Текст книги "Смерть под парусом (пер. Гольдберга)"

Автор книги: Чарльз Перси Сноу

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 14 страниц)

– Не следует отправляться на прогулку без зонтика или плаща, – с улыбкой произнес Финбоу.

– Зачем же вы пошли? – спросил Кристофер.

– О, мистеру Финбоу очень захотелось, – сказала Эвис. – Я подумала, что смогу немного его развлечь.

– Пусть бы мистер Финбоу сам себя и развлекал, – выпалила Тоня.

– К счастью, мои развлечения в большинстве своем безобидны, – заметил Финбоу.

Эта шутка заставила меня похолодеть.

С началом дождя сделалось так темно, что предметы в дальнем конце гостиной стали неразличимы.

– Господи, зачем сидеть в темной комнате теперь, когда все так хорошо? – воскликнула Тоня.

– Незачем, – согласился Филипп.

– Давайте зажжем свет, – потребовала Тоня.

Позвали миссис Тафтс, и Кристофер попросил принести лампы. Экономка угрюмо ответила, что лампы испортились, но можно зажечь свечи. Вскоре желтое колеблющееся пламя десяти свечей уже рассеивало серую мглу дождливого вечера. Мне все это напоминало бдение возле покойника.

– Так лучше, – сказала Тоня. – По крайней мере светлее и живописнее.

– Но не очень весело, – заметил Уильям.

– Вполне достаточно, – возразил Филипп. – Какая нам разница теперь, когда все закончилось?

– Да, – согласился Кристофер. – Теперь это не имеет значения.

– Точно, – тягучим голосом произнесла Тоня, закидывая ногу на край дивана. – Как приятно думать, что все закончилось!

– Все закончилось, – тихо произнес Финбоу – Или почти все. Только что я получил своего рода последнее слово – журнал, куда Роджер записывал истории болезней своих пациентов.

Мне эти слова показались невинными, но лицо Эвис стало мертвенно-бледным. Я понял, что наступает развязка.

– Интересно? – спросила Тоня, не заметившая ничего необычного.

– Очень, – ответил Финбоу.

Уильям принялся рассказывать историю о записях знакомого врача, который недавно начал специализироваться на нервных болезнях. Кристофер встал и ушел к себе в комнату. Уильям продолжал говорить, но я наблюдал за Эвис и почти ничего не слышал. Кристофер вернулся в гостиную с озадаченным и хмурым лицом.

– Эй, Кристофер, – небрежно окликнул его Финбоу, – ищете пакет? Я по ошибке захватил его, отправляясь на прогулку. Оставил в шлюпке.

– Хорошо, – ответил Кристофер. – Мне он нужен на минутку. Пойду заберу. Заодно куплю табак в деревне.

– Ладно, – кивнул Финбоу.

Кристофер открыл застекленную дверь и скрылся в саду.

Слова достигали моих ушей, но я почти ничего не слышал, сосредоточившись на бледном лице Эвис. Мне страстно хотелось, чтобы Финбоу заговорил. Уильям закончил свою историю, и Тоня принялась рассказывать о своих приключениях с невропатологом.

Я заметил, что Финбоу сидит в напряженной позе, словно ждет какого-то знака или звука. Интересно чего, мелькнуло у меня в голове.

Внезапно послышался резкий щелчок, похожий на удар бича. Я не понял, откуда донесся этот звук, и не придал ему значения.

– Та-ак, – очень тихо произнес Финбоу.

Глава 19
Долгое объяснение Финбоу

Финбоу быстро вышел из комнаты и позвал миссис Тафтс. Послышался его тихий голос, скороговоркой произносивший что-то неразборчивое, а также безропотное «да, сэр, да, сэр» миссис Тафтс, удивившее меня своей покорностью. Он вернулся вместе с экономкой: она окинула нас быстрым взглядом, затем поспешно вышла. Финбоу вновь вытянулся в кресле и повернулся ко мне.

