Текст книги "О непредсказуемости жизни (сборник рассказов) (ЛП)"

Автор книги: Чарльз Маттиас

Соавторы: Кристофер Хаггис,Крис О'Кэйн,Филлип Гёз,Тэрри Спаффорд,Ки Койот,Дэниэл Д'Алимонтэ,Джон Слеепер,Паскуаль Поркупиннэ
сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 19 страниц)

Визг лутина, всем боком напоровшегося на стальное лезвие оглушил юношу, но лежать было некогда. Кое-как отпихнув еще дергавшегося карлика, Мишель высвободил меч и опять навалил на себя истекающее кровью тело.

Первым прибежал весь обсыпанный снегом лутин, уходивший вперед по тропе. И тут юноше повезло во второй раз. Лутин, бывший чуть ниже других, по-видимому, еще совсем молодой, наклонился над мертвым товарищем и, говоря что-то, дернул за плечо. Меч, полоснувший карлика по руке и воткнувшийся глубоко под ребра, стал для него последним в жизни сюрпризом.

Однако лутин не умер, вернее, умер не сразу. Когда осторожно приблизился последний карлик, подрезанный, из последних сил отскочивший в сторону, что-то жалобно простенал-проблеял, тщетно зажимая бок здоровой рукой. Однако третий лутин бросив на него один короткий взгляд, отвернулся и больше не обращал внимания. Зато обратил на Мишеля, да не просто так! Карлик пригнулся к земле, как-то очень внимательно осмотрел бобра-морфа и медленно втянул воздух ноздрями. По-видимому, результат его удовлетворил, потому что лутин облизнулся и неспешно ушел в лес, походя, одним движением воткнув короткий нож в основание шеи еще живого товарища.

Постепенно сгустились сумерки, Мишель все так же лежал в снегу, в полудреме-полубреде. Провалиться в забытье совсем не давали боль и страх – оставшийся в живых лутин не ушел, а утащив тело убитого товарища всего на несколько шагов, занялся обустройством лагеря. По крайней мере, бобер, счел это лагерем: примитивный навес из нарубленного лапника, костерок в ямке и... разделанные по всем правилам тела недавно еще живых лутинов.

Мишель слышал, что северные карлики не брезгуют мясом своих сородичей, но как-то не особо верил, теперь же убедился лично. Оставшийся в живых лутин, юноша как-то сразу решил называть его Стариком, уволок к костерку сначала прирезанного им карлика, потом, осторожно, не приближаясь, оттянул тело второго, зарезанного Мишелем. А чуть позже юноша стал невольным свидетелем процедуры разделки – освобождение тел от крови, аккуратное снятие шкуры, вынимание внутренностей... То и дело лутин, не отрываясь от дела, засовывал в рот кусочки мяса, сочтенные им особо аппетитными.

Чтобы отвлечься от не очень хороших мыслей, возникавших при виде карлика, то и дело бросавшего на юношу внимательные взгляды, Мишель стал присматриваться к самому лутину. И через некоторое время поразился до глубины души: лутин просто поразительно напомнил ему некоторых Метаморских бойцов. Да того же Скрэча! Такие жестко-четкие, неторопливые движения, такая же собранность и нацеленность каждого жеста. А как он прирезал своего раненного – раз и все! Вспомнив это слитное движение, юноша, непроизвольно сглотнул загустевшую слюну и покрепче ухватился за меч.

Потом лутин затеял тащить второе тело к костерку и, вглядевшись, Мишель решил, что догадка о возрасте карлика верна: сморщенная шкура на лице, редкие рыжие волосы на теле и руках подернуты сединой, даже в полутьме заметны многочисленные шрамы. Кроме того, впервые юноша увидел на лутине что-то кроме простейших обмоток-тряпок – распахнувшаяся меховая безрукавка показала сложного плетения кожаный пояс, на предплечьях также виднелись кожаные ремешки и Мишель мог бы поклясться, что именно туда карлик сунул кинжал, вынутый из шеи первого трупа.

