Текст книги "Стать ближе (ЛП)"

Автор книги: Бренда Ротерт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 14 страниц)

Глава 4
Дэниел

Прохладный, дождливый апрель наконец-то уступил место маю. Хотя в некоторые дни воздух бывает еще морозный, да и слякоть не высохла, но каждый знает, что худшая погода Монтаны теперь позади.

Конюшня Хоторн-Хилл сегодня снова открыта для посещения пациентами, и столовая гудит от волнения тех из них, кто пришел покататься впервые с осени.

– Вы видели эту новую лошадь? – спрашивает Леонард, когда садится напротив меня за один из нескольких столиков, стоящих в столовой.

– Да, она прекрасна.

– Готов поспорить, что некоторые пациенты со второго этажа будут стараться попасть на первый, просто чтобы получить возможность покататься на ней, – он хихикает и втыкает свою вилку в дымящийся куриный пирог на своей тарелке.

Я киваю в знак согласия. Пациенты Хоторн-Хилл находятся на трех этажах и, соответственно им, имеют разные режимы пребывания здесь. Только пациенты, находящиеся на первом этаже – пациенты первого уровня – могут бывать на свежем воздухе.

– Катался сегодня на Громе? – спрашиваю я его.

– Конечно же.

Его широкая улыбка говорит мне обо всем. Леонард любит лошадей. Помимо конюха, Леонард и я – единственные, кто может кататься на Громе. Это огромный жеребец, который хулиганит, когда ему вздумается.

– Так, когда мы идем в поход, Док? Вы же знаете, я первый в вашем списке в этом сезоне.

– Мы можем пойти в эти выходные.

Он улыбается в ответ.

– Вот, о чем я и говорю, – вдруг выражение его лица становится мрачным. – Ну, только если телефонные линии не прослушиваются. Знаете же, я не хочу правительственных типов, все время следующих за нами.

– Думаю, мы будем в порядке.

– Вы не знаете, на что они способны, Док, – его глаза становятся большими от страха. – Они что-то затевают. Я знаю это.

Когда Леонард начинает говорить о своих бредовых переживаниях, я пытаюсь перенаправить его внимание. Иногда это срабатывает, иногда нет.

– Ты собираешься посмотреть кино после ужина? – спрашиваю я его, откусывая кусочек куриного пирога.

– Вы же знаете, что да. А, что на счет вас?

– Если б я мог, но мне необходимо разобраться с бумажной работой.

В Хоторн-Хилл посылают ежеквартальные отчеты о своих пациентах их семьям, и мне нужно все их прочитать и на всех расписаться. Я могу взять отчеты в свой домик, но я с таким же успехом могу остаться и просмотреть их здесь.

Как только я заканчиваю с ужином, то отправляюсь в свой кабинет и закрываю за собой дверь. Мне нужно было проверить эти отчеты еще несколько дней назад, но я был слишком занят. У нас появился новый пациент, который потерял связь с реальностью и устроил кровавое безумие. Его признали психически невменяемым для судебного разбирательства. И поскольку он крепкий парень с серьезными психическими расстройствами, мне не хотелось оставлять его наедине с кем-нибудь из персонала. Пациенту вроде него требуется дополнительная охрана.

В некоторых отчетах, которые я читаю, отмечаются маленькие победы. Пациентка, которая как одержимая вырывала свои волосы, стала реже прибегать к этой привычке, с тех пор как занялась рисованием. Другой пациент признался, что посылал угрожающие письма женщинам, написание которых он отрицал в течение всего года, что провел здесь.

Я не вижу большого регресса в этом квартале, что хорошо. Психическое состояние подавляющего большинства пациентов остается таким же, как и в каждом предыдущем квартале. Многие из них получают лечение, которое улучшает качество их жизни, и мне нравится быть частью этого.

Некоторые люди по-прежнему сломлены, но таких немного. Я обнаружил, что почти каждый человек может воспрять духом, когда мы фокусируем внимание на его силе, а не на слабости.

Последний отчет в пачке самый короткий. У Элисон Коул есть прогресс. Теперь она ест и пьет, и проводит дни, читая в своей палате. Иногда она читает и ночью. Доктор Хитон критично относится к позволению для Элисон «сбегать в книги», вместо того, чтобы помочь ей столкнуться с реальностью.