– Прошу прощения, Йен, за все, что вам пришлось сегодня пережить. Но я ничего не мог поделать, – сочувственно сказал он.

– Но что… – Я был удивлен и растерян.

– Мне пришлось убедить вас, что я подозреваю Эвис, – пояснил Финбоу.

Словно сквозь туман я заметил, как та подалась вперед. Я ничего не видел, кроме блестящих взволнованных глаз.

– И?.. – быстро спросила Тоня.

– Ответ прост, – сказал Финбоу. – Роджера убил Кристофер.

– Но… в один из вечеров… – запинаясь, выдавил я. – Вы говорили, что он этого не делал… что у него не было причин… Зачем вы мне это говорили?

– Кристофер?! – воскликнул Филипп. – Но ведь Роджер застрелился!

Тоня и Уильям удивленно охнули.

Эвис сидела неподвижно. Несколькими фразами Финбоу объяснил, почему он считает самоубийство невозможным, кратко пересказав аргументы, которые я уже слышал в Хорнинге. Потом посмотрел на меня.

– Когда в тот вечер я говорил вам о невиновности Кристофера, – продолжил он, закурив сигарету, – то верил, что это абсолютная правда. И только следующей ночью был вынужден снова вспомнить о нем. Вплоть до того момента я делился с вами всеми своими догадками, Йен, и вам был известен каждый факт, который я использовал в рассуждениях. То есть вся мешанина фактов и мыслей, среди которых я искал решение этой загадки, была в вашем распоряжении. Но потом я уже не говорил вам все, что думаю; узнав о причинах убийства, вы поймете почему.

– Полагаю, я выглядел полным дураком.

Я постепенно приходил в себя. Эвис в безопасности, и теперь ей уже ничто не угрожает!

– Да, пожалуй, – согласился Финбоу. – Но мне кажется, у вас есть оправдание: вы не знали всех обстоятельств. О первой подсказке, которую я получил, вы никогда не догадаетесь…

– И что же это? – нетерпеливо спросил Уильям.

– Алоиз Биррел, – с улыбкой ответил Финбоу.

– Какие-то его слова? – Голос Тони звучал хрипло.

– Нет, действия. Вчера после обеда, перед тем как вы с Филиппом сбежали, – он рассмеялся, – я смотрел, как Биррел подплыл к дому, намереваясь задать нам несколько вопросов. Я отметил – и сказал это Йену, – что он великолепно управляется с лодкой.

– И какое это имеет отношение к делу? – спросил Филипп.

Все были чрезвычайно взволнованы.

– Беда, разумеется, в том, что мы слишком поверхностно судим о людях, – беспечно продолжил Финбоу, словно выступал на литературной вечеринке. – Мы любим навешивать ярлыки, а потом ожидаем, что человек будет вести себя в точном соответствии с ярлыком. В литературе данный процесс известен как соблюдение традиций английского романа. На практике это означает, что мы все воспринимали Биррела только как клоуна, который способен лишь на грубые шутки. Вы помните, как Кристофер, Йен и Уильям оказались в воде, когда Биррел обогнал их на пути к яхте в то первое утро? Перевернуть шлюпку, проплыв вплотную на моторной лодке, – вполне в духе Биррела. Через пять минут после знакомства с ним мы все считали, что он на такое способен.

Я признался самому себе, что именно так и оценивал тот инцидент.

– Ничего подобного, – сказал Финбоу. – Во многих отношениях Биррел настоящий клоун: выходит из себя, когда видит Тоню в прозрачной пижаме; в его голове одновременно не помещаются две мысли, – однако у него живой ум и быстрая реакция. При должном руководстве из него выйдет очень полезный работник. То есть это человек, хорошо справляющийся с простыми вещами, требующими быстрой реакции, – такими как управление лодкой. Если взять себе за правило считать людей чуть более сложными, чем персонажи английского романа девятнадцатого века, то легко увидеть, что Биррел с гораздо меньшей вероятностью мог своими неуклюжими действиями перевернуть шлюпку, чем… скажем, Йен или я сам.

