Текст книги "Стать ближе (ЛП)"
Автор книги: Бренда Ротерт
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 14 страниц)
Бренда Ротер
Стать ближе
Данная книга предназначена только для предварительного ознакомления!
Просим вас удалить этот файл с жесткого диска после прочтения.
Спасибо.
Перевод: Елена Курак
Редактор: Ольга Кузнецова (1-17 гл), Eva_Ber
Обложка: Таня Медведева
Оформление: Eva_Ber
Глава 1
Дэниел
Думаю, это тишина будит меня. После двух недель, что я спал в лесу, просыпаясь каждое утро под пение птиц, журчание бегущего потока и легкое дыхание ветра, тишина в моем домике не ощущается правильной.
В любом случае, время вставать. Сегодня пора возвращаться к реальности. Были несколько моментов за четырнадцать дней, проведенных в лесу Монтаны, когда я думал, что не вернусь. У меня было все, что нужно, в рюкзаке за спиной. Я хотел построить себе маленькую хижину и стать настоящим горцем. Я бы проводил дни на рыбалке, охоте, занимался бы альпинизмом. Это была бы жизнь без забот.
Но мои мечты о побеге от реальной жизни каждый раз прерывались мыслями о моих пациентах. Я дал клятву не причинять вреда и знал, что не могу не сдержать ее, преднамеренно оставив людей с серьезными психическими заболеваниями.
Нет, я не только доктор, который может лечить их, но также и один из нескольких добровольцев, согласившихся жить в провинциальной части Монтаны и работать в Психиатрической больнице «Хоторн-Хилл». Кроме небольшого городка, расположенного на расстоянии в несколько миль, это место изолировано от цивилизации.
Но такого не скажешь, когда увидишь эту землю. Генри Хоторн вложил доходы от своей нефтяной империи в это место в 1930-х годах, и эта собственность предусматривает полное самообеспечение.
Даже домик, в котором я живу, являясь сотрудником Хоторн-Хилл, приятней любого места, где я жил раньше. Я готовлю рыбу, которую поймал на выходных, в изысканной кухне, а потом пишу отчет по пациентам, сидя на кожаной софе перед гигантским камином в большой комнате.
После я иду в ванную, включаю душ и, ожидая, пока нагреется вода, подхожу к раковине.
«Проклятье. Выгляжу как гризли». Моя темная борода, которую я отрастил, пока не работал, длиной практически в дюйм [1]1
2,5 см
[Закрыть], а волосы – растрепаны и не мыты. Я поворачиваю лицо из стороны в сторону, решая оставить бороду. «Возможно, если ее подстричь и следить за волосами…»
Нет. Своим ростом в шесть футов пять дюймов [2]2
198 см
[Закрыть] и широким телом я и так пугаю большинство новых пациентов, когда они встречают меня. И поскольку медсестрам нравится называть меня доктором Ламберджэком[3]3
доктор Дровосек
[Закрыть] – у них будет повод повеселиться и с бородой.
Побрившись, помывшись и надев фланелевую рубашку, джинсы и походные ботинки, я иду четверть мили вверх по горе к центральному зданию Хоторн-Хилл. Я всегда хожу пешком на работу, но в те дни, когда выпадает снег, я беру снегоход.
Хоторн-Хилл – стационарная психиатрическая больница, но по внешнему виду она больше похожа на шикарный охотничий домик. Это огромное бревенчатое сооружение с отдельными комнатами для пациентов, библиотекой и двухэтажным огромным залом. Здесь имеется 38 комнат для пациентов, которые всегда заняты. Сюда обеспеченные люди отправляют своих близких, чтобы те могли получить психологическую помощь. Некоторые пациенты находятся здесь непродолжительное время, а другие живут тут десятилетиями.
Когда я прохожу через задний вход и направляюсь в свой кабинет, меня окружает кедровый аромат Хоторн-Хилл. Записанные истории болезней лежат стопкой на моем столе. Я пробегусь по ним позже. Сейчас я тороплюсь на обход пациентов, поэтому снимаю белый халат с крючка на двери и одеваю его, пока направляюсь к врачебному крылу.
– Доктор Дельгадо, вы вернулись, – слышу я женский голос, нетерпеливый и с придыханием. Это Сара.