Юноша не смог бы сказать, сколько же он так пролежал, прижимая меч к груди и кутаясь в отсыревший плащ. Ему казалось, что бесконечная ночь длится и длится, может месяцы, а может и годы... когда лутин вдруг замер на месте и как-то... напрягся. Потом Мишель впервые услышал его голос – лутин зашипел. Очень тихо, едва слышно, но в голосе было столько злобы, что бобер опять покрепче ухватил дрожащими лапами меч. Но тут карлик схватил лежащую у костра торбу и метнулся куда-то в лес, буквально на миг опередив прилетевший из темноты топор. Тяжелый инструмент бесславно вонзился в подвернувшийся ствол, а к костерку выскочил очень крупный пес, тут же ринувшийся по следу.

– Мишель! Светлые боги, что с тобой произошло?!

Линдси. Большая женщина упала на колени рядом, посветила факелом и, присвистнув, осторожно прижала ладонь к раненной груди и животу бобра. Лишь сейчас Мишель позволил себе отпустить меч и расслабится. Тут же навалилась жуткая боль и слабость.

– Вот... – прошептал он, – я это...

– Молчи, после сказывать будешь! – остановила его Линдси. – Хлоп, Степ, ну-ка, подхватились! – рявкнула она, ухватывая дерево снизу.

Мишель совсем смутно осознавал, как убирали дерево, и уже проваливаясь куда-то, услышал встревоженный голос Линдси:

– Терпи малыш, терпи! Все будет справно, ты только потерпи...

Он очнулся от громких голосов рядом. Кто-то кому-то очень жестко и темпераментно выговаривал, убеждал, почти доходя до крика. Но тщетно. Чего бы он ни добивался, собеседник похоже не уступал ни на дюйм.

Мишель плыл по волнам сна, не желая ни вслушиваться в разговор, ни выплывать на свет. Ему было хорошо... но счастье не бывает вечно. Постепенно волны, покачивавшие его, развеялись, и тут же на грудь навалилось что-то темное и тяжелое, не дающее вдохнуть полной грудью. Тут уж юноша поневоле рванулся, дернулся...

И открыл глаза.

Он лежал на кровати, в одной из палат Цитадельской лечебницы. Кроме него в комнате было трое: глава артели лесорубов бык-морф Татхом ковырял копытом пол, беседуя с енотом-морфом, целителем Коу, а Линдси стояла у кровати, положив тяжелую ладонь ему на плечо.

– Очнулся, – с явным облегчением произнесла женщина.

Коу обернулся, и тут же подскочив к кровати, внимательно вгляделся в глаза Мишеля. Потом осмотрел ему грудь. Юноша проследил его взгляд и увидел, что грудь и живот плотно затянуты бинтами. Енот осторожно провел ладонью над его телом, не касаясь прочем полотна.

– Дышать больно… – поморщился Мишель, пока целитель делал свое дело.

– Сломано четыре ребра. Травматический разрыв оболочки селезенки, аналогично с оболочкой печени. Три проникающих ранения брюшной полости, к счастью крупные кровеносные сосуды не задеты, кишечник тоже. Хотя кровопотеря, к моменту вашей доставки в Цитадель, уже приняла угрожающий характер. Кроме того, начальная стадия переохлаждения нижних конечностей. Тридцать швов, вправление ребер, магическое лечение оболочек печени и селезенки. Вам неимоверно повезло юноша, учитывая все сопутствующие события, что вы до сих пор живы.

– А?! А как... когда...?

– По меньшей мере неделя постельного режима, неделя под наблюдением и еще неделя легкого труда. Потом можете опять ронять деревья. Только не забудьте при этом отойти подальше, – голос Коу звучал строго, но при последних словах он чуть усмехнулся. – Кстати, вами очень настойчиво интересовался Михась. Я удержу его в стороне еще пару дней, но не дольше. Советую хорошенько подумать, что его могло так сильно заинтересовать.

– А... а Паскаль? – неожиданно для самого себя спросил Мишель.

– Обещала заглянуть завтра с утра, – заверила его Линдси.

Татхом утешающе похлопал его по плечу ладонью с пальцами-копытцами.

