидеть, в какую сторону смещается равновесие. Патентная и лицензионная деятельность считается одним из главных показателей технологического развития. Да, США во многом еще сохраняют ведущую роль, но страны-соперницы из остального мира на подходе. В 1978 году от южнокорейских изобретателей поступило всего 13 патентных заявок. В 2008 году их стало уже 8731. Число патентных заявок в Китае увеличилось на 33% всего за год с 2004-го по 2005-й, выведя его на третье место в мире. А с 1991 по 2001 год количество китайских патентов, выданных американским Бюро по регистрации патентов и товарных знаков, возросло на умопомрачительные 373% (с 63 до 293) по сравнению с 73% роста американских (с 51 703 до 89 565); конечно, надо учитывать, что Китай начинает с довольно низкого старта, тогда как исходная точка у США довольно высока. Тем не менее количество патентных заявок из развивающихся стран демонстрирует явную тенденцию к росту. Остается только думать, что развивающиеся страны будут лидировать в области инноваций. Конечно, едва ли можно сказать, что само по себе это плохо.

Что-то творится на кухне

Вместе с капиталом и трудом технологии тоже использовались не по назначению.

Безусловно, в последние века именно технологический прогресс был двигателем западного экономического превосходства. Однако существует очевидная граница, после которой оно может зайти слишком далеко, граница уменьшения дохода, когда польза от повышения эффективности перестает идти во благо обществу в целом; по сути дела, оно может обойтись слишком дорого.

Представьте себе кухню, где утварь, специи, посуда валяются без разбору. Повар на этой кухне будет половину времени тратить на поиск нужных вещей, а не на приготовление пищи. Поэтому ему имеет смысл навести порядок: чтобы кастрюли и сковороды лежали в одном месте, специи – в другом, а ножи – в третьем. Тогда он сможет легко найти нужное и приняться за работу.

Однако наступает момент, когда дальнейшая организация рабочего места уже не увеличивает его результативности как повара. Если расставить сковороды так, чтобы их ручки находились ровно под углом 45 градусов, а специи на полке по размеру и этикетками вперед, на первый взгляд можно подумать, что повару будет еще удобнее, но на самом деле время, потраченное на расстановку, увеличивает стоимость гораздо больше и сводит на нет все выгоды от повышения эффективности, которые она могла принести повару.

То же вы видим в сделках с акциями и облигациями, которые технология сделала очень быстрыми и эффективными.

Если трейдер А хочет продать долю в General Electric по цене 15 долларов, технология дает ему возможность найти (или не найти) подходящего покупателя Б всего за несколько секунд и тут же совершить сделку через компьютер. Но технология может зайти слишком далеко – я имею в виду так называемый высокочастотный трейдинг.[76]

Вернемся к трейдеру А и трейдеру Б. Между двумя людьми произошла простая транзакция, которая заняла около пяти секунд. Что же сделали финансовые институ76 Paul Krugman. Hyper-efficient markets // New York Times, 76 Paul Krugman. Hyper-efficient markets // New York Times, http://www.nytimes.eom/2009/09/06/magazine/06Economic-t.html.

ты? Они создали сверхбыстрые компьютерные системы, которые работают с такой скоростью, что реагируют на намерение трейдера А продать и намерение трейдера Б купить, прежде чем те увидят друг друга. Тогда эти высокочастотные трейдеры могут вмешаться, купить и продать все, прежде чем произойдет «нормальная» транзакция, и между тем получить доход за счет комиссии и с продавца, и с покупателя за их непрошеное, но при этом совершенно законное участие. По недавней оценке консалтинговой компании Tabb Group, на высокочастотный трейдинг приходится целых 73% ежедневного объема капитала в США, и эта доля выросла с 30% в 2005 году. В США траты на банковские информационные системы достигнут 43,5 миллиарда долларов в 2009 году по сравнению с 42,9 миллиарда в 2008 году, по данным бостонской исследовательской фирмы Celent LLC.[77]

Так что же сделала эта технология, кроме как ввела посредника и дала возможность больше заработать и быстро заработать. Зачем нужно это техническое улучшение? Общество несет значительные расходы по меньшей мере по двум статьям: во-первых, сборы, которые платят биржи брокерам за участие, было бы лучше пустить на продуктивные инвестиции; и, во-вторых, обещание большого вознаграждения создателям более крупной, быстрой и технически продвинутой мышеловки отвлекает самые талантливые и творческие умы от таких вопросов, как решение энергетических проблем, исследования рака или производство продовольствия во благо всего общества (а не кучки людей). Это не довод против свободы 77 Расходы банков на информационные технологии: http://searchfinancialsecurity.techtarget.com/news/1345047/Bank-IT-spending-willgrow-only-slightly.

рынка – это лишь объяснение, как можно принести пользу всему обществу.

Итак, возвращаясь на кухню, зацикленность на гиперэффективности финансовых рынков не только предлагает лишь отдельные незначительные выгоды, которые в лучшем случае имеют минимальное значение (понятие убывающей доходности), но и влечет дополнительные расходы (для общества).

