Текст книги "Шпионаж под сакурой(СИ)"

Автор книги: Борис Сапожников

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 20 страниц)

После нескольких схваток Накадзо понял, что я не такой хороший фехтовальщик, как ему казалось сначала. Однако признал, что я не безнадёжен.

– Пока не будут готовы щитки и фехтовальный костюм для вас, – сказал Накадзо, – тренировок продолжать не будем. Заодно и ваши ушибы заживут. А пока сосредоточьтесь на медитациях, мне нужно, чтобы вы как можно скорее вернулись в строй отряда.

– Считаете, Юримару ударит по театру? – поинтересовался я.

– И в самом скором времени, – подтвердил Накадзо, – а потому каждый должен быть готов к бою. Как в доспехе, что для вас сейчас первоочередное, так и без него.

– А без доспеха-то зачем? – удивился я.

– Доспех может быть выведен из строя, – начал перечислять он, – пилот может не успеть добраться до него, к тому же может возникнуть ситуация, при которой вы не будете иметь возможности драться в доспехе. К примеру, бой пойдёт непосредственно внутри театра, где и двум доспехам тесно будет.

– Отчего же, – неуклюже пошутил я, – в холле два взвода доспехов вполне могут сойтись в смертной схватке.

– Очень не хотелось бы, – ответил Накадзо, – чтобы это случилось.

Я потёр переносицу и покинул кабинет антрепренёра.

Тренировочные бои становились сложнее день ото дня. Всё больше доспехов выходило из строя после каждого сражения. Это, по-прежнему, чаще других были Наэ и Асахико, но теперь с ним присоединялась Сатоми, защищавшая Наэ до последнего, вплоть до того, что своим доспехом закрывала от пуль, сыпавшихся на них градом. Да и сам Ютаро выбывал из строя, в основном, из-за тактики Асахико, не считавшейся с его действиями и приказами. И лишь пара Марина и Готон неизменно выходили из боя победителями, правда, доспехи их при этом превращались в настоящее решето.

– Тебе надо больше думать над общей стратегией боя, – говорил молодому командиру Накадзо. – Нельзя использовать одну и ту же тактику. Марина-кун и Готон-кун не могут до бесконечности вытягивать сражение.

– Но Асахико-кун совершенно не желает слушать меня, – посетовал, совсем забыв совет Марины, Ютаро.

– Марине я посоветовал её пороть, – усмехнулся Накадзо, – тебе же скажу, разрабатывай стратегию с учётом её действий.

– Подстраивать стратегию под неё одну, – пожал плечами Ютаро, на лице его было написано крупными буквами «много чести». – Не слишком привлекательно для остального отряда.

– Не подстраивайся под неё, – возразил Накадзо, – а просто впиши её самовольство в свою стратегию и тактику. Поменяй акценты, Ютаро-кун. А лучше всего, поставь с ней в пару Руднева, когда он вновь встанет в строй. Рюхэй-сан говорит, что это должно произойти достаточно скоро. Тебе как командиру не стоит постоянно ошиваться на переднем крае боя, а из Руднева выйдет отличный ведомый для Асахико-кун.

– Обычно, более опытного и рассудительного пилота ставят ведущим, – заметил Ютаро.

– У нас не обычная ситуация, Ютаро-кун, – ответил Накадзо. – К тому же, Руднев-сан хорошо уравновесит безрассудство Асахико-кун. Он будет прикрывать Асахико во всех её эскападах, что сохранит ей жизнь и доспех. Тебе же пора занимать командирскую позицию и не только сражаться, но и руководить боем. В общем, как только Руднев-сан встанет в строй, вы с ним меняетесь местами. И это – мой прямой приказ.

– Хай, – вытянувшись по стойке «смирно», отдал честь Ютаро.

– Вот и отлично, – усмехнулся Накадзо. – Ступайте переодеваться, до репетиции не так много времени, а вам уже отдохнуть надо.

Накадзо хотел было направиться вслед за отрядом в коридор, ведущий к лифту, но заметил, что Дороши идёт к нему с самым решительным видом. Он понял, что разговор у оператора машины тактического вычисления весьма серьёзный, и отмахиваться от него не стоит.

– Что такое, Дороши-сёи? – спросил он, когда девушка подошла поближе.

– Мы слишком зациклились на «Биг папасах», – решительно заявила она. – Отряд воюет только против них.

– Но до того враг выставлял только данные мехи, – пожал плечами Накадзо.

– Неверно, – возразила Дороши. – Вы всё время забываете о мехе типа «Коммунист», который вы передали Рудневу-сан. Он ведь был захвачен в качестве боевого трофея, и до сих пор непонятно, кто именно сражался в нём против нас.