Но я говорю Хитон на каждом еженедельном собрании персонала, что наша помощь – это как улица с двухсторонним движением. Пока Элисон не будет готова посмотреть в лицо своим страхам и поговорить о том, что случилось, мы не сможем заставить ее сделать это и не должны.

Мы до сих пор не знаем, способна ли она физически говорить. Ее голосовые связки могли быть повреждены при попытке удушения. Нам бы помогло, если бы она использовала доску и маркер для общения с нами, но она не хочет.

Боль действует на всех по-разному. Я свою – зарыл глубоко в себе и нашел выход в алкоголе. Выпивка – худший из этих выходов. Теперь я использую работу, чтобы не сталкиваться с ошибками прошлого и последствиями, причиной которых явился.

Наступает 8:30 вечера, когда я заканчиваю читать отчеты и встаю из-за стола. Как только я открываю дверь своего кабинета, то слышу хрипловатый смех из комнаты с телевизором и улыбаюсь. Обычно мы ставим для просмотра на киновечер легкие комедии, потому что драмы расстраивают некоторых пациентов.

Я пропустил десерт после ужина, но запах Шварцвальдского пирога [10]10
  пирог с вишне


[Закрыть]  все еще ощущается в воздухе, поэтому я направляюсь на кухню, чтобы стащить кусочек. Когда я беру пластиковую тарелку, то, снова подумав об Элисон, я тянусь еще за одной тарелкой и двумя вилками.

Ступая на запасную лестницу на второй этаж, я обнаруживаю там полнейшую тишину, которая не нарушается ни единым звуком, пока я поднимаюсь наверх. Палата Элисон находится практически в конце коридора, и когда я добираюсь туда, то стучу в приоткрытую дверь и заглядываю внутрь.

– Эй, не спишь еще? – спрашиваю я.

Она смотрит на меня со своего кресла в углу, где сидит с книгой, настольная лампа рядом с ней бросает на нее мягкое свечение.

– Подумал, что тебе должно понравиться что-то вроде этого, – говорю я, заходя в палату и ставя блюдца на стол. – Не возражаешь, если я присяду?

Уголки ее губ чуть-чуть приподнимаются, и она бросает взгляд на край кровати. Я присаживаюсь туда и, снимая пленку с моего пирога, откусываю кусочек.

– Могу я узнать, что ты читаешь?

Она поднимает взгляд, задерживая его в течение пары секунд на мне, прежде чем поднимает книгу со своих колен и показывает мне обложку.

– «Анна Каренина», – киваю я. – Хороший выбор.

У Элисон было хорошее поведение в течение первых тридцати дней, проведенных здесь, так что ей больше не требуется носить голубую форму пациентов второго уровня. Таким образом, она теперь пациент первого уровня, и, кажется, единственная привилегия, которой она пользуется, – это носить собственную одежду. Этим вечером на ней серые спортивные бриджи и джемпер Чикагских Медведей, который выглядит мягким и слегка поношенным.

– Я читал ее в колледже в литературном классе, – я расправляюсь со своим пирогом за три больших укуса и кладу тарелку на кровать рядом со мной. – Я состоял в братстве и однажды пропустил вечеринку, которую мы организовывали пятничной ночью, чтобы почитать «Анну Каренину». Я отправился тогда в библиотеку вместо этого. Я зациклился на этой книге. Обычно я бывал на всех пятничных вечеринках, но в этой книге было что-то такое… Понимаешь, я должен был узнать, чем там все закончилось.

Она улыбается в ответ.

– Вероятно, ты сейчас чувствуешь нечто подобное, а я удерживаю тебя здесь от этого.

Она улыбается еще шире и встречается взглядом с моими глазами. Впервые я вижу настоящую искру счастья в ее глазах.

– Значит, тебе нравится классика, – я возвращаюсь мыслями назад в литературный класс. – Ты читала «Тарзана»?

Покачивание ее головы почти незаметно. Я чувствую волну удовлетворения, но удерживаю ее внутри. Ведь, это единственный раз, когда Элисон идет на осознанный контакт с кем-либо из проживающих или работающих в Хоторн-Хилл. Конечно, можно судить о ее недовольстве, когда она сужает глаза, или когда она подавлена, то просто отворачивается и смотрит в окно, но все это не является контактом.

