Текст книги "Классициум"
Автор книги: Далия Трускиновская
Соавторы: Леонид Кудрявцев,Дмитрий Володихин,Антон Первушин,Юстина Южная,Вероника Батхен,Игорь Минаков,Андрей Щербак-Жуков,Николай Калиниченко,Иван Наумов,Яна Дубинянская
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 34 страниц)
– Получит бессмертие?
– Будет их пленником, навсегда станет их частью.
– Ага, понятно, – нахмурилась она. – И ты, значит, престарелый Улисс, попытался историю о трех ответвлениях разгадать?
– И не подумал даже, – ответил я. – С первого взгляда было ясно, что такой подвиг потребует просто чудовищных усилий, поскольку она окутала себя буквально лабиринтом логических ловушек, приводящих к безумию, фактов, кажущихся многозначительными, но на самом деле, подсунутых лишь для того чтобы отнять у исследователя время и силы, да и попросту вранья, умолчаний, искаженных легенд… В общем, за эту историю не следовало браться.
– И еще у тебя не было денег, – напомнила Мэри.
– Да, мое дитя, – я был сама кротость. – Замечательно, что ты слушаешь так внимательно.
Она тихо хихикнула и приказала:
– Продолжай.
– Сначала дай мне попить, – попросил я
Стакан с лимонной водой, которую я так люблю, оказался у моих губ чуть ли не в следующее мгновение.
– Только будь осторожнее, – предупредила Мэри. – Ты знаешь, твой мочевой пузырь…
– Знаю, – прервал ее я.
Сделав после этого три аккуратных глотка, я откинулся на спинку своего кресла и даже позволил себе улыбнуться.
Вот что, на самом деле, в моем возрасте приносит несказанное удовольствие. Всего лишь возможность жить и пить воду.
– Дальше, – потребовала сиделка. – Всё выкладывай, сладкоречивый пращур.
– Осталось немного, – продолжил я дозволенные мне речи. – Всего лишь сообщить, что я такую историю-таки нашел. И она, как ни странно, на первый взгляд не имела отношения к религии.
– А на второй?
– Нет в этом мире стоящей вещи, которая не имеет к ней отношения.
– И что за история?
– Ты знаешь ее, – ответил я. – Легенда об идеальном тексте. О том, после которого нужда в каком-либо другом отпадет вовсе. Зачем что-то писать, если идеал уже есть? Лучше не сделаешь. Зачем читать классиков, если они писали хуже?
– А… – слегка разочарованно сказала она. – И после этого ты, бросив писать, принялся создавать этот текст. Чем и занимаешься по сию минуту. При чем тут долголетие?
Послышался громкий звонок.
– Пора, – сообщила Мэри, предваряя вопрос, который я хотел задать. – Вскоре мы уснем и придем в себя только на Марсе, как я тебе обещала. Пора занять наши ложа.
Она показала на плоские, усеянные странными трубками и штукенциями прямоугольники, на которых мог с комфортом поместиться взрослый человек.
– Мне – тоже? – спросил я.
– Да, всем. И поэтому, давай я помогу тебе лечь на ложе, потом устроюсь в своем, а ты, тем временем, не теряй времени зря, заканчивай рассказ.
Она тут же перешла от слов к делу и подкатила мое кресло к тому месту, на котором мне следовало спать до самой посадки на красной планете. Парой минут спустя я
уже лежал на нем, чувствуя на правом запястье широкий эластичный браслет. Кажется, с его помощью следили за моим самочувствием.
– Долголетие тут ни при чем, – объяснял я, любуясь тем, как Мэри изящно устраивается в своем ложе. – Просто история об идеальном тексте является тайной и всерьез с ней соприкоснувшийся уже никогда от ее владычества не избавится. До тех пор, пока она не закончится, я останусь ее частью. А тайная история так сильна, что не даст мне умереть, пока я не напишу идеальный текст.
– Получается, ты всё это время лишь имитировал его поиски? Причина – совершенно понятна. Для того, чтобы жить вечно.
Тяжело вздохнув, я сказал:
– Видишь ли, Мэри, я – часть истории и, значит, не могу не стремиться к ее конечной цели. При этом я мыслю, обладаю относительной свободой воли и, приложив все усилия, мог бы даже задержать появление идеального текста, но дня на три, не больше.
– Как можно стать частью истории?
Задав вопрос, она даже затаила от волнения дыхание. Стало быть, все мои объяснения пропали даром.