– Вот почему мы никогда не ходим по одному, мой мальчик. Мы нашли бы тебя куда раньше, но возникли... проблемы. Хорошо, хоть подопечные Михася помогли. Эх... Ладно. Как поправишься, приходи, работа будет тебя ждать.

Бык широко улыбнулся ему и покинул комнату.

– Очень хорошо. А сейчас, больной, вам предстоит выпить снотворно-укрепляющую настойку, но уже собственными лапами. Все эти дни мы поили вас с ложечки, теперь попробуйте сами.

Глаза Коу весело блеснули, он налил в чашу состав из трех больших бутылок темного стекла.

– Кстати, – вздохнула Линдси, – прости, за этова... килт который. Вот уж не думала, что тебя оно так прямо аж всколыхнет.

– А... – Мишель поморщился. – Я тут подумал... ну, пока лежал там... я тоже того... малость чересчур. Правда же, а?

Линдси похлопала бобра по плечу, а когда Коу подал тому чашу с лекарством, нагнулась и подняла с пола свою и маленький пивной бочонок.

– Сдвинем чаши?

Мишель ухмыльнулся:

– Сдвинем!

Линдси хрипло хихикнула:

– Вот оно! Ты – настоящий мужик!

Глотая горькое лекарство, Мишель подумал: и пусть! Может быть, Паскаль вернет ему старый окрас, а может быть и нет... Жизнь все равно продолжается! А значит – буду жить!

Перевод – Рэдгерра, Дремлющий.

Литературная правка – Дремлющий.

Бремя лучшего друга
Чарльз Маттиас

Год 706 AC, конец февраля

Пока соперник постукивал толстым когтем по деревянному шесту, кенгуру-морф смотрел на бильярдный стол. Потом Жупар покатал кий по ладони,  глянул на дальний край стола, туда, где в ожидании замер ящер-морф Коперник и нагнулся, пристраивая шест к лапе.

Крыс-морф Таллис, и лис-морф Нахум, сидевшие за ближайшим столом, синхронно вытянули шеи.

Удар!

Шар, разбив четверку, ушел куда-то к дальнему краю, шары раскатились по сторонам, причем ближайший аккуратно лег в среднюю сетку.

Кенгуру облегченно вздохнув – он пока еще не выбыл из игры – и вновь нагнулся над обитым зеленой тканью столом. Жупар знал – в искусстве катания шаров, его никак не сравнить с тем же Маттиасом. Но ящер вызвал его на игру, и разве мог он отказаться от вызова?

Коперник, все так же постукивая когтем по дереву, отошел в сторону, уступая место у бортика, а Жупар опять пристроил кий к лапе.

Удар!

Увы, на этот раз ударный шар покатился чуть-чуть не туда и второй шар коснулся края бортика. Какой-то миг казалось, что инерции все же хватит и шар доползет до края... но нет.

– Твоя очередь, – Жупар скривился так, словно это был смертный приговор. Впрочем, в исполнении Коперника...

Ящер-морф одним взглядом изучил ситуацию, потом наклонился, сверкнув чешуйчатой шкурой, и легонько стукнул кием.

– Шесть – два, – буркнул проигравший Жупар, глядя как с тихим «бух» шар падает в сетку. – Ты снова победил.

– В твоих устах это звучит как приговор судьбы, – заметил Коперник, звучно клацнув зубами.

– С тобой такое вполне возможно, – Жупар хлопнулся на лавку и быстро глотнул эля.

Коперник собрал шары, вернул шесты на стойку и, последовав за кенгуру, тут же подхватил с края стола кувшин, который Нахум толкнул в его сторону.

– Ну, мерзавцы, рассказывайте, – усевшись, он грозно взглянул на сидящих сейчас рядком лиса, крыса и руу. – Что сегодня натворили?

Нахум почесал мех на макушке.

– Да вроде все как обычно... То есть, никаких новостей, я хотел сказать! Дела гильдии писателей стали малость беспокойными, с недавних пор, ну так... еще бы!