– Отличная история. Намного лучше Диснеевского мультфильма, – продолжаю я. – Я не говорю, что мультфильм плохой... И саундтрек тоже чертовски хорош.

Я встаю со своего места и беру свою тарелку.

– Значит, мы оба любим классическую литературу, но, возможно, Шварцвальдский пирог только мне по вкусу, – я тянусь за тарелкой, стоящей на столе рядом с ней, и поднимаю вопросительно бровь.

Она протягивает руку и кладет кончики пальцев на мой кулак, нежно отталкивая его от тарелки с пирогом.

– Значит, мы также пришли к согласию и на счет пирога. Вообще-то, думаю, что схвачу еще один кусочек, прежде чем отправлюсь домой, – я направляюсь к выходу, а затем поворачиваюсь обратно к ней лицом, когда достигаю дверного проема. – Доброй ночи, Элисон.

Она снова встречает мой взгляд, и мне достается небольшой кивок. Весь путь назад на кухню я ухмыляюсь, потому что только что произошла еще одна маленькая победа.

Глава 5
Элисон

Съесть пирог – значит, что мне снова придется чистить зубы, но он стоит того. После я выключаю свет в палате, залезаю в постель и включаю маленькую настольную лампу, чтобы еще немного побывать в книге «Анна Каренина».

Недавнее общение с доктором Дельгадо ощущается практически как разговор. Это приятно. Я привыкла, что люди не общаются здесь со мной, потому что знают, что встретятся с тишиной.

Санитар, делающий ночные проверки, просто мне улыбается, когда заглядывает в мою комнату и видит, что я читаю. До того как меня привезли сюда, перед сном я всегда проводила время с телефоном, просматривая социальные сети. Но его у меня больше нет, и это меня больше не заботит. Раньше я никогда не читала книги. Теперь они – мое спасение.

Я читаю почти до одиннадцати часов, а затем мои веки становятся слишком тяжелыми, чтобы продолжать. После того как кладу книгу на тумбочку, я выключаю лампу и позволяю сну взять верх надо мной.

Тогда глубокий голос звучит у меня в голове:

– Кто убил твою сестру, Элисон? Ты же знаешь, кто это был? Скажи мне. Скажи мне.

Я пытаюсь потянуться в темноте, но мои руки не двигаются. Звук формируется в моем горле против моей воли.

– Скажи мне, кто убил твою сестру, – голос слышится теперь ближе, и он более настойчивый.

В моем сне я все еще разговариваю. Я кричу и плачу, и выпускаю все, что мучает меня. Хотя я и не могу понять, что говорю, но я знаю, что делаю это.

– Ты видела ее смерть, – говорят голоса. – Ты знаешь, что произошло. Ты не хочешь, чтобы убийцу поймали? Только у тебя есть ключ, Элисон. Скажи мне, кто убил твою сестру.

Я пытаюсь оттолкнуть голос, но меня словно сковало, я нахожусь в ловушке – в тумане, сквозь который не могу даже видеть. Туман становится все плотнее, и вскоре я прекращаю пытаться найти путь из него. Теперь голоса не слышно, и мне не хочется вновь обнаружить его.

*** 

На следующий день на моем подносе с завтраком все те же блюда, которые я заказываю каждое утро: маленькая пиала с овсянкой, кусочек пшеничного тоста и чашка кофе. Это похоже на обслуживание номеров в хорошем отеле, за исключением того, что тарелки пластиковые, и мне не нужно давать чаевые человеку, который приносит их.

Я сажусь в кресло в углу, чтобы поесть и почитать свою книгу, пока завтракаю и пью кофе. Я перемещаюсь на сидении, и движение за окном привлекает мое внимание.

Там мужчина, скачущий на красивой черной лошади по полю. Он наклоняется, и его рука оказывается на шее лошади, поглаживая ее. Взгляд на его лице – чистый восторг, его улыбка согревает мне сердце.

Я никогда не покидаю свою палату, кроме как для посещения кабинета доктора Дельгадо, но что-то в сцене за моим окном заставляет меня захотеть этого. Я здесь уже более шести недель, но до сих пор многого не знаю об этом месте.

