Текст книги "Смерть под парусом (пер. Гольдберга)"

Автор книги: Чарльз Перси Сноу

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 14 страниц)

– Гениально, Йен, – заметил Финбоу. – Возможно, вы даже правы. Пока не знаю. Думаю, лучше нам лечь спать. – Он взглянул на часы. – Уже почти половина пятого.

Я улегся в постель, когда вдруг вспомнил.

– Финбоу, – окликнул я. – А как насчет Филиппа и Тони? Мы не можем допустить, чтобы они оставались на улице всю ночь.

– Не можем, – согласился Финбоу, готовясь лечь. – А они и не останутся.

– Как это? Кто им откроет дверь?

– Никто, – ответил Финбоу. – Им не нужно открывать дверь. Они в доме.

– Откуда вы знаете? – удивился я. – Вы их видели?

– Нет. Но было бы безумием целый час болтаться на улице в такой туман. Они, конечно, влюблены, но не сошли с ума.

– Тогда где они? Мы везде смотрели, – настаивал я.

– Если не снаружи, значит, где-то внутри. – Финбоу зевнул. – Йен, вы действительно хотите, чтобы я встал и занялся поисками? Придется рисовать план бунгало, а это такая морока. Обещаю, что за завтраком вы увидите Филиппа и Тоню целыми и невредимыми.

– Мы не знаем, что с ними могло произойти, – возразил я. – Нам ни к чему еще одно…

Я умолк.

Финбоу добродушно улыбнулся:

– Черт возьми, пожалуй, я должен вас успокоить. – Он сел на постели, потянулся к пиджаку, достал из кармана карандаш и бумагу и принялся рисовать. Закончив, задумчиво посмотрел на план бунгало. Из своего угла я наблюдал, как Финбоу нетерпеливо постукивает карандашом по колену. Внезапно он рассмеялся: – Все в порядке. Я уж было подумал, что они действительно могут быть снаружи. Разумеется, нет. Снимаю шляпу перед мисс Тоней – в определенном смысле эта девушка умнее всех нас.

– Где они?

– Кажется, я знаю. Однако совершенно очевидно – они не хотят, чтобы их беспокоили.

Мне никак не удавалось справиться с тревогой.

– Лучше побеспокоить их, чем найти Филиппа так, как мы нашли Роджера.

– Глупости, – сказал Финбоу. – Хотя Тоня вполне способна прикончить мужчину, но скорее убьет себя, чем Филиппа. Послушайте, Йен, вас убедит, если я проделаю следующее: подойду к комнате Эвис и спрошу, купалась ли Тоня после обеда? Если она ответит «да», значит, Филипп и Тоня в доме и вы пообещаете успокоиться и идти спать.

Вероятность того, что кто-то купался в реке после обеда, была настолько мала, что я согласился. Финбоу встал, взял свечу и вышел; я остался один.

В комнате было абсолютно темно. Я слишком устал, чтобы пытаться найти ответы на вопросы, которые теснились в моей голове. Что делала Эвис? Где Тоня? Ждет ли нас очередной ужас, еще страшнее первого? Мои глаза постепенно привыкли к темноте, и проем окна наполнился тусклым серым светом. Гнетущий мрак лишь усилил мою тревогу, и, повинуясь внезапному импульсу, я сел на постели, вцепился в подушку и стал прислушиваться.

Сначала до меня донеслось какое-то бормотание – мне удалось убедить себя, что это Финбоу разговаривает с Эвис. А потом, лишь только я начал успокаиваться, послышался стон; эффект был ошеломляющим – словно от пронзительного звука скрипки лопнуло стекло. Я вздрогнул, но тут же засомневался: не померещилось ли мне? Звук длился всего лишь мгновение, и я стал убеждать себя, что это результат переутомления и безмолвной, гнетущей тьмы.

В двери показался Финбоу, и я обрадовался его ироничной улыбке, которую выхватывало из темноты пламя свечи.

– Вы слышали? – взволнованно спросил я.

– Что?

– Нечто вроде стона. Какого-то хриплого стона.

