Текст книги "Читающая кружево"

Автор книги: Брюнония Барри

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 20 страниц)

В трейлере, старом и крошечном, сохранились следы пребывания Анжелы. Свечи повсюду. И ангелы – воинственные архангелы Михаил и Гавриил. На каждом свободном пятачке лежали milagros – крошечные изображения голов, рук, сердец, которые размещают возле иконы, молясь о выздоровлении или в благодарность за исцеление. Дочь индианки из штата Мэн и француза-канадца, Анжела питала слабость к испанским вещицам, которые обычно покупала в магазинчике в Пойнте. В углу висела черная кружевная мантилья. В прошлом, когда женщинам в церкви следовало покрывать голову, в таких приходили на мессу пожилые дамы.

Мантилья висела перед изображением Пресвятой Девы – скорее вуаль, нежели головной убор. На мгновение Рафферти пожалел, что не умеет читать кружево.

В трейлере пахло как в магазине Энн – эссенциями и маслами. Сандал или пачули.

Кэл нахмурился, ощутив этот запах. Выражение лица изменилось. Даже кожа головы слегка натянулась, обнажив седеющие корни волос. Взгляд Рафферти упал на крошечную белую раковину. Она была покрыта темно-коричневыми пятнами. Он пощупал холодный фаянс, поводил пальцем по пятну. Ржавчине вроде бы тут неоткуда взяться. А для крови – слишком темное. Детектив заметил, что по цвету пятно совпадает с шевелюрой проповедника. Анжела красила ему волосы, вот что. Вероятно, и ребенок у нее от Кэла. И это, разумеется, встревожило детектива. Рафферти вспомнил: отец Анжелы сказал ему, что девушка, бросив школу, несколько месяцев обучалась в салоне красоты. Да, Анжела красила Кэлу волосы – и оттенок был слишком темным для его возраста и увядшей кожи. Кэл, конечно, еще не стар, но этот цвет ему не подходит. Как типично для Бойнтона! Кому-то он кажется идеалом, но, если присмотреться, все в нем фальшиво.

– Можно? – Рафферти взял зубную щетку Анжелы.

Кэл вздрогнул. Он явно был против, но все же сказал:

– Как вам угодно.

Рафферти осторожно сунул щетку в специальный пакет, закрыл его и запечатал.

Он осмотрел трейлер в поисках других улик, мысленно составляя список. Под кроватью нашелся рюкзак Анжелы. Рафферти уже его видел – девушка с ним приехала, другого багажа у нее не было. Рюкзак был большой и неуклюжий, и Роберта постоянно жаловалась, что он занимает слишком много места, пока Анжела жила у нее.

– Видимо, она уехала в спешке, – заметил Рафферти, указав на рюкзак.

– Говорят вам, все шло по плану, – напомнил Кэл.

Он явно врал.

Рафферти подумал: «У него это хорошо получается. Как и у большинства психопатов».

Однажды он даже поспорил с Евой по поводу определения. Она считала Кэла социопатом. Религиозный фундаментализм зятя казался ей из ряда вон выходящим. «За гранью приличного общества» – вот как она выражалась. С одной стороны, Ева была права. Но, если посмотреть иначе, она сама находилась за этой гранью. Рафферти долго проработал в полиции и прекрасно понимал: два человека, глядя на что-нибудь, редко видят одно и то же.

Рафферти подумал о последователях Кэла – о тех, кого он «спас». Разношерстная компания неудачников: бывший моряк, который считает, что именно Кэлу обязан трезвостью; некто по прозвищу Иоанн Креститель – шизофреник, которому «учитель» помог бросить таблетки… Десять человек могут рассказать десять различных историй про Кэла. И все они будут одновременно правы и не правы.

Рафферти зашел в дальний угол трейлера и осмотрел его с иной перспективы. С порога комната казалась жилищем кающейся грешницы. А из угла это было нечто совсем другое, со свечами и бархатным пологом над кроватью. Мадонна и блудница. Классика жанра. Грешница и спасенная. Сплошные противоположности. Неудивительно, что Анжела накрыла лицо Мадонны вуалью. Она не хотела, чтобы Пресвятая Дева видела, в какой грех здесь впадают.