Я откладываю книгу и надеваю темные джинсы, серый джемпер с рукавом три четверти и черные балетки из моего шкафа. Люди из Хоторн-Хилл сделали хорошее дело, купив мне одежду, которую мне комфортно носить.

Когда я рискую выйти из палаты и пройти к широкой, открытой лестнице, никто, кажется, не замечает меня. Там лишь несколько человек, рисующих и разукрашивающих на маленьком круглом столике в большой комнате.

– Рада тебя видеть, Элисон, – говорит женщина в сером костюме медсестры.

Еще одна женщина смотрит на меня с кожаного дивана.

– Эй! Ты вышла из своей комнаты, – она поднимается с дивана и подходит ко мне. – Можно я просто скажу, как рада тебя видеть? Ты здесь единственная женщина, наиболее близкая мне по возрасту, в смысле, кроме Клары МакМэхон, но она – социопатка с третьего этажа, – женщина многозначительно закатывает глаза. – Точно не смогу болтаться рядом с социопатом, ты же понимаешь, что я имею в виду?

Она выглядит как подросток, у нее свежее лицо и не туго заплетенные светлые волосы. Она миниатюрная и ростом не более пяти футов[11]11
  1,5 м


[Закрыть] .

– Я Морган Тайлер, – говорит женщина, протягивая мне руку.

Я немного сбита с толку, но мне не хочется быть грубой, поэтому я пожимаю ее кисть. Она усмехается мне.

– А ты – Элисон. Я знаю, ты не разговариваешь или не можешь, и это мега-круто. В смысле, я и так говорю достаточно для нас обеих, – на ее лице опять появляется ухмылка. – Ты, наверное, задаешься вопросом, сколько мне лет, верно? Мне восемнадцать.

Вдруг она поворачивается и направляется куда-то, проходя мимо огромного каменного камина.

– Я собираюсь стащить еще один черничный маффин, сделанный для завтрака. Хочешь пойти со мной? Я могу рассказать тебе всю подноготную этого места.

Я про себя принимаю ее предложение. Все равно я не собиралась делать что-то конкретное. Поэтому я следую за Морган мимо камина, и она берет меня за руку, как будто мы старые подруги.

– Кстати, я – не сумасшедшая. Ты, вероятно, задаешься вопросом, почему я тогда нахожусь здесь? В смысле, это не секрет, ничего подобного. Ни одна история здесь не является секретом. Когда мне было пятнадцать, мой отчим изнасиловал меня. Он женился на моей матери из-за денег, а мне постоянно говорил, что мы будем знать друг друга очень хорошо. Знаешь, он был охотником. Поэтому когда он уснул, я взяла одно из его ружей и отстрелила ему член.

У меня челюсть отвисает от шока. Она что, только что сказала…

– Аха. Я выстрелила ему прямо в член. Я не пыталась убить его, но так получилось. Впрочем, не такая уж и большая потеря для общества. В любом случае, мне выдвинули серьезное обвинение, но мама наняла дорогостоящего адвоката, который сумел добиться того, чтобы я отправилась сюда вместо тюрьмы. Состояние аффекта, кажется, так они это назвали.

Морган открывает двойные двери, и мы входим в огромную кухню с деревянными полами, мраморными столешницами и бытовыми приборами из нержавеющей стали.

– Я работаю тут, – говорит она, открывая шкафчик в углу и вытаскивая черничный маффин с посыпкой. – Хочешь один?

Я отрицательно качаю головой.

Морган немного откусывает от маффина и выходит из кухни.

– Пациенты первого уровня могут работать здесь, – начинает рассказывать она. – Мы также можем носить обычную одежду вместо больничной, и мы можем проводить время на улице, катаясь на лошадях или занимаясь рыбалкой. Иногда Доктор Ди берет пациентов в поход на выходные. У нас есть компьютеры, но интернета тут нет, так что, какой в них смысл?

Морган останавливается перед стеклянными дверями.

– Хочешь выйти наружу?

Я пожимаю плечами, и она открывает двери. Сразу чувствуется, что воздух прохладный, и меня окружает легкий аромат травы. Я давно не ощущала солнца на своей коже, поэтому впитываю его всем телом.