– Вернулся, – говорю я, оглядываясь через плечо.
– Как ваш отпуск? – спрашивает она.
– Хорошо.
– Мы скучали по вам, – она облизывает губы и делает шаг ближе ко мне.
Я не смешиваю работу с удовольствием, встречаясь с коллегами. Но если бы смешивал, Сара была бы совершенно не против согревать мою постель. Впрочем, она никогда этого и не скрывала.
– Так, что нового здесь? – спрашиваю я. – Как Леонард?
Сара хмурит брови и пожимает плечами.
– Трудно сказать. Доктор Тиллман держит его на седативном [4]4
лекарственное средство, которое уменьшает эмоциональное напряжение, оказывает успокаивающее действие на центральную нервную систему, не нарушая ее функции
[Закрыть].
– Седативное? Почему?
– Он до смерти напугал новую девушку из горничных. Сказал ей, что кто-то открыл огонь в столовой и убил всех.
– Ну, это же Леонард. Он постоянно говорит подобное.
– Новенькая этого не знала. Она позвонила в 911 и пряталась в кладовке с Леонардом почти час, пока копы искали их. Нам пришлось эвакуировать всех и все такое.
Я тяжело вздыхаю.
– Я все еще не понимаю, почему Тиллман назначил ему седативные за это. Ради Бога, это же психиатрическая больница.
– Сначала он решил, что его просто нужно пристегивать к кровати, но Леонард сломался. Он, не переставая, ревел.
– Он боится быть пристегнутым. Кто-нибудь сказал об этом Тиллману?
Сара кивнула.
– Это не помогло. Вы же его знаете.
– Дерьмо, – я качаю головой в отвращении. – Этого бы не случилось, будь я здесь.
– Вы не можете работать 365 дней в году, доктор Дельгадо, – Сара смотрит на меня неодобрительным взглядом. – О, и у нас появился новый постоялец на место Николь уже через день после ее выписки.
– Да?
Сара и я подходим к кофе-машине, пока разговариваем, и я наливаю себе чашку.
– Новенькую зовут Элисон. Она тут уже десять дней и не сказала ни слова, – говорит Сара, также наливая себе чашечку кофе.
– Кататоник?[5]5
Кататония, кататонический синдром – психопатологическое расстройство, проявляющееся двигательными расстройствами и нарушением мышечного тонуса (напряжения), которое может быть связано с органическим поражением головного мозга или возникает как симптом различных психических расстройств, чаще всего, шизофрении. В структуре этого синдрома выделяют кататонический ступор и кататоническое возбуждение, которые, зачастую, сменяют друг друга. Один из симптомов кататонического ступора – мутизм (отказ от речи)
[Закрыть]
– Нет. Ее душили, таким образом, ее голосовые связки, возможно, были повреждены. Или это может быть последствие шока. Она стала свидетельницей убийства своей сестры.
– Вот дерьмо. Это ужасно.
Взгляд Сары становится сочувствующим.
– Подождите, пока не почитаете ее историю болезни.
– Да, думаю, прочитаю ее, прежде чем пойду на обход, чтобы быть готовым встретиться с ней. Как она держится, находясь здесь так долго?
Сара пожимает плечами.
– Трудно сказать. Тиллман держит ее на седативных.
Я сжимаю зубы так сильно, что чувствую, как они скрипят. Это все, что я могу сделать, чтобы повести себя сейчас профессионально.
– Пожалуйста, скажи ему, чтобы он нашел меня перед уходом, – говорю я Саре.
– Да, доктор Дельгадо.
В моих шагах чувствуется некоторая ярость, когда я направляюсь обратно в кабинет. Вот, почему я мешкал, прежде чем взять две недели отпуска – потому, что трудно перекладывать заботу о своих пациентах на чужие руки. Но это казалось безопасным – оставить Броди Тиллмана на подмене. Он работает под моим присмотром три дня в неделю и прикрывает меня на выходных. Он прекрасно знает, как я хочу лечить пациентов.