– Нет, – с улыбкой сказал Финбоу. – Не слышал. Но в любом случае не стал бы волноваться.

Я не понял, что он имеет в виду, однако пытался убедить себя, что могу доверять Финбоу.

– Что сказала Эвис? – спросил я.

– Я спросил ее, купалась ли Тоня перед сном, – ответил Финбоу.

– Что она ответила? – повторил я.

– Тоня действительно ходила купаться, перед тем как лечь спать. – С лица Финбоу не сходила самодовольная улыбка.

– Думаете, все в порядке? – Я был изумлен, что его предсказание сбылось.

– Абсолютно уверен.

– Как вы догадались, что она плавала в реке? – спросил я, почти засыпая.

Несмотря на окружавшие меня загадки, я слишком устал, чтобы беспокоиться. Единственное, чего мне хотелось, – спать.

– Все очень просто, – сказал Финбоу. – Тоня молодая, но мудрая женщина.

Глава 11
Тревожное утро

Проснувшись следующим утром, я увидел закутанного в халат Финбоу, который стоял у моей кровати с удивленной улыбкой на лице.

– Уже почти двенадцать, – заметил он. – Миссис Тафтс на грани апоплексического удара.

Поначалу я ничего не мог понять, но затем вспомнил о приключениях и страхах бурной ночи, и эти воспоминания вызвали у меня неприятное чувство. Словно вы видите во сне, будто лежите больной в постели, а проснувшись, обнаруживаете, что на самом деле больны. Эвис, съежившаяся в углу столовой, бесконечные разговоры Финбоу, пустая кровать Тони – и стон в темноте. Рывком сев на постели, я спросил:

– Всё в порядке? Все на месте? Финбоу, сходите и посмотрите.

– Все в полном порядке, если не считать того, что Эвис жалуется на головную боль. Уильям и Кристофер давно позавтракали, Тоня только приступила. Эвис и Филипп у себя в комнатах.

– Вы давно встали? – с облегчением спросил я и начал умываться.

– Четверть часа назад, – ответил Финбоу. – Моя способность бодрствовать ночью сравнима лишь с моей способностью спать по утрам, – нравоучительным тоном прибавил он.

Я повернулся к нему:

– Рад, что вы оказались правы насчет Филиппа и Тони. Как вы догадались?

– Я уже говорил вам вчера, – напомнил Финбоу. – Тоня мудрая женщина.

– Что это значит?

– Мне приходилось слышать разные определения, – ответил Финбоу, – большинство из которых довольно глупы. Лично я назвал бы мудрой женщину, освоившую одну науку…

– А именно? – спросил я.

– Как использовать свой запах. Если она в совершенстве владеет этой наукой, значит, ей известно почти все. Ночью, когда мы вошли в эту комнату, вы, вне всякого сомнения, заметили, что Тоня непревзойденный мастер.

– Я не почувствовал никакого запаха, – смущенно пробормотал я.

– Именно это я имел в виду, – сказал Финбоу.

– Они были здесь?

– Разумеется, здесь, – спокойно ответил Финбоу. – Пока мы обыскивали дом, они сидели в этой комнате и смеялись над нами. Взгляните на мой план бунгало. Когда мы пришли, кухня была пуста; в гостиной их тоже не было, потому что мы прошли прямо туда. Они не могли прятаться в комнате Филиппа, поскольку в нее нельзя попасть из коридора – во время поисков мы обязательно обнаружили бы их. Поэтому все время, пока мы беседовали в гостиной и обыскивали дом, они могли быть либо снаружи, на холоде, что глупо, либо в нашей комнате. А потом, когда все мы удалились на безопасное расстояние к двери Уильяма, они прокрались через гостиную в комнату Филиппа.

– Что они хотели? – спросил я, невольно рассмеявшись.

– Должно быть, Филипп с Тоней весь день искали возможности побыть наедине. – Финбоу усмехнулся. – И я подозреваю, что другая парочка, Биррел и миссис Тафтс, им все время мешала. Поэтому, обнаружив, что мы не вернулись с последним поездом, они, по всей видимости, решили, что мы переночуем в Лондоне, и Тоне пришла в голову мысль устроить свидание в нашей комнате.