– Ладно, так и быть, расскажу кой-чего интересное, – отложив сухарик, Таллис щелкнул резцами и продолжил: – Джек сегодня опять попытался отобрать у сэра Саулиуса его броню. Зрелище было... презанятнейшее.

– И чем кончилось? – глаза Коперника блеснули любопытством.

Таллис пожал плечами:

– После недолгой словесной перепалки, наши подвальные жители убедили господина коменданта, что беспокоиться не стоит, они присмотрят за Саулиусом.

– А с чего бы вдруг Джек опять взъелся на подземного рыцаря?  Я думал, крысу давным-давно разрешили хранить броню у себя?

– Возможно, это как-то связано с появлением Саулиуса в комнате Мишеля, – проворчал Жупар. – Прошу заметить, в полном доспехе и с мечом в лапах. Внутри комнаты. А особенно с тем, как он туда попал... вроде бы как случайно разрубив дверь.

Коперник изумленно приподнял брови:

– Как можно случайно разрубить дверь?

Таллис спрятался за кружкой и, ухмыляясь в пивную пену на губах, продолжил рассказ:

– Абсолютно случайно! Вот совершенно непреднамеренно Саулиус прогуливался по коридору, с мечем в лапах и в полном доспехе. Махнул налево... махнул направо... тут бац – дверь, зараза! Под лапу попалась! Негодница!

Большой ящер покачала головой, с трудом сдерживая смех:

– Ай-ай-ай, какая плохая дверь! И когда же произошло это печальное событие?

– Да сегодня утром!

Жупар еще раз глотнул из кружки, слушая шутливое обсуждение. На улице уже стемнело и холодный зимний сквозняк, иногда поддувавший из широких дверей залы, неприятно ерошил мех. Откинувшись на спинку лавки и развернув уши, кенгуру-морф ловил обрывки чужих разговоров:

– ... на повышенных тонах...

– Маттиас и Коперник?

– Честно говоря, думал, вцепятся друг другу...

– ... отправятся на днях...

– ... вонючее зараза!  А светит совсем даже камушек...

– ... буду закладывать новую плантацию по весне...

Жупар вздохнул. О неприятном разговоре Маттиаса и Коперника знает уже вся Цитадель, а ведь и двух дней не прошло! Но это личное дело Маттиаса. Куда интереснее новая плантация, которую собрался закладывать Дэн. Последний год он буквально носился с идеей ускоренного роста деревьев. И вроде как что-то даже  получилось...

От камина дохнуло теплом, когда один из половничих хорошенько перемешал угли и добавил дров. Жупар уже совсем собрался допить кружку и пойти к себе, но прозвучавший за столом вопрос заставил его прислушаться:

– Кстати, как дела у Мишеля? – спросил кто-то у Коперника.

Однако ответил не ящер. Высокая, мускулистая фигура, что ловко лавируя по залу, как раз подходила к их столу, громким, хрипловатым голосом сообщила:

– Жить будет. А скоро и на ноги поднимется. Ну-ка мальчики, найдется местечко для бабули?

Кенгуру махнул Линдси, приглашая сесть поближе, и крикнул Донни принести еще горячего грога. Допив свою порцию одним длинным глотком, Коперник вытер золотую жидкость с губ, и бросил на женщину хитрый взгляд:

– Ну, Линдси, чем планируешь заняться на будущей неделе?

– Дык, ить... намедни с Мишелем сиднем, аж корнями приросла, – покачала головой та. – А послезавтрева на деляну опять же потопаем всем кагалом, дерева валить. Мда...

– Что-то не так? – спросил Хабаккук.

– М-м-м... – помялась Линдси.

– И? – подтолкнул ее Коперник.

– Да есть тут... кой-чего... не то. Ну-у... Ладноть. Мишель там кой-че сказал, про карлика.

– Который от наших скаутов живым ушел? – вмешался в разговор Таллис.