Когда я добираюсь до кабинета, то закрываю за собой дверь и плюхаюсь в кожаное кресло у моего стола. Я знаю, что должен выслушать Тиллмана, прежде чем надрать его задницу, но это будет тяжело. И все, что я могу сделать на данный момент, это написать ему, указав, что ожидаю его в другое время.
Зацикливание на вещах, которые я не могу изменить, – моя ахиллесова пята. Именно так я и дошел до такого эмоционального состояния, что мне понадобилось вырваться отсюда на две недели. Я собирался утопить свою боль в бутылке Джека [6]6
имеется в виду виски «Джек Дэниелс»
[Закрыть] , но у меня вряд ли бы получилось остановиться на одной. Я слишком усердно стараюсь оставаться непьющим, чтобы рисковать потерей трезвости, поэтому мне пришлось отправить свою задницу в место, где я бы смог перезагрузить свой разум.
Незнакомое имя на файле поверх стопки бумаг на моем столе цепляет мой взгляд.
«Элисон Коул».
Я открываю папку, надеваю очки для чтения и погружаюсь в чтение истории болезни на новую пациентку Хоторн-Хилл.
Пациент: Элисон Коул.
Возраст: 27 лет.
Пол: Ж
Проживает: 427 Паркланд-авеню, кв. 2, Чикаго.
Анамнез[7]7
история жизни и/или заболевания
[Закрыть] : Коул была доставлена в больницу «Хоторн-Хилл» 25/03/2016 своей тетей, Маргарет Коул. Маргарет Коул сообщила, что ее племянница была здорова физически и душевно до 16/03/2016, когда стала свидетельницей смерти своей сестры, Авы Коул.
Согласно полицейским записям из Чикагского отделения полиции, Элисон Коул находилась в квартире Авы Коул, когда напавшие на них вооруженные люди связали обеих женщин, заткнули им рты и затем перерезали горло Аве Коул. Подозреваемых в нападении и убийстве у полиции нет.
Соседи Авы Коул сообщили полиции, что слышали звуки борьбы в ее квартире. Но следов взлома обнаружено не было. По прибытию полицейские обнаружили в квартире тело Авы Коул, а также саму Элисон Коул, у которой имелись физические признаки удушения. Она плакала, не переставая, и не отвечала на вопросы сотрудников полиции. Маргарет Коул сообщила, что забрала ее из полицейского участка и отвезла в свой дом на Манхеттене, где они оставались в течение трех дней. Когда спустя три дня Элисон все еще не заговорила, Маргарет Коул отвезла ее на осмотр к терапевту, доктору Джил Уорнер, и психиатру, доктору Ли Чин. Уорнер и Чин проконсультировали Маргарет Коул, сообщив, что ее племяннице, возможно, нужно больше времени, чтобы оправиться от события, свидетельницей которого она стала. Маргарет Коул сказала тогда, будто опасается, что ее племянница может причинить себе вред и что она не в состоянии наблюдать за ней круглые сутки. Она попросила направление в психиатрический стационар у доктора Уорнер. В результате доктор Уорнер позвонила в администрацию больницы «Хоторн-Хилл» 24/03/2016 и получила одобрение для направления.
При поступлении: Физически пациентка была здорова, хоть и обезвожена. Доктор Броуди Тиллман назначил внутривенные инфузии[8]8
внутривенное введение в кровоток различных растворов, например, раствора глюкозы и пр.
[Закрыть] . Но Элисон Коул неоднократно выдергивала иглу капельной системы из вены, после чего она была фиксирована к кровати.
Осмотр: 27/03/2016 – психиатр Хоторн-Хилл доктор Марси Хитон встретилась с пациентом Коул. Коул не ответила на вопросы Хитон.
Осмотр: 01/04/2016 – психиатр Хоторн-Хилл доктор Марси Хитон встретилась с пациентом Коул. Коул не ответила на вопросы Хитон.
Осмотр: 02/04/2016 – психиатр Хоторн-Хилл доктор Марси Хитон встретилась с пациентом Коул. Коул не ответила на вопросы Хитон.
Осмотр: 05/04/2016 – психиатр Хоторн-Хилл доктор Марси Хитон встретилась с пациентом Коул. Коул не ответила на вопросы Хитон.
