355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Далия Трускиновская » Классициум » Текст книги (страница 4)
Классициум
  • Текст добавлен: 15 октября 2016, 07:24

Текст книги "Классициум"


Автор книги: Далия Трускиновская


Соавторы: Леонид Кудрявцев,Дмитрий Володихин,Антон Первушин,Юстина Южная,Вероника Батхен,Игорь Минаков,Андрей Щербак-Жуков,Николай Калиниченко,Иван Наумов,Яна Дубинянская
сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 34 страниц)

Прошел час, и Лилиан была уже второй. Теперь она холодно и безжалостно нагоняла Иммерту. Она не хотела пока обходить марсианина – с этим можно было обождать до восьмидесятого или даже до девяностого круга, – но она намеревалась идти всё время за ним на расстоянии нескольких метров, не отставая ни на секунду, идти до тех пор, пока Иммерту не начнет нервничать. Хотя, конечно, скорее бы начали нервничать кварцевые башенки в мертвых городах его расы. Но Лилиан не желала еще раз рисковать, перенапрягая мотор. Она рассчитывала, что это сделает Иммерту в надежде избавиться от своей преследовательницы. Иммерту так и поступил, но с его кораблем ничего не случилось. И всё же Лилиан почувствовала, что Иммерту очень забеспокоился, ведь ему не удалось достичь своей цели – оторваться от Лилиан. Иммерту стал блокировать дорогу и виражи, он не хотел пропустить Лилиан вперед. Лилиан начала хитрить, делая вид, будто намерена обогнать Иммерту, на самом деле она к этому не стремилась; в результате Иммерту начал наблюдать за ней внимательнее, чем за собственной машиной, и стал менее осторожен. Так они сделали круг и значительно обогнали нескольких гонщиков. Обливаясь потом, тренер показывал Лилиан таблички и махал флажками. Он требовал, чтобы Лилиан не обгоняла Иммерту. Оба они были из одной конюшни; хватит и того, что Саккетти и Фриджерио затеяли борьбу. Из-за этого Фриджерио загубил покрышку и отстал от Лилиан на целую минуту; между ними было уже пять других гонщиков. Саму Лилиан нагонял теперь Монти. Но Монти еще не удалось прицепиться к задним колесам ее корабля. При желании Лилиан могла бы легко оторваться от него на крутых виражах, которые она проходила быстрее Монти. Они опять пронеслись мимо старта. Лилиан видела, как тренер взывал ко всем святым и грозил ей кулаком, запрещая идти вплотную к Иммерту. Лилиан кивнула головой и отстала на корпус, но не больше. На этих гонках она должна победить – либо с помощью тренера, либо наперекор ему, она так решила. Неудачный старт несколько задержал ее. Но Лилиан знала, что всё равно победит. Она победит в этих гонках, так же, как победила смерть. Она была очень спокойна: напряжена до предела и в равной степени хладнокровна. Эти чувства пришли у нее в состояние странного равновесия. В таком состоянии человек уверен в том, что с ним ничего не случится. Равновесие как бы делает человека ясновидящим, спасая его от всяких сомнений, колебаний и неуверенности. В детстве у Лилиан нередко появлялось такое ощущение равновесия, но за годы, проведенные в санатории, ей часто его не хватало, не хватало этих мгновений ничем не омраченного счастья.

А впереди было еще много-много лет, таких же светлых и радостных, там были корабли, руки Клерфэ, горячие и ласковые, шум дождя в темноте и даже детский смех.

Лилиан увидела, что корабль Иммерту вдруг завертелся волчком и встал поперек дороги, раздался скрежет ломающейся мачты, всплеснули в воздухе кобальтовые паруса. Лилиан видела, как два других корабля на огромной скорости столкнулись друг с другом, она видела, как корабль Иммерту, словно во время замедленной съемки, не спеша перевернулся. Иммерту не удержал штурвал; от удара его выбросило за борт. Он пролетел по воздуху и упал на землю. Сотнями глаз Лилиан впилась в шоссе, пытаясь найти хоть какой-нибудь просвет, через который можно было швырнуть корабль. Но просвета не было. Шоссе вдруг стало огромным и в ту же секунду уменьшилось до микроскопических размеров. Лилиан не ощущала страха, она старалась наскочить на другой корабль не под прямым углом, а по касательной; в последний момент она еще успела подумать, что надо освободиться от штурвала, но руки не поспевали за ней; всё в ней словно приподнялось, она вдруг стала невесомой, словно сбылась старая легенда и ее корабль поднялся в воздух, оттолкнувшись от раскаленного, размягченного асфальта шоссе.