И все же, по ее собственному признанию, Анжела спаслась. Именно так она твердила, когда Рафферти приехал за ней на Остров желтых собак. Девушка кричала, что должна вернуться к Кэлу, а Мэй молча мерила шагами пристань. Анжела сказала, что совершила чудовищную ошибку, приехав на остров. Она утверждала, что Кэл никогда ее не бил. Это, мол, другие адепты, особенно женщины, которые ненавидят ее и обвиняют в том, что она вновь занялась колдовством.

– Но ты никогда не была ведьмой, – сказал Рафферти.

– Не знаю… – Анжела смутилась. – Преподобный Кэл говорит, что была. – Она закатала рукав, показав большое родимое пятно. – У меня есть дьяволова отметина. Здесь… и здесь. – Девушка начала расстегивать блузку.

– Довольно, – приказала Мэй. – Если она хочет уйти – пусть идет.

– Слава Богу, – выдохнула Анжела.

Рафферти ожидал от Мэй большего сопротивления.

– У меня хватает забот с теми, кто не отказывается от помощи, – намекнула та, а потом повернулась и ушла.

Рафферти не знал, что делать. Анжела явно сошла с ума.

– Я спасена, – твердила она.

Рафферти усмехнулся. Сожительство с несовершеннолетней? Дурное обращение с подростком? Спасена… А потом его осенило – он понял причину подобного влечения. Самому Рафферти было знакомо классическое чувство вины. Многочисленные попытки возместить ущерб. Бывшей жене. Дочери. В эту минуту он понял, что такое тяга к искуплению. Понял, почему люди мечтают возродиться. Прими Иисуса – и получишь бесплатный билет на небеса. Не важно, что ты сделал в прошлом или совершишь в будущем. Если ты спасен – это навсегда. Никакого возмездия, никаких метаний, самокопания, оговорок. Кальвинисты грозили адскими муками, но только тем, кто не раскаялся, – католикам, иудеям, язычникам. Свои защищены. Несколько индульгенций и небольшой взнос – гарант безопасности.

Ну и кто же не захочет принять такую религию?

Глава 15

Если кружево круглое, точка средоточия находится в центре. Все узоры возникают из нее. В случае с ипсвичским кружевом точку средоточия не так легко найти. Читающая должна положиться на интуицию. В пределах этой точки прошлое, настоящее и будущее совпадают, а время, в нашем представлении, полностью исчезает. Именно с точки средоточия и должно начинаться чтение.

Руководство для Читающих кружево

Энн рассмеялась, когда детектив вручил ей зубную щетку.

– Что ты пытаешься мне сказать, Рафферти?

– Это щетка Анжелы.

– И что?

– Ты просила у женщин что-нибудь из личных вещей, для гадания. Я подумал, зубная щетка вполне подойдет, – ухмыльнулся Рафферти.

Энн задернула занавеску и села напротив детектива. На полу, под столом, стоял реостат. Она толкнула его ногой, и свет в комнате померк.

– Впечатляюще, – не смог удержаться от иронии Рафферти.

– Замолчи. – Энн взяла щетку и подержала несколько минут. Покрутила. Пощупала щетину. Закрыла глаза. А потом внезапно бросила щетку на стол и взглянула на Рафферти.

– Что? – спросил он.

Энн посмотрела на детектива, словно пытаясь разгадать его намерения.

– Знаешь, почему я просила у той женщины что-нибудь из личных вещей?

– Наверное, потому, что в них есть какая-то энергия.

– В любых вещах есть энергия. Но дело не в этом. Если я просила у нее какую-нибудь вещь, на самом деле спрашивала разрешения погадать.

– Не понимаю. Разве она не заплатила тебе за гадание?

– Мне заплатила ее дочь.

– И что?

– Поэтому я подумала, что у девушки есть скрытые намерения.

Рафферти поглядел на щетку.

– Ты сделал это нарочно? – спросила Энн.

– Что именно?

– Ты знал, что это щетка не Анжелы, а Кэла Бойнтона?

– Подозревал. Мне нужно было подтверждение.

– И после этого врунами называют экстрасенсов. – Энн встала и подошла к раковине. Она включила горячую воду, тщательно вымыла руки до локтей, вытерла их и смазала цитрусовым маслом, а потом вернулась к столу и села. – Кажется, мы только что уничтожили улику.