Я закрываю историю болезни и тяжело выдыхаю. Хитон думает, что у нее мягкий подход, но это не совсем так. Она закончила с отличием свою медицинскую школу, но, я думаю, она выбрала не ту профессию. Она ожидает постоянного, измеримого улучшения от пациентов, потому что это дает ей ощущение успеха. Но некоторые люди здесь никогда не смогут поправиться достаточно, чтобы вернуться в общество. Я не верю в подталкивание своих пациентов. Моя работа – поддерживать их. Им нужно безопасное место, безобидные люди, с которыми можно поговорить, если они того захотят; они хотят контролировать так много вещей, сколько мы можем позволить им контролировать в рамках разумного.
История Элисон Коул все еще занимает мои мысли по пути в палату Леонарда. У меня нет любимого пациента, но если бы был… Какого черта, он есть, и это Леонард. Ему 61 год, он – афроамериканец с седой бородой и головой, полной различных теорий заговоров. Но он также смекалистый и наблюдательный – те его качества, которых многие люди не замечают в нем из-за его паранойи.
Когда я вижу руки и ноги Леонарда, пристегнутые ремнями к безопасным поручням на его постели, я тихо вздыхаю. Я бы провел пару раундов бокса с Тиллманом прямо сейчас, если бы он не был таким неженкой. Парень заслуживает того, чтобы ему стерли тот самодовольный взгляд с его симпатичного личика.
Леонард ни для кого не представляет угрозы. Я выхожу из его палаты и хватаю карту, висящую рядом с его дверью, отмечая назначение о прекращении им приема седативных. Я вернусь к нему и проведаю его позже, когда он проснется.
Я заглядываю еще к нескольким другим пациентам, прежде чем добираюсь до палаты Элисон Коул. Как и Леонард, она привязана к постели ремнями, и, по-видимому, спит.
Она выглядит хрупкой. И это не только из-за ее миниатюрного телосложения, но также из-за теней, залегших под глазами. Ее темно-каштановые волосы свободно свисают с плеч, и они сияют, говоря мне о том, что были недавно вымыты.
Наши санитарки посвящают себя пациентам. Я заметил разницу в подходе к пациентам сразу же, как только приехал в Хоторн-Хилл после работы в крупных, столичных больницах. Не то чтобы в больших клиниках персонал не заботился о пациентах, это не так. Но в Хоторн-Хилл мы лучше знаем пациентов, поскольку видим их днями, месяцами, и, даже, годами, в конце концов.
Вот, наверное, почему я испытываю такую привязанность к Леонарду. Я пробыл в Хоторн-Хилл немногим больше года, и он был здесь еще до того, как я начал. Для меня это место уже не будет таким же без него.
Я в последний раз смотрю на Элисон и практически решаю снять с нее ремни. Как же чертовски много раз я говорил Тиллману, что связывание пациентов, получающих седативные, излишне?
Но раз уж я отменяю назначенные ей седативные, а она вырывала катетеры раньше, я оставляю ее пристегнутой. Я делаю пометку в ее карте об отмене седативных, смотря поверх того, что пишу, когда слышу вой.
Мы в провинциальной Монтане, но я знаю, это не волк бегает в Хоторн-Хилл. Вой доносится из педиатрического крыла и очень напоминает Билли МакГрета. У Билли много личностей и некоторые из них – не люди.
Я убираю ручку в карман своего белого халата и направляюсь прямиком на вой.
Глава 2
Элисон
Запах кедра манит меня идти куда-то. Я следую за сладким, чистым ароматом, пытаясь открыть глаза, чтобы выяснить, куда я иду. Но мои веки слишком тяжелые.
Я поворачиваю голову в сторону, все еще стараясь приоткрыть глаза. Есть что-то, что мне не нравится в невозможности увидеть происходящее вокруг меня, но я совершено не могу вспомнить, что это. Такое чувство, будто я нахожусь под водой, и это чувство, кажется, невозможно стряхнуть.
С тем же успехом, можно опуститься обратно в темные, мутные глубины океана внутри моей головы. Мне так сложно выплыть на поверхность...
– Элисон?
Звук глубокого, незнакомого мужского голоса заставляет меня проснуться. Когда я открываю глаза, то вижу высокого мужчину в белом халате, стоящего в нескольких шагах от меня.