Но сказки – это всего лишь сказки, где бы их не сочиняли, на красной планете или на голубой.

Что-то ударило ее в грудь и в лицо, и со всех сторон на Лилиан ринулся разбитый вдребезги мир. Еще секунду она видела перед собой бледное, искаженное от ужаса лицо дежурного по трассе, а потом гигантский кулак ударил ее сзади; она услышала темный гул, и всё стихло.

Корабль, который налетел на Лилиан, пробил брешь в сплошном месиве кораблей; через нее смогли проскочить корабли, идущие следом. Гонщики один за другим пролетали мимо, их корабли, вихляя и дрожа, проходили вплотную к разбитым собратьям, так что металл со скрежетом терся о металл, и казалось, что это громко стонут покалеченные корабли.

Дежурный, держа лопату, перелез через мешки с песком и начал вытаскивать Лилиан. Когда гул двигателя приближался, он отскакивал в сторону. У Лилиан было разбито лицо, в ее грудную клетку вдавился руль. Изо рта у Лилиан текла кровь, она была без сознания. Толпа уже облепила шоссе, как мухи облепляют кровавый кусок мяса. Появились санитары с носилками. Они оттащили Иммерту в безопасное место, подняли его и передали другим санитарам, которые стояли за баррикадами из мешков. Несколько служащих, неся перед собой дощечки со знаком «Опасно!», уже прибежали на место аварии, чтобы предостеречь остальных гонщиков. Но гонки успели переместиться в другое место, все корабли миновали этот отрезок шоссе и теперь снова возвращались сюда; некоторые из водителей бросали быстрый взгляд по сторонам, глаза других были прикованы к ленте шоссе.

Гонки продолжались; их не прекратили.

Клерфэ сидел в приемном покое и ждал. За закрытыми дверями операционной, в ослепительном свете бестеневых ламп, врачи колдовали над телом Лилиан. Ее привезли сюда сразу, на медицинском геликоптере, который всегда дежурил на гонках в Алюминиум-Сити. В операции принимал участие и Ваксман. Он приехал посмотреть на гонки и успел добежать до медицинского геликоптера прежде, чем тот покинул место аварии. Из его путаных объяснений реаниматоры все-таки смогли уяснить, что перед ними коллега-врач, который уже имел дело с этой пациенткой, и взяли его с собой. А вот Клерфэ пришлось долго колесить на такси по узким улочкам города – основные магистрали были перекрыты из-за гонок, а его корабль остался на стоянке для гостей мероприятия, до которой было очень далеко добираться.

Время было клейким, как липкая бумага, на которой медленной мучительной смертью умирали мухи. Клерфэ раскрывал потрепанные журналы и тупо смотрел в одну точку, а потом снова захлопывал их; буквы казались черными жуками, выползшими из старого, пустого черепа. Комната пропахла страхом; весь тот страх, который люди испытывали в этой комнате, скопился в ней. Немного погодя в комнату вошла женщина с ребенком. Ребенок начал кричать. Женщина расстегнула кофточку и дала ему грудь. Ребенок зачмокал и уснул. Застенчиво улыбнувшись Клерфэ, женщина опять застегнула кофточку.

Через несколько минут сестра приоткрыла дверь. Клерфэ поднялся, но сестра не обратила на него внимания; она кивком пригласила женщину с ребенком следовать за ней. Клерфэ опять сел. В этот момент он увидел через окно, как к больнице подъехала открытая машина с тренером и двумя механиками. Сестра из приемного покоя привела всех троих в комнату ожидания. Вид у них был подавленный.

– Вы что-нибудь узнали? – спросил Клерфэ.

Тренер показал на Торриани:

– Он был там, когда ее вынимали из машины.

– У нее шла кровь горлом, – сказал Торриани.

– Горлом?

– Да. Похоже было на горловое кровотечение. Она ведь была больна, так ведь?

Клерфэ вздрогнул. Месяц назад Лилиан начала принимать таблетки, которые ей привозил Ваксман. Врач сказал Клерфэ, что они остановят темного зверя, пожиравшего ее легкие изнутри, и добавил, что если бы не пожертвования Лилиан, позволившие провести более масштабные и качественные исследования, лекарство было бы открыто на год, а то два позже. И таблетки Ваксмана действительно помогали. У Лилиан с тех пор не было ни одного кровотечения. Она перестала спать днем. Щеки ее округлились; она медленно, но верно набирала вес.