– Это зубная щетка, а не орудие убийства. Я всего лишь искал подтверждение их отношений.

– Не обижайся, но, по-моему, ее внешний вид – вполне достаточное тому подтверждение.

– Мне нужно было больше. – Не желая раздражать собеседницу, он добавил: – И я действительно хочу, чтобы ты погадала на Анжелу. Если можно.

– Есть еще какие-нибудь личные вещи? Например, использованная зубная нить?

– Нет, – ответил детектив. – Больше ничего.

Энн снова посмотрела на него, словно хотела убедиться, что он говорил правду.

– Я не буду гадать сама. Но буду руководить тобой.

– Хорошо.

– Я серьезно. Если тебе нужна моя помощь, придется немного потрудиться.

– Даже не знаю… – забормотал Рафферти. У него не было способностей к такого рода вещам.

– Медитация под моим руководством, – объяснила Энн. – Я буду тебя направлять.

– Даже не знаю…

– Соглашайся или уходи, – нахмурилась она. – У меня и так сегодня много дел.

– Ладно… Что я должен делать?

– Для начала дыши.

– Ну, это я умею.

– Дыши медленно.

Он непонимающее посмотрел на Энн.

– Или ты мне веришь – или нет.

Рафферти попытался замедлить дыхание. Он чувствовал себя глупо.

– Всякий может научиться, – успокоила Энн. – Ева наверняка тебе это говорила.

«Да. А заодно намекнула, что у некоторых людей есть талант от природы. Как у Энн. И у Таунер», – вздохнул про себя детектив.

– Ладно, ладно. Помоги мне. – Рафферти ощутил избыток кислорода.

– Сделай глубокий вдох и задержи дыхание, – приказала Энн.

Рафферти вдохнул и закашлялся. С трудом подавил желание рассмеяться, снова сделал вдох и замер.

– Хорошо… Теперь выдохни.

Рафферти вдыхал и выдыхал, пока не расслабился. На мгновение ему показалось, что он соскальзывает со стула. Решил открыть глаза и проверить, но почему-то этого не сделал.

– Теперь немного помедитируем. – Голос Энн казался очень далеким.

Детектив кивнул.

– Представь себе дом. Любой. Знакомый или воображаемый.

Рафферти представил дом, в котором вырос, – обширное послевоенное ранчо, нуждавшееся в покраске.

– Открой дверь. Войди.

Он подчинился. Закрыл глаза и глубоко вздохнул.

– Сейчас мы поднимемся по лестнице, – сказала Энн. – Семь ступеней.

Рафферти выдохнул. В доме, где он жил, не было лестницы. Вообще не было второго этажа. Он растерялся.

– Не торопись. Расслабься.

Детектив попытался вообразить другой дом, но тщетно.

– Наверху – коридор и несколько дверей.

Рафферти старался изо всех сил.

– Выбери любую дверь и открой ее.

В его доме не было лестницы. То есть лестница была, но она вела вниз, в подвал. Не зная, что еще делать, детектив представил, будто спускается по ступенькам и подходит к двери. Он пытался дышать в одном ритме с Энн.

– Войди… Подожди немного… Оглядись. Рассмотри все и постарайся запомнить. Не оценивай увиденное, просто посмотри и запомни.

Энн надолго замолчала. А когда заговорила, Рафферти заподозрил, что на минуту задремал. Покой и расслабление. И абсолютная пустота.

– Так, теперь медленно, очень медленно, спускайся по лестнице. Держись за перила. Когда доберешься до нижней ступеньки, выйди на свет. Ощути солнечное тепло.

Рафферти пытался вообразить себе противоположное – как он поднимается по лестнице. А потом выходит на солнце.

– Когда будешь готов, открой глаза.

Рафферти открыл глаза.

Он чувствовал смущение и неловкость. Все неправильно.

– Опиши, что ты видел, – сказала Энн.

Рафферти промолчал.

– Ну же, – потребовала она. – Здесь невозможно ошибиться.

– Во-первых, я пошел не вверх, а вниз.

– Признаю: ошибка допустима.

– Я видел ранчо, – сказал он, надеясь, что на этом Энн закончит и велит не тратить ее время даром, но вместо этого она вздохнула и спросила:

– И что ты увидел, когда спустился?