– Почему в нашей? – удивился я. – Почему им не пойти в спальню Филиппа?

– Потому что у нас единственная комната в доме, в которой можно шуметь, не опасаясь быть услышанным. Тоня умная молодая женщина. Она не хотела, чтобы то, о чем они говорили друг другу, стало известно кому-либо еще из вашей компании.

– Обычно, – возразил я, – ей нравится проявлять нежные чувства на публике.

– В этом-то и дело, Йен, – заметил Финбоу. – Они не занимались любовью – по крайней мере не все время. Мне представляется, что они признались друг другу в чем-то серьезном. И еще: знай я, что это за признания, мне было бы легче разобраться в деле Роджера. Во всяком случае, произошло следующее: Филипп с Тоней, желая уединиться, отправились в нашу комнату, когда все остальные заснули, причем Тоня постаралась не оставить следов. Как я уже говорил, она молодая, но мудрая женщина и знает главное правило, касающееся запаха. А именно: запах важнее одежды. И второе: возлюбленный должен унести с собой ее запах, дабы помнить о ней. И третье: бывает, что слишком сильный запах может стать гибельным для возлюбленного, если этот запах напомнит о ней другим людям. Тоня понимала, что если, войдя сюда, мы почувствуем ее запах, у нас возникнут подозрения, причем недалекие от истины. Вот почему она искупалась и постаралась избавиться от запаха, насколько это возможно.

– И вы обо всем догадались?

Я не мог скрыть восхищения.

– Мне и раньше приходилось встречать таких женщин, как Тоня, – улыбнулся Финбоу. – Они достаточно умны, чтобы вызывать интерес. В данном случае ей просто не повезло. Она упустила из виду, что мы можем вернуться на машине.

– Довольно глупо с ее стороны, – заметил я.

– Мы сказали, что скорее всего приедем последним поездом, и у Тони не было никаких оснований предполагать, что мы все равно вернемся, даже пропустив его. И вообще она могла сознательно пойти на риск, – предположил Финбоу.

– Да, – согласился я, – но почему Тоня с Филиппом не вышли, пока мы беседовали в гостиной? Они же понимали, что рано или поздно мы отправимся спать – и ловушка захлопнется.

– Ответ на этот вопрос пусть вам подскажет воображение, – усмехнулся Финбоу. – Вы никогда не были влюблены? Молодые люди видят в нас парочку выживших из ума стариков, которым нравится смотреть на забавы молодых.

Я рассмеялся. Думаю, в моем возрасте уже не стыдно признаться – я до сих пор верю, что условности созданы для того, чтобы их нарушать. За исключением хороших манер и честности по отношению к друзьям, без которых любой отказ от традиций превращается просто в грубую и грязную карикатуру достойной жизни. В других, не таких печальных обстоятельствах мне действительно было бы приятно наблюдать за любовными играми Тони и Филиппа, но теперь я чувствовал какую-то неловкость.

– А почему Эвис не заметила, что Тони нет в комнате? – спросил я. – Ведь тогда она осталась бы в спальне.

– Должно быть, Эвис вышла первой, – сказал Финбоу. – Наверное, Тоня ждала, пока она заснет. Думаю, Филипп уже какое-то время сидел в нашей комнате. А когда Эвис встала и выскользнула из спальни, Тоня воспользовалась удобным случаем.

– Она должна была понимать, что Эвис вскоре вернется и обнаружит ее отсутствие, – возразил я.

– Ее это не пугало, – ответил Финбоу. – Она могла угрожать Эвис: если та скажет хоть слово, ей не поздоровится.

– Думаете, Тоня способна на шантаж?

Я был немного шокирован.

– Нисколько не сомневаюсь. Более того. Тоня ненавидит Эвис и с удовольствием растоптала бы ее.

Я молча причесался. Потом спросил:

– Полагаете, она действительно ненавидит Эвис?