В последние десять лет производительность в США увеличилась, но примерно за тот же период в Китае зафиксирован самый быстрый в мире рост производительности. Хотя США, бесспорно, остаются глобальным лидером технического прогресса, что повышает производительность и эффективность в применении как труда, так и капитала, возникают тревожные тенденции увеличения инвестиций в повышение производительности, когда все выгоды идут относительно небольшому сегменту населения, зачастую не принося прямой или широкой пользы обществу. Например, миллиарды долларов направляются сейчас в крупные инвестиции в таких технических областях, как высокоэффективный трейдинг (с явно низкой экономической пользой), вместо, допустим, инвестиций в такие важные сектора, как энергоэффективность, продовольственная безопасность и здравоохранение.

Здравоохранение

Хотя в основном технологии распределяются по финансовым секторам, над горизонтом быстро восходит то, что сэр Джон Олдем, врач и советник правительства Великобритании по вопросам перспектив здравоохранения, назвал «цунами медицинских нужд».

По его оценке, между 2010 и 2050 годами количество людей в возрасте 65 лет и старше увеличится на Западе на 252%. Почти одновременно на 164% увеличится количество пациентов с диабетом, причем больше всего увеличится число больных диабетом типа 2, который связан с образом жизни, в частности с питанием. И в довершение всего с 2010 по 2014 год (всего через четыре года после того, как выйдет эта книга) 60% легиона диабетиков (то есть большинство) будет иметь более одного хронического заболевания, в том числе, но не исключительно, хронические заболевания сердца, мышечные и сосудистые проблемы и неврологические осложнения. Следовательно, хотя мы и продлеваем людям жизнь, но одновременно удлиняется продолжительность их болезней. В Великобритании 75% больничных пациентов уже страдают от хронических заболеваний.

Поразительно, какое это бремя расходов. А демографические сдвиги неумолимы. В 2010 году 70% средств на здравоохранение и соцобеспечение в Великобритании должны быть потрачены на пациентов с хроническими заболеваниями, а две трети экстренных случаев связаны с обострением этих заболеваний. Данные по болезни Альцгеймера тоже отрезвляют. По оценкам, в 2010 году стоимость деменции для мира составляет 604 миллиарда долларов. Примерно 70% расходов приходятся на Западную Европу и Северную Америку. По прогнозам ассоциации болезни Альцгеймера в США, количество американцев в возрасте 65 лет и старше, которые больны или заболеют болезнью Альцгеймера, увеличится с 5,1 миллиона в 2010 году до 13,5 миллиона в 2050 году. За тот же период затраты на уход за больными, как ожидается, взлетит на чудовищную высоту в 1 триллион долларов. Так как увеличилась продолжительность жизни, то расходы, связанные с возрастными недугами, не могут не лечь изнурительным бременем на экономику. По прогнозам McKinsey, к 2065 году расходы на здравоохранение в США составят 100% ВВП страны, а вскоре их догонит Япония и главные европейские страны. Поскольку в силу своей природы такое положение дел не может тянуться вечно, что-то должно сломаться.

При теперешнем положении дел выбор кажется довольно ясным, хотя и нелегким. В следующие годы государства будут вынуждены меньше тратить на медицину и встретить политическими мерами реакцию недовольства на такое решение. Также неизбежно пострадают и другие (финансируемые государством) связанные сектора экономики, такие как образование, инфраструктура или национальная безопасность.

Другой выбор, ничуть не более приятный, требует глубоких и широких преобразований в сторону, как считает сэр Джон Олдем, переноса ответственности за здравоохранение с больниц на отдельных людей. Трудная задача, учитывая привитые Западу социальные нормы, культуру фастфуда и заедание проблем.

По прогнозам, в 2010 году около 40% первоклассников (в возрасте около 6 лет) будут страдать ожирением. Ожирение – самая частая причина диабета, с ним часто приходят заболевания сердца и почек и другие хронические болезни. Множество врачей всего промышленного Запада согласны в том, что это поколение шестилетних детей будет первым, которое проживет меньше, чем предыдущее поколение.

Что касается серьезных следствий для экономики, то это не только цена денежных расходов на обслуживание целого поколения, страдающего хроническими заболеваниями в слишком раннем возрасте, но и стоимость непроизведенной продукции по мере того, как будет падать трудоспособность населения и экономическая конкурентоспособность западных экономик.

Чтобы преодолеть трудности, которые сегодня стоят перед Западом, отчаянно требуется полностью перевернуть существующее положение дел. Государства конечно же обязаны обеспечить своим гражданам получение какого-то подобия базового образования, состоящего из чтения, письма и основ арифметики. Однако не всем обязательно учить дифференциальное и интегральное исчисление. А там, где требуется блестяще знать математику – скажем, для работы в бизнесе и промышленности, – частный сектор почти наверняка возьмет на себя расходы на подготовку нужных ему специалистов.