– Ничего, – ответил он. – Вообще ничего.

– Как выглядело это «ничего»?

– Что за вопрос?

– Ответь, пожалуйста.

– Чернота. Нет, не чернота. Пустота. Да. Темно и пусто.

– Что ты ощущал?

– То есть как это – что я ощущал?

– Звуки? Запахи?

– Нет… Ни звуков, ни запахов. – Рафферти чувствовал пристальный взгляд Энн. – Я ничего не видел. Ничего не слышал. Ты велела подняться по лестнице, но я провалил первое же задание.

– Может быть. А может быть, и нет.

– То есть?

– Я вошла в ту комнату вместе с тобой. По крайней мере мне так показалось.

– И что ты увидела?

– Ничего. Было слишком темно.

– Я же тебе сказал.

– Но я кое-что услышала… Два слова.

– Какие?

– «Под землей».

– Это значит – тайник? Или могила?

Энн не ответила. Она не знала.

«Полицейский отчет.

21 августа 1980 г.

В 21.55 в полицейский участок вошла молодая девушка. Дежурил Дерби Коэн. Также присутствовала офицер Маргарет Ковальски. Девушка, примерно семнадцати лет, назвалась Таунер Уитни. Она была взволнована, волосы растрепаны, а одежда (ночная рубашка) мокрая. Девушка была босиком. На правой ступне, между пальцами, обнаружилась глубокая рана. Офицер Ковальски узнала в ней жительницу Острова желтых собак. Когда ее попросили повторить свое имя, девушка сказала, что „на самом деле ее зовут София“.

Она находилась в состоянии сильного возбуждения. На ногах у нее были царапины, на голове ссадина, хотя все эти повреждения оказались давними. Когда ее стали расспрашивать, София сказала, что получила травмы примерно неделю назад, когда пыталась „вытащить из воды свою сестру, Линдли Бойнтон“.

Когда ее спросили о причине прихода, девушка заявила, что пришла, чтобы сдаться. Она сказала, что только что убила Кэла Бойнтона. При дальнейшем допросе относительно места и способа убийства мистера Бойнтона она заявила, что „его разорвали собаки на острове“.

В 22.16 патрульный катер отправился на Остров желтых собак. Офицер Ковальски настояла, чтобы салемский врач осмотрел девушку. Повреждения обработали, и в 23.00 Cофия была признана здоровой. Она отказалась от швов и противостолбнячной инъекции, хотя ей порекомендовали то и другое. Девушке предложили смену одежды (спортивный костюм), одеяло и горячий чай. Хотя специальной экспертизы проведено не было, медики сделали вывод, что София не находится под воздействием алкоголя или иных отравляющих веществ. У нее не обнаружили ни признаков сотрясения мозга, ни других травм, кроме вышеупомянутой ссадины.

Полицейский катер прибыл на Остров желтых собак в 23.32. Старшим в группе был Пол Краули, начальник порта. Офицер Краули заявил, что, когда они прибыли на остров, стапеля были опущены. Дом Бойнтонов стоял заколоченным, а в доме Уитни горел свет, но никого не было. Все входы были заперты, за исключением одного окна.

Офицер Ковальски оставалась с Софией. При дальнейшем допросе девушка сообщила, что Кэл Бойнтон высадился на Бэк-Бич и „направился по скалам к дому“. София сказала, что мистер Бойнтон „искал свою дочь“. Она призналась, что ее это смутило, поскольку дом Бойнтонов стоял заколоченным вот уже два года. Она сказала, что дочь мистера Бойнтона „погибла неделю назад – случайно утонула“. Насколько ей было известно, мистеру Бойнтону уже сообщили о смерти дочери. София предположила, что он не поверил и приехал сюда из Калифорнии, чтобы разыскать дочь.

Свидетельница сообщила офицеру, что испугалась за свою жизнь, когда увидела Кэлвина Бойнтона. Когда ее попросили уточнить, она рассказала, что жена предполагаемой жертвы, Эмма Бойнтон, недавно была госпитализирована после жестоких побоев, полученных от мужа. Позже эту информацию проверили. Затем София сказала офицеру, что ее двоюродная тетя, Ева Уитни, накануне улетела в Калифорнию, а мать, Мэй Уитни, осталась на острове ждать новостей о состоянии Эммы. Потом девушка разрыдалась.