Мое сердцебиение взлетает до предела. Я пытаюсь отодвинуться от него, но мне сложно пошевелить руками. Я привязана к кровати.
Память возвращается мгновенно. Я нахожусь в Хоторн-Хилл, психиатрической клинике в Монтане, в которой меня бросила… поселила тетушка Мегги. Но кто этот темноволосый мужчина, находящийся в моей палате?
– Ты в безопасности, Элисон, – говорит он, вытягивая перед собой руки, показывая, таким образом, что они пусты.
Как будто это поможет. Этот парень может убить меня одной из своих медвежьих рук, вновь расположившихся за его спиной. Я дергаю ремни, слезы наполняют глаза.
– Я Дэниел Дельгадо, – говорит он, указывая на имя, вышитое на белом халате. – Я – доктор, – он дает мне секунду для проверки сведений, прежде чем продолжить. – Послушай, Элисон. Ты получала успокоительные, но теперь мы отменили их, и скоро ты почувствуешь себя лучше. Ты, вероятно, ощущаешь слабость и растерянность, но это совершенно нормально.
Я сглатываю и прекращаю бороться с ремнями. Вместо этого, я бросаю взгляд на одно из привязанных запястий, а затем снова смотрю на доктора.
– Я сниму их, если пообещаешь, что не будешь вырывать катетер из вены.
Я встречаюсь с его взглядом карамельного оттенка, который излучает тепло. Никакого вызова в том, как он удерживает мой взгляд, нет, но могу сказать, что он изучает меня. Оценивает. Пытается выяснить, сумасшедшая ли я, как все остальные здесь.
– Просто кивни головой, если мы договорились, – говорит он.
Это непростое решение для меня. Я не хочу, чтобы мне делали какие-либо вливания. Я знаю, зачем игла находится в моей вене. Она для того, чтобы вводить питательные вещества и лекарства в мое тело. Чтобы поддерживать меня живой и здоровой.
Живая и здоровая – два состояния, в которых я больше не хочу находиться. Мои воспоминания безжалостны, и они никогда не исчезают из моего разума, даже когда я сплю. Я не могу сбежать из моей собственной головы, пока жива.
Но быть привязанной к этой кровати невыносимо. Ужаса, который я испытываю от невозможности бежать, достаточно, чтобы начать задыхаться. Сейчас я соглашусь на что угодно, лишь бы быть освобожденной.
Я киваю один раз, и доктор Дельгадо наклоняется, чтобы ослабить первый ремень.
– Я – не фанат ремней, – говорит он, пока занимается делом. – Я считаю, что они приносят больше вреда, чем пользы. Но если вы подвергнете себя опасности, у нас может не быть выбора.
Как только он снимает первый ремень, то поднимает мое запястье, чтобы рассмотреть его. Его рука в два раза больше моей, но у него нежные прикосновения.
На запястье осталось небольшое покраснение от моей недолгой борьбы с ремнем, но доктор Дельгадо, похоже, решает игнорировать это. Он кладет мою руку обратно на матрас и идет к другой стороне кровати, чтобы освободить вторую руку.
– Я – врач общей практики в Хоторн-Хилл, – говорит он. – Я буду приходить проведывать тебя каждый день, назначать лекарства, когда нужно, и лечить любые твои раны, которые ты можешь получить, и заболевания, которые могут у тебя развиться. Доктор Хитон консультируется со мной по поводу ваших занятий, мы взаимодействуем по любым назначениям или методам лечения твоего психического здоровья.
Доктор Дельгадо, похоже, более спокойный и терпеливый, чем доктор Тиллман, который становится раздраженным, когда я не отвечаю на его вопросы. Этот сукин сын несколько раз угрожал назначить мне успокоительные препараты и, по-видимому, довел дело до конца.
– Вижу, у нас тут имеется маркерная доска для тебя, – говорит доктор Дельгадо, кивая на прикроватный столик. – Хочешь что-нибудь спросить у меня или рассказать?
Я отрицательно качаю головой. Второй ремень теперь снят, и я растираю запястье.
– Если возникнут какие-то проблемы, дай мне знать. Ты можешь прогуливаться в округе в свободные часы с 7:00 утра до 7:00 вечера.