Мы садимся на деревянную лавку, и Морган продолжает свой рассказ:

– У тебя тоже может быть комната на первом этаже, если попросишь. Все пациенты первого уровня могут просить. Пациенты второго уровня носят голубую форму, какую и ты носила, когда только прибыла сюда. Большинство из них – спокойные душевнобольные. Но, знаешь, они не будут вредить себе или кому бы то ни было. У них паранойя, тревога – такого рода вещи. Город психов на третьем этаже. Там живут психопаты, шизофреники и люди с ОКР[12]12
  обсессивно-компульсивное расстройство – это психическое расстройство, при котором у больного непроизвольно появляются навязчивые, мешающие или пугающие мысли, а также навязчивые и утомительны действия. Например, самые простые из них – частое мытье рук при постоянном обдумывании возможности заразиться какой-нибудь болезнью. Или неоднократное возвращение домой, чтобы проверить выключены ли бытовые приборы


[Закрыть]… Там даже есть парочка убийц.

Моя тревога, должно быть, отражается на моем лице, потому что она, засмеявшись, говорит:

– Не переживай. Охрана здесь серьезная. Потребуется сканирование сетчатки глаза и введение пароля, чтобы открыть двери.

Я делаю глубокий вдох, поскольку меня накрывает мысль, что, хоть это место и выглядит как элитный охотничий домик, это психиатрическая клиника. Здесь, конечно, прекрасно, но пациенты этой клиники тоже имеют заболевания и проблемы, как и пациенты из любых других лечебных учреждений. Поэтому мне нужно быть осторожнее.

Несмотря на то, что я провела почти пятьдесят дней в Хоторн-Хилл, выглядывая из окна своей комнаты, вид, открывшийся мне, все равно завораживающий. Думаю, это потому, что сейчас я не просто смотрю, а еще ощущаю весенний ветерок на своих щеках и слышу колыхание травы и пение птиц.

Хоторн-Хилл расположен рядом с огромным, открытым полем, которое как бы охватывает полностью одну сторону главного здания. Это та сторона, где находится конюшня и где люди занимаются верховой ездой на огороженных пастбищах. С другой стороны здания расположены лишь несколько небольших домиков на краю леса.

За открытым полем возвышается горный хребет. Он впечатляющий, и не похож ни на что из когда-либо мною виденного.

– Ты должна спуститься сегодня на ужин, – говорит Морган. – Я займу тебе местечко. Я не работаю на кухне во время ужина.

Я киваю в ответ, и она светится от счастья.

– Эй, можно спросить тебя кое-что? Ты можешь говорить? – она заговорщицки наклоняется ко мне. – Ты могла бы, например... поднимать свою руку вместо ответа, если хочешь. Или мы могли бы придумать свой код, который только бы мы понимали.

Я просто улыбаюсь. Ничего не могу поделать с тем, что мне нравится Морган, но я не собираюсь становиться лучшей подругой навеки для восемнадцатилетней девушки.

– Может быть, позже, – говорит она, пожимая плечами. – По крайней мере, ты придешь на ужин сегодня, – Морган оглядывает конюшни, затем снова поворачивается лицом ко мне. – Кстати, комната рядом со мной свободна. И она на первом этаже. Я это просто так говорю.

Медсестра выходит из тех же двойных дверей, что и мы вышли ранее.

– Вот ты где, Морган. Ты пойдешь на конюшню покататься на лошадях?

– О, да, – она вскакивает на ноги и жестом указывает мне следовать за ней. – Пойдем, Элисон. Ты тоже можешь покататься.

Я отрицательно качаю головой. Морган пожимает плечами и следует за медсестрой на каменную дорожку, которая ведет вниз по холму к конюшне.

Любопытство вынуждает меня обойти главное здание с той стороны, где расположились домики. Бревенчатые дома построены в том же самом стиле, что и основное строение, только в меньшем масштабе. У каждого имеется небольшое крыльцо с креслом-качалкой, стоящим на нем. Ряд домиков простирается далеко к лесу, их, по крайней мере, двадцать. Должно быть, именно в них живет персонал Хоторн-Хилл.

Я продолжаю обходить строение вокруг и позади него вижу бревенчатый навес и еще более крупную беседку. Полом в ней является огромный деревянный настил, и там есть каменное патио с уличной мебелью и грилем. Все это окружают высокие деревья.

По дороге к патио я прохожу мимо маленького клочка свежевспаханной земли, похожей на чей-то крошечный огород с ровными рядами, готовыми под посевы.