– У этой истории – всего лишь знать о ее существовании и быть готовым к поискам идеального текста, – ответил я.
Следующий вопрос прозвучал совсем тихо.
– И значит, раз ты мне о ней рассказал, я теперь тоже проживу не менее пары сотен лет?
– Для этого надо совсем немного. Всего лишь решить для себя, что ты участвуешь в этой истории и начать поиски.
Она притихла. Я прислушался и сумел даже уловить ее дыхание, даже шелест с которым, нагнетаемый каким-то очередным чудесным механизмом, в нашу каюту поступал свежий воздух.
– А что будет, когда ты напишешь идеальный текст? – наконец спросила она. – История на этом закончится?
– Да, – ответил я. – моя история.
– И ты – умрешь?
– Не знаю. Возможно, умру.
– А я? Я тоже умру, если ты найдешь идеальный текст?
– Ты еще не в деле. Да и потом, у меня есть основания предполагать, что создатель идеального текста может быть лишь один. Кажется, до меня были и другие искатели, а наш мир до сих пор стоит.
Легкий вздох облегчения, слегка порозовевшие щеки.
Девочка, гулявшая по лугу и вдруг обнаружившая разверзшуюся под ногами пропасть. Успев остановиться на самом краю, она сделала шаг назад и теперь может быть уверена, что не упадет. Самое время повернуться и кинуться наутек. Беги…
– Значит, до тех пор, пока…
– Скорее всего до тех пор, пока ты сама этого не пожелаешь, частью истории тебе не стать. Ну и, конечно, должность искателя текста должна быть при этом свободна.
– Ах, вот как…
– Потом, когда станешь старше, тебе может прийти в голову, что этот вариант жизни является не самой худшей возможностью победить время. Прежде чем действовать, хорошенько подумай. Обещаешь?
– Обещаю. Скажи, глупый старикашка, а сам-то ты что от этой истории хочешь?
Неплохой вопрос.
– Поначалу мне было интересно и еще к этому примешивалось тщеславие. Куда без него? Каждому писателю лестно создать идеальный текст, поставить в долгой истории литературы жирную точку, стать единственным. Теперь я всего лишь часть таинственной истории, а любая история должна стремиться к развязке, к концу.
– Ах, вот как. Поначалу тщеславие, а потом… – пробормотала она.
– Почему бы и нет? – сказал я. – Совершенство, оно требует…
3Жаль, что я не могу посмотреть написанное ранее. Это помогло бы определить, когда подействовал усыпляющий газ. Мне кажется, в этот момент я заснул с мыслью о совершенстве. Хотя, возможно, и немного позже.
Впрочем, сейчас это не имеет никакого значения. Главное – я уже на Марсе, у меня, раз я могу писать, на коленях клавиапульт и я совершенно один.
Чудо? Несомненно, оно самое, добротное, вполне себе реальное чудо. Его подготовка, причем так, чтобы ничего не пронюхала сиделка, обошлась мне в кругленькую сумму.
Сиделка.
Подумав о ней, я невольно улыбнулся. Было бы верхом наивности надеяться, что красивая дева останется опекать живую мумию и откажется ненадолго прогуляться с юным красавцем, обладающим великолепной фигурой, да еще проявляющим все признаки влюбленности. Особенно, если живой труп самым твердым образом обещает вести себя в высшей степени благоразумно. Интересно, что она скажет, узнав, что красавец всего лишь нанят мной для отвлечения, для того, чтобы дать мне возможность завершить действия, имеющие отношение к истории об идеальном тексте?
Не знаю, честное слово. В подобных ситуациях редкое знакомство со словами, не часто используемыми в культурном обществе, случается, демонстрируют и леди. Впрочем, сейчас, не имеет значения даже это.
Я смотрю на открывающийся передо мной марсианский пейзаж. Нас разделяют лишь несколько десятков метров и совершенно прозрачная стена. За спиной у меня самый глухой и обширный уголок так называемого малого сада. В нем шагов двадцать, и я совершенно уверен, что там нет ни единой живой души. По левую – находится коробка лифта, и если кто-то из нее появится, то я увижу его тотчас. Впрочем, заплаченная кое-кому приличная сумма денег гарантирует мое уединение. Ну и наконец, по правую руку от меня находится огромный короб механизма, который, как успела объяснить мне Мэри, прежде чем ушла, обеспечивает свежим, отфильтрованным воздухом сразу несколько этажей. Он гудит, то едва слышно, то низко и басовито, но совсем мне не мешает думать. Получается, в данный момент я один, как перст во всем этом засаженном карликовыми яблонями саду, и, наверное, более другого такого удобного случая закончить мою историю не представится. Даже в собственном замке я не свободен от надзора, причем там за мной следят сразу несколько пар глаз, и освободиться от их внимания трудно. А здесь – легко. Конечно, стоило некоторых трудов сделать надлежащие приготовления тайно, но мне помог ну просто – очень большой жизненный опыт.
