Текст книги "Читающая кружево"

Автор книги: Брюнония Барри

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 20 страниц)

Глава 24

Каждая Читающая должна научиться существовать в пустом пространстве, в котором возникает вопрос.

Руководство для Читающих кружево

Родители Анжелы Рики жили к северу от Портленда, в городке, который представлял собой неприглядную смесь трейлерных стоянок и убогих рабочих кварталов. Все здания фасадом выходили на реку, где стояла давно заброшенная бумажная фабрика – единственная хоть чего-то стоящая недвижимость в городе. После нескольких неудачных попыток подновить оба крыла кирпичное строение просело в середине точно гамак. Трейлерный парк, где обитала семья Анжелы, находился рядом с фабрикой, в дальнем конце парковки, принадлежащей местной масонской ложе. В центре стоянки, в длинной тени недостроенного въезда на магистраль (эта дорога должна была соединить город с Девяносто пятым шоссе и обеспечить приток туристов), стоял трейлер родителей Анжелы.

Таунер осталась ждать в машине, а Рафферти зашел внутрь.

Визит был короткий. Они не видели дочь и не получали от нее вестей. Рафферти знал, что шансов мало, поскольку уже разговаривал с родителями Анжелы, но все равно стоило попытаться.

– Лучше пусть не возвращается, – буркнул отец. – Она мне денег должна.

Он уже несколько раз напомнил Рафферти, что заплатил за обучение Анжелы в салоне красоты.

– Если она думает, что я буду содержать ее с ребенком…

– Если узнаете что-нибудь, обязательно позвоните мне, – прервал его Рафферти.

– Что она натворила на этот раз?

– Ничего, – ответил Рафферти. – Но возможно, она мертва.

Отец замолчал. Детектив произнес жестокие слова, но по крайней мере мистер Рики замолчал.

Рафферти высадил Таунер на рыночной площади, а сам поехал в пресловутый салон красоты. Он задавал все те же вопросы. Кто-нибудь видел девушку? Нет. У нее были друзья в городе? Нет. Да. Может быть. Была подруга по имени Сьюзен. Работала в каком-то магазине, где продается одежда из натуральных тканей. Рафферти поблагодарил, оставил телефон.

– Если увидите Анжелу, немедленно позвоните.

Он прошел до конца улицы и нашел нужный магазин, но Сьюзен там больше не работала и никто не узнал Анжелу по фотографии. Рафферти показал снимок нескольким торговцам на улице, вернулся на рыночную площадь, оставил машину и поднялся по пешеходному мостику наверх, где сидела Таунер и ела черничное мороженое.

Она протянула ему рожок:

– Хочешь откусить?

– Спасибо, но уже за полдень и я предпочту ленч, – ответил он.

Они спустились по длинной лестнице к магазинам. Рафферти заметил, что Таунер стала ходить – она больше не цеплялась за перила во время спуска, ее походка сделалась легче, – и настроение его заметно улучшилось.

– Что ты хочешь? – спросил Рафферти, глядя по сторонам. – Здесь можно много чего купить.

– Выбирай сам.

Рафферти окинул взглядом прилавки с сыром, хлебом, рыбным супом и так далее. Он обернулся к Таунер, решив, что время пришло.

– Я люблю суп. А ты?

Таунер воззрилась на него.

– У меня много талантов, – объяснил детектив. – В том числе ложь и мошенничество.

Она попыталась удержаться, но не смогла – улыбка засияла во всю ширь. Наконец Таунер расхохоталась.

– Ах ты, сукин сын!..

Возвращаясь в Салем, Рафферти превысил скорость на Девяносто пятом шоссе.

– Следовало бы выписать вам штраф, – сказал молодой полицейский. – Вы на двадцать миль превысили лимит. Но я вас прощаю как коллега коллегу.

Рафферти улыбнулся, поблагодарил парня и сунул предупреждение в бардачок, вместе с парковочными чеками, которые вечно забывал оплатить.

Вкатив на подъездную дорожку, Рафферти и Таунер заметили собаку, привязанную к столбику террасы. Перед псом стояла миска с водой. Он явно пытался сбежать, и глаза у него были дикие.