– Ото же оно! Ушел-таки! Однако... – покачала головой Линдси. – Так еще чего... А! Михась же о нем выспрашивал! Да долго так! И вот значится, мнится мне – Михась тута вот выспрашивает... а мне все мнится, знает лис того лутина! Вот знает и все тут! Лучше чем Мишель знает! Не видал говорит ни разу... а все чуть не сам обсказал! Пряжку приметную, пояс, наручи с ножичком, ходит будто течет... Эт чё? И скауты... Вот откеда Лаурова тройка у нас там возникла? Баба, рысь, собакен. Ну чего скаутам в нашем закутке занадобилось? Ведь отродясь же не заглядывали! Чего они там вынюхивали? Не лутина ли того?

– Так! – Коперник громко поставил допитую кружку на стол, разом превратившись из собутыльника в Голос лорда Хассана. – Значит так. Не знаю, что там делала тройка, и что там за лутин... это дела Михася и Горелого кроля. А потому, лучше всем нам... – Коп внимательно глянул на Таллиса, да так, что тот закашлялся, подавившись сухарем. – Нам всем, лучше об этом помолчать. Забыть не требую... раз уж услышали, но хоть дальше не болтайте. А я, в свою очередь, попробую разузнать. Может, кто обмолвится... случайно. Мне ведь тоже... интересно.

Несколько мгновений висела тишина, все просто молча сидели, уставившись на свою выпивку, потом Нахум поднялся из-за стола и стоя допил последний глоток:

– Ну ладно, мне пора. Загляну в гильдию... Таллис, ты, кстати, тоже хотел. До скорой встречи, всем... Таллис, идешь?

Крыс тоже поднялся:

– Да, пойду. Жупар, ты с нами?

– Нет, я еще посижу, – кенгуру покрепче ухватил кружку, наблюдая, как крыс и лис уходят.

Буквально через минуту их осталось только трое, молча сидящих за столом, в небольшом закутке, сбоку от пригасшего камина. Казалось, молчаливое настроение разом охватило весь зал. Все, кто еще сидел за столами, как-то разом замолкли и погрузились в воспоминания. Как будто невидимая рука дотянулась из прошлого, невидимая, неощутимая, дотянулась и на миг сжала сердце... Или натянулась струна, струна-черта, отделяющее уходящее прошлое от неизвестного, пугающего будущего, зазвенела и лопнула, пропустив всех их и саму Цитадель куда-то вперед... в неведомое.

– Намедни весточка мне значится... от родных… – буркнула Линдси, залив в себя еще пива. Ее жесткое лицо скривилось, взгляд уперся в стол.

– Но разве они не… – начал было Коперник, но его голос затих, когда Линдси кивнула.

– За Холмами Гигантов, да. За Холмами Гигантов, за Драконьим хребтом. Далеко, ох, далеко. И... они... мама меня все сыночком зовет...

– Мда... – вздохнул Коперник. – Что пишут?

– Да... так, мол справляются... Насоджевых терпят, да те и не шарятся почти, не интересно им акромя налогов ничего... даже на девок наших не глядят! И че б это вдруг?

– А девки ваши, они все как ты? Такие же... фигуристые? – глядя невинными-невинными глазками, спросил Хабаккук.

– Да наши девки самые-самые! Как на ваших поглядаю – аж сердце заходится, какие худесенькие! И в чем душа живет?! – Линдси хлопнула об стол кружкой, впрочем в полсилы. – А наши-то всем хороши! И ростом и фигурой, и от стаи лютоволков в один дрын отмашется! Поглядаешь –  идет, ровнехонько, будто по ниточке, ни единая веточка не шелохнется, ни единая травиночка, только бревнышко на плече вверх-вниз, вверх-вниз... аж на душе тепло! А ваши? Одно прозвание – лебяди. Тоже тощие и толку столько же!

– Э-э-э! Ты на девок не переходи! – ухмыльнулся Коперник. – Знаем мы твои вкусы в этом вопросе! Ты про родню давай! И про слуг насоджевых, которые от ваших девок под лавкой прячутся!

Линдси тоже ухмыльнулась:

– Мож и прячутся... – тут ее лицо разом помрачнело. – Да кто ж их знает-то... Они ж в городах боле, к деньгам да князям жмутся. А мои-то у моря... Охота, говорят, совсем плоха стала. Старики, из тех, кто по одному, почти и не жив никто. Община, как смогла... дак им же детишек кормить, и свои старики... Эх... Ангрид сам уже на охоту... подрос младшой! Да только не родят наши леса совсем, эх, как Насодж прошел, так и не родят! Будто прокляли! А земля каменистая, теперича только на стада надежа, да на баркасы рыболовные!