И сейчас, зная, что момент истины близок, что вот-вот открою то, над чем ломал голову более ста лет, я как никогда холоден, спокоен и собран. Пустые эмоции? На них у меня сейчас нет времени. Остался только я, да действия, необходимые для завершения моей истории. Ну, и еще вопрос, всецело занимающий мои мысли на протяжение десятков лет.
Что вырвется из моей души, что я смогу сказать, когда явится тот, кого я сейчас позову? Если до этого дойдет, конечно. Если история, частью которой я являюсь, продолжится настолько…
Ладно, не будем темнить. Пора открывать карты полностью. Мэри, слушай, тот юноша, которого я к тебе приставил, имеет еще одно задание. Он должен сделать так, чтобы хранилище информации, на которое записывается этот текст, перестало существовать. Поскольку именно за это ему обещана существенная доплата, а руки у него очень ловкие, то почти наверняка свою работу он сделает. Тогда ты не прочитаешь мои признания, даже и не узнаешь, что избежала рабства в истории идеального текста. Если он потерпит фиаско, это значит – ты уже внутри нее.
А посему: я тебе всего не рассказал. Главное, о чем умолчал, это не сообщил о предназначении идеального текста. Его появление не будет означать крах всей литературы. Думаю, мой будущий собеседник не жаждет сделать его всеобщим достоянием, постарается скрыть. Или он или сама – тайная история. Почему? Ну, хотя бы потому, что это знание дает определенное могущество, делиться которым с людьми просто опасно.
Слушай, идеальный текст может быть написан только на идеальном языке. Тот, кто его закончит, тотчас этот язык выучит полностью. Идеальный язык дает возможность общаться с идеальными созданиями, разговаривать с ними на равных. Понимаешь? Ты подумала о Боге? Нет, конечно, не сам он, но его слуги, ангелы, они услышат того, кто заговорит на этом языке, услышат обязательно. Скорее всего они явятся, чтобы пообщаться с новым обладателем этого языка, и тогда появится возможность высказать желание. Какое? Не знаю. Я не нашел в библии упоминаний о человеке, которому удалось обмануть ангела. Значит, в их присутствии, я не смогу хитрить или лгать, поскольку всё еще остаюсь человеком. То есть при появлении ангела я выскажу некое пожелание, касающееся окружающего мира, и единственным моим спасением в данной ситуации будет то, что ангелы – служат свету. Стало быть, изменения, которые я от них потребую, пойдут на благо людям, на всеобщее благо.
И все-таки риск – велик. Будь у меня выбор, я бы отказался от мысли создания идеального текста, но история, частью которой я уже являюсь, как ты понимаешь, неумолима.
Да, самое главное, что я еще тебе не сказал и за что, будь такая возможность, стал бы униженно вымаливать прощение. Идеальный текст мной уже почти создан. Большая его часть находится в хранилище и погребена среди совершенной бессмыслицы, которую я десятилетиями выбивал на клавиапульте. Не хватает только последних нескольких строк. Без них он лишен своей магической силы, и я честно, в течение трех дней сопротивляясь давлению истории, требовавшей завершения, держал их в памяти. Именно поэтому я так спешно и отправился в полет на Марс. Мне кажется, это хоть в какой-то степени может уберечь Землю от последствий моей будущей встречи с ангелом господним. Вдруг мое пожелание коснется лишь планеты бога войны?
К счастью, подобное развитие событий не явилось для меня неожиданностью. Некогда я разработал план на тот случай, если дело пойдет именно так, и теперь он пригодился.
Всё, на этом – всё. Я высказался, у меня более не осталось тайн, и если хранилище информации с данным текстом всё же уцелеет, ты по крайней мере будешь в курсе, тебе не придется блуждать в потемках. Учти, я буду вести свои записи до самого конца. Точнее, до того момента, пока это будет возможно. Ты должна знать. Может, это позволит избежать каких-то ошибок. Надеюсь – позволит.