– Кто сражался, – сказал Накадзо, – не столь важно, мы это узнаем, когда покончим с Юримару, или не узнаем. А вот сам факт его появления я как-то постоянно игнорирую. У тебя же есть в машине данные «Коммуниста», подготовь их, как только Руднев вернётся в строй, будем выставлять их против отряда.

– Вряд ли Юримару выставит против нас мехи этой новейшей советской модели, – заметила Дороши, – ему неоткуда будет взять их в достаточном количестве. «Коммунист» был, скорее, исключением из правил. А вот атаки устаревших «Большевиков» вполне можно.

– Значит, – решил Накадзо, – вам стоит поговорить с Рудневым. Он отлично знаком с мехами данной модели, воевал на них, всё-таки. Так что характеристики сможет дать самые точные.

– И мы должны будем поверить ему? – удивилась Дороши. – Я понимаю, что он теперь член отряда «Труппа», но к МТВ я просто не имею права его подпустить.

– Этого и не надо, – сказал Накадзо. – Расспросите его о характеристиках «Большевиков», кроме того, посидите за военными справочниками по мехам. Поищите информацию о французских «Кавалерах» и британских «Адских псах», о немецких «Кампфпанцерах» не забудьте.

– В тех же справочниках я могу прочесть и про «Большевиков», которые были скопированы с французских «Кавалеров», – возразила Дороши, – и про первую советскую разработку МС-1 «Подпольщик». Для чего мне с Рудневым тогда беседовать?

– Такое впечатление, – усмехнулся Накадзо, – что вы, Дороши-кун, всеми силами избегаешь встречи с Рудневым по какой-то причине, совсем не должностного характера. А чтобы лучше понять, зачем вам с ним беседовать лично, сначала поговорите с любым из пилотов труппы об их доспехах. Узнаете много больше, чем сможете вычитать в любых справочниках.

– Что вы имели в виду, говоря о причинах недолжностного характера? – вспыхнула Дороши.

Но Накадзо только рассмеялся вместо ответа и сделал ей приглашающий жест. Они вместе прошли к лифту, Дороши просто кипела негодованием из-за плоской шутки антрепренёра, но говорить ничего не стала, понимала – бесполезно.

Самурай в белом кимоно завопил так, что у меня в ушах зазвенело, и кинулся на меня, замахиваясь мечом. Я стоял неподвижно, как настаивал Рюхэй перед началом новой тренировки. Отточенное лезвие меча со свистом устремился к моему лбу. Я остро почувствовал, как меж лопаток у меня собрался пот и теперь ручейком стекает по спине. В самый последний момент рефлексы всё же взяли своё – я не успел понять, что со мной стряслось, как оказался стоящим на колене в полушаге от самурая. Воин быстро сориентировался и нанёс мне новый удар, на сей раз, горизонтальный. Проявить выдержку я не смог, просто плюхнулся ничком, уходя от хищно поблёскивающего клинка.

– Достаточно, – сказал стоявший тут же Рюхэй, и самурай, послушный его команде, замер. – Это никуда не годится. Вы так никогда не научитесь отрешаться от ощущений своего тела, если станете трястись за свою жизнь каждую минуту. Я же несколько раз повторил вам, Руднев-сан, что меч не причинит вам вреда.

– Рефлексы, Рюхэй-сан, – пожал я плечами, поднимаясь на ноги и отряхивая брюки. – Я умом не успеваю сообразить, что опасности нет, а тело реагирует раньше. Проще уж связать меня, чтобы не дёргался.

– Это – не выход, Руднев-сан, – совершенно серьёзно покачал головой Рюхэй, – вы должны сознательно принять отсутствие опасности.

– Повторим? – предложил я.

– Не стоит, – сказал Рюхэй. – Поработаем с вашей внутренней силой и заканчиваем на сегодня.

Самурай растворился в воздухе, а мы с Рюхэем отправились к колодцу. Я решил ударно поработать с водой, чтобы хоть как-то оправдать время, проведённое в тонком мире. Одно ведро, второе, третье. Я машинально провёл предплечьем по лбу и поглядел на руку. Она была совершенно сухой, несмотря на достаточно жаркую погоду. Я совершенно не потел. И, как будто, щёлкнуло у меня что-то в голове. Сначала лоб мой и руки начали покрываться липкой плёнкой пота, но я ухватился за свои начальные ощущения, и кожа моя мгновенно высохла. Я поднял лицо и поглядел прямо на солнце, даже не сощурившись, яркий свет его не резал глаз. Теперь я начал понимать, чего хотел добиться от меня Рюхэй. А монах только улыбался, поглаживая тонкими пальцами подбородок. И в этот момент он казался мне едва ли не ровесником древнего старца Дорутона, столько мудрости было в этом взгляде.