– Если точнее, презирает, – ответил Финбоу. – И это презрение взаимное. Такие разные – и такие привлекательные! – девушки просто не могут не раздражать друг друга. Если вы готовы, Йен, пойдемте завтракать. Мне нужно, чтобы сегодня все прояснилось, а времени осталось не слишком много. Пока я не разберусь в их взаимоотношениях, у меня ничего не выйдет.

Я принялся расправлять пиджак, нервируя Финбоу тщательностью своего туалета. Тем временем он продолжал:

– Разумеется, без возможности задавать прямые вопросы мне не очень легко узнать все необходимое. Хотя это лишь усложнило бы дело. Наши молодые люди слишком умны, чтобы выдать себя в ответ на милые нашему сердцу открытые, прямые вопросы вроде тех, с помощью которых следователи якобы должны разобраться в запутанных мотивах преступления. Профессионалу было бы гораздо труднее, чем мне.

– Хотите, чтобы я не мешал беседовать с ними? Наверное, вам лучше делать это одному, – предложил я.

– Глупости, – ответил Финбоу. – Когда вы рядом, им и в голову не придет мысль, что мной движет нечто большее, чем невинное любопытство. Вы играете роль дуэньи, рядом с которой они чувствуют себя в безопасности.

Мы прошли через гостиную в столовую. Завидев нас, Уильям поднял голову.

– Доброе утро, – поздоровался он, а затем с подозрением спросил: – Как ваши глаза, Йен?

– Приятель Финбоу полагает, что повода для беспокойства нет, – сказал я, отметив, что делаю успехи в искусстве лжи.

– Хорошо. – В голосе Уильяма сквозила ирония. – Что за игры, черт возьми, вы устроили этой ночью?

– Называется «отними туфлю», – мягко ответил Финбоу. – Прекрасная игра, Уильям, рекомендую попробовать: предотвращает преждевременное старение.

Тоня лежала на диване. Я заметил, как сверкнули ее глаза в ответ на реплику Финбоу.

– Привет, – с вызовом сказала она, словно ждала, что мы заведем речь о минувшей ночи.

Кристофер улыбался, отчего его смуглое лицо прорезали симпатичные морщинки.

– Доброе утро. – Финбоу предпочел игнорировать напряженную атмосферу в комнате. – Мы с Йеном вернулись довольно поздно и, боюсь, слишком долго спали. Хорошо, что вы не стали нас ждать и позавтракали. Теперь наш черед.

Филипп и Эвис молча сидели за столом. Оба выглядели бледными, но при нашем появлении выдавили улыбки.

Миссис Тафтс поставила перед нами тарелки с яйцами и беконом.

– Холодные, – сообщила она.

– Что вовсе не удивительно, – заметил Финбоу. – Мы поздно легли, миссис Тафтс… разумеется, вы должны помнить.

Миссис Тафтс презрительно фыркнула.

– Мистер Финбоу, – мрачно произнесла она, – я сдержала обещание и не сказала ни слова из того, что думаю о бесстыдстве, которое прошлой ночью имело место под этой крышей. Стоять тут, позволяя этим молодым мужчинам и женщинам завтракать, словно ничего не случилось, и не говорить им, что я думаю об их недостойном поведении, – одно из самых тяжких испытаний в жизни. И не думайте, мистер Финбоу, что я дала слово ради вас. Я пообещала молчать, потому что мне рекомендовали по возможности слушаться вас во всем. Человек, которому я могу верить.

– Кто же он? – поинтересовался Филипп.

– Сержант Биррел, – ответила миссис Тафтс. – Но если бы сержант Биррел предупредил меня, что вы, мистер Финбоу, станете поощрять подобное поведение, я бы никогда не ответила ему: «Алоиз, я сделаю все, что смогу, для мистера Финбоу». Ночью я дала вам обещание, мистер Финбоу, но это в последний раз. Последний! Я отправилась спать, сгорая от стыда, а утром проснулась, не зная, куда девать глаза.

– Та-ак! – ответил Финбоу, разрезая холодное яйцо. – Тем не менее не забывайте о своем обещании.

– Меня мучили угрызения совести. – Пухлое лицо миссис Тафтс было сердитым. – Должно ли держать слово, когда совершено зло и никто не возроптал против него? Должно ли?