А теперь… продолжим. Точнее, я продолжаю записи. Сейчас я позволил себе пятиминутный перерыв для того, чтобы собраться с духом, приготовиться к предстоящему. Всё это время я разглядывал марсианский пейзаж, любовался им, ибо с годами жажда лицезреть красоту увеличивается, которую начинаешь находить даже там, где ее для молодости, вполне возможно, нет и вовсе. Здесь же… красноватая пыль, барханы. Неподалеку виднеется нечто округлое, кажется, край кратера. Горизонт, находящийся почти в два раза ближе, чем земной, и звезды над ним, расположенные как мне кажется, неправильно. Впрочем, меня привлекло и заставило залюбоваться совсем не это. Тени…
Э, нет, новой истории не надо. Мне бы с этой как-то покончить. В то, что я после нее уцелею, – не верится совершенно, но если провидению будет угодно расщедриться на такой подарок, клянусь, никогда… ни при каких условиях… Но это – в будущем. А пока, не пора ли взяться за идеальный текст? Уходит время. В любой момент может случиться нечто непредвиденное.
Идеальный текст. Вот сейчас…
(…)
Я сделал это. Я его написал, закончил, произнес на нем несколько фраз и теперь, всё еще сидя в своем кресле, тихо и торжествующе смеюсь. Где он, этот последний кусочек идеального текста, спросишь ты? Он был здесь, чуть выше, между двумя скобками, и я его только что потер. Свое дело он сделал, я знаю. Язык, необходимый для того, чтобы разговаривать с божественными созданиями, живет во мне, висит у меня в памяти словно пылающее клеймо, да так надежно, что я не получу от него свободы уже никогда.
Пусть будет так. Мне уже всё равно. Главное, я остался жив. Где-то в глубине души я этого боялся и, помня о возможных последствиях, испытывал перед этим страх. Смерть могла меня настигнуть, если история, частью которой я являюсь, требовала только создания идеального текста. Поскольку я до сих пор не рассыпался в прах, это означает, что она еще не закончена. Может, конец ее наступит после того, как я выскажу ангелу свое пожелание? Или и тут возможны варианты, зависящие от того, что вырвется из моих уст?
Честно, вот сейчас я смеяться перестал. Поводом послужила вдруг наступившая, навалившаяся неожиданно тишина. Полная, словно мне кто-то заткнул уши ватой. Может, я просто на время потерял слух?
Кстати, чем не вариант? Если принять его, то я полусумасшедший старик, нафантазировавший себе черт те что на основе лишь собственного долголетия.
Это предположение заставляет меня улыбаться.
Что ж, если такие вещи приходят мне в голову, значит, я утратил разум еще не в полной мере. Вот только в этом варианте мне ничего делать не нужно. Сиди и жди, когда вернется сиделка и, узнав о случившемся со мной несчастье, покатит к врачам. А вот если моя теория об истории верна, тут…
Мэри, ты читаешь эти строки? Если так, то значит… Читай внимательно. Я буду краток, не стану тратить время и скажу основное.
Главное, быть готовым к встрече внутренне. Как я понимаю, самым легким вариантом той просьбы, которая раздастся из моих уст, будет пожелание немедленной смерти, или вечной жизни, или еще какая-нибудь глупость. Будем рассчитывать на самый тяжелый, и он вполне вероятен, учитывая, что ангелы не мелочатся. Значит, это может быть переустройство мира, согласно каким-то там, гнездящимся в моем подсознании желаниям. Вот этого я боюсь больше всего.
Несколько успокаивает меня только мысль о том, что ангелы всё же – светлые создания. Впрочем, жить в мире, устроенном в соответствии с принципами, которые прячущемуся в моем подсознании существу могут показаться светлыми и справедливыми, может оказаться ничуть не лучше. Как думаешь, много ли радости получат люди, ни в какой ситуации не впадающие в грех, не ведающие о его существовании? И это…
О, боже, кажется, я что-то слышу!
Звук, очень похожий на шелест больших крыльев. Он, как на грех, приближается ко мне со спины.