Дороши не могла толком разобраться, почему именно так не хочет общаться с Рудневым. Принявшая часть обязанностей Мидзуру девушка, казалось, вместе с ними унаследовала и недоверие к Рудневу. За несколько дней до гибели Мидзуру резко изменила своё отношение к русскому эмигранту. Если ранее оно было скорее доброжелательным, то ближе к ноябрю оно испортилось. Это заметила и Дороши, которая, на правах первой помощницы, как-то поинтересовалась почему. Мидзуру ответила ей достаточно резко – в том духе, что это не её, Дороши, дело, и пока она сама не разобралась в ситуации до конца, говорить о чём-либо ещё рано. На следующий день она пропала и её нашли уже мёртвой. Вот с тех пор Дороши стала относиться к Рудневу с вроде бы не обоснованным подозрением.

И потому девушка решила последовать совету Накадзо и для начала поговорить о доспехе с одним из пилотов. Разумно рассудив, что Руднева ей будет легче понять после беседы с его соотечественником, она остановила свой выбор на Марине. Тем более, что Киришима-сёи была в некотором роде «родственной душой» Дороши в её подозрениях относительно Руднева.

Вечером того же дня, после всех репетиций, Дороши постучалась в дверь Марининой комнаты. Пилот сидела на кровати и глядела на первые звёзды, встающие на темнеющем небосклоне.

– Что ты хотела? – спросила она у Дороши каким-то отсутствующим тоном.

– Я хотела поговорить, – начала та, но вдруг сказала то, чего сама от себя не ожидала, – о Рудневе-сан.

– Это ты сейчас к чему? – не поняла Марина, оборачиваясь к ней.

– Дело в том, – снова зашла издалека Дороши, – что Накадзо-сан приказал мне ввести в МТВ данные устаревших мехов других стран. Французских, британских, советских. Для этого он мне посоветовал поговорить с Рудневым. В том плане, что пилот всегда лучше знает свой мех, и из этого разговора я смогу почерпнуть больше, чем из самого подробного справочника.

– Да, Дороши-кун, – кивнула Марина, – так оно и есть. Но я всё-таки не понимаю, почему ты ко мне пришла.

– Ну, – протянула девушка, не зная, чтобы ей соврать такое, наиболее правдоподобное, – вы же оба русские.

– Он был русский, – отрезала Марина, – а стал советский, а я – эмигрантка.

– Но родина ведь у вас одна! – начала горячо настаивать Дороши, хватаясь за эту возможность продолжить разговор, как за соломинку.

– Нашей родины, Дороши-кун, – Марина снова обернулась к окну, – больше нет.

Дороши поняла, что говорить ей вроде бы уже и не о чем, а потому хотела уже попрощаться, когда Марина сама продолжила:

– В гимназии нас все звали женихом и невестой, – грустно усмехнулась она. – В двенадцать лет любое чувство кажется любовью на всю жизнь, и мы были влюблены друг в друга. Ровно до семнадцатого года. Не окончив гимназии, Руднев сбежал в Революцию, а мне показалось, что – от меня. И это была обида на всю жизнь. Наверное, именно из-за этого я и примкнула к Белому делу, возомнила себя этакой кавалерист-девицей. Надеждой Дуровой. Ладно, тебе, Дороши-кун, это неинтересно совсем.

Девушке на самом деле было очень интересно, но она не стала настаивать. Однако и уходить не спешила.

– Я сначала была резко настроена против него, – сменила тему Марина, – когда он только пришёл в отряд. Да и сейчас не слишком доверяю Рудневу, но после того, как он отказался присутствовать на тренировках, чтобы не мешать Ютаро командовать и даже советы давать перестал… То ли он ловкий шпион и не желает лишний раз привлекать к себе ненужное внимание, либо… Я уже ничего не понимаю.

Марина откинулась спиной на стену и забросила руки за голову. Она была старше Дороши почти на десять лет, прошла войну, эмиграцию и сражалась в рядах «Труппы» с самого её образования. Но сейчас она казалась девушки едва ли не ровесницей – мечтательной барышней дореволюционной России. Правда, Дороши весьма смутно представляла себе Россию, что до революции, что после неё.

– И вот что ещё самое странное, – Марина уже явно говорила сама себе, не обращая внимания на Дороши, – я больше не испытываю ненависти к Рудневу. И это пугает меня, Дороши-кун. – Она обернулась к девушке и та вздрогнула от того, что на неё обратили внимание.