– Исключено! – раздался голос Ваксмана.

Все обернулись к врачу. Он появился в приемном покое, словно его призвала мысль Клерфэ, хотя это, разумеется, было не так.

– Как она? – спросил Клерфэ.

Прежде чем заговорить, Ваксман несколько раз пошевелил губами.

– Мадемуазель Дюнкерк умерла, – сказал он наконец.

Механики не сводили с него глаз.

– Вы сделали ей операцию? – спросил Торриани. – Наверное, вы сделали ее неправильно!

– Мы не делали Лилиан операции, – устало произнес Ваксман. – Она умерла раньше. Штурвал раздавил ей грудную клетку, вот отчего у нее шла горлом кровь. Мы сделали вскрытие. Все туберкулезные очаги были обезызвествлены, она была абсолютно здорова.

Все трое посмотрели на Клерфэ. Он сидел неподвижно.

– Где она? – спросил он, помолчав.

– Они приводят ее в порядок, – ответил Ваксман.

Клерфэ поднялся.

– Я должен ее видеть, – сказал он.

– Не стоит, – сказал Ваксман. – Лицо. Она очень сильно ударилась лицом. А штурвал сдавил ей грудную клетку. Врач считает, что она ничего не почувствовала, и я думаю так же. Всё произошло очень быстро. Она сразу же потеряла сознание. А потом так и не пришла в себя…

– Бросьте, – сказал Клерфэ. – Я видел подобное, и много хуже, много раз.

– Где, позвольте спросить? – осведомился Ваксман.

У Клерфэ сдавило горло. Он молча закатал рукав и показал татуировку Марсианского освободительного легиона.

– Вы уверены, что хотите видеть ее такой? – спросил Ваксман.

– Уверен, – ответил Клерфэ.

Ваксман принял решение.

– Хорошо, – сказал он. – Пойдемте со мной. Я дам вам халат и поговорю с врачом.

Клерфэ стоял и смотрел на то, что осталось от Лилиан. От женщины, убежавшей от грозного бесплотного хищника, пожиравшего ее легкие. От той, что принесла спасение многим своим товарищам по несчастью, в чью плоть так же вгрызался этот ненасытный зверь. От первой женщины Марса, вставшей за штурвал корабля и опередившей на нем многих мужчин. От той, благодаря кому женщины Марса надели брюки и появилась стрижка «а ля дюнкерк».

«Это должно было случиться со мной, со мной, – думал Клерфэ. – Мне, а не ей была уготована смерть в расколотом корабле, это мои легкие должен был пробить штурвал из белой кости». У него было странное чувство – как будто он кого-то обманул: оказавшись лишним, он всё же продолжал жить; произошло недоразумение, вместо него убили другого человека, и над Клерфэ нависла неясная серая тень подозрения в убийстве, словно он был изнемогшим от усталости водителем, который переехал человека, хотя мог этого избежать.

– Здесь вы ничем не поможете, – мягко сказал Ваксман. – Она умерла. Никто из нас теперь ничем не поможет. Когда человек умирает, всё кончено, никто ему уже не поможет.

– Я знаю, – сказал Клерфэ. – Что же теперь будет с ее кораблем?

Он ясно чувствовал, что возвращать корабль Сэму Паркхиллу нельзя, хотя вряд ли бы смог объяснить, откуда у него такая уверенность. Клерфэ видел корабль Лилиан на пит-стопе, когда пробирался сквозь толпу к выходу с трибун. Корабль почти не был поврежден. С него только сняли паруса, пропитанные кровью. Механики уже установили на место мачту и штурвал, вылетевший из своего гнезда во время столкновения. Марсиане творили для вечности, не для себя.

– Может быть, вы поведете его? – сказал Ваксман.

Эрнест Сетон-Томпсон. Мисо
(Автор: Юстина Южная)

Эрнест Сетон-Томпсон (Ernest Thompson Seton), 14.08.1880, Саут-Шилдс, Великобритания, Земля – 24.10.1966, Грин Вилледж, Нью-Канада, Марс – канадский, американский и марсианский писатель, художник-анималист, естествоиспытатель и общественный деятель.