– Спросите сержанта Биррела, – посоветовал Финбоу.

– Спрошу, – отрезала она и вышла из комнаты.

Эвис слушала эту тираду с улыбкой на усталом лице. Но я заметил, что ее длинные пальцы механически, без остановки, крутят кольцо для салфетки; контраст между нервными пальцами и бесстрастным лицом был настолько разителен, что я не мог не ощутить тревогу Эвис и усилия, которые она прилагает, чтобы держать себя в руках. Напряжение девушки передалось мне, и я чувствовал себя неуютно, слушая гневные речи миссис Тафтс. Мне кажется, иногда фарс способен послужить разрядкой для сильных чувств, но бывают ситуации, когда он лишь усиливает страдания. Я видел, что миссис Тафтс привносит в атмосферу некую истерическую нотку.

Когда экономка ушла, Эвис взглянула на Финбоу с тем же выражением, что и Тоня несколько минут назад в гостиной. Она тоже ждала упоминания о событиях минувшей ночи. Будь я здесь один, молодые люди, наверное, отнеслись бы ко мне как к доброму дядюшке – поцеловали и заверили, что беспокоиться не о чем. Финбоу, конечно, вызывал у них симпатию, однако они на подсознательном уровне чувствовали, что обязаны с ним объясниться.

Финбоу же с полным безразличием кромсал холодное яйцо, а затем принялся обсуждать финансовые вопросы. Он объяснил Эвис происхождение, преимущества и недостатки золотого стандарта. Причем объяснил очень понятно и даже с некоторой долей юмора – до сих пор я считал, что юмор и экономические теории несовместимы. Тем не менее меня не покидала уверенность, что Эвис на грани срыва. Однако она вежливо слушала и даже задала один или два относящихся к делу вопроса. Я не отрывал взгляда от ее бледного, печального лица с темными кругами вокруг глаз. Тем временем Финбоу подвел итог:

– Это совсем не сложно. Гораздо проще, чем запутанная ситуация, в которой вы все оказались.

Меня шокировала откровенная, расчетливая жестокость его слов. Эвис пристально смотрела на него своими огромными глазами. Филипп сделал неуклюжую попытку рассмеяться.

– На мой взгляд, обычное дело, – сказал он.

– Не совсем обычное, – тихим голосом возразил Финбоу.

Он намазал мармелад на тост и принялся излагать свои взгляды на японский империализм. Должен заметить, что мой друг был разносторонним человеком, но не обладал особыми познаниями в какой-то одной области, как это бывает в детективных романах, – если не считать некоторых тонкостей, связанных с Китаем, но я не берусь об этом судить.

Наконец мы перешли в гостиную, присоединившись к остальным. Молодые люди никуда не ушли: на месте их удерживала апатия, характерная для второй стадии тревоги. Сначала взволнованный человек активен и не может усидеть на месте. Потом он доходит до состояния, когда страхи полностью парализуют его и у него остается единственное желание – услышать самое худшее. Тоня по-прежнему сидела на диване, сцепив руки на затылке. Уильям читал детектив – кажется, книга называлась «Насильственная смерть». Кристофер делал какие-то пометки на обороте письма. Эвис и Филипп молчали. Финбоу бодрым голосом обратился ко всем присутствующим:

– Мы только что обсуждали положение на Дальнем Востоке.

– А, – без особого интереса откликнулся Уильям, отрываясь от книги. – Вас это волнует?

– Конечно, волнует. Меня волнует все, что оказывает влияние на жизнь нескольких миллионов китайцев.

– Простите за эгоизм, – вступил в разговор Кристофер, – но в данный момент, черт возьми, собственная судьба меня волнует гораздо больше, чем любое количество китайцев.

– Когда вы с Уильямом станете старше, – назидательно произнес Финбоу, – ваши взгляды изменятся.