– Ангрид – младший брат? – спросил Коп.

– Угу... – вздохнула Линдси. – Отцу да матери опора...

– А много у тебя братьев?

– Семерых мать родила, пятерых выкормила, четверых до пояса довела, двоих до бороды, – вздохнула Линдси, проводя рукой по отсутствующей теперь бороде. – А девок... Мда. Двух замуж выдала, да я вот... на старости лет сиськами обзавелся... обзавелась.

– Да ладно ты, – хмыкнул Жупар. – Мы тебя еще за герцога выдадим! Он у нас муж хваткий, как вонзит, так меньше чем тройней не отделаешься!

– Да, – кивнула женщина, – Поглядала я его... Хорош! Красавец! Битюг! Не то что некоторые... грызуны!

Коперник и Хабаккук заухмылялись.

– Чего?! – нахмурилась Линдси. – Вы чё мне тут моргаете, охальники!!

Жупар, тщетно пряча ухмылку за кружкой, принялся оправдываться:

– Да мы че?! Да мы совсем ниче! И вовсе мы... а ты не увиливай, не увиливай! Чего там еще родня твоя пишет?

Линдси посверлила его взглядом и пробурчала:

– Да что там... Дом новый поставили, старый-то два года назад сгорел... Отец болеть стал... кости ноют, особливо на погоду. Старый уже... последние венцы да кровлю младшой ставил. И резьбу нарезал...

Она глянула на Жупара:

– А помнишь, как ты наш старый дом поглядал? Еще резьбу угольком рисовал!

Хабаккук кивнул:

– Ага. Твой отец хороший был плотник.

Коперник глянул на одного, потом на другого.

– Жупар! Ты же пришел сюда четыре года назад! Откуда ты можешь знать, как выглядел его... ее старый дом?!

– Кхе! – Жупар подавился пивом. – А... Ну, дак... Мы друг друга еще до Битвы Трех Ворот, это... Мой отец купцом был и я с ним... путешествовал.

– За Драконий хребет?! Сильно! Морем? Или сушей?

– Да всяко, – быстро ответил Жупар, по-видимому опасаясь, что Линдси сболтнет лишнее. – С Магдалейна тогда ходили, в разгар лета бывало. Это сейчас они Насожа боятся. А их отцы посмелее были! И по суше разок бывало. Но по суше долго и груз большой не утащишь... Только, Коп, не надо об этом... ну... Михасю.

– Хм... – Коперник осмотрел кенгуру-морфа с головы до ног, подумал... – Ладно, чего уж там. У всех нас есть свои... темные места. Помолчу. Но оставляю за собой право задать тебе пару вопросов, если что.

– Ага... ну... если что, то да, – кивнул тот, чуточку расслабляясь.

В это время по Цитадели разнесся гул надвратного колокола.

– Однако! – удивился Коп. – Уже девять! Засиделся я... интересно вас послушать, но мне пора.

– Спасибо за игру, Коп – сказал Жупар вдогонку.

И они остались за столом вдвоем. В зале был еще народ: кто-то сидел с кружкой у камина, какой-то припозднившейся компании спешно накрывали стол, где-то в углу даже слышалась нестройная волчья-собачья песня-подвывание, хотя основной зал уже почти опустел. Так что, они просто молча сидели, неспешно отхлебывая эль.

Это была особое молчание, даже не тишина, а какая-то общность, будто стеной, каким-то едва ощутимым туманом отгородившая их двоих от остального зала, от всей Цитадели... Какое-то время они просто смотрели друг на друга, потом Линдси встала и, отойдя буквально на пару шагов, сняла с покрытой толстенным слоем пыли полки очень странную, немного скособоченную бутылку. Обтерла рукавом и осторожно глянула на свет факела.