Но как же это возможно, и каким образом ангел, прилетевший ко мне, преодолеет купол? В том, что он способен жить в разреженной атмосфере Марса, я не сомневаюсь. Но – купол…
Мэри, послушай, я, кажется, совершил ошибку. Точнее, даже не так… Поскольку меня всю дорогу вела история, то что-то изменить я, конечно, не мог. Значит, не ошибка… Но просто мне до сих пор не приходило в голову, что есть еще создания, понимающие идеальную, ангельскую речь, поскольку ими когда-то были. И вот они-то всё, сказанное мной, сумеют повернуть так, что род людской от этого проиграет. Надеюсь, я ошибаюсь именно сейчас. Тем более что вариантов объяснений на самом деле еще больше. Учти, всё слышимое мной может оказаться лишь слуховой галлюцинацией, следствием потерянного слуха.
Знаешь, шелест крыльев просто бьет мне в уши, а лысину мою начинает овевать странный ветерок, который можно объяснить лишь тем, что их владелец находится уже очень близко. Продолжая шлепать по клавиапульту, я пытаюсь оглянуться, но у меня не получается, нет для этого сил, да и позвоночник совершенно утратил необходимую для этого гибкость… если это одно из тех созданий, и если, как предполагаю, я попрошу его о судьбах мира, это будет катастрофой.
Но – нет, не должно быть…
Мэри, осталось немного. Я знаю, что я его вот-вот увижу. И тогда у меня, вполне возможно, уже не хватит времени что-то писать. Вот если бы я вовремя попросил установить на своей коляске зеркальце бокового вида, я бы уже знал…
А пока у меня есть еще несколько секунд и надо встретить гостя с достоинством. Это единственное, что мне осталось. Достоинство и сосредоточенность. Они мне помогут.
И все-таки, какие у него крылья? Белые или черные? Вот сейчас я это увижу и напишу, если мне позволит история.
Мэри, они у него…
Владимир Набоков. Марсианка Ло-Лита
(Автор: Антон Первушин)
Владимир Владимирович Набоковродился 10 апреля 1899 года в семье известного российского политика Владимира Дмитриевича Набокова. В семье Набокова говорили на трех языках: русском, английском и французском – впоследствии это оказало влияние на творчество писателя. Первые годы жизни В. Набокова прошли в комфорте и достатке в доме на Большой Морской в Санкт-Петербурге и в загородном имении Рождествено (под Гатчиной). Образование В. Набокова началось в Тенишевском училище. Сразу выявились его увлечения: литература, астрономия и шахматы. В 1917 году В. Набоков издал сборник своих романтических стихов, главной темой которых стала «платоническая любовь небесных светил» (определение М. Горького).
В 1919 году В. Набоков получил высшее образование в Кембриджском университете (Лондон), где продолжал писать стихи и заново перевел на русский язык «Войну миров» Г. Уэллса. Там он основал Литературно-астрономическое общество, впоследствии ставшее официальным – Межпланетным обществом литераторов Кембриджского университета. В 1922 году В. Набоков переехал в Берлин. Доходы семьи Набоковых, владевшей сетью мануфактур в России, позволяли ему вести жизнь рантье, однако молодой увлекающийся литератор примкнул к группе немецких ракетчиков под руководством Г. Оберта и три года занимался популяризацией достижений ракетостроения, редактируя журнал «Die Rakete». В этом журнале, а также в других берлинских периодических изданиях публиковались новые стихи и рассказы В. Набокова, посвященные в основном проблематике существования жизни на других планетах. В 1923 году В. Набоков женился на С. Зиверт, которой впоследствии посвятил множество своих произведений, включая цикл о марсианке Ло-Лите.
Вскоре после женитьбы В. Набоков завершил свой первый роман «Нечто» (1926), после чего до 1937 года написал еще семь романов на русском языке, непрерывно усложняя авторский стиль и всё более смело экспериментируя с формой. Литературные эксперименты В. Набокова долгое время не находили поклонников, но ныне его ранние произведения считаются шедеврами русской прозы: «Король, дама, звездолет» (1928), «Атака Лужина» (1930), «Камера сгорания» (1932), «Подвиг» (1932), «Восторг» (1934), «Приглашение в космос» (1936), «Дары» (1938). Особый интерес представляет роман «Дары», являющийся автобиографическим и рассказывающий о берлинском периоде жизни В. Набокова. В нем, в частности, изложены причины, по которым писатель покинул группу Г. Оберта (вставная фантастическая глава «Космический рейх») – милитаристские устремления немецких ракетчиков претили В. Набокову, который был и всю жизнь оставался убежденным гуманистом и пацифистом (к примеру, ему принадлежит скандально известный лозунг «Х… войне!»).