– Глупости, – возразил Уильям. – С вашим поколением общественное сознание в Англии исчерпало себя. Вы все были слишком озабочены будущим мира. Посмотрите, что из этого вышло! Взгляните на нас с Кристофером. Наши первые воспоминания – это военная истерия, нервы и нескончаемые глупости. Подростками мы пережили послевоенные годы – я бы сказал, глупейшие годы. А теперь, только-только устроив свою жизнь, мы получаем финансовый кризис, грозящий разрушить все. Это наследие вашего поколения, Финбоу, и вашего проклятого общественного сознания. Вы понимаете, что у нас не осталось надежды? Вы понимаете, что нас интересует только собственная жизнь, а весь остальной мир пусть катится к черту?

Горечь обвинений Уильяма как нельзя лучше соответствовала общему настроению компании. Она стала не только отражением тех испытаний, которые выпали на долю всех присутствующих, но, как мне кажется, и символом чего-то более глубокого. У Финбоу был задумчивый вид.

– Полностью согласен с Уильямом, – кивнул Кристофер. – Мой мир ограничен несколькими друзьями. Понимаете, Финбоу?

– Полагаю, да, – ответил он. – Хотя даже с чисто эгоистической точки зрения вы очень многое теряете в жизни, если ваш мир действительно так узок.

– Возможно. – Кристофер улыбнулся. – Как бы то ни было, в Малайе я увижу миллионы китайцев, и не исключено, что они расширят мой кругозор. Кстати, я вспомнил: завтра у меня последнее собеседование в совете директоров. Как вы думаете, Биррел не станет возражать, если я отлучусь в Лондон?

– Могу спросить, если хотите, – ответил Финбоу. – Это будет нетрудно – я имею на него определенное влияние.

Финбоу узнал у миссис Тафтс, что Биррел отправился на ленч в таверну у моста, и предложил мне сопровождать их с Кристофером в деревню. Обрадованный, я оставил погруженную в молчание компанию в гостиной. Выговорившись, Уильям снова взялся за книгу. Филипп и Тоня странным образом не проявляли интереса друг к другу, а печальная Эвис сидела в сторонке. Как приятно хотя бы на полчаса освободиться от этой пронизанной страхом атмосферы!

Мы с Кристофером и Финбоу медленно шли по тропинке.

– В чем будет заключаться ваше собеседование? – спросил Финбоу Кристофера.

– Ну, во-первых, меня направят к врачу компании. Он обследует меня и сделает вывод, не вреден ли мне малайский климат. Тут я спокоен. – Кристофер рассмеялся. – Я еще ни разу в жизни не проходил медосмотр, но никогда не сомневался, что это единственный вид экзамена, который я выдержу без всякого труда.

– Не скромничайте, – улыбнулся Финбоу. – Я не сомневаюсь, что вы выдержите любой экзамен, какой только пожелаете. А что еще вас ждет завтра на совете директоров?

– В письме говорится, что правление задаст мне несколько вопросов личного характера. Это неприятно, но, смею надеяться, не смертельно. Затем меня снова отправят к врачу – делать прививки.

– Вы вернетесь к вечеру? – спросил Финбоу.

– Да, конечно. Дело не займет много времени. Успею на поезд в пять сорок пять, – ответил Кристофер.

Мы перешли через дощатый мост.

– Я с интересом слушал вас с Уильямом. Неужели вас действительно интересуют только люди из близкого окружения?

– Да, – подтвердил Кристофер. – А что в этом необычного? Хотите сказать, что вас волнуют судьбы народов?

Финбоу проигнорировал вопрос.

– Полагаю, – задумчиво произнес он, – большинство мужчин придерживались бы того же мнения, будь они влюблены в Эвис.

Худое лицо Кристофера напряглось.

– Мои взгляды сформировались задолго до того, как я встретил Эвис.

Я отметил, что тактика Финбоу на сей раз не сработала. Кристофер не заглотил наживку.

– Занятная болезнь – любовь, – продолжал Финбоу.

– Слышал, – со слабой улыбкой ответил Кристофер.

– Интересно, стоят ли редкие часы радости многих дней глубочайшего отчаяния? – задумчиво произнес Финбоу.

– Сомневаюсь.