Жупар, будто очнувшись от дремоты, осмотрелся, и изумленно выдохнул:

– Это явно не Молчаливый Мул! А у тебя в руках...

– Угу... Такое же.

Линдси срезала печать, потом кинжалом выдрала пробку. Там же, на полке нашлись столь же пыльные бокалы зеленого стекла, в которые, кое-как обтерев их тряпицей, плеснули отливающую жидким золотом божественную амброзию.

Жупар, усмехнувшись, поднял бокал:

– Ну, скажем спасибо Цитадели, за королевский напиток. Вот уж не думал, что когда-нибудь еще раз доведется попробовать такое.

Едва ощутимый туман, опять отгородивший их стол от всего мира, исчез, едва только Линдси уселась с бокалами на лавку, и они вновь оказались в закутке у камина. Или, может быть, это зал вернулся на место, а они никуда и не перемещались?

И те же мысли... Вдыхая невыразимый словами аромат эльфийского вина, Жупар невольно вспомнил, как сидя на камне, в далекой-далекой деревне, за отрогами Драконьего хребта, также вдыхал аромат древнего вина, но немного иначе – прямо из бутылки. Кенгуру и сам заулыбался воспоминаниям – бывало ли еще с кем-нибудь такое? Сидеть на камне, глядя на хозяйство варваров-полувеликанов и пить прямо из горлышка тысячелетней выдержки эльфийский напиток?

Местные жители тогда нашли ужасающе древнее торговое судно, вмерзшее в лед, одни боги знают когда.  Ледник, постепенно полз к югу, таял, таял и растаял. А северяне, племя полу-людей, полу-великанов, обломки, обнаруженные в дрейфующей льдине, прагматично (и самое главное, быстро!) растащили по домам. Вот только вино, возрастом аж в целые эпохи, никто из них не оценил.

А он, молодой, но хваткий оценил! И продолжал ценить... свесив ноги с камня и любуясь журчащей водой, водяным колесом, медленно вращающимся на запруде, дымом, тянущимся из трубы...

Хорошее место! И пусть все жители, даже подростки, смотрят на него сверху-вниз, а женщины качают головами, бормоча: «ох, худесенький-то какой!», и что? Эти северяне, оказались вовсе не такими уж дикарями, как воображали на далеком юге академики.

Вон пухлощекий карапуз, ростом ему по грудь, пускает щепку-кораблик в боковое русло речки, текущей через холмы и лес. В летней кухне суетятся женщины – хозяйка и две дочки. Мать мелко рубит оленину в корытце, дочки усердно месят тесто. Старший сын таскает бревнышки в дом, растапливает печку.  Скоро из двери потянет одуряющее вкусными пирогами...

Жупар до сих пор вспоминал, как плыл на рыболовной шхуне в дикую и далекую северную страну. Нести свет и блага новой веры, нести спасение погибающим душам, нести красоту и удобства Мидлендской цивилизации... И как изумлялся, приплыв наконец. Полудикие племена людоедов, оказались вовсе не полудикими... и не людоедами... хотя, вне всякого сомнения, полувеликаны они, что да, то да.

– Эх, – вздохнул кенгуру, выныривая из воспоминаний. – Линдси, а помнишь, ты еще называл это вино компотиком? И младшенький, наверное, уже не тот пухлощекий карапуз, каким я его видел в последний раз...

– Угу... – глухо сказала женщина, пробуя на вкус вино из бокала. – Только компотик и есть! Не-е! Я уж лучше пива! А ты эту водичку сладенькую, сам.

– Ну и... давай сюда! – забрав у так не осознавшей вкуса настоящих напитков полувеликанши недопитый бокал, Жупар хитро прищурился. – Будешь своим весточку отправлять, черкни и от меня пару строк. Мол, желаю хорошей охоты и это... привет передаю. И вообще... может поборемся, женщина?

– Да, теперича я баба, – гордо сказала Линдси. – Но это ты будешь сегодня верещать, когда руку заломлю! А ну-ка, локоть на стол, муж доблестный!

Перевод – Рэдгерра, Дремлющий.

Литературная правка – Дремлющий.