А затем я вижу свой собственный райский уголок – веревочный гамак, вывешенный между двумя деревьями. Это просто идеальное место для чтения. Я уже воображаю, как провожу здесь весь день, как легкий ветерок проносится сквозь мои волосы, пока я, свернувшись, лежу в гамаке.

Я возвращаюсь обратно в главное здание и вхожу через распахнутые двойные двери на веранде, а затем поднимаюсь в свою комнату. Когда я подхожу к тумбочке, чтобы взять «Анну Каренину» в твердой обложке, я останавливаюсь, замечая что-то, лежащее на кровати.

Как только я подхожу достаточно близко к ней, чтобы рассмотреть, что это, я улыбаюсь и беру предмет в руки. Это «Тарзан», книга в мягкой обложке. Когда я открываю книгу, то вижу имя «Дэниел Дельгадо», нацарапанное ручкой на обложке.

Я забираю обе книги и иду к гамаку. Похоже, я нашла, что буду читать дальше.

Глава 6
Дэниел

Броди Тиллман, прямо скажем, в ужасе от нашего нового пациента. Я понял это с того момента, когда он попросил двух санитаров привязать Чеда Ларимора к кровати, ещё до того, как мы вошли в палату.

Я же сказал санитарам не делать этого и подождать снаружи. Тогда Броди изогнул брови, промямлив: «Это твои похороны», а затем вошёл внутрь и остановился на целых четыре шага позади меня.

– Доброе утро, Чед, – говорю я нейтральным тоном.

Его низкий смех и дикий взгляд должны меня напугать, но, несмотря на это, я подхожу к его кровати.

– Эти сестрички послали тебя сюда, потому что боятся, что я наврежу им, – говорит он, и в его голосе звучит удовлетворение.

– Я уже предупреждал тебя однажды, тем не менее, мне сказали, что ты угрожал связать медсестру, которая приходила проверить тебя этим утром.

– Это так хорошо, когда они сопротивляются мне, – он обхватывает ладонью свой член под одеялом и начинает водить по нему рукой.

– С этого момента доктор Тиллман и я будем следить за твоими медицинскими нуждами, – говорю я и делаю шаг в сторону, чтобы Чед мог увидеть Тиллмана.

– Ну, разве ты не милашка? – глумится он над Тиллманом. – Подойди сказать привет, я не кусаюсь, сильно.

Тиллман выглядит так, будто его ноги приросли к полу. Чед снова смеется, продолжая мастурбировать под одеялом.

– Теперь только мужчины – санитары – будут помогать тебе, – продолжаю я. – Ты не можешь угрожать нашему персоналу, Чед.

– Тебе введут седативное и привяжут к кровати в следующий раз, если подобное случится снова, – план Тиллмана звучать жестко проваливается.

– Привяжут? Похоже на извращение, – говорит он ликующим тоном.

Как и все палаты на третьем этаже, палата Чеда абсолютно пуста. Персонал Хоторн-Хилл за прошедшие годы усвоил, что психопаты и пациенты с суицидальными наклонностями могут использовать любые предметы, чтобы причинить боль себе или другим. У Чеда есть лишь кровать и пластиковый кувшин с водой на полу. Все окна в Хоторн-Хилл сделаны из экстратолстого, непробиваемого стекла, но на третьем уровне, жалюзи установлены между двумя толстыми стеклами, и они открываются и закрываются снаружи.

Чеда мало что интересовало, и он отклонял любую возможность исправить это, кромсая страницы книги и поедая их пару дней назад.

– Ты не выведешь меня из себя, Чед, – говорю я, удерживая его взгляд. – Я несколько лет служил в армии, а после этого работал в неотложной помощи. Я имел дело с разными людьми.

– И с людьми, которые сдирают кожу с других ради удовольствия, тоже? – он резко прыгает на колени в кровати, его жилистое тело абсолютно обнажено, поскольку он отказывается надевать больничную одежду.

– Возможно, – отвечаю я и пожимаю плечами. – Я дислоцировался в Афганистане некоторое время, и там тоже были больные ублюдки.

Чед встает с кровати и делает шаг к Тиллману. Тиллман переводит свой взгляд на меня, а затем обратно на Чеда.