– Предположим, – буркнул Уильям.

– С другой стороны, – продолжал Финбоу, – Кристофер искусный гребец. Вероятность, что один из них совершил случайную ошибку, крайне мала. Наблюдая, как Биррел управляет лодкой, я вдруг понял, что тот инцидент был преднамеренным – и устроил его Кристофер.

– Но зачем? – быстро спросил Уильям. – Он же не сошел с ума.

– Это возвращает меня к пяти вопросам, которые я записал в день убийства и которые казались мне главными на пути к разгадке. Вот они.

Финбоу достал листок бумаги, на котором он вел записи в то первое утро, когда мы с ним сидели в саду.

– На пятый вопрос[19]19
  Какие чувства скрывает Уильям?


[Закрыть] я уже ответил, – сообщил он. – Когда-нибудь, Уильям, вы все узнаете; пока же могу сказать, что на вашем месте я бы прекрасно обошелся без Роджера. Номер четыре[20]20
  Почему Филипп и Тоня так демонстративно искали общества друг друга после убийства?


[Закрыть], в сущности, оказался не очень сложным. Я знал, что Филипп не мог этого сделать, и практически не сомневался, что поведение Тони было вызвано какими-то осложнениями личного характера. – Финбоу поднял голову и посмотрел на молодых людей. – Вы не должны обижаться, что я говорю о вас как о разложенных на столе образцах. Существовала вероятность, что осложнений личного характера недостаточно, чтобы объяснить тревогу Тони, но я успокоился на этот счет, когда вместе с Йеном подслушал часть вашего разговора с Филиппом на озере Хиклинг.

Глаза Тони сверкнули.

– Вы слышали… Что именно?

– Достаточно, дабы убедиться, что вы предпочли бы видеть Роджера живым, – ответил он. – Если хотите узнать мое мнение о ваших взаимоотношениях с Роджером, то я готов вам рассказать – в личной беседе.

Уильям был явно озадачен.

– Но ведь ты не была знакома с Роджером. – Он повернулся к Тоне, которая, проигнорировав его вопрос, не отрывала взгляда от Финбоу.

– И много вы знаете? – взволнованно спросила она.

– Довольно много, – улыбнулся Финбоу. – Достаточно для того, чтобы молчать – и любить вас еще больше.

Наконец ко мне вернулась способность рассуждать, которую я утратил, когда думал, что Эвис в опасности. Постепенно возвращался и интерес к людям: я заметил, как беспокойство Тони за себя и за Филиппа полностью вытеснило все чувства, которые она могла испытывать в отношении убийства. Для нее собственный роман был гораздо важнее, чем смерть Роджера. Для Филиппа, который с болью во взгляде следил за ее вопросами, любые новые сведения о Тоне были важнее вины Кристофера. Так происходит со всеми людьми – и это естественно.

– В ту ночь к двенадцати часам я получил удовлетворительные ответы на вопросы номер четыре и номер пять, – возобновил свой рассказ Финбоу. – Они не помогли разгадать тайну убийства, разве что сузили круг подозреваемых, но позволили составить достаточно полное представление о Роджере. Пока Йен вез меня домой, я начал понимать, как можно ответить на вопрос номер три – теперь, когда я стал догадываться об инциденте, намеренно устроенном Кристофером. Меня очень беспокоил третий вопрос[21]21
  Почему Эвис и Кристофер сторонились друг друга после убийства?


[Закрыть]. Какое-то время я искал ответ в сфере эмоций: например, Эвис на самом деле очень любила Роджера и после убийства держала Кристофера на расстоянии, – но вскоре понял, что причина в другом.

– На самом деле, – сказала Эвис, – после убийства Кристофер сам не приближался ко мне, пока не вернулся из Хорнинга.