Эрнест Эван Томпсон родился 14 августа 1880 года в городе Саут-Шилдс (графство Дарем, Англия) в большом семействе с дворянскими корнями. Через шесть лет его семья переехала в Канаду. Отец занимался фермерством, а Эрнест часто играл с братьями в лесу. Животные, индейцы и охота – вот что с детства привлекало будущего писателя. Позже, из-за отчуждения, возникшего между ним и отцом, он изменил свое имя на Эрнест Томпсон Сетон (в русском написании – Эрнест Сетон-Томпсон).

До 1913 года он изучал изобразительное искусство в Лондоне, Париже, Нью-Йорке, после того как в девятнадцать лет уже окончил Торонтский колледж искусств. Его иллюстрации к собственным рассказам и повестям передают характер зверей и птиц и отношение к ним автора, полное любви и добродушного юмора. Героями Сетона-Томпсона становились самые разные животные; он не боялся рисовать жизнь лесов, гор, степей такой, какая она есть, со всеми ее жестокостями.

Его первое литературное произведение было опубликовано в 1903 году. Известность в США и Канаде писателю принесли сборники рассказов о животных, а также восьмитомный труд «Жизнь диких зверей» (1937–1939).

Томпсон вёл насыщенную жизнь, он кочевал по лесам и прерии, никогда не жил подолгу в крупных городах. В Канаде он получил должность «государственного натуралиста», что дало ему возможность с головой отдаться изучению фауны. В 1913 году писатель познакомился с лордом Баден-Пауэллом, основателем движения бойскаутов. Вместе они активно пропагандировали идеологию жизни в гармонии с природой.

В 1946 году, спустя три года после начала колонизации Марса и Венеры, уже будучи в возрасте, Сетон-Томпсон отправился на Марс, чтобы изучать животных другой планеты. Там он с наслаждением и юношеским азартом окунулся в привычную жизнь исследователя. Именно он считается одним из основателей ареозоологии.

В результате этой деятельности в период с 1949 по 1960 год у него вышло несколько книг, получивших распространение на Марсе, Венере и, конечно, на Земле. Особую популярность приобрели его «Рассказы о марсианских животных» (1953).

Что касается семейной жизни, то в 1916 году Сетон-Томпсон женился на Грейс Галлатин, а в 1924 году родилась их единственная дочь Аня. В 1945 году Грейс и Эрнест развелись, так как Грейс категорически отказалась лететь на Марс, и вскоре он женился на Джулии М. Батри, которая также занималась литературной деятельностью. У них не было своих детей, но в 1956 году, во время недолгого посещения Земли, они удочерили семилетнюю девочку – Бьюлу Ди Сетон.

Сетоном-Томпсоном создан ряд научных трудов по зоологии. За эти работы он был удостоен нескольких высших наград, присуждаемых в США, Канаде и колонии на Марсе за научные труды.

В общей сложности Эрнест Сетон-Томпсон написал около сорока книг, главным образом о животных, земных и марсианских. Несколько книг посвятил быту и фольклору индейцев, эскимосов и аборигенов Марса. Темы быта малоизученных рас и жизни на природе соединились в двух увлекательных автобиографических книгах «Маленькие дикари» (1923) и «По следам художника-натуралиста» (1960). Последняя вышла в России под названием «Моя жизнь на Земле и Марсе».

Эрнест Сетон-Томпсон скончался 24 октября 1966 года в марсианском поселении Грин Вилледж (впоследствии переименованном в Сетон-Вилледж). Его тело было кремировано, и урна с прахом четырнадцать лет хранилась в доме. В 1980 году, в столетнюю годовщину рождения писателя, его дочь Ди и внук Сетон Коттьер (сын Ани), специально прилетевший на Марс, развеяли прах над каньонами Танатина.

Сетон-Томпсон является одним из зачинателей литературного жанра произведений о животных; он оказал мощное влияние на многих писателей-анималистов.

1

Если вам довелось наблюдать закат в каньонах Танатина, то вы, конечно, согласитесь, что это необыкновенное зрелище. Привычная красно-розовая полоса у горизонта здесь занимает всё небо, медленно и неторопливо сменяясь темно-голубым пологом. Лиловые сумерки стоят еще долго после того, как солнце погрузилось в один из каньонов, оттого растения каменистой степи приобретают диковинный светло-сиреневый оттенок. А далеко за степью постепенно укрывается серым покрывалом огромное плато.