– Когда мы не влюблены, нам кажется, что стоят, а влюбившись, начинаем сомневаться.

– Вполне возможно, – согласился Кристофер.

– Все зависит от темперамента. Оптимист забывает о страданиях, как только они остаются позади. Подозреваю, именно таким был Роджер – чрезвычайно жизнелюбивым, – поспешно сказал Финбоу.

Кристофер улыбнулся:

– Бедному старине Роджеру приходилось несладко. Вы правы, он никогда не унывал. Только неисправимый оптимист мог переносить холодность, с которой к нему всегда относилась Эвис. Однако Роджер не отступил. Таких настойчивых людей я в жизни не встречал. Это раздражало Эвис.

Я не мог понять, говорит Кристофер все это намеренно или Финбоу незаметно вызвал его на откровенность.

– Эвис удивительно привлекательная молодая женщина, – сказал Финбоу. – Рискну предположить, что она была холодна со многими мужчинами.

Кристофер улыбнулся – мне показалось, улыбка вышла немного кривой.

– Вокруг таких красивых женщин крутится больше мужчин, чем следовало бы, – сказал он.

Похоже, после вспышки откровенности он вновь замкнулся.

– Полагаю, вы с ней давно знакомы? – спросил Финбоу.

– Три или четыре года, – ответил Кристофер.

– Как не похоже на Филиппа и Тоню, – пробормотал Финбоу. – Кажется, они познакомились около двух месяцев назад. И за это время успели во всем разобраться.

– Они довольно примитивные создания, – сказал Кристофер. – Думаю, оба уже влюблялись раньше – и еще будут влюбляться.

– Верно, – согласился Финбоу. – Полагаю, у таких молодых людей, как Филипп и Тоня, все очень просто.

Кристофер не ответил, и Финбоу оставил попытки обсудить с ним чувства Эвис. Я присоединился к не имеющей отношения к делу дискуссии о кино, длившейся, пока мы не добрались до таверны у моста, где нашли Алоиза Биррела.

Сержант сидел, облокотившись на стойку бара, а перед ним стояла порция виски с содовой. Я удивился: учитывая его рассуждения о нравственности, ему больше подошла бы содовая с лимонным соком, – но потом вспомнил, что пуританство и умеренность – чисто английское изобретение, а в Ирландии можно пить виски и оставаться таким же благочестивым, как Алоиз Биррел.

– Доброе утро, сержант, – поздоровался Финбоу, подойдя к нему.

– Доброе утро, мистер Финбоу, – ответил Биррел, с беспокойством взглянув на него. – Миссис Тафтс рассказала мне ужасные вещи о том, что происходило в бунгало сегодня ночью. Никому другому не поверил бы, но миссис Тафтс достойная женщина.

– Более чем достойная, – подтвердил Финбоу. – Тем не менее ничего страшного не случилось, сержант.

– Как посмотреть, – возразил Биррел.

– Подумайте, что они должны чувствовать, – вкрадчиво сказал Финбоу, – когда за ними наблюдает такой проницательный человек, как вы. Не стоит надеяться, что они могут отвечать за свои поступки.

Вид у Биррела был серьезный и довольный.

– Мистер Финбоу, у меня все готово к действиям, – сообщил он шепотом, слышным на расстоянии нескольких ярдов. – Хотите послушать?

– Разумеется. Вы очень добры. Я так рад, что расследование ведете именно вы.

– Премного благодарен, – взволнованно сказал Алоиз Биррел и продолжил скороговоркой: – Яхта тщательно обыскана, с носа до кормы, и нигде не найдено ни пистолета, ни судового журнала. Рядом с телом также нет никаких отпечатков пальцев. Вскрытие не дало ничего интересного – пуля выпущена из маленького автоматического пистолета, вероятно, двадцать второго калибра. Я выписал из Плимута водолазный костюм. Он прибудет завтра к вечеру. Послезавтра утром буду искать пистолет в реке, а потом смогу предпринять дальнейшие шаги. Главный констебль посылает письменные отчеты в Скотленд-Ярд, сообщая обо всех моих действиях. Он не разрешит мне никого арестовать без их одобрения.