– Так! – довольным тоном произнес Финбоу. – Совершенно верно. Одно время я полагал, что Эвис относится к той категории молодых женщин, к которым не обращаются за утешением в минуты горя, но затем увидел, что ошибался. Другими словами, в трудных ситуациях нормальные молодые люди, влюбленные в Тоню или Эвис, тут же бросятся к ним. Но поведут себя по-разному. С Тоней попытаются забыть о несчастьях, занявшись любовью, а с Эвис будут разговаривать, пытаясь успокоить ее, проявив сочувствие.

Эвис покраснела. Тоня рассмеялась.

– Просто Эвис не принадлежит к чувственным молодым женщинам, – продолжил Финбоу. – Но суть в том, что нормальный молодой человек бросился бы к Эвис, а Кристофер этого не сделал. Я попытался объяснить его поведение, и тут мне помогла перевернутая шлюпка. Просто это был хитрый трюк, чтобы привести себя в порядок.

Мы все умолкли. Уильям закурил сигарету, и резкий звук чирканья спички о коробок прозвучал словно крик.

– Я пришел к выводу, что за три минуты невозможно совершить убийство, а потом принять такой вид, словно ты умылся. Разумеется, гораздо проще вообще не умываться. Когда вы сидели в каюте и обсуждали свое положение, Кристофер единственный из всех не умывался со вчерашнего дня.

– На яхте на такие вещи никто не обращает внимания, – возразил Уильям. – Мы все были рядом с ним после убийства, и никто не заметил ничего необычного.

– Совершенно верно, – согласился Финбоу. – Я сам был озадачен. А потом вспомнил парочку мелочей, о которых рассказал Йен. Когда вы все собрались в каюте, Кристофер бросил Тоне коробок спичек, вместо того чтобы дать ей прикурить. Удивительно: молодой человек отличался превосходными манерами, а тут требовалось преодолеть расстояние всего в несколько футов. Возможно, это случайность, но я задумался, не было ли у него причины прятать от Тони свою руку.

А еще ссора между Уильямом и Кристофером из-за того, кто сядет за весла, чтобы доставить вас в Хорнинг. Почему Кристофер так не хотел грести? И если он не хотел грести по пути в Хорнинг, то почему настаивал, чтобы сесть за весла на обратном пути?

Теперь мы точно знаем, что убийце требовалось зажать румпель между рукой и телом жертвы. Порядок действий, вероятно, был таким: сначала убийство, потом связать пистолет, вымпел и судовой журнал и бросить за борт, а потом закрепить румпель так, чтобы яхта по возможности плыла прямо. К этому времени на груди Роджера должна была выступить кровь…

Если Кристофер действительно испачкал руку кровью во время этих манипуляций – и заметил только после того, как вошел в каюту, – то его странные и, казалось бы, нелогичные поступки легко объяснить. Он не хотел, чтобы Тоня видела его руку с близкого расстояния; он не хотел прикасаться к веслу, боясь, что от тепла и трения на рукоятке останется кровь, а когда все же пришлось грести, постарался сделать так, чтобы никто не увидел весла, пока с него не смоется кровь. Поэтому по дороге из Хорнинга ему требовалось вымыть весло и – что еще важнее – руку. Он не позволил Уильяму грести по двум причинам: никто не должен был видеть весло, и кроме того, вымыть его гораздо легче, когда гребешь сам. Кристофер собирался при первой же возможности перевернуть лодку. И когда появился Биррел, он воспользовался этой возможностью.

Когда мне в голову пришла эта мысль, я с удовлетворением понял, что человек, подобный Кристоферу – умнее и целеустремленнее я еще не встречал, – будет думать и действовать именно так, как я представляю. Другими словами, если Кристофер убийца, его последующие действия легко объяснить.

Гораздо труднее было понять, зачем ему нужно убивать Роджера. После разговора с Эвис я исключил его из числа подозреваемых, потому что только у него на первый взгляд не было мотива. Йену я уже говорил о самом любопытном аспекте этого дела – Роджер имел больше оснований убить всех членов вашей компании, чем вы его. Так, например, Роджер мог бы избавиться от Кристофера, поскольку Кристофер собирался жениться на Эвис. Судя по тому, что мне известно о Роджере, он сделал бы все, что в его власти, чтобы навредить Кристоферу. Если это правда, то действия Кристофера могли быть продиктованы самозащитой. Я начал размышлять, каким образом это может оказаться правдой.