– Думаешь, мне нравится трахать только несогласных женщин? – смеется он, его смех очень похож на маниакальный.

Тиллман вытягивает перед собой руки.

– Возвращай свою задницу обратно в кровать, Чед, – приказываю я.

– Ещё рано, – он придвигается ближе к Тиллману, который смотрит на него одновременно с отвращением и испугом.

Тиллману необходимо быть жестким по отношению к этому пациенту, но он, очевидно, не собирается этого делать. Я приближаюсь к ним, и Чед перестает двигаться.

– Ты бы тоже боялся меня, если бы не был таким большим, – говорит он мне. – Думаешь, твой размер удержит тебя в безопасности от меня, но ты ошибаешься.

– Тогда покажи, на что ты способен, – подначиваю я его.

Чед пристально смотрит на меня в течение нескольких секунд, прежде чем произносит:

– Не сейчас.

– Никогда. Ты научишься тому, что жизнь здесь лучше, если ты сотрудничаешь с нами.

В ответ Чед хватает свой член и снова начинает мастурбировать. Каким образом парень может быть твердым сейчас, пока спорит со мной, я не представляю. У него, на самом деле, серьёзные психические проблемы. Его дело одно из самых тревожных, которые я когда-либо читал.

– Я слышал, здесь в доме есть горяченькая молчунья, – говорит он. – Я бы с удовольствием пообщался с ней поближе.

Я напрягаюсь. Мне плохо от одной только мысли, что Чед может находиться в одной комнате с Элисон. И кто, чёрт побери, рассказывает ему о других пациентах? Я введу новое правило на следующем собрании персонала. Хотя, наверное, говорить об этом нет необходимости. Персонал итак знает правила.

– Ты в изолированном крыле, – говорю я, изображая нейтральность в своем тоне, которую не ощущаю. – Так что, этого не случится.

– Молчунья... – задумывается он. – Мне бы ужасно не хватало криков. Но все же... сколько всего я мог бы сделать, без того чтобы кто-нибудь все узнал, если бы просто смог заполучить ее себе.

Чед радостно смеется, и мышцы на моей челюсти начинают подергиваться. Я мог бы стереть эту улыбку с его лица очень просто, но я не могу позволять себе показывать чувства. Я напоминаю себе, что он никогда даже не увидит Элисон, не говоря уже о том, чтобы остаться с ней наедине и прикоснуться к ней.

– Сейчас мы уходим, – говорю я. – Терранс принесёт тебе поднос с едой сегодня, а доктор Тиллман проверит тебя завтра.

Тиллман тут же несется к двери, вероятно, не желая поворачиваться спиной к Чеду без моего прикрытия. Электронный замок пищит, как только закрывается за нами, и я указываю Тиллману на маленький конференц-зал, расположенный прямо по коридору.

– Пойдем, – поясняю я Тиллману.

Как только мы заходим внутрь, и дверь за нами закрывается, он протяжно выдыхает и говорит:

– Мужик, этот парень совсем чокнутый.

– Ты же понимаешь, что работаешь в больнице для душевнобольных?

– Да, но… ему явно чего-то не хватает в голове. У него напрочь отсутствует совесть.

– Такое часто бывает у психопатов.

Он садится в кресло с одной стороны маленького стола для переговоров, но я остаюсь стоять во главе стола.

– Психопаты также могут быть зачастую очаровательны и интеллигентны, – продолжаю я.

– К чему этот урок? Я все это знаю, – говорит Тиллман и пристально смотрит на меня.

– Знаешь? Ты ведь только что отдал ему преимущество там, в палате. Теперь он знает, что ты его боишься, и будет играть на этом.

– Я не боялся, – фыркает он

– Не вешай мне лапшу на уши. Сегодня суббота, и я должен был отправиться в поход с пациентами еще десять минут назад.

– Парень – убийца, Дэниел.

– Да, но он не сможет броситься на тебя с кроватью. Бери Терранса с собой в палату, если нужно, но не позволяй Чеду контролировать динамику твоего контакта с ним. Если это выходит из-под контроля, уходи. Но никогда не беги, поджав хвост.

– Мужик, его нужно седатировать [13]13
  успокоить, расслабить с помощью лекарственных средств


[Закрыть] и привязать. Этот парень опасен.