Она сказала, что ее очень испугало появление Кэла Бойнтона на Острове желтых собак, потому что он был „взбудоражен“. По словам Софии, он заявил: „Я пришел за своей девочкой“. София ничего не смогла объяснить подробнее, но расценила его намерения как „угрожающие“.

Девушка заявила, что „потом появились собаки“. Якобы они „вылезли посмотреть, что случилось“. По ее словам, „их были сотни, на скалах, на пляже – повсюду“, но, когда Софию спросили, сколько собак набросилось на мистера Бойнтона, она ответила: „Десять – двенадцать“.

София сказала, что „Кэл никогда не нравился собакам“: он их часто бил и несколько лет назад, по слухам, убил одного пса бейсбольной битой, хотя это так и осталось недоказанным.

– Сегодня все произошло очень быстро, – сказала она. – Собаки просто напали на него.

Когда ее попросили объяснить поподробнее, девушка призналась, что „всегда хотела, чтобы собаки набросились на Кэла“.

Когда псы отошли, Кэл Бойнтон, по словам Софии, остался лежать на земле без движения, „мертвый“. Ее спросили, уверена ли она в его смерти, и девушка ответила, что не осматривала тело, потому что „не хотела подходить близко“. На вопрос: почему она не обратилась за помощью к матери, – София ответила, что „это не пришло ей в голову“. В дальнейшем, отвечая на этот вопрос, она говорила, что Мэй Уитни „все равно бы не помогла“.

Офицер Краули разбудил Мэй Уитни, которая была „очень встревожена“ насчет дочери. Мэй Уитни сообщила офицеру Краули, что присутствие Кэла Бойнтона на острове „маловероятно и даже невозможно“. Она сообщила полиции, что Кэл Бойнтон пропал без вести где-то у западного побережья Нижней Калифорнии. Жестоко избив свою жену Эмму, мистер Бойнтон украл лодку в яхт-клубе „Сан-Диего“ (откуда его недавно исключили) и „отчалил на ней от Розарито-Бич в Бахе“. Мэй Уитни сказала, что полиция Сан-Диего и мексиканские власти ищут лодку, а „если Бойнтона найдут, то он не вернется в Новую Англию, потому что его арестуют и привлекут к суду в Сан-Диего за кражу лодки и за жестокое избиение жены, Эммы Бойнтон, которая лежит в больнице Сан-Диего в критическом состоянии“. В дальнейшем слова Мэй Уитни подтвердились. Полиция Сан-Диего сообщила, что Кэла два часа назад нашли в открытом море. Он бредил и страдал от сильного обезвоживания, но его жизнь была вне опасности.

София настаивала, что полиция Сан-Диего и Мэй Уитни лгут, и твердила, что Кэла Бойнтона растерзали собаки. Она все сильнее волновалась, повторяя эту историю, и ни полиция, ни Мэй Уитни не могли ее успокоить.

Приложение. 22 августа, 1980 г. В 11.45 Софию отправили в салемскую больницу для обследования. По просьбе родных в тот же день, в 16.32, ее перевезли в психиатрическую клинику Маклин».

Глава 16

Изучая кружево, Читающая должно искать одно из двух: то, что укрепляет узор, либо то, что его разрушает.

Руководство для Читающих кружево

Рафферти выхватил листки из ксерокса, как только они появились на выходе. На последней странице отчета змеилась полоска чернил, закрывая подписи трех полицейских.

Он прочел все, что смог найти об Анжеле, хотя информации было не много. И теперь детектив начал рыться в старых досье в поисках сведений, касающихся семьи Уитни, особенно Евы и ее проблем с бывшим зятем, Кэлом Бойнтоном.

Рафферти проверил больницы и морги вверх и вниз по побережью. Позвонил родителям Анжелы, которые утверждали, что не имеют вестей от дочери. Навестил пять местных приютов. Даже наведался в местную организацию, которая оказывала помощь женщинам и детям, пострадавшим от жестокого обращения. Но нигде не видели девушку, которая подходила бы под описание Анжелы.

Анжела Рики пропала. Опять.