Потом я вспомнил, что накануне Кристофер с необычным воодушевлением говорил о медосмотре. Я убеждал себя, что только глупец может увидеть тут связь с убийством. Ему назначили медосмотр, он был обязан прийти к врачу компании, ему хотелось благополучно пройти испытание. Его признали «абсолютно здоровым». Однако жизнерадостность Кристофера выглядела странной. Он сказал, что еще никогда в жизни не проходил медосмотр. Может ли умный человек быть абсолютно уверенным в себе и жизнерадостным перед первым медосмотром? Мне не встречались люди, которых не терзали бы сомнения. Я заподозрил, что его обследовали и раньше, но тогда зачем ему это скрывать?

Теперь я видел связь с Роджером. Если Кристофер что-то скрывал, не мог ли Роджер тоже быть посвящен в тайну? Если это сведения из медицинской карты Кристофера… то Роджер при первой возможности обязательно воспользуется ими, чтобы навредить сопернику. И я понял, что работа в Малайе – подходящий случай.

Эвис судорожно вздохнула и посмотрела на Финбоу широко раскрытыми глазами.

– Я получил возможность сформулировать версию. Если в прошлом, когда Роджер и Кристофер дружили и Кристофер еще не влюбился в Эвис, Кристофер обратился к Роджеру по поводу какой-то болезни – достаточно серьезной, чтобы ее скрывать, – тогда все объясняется. Кристофер выздоравливает, и только врач, лечивший его с самого начала, знает правду – например, такое происходит при диабете, когда анализы показывают, что пациент абсолютно здоров, пока он контролирует болезнь. О болезни знает только лечащий врач.

Любое подобное заболевание, даже излеченное, исключает работу в Малайе. Наверное, безосновательно, но таков порядок. Считается, что человек не сможет контролировать болезнь, что она может вернуться и тому подобное. Разве нельзя представить, как Роджер убеждает себя, что его обязанность – сообщить совету директоров, что Кристофер не подходит для этой должности? Разве нельзя представить, что он действительно верит, будто это его долг? Жизнерадостный, толстый, краснолицый. Гордый, что исполнил свой моральный долг.

Эвис прикусила губу с такой силой, что она побелела.

– Вы умный человек, мистер Финбоу.

– Я всего лишь составил точное представление о людях, – ответил Финбоу. – Так вот, моя версия объясняла почти все факты. Так, например, первый вопрос[22]22
  Почему убийца не принял предложение признаться в обмен на молчание остальных?


[Закрыть] стал бы понятнее, будь убийцей Кристофер, а не кто-то другой. Кристофер боялся, что, признавшись, потеряет Эвис; как умный человек он понимал, что жениться на ней – большая удача. Он знал, что ей ничего не стоит разорвать помолвку. И я могу представить, как Кристофер с характерным для него горьким юмором размышляет, что убийство – вполне подходящий предлог. Второй вопрос[23]23
  Почему не было попытки свалить вину на одного человека?


[Закрыть] пока оставался без ответа, однако он отпал сам собой, когда на следующий день Биррел нашел пистолет. Ночью по дороге домой я сказал Йену, что начинаю понимать, в чем тут дело; я имел в виду, что если Роджер знал о болезни Кристофера, то все сходится.

– Почему вы мне ничего не сказали? – возмутился я.

– Потому что восхищался изобретательностью Кристофера и хотел, чтобы вы продолжали с несчастным видом смотреть на Эвис, – ответил Финбоу. – Заподозри Кристофер, что кому-то известна правда, мы очень скоро столкнулись бы с еще одной загадкой. Сегодня утром из деревни я позвонил Аллену – знакомому следователю – и попросил изучить журнал записи пациентов Роджера, а затем прислать его мне. Аллен обнаружил имя Кристофера в апреле 1928 года, но эта информация ему ни о чем не говорила. Журнал доставили сегодня после полудня. Я его еще не смотрел.