Мои мышцы напрягаются, когда я делаю глубокий вдох и потом опускаю взгляд в пол, пытаясь остыть.

– Броди, каждый здесь потенциально опасен. Либо для себя, либо для других. Любого с психическим заболеванием, которое требует стационарного лечения, необходимо лечить с уважением и состраданием, но также без сомнений в том, кто является главным.

– Ты, – в его тоне слышится горечь.

– Когда дело касается тебя и твоего пациента, ты – главный.

– До тех пор, пока ты не исправишь мои назначения позже.

Я трясу головой и после пристально смотрю на него.

– Я высказываю претензии всегда только в приватной обстановке. Философия Хоторн-Хилл в заботе о пациенте. Это моя работа – следить за тем, чтобы все понимали это.

Он нехотя кивает и говорит:

– На самом деле, больше похоже, будто бы это твоя философия.

– Да, так уж получилось, что я согласен с позицией администраторов Хоторн-Хилл, ставящих на первое место заботу о пациентах. Почему, ты думаешь, я здесь?

– Я выяснил, что ты не мог работать где-нибудь еще, после того как действие твоей лицензии было приостановлено.

Сразу же воздух меняется в комнате, становясь густым от напряжения. Я позволяю словам Тиллмана зависнуть на несколько секунд в воздухе, прежде чем ответить.

– Так, значит, ты просматривал записи о моей лицензии.

Он одаривает меня самодовольным взглядом.

– В администрации Хоторн-Хилл знают, что ты лишался своей лицензии?

– Да. Они осведомлены, что действие моей лицензии было приостановлено. У меня были хорошие рекомендации, когда я пришел сюда.

Я могу видеть разочарование на его лице. Тиллман, вероятно, берег эту информацию и планировал нанести ею сокрушительный удар по мне, но его попытка была больше похожа на слабый шлепок.

– Моя работа здесь заключается в создании безопасности для всех. И твоя работа будет результативной, если ты примешь мою конструктивную критику и сделаешь выводы. Я говорю с тобой сейчас, потому что не хочу, чтобы это дерьмо пошло не в ту сторону. Чем скорее ты утвердишь себя с пациентами, вроде Чеда, тем менее вероятно, что он попытается что-либо провернуть с тобой. И если тебе не комфортно от мысли лечить его, дай мне знать и это сделаю я.

– Нет, я в порядке.

– Ладно, – киваю я, принимая его ответ. – Мне нужно идти.

Я не жду, пока он покинет конференц-зал вместе со мной. Вместо этого, я машу рукой медсестре, сидящей на посту, и она проводит меня через дверь лифта. Там я наклоняюсь вперед для сканирования сетчатки глаза и ввожу пароль на панели.

Я зол на Тиллмана. Парни вроде него просто обожают быть придурками. Бывают дни, когда я думаю, что будет менее проблематично управлять всей работой самому, чем постоянно перепроверять и поправлять его.

Лифт доставляет меня на первый этаж, и как только двери открываются, маленькая группа пациентов, стоящая в большой комнате, поворачивается ко мне.

– Вот и доктор Ди, – говорит Леонард.

Здесь три пациента, собравшихся для утреннего похода. Сейчас у нас только семь пациентов на первом этаже, остальные, должно быть, занимаются чем-то еще.

Леонард стоит с Морган и Тимом, все трое одеты в штаны, свитера и походные ботинки.

– Стойте тут, – говорю я им. – Мне нужно забрать рюкзак из кабинета.

Я трусцой бегу по коридору и захожу в открытую дверь своего кабинета. Две книги, лежащие на дальней стороне моего стола, ловят мое внимание. Я поднимаю верхнюю книгу, это старая версия «Тарзана», которую я дал Элисон.

Когда я открываю ее, там, на первой странице, лежит маленький, белый кусочек бумаги с аккуратным почерком.

«Я понятия не имела, что эта история такая интересная. Если не считать концовки, так оно и есть. Джейн должна была выбрать Тарзана. Но если не принимать в расчет мое разбитое сердце, мне понравилась книга».

После того как я кладу записку обратно между обложкой и первой страницей, я закрываю книгу и возвращаю ее на свою книжную полку. Я чувствую острое желание написать ей записку в ответ. Если это то, как она хочет общаться со мной, я принимаю это. Но я не хочу испытывать удачу.