Бен-Нори любовался подобным закатом, когда увидел шесть маленьких светлых теней, быстро пересекающих дальний холм. Имея отличное зрение, он сразу понял, что это ничто иное, как семейство степных зерд, и очень удивился. Степные зерды не появлялись в этих краях уже несколько лет, с тех пор, как поблизости стали селиться пришельцы с Земли, видимо, новый запах настораживал зверьков своей неясной чужеродностью.

Ради любопытства он последовал за зердами, стараясь не попадаться им на глаза и держаться так, чтобы ветер дул в его сторону. Ему удалось проследить за ними настолько ловко, что он разглядел всё семейство в подробностях. Главой клана был крупный оранжевый, под цвет песка, самец, за ним, постоянно оглядываясь и коротким тявканием подгоняя детей, бежала деловитая палевая самочка. И, едва поспевая за отцом и матерью на своих коротких лапках, вприпрыжку скакали четверо малышей самых разных оттенков.

Бен-Нори вгляделся внимательней и, тихонько похлопав себя по коленям, произнес: «Эк, шолишол», по-нашему это, пожалуй, можно перевести как «ну и ну». Поразиться было немудрено. Мало того что зерды объявились целой семьей, еще и один из малышей выделялся из круга своих братьев и сестер необычной белой шерсткой.

Зерды никогда не бывают полностью белыми. Белые подпалины на боках, «носочки» на лапках, светлое брюшко – такое встретишь часто, но эти зверьки, хоть и имеют цвет от красно-оранжевого до серебристо-песочного, не рождают альбиносов. Не рождали до сих пор, по крайней мере.

Заинтригованный Бен-Нори следовал за зердами еще с милю, когда вдруг белый малыш насторожил ушки, повел носиком по ветру и уставился прямо на Бен-Нори своими шоколадными глазами-бусинками. От неожиданности тот даже не успел спрятаться за кустами или валунами. С полминуты они с интересом наблюдали друг за другом, затем малыш звонко тявкнул, подзывая мать, и через несколько секунд уже всё семейство знало о присутствии постороннего. Оранжевый отец совершил высокий разведочный прыжок и тревожным рыканием подал остальным команду к бегству. Зерды помчались со всех лап, скоро исчезнув из поля зрения, очевидно нырнули в ближайшую каменную трещину. Однако Бен-Нори мог поклясться (что он и делал потом много раз в нашем трактире), что перед тем как раствориться в сумерках, крохотный белый зверек еще раз остановился и, растянув пасть в усмешке, рассмеялся особым отрывистым смехом зерд: «Ийяуть-ть, Ийяуть-ть!»

Бен-Нори улыбнулся, покачав головой. «Мисо», – сказал он вслед храброму детенышу, и на его языке это означало «Беляшка». Ибо Мисо была хорошенькой маленькой самочкой.

2

Мисо родилась почти три месяца назад на другом конце плато, что довольно далеко от того места, где ее заметил Старый Бен. Она лежала в небольшой уютной норке, и первое время ее окружали только приглушенные запахи и тепло пушистых комочков рядом. Четыре шерстяных комка были ее братьями и сестрами, а два больших клубка меха – ее родителями. Отец появлялся редко, и маленькая Мисо иногда слышала, как рычала на него мама. Но когда через две недели у детенышей начали открываться глаза, Мисо стала не только чувствовать, но и видеть оранжевого зерда гораздо чаще. Теперь мать перестала опасаться, что он может сожрать собственных отпрысков, и ничего не имела против его присутствия.

Больше всего зерды похожи на небольших земных лисичек, живущих в песках Сахары, которые называются фенеками. Та же остренькая мордочка, тот же малый рост – никак не выше девяти дюймов в холке, покрытые мехом подушечки лап и, конечно, уши. О, какие у зерд уши! Огромные, в пять, а то и шесть дюймов, они способны услышать любой шорох вблизи и вдали, отличить копошение матриски – юркой рыжей мышки от шуршания крыльев исиго, уловить ничтожное движение под землей или песком. Хвост у зерд пышный, с темно-коричневыми вибриссами на конце.

У Мисо вибриссы на хвосте и мордочке были молочного цвета.

Когда малышам исполнилось по полтора месяца, они всё чаще стали вылезать из своего убежища и показываться у входа в нору. Мисо узнала, что помимо ее семьи есть еще множество других зерд. Некоторые из них приходились Беляшке дядями и тетями, некоторые племянниками, а некоторые – абсолютно посторонними особями. Насколько она могла судить, зерд было очень много. Очень часто вечерами слышались разговоры, а то и перебранки между соседями.