– Я могу вам кое-что рассказать, – грустным голосом произнесла Эвис. – У Кристофера редкая болезнь крови. Сначала Роджер думал, что она смертельна. Потом удалось найти экстракт, который нормализует кровь, но принимать лекарство нужно постоянно.

Финбоу пристально посмотрел на девушку:

– Я подозревал, что вы знаете. Это многое объясняет. Хорошо, что я не поделился с Йеном своими догадками, – прибавил он.

– Почему? – удивился я. – Как характер болезни повлиял на ваши выводы?

– Человек, узнавший о том, что он неизлечимо болен, уже никогда не будет прежним. По крайней мере какое-то время, – ответил Финбоу. – Он перестает ценить человеческую жизнь, что вполне естественно. Психологический эффект сохраняется даже после выздоровления, как в случае с Кристофером.

Именно подобное безразличие сделало Кристофера способным на убийство. Собственно, все самое главное в истории Кристофера я понял вчера ночью. Вести от Аллена стали лишь подтверждением. На самом деле они были не столь важны – я не сомневался, что обнаружится нечто подобное. Теперь требовалось объяснить поведение Эвис.

– Мое? – удивилась она.

– Да, ваше. Утром пришло письмо от Аллена с некоторыми сведениями из жизни Тони, подтвердившими, что мои представления о ней были верными. Кроме того, там приводились условия завещания в пользу Эвис, а также размер ее дохода.

Финбоу закурил, затем продолжил:

– Это единственный аспект во всем деле, которому я мог доверять. Необходимо было провести четкую границу между тем, что я знаю, и тем, о чем могу только догадываться. Уильяма, Филиппа и Тоню я мог исключить; находка пистолета полностью снимала подозрения с Тони, но я и так был убежден в ее невиновности. Оставались Кристофер и Эвис. Могла ли это сделать Эвис? Я узнал, что она жила на двести пятьдесят фунтов в год и, вероятно, нуждалась в деньгах. Это меня не удивило. Многие молодые женщины умудряются создать впечатление роскоши, тратя сущие гроши – в основном потому, что все необходимое для жизни им покупают другие.

– Уже почти год я не трачу деньги на еду – разве что на завтраки, – печально улыбнулась Эвис.

– Боже, и как только подобным женщинам не стыдно! – раздраженно воскликнула Тоня. – Получают все, не давая ничего взамен, и при этом изображают из себя святых!

– С другой стороны, – продолжал Финбоу, – девяносто тысяч фунтов – большие деньги. Но если убийца – Эвис, то я никак не мог объяснить ее поведение. Убив Роджера из-за денег, она могла разыгрывать искреннее горе и могла быть по-настоящему испугана. Но я не понимал, откуда у нее такие противоречивые чувства. Настоящий страх, настоящая горечь, искреннее самобичевание и искреннее торжество. Я предположил, что Эвис могла убить Роджера из-за Кристофера – зная, что Роджер собирается разрушить его карьеру. Но потом отверг эту мысль.

– Почему? – спросил Филипп.

– Потому что Эвис не любила Кристофера. В сущности, я довольно быстро пришел к выводу, что Эвис не убивала, но догадывается, кто это сделал.

Эвис испуганно посмотрела в бесстрастные голубые глаза Финбоу.

– В самом убийстве была одна странность, – сказал Финбоу. – Никто не признался, что слышал выстрел. Для каюты рядом с радиоприемником это неудивительно, однако даже маленький пистолет не бесшумен – звук выстрела похож на тот, который мы слышали только что. – Он умолк на секунду, затем продолжил: – Если Эвис и невиновна, она была в каюте рядом с кокпитом, где произошло убийство, и, разумеется, слышала выстрел. Выйдя в центральную каюту, она увидела, что Кристофер только что вернулся туда. Полагаю, Эвис, в тот момент вы все поняли.