Я смотрю в незанавешенное окно, где виднеется ясное голубое небо. Большинство людей могли бы назвать этот день прекрасным, но не я. Я больше не могу найти красоты в этом уродливом мире. В мире, который позволил жестокое убийство другой половины моего сердца.
Закрыв глаза, я не пускаю солнце внутрь себя. К черту солнце. Я хочу тучи. Проливные дожди. Разрушающие торнадо.
– Я отменяю тебе успокоительные, но, Элисон… дай мне знать, если возникнут трудности с чем-нибудь. Печаль, бессонница… Что бы это ни было, я смогу выписать тебе что-нибудь, чтобы помочь. Уверен, тебе все еще больно из-за потери сестры. Я очень сожалею об этом.
В горле все напрягается и начинает жечь. Он первый, кто упоминает о ней, кроме той суки, доктора Хитон. И мне не нравится это. Для меня слишком больно слышать, как кто-то говорит о ней. Это поднимает на поверхность то, что является ужасающе реальным.
Я хватаю покрывало, ложусь, сворачиваюсь в позу эмбриона и накрываю себя покрывалом с головой. Этот доктор кажется довольно-таки хорошим парнем, но я больше не хочу его слушать. Мне нужно выплакаться, пока в голове не затрещит, так я смогу почувствовать что-то еще – что угодно – кроме боли, что выжгла путь ко мне в душу.
Глава 3
Элисон
– Как ты сегодня, Элисон? – спрашивает доктор Хитон, от ее фамильярного тона складывается ощущение, что мы давние подруги.
Я смотрю в окно ее кабинета, задаваясь вопросом, погода снаружи такая же приятная, какой и видится? Солнце снова ярко сияет в ясном голубом небе, но сейчас ведь апрель. В моем родном Чикаго погода в апреле может быть той еще стервой. Холодной, дождливой и унылой.
А я теперь нахожусь еще дальше от экватора, севернее. Готова поспорить, что снаружи морозно, а солнечные лучи дают лишь иллюзию тепла.
– Ты можешь поговорить со мной, – говорит Хитон уже, по крайней мере, в двадцатый раз, с тех пор как я прихожу сюда. – Все, о чем говорится в этой комнате, конфиденциально. Я здесь, чтобы помочь тебе справиться с горем, которое, я знаю, ты ощущаешь.
Я осматриваюсь в ее кабинете. На деревянных стенах висят дипломы в рамках, книжные полки с книгами и фотографиями, также в рамках, расставлены определенным образом. На фотографиях изображены люди, позирующие на камеру, и все они улыбаются так идеально, что могли бы быть людьми с бумажных картинок, которые вставляются в рамки, когда вы их только покупаете.
Фонтан в форме связки бамбука журчит в углу, а аккуратно подстриженные деревья бонсай стоят в ряд на подоконнике за столом Хитон.
Даже коробка с салфетками на кофейном столике передо мной расположена продуманно – одним уголочком ко мне – так, что выглядит в форме алмаза. Верх салфетки вытянут наверх, а стороны подвернуты аккуратно внутрь. Это похоже на фонтан из ткани, образующий красивую форму параллельных частей.
Но это не коробка салфеток доктора, чьи пациенты чувствуют себя с ним комфортно, чтобы поплакать. Если бы коробка была наполовину пуста, и маленькие белые частички салфеточной пыли усеивали бы журнальный столик, я, по крайней мере, почувствовала бы себя готовой воспользоваться одной.
Причудливая улыбка появляется на моих губах, пока я воображаю, как вытягиваю салфетку или две. Я представляю, как Хитон кидается на коробку сразу после этого, чтобы навести порядок в фонтане салфеток и убрать прочь их частички со стола.
– Чему ты улыбаешься, Элисон? – теплота в ее тоне говорит мне, что она думает, это как-то связано с ней. – Увидела что-то, что заставило тебя вспомнить нечто счастливое?
Я тихо вздыхаю и смотрю на настенные часы. Подходят к концу 35 минут нашего часового занятия. Я пробыла в Хоторн-Хилл уже около месяца, и у меня никогда не было более двух дней, чтобы я не приходила сюда на занятия.