Рафферти зашел в кабинет и закрыл дверь. Он налил себе кофе и уселся, чтобы перечитать отчеты в поисках зацепки – какой угодно, – которая могла от него ускользнуть. Голова шла кругом. За минувшую ночь он не сомкнул глаз и сомневался, что в ближайшее время ему удастся выспаться.

Он перечитал заявление Таунер. И все, что касалось семьи Уитни. Два судебных запрета для Кэла: один воспрещал ему появляться на Острове желтых собак, а второй, относительно недавний, – приближаться к Еве. Две давние жалобы о нанесении побоев – одну Ева написала сама, а вторую вместе с Мэй (в тот вечер, когда Кэл сломал Эмме челюсть). Были, разумеется, и другие избиения – например, то, после которого Эмма ослепла. Это случилось в Сан-Диего тем вечером, когда Кэл исчез в море.

Ева рассказала детективу остальное. О том, как мексиканские рыбаки подобрали Кэла неподалеку от Розарито-Бич. Заметив на горизонте оранжевый спасательный жилет и стаю чаек, они подплыли, чтобы посмотреть, в чем дело. По словам Евы, Кэл был едва жив, когда его выудили из воды.

Когда Кэл достаточно окреп, чтобы покинуть больницу, его перевезли в тюрьму Сан-Диего. За кражу лодки. И за избиение жены, от которого та ослепла.

Ева сказала, что Кэла выгнали из яхт-клуба Сан-Диего, положив конец его надеждам однажды выиграть Кубок Америки. Он отправился в бар на причале и пил весь вечер. А потом по привычке пошел домой и выместил обиду на супруге.

Обычной жестокости было недостаточно, чтобы удовлетворить Кэла Бойнтона, который только что пережил крах своей мечты. Он избил Эмму сильнее, чем обычно. Превратил ее лицо в кашу. Якобы потому, что жена все время на него смотрела, как он впоследствии сказал судье. Кэл плакал, излагая перед судом эту историю. Оценив количество нанесенных повреждений, он смылся. Прятался до темноты, а потом пробрался в клуб, украл лодку и посадил ее на мель к югу от города.

Пока Эмма боролась за жизнь, а Ева не отходила от дочери, Кэл тоже пытался выжить. Не сумев отвязать спасательный плот, он надел жилет. Кэла нашли лишь двое суток спустя.

Поправившись, он будто полностью изменился. Заявил, что видел Бога. В открытом океане, безо всякой надежды на спасение, он узрел лицо Иисуса. И понял, что это искупление.

Когда Кэла спасли, он решил посвятить свою жизнь распространению Слова Божьего. Он рассказывал об этом всем, кто готов был слушать. Он видел смерть. Его тело буквально раздирали на части. Он ощущал адский огонь.

Милостью Божьей Кэл запросто бросил пить. Те, кто знал его, вынуждены были признать, что он изменился. Кэл проповедовал алкоголикам, и за это ему сократили срок за избиение Эммы Бойнтон. Из-за тяжести полученных травм Эмму перевезли в Новую Англию, и она не смогла выступить на суде как свидетель, поэтому Кэл получил стандартную порцию плюс полгода общественных работ и два года испытательного срока.

Находясь в Сан-Диего, Кэл основал собственную церковь. Среди его последователей, известных как «кальвинисты», были всевозможные лишенцы и истязатели жен. А еще – местные бродяги, в том числе шизофреники и алкоголики, которые подхватили идею, которую проповедовал Кэл, и поверили человеку, вышедшему из их среды. До нынешнего дня в Сан-Диего Кэла Бойнтона считали образцом успешной реабилитации. Его восхваляли за то, что он на примере своей биографии пытается изменить жизнь других. В ходе избирательной кампании мэр Сан-Диего называл успехи Кэла одним из своих достижений.

Кэл, впрочем, не вербовал «апостолов», пока не вернулся домой, в Новую Англию.

Он приехал, чтобы примириться с Эммой, – ну или так он утверждал. Когда Ева добилась судебного запрета, Кэл пришел в ярость. Да как она смеет разлучать его с семьей? Он потратил все имеющиеся у него деньги на адвокатов, надеясь отсудить себе половину Острова желтых собак. Бойнтон хотел построить церковь на земле, которая, как он думал, по праву принадлежит ему после брака. Но Ева и Мэй опередили Кэла. На землю давно оформили доверенность – как только он впервые поднял руку на Эмму. Безо всякого кружева можно было догадаться, что этот брак окончится скверно.