Огромные серые глаза Эвис не отрывались от его лица.

– И вы догадались, почему он это сделал. Подозреваю, вы передали Кристоферу какие-то слова Роджера, и Кристофер понял, что Роджер собирается воспользоваться известными ему сведениями медицинского характера. Но Роджер не подозревал, что Кристофер знает, и считал, что сможет выполнить свой долг – втайне. И Кристофер никогда не узнает, почему совет директоров внезапно отказался от его услуг. Вот почему Роджер так дружелюбно вел себя по отношению к Кристоферу: он чувствовал себя в безопасности. Роджер умер с улыбкой на лице. Он думал, что может себе позволить шутить с Кристофером.

Эвис не шевелилась, в лице у нее не было ни кровинки.

– Разобравшись в этом, я мог без труда объяснить поведение Эвис. Сначала она действительно испугалась, что ее заподозрят, и бросилась за помощью к Йену. Потом начала волноваться: попросив помощи для себя, она могла невольно способствовать раскрытию того, о чем догадывалась. Она радовалась…

Эвис поникла.

– Она радовалась смерти Роджера, но боялась, что убийца – Кристофер. Как бы то ни было, Эвис чувствовала вину: во-первых, потому что скрывала правду, а во-вторых, что более важно, потому что из-за своего малодушия могла выдать Кристофера, который ей действительно нравился. Если бы Йен не пригласил меня, этот случай так и остался бы загадочным самоубийством. Вот почему поведение Эвис очень напоминало поведение убийцы. Разумеется, она делала это неосознанно. Сыграть так убедительно у нее бы не получилось.

Бледное лицо Эвис выражало отчаяние. Она не шевелилась, не плакала, но ее глаза были полны боли.

– Я думал, это она убила Роджера, – сказал Филипп.

– Я бы тоже, если бы не считала, что у нее кишка тонка… – прибавила Тоня.

– Перестаньте, Тоня. Лучше благодарите Бога, что сами не оказались в таком положении. После того как я разобрался в поведении Эвис, все стало очень легко – полагаю, теперь для вас тоже. Я отправился посмотреть, как Алоиз Биррел погружается на дно реки, и немного удивился, когда увидел доказательства симуляции самоубийства. Разумеется, это был ответ на вопрос номер один. Я уже говорил Йену, что таких дерзких и красивых преступлений мне еще не попадалось. Самоубийство, замаскированное под убийство, – это достаточно очевидно для всех. Но следующий шаг – убийство, замаскированное под первую комбинацию, – слишком хитер, и разгадать его может лишь абсолютно бесстрастный ум.

Сообщая вам о самоубийстве, я, естественно, наблюдал за Эвис. Она сыграла хорошо, но все равно нервничала, и это означало, что нечто компрометирующее Кристофера все еще существует. Я уже знал, что Эвис хочет избавиться от улик. В первый вечер она потребовала разжечь камин, а следующей ночью бродила по дому в темноте. Сегодня днем мое предположение превратилось в факт. Я вошел в ее комнату и обнаружил, что Эвис сжигает дневник.

– А что вы имели в виду, когда остановились посреди гостиной и сказали: «Если я прав», – прежде чем открыть дверь в комнату Эвис? – спросил я.

Финбоу мягко улыбнулся:

– Я мог и ошибаться. Дневник объясняет ее лихорадочную тревогу. Она боялась, что комнаты обыщут и подозрение падет на Кристофера. Но в этом бунгало, в такой тесной компании, не так-то просто избавиться от дневника. Кстати, что в нем было, Эвис?

– Много всякого. – Голос Эвис дрожал. – Например, запись двухлетней давности: «Кристофер конченый человек. Бедняжка, мне очень жаль, но у него одна надежда – хоть немного продлить себе жизнь. Он хочет сохранить все в тайне, и поэтому мы будем молчать». И одна из последних: «От Роджера пришло письмо, в обычном для него стиле. Он пишет: „Конечно, ты не выйдешь замуж за Кристофера. Это было бы возможно, получи он работу в Малайе, но с его болезнью это исключено“». И многое другое.