В 1938 году Набоковы переехали в США, и с тех пор писатель работал исключительно на английском языке. Он приобрел большую ферму в штате Флорида, поблизости от восточного побережья (очевидно, для того чтобы наблюдать за бурным развитием этого региона, который вскоре стал астронавтической меккой). Новые романы «Подлинная жизнь селенита Найта» (1941) и «Под звездой незаконнорожденных» (1947), несмотря на свои художественные достоинства, остались незамеченными широкой публикой.
Всемирную известность В. Набокову принес роман «Ло-Лита. Свет звезды, видимой в первый раз» (1955), который был своеобразным вызовом обществу, но при этом нес в себе несомненный гуманистический посыл. История этого произведения довольно необычна. В 1952 году В. Набоков написал по-английски рассказ, озаглавленный «Марсианка Ло-Лита», и предложил его в ряд американских журналов, однако везде получил категорический отказ. Попытки опубликовать рассказ в Европе также не увенчались успехом – консервативные издатели сочли его «порнографическим». От забвения «Ло-Литу» спас А. Твардовский, главный редактор журнала экспериментальной прозы «Новый мир» – по его просьбе В. Набоков перевел рассказ на русский язык. В январе 1953 года «Марсианка Ло-Лита» была опубликована в «Новом мире» с незначительными сокращениями. Успех превзошел самые смелые ожидания – десятитысячный тираж журнала разошелся в считаные дни и стал библиографической редкостью; в продаже появились нелегальные репринтные копии. А. Твардовский немедленно выпустил рассказ в виде отдельной брошюры, суммарный тираж которой через год составил четыреста тысяч экземпляров. В то же время многими читателями рассказ был воспринят как заявка на более пространное произведение, и под давлением публики В. Набоков через два года выпустил в свет роман «Ло-Лита». Этот роман неоднократно переиздавался и переведен на множество языков, включая латынь и эсперанто. Хотя критики указывали, что некоторые сцены в романе являются лишними и написаны исключительно для объема (к примеру, три главы о Междупланетном шахматном конгрессе свободно изымаются, что подтверждают сокращенные издания), романный вариант «Ло-Литы» стал каноническим, а исходный рассказ по недоразумению был забыт. В настоящем издании мы впервые приводим текст исходного рассказа, восстановленный по рукописи, хранившейся в Доме-музее В. Набокова (Санкт-Петербург).
Коммерческий успех «Ло-Литы», возникновение клубов поклонников и голливудская экранизация романа привели к появлению литературных подражателей, эксплуатирующих сюжеты и антураж нашумевшего романа. Чтобы остановить вал подделок, В. Набоков заключил с французским издательством «Олимпия» договор на цикл произведений, продолжающих историю марсианки Ло-Литы. В последующие годы были написаны и опубликованы романы: «Ло-Лита – королева марсиан» (1959), «Ло-Лита в Новом Свете» (1961), «Ло-Лита и амазонки Венеры» (1963), «Ло-Лита и секретный агент инквизиции Джеймс Бонд» (1966), «Ло-Лита в гневе» (1968), «Неукротимая Ло-Лита» (1969), «Искушение Ло-Литы» (1970), «Капкан для Ло-Литы» (1971), «Возвращение Ло-Литы» (1972), «Ло-Лита и ее любовь» (1974), «Победа Ло-Литы» (1976). Многие из этих романов современные критики относят к «pulp fiction»; в ходу также мнение (высказанное впервые Б. Пастернаком в монографии «Современная американская проза», 1963), что только первый роман был написан непосредственно В. Набоковым – остальные тексты принадлежат перу безымянных литературных «негров».
Всемирная известность сказалась на образе жизни В. Набокова – он почти не покидал своего «литературного поместья», крайне редко соглашался на интервью и даже знаменитые сеансы одновременной игры в шахматы давал по телефону.
Произведения В. Набокова характеризуются сложной литературной техникой, глубоким анализом рефлексии персонажей в сочетании с непредсказуемым сюжетом. При этом всегда следует помнить, что хотя большинство текстов В. Набокова посвящено коллизиям космической экспансии, сам он за пределами Земли не бывал и имел исключительно теоретические познания о быте астронавтов и обитателях соседних планет. Тем не менее проблематика близких контактов, которой В. Набоков посвятил свое творчество, остается актуальной по сей день.
В. Набоков умер 19 июня 1977 года. В его честь названы астероид и горный пик на Марсе.