– Да как вы смеете! – орал Кэл, стоя однажды вечером, в декабре, перед домом Евы. Он схватил камень и прицелился в окно второго этажа, но потерял равновесие, растянулся на обледенелом тротуаре и сломал ногу в двух местах.

Когда Еву попросили прокомментировать этот инцидент для местной газеты, она пожала плечами: «Наверное, Господь предпочел внять моим молитвам».

Именно тогда впервые выяснилось, что у Кэла бывают галлюцинации. Бред продолжался несколько часов. А когда врачи прописали сильное успокоительное, Кэл, по слухам, проспал несколько дней. Проснувшись, он впервые официально подал на Еву в суд. Не за скользкий тротуар перед домом, а за колдовство.

Рафферти перечитал все, что касалось Евы. Кэл подал несколько исков. Колдовство, магия, похищение людей. Последнее было перечеркнуто, а наверху кто-то надписал от руки «она сделала так, что девушка исчезла». Обычно люди платят, чтобы посмотреть на такие трюки. «Магическое шоу» в Лас-Вегасе, фокус с исчезновением человека. Рафферти перечитал жалобу – вдруг он что-нибудь упустил с первого раза. Вот она, связка. Ева – Анжела. Анжела – Ева. Поначалу Рафферти подумал, не обыскать ли береговую линию в поисках второго трупа. Но смерть Евы точно была случайной. Никаких признаков преступления. А он их искал. Охотнее всего Рафферти арестовал бы Кэла за убийство Евы Уитни, но у него не было никаких доказательств. Кроме того факта, что Еву нашли далеко от берега. Все этому удивлялись. Ева не отказалась от своих купаний, она солгала Бизеру. Но последние несколько лет она не выплывала за пределы гавани. Эта женщина прекрасно сознавала свои возможности.

Господи, как он по ней скучал! Иногда ему казалось, что он скорбит по Еве сильнее, чем ее родственники. Для Рафферти миссис Уитни была семьей. Даже более того. Другом. Рафферти до сих пор не мог поверить, что Ева умерла.

– «Факты – враги истины», – процитировала Ева «Дон Кихота».

– Будь вы на двадцать лет моложе, я бы на вас женился, – улыбнулся Рафферти.

– Будь я на двадцать лет моложе, я бы на тебя и не посмотрела, – ответила Ева.

Рафферти весь вечер над этим смеялся.

Примерно тогда она и начала рассказывать о Таунер. А может быть, детектива подводила память. Но в какой-то момент Ева действительно заговорила о внучке – об операции, которую Таунер упорно откладывала, о том, что она чуть не истекла кровью насмерть. У Таунер опухоль. Доброкачественная, но все же опасная. Женщине нельзя игнорировать такие вещи.

– Есть много способов покончить с собой, – заметила Ева.

Рафферти кивнул в знак согласия. Он на собственном опыте знал, что пьянство – один из них.

Тогда Анжела опять пропала. В третий раз – если учесть побег из дому. Во второй, если считать те разы, когда ее искали. Когда Анжела скрылась из кальвинистского лагеря, еще не будучи беременной, Кэл позвонил Рафферти и попросил обыскать дом Евы.

Рафферти уже слышал об Анжеле. Весь город о ней говорил. Она была одной из немногих хорошеньких девушек среди кальвинистов – среди них вообще было мало женщин. Кальвинисты славились женоненавистничеством. Они панически боялись колдовства, и красота любого рода заставляла их громко молиться о спасении. Анжела была красива. По крайней мере на первых порах.

Она приехала из штата Мэн на попутных машинах и оказалась в Салеме во время одного из языческих празднеств. Случайное совпадение – Анжела не была ведьмой, но в Салеме ей показалось весело, поэтому она осталась. Несколько дней околачивалась на городской площади, спала в парке на скамейках и попрошайничала. Девушка застряла в Салеме, после того как фестиваль закончился, и Ева неоднократно выносила ей еду и позволяла переночевать в саду или в беседке, если погода была плохая. К концу лета Ева начала изобретать для девушки работу – помыть окна, поработать официанткой на детской вечеринке. Но однажды Анжела попала на молитвенное собрание на Уинтер-айленд. Кэл ее заметил, и неудивительно: она ярко выделялась среди отчаявшихся и невменяемых. Он немедленно обвинил ее в колдовстве и начал изгонять демонов. К концу сеанса Кэл убедил Анжелу и всех остальных, что демоны, обитающие в девушке, – очень сильные и изгнать их можно лишь при большом старании и с применением необычных методов.