– Это собака с нашего острова, – сказала Таунер, выскакивая из машины.

К ошейнику была привязана записка «Меня зовут Византия».

Собака оскалилась и зарычала. Таунер ничтоже сумняшеся села на крыльцо, словно не замечая угрозы. Она долго сидела так и смотрела на гавань, словно в этот день и помыслить было нельзя ни о каком другом времяпрепровождении. Когда собака успокоилась, Таунер принялась гладить ее по шее.

– Привет, Визи, – сказала она успокаивающим голосом и наконец взглянула на животное. Собака медленно, словно загипнотизированная, улеглась и перекатилась на бок. Таунер почесала ей брюхо. – Славная собачка…

Рафферти сидел в машине с открытой дверцей. Наконец он вышел.

– Зачем Мэй ее прислала? – спросила Таунер.

– Наверное, чтобы меня помучить, – ответил Рафферти и чихнул.

– Сомневаюсь.

Рафферти не мог избавиться от мысли, что Мэй права – он не может круглые сутки охранять Таунер. Ему действительно стало спокойнее при мысли том, что здесь Визи.

– Ладно, пускай остается, – сказал он. – Но не дай Бог, она сожрет мою обувь.

Таунер рассмеялась.

– А как ты думаешь, чем она питается? То есть помимо кроликов и крыс.

– Собачьим кормом. – Рафферти забрал перевернутую миску и налил в нее воды из шланга.

Визи принялась лакать.

– Она похожа на Скайбо, – заметила Таунер.

Рафферти помнил, что Скайбо убил Кэл. Детектив прочел об этом в дневнике, и Ева тоже рассказывала. Скайбо был другом и защитником Таунер. То, что Византия походила на него, немедленно их объединило.

Рафферти поднялся на крыльцо, дважды чихнув по пути. Собака заворчала, когда он прошел мимо.

– Эй, детка, мы не враги, – предупредил Рафферти, и Таунер снова рассмеялась.

– Лежать, девочка, – приказала она, и Византия подчинилась.

Рафферти не стал загонять машину в гараж. Он знал, что через несколько минут поедет в магазин за собачьим кормом, а заодно купит бенадрил. А потом ляжет спать. Он должен хорошенько отдохнуть. С того самого дня, как Таунер вернулась из больницы, Рафферти почти не смыкал глаз.

Детектив выпил две таблетки бенадрила и проспал до полудня. Он проснулся, услышав низкое рычание Визи, и приоткрыл дверь. Собака сидела, прижавшись носом к стеклу, смотрела на гавань и ворчала на проплывающие лодки. Рафферти услышал, что в ванной журчит вода. Таунер чистила зубы.

Детектив включил чайник и приготовил кофе в маленькой кофеварке, которую Леа подарила ему на прошлое Рождество. Он сполоснул чашку горячей водой, чтобы она согрелась, а потом вышел на крыльцо.

– Иди сюда, – велел Рафферти собаке, – снаружи лучше видно.

Визи помедлила, но все-таки вышла.

Прихлебывая кофе, Рафферти прищурился, чтобы разглядеть, что именно привлекло внимание собаки. Поначалу он подумал, что она рычит на движущиеся лодки. Или на огромный корабль, который входил в гавань с грузом угля для электростанции. Потом заметил кое-что еще.

Этих «штук» было около двадцати, они методично и медленно двигались вдоль берега, от Уиллоуз к Уинтер-айленд. Рафферти наконец догадался, что это буйки ныряльщиков. Искали утопленника.

Не обращая внимания на поскуливание Визи, Рафферти запер собаку. По-прежнему с кофе в руках, он спустился к причалу. Ищут не обязательно Анжелу. Кто-нибудь напился и спрыгнул с лодки. Господи, только бы не подросток.

На берегу Рафферти заметил патрульные машины. Его шеф разговаривал с одним из ныряльщиков.

– Что случилось? – спросил детектив.

Шеф обернулся к нему.

– Я вчера пытался тебе дозвониться. Это случилось, как только ты уехал. Кэл проговорился. Он сказал, что Анжела Рики лежит на дне Салемской бухты.

– Кэл сознался? – уточнил Рафферти. Маловероятный вариант.

– Не совсем.

– То есть?

– Это было не вполне признание. Но сгодится, если мы найдем труп. Кэл сказал, что видел ее мертвой, и объяснил, где искать.

– По-моему, это полноценное признание.

– Не совсем, – повторил шеф. – Кэл сказал, что это открыл ему Бог. Во сне.

Рафферти взглянул в сторону Уинтер-айленд. Кальвинисты выстроились на пляже Вайкики и наблюдали за происходящим. Некоторые стояли на коленях. Все это напоминало дурно поставленную пьесу.

– Кэл тебя дурачит, – вздохнул Рафферти.

Он понимал, что шефу нелегко. Городские коммерсанты злились на сектантов, которые мешали бизнесу и отпугивали туристов. Не далее чем вчера Торговая палата потребовала, чтобы Кэла заставили перебраться на Кейп-Энн. На месте шефа Рафферти тоже отправился бы обыскивать гавань.

– Разве у тебя сегодня не выходной? – спросил тот.

– Ну да. Выходной.

Таунер спустилась по тропке с Визи на поводке. Она была в купальнике.

– Мы идем купаться. – Таунер улыбнулась. Собака шла рядом, готовая к любым приключениям.

Рафферти ненадолго задумался и решил, что это последняя капля. В конце концов, у него сегодня действительно выходной.

– Я знаю место получше, – сказал он. – Если вы обе не прочь прокатиться.

Глава 25

Иногда Читающей приходится поворачивать кружево под разными углами и смотреть на него при разном освещении, прежде чем начнут возникать образы.

Руководство для Читающих кружево

Мы с Рафферти заезжаем в Беверли на ленч – в местную забегаловку, которую держит его приятель. Рафферти приносит купленное в лодку и пытается скормить Визи моллюска, но собака его выплевывает. Ракушка застревает в щели между досками. Рафферти становится на четвереньки, чтобы ее вытащить, и наконец выбрасывает за борт.

– Такова твоя благодарность, – произносит он со смехом.

– Думаю, Визи предпочитает крольчатину, – отвечаю я.

– Разумеется.

Прежде чем снова пуститься в путь, Рафферти идет в маленький магазинчик, чтобы пополнить запас продовольствия. Он возвращается с пакетом еды и прячет его в трюм, оставив только собачье лакомство.

Он позволяет мне самой вывести лодку из гавани. Я привыкла управлять рыбачьей шлюпкой. Она слегка кренится на левый борт, но ничего страшного, главное – движется. Рафферти немало потрудился, приводя ее в порядок. Во всяком случае, от лодки больше не воняет наживкой.

Мы движемся к Мизерис, а потом Рафферти велит править в открытый океан.

– Куда мы плывем? – спрашиваю я.

Рафферти указывает на горизонт.

– Туда.

– Правда? – Я заинтригована.

День прекрасный. Визи сидит на носу точно деревянное изваяние, и ветер ерошит ее шерсть. Когда лодка замедляет ход, собака подходит посмотреть, не едим ли мы. Убедившись, что нет, Визи возвращается на место и лает на чаек.

– Смешная собака, – говорит Рафферти.

Я улыбаюсь.

Остров, который хочет показать мне Рафферти, лежит прямо по курсу, гораздо дальше Мизерис и Бейкерс. В нем есть нечто полинезийское – узкий сахарно-белый пляж, переходящий в небольшую возвышенность. Я немедленно узнаю его: в детстве мы играли здесь в пиратов.

– Этого острова нет ни на одной карте, – сообщает Рафферти. – И он никак не называется.

Отчего-то я умалчиваю о том, что уже бывала здесь. Мы приезжали сюда несколько раз, с Бизером и Линдли, а потом перестали, потому что остров находится довольно далеко. К тому же он такой скалистый, что трудно причалить. Даже от якоря мало проку, потому что вблизи берега дно становится гладким и скользким как лед. Если бросить якорь, он будет волочиться, ни за что не цепляясь. Ты оставляешь лодку, а потом возвращаешься и не находишь ее. Она уплыла и растворилась в синеве океана.

С нами однажды такое произошло. Поначалу я не поверила и подумала, что Линдли сыграла с нами пиратскую шутку. Я так и сказала Бизеру, но он испугался и расплакался, хотя я, наоборот, пыталась его развеселить.

– Пожалуйста, не надо так говорить, – попросил он, хотя я понятия не имела, что расстроило брата.

Потом мы нашли лодку за островом. В тот день было не очень ветрено, так что я доплыла до нее и вернула беглянку. Не знаю, отчего брат так огорчился, но с тех пор он неизменно отказывался ездить на Безымянный остров – так мы назвали это место.

Судя по всему, Рафферти бывал здесь много раз – он прекрасно знает, что делать. Он привязывает к носу лодки длинную веревку, шлепает по воде, карабкается на утес высотой примерно шестьдесят – семьдесят метров и крепит конец к одному из немногих деревьев на острове.

Потом возвращается в лодку за мной, но я уже стою в воде и протягиваю ему пакеты с едой. Рафферти позволяет лодке отдрейфовать, пока веревка не натянется, подает мне руку, и мы вместе карабкаемся на изъеденный ветрами утес.

Если стоять на дальней стороне острова, то не видно ничего, кроме океана. Это одно из немногих мест от Салема до Рокпорта, где перед тобой – открытое море, бурное и взлохмаченное ветром, а не залив, ведущий к Кейп-Энн. Вокруг никакой растительности, и поэтому можно вообразить себя где угодно – на Луне, на Острове сокровищ, в Голубой лагуне.

Мы с Визи купаемся, пока Рафферти собирает дрова для костра.

Потом сидим на пляже и наблюдаем, как солнце спускается в океан. Костер прогорел, и можно готовить еду. Рафферти кладет в огонь охапку водорослей, чтобы было побольше пара, и бросает туда несколько початков кукурузы. Затем достает сыр, печенье и огромный стейк. Ему нравится это место. Рафферти говорит, что никогда никого здесь не видел.

– Ни одной живой души, – добавляет он и протягивает мне лимонад.

Мы едим мясо и кукурузу. Три тарелки, по одной на каждого. Визи сидит над своей порцией и жадно глотает.

Потом мы наблюдаем, как темнеет небо. Над водой восходит луна. Рафферти замечает, что я дрожу, и набрасывает мне на плечи свою куртку. Она старая, и от нее пахнет океаном.

Визи зарывается в песок и начинает храпеть.

– У этого острова нет названия, – повторяет Рафферти, будто я недослышала в первый раз. А может быть, потому что не ответила. – Даже у этой отмели оно есть, а у острова нет. Он как будто ускользнул сквозь пальцы… – говорит он, радуясь, что хоть чему-то удалось ускользнуть.

– Может, его вообще не существует, – говорю я. – Может, это мы ускользнули сквозь пальцы.

Поначалу он будто пугается, потом начинает смеяться. Негромко, но искренне.

– Ты интересная женщина. Идешь по черте…

– По какой? – спрашиваю я, прекрасно сознавая, о чем речь. Только это не черта, а трещина. В нее я провалилась уже давным-давно.

Рафферти задумывается, прежде чем ответить.

– По черте между миром реального и миром возможного.

– Поэтически сказано, – замечаю я.

– Иногда реальный мир куда безумнее вымышленного, – говорит Рафферти.

Он искренен. Сегодня между нами что-то произошло.

– Как дело Анжелы? – спрашиваю я.

Вопрос звучит так, будто я задаю его из простой любезности. Судя по всему, Рафферти не хочет об этом говорить, поэтому я не настаиваю на ответе.

– Давай не будем обсуждать это сегодня, – просит он.

На темной воде возникает лунная дорожка, и ненадолго я задумываюсь о Линдли. На моих глазах появляются слезы. Я отворачиваюсь, чтобы Рафферти их не заметил, и жду, когда высохнут.

Рафферти идет к морю. Он наклоняется, зачерпывает воду, смотрит на нее и позволяет вытечь сквозь пальцы. Потом подносит руку к губам и пробует соль на вкус. Он явно думает о чем-то серьезном.

– Давай искупаемся, – предлагает он.

Я удивлена.

Мы долгое время проводим в воде. Рафферти хороший пловец, не из тех, кто повинуется течению. Он достаточно силен, чтобы с ним бороться. Он плывет, высоко подняв голову, – должно быть, летом работал спасателем на Лонг-Айленде. Спасатели всегда плавают, высунув голову из воды и не спуская глаз с утопающего. На лодке он совсем другой. Ходить под парусом для Рафферти – все равно что для меня плавать.

Вода сегодня волшебная, она фосфоресцирует. Каждый наш гребок оставляет искрящийся след.

Мы, оба усталые, выходим на берег. Ночь прекрасна. Мы засыпаем на песке.

Я просыпаюсь, заслышав лай Визи на холме, – она лает на луну. Точнее, воет, как это делают островные псы в полнолуние. Луна стоит прямо над головой, и я понимаю, что сейчас почти полночь. Взбираюсь на вершину утеса в центре острова и усаживаюсь на небольшом уступе, откуда открывается вид во все стороны. Отсюда видны устья нескольких бухт и изгиб береговой линии. Можно разглядеть прогулочную яхту, которая совершает свой последний вечерний рейс. С гирляндой огней она больше похожа на мост «Золотые Ворота», чем на корабль. Я слишком далеко, чтобы услышать музыку. Яхта – всего лишь видение: огни медленно движутся, плывут над самой водой. Корабль-призрак.

Помню, как я впервые увидела мост «Золотые Ворота». Некогда, очень недолго, я встречалась с одним парнем. Его родители жили в округе Сонома, и однажды мы поехали к ним в гости. Отчего-то по пути через мост он рассказал, сколько людей каждый год кончают с собой, прыгнув отсюда в воду. Вскоре после этого мы расстались.

Я не бужу Рафферти. Ничего срочного нет, и я знаю, что в последнее время он не высыпался. Хорошо, что Рафферти предложил эту прогулку. Будь такая возможность, я бы вообще не возвращалась в город. Здесь гораздо уютнее.

Наконец он просыпается и идет нас искать.

– Который час?

– Не знаю. Прогулочная яхта только что вернулась в гавань.

– Полночь, – говорит Рафферти. – Нам пора.

Я киваю, но остаюсь сидеть.

Он, похоже, чувствует то же самое, что и я, и не хочет никуда уходить. Садится рядом. Мы оба не двигаемся.

– Интересно, – наконец говорит Рафферти, – почему отсюда все кажется таким красивым?

– Оно действительно красивое, – возражаю я, – даже если смотреть оттуда. Просто люди делают мир безобразным… иногда.

– Но не все, – говорит Рафферти, глядя на меня.

Я не отвожу взгляд.

Не знаю, кто кого целует первым. По-моему, мы делаем это одновременно. В согласии и взаимодействии – идеал. За этим поцелуем ничто не последует, все остальное принесет лишь разочарование. Мы оба достаточно взрослые и умные, чтобы это сознавать.

– А как же Джек? – спрашивает Рафферти.

– Никакого Джека нет.

Я вижу, как он размышляет. Наконец решает мне поверить. Берет меня за руку, и мы вместе возвращаемся к лодке.

Мы оказываемся дома лишь в третьем часу ночи и засыпаем на нерасстеленной постели Рафферти. Моя голова покоится у него на плече. Я ерзаю, перекатываюсь ближе к открытому окну, его руки обхватывают меня, мускулы напряжены даже во сне. Рафферти спит спокойно – и это очень неожиданно. Я двигаюсь, и он тоже, чтобы мне было удобнее.

Я просыпаюсь на рассвете и обнаруживаю на окне кружево. Вчера ночью я его не заметила, иначе ни за что не пришла бы в эту комнату. Но теперь я его вижу. Завитки увлекают меня. Дыхание замирает, как будто воздух сам по себе – часть плетения. Отрицательное пространство, в котором существует кружево. Я могу отчетливо разобрать узор, лишь проникнув в него, в этот потусторонний мир, который мне знаком и которого я боюсь. Это точка средоточия. Здесь замирает все движение, останавливается дыхание – ни вдоха, ни выдоха, – как будто застыл океан. Я останусь парализованной, пойманной в ловушку, пока кружеву не заблагорассудится меня освободить, – и никакой милости, пока оно не покажет то, что вознамерилось. Я задерживаю дыхание. Волна замирает, но ритм остается – размеренный, как прибой.

Я вижу пистолет. Слышу треск выстрела и чувствую запах пороха. Пуля впивается мне в бок – физической боли нет, но есть ощущение разрыва. Ритм вновь меняется – я понимаю, что это не волна, а дыхание. Я не сознавала этого, пока ритм не изменился, – он стал короче. Я чувствую руку Рафферти – он прижимает меня все крепче и крепче, и я слышу, как он дышит. Рафферти задыхается, он ранен. Кровь теплая, она растекается вокруг лужей. Выстрел поразил нас обоих, слил воедино.

Смертельный выстрел. Он неизбежен.

– Нет! – кричу я, вскакиваю, срываю кружево с окна. Я не могу с этим смириться. Только не Рафферти.

Инстинкты полицейского берут верх. Он вскакивает, бросается к окну и отталкивает меня с линии огня.

Мы оба грохаемся об пол. Лишь через минуту он понимает, что все в порядке.

– Здесь Кэл? – спрашивает Рафферти.

– Нет.

Он тоже слышал выстрел. Я это понимаю.

Рафферти выглядывает на улицу. Потом замечает Визи, которая смотрит на нас из другой комнаты. Если бы кто-то стрелял, собака вела бы себя по-другому.

Рафферти замечает кружево на полу.

– Я видел Кэла… – начинает он.

– Это был сон.

– Он был здесь.

– Нет, – говорю я.

Рафферти трет виски.

– Ты спал, – настаиваю я и указываю на Визи. – Если бы кто-то выстрелил…

Рафферти вскидывает руку, поняв меня с полуслова, и садится на кровать.

– О Господи. Все казалось настолько реальным…

Я не смотрю на него. Если сейчас взглянуть на Рафферти, то оставить его будет невозможно. А я должна уйти. Я видела это в кружеве. Пуля прошла через него в меня. Я чувствовала, как Рафферти покидает жизнь. Мы все еще были связаны, сплавлены вместе, но он умер, и я осталась одна.

«Приложи свою ладонь к моей, как будто молишься, – часто говорила Линдли. – Потом проведи по ним двумя пальцами. Вот такие на ощупь мертвецы».

Нет, только не Рафферти. Пожалуйста, только не он.

Он тянется ко мне и хочет обнять. Я уворачиваюсь.

– Это была ошибка, – говорю я.

– Ничего страшного, тебе приснился кошмар.

– Нет. – Я отстраняюсь. – Вот это все, – указываю я на постель, потом на нас обоих. – Это была большая ошибка.

Я вижу, что ему больно, очень больно. Но Рафферти словно не особенно удивлен. Он обладает даром предвидения в большей мере, нежели ему кажется. Я понимаю это лишь теперь. В глубине души он всегда знал, что так и будет.

– Прости, – говорю я, не глядя на него. Нельзя смотреть на Рафферти, иначе не сумею уйти. Но если останусь – он умрет. Я видела это в кружеве. Пуля соединит нас, но человек, которого я люблю, погибнет.

Когда я наконец понимаю, что люблю его, то останавливаюсь, но лишь на минуту. Теперь я знаю, как нужно поступить. Ищу поводок Визи, пристегиваю его к ошейнику и тяну собаку к выходу.

– Куда ты? – спрашивает Рафферти.

– Прости, – повторяю я, вывожу Визи за дверь и спускаюсь с крыльца.

Я смотрю на дом Евы. Единственное место, куда можно пойти. Отсюда кажется – до него так далеко, что я в жизни не доберусь. Но, достигнув цели, я закажу билет и уеду в Калифорнию. Сделаю то, что уже однажды сделала. Заберусь на самый край земли.