Одна из моих любимых игр, в которые я играю сама с собой на протяжении урока, – «будет она или не будет?». Иногда Хитон становится настолько раздраженной, что отпускает меня пораньше. Иногда она упорствует и заставляет меня оставаться с ней целый час. Я вполне уверена, доктор Хитон уже испробовала каждую уловку из своего арсенала, начиная с той, когда она просто молча пялится на меня в течение всего часа, и оканчивая той, когда она предлагает просто поплакать со мной; ее подходы ко мне различны и разработаны для того, чтобы добиться реакции.
Сегодня понедельник, поэтому, думаю, Хитон продержит меня весь час. Она начинает свои рабочие недели, занимаясь со мной подольше, пытаясь разговорить.
– Мы не достигнем прогресса таким путем, – говорит Хитон, положив ногу на ногу, сидя напротив меня в старомодном кресле wingback [9]9
кресло с «ушами» в районе головы, которое было придумано англичанами для защиты от сквозняков
[Закрыть] . – Я знаю, что внутри тебя наполняют мысли и чувства, Элисон.
Я просто хочу вернуться в свою комнату и почитать книгу, которую взяла из библиотеки Хоторн-Хилл. Это биография бывшего военнопленного, и я подсела на нее.
– Когда я обеспокоена состоянием своих пациентов, я беру работу на дом, – Хитон наклоняется вперед в своем кресле. – И в эти выходные я снова перечитала твою историю болезни.
Она замолкает, позволяя мне осмыслить это, как будто оно должно меня впечатлить.
– Ты и Ава были очень близки. У близнецов всегда особенная связь. Ты, должно быть, ужасно по ней скучаешь и чувствуешь, будто тебе не с кем поговорить после ее ухода.
Я поворачиваюсь обратно к окну и вижу большую черную птицу, летящую в просторах небес. Даже если снаружи и холодно, ветерок, летящий ей навстречу, должно быть, чувствуется совершенно великолепно.
– Ты же знаешь, что полиция так никого и не арестовала по делу Авы. Если ты хочешь, чтобы ее убийца получил по заслугам, лучшее, что ты можешь сделать, поговорить с детективами, которые ведут дело. Они могут приехать сюда, и я могу помочь тебе сделать это. Любая деталь, что ты сможешь вспомнить с той ночи, неважно насколько она маленькая, может быть зацепкой, которую они ищут.
Теперь в небе появляется больше птиц, и я наблюдаю, как они летят над лесом вдалеке. Они живут где-то рядом или просто пролетают мимо?
– Ладно, Элисон, – говорит Хитон, тихо вздохнув. – Ты можешь идти. Просто помни, что моя дверь всегда открыта. Любой прогресс хорош, не важно, насколько он медленный. Сейчас ты сама ешь и пьешь, и уже этот прогресс мы можем отпраздновать.
Я слегка улыбаюсь ей сжатыми губами и встаю с дивана. Я ем и пью, потому что здесь невозможно этого не делать. Либо я делаю это сама, либо они ставят мне капельницы.
Младший помощник, Терранс, приставленный ко мне, чтобы проводить сегодня на занятие, ожидает меня в коридоре, глядя в свой телефон и улыбаясь там чему-то.
– Обратно в палату, мисс Элисон? – спрашивает он, убирая телефон в карман.
Как и каждый раз, когда я покидаю кабинет Хитон, я направляюсь к широкой лестнице, поднимаюсь наверх и прохожу к своей палате. Я наливаю себе большой стакан воды из графина у кровати, а затем сворачиваюсь в кресле в углу палаты с книгой, поставив воду на столик рядом со мной.
– Просто нажми кнопку вызова, если тебе что-нибудь понадобится, – говорит Терранс с улыбкой.
Я встречаюсь взглядом с его глазами в благодарность, и он покидает палату. Я снова остаюсь в блаженном одиночестве.
Мне так тяжело быть внутри своей головы, и я боюсь, что теперь так будет всегда. Поэтому я наконец-то нашла способ, как сбежать в чью-то другую голову, – читать книги.
Как только я начинаю читать, то чувствую себя словно птица, которую видела из окна кабинета Хитон, беззаботной и свободной.