Никто, за исключением Анжелы, так и не узнал, что это за необычные методы. И никто в Салеме, кроме самых твердолобых кальвинистов, не поверил, что Кэла больше всего интересует бессмертная душа Анжелы.

Нетрудно было убедить девушку в том, что она грешна. Возможно, решающим оказался вопрос комфорта. Холодало, и Анжела хотела подыскать для жилья местечко получше, нежели парковые скамейки или Евин сад. А может быть, дело действительно было в ее душе. Рафферти не сомневался, что девушка сбежала от жестокого обращения. Он сказал жертве, что она сама виновата, что ее грешная натура пробудила худшее в людях. Кэл поднаторел в убеждениях такого рода. Он много лет внушал это жене и, вероятно, дочери. В костюме от «Армани», с Библией в руках Кэл оказался достаточно красноречив, чтобы Анжела поверила: он единственный, кто способен ее спасти.

Когда, тем вечером, Кэл обвинил Анжелу в колдовстве, она упала на колени и немедленно созналась.

Когда Анжела признала себя ведьмой, кальвинисты торжественно провели ее по всему городу – в старину раскаяние ведьмы становилось поводом для общественных празднеств. Даже в семнадцатом веке приговаривали к повешению только тех, кто настаивал на своей невиновности.

Кальвинисты праздновали спасение Анжелы, а ведьмы злились. Она и раньше их раздражала, когда попрошайничала перед принадлежащими ведьмам магазинами или, нарядившись в черное, позировала туристам. Она никогда не называла себя ведьмой, но, несомненно, изображала ее. Анжела извлекала выгоду из чужой славы, но ведьмы это терпели. В первую очередь они были предпринимательницами, и деловая хватка девушки от них не ускользнула. Они даже снабжали ее зельями и благовониями, а иногда бесплатно кормили. Энн позволяла ей дергать травы из ящика за окном.

Ведьмы мирно сосуществовали с Анжелой – некоторые даже жалели девушку, – но все-таки она не была одной из них. Викканство[5]5
  Викканство – неоязыческий культ, возникший в середине XX в.


[Закрыть] – тоже религия, и нужно многое изучить и проделать определенные обряды, прежде чем называть себя адептом. Впрочем, раньше Анжела не проявляла никакого интереса к религии.

Представление Анжелы о колдовстве основывалось на голливудских фильмах или, еще хуже, его породила истерия. В Салеме семнадцатого века ведьм не было, зато потом они расплодились в огромном количестве. Эта чудовищная ирония не ускользнула и от самих ведьм – оказалось, что своим успехом они обязаны одному из самых ужасных религиозных предрассудков в истории. Сомнительное наследство. Поэтому когда Анжела публично призналась в колдовстве, виккан охватил нервный трепет.

– И чего вы от меня хотите? – спросил Рафферти, когда Энн и другие ведьмы пожаловались ему.

– Не знаю… сделайте что-нибудь.

– Первая поправка, Билль о правах человека. Анжела может называть себя вторым мессией, если угодно.

– Боюсь, эта роль уже занята, – напомнила Энн.

– Мы ведь не сумели остановить преподобного Кэла даже с божественной помощью, если помните. – Рафферти имел в виду церковный совет, который в течение последних двух лет безуспешно пытался выдворить Кэла из города. – А кальвинисты задались целью очистить Салем от ведьм.

– Не понимаю! – воскликнула Энн. – Значит, они поклоняются слабому и трусливому богу, если боятся кучки ведьм.

– В один прекрасный день они переступят черту и тогда получат по заслугам.

– Я чувствую себя всесторонне защищенной, – усмехнулась Энн.

Но Кэл был слишком умен, чтобы переступать черту. Он подошел к ней близко, но все-таки удержался в отведенных законом границах.