– Вы просто чудо, сержант, – сказал Финбоу.

Румяное лицо Биррела лучилось счастьем.

– Сложное дело. Зацепиться почти не за что. Со стороны оно может показаться легким, но когда вникнешь, понимаешь, что это не так.

– Уверен, что вы справитесь, – подбодрил его Финбоу. – Я хотел спросить: вы не возражаете, если мистер Таррант завтра отлучится в Лондон? Ему назначено собеседование в совете директоров фирмы, которая собирается взять его на работу.

Биррел окинул Кристофера критическим взглядом.

– Могу я видеть уведомление о собеседовании?

Кристофер с улыбкой протянул письмо.

– Похоже, все в порядке, – сказал сержант, бросив взгляд на документ. – Думаю, после полудня вам следует отметиться в полицейском участке, так что если меня спросят…

– Если вы настаиваете. – Кристофер пожал плечами. – Хотя это не очень удобно. Куда я должен явиться?

– Я не помню названия полицейских участков в той части города, – смущенно ответил Биррел.

Я понял, что сержант совсем не знает Лондона, и предложил Вайн-стрит, внезапно вспомнив беспорядки во время соревнований по гребле. Биррел ухватился за эту мысль.

– Я как раз подумал о Вайн-стрит. Позвоню им и предупрежу о вашем визите.

Весь обратный путь к бунгало Кристофер улыбался своей кривоватой, но милой улыбкой.

– Алоиз Биррел, – сказал он, – производит впечатление человека, который постигал криминалистику на заочных курсах.

Финбоу рассмеялся. Я был слишком взволнован, чтобы веселиться. Каждый раз мне становилось все труднее бороться с дурными предчувствиями и страхами. Каждое возвращение в бунгало было чревато неприятными новостями. Счастливая развязка исключена. В лучшем случае я когда-нибудь смогу все забыть. В худшем… Я боялся даже об этом подумать.

К нашему возвращению остальные уже собрались за столом для ленча. Эвис не прикоснулась к мясу и теребила ломтик хлеба. Тоня выглядела почти такой же печальной, хотя ее глаза блестели в отличие от затуманенных глаз Эвис. Уильям сочувственно молчал, а Филипп был почти таким же потерянным, как в утро убийства. Мы с Финбоу и Кристофером заняли свои места; все продолжали молчать. Вдруг Тоня зевнула.

– Спать хочется, – сообщила она.

– Сочувствую, – отозвался Финбоу. – На вашем месте я вздремнул бы после ленча.

Похоже, эти слова вывели Тоню из себя.

– Ради всего святого, скажите же что-нибудь! Вам всем прекрасно известно, что ночью меня не было в спальне. Всем. Почему вы ни о чем меня не спрашиваете? Думаете, я замышляла убийство? Да?

Филипп взял ее за руку.

– Конечно, нет, дорогая. Просто не хотят вмешиваться в наши дела.

– Почему они молчат? Они же видят – мы хотим, чтобы они что-то сказали. Почему вы избегаете этой темы, Финбоу? Не верите, что я просто хотела рассказать Филиппу нечто важное? И не могла ждать до сегодняшнего утра?

– Это не мое дело, – бесстрастно ответил Финбоу. – Уверен, все ваши действия были продиктованы самыми лучшими намерениями.

Тоня закрыла лицо руками, и мы видели только копну рыжих волос.

– Обо мне вы тоже так думаете? – тихо спросила Эвис.

Ее бледное лицо было обращено к нам. Тоня вновь взорвалась:

– Кстати, а чем она занималась? Она тоже выходила из комнаты. Почему я не могу делать то, что хочу? Почему вы ее не спрашиваете?

– Ты тоже не спала? – резко спросил Кристофер с противоположного конца стола.

От удивления и тревоги его худощавое лицо стало еще суровее.

– Да, – едва слышно ответила Эвис.

– Не стоит так волноваться, – успокаивающе сказал Финбоу. – Мы с Йеном уже давным-давно обрели такое качество, как благоразумие. То есть после полуночи мы перестаем что-либо замечать.