– Так! – воскликнул. Финбоу. – Неудивительно, что вы хотели сжечь дневник. И еще одна любопытная вещь. Как Кристоферу удавалось скрывать болезнь? Похоже, никто ни о чем не знал, если не считать Роджера – и вас, потому что Роджер был в вас влюблен.

Эвис едва сдерживала слезы.

– Такого самообладания я ни у кого не встречала, – очень тихо сказала она. – Кристофер решил, что если ему суждено выздороветь, то рассказывать о болезни было бы катастрофой, а если он не выздоровеет, что казалось более вероятным, то окружающим тем более незачем знать. Поэтому он молчал – и до черноты загорал на солнце. Позже он мне объяснил: «Эти идиоты думают, что ты здоров, если у тебя кожа цвета шоколада». Никто и заподозрить не мог, что с ним что-то не так.

– Очень похоже на Кристофера, – согласился Финбоу. – Его поведение после убийства было почти безупречным. Не слишком невинным, что очень разумно. Он привез из Лондона маленький пистолет и показал Биррелу. Кристофер объяснил, что оружие может понадобиться ему в Малайе. Биррел согласился. Готов поспорить, что, если бы сержант не нашел первый пистолет, Кристофер устроил бы так, чтобы при следующем погружении обнаружился второй – снова с привязанным грузом, наталкивающим на мысль о самоубийстве Роджера.

– Отличная была бы шутка, – сказал Уильям.

– Второй пистолет находился в пакете из коричневой бумаги, том самом, что я оставил в шлюпке.

– Вы все прекрасно объяснили, Финбоу, – заметил я. – Только очень жаль, что Кристофера повесят из-за такого человека, как Роджер.

– Роджер был негодяем, – сказал Филипп. – Большего подлеца и представить себе невозможно.

Эвис заплакала.

– Я не любила Кристофера, – запинаясь, проговорила она. – Но мне хотелось бы его полюбить.

– Кристофер был очень невезучим, – мрачно сказал Финбоу.

– Что значит «был»? – мгновенно отреагировал Уильям.

– А что это за шум мы слышали прямо перед вашим рассказом? – спросила Тоня.

– Надеюсь, это выстрелил Кристофер… – медленно и бесстрастно произнес Финбоу. Мы все замерли в напряженном ожидании. – В себя.

Уильям и Филипп бросились к застекленным дверям.

– Подождите минуту, – остановил их Финбоу. – Я не хочу, чтобы у вас были еще неприятности. Именно поэтому я позвал миссис Тафтс, чтобы она убедилась: вы все здесь. Именно поэтому я так долго вам все объяснял. Миссис Тафтс вызвала Биррела, и теперь вы все в безопасности – если случилось то, на что я надеялся.

– Вы сказали Кристоферу? – спросил Уильям.

– Упоминая о журнале записи пациентов, я намекал ему, что все знаю. И он понял, – ответил Финбоу.

Мы вышли в сад. Моторная лодка Биррела стояла напротив бунгало. Кто-то заметил мачту шлюпки чуть дальше вдоль берега. Мы бросились туда, не обращая внимания на холодный сырой ветер, трепавший камыши. Нос шлюпки глубоко врезался в илистый берег, парус ожесточенно, но бесплодно трепетал на ветру. В шлюпке лежал Кристофер, и дождь омывал его лицо. В груди, в области сердца, виднелось маленькое отверстие, из которого на пальто текла струйка крови. Пистолета нигде не было. Последняя мрачная шутка. Кристофер убил себя так же, как Роджера, и пистолет упал на дно реки, пока шлюпка шла под парусом.

Губы Кристофера скривились в усмешке, глаза смотрели строго. Камыши уныло раскачивались перед его лицом, а над ними простиралось серое, безрадостное небо.