– Тр-р ять-ять, – спрашивала рассерженная соседка слева. – Кто из вас, разбойников, потрепал моего славного Викку? А ну, немедленно отвечайте!

– Ятр-ятр-р р, – раздавалось в ответ насмешливое. – Следить за своими надо лучше!

– Ттиу-яу! Как невежливо!

Иногда такое соседство приносило пользу. Например, какая-нибудь зоркая лисичка первой замечала появление большеклювого оннта и оповещала всё сообщество. Ведь всем известно, что оннт не прочь полакомиться любым мясом, даже мясом зерд. Но всё же степным зердам давно было тесно в столь плотной колонии. Это стало совершенно ясно, когда семье Мисо почти полторы недели пришлось жестоко голодать, и самый младший братик умер, получив за это время лишь несколько капель материнского молока и ни одной птичьей косточки из старых запасов, – всё отобрали другие. Его смерть тем не менее помогла семье продержаться еще два дня.

Охота у оранжевого зерда проходила с переменным успехом, и мать спешила научить детей всем своим навыкам. Принеся полузадушенного птенца или ящерку, она с удовольствием следила, как ее детки подкрадываются к добыче, наскакивают, пока еще неуклюже, на нее обеими передними лапами и хватают мелкими зубками за шею. Мисо узнала, что жуки, обитающие под корнями кустарника, очень вкусны, не менее, чем личинки и червяки, выкопанные из-под трухлявого дерева. И что нет ничего аппетитнее крылышка исиго и крохотных яиц в его гнезде.

Еды по-прежнему не хватало. Наконец отец Мисо решил, что так дальше продолжаться не может и однажды исчез на целых пять дней. Появился он в сумерках, запыленный, уставший, но, по-видимому, довольный. Он обменялся с палевой лисичкой серией коротких потрескиваний, что означало интенсивные переговоры. Мать семейства, напротив, довольна не была и даже разок куснула своего супруга, однако в конце концов они пришли к соглашению. На следующий день, ближе к закату, вся семья Мисо отправилась в путь.

Зерды-малыши держались очень хорошо, почти не отставали от взрослых, лишь ненадолго отвлекались на интересные с их точки зрения вещи вроде сброшенной ящерицей кожи или хищных ночных стрекоз. От последних, впрочем, пришлось прятаться в расщелине скал. Съесть стрекозы их, конечно, не сумели бы, но повредить нежную детскую шкурку могли запросто.

Ночь была светлой, Деймос и Фобос оба находились на небе, освещая плато. Отец и мать были еще полны энергии, когда малыши начали отставать. Пришлось сделать привал. Семейство расположилось в кустарнике рядом с узенькой речкой, пересекавшей плато, оранжевый зерд немедленно отправился на охоту. Мисо со своими братьями и сестрами улеглась подремать. К тому времени как они вновь заворочали своими ушками и носиками, просыпаясь, отец уже вернулся, неся в зубах половину шелзи (зверек вроде нашего суслика, только меньше ростом), бросил ее и тут же умчался за второй половиной.

Пообедав, они продолжили путь и бежали до рассвета. Затем снова передышка в безопасном месте и снова дорога. Большую часть дня зерды проспали в небольшой пещерке, а ночью их лапки уже скользили по степи. Лишь к следующему вечеру они достигли каньонов Танатина. Именно тогда их и заметил Бен-Нори.

Но это еще не было конечной точкой пути. Оранжевый зерд вел семью дальше, к прекрасной большой норе, брошенной когда-то их сородичами. Нора под корнями старого огромного дерева была совершенно пустой и совершенно подходящей, со множеством боковых отнорков и удобными круглыми котловинами для лежбища. Первой в нее вошла зерда-мама, она тщательно всё обнюхала, выгребла из норы колкие ветки и плохо зарытые сухие косточки. Затем она натаскала в главную котловину травы. Перья дохлой птицы, найденной в ближайшем каньоне, тоже пошли в дело, и спустя несколько часов нора была полностью приготовлена.

Семейство зерд ожидала спокойная, сытая жизнь в новом месте с новыми друзьями и новыми, вовсе не многочисленными, врагами. Так и было некоторое время. Пока в судьбу Мисо не вмешалось одно тревожное обстоятельство в лице Майка Даумана.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю