Текст книги "Читающая кружево"

Автор книги: Брюнония Барри

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 20 страниц)

Ноги у меня больше, чем у Евы, и мне подходят только сандалии, которые я подарила ей пятнадцать лет назад. Белые, с рюшками и цветочками на застежке. Я решила, что они понравятся Еве, потому что на них цветы, но сандалии все эти годы пролежали в магазинной коробке. Я царапаю кожаные подошвы металлической пилочкой для ногтей, найденной в ящике комода, потому что они слишком скользкие.

Я иду в закусочную. Там полно народу. Очередь – на полквартала. Захожу, и у прилавка вдруг появляется свободное место, на которое никто не претендует. Заказываю все, что можно купить на десять долларов, – больше в моих карманах ничего нет.

– Кофе?

– Чай.

– С молоком?

– Не вопрос.

За прилавком жарят оладьи, картошку, яичницу – по двенадцать порций за раз. Я удивляюсь, откуда здесь столько народу, и официантка немедленно отвечает, точно я спросила вслух.

– Флотилия прибыла, – говорит она.

Повар закатывает глаза.

– Двенадцатичасовой туристический автобус, – объясняет официантка, указывая на остановку.

Толпа шевелится, и туристы энергично движутся к окнам. Молодая женщина в костюме пуританки бежит по улице, спасаясь от преследователей. Они настигают ее, наконец хватают и держат, пока некий мужчина громко злословит в адрес пленницы и зачитывает список обвинений. Я узнаю Бриджит Бишоп и смотрю на часы. Она была первой из уличенных ведьм. Летом суд над ней проходит каждые несколько часов, и туристам предлагают занять места на скамье присяжных. Бедную Бриджит вновь и вновь приговаривают к повешению… Часто, но не всегда.

Я слышу шепот и оборачиваюсь. На скамье сидят две женщины – мать и дочь. Они замолкают, стоит мне посмотреть на них. Младшая отпивает свой кофе.

Я расплачиваюсь и пробираюсь через толпу, которая занимает все пространство кафе вплоть до двери.

Мы с Рафферти встречаемся на пороге. Он смотрит на очередь, тихонько ругается, идет обратно, останавливается, узнав меня, и успевает придержать дверь в последнюю секунду.

– А я думал, вы вернулись в Калифорнию, – бормочет он.

– Нет.

– Мэй сказала, что вы уехали.

– В таком случае, может быть, я действительно уехала. Мэй Уитни всегда права.

Он смеется.

– Ну, если верить ей… – Рафферти отчаянно думает, что сказать дальше.

– Я продаю дом, – сообщаю я. – Возможно, именно это она имела в виду.

– Продаете дом? – Он явно удивлен.

– Мне слишком тяжело… – Я чувствую себя глупо, но нужно же объясниться.

– Дом очень большой… – Рафферти честно пытается поддержать беседу.

Я киваю.

– То есть вы все-таки возвращаетесь в Калифорнию? – спрашивает он.

– Да.

– Это плохо.

Довольно странная реакция, но Рафферти не уточняет.

– Была рада познакомиться, – говорю я, протягивая руку. Это все уроки хороших манер, но они не в моем характере. Впрочем, похоже, Рафферти приятно. Он улыбается.

– Но вы ведь уезжаете не сегодня?

– Нет. Сначала нужно все прибрать.

– Значит, еще увидимся до вашего отъезда.

Я дохожу до конца улицы, а потом решаю попросить ключ. Помнится, Джей-Джей сказал, что он у них. Мне неприятно, что ключ от дома Евы находится бог весть где, пусть даже и под присмотром полицейских, и вдобавок я пообещала сделать дубликат для риелтора. Я опрометью несусь обратно.

– С вами все в порядке? – спрашивает Рафферти, когда я его догоняю. – Вы что-то бледная…

– Все нормально, – отвечаю я. – Вы тоже.

– Я ирландец. Я всегда немного бледен.

Я прошу у него ключ. Рафферти либо не понимает, о чем речь, либо вообще не помнит о том, что ключ в полиции, но все-таки обещает найти его и принести.

Я возвращаюсь в дом, вознамерившись вновь заняться сборами. Потом мельком смотрю на себя в зеркало и передумываю. Я действительно бледна – в общем, неудивительно. Меня слегка тошнит, поэтому я решаю немного отдохнуть. Для работы стало слишком жарко. Вместо этого решаю навестить Энн. Беру сверток кружева, который Аня оставила на столе, и выхожу.

Магазин переполнен, Энн сидит в дальнем углу и гадает по чьей-то голове. Она жестом просит меня подождать минутку.

У нее хороший магазин, он не забит до отказа туристами. Я замечаю ипсвичское кружево и виды Острова желтых собак. В дальнем углу – рекламная экспозиция, очень красивая, броская, с креслом-качалкой, прялкой и плетеным ковриком. Лучшие новоанглийские традиции, воплощение уюта. Кружево свисает с самодельной полки, старый камин наполнен коклюшками. На качалке лежит подушка, будто кто-то оставил ее на минутку и вот-вот вернется. Я узнаю это кресло. Некогда оно стояло у нас дома, на острове. Здесь выставлены образцы кружева, сплетенного «Кругом». На каминной полке – фотографии мастериц и груда брошюрок, излагающих историю «Круга». Там же – бланк заказа. Поверх брошюрок лежит рукописная табличка «ВОЗЬМИТЕ И ПРОЧИТАЙТЕ».

В буклете множество фотографий – женщины за работой, красивый золотистый ретривер, который лежит у их ног, панорамные снимки прядильни, мотки желтой пряжи из собачьей шерсти, кружево повсюду…

Главная фотография, помещенная на первой странице брошюры, – типичный раннеамериканский дом. Именно так люди представляют жизнь первых поселенцев, если не знают, с какими трудностями те на самом деле сталкивались. И все же с фотографиями что-то не так. И я не сразу понимаю, что именно. Но, если посмотреть внимательнее, понимаешь, что у всех женщин нет лица. Не то чтобы они намеренно стерты или убраны – просто снимки сделаны с очень странного ракурса.

«Предосторожность», – думаю я, пребывая в странном замешательстве.

– Говорят, эта пряжа обладает магическими свойствами. – Рядом со мной стоит продавщица, чуть ближе, чем следовало. Видимо, она рекламный агент.

Энн рассчитывается с покупателем и спешит ко мне, уловив последние слова.

– Это собачья шерсть, а не золотое руно, – замечает она.

Девушка пожимает плечами.

– Я всего лишь говорю то же, что и другие, – произносит она и отходит.

Энн вздыхает.

– Лично я ее терпеть не могу, – признается она. – Но это моя лучшая продавщица.

Я вручаю Энн сверток. Она разворачивает его. Внутри – двадцать или тридцать кусков кружева.

– Неужели ты даришь это мне? – недоверчиво спрашивает она.

– Я пыталась подарить это Бизеру и Ане на свадьбу, но они не взяли.

– И я не возьму. Это кружево Евы. Она предпочла бы, чтобы ты его сохранила.

– Если не возьмешь, пожертвую в Эссекский музей Пибоди.

Энн прячет сверток под стол.

– Считай, что я сделала тебе подарок в знак благодарности. Заранее.

Она непонимающе смотрит на меня.

– За помощь с садом.

Энн явно в восторге. А потом вспоминает.

– Я смогу прийти только послезавтра. Ничего?

Я делаю вид, что собираюсь отнять сверток, и Энн смеется.

– Спасибо, – говорит она. – Буду хранить его как зеницу ока.

– Я всегда рада тебя видеть.

Энн урывает свободную минутку между сеансами гадания, чтобы выпить со мной чаю. Когда подъезжает туристический автобус, она встает, вздыхает и возвращается к себе.

– Увидимся в четверг. – Энн задерживается в дверях. – Обязательно полей цветы. Иначе придется оборвать весь сад.

– Полью, – отвечаю я.

Энн останавливается по пути в магазин, чтобы попозировать фотографам. Она развевает юбками и загадочно улыбается в объектив.

Я допиваю чай и наблюдаю за тем, как возводят первую мачту «Френдшип». Это точная копия корабля, который некогда входил в состав салемского флота. Ева рассказывала, что на постройке работает полгорода. Неподалеку от ее лодочного сарая есть мастерская, где любители воссоздают историю. Толпа зрителей наблюдает, как огромный кран ставит на место верхний фрагмент мачты. Я развлекаюсь этим зрелищем почти час, а потом бреду вверх по холму – поливать сад. У Евы много земли, и цветы посажены всюду, где только есть место, в промежутке между домом и каретным сараем, вдоль дорожки. Каждый свободный пятачок засажен цветами и овощами – не порознь, а вперемежку: помидоры рядом с львиным зевом и лилиями.

Летняя веранда превращена в оранжерею. Я втаскиваю в дом несколько горшков поменьше и ставлю их под кран, чтобы земля пропиталась влагой. Здесь жарко и сухо. Кран плюется, прежде чем начинает течь вода, поначалу ржавая и слишком горячая. Это – сушильня Евы, во всяком случае основная. Старое дерево пропитано запахами лаванды и кориандра. Цветы и травы связаны лентами в пучки и висят, головками вниз, на стенах. На дальней стене осталось немного места, и я задумываюсь, отчего Ева развесила лаванду в погребе, предоставив ей плесневеть. Может быть, не хотела, чтобы лаванда выцвела на солнце. И потом, она же не знала, что цветам придется провисеть в погребе так долго. Несомненно, отправляясь в тот день купаться, Ева была уверена, что вернется. И это изрядно меня тревожит.

Я затаскиваю на веранду все ящики, какие только могу, но самые большие очень тяжелы, поэтому я иду за шлангом. Мне нельзя поднимать тяжести. Я до сих пор чувствую послеоперационные швы. Нужно погулять. Врач сказал, что прогулки полезны. И кажется, плавание тоже. Я понимаю, что пропущу очередной осмотр. А может быть, уже пропустила. Нужно будет непременно позвонить в клинику.

Я жду до шести, а потом начинаю поливать сад. На это уходит немало времени, и через час я вся мокрая и грязная. Сандалии скользят – промокли насквозь, поэтому я оставляю их на дорожке и хожу босиком. Пытаюсь дотянуть шланг до дальней клумбы, на которой растут лиловые и розовые фуксии и одинокий страстоцвет, пристроившийся возле бугенвиллеи в горшке. Ничего не получается. Шланг зацепился за угол клумбы. Надо бы вернуться и распутать его, но я слишком устала. Дергаю, стараясь не напрягать мышцы живота, – и шланг, чуть не разорвавшись, слетает. Я лечу вместе с ним кувырком на клумбу, где растут майоран, помидоры и баклажаны, снабженные табличками «ПОМ» и «БАК» соответственно. Я оглядываюсь, пытаясь понять, не стерла ли с лица земли молодую поросль, и мне стыдно за свою неаккуратность. Я слишком устала, чтобы немедленно подняться, поэтому решаю посидеть.

Именно здесь Рафферти меня и находит – покрытую грязью и зеленью, в окружении фуксий, над которыми носятся колибри. Должно быть, при падении я раздавила мяту, потому что ее запах повсюду. Мята заполонит все грядки, если ей позволить. Помню, как Ева объясняла мне это. С мятой нужно быть осторожной. Надо держать ее в «рамках».

Рафферти идет по следу от шланга вплоть до логического завершения – то есть до того места, где валяются мои сандалии. Он останавливается и смотрит на меня, потом на колибри.

– Даже спрашивать не буду, – говорит он, отмахиваясь от колибри как от мухи, и наклоняется, помогая мне встать.

Я отряхиваюсь и изучаю ссадины. Рафферти лезет в карман за ключом. Заодно оттуда вываливается всякая мелочь, в том числе старая никотиновая жвачка в потрепанной обертке. Он протягивает мне ключ.

– Надеюсь, это нужный, – говорит он, подбирает с земли два мокрых рекламных купона и машет ими в воздухе, чтобы высушить, а потом рассматривает. – Черт возьми. Какое сегодня число?

– Кажется, третье.

– Тогда ладно, – говорит Рафферти, разглядывая купоны. – Я совсем забыл. – Он показывает их мне. Бесплатный ужин на двоих. Название ресторана неразборчиво. – Они годны до завтра, это часть салемской программы «Подкупи копа». Хотите пойти в ресторан?

– Завтра?

– Сегодня или завтра – как угодно. Просто не хочу, чтобы купоны пропали.

– Тогда лучше завтра.

– Возможно, завтра будет фейерверк.

– Хорошо.

– Значит, договорились. – Он собирает и сует барахло в карман. – В семь. – Рафферти идет к калитке. – И лучше проверьте ключ. Другого я не нашел, но он не подписан.

– Обязательно.

Рафферти оборачивается.

– Кстати, чем вы тут занимались? До того как на вас напали колибри-убийцы?

– Поливала цветы.

– Интересный способ, – улыбается он.

Я сую ключ в замок, и дверь открывается.

«Нужно сделать дубликат для риелтора. И починить разбитое стекло, – думаю я, глядя на него и оценивая ущерб. – И убрать заплесневевшие цветы».

Наверное, лучше всего составить список дел, но я никак не могу найти листок бумаги.

Словно по волшебству, в разбитом окошке возникает лицо Рафферти. Я подскакиваю от неожиданности.

– Простите, – говорит он.

– В чем дело?

– Сегодня.

– Что?

– Вы ошиблись датой. Сегодня – четвертое июля. – За спиной у Рафферти взмывает ракета фейерверка, доказывая его правоту. – Но если вам некогда…

– Ничего страшного. Дайте мне час.

– Даже два, – говорит он.

Я сердито смотрю на него.

– Я ничего такого не имел в виду, – оправдывается Рафферти. – Меня все равно не отпустят с работы раньше семи. А потом еще придется найти лодку.

– Лодку?

– А я не предупредил, что это плавучий ресторан в Салемской гавани? – улыбается он.

– Наверное, я бы запомнила, если бы вы сказали.

– Извините. Так вот, мы будем ужинать в плавучем ресторане.

– Оденусь соответственно.

Он окидывает меня взглядом и, слава Богу, ничего не говорит.

Фейерверки трещат и щелкают. Весь город высыпал на улицы. По ту сторону парка какой-то кальвинист рассматривает дом Евы. А может быть, у меня паранойя и он смотрит в нашу сторону только потому, что заметил машину Рафферти и, как и остальные, гадает, что здесь творится.

Я готова вовремя, а Рафферти опаздывает. А когда приходит, то извиняется и говорит, что это его вечная беда. Он заказал столик, но теперь сомневается, что место оставят за нами. Когда мы добираемся до нужного места, то не находим не только столика, но и ресторана. Он пропал. Рафферти вытаскивает мобильник и целую минуту дожидается ответа. Судя по всему, ждать он не любит.

– Рафферти говорит. Никто не заявлял в полицию о пропавшем ресторане?

В трубке слышен смех.

– Я серьезно. «Рокмор» куда-то делся. – Снова смех. – Какого черта, куда он провалился? Э… насовсем или только на сегодня? – Рафферти кивает. – Понятно. – Он поворачивается ко мне. – На сегодня ресторан перетащили в Марблхед.

Теперь я заинтригована.

– Говорят, в гавани будет фейерверк. – Он ненадолго задумывается. – Вы все еще хотите туда пойти?

– А вы?

– Конечно. Почему бы нет? Бесплатный ужин есть бесплатный ужин.

– Бесплатный сыр только в мышеловке, – говорю я, цитируя Еву. Я с ней вполне согласна, и все-таки не надо было говорить это вслух.

– Да, – отзывается Рафферти. – Но нас ждет не сыр, а целый ужин.

– Верно подмечено.

– Держитесь, – говорит он.

Я хватаюсь за борт, и мы несемся вперед, хотя в гавани запрещено перемещаться со скоростью быстрее пяти миль в час.

Мы минуем крошечный маяк на Зимнем острове и поворачиваем направо, к Пич-Пойнт, приближаясь к Острову желтых собак.

Темнеет. Мэй – на пристани, поднимает стапеля на ночь. В сосновой рощице медитируют кружевницы. Тайцзы. Мы подходим к скалам ближе, чем сделали бы туристы. Так поступила бы я сама, если бы управляла лодкой, – и это приятно, поскольку означает, что Рафферти хорошо знает местные воды. Одна из кружевниц слышит рев мотора и смотрит на нас, раздраженная вмешательством. Сначала она узнает Рафферти, потом меня.

– Наверняка поползут слухи, – замечает детектив достаточно громко, чтобы я расслышала сквозь шум.

До Марблхеда мы добираемся через полчаса – не из-за дальности расстояния, а из-за многолюдства. Когда подплываем к ресторану, вокруг него столько лодок, что нелегко найти местечко.

Салемская полиция, видимо, предупредила о визите Рафферти, потому что нас ждут. Хозяин ресторана лично помогает нам причалить.

– А я думал, вы знаете, что мы переехали. – Он словно извиняется. – Мы каждый год сюда перебираемся.

Когда мы заходим, он подвигает мне стул. Я чувствую, что на нас все смотрят, и это неприятно. Я сажусь как можно быстрее, но по-прежнему ощущаю на себе многочисленные взгляды. Меня охватывает приступ паранойи. Я оборачиваюсь, чтобы узнать, кто меня разглядывает, но свет меркнет и разобрать лица становится трудно.

– Что-то не так? – спрашивает Рафферти.

– Нет, – отвечаю я, озираясь. Чувствую, что за мной наблюдают, но не хочу показаться шизофреничкой.

– Может быть, сядете с другой стороны? – предлагает он.

– Нет-нет, все в порядке, – лгу я и беру меню.

Рафферти следует моему примеру.

– Надеюсь, вы любите жареное.

Я заказываю рыбное ассорти и луковые колечки в качестве гарнира. И диетическую колу. Похоже, это забавляет Рафферти.

Я снова ощущаю взгляды, потом слышу чьи-то мысли: «Эй, неужели чокнутая София вернулась в город?»

Я отодвигаю стул, чтобы выйти из чужого поля зрения. Рафферти тоже слегка сдвигается, загораживая мне обзор, будто непреднамеренно. И это срабатывает – я начинаю расслабляться.

– Будете заказывать? – спрашивает официантка, ставя на стол красную пластмассовую корзинку с булочками.

– Рыбный салат у вас с пикшей или с треской? – уточняет Рафферти.

– Не знаю, – отвечает официантка. – Просто салат.

Она смотрит на него так, как будто это он ненормальный.

Нетрудно прочесть ее мысли. Она думает о том, как ей хочется домой.

– Тогда филе меч-рыбы, – говорит Рафферти.

Официантка идет на кухню.

– Кстати, – поворачивается он ко мне, – Ева говорила, что ты писательница.

Обмен любезностями – часть программы. В конце концов, у меня хорошая выучка. Я переживу.

– Нет, – отвечаю я. – Я не пишу. Я… читаю.

Рафферти меня не понимает.

– Ты так зарабатываешь на жизнь?

– Если можно назвать это жизнью.

– Ты читаешь кружево?

– Нет-нет. – Я откидываюсь на спинку стула, словно отстраняясь от этого предположения. – Сценарии. – Я протягиваю ему корзинку с булочками, и Рафферти берет одну.

– Киносценарии?

– Да.

– Круто, – вздыхает Рафферти. Нетипичное для него словцо. Если бы я вычитала это в сценарии, то сочла бы неправдоподобным.

– И ты живешь в Голливуде? – Он ищет масло, но тщетно.

– Иногда.

Рафферти вопросительно смотрит на меня.

– Я много езжу… Это что, допрос?

Он громко смеется.

– А я перебрался сюда из Нью-Йорка.

Все это уроки Евы. Расскажи о себе, чтобы поддержать разговор. Не суп, но тоже сгодится.

– Круто, – отвечаю я.

Рафферти ухмыляется.

– Свидания?

– В общем, нет, – отвечаю я, констатируя очевидное.

– Речь обо мне, а не о тебе, – краснеет он.

Мы оба начинаем смеяться.

– О Господи, – вздыхает Рафферти. – А ведь предполагается, что хотя бы один из нас – специалист по этой части.

До меня наконец доходит: у нас же свидание. Не знаю, почему это не пришло мне в голову. Возможно, Рафферти, поразмыслив, решил сделать доброе дело. По правде говоря, я вообще не хожу на свидания.

– Прости. – Детективу явно неловко. – Наверное, это была не очень хорошая идея.

Мысли бешено носятся в голове. Я пытаюсь собрать их в кучу, подыскивая ответ. Ну же, Ева, подскажи что-нибудь.

– Ты давно сюда переехал? – наконец спрашиваю я. Голос у меня слабый и как будто чужой.

Рафферти понимает, что я стараюсь поддержать разговор, и благодарно смотрит на меня.

– Два года назад.

– А почему?

Мы снова смеемся.

– Люблю парусный спорт.

– Тогда я тебя понимаю. – Я начинаю расслабляться.

– Ты умеешь управлять шлюпкой?

– Так себе…

– Врешь, – смеется он.

Рафферти знает обо мне больше, чем я думала. Видимо, Ева рассказала. Я уже готова возразить, что лучшим моряком в нашей семье была Линдли, намного лучшим, чем я, но что-то меня удерживает.

– Я давно этим не занималась, – наконец отзываюсь я.

Он кивает и продолжает на меня смотреть. Я понимаю, что не могу прочесть его мысли. Не то чтобы я пыталась. Как правило, я стараюсь не читать людей и избегать вторжения в их личную жизнь. Рафферти можно прочесть, но только если он сам позволит.

– Что? – наконец спрашиваю я.

– Я подумал, ты немного похожа на Еву.

– Да уж.

Он понимает, что я ему не верю.

– А по-моему, похожа.

– У нас были хорошие отношения, – говорю я, понимая, что сегодня мысль об этом кажется лишь немногим привычнее, чем накануне.

Рафферти ухмыляется.

– Ева любила помогать бедолагам.

– Это точно.

– Иногда даже слегка перегибала палку. – Его лицо слегка мрачнеет.

– То есть?

Детектив немедленно приходит в себя и натянуто улыбается.

– Она подружилась со мной, когда я приехал в Салем. Подкармливала, как бродячего пса, а потом не смогла от меня отделаться.

– Сандвичи?..

– В точку, – смеется Рафферти.

– Подходящая еда для бродяги.

Я испытываю облегчение, когда начинается иллюминация. По всему периметру гавани вспыхивают огни.

С наступлением сумерек взмывают в небо ракеты фейерверка. Очень красиво. Лучше, чем раньше. После каждого залпа видно людей на берегу – целые толпы во дворах, на причалах, на пляже. Гавань настолько переполнена лодками, что можно пересечь ее, не замочив ног. Они стоят по две и по три у каждого причала, кормой к морю. После каждой вспышки фейерверка слышатся восторженные гудки. Зрители кричат, и хор их голосов катится над водой.

От шума я нервничаю. Чувствую, что на меня кто-то смотрит. За мной опять наблюдают.

«Ей-богу, она его охмуряет».

– Ты в порядке? – спрашивает Рафферти.

Понятно, что нет. По моему лицу катится пот, руки дрожат.

«Она охмуряет копа».

Не знаю, чьи это мысли. И не хочу знать.

– Морская болезнь?

Плавучий ресторан ощутимо движется.

– Нет, – отвечаю я. У меня не бывает морской болезни. По позвоночнику и по плечам пробегает холодок паники.

Рафферти замечает это и оглядывается.

– Можем уйти, если хочешь.

– Нет. Все нормально.

Я пытаюсь успокоиться. Мысленно проделываю упражнения, которым научил меня психолог. Дыши. Задействуй органы чувств. Нюхай, трогай, делай что угодно, лишь бы остаться в реальности.

Начинаю успокаиваться – и тут возникает драка.

Я слышу ее раньше, чем успеваю увидеть. Посреди грохота фейерверков медленно нарастает посторонний шум, и его ни с чем не спутаешь – это звуки ударов. Я не понимаю, что происходит, пока кто-то не обращается к Рафферти. Тот спешит разнять драчунов. Может быть, люди забыли, что мы не в Салеме, где естественное дело – подойти к нему за помощью. А может, просто он единственный полицейский в ресторане. Патрульный катер из Марблхеда спешит с другого конца гавани. Но лодки стоят так плотно, что у полицейских уйдет минут десять, чтобы до нас добраться, а за это время успеет случиться какая-нибудь неприятность.

Время для потасовки выбрано идеально – она началась незадолго до конца иллюминации. В ярком свете я вижу, что Рафферти удерживает одного из буянов, здоровенного парня. Второй, похожий на яхтсмена, сплевывает кровь. Знакомая история – простой горожанин против богатого пижона. Правда, на сей раз участники чересчур взрослые. Пижон кажется мне смутно знакомым – возможно, когда-то мы встречались на балу. Лица второго не вижу. Они перестали обмениваться ударами, зато крепкие словечки так и сыплются. Рафферти мертвой хваткой держит горожанина, который готов ко второму раунду. Проходит целая минута, прежде чем он его наконец отпускает.

Пижон садится за свой столик. Кто-то кладет в салфетку немного льда из бокала и протягивает ему – приложить к губам, но драчун отказывается от компресса. Он смотрит в мою сторону. Все смотрят.

– Ах ты, долбаный псих, – говорит второй, снова порываясь начать драку.

Рафферти успевает схватить его за плечо.

Я узнаю голос и вижу, как друг моего детства Джек швыряет деньги на стол и уходит, прыгнув прямо в лодку, как ковбой в старом фильме прыгнул бы в седло на всем скаку. Рафферти что-то говорит пижону, и тот снова принимается за дорогое пиво.

Вернувшись к нашему столику, Рафферти вытирает лицо салфеткой.

– Из-за чего они подрались? – спрашиваю я, пытаясь говорить спокойно, но в то же время сознавая, что каким-то образом послужила причиной инцидента. Драка случилась из-за меня. Мой психолог сказала бы, что далеко не все на свете происходит из-за меня. Обычно она оказывается права. Но только не сегодня.

– А из-за чего обычно бывают драки? – врет Рафферти. Штаны у него залиты пивом, и он промокает их, тихонько чертыхаясь. – Пойдем-ка отсюда.

Огни по периметру гавани по-прежнему светят алым, но уже начинают меркнуть, и сияние на берегу перемежается мгновениями абсолютного мрака.

Легкость общения, которой мы достигли, улетучивается. Рафферти не обращает внимания на скоростные ограничения, и я не против. Нам обоим больше всего хочется завершить этот вечер и поскорее расстаться.

Я слышу звуки религиозной музыки и шипение скверного микрофона, когда мы минуем Зимний остров. Рафферти набирает скорость.

Мы молчим, пока едем в патрульной машине к дому Евы. Рафферти выключает мотор и поворачивается ко мне.

– Не нужно было возить тебя туда, – говорит он.

– Ничего страшного.

– Кажется, Джек Ла Либерти – твой друг?

– Был.

– Ну то есть вы с ним знакомы, – поправляется Рафферти.

Не знаю, что сказать, и поэтому молчу. Мне крайне неуютно.

Трещит рация.

– Эй, Рафферти, – произносит знакомый голос. – Ты нашел тот ресторан?

– Отвяжись, Джей-Джей, – говорит Рафферти. – У меня выходной.

– У нас заявление о пропаже человека.

– Посмотрю завтра.

– Анжела Рики.

– Блин. – Рафферти берет трубку, чтобы мне не было слышно. – Опять…

Не знаю, о чем речь, но, несомненно, дело важное. Я тянусь к дверной ручке. Рафферти жестом останавливает меня.

– Раздобудь официальный ордер, – говорит он в рацию. – Я заберу по пути. – Рафферти оборачивается ко мне. – Вечер прошел скверно, – признается он, прикрыв трубку ладонью.

– Никаких проблем.

– Давай попробуем еще разок.

Я удивлена.

– Завтра вечером, – продолжает он. – Давай покатаемся на лодке.

Рация продолжает работать.

– Ладно, ладно, – говорит Рафферти в трубку. – Уже еду. – Он выключает звук и смотрит на меня. – Встретимся на Дерби-Уорф. В семь ноль-ноль.

Рафферти возвращается к разговору с Джей-Джеем, прежде чем я успеваю отказаться. Потом он снова промокает брюки салфеткой и повторяет:

– Черт…