Рассмотренные в совокупности, тревожные тенденции в здравоохранении и образовании объясняют необходимость пересмотреть учебные стандарты большинства стран промышленного Запада. Больше того, эти зловещие тенденции требуют от нас меньше обращать внимание на всеобъемлющее образование и больше на здоровый образ жизни и базовые финансы. То есть вернуться к основам.

Цунами, угрожающее захлестнуть здравоохранение, также требует от государства рассмотреть другой вариант вышеупомянутой теоремы Коуза: такой, в котором налоги на нездоровые продукты питания вводятся сегодня, ибо совершенно ясно, что завтра нам гарантированы огромные расходы на здравоохранение.

Энергоэффективность

Не только образование и здравоохранение заставляют западных политиков поломать голову. Существуют весьма реальные и оправданные опасения относительно энергетики и чрезмерной зависимости от ископаемых видов топлива. О политических следствиях нефтяной зависимости Запада можно написать отдельную книгу, но пока достаточно сказать, что эта зависимость неминуемо приводит к многим пагубным результатам. И хотя здесь невозможно рассмотреть энергетический вопрос во всех подробностях, справедливо было бы схематично очертить некоторые моменты в той мере, в какой они непосредственно связаны с темой экономического роста, лейтмотивом этой книги.

Как и во всех добрых старых экономических проблемах, здесь тоже приходится считаться со стороной спроса и со стороной предложения. Проблема энергетики ничем не отличается, при этом, что касается спроса, многие предлагают повышать налоги, чтобы ограничивать спрос на ряд нефтяных продуктов. Однако в мире, где в 2030 году средний класс, возможно, пополнится целыми 2 миллиардами новых участников, сокращение энергопотребления – довольно трудная задача, не говоря уже о том, что западным политикам почти наверняка будет трудно отучить своих граждан от желания иметь несколько машин на семью и других связанных с нефтепродуктами привычек. В целом сегодняшние перспективы говорят о том, что спрос на энергию будет только расти.

Естественно, споры об энергии подпитываются и вопросом предложения. В этом смысле споры более-менее перешли в дискуссию между производителями невозобновляемой энергии (в основном ископаемого топлива – угля, природного газа – и ядерной энергии) и возобновляемой (ветряной и солнечной энергии и биотоплива).

Главная проблема ископаемого топлива состоит в том, что оно производит углеродные выбросы, которые считаются вредными для климата и живых организмов. CCS-технология улавливания и удержания СО2 (когда двуокись углерода улавливается, например, у крупных электростанций, работающих на ископаемом топливе, и выводится из атмосферы) может смягчить пагубные последствия выбросов, но это очень трудно сделать рентабельным способом. Поэтому так убедительно звучат аргументы в пользу вложения значительных средств в технологические исследования в области CCS-технологий. Между тем хорошо известные проблемы производства возобновляемой энергии – поставка такой энергии может идти с перебоями и ненадежна, кроме того, ее трудно хранить и передавать на дальние расстояния – означают, что, несмотря на весь поднятый вокруг альтернативной энергии шум, вложения в возобновляемые источники на самом деле не приносят большой отдачи, и они последовательно доказывают свою низкую рентабельность, хотя и получают большие государственные субсидии.

Совсем не так обстоит дело с ядерной энергией.

Конечно, Чернобыльская авария 1986 года навсегда врежется в память человечества, есть много разумных оснований рассматривать ядерную энергию в качестве альтернативного источника. Во-первых, в относительном смысле она по-прежнему считается одним из самых безопасных источников, не производит углеродных выбросов, в отличие от ископаемого топлива, не говоря уже о том, что ядерная энергия может поставляться двадцать четыре часа в сутки без перебоев, и только одна ядерная молекула дает во много сотен раз больше килоджоулей энергии, чем ее самые близкие соперники.

Однако сегодня, несмотря на всю остроту энергетического вопроса, государство США не финансирует никаких значительных исследований в области ядерной энергии. Хуже того, ядерная энергия десятилетиями несла на себе клеймо, и потому Америка недостаточно вкладывала в сферу ядерной инженерии, чтобы вырастить ученых, способных на теоретические и практические открытия в этой области. Между тем, по оценкам, в 2010 году целых 50% электростанций Китая работают на ядерном топливе, и даже Франция получает почти 20% электричества из ядерных источников.

Поэтому США, в частности, нуждаются в энергетической программе вроде проекта «Манхэттен». Они не только выпали из общей политической дискуссии о ядерной энергии; даже если бы произошел коренной переворот в их мышлении, у США не хватит ни рабочей силы, ни технических ноу-хау, чтобы в короткое время поставить производство ядерной энергии на рельсы.

Разлив нефти у берегов США в 2010 году и постоянные геополитические проблемы, вызванные зависимостью США от нефти, поставляемой из некоторых самых политически нестабильных и деспотичных государств мира, подтверждают, как важно вкладывать миллиарды инвестиций в технические альтернативы и решение проблем хранения, передачи, отходов и снижения затрат.

Продовольственная безопасность

Каждый день в мире голодают около 1 миллиарда человек.