– Это нормально, по-моему, – сказала она, – ведь вам приходилось сражаться плечом к плечу, пусть и в тренировочных боях. Это сплачивает, не смотря ни на что.

– Сплачивает, – улыбка Марины была, казалось, ещё более грустной. – Что тебе знать о настоящем бое и настоящей войне. Тем более, гражданской. Сколько лет у вас потомки крестьян унижали самураев. Да и сейчас ещё не перестали, верно? Так и у нас. Мы слишком яростно резали друг друга, а с тех пор прошло слишком мало времени, чтобы примириться и, как ты сказала, сплотиться.

– Но ведь теперь у нас всех общий враг, – горячо настаивала Дороши, сама того не замечая, она начала защищать Руднева. – И ему всё равно кто ты – русский или японец, боярин, самурай или рабочий и крестьянин.

– Боже мой, – уже легче рассмеялась Марина, – вы до сих пор называете нас боярами. Ты хоть знаешь, кто такие были бояре, Дороши-кун?

Девушка покраснела. Она очень не любила, когда ей задавали вопросы, на которые она не могла ответить. А уж в этом случае ничего глупее придумать было нельзя – сама же ляпнула про бояр.

– Я не стану тебе читать лекций по русской истории, – сказал Марина, – если интересно, сама прочтёшь. Но, возвращаясь к Рудневу, насчёт общего врага. Даже, не смотря на все рассказы Накадзо-тайса, плохо представляю себе этого Юримару. Кто он такой? К чему стремиться, кроме совершенно бессмысленного разрушения Токио? Но я готова сражаться против него, хотя бы и из-за этого. Я живу в столице довольно давно и город стал для меня почти родным, тем более что Тулу и Севастополь, по которым мою семью мотало вместе с вдовой Руднева-сёсё – отца Пантелеймона, я начинаю уже забывать. Но для Руднева-сан Токио никак не может стать второй родиной за те несколько недель, что он прожил здесь. И потому не очень понятны слова Юримару о том, что Руднев-сан его личный враг.

– Наверное, это из-за истории с Алисой-тян, – пожала плечами Дороши. – Ведь именно Руднев-сан остановил Юримару и не дал ему сотворить ту мерзость, что тот хотел.

– Может и так, – сказала Марина, – но мне вся эта история очень не нравится. Как с первым проникновением Юримару в театр, так и та, о которой мы знаем со слов Накадзо-тайса и самого Руднева.

– Ну уж Накадзо-тайса я не имею права не доверять, – замотала головой Дороши, отметая какие-либо доводы относительно малейшей неискренности командира.

– Конечно же, доверять мы ему можем и должны, – сказала Марина, – и доверяем. Но доверие не должно быть слепым. С меня хватило слепого доверия. Отцам-командирам, Андрей Григорьевичу, Константин Константиновичу, да ещё много кому. И ничего хорошего из этого не вышло, видишь, Дороши-кун, куда меня занесло. И в немалой степени именно из-за слепого доверия.

– А я считаю, что без полного, вы называете его слепым, Марина-сан, доверия, – вскипела Дороши, – никак нельзя. Особенно в нашем деле. Ведь очень многих вещей мы не знаем, и знать не можем, ведь таков режим секретности. Вы же сами говорили мне, что знают двое, знает и свинья.

– Далеко мы ушли от того, с чего начинали, – усмехнулась Марина. – С Рудневым вам стоит поговорить относительно характеристик мехов. Быть может, не все его слова можно будет загнать в систему МТВ. С другой стороны, информации ты почерпнёшь намного больше, чем из любого справочника.

Дороши поняла, что их разговор окончен. Она быстро попрощалась с Мариной и покинула её комнату. Та же так и осталась сидеть, откинувшись спиной на стену, и глядеть в темнеющее небо.

Было уже слишком поздно, чтобы идти к Рудневу – визит в такое время можно было бы счесть, мягко говоря, подозрительным. А потому Дороши отправилась к себе с твёрдым намерением поговорить с Рудневым на следующий день.

Глава 4

Ноябрь 9 года эпохи Сёва (1935 г.) Токио

Я с энтузиазмом ждал на следующий день приезда Рюхэя, чтобы продолжить медитативные тренировки. Однако монаха опередил приснопамятный чёрный автомобиль. Он подкатил к дверям театра и в холл вошли два человека с незапоминающейся внешностью. Им, конечно же, был нужен я. Меня проводили до авто и усадили на заднее сидение, обшитое скрипучей кожей. Как не странно, один контрразведчик – а кто же ещё это мог быть – остался гулять рядом с театром, второй сел за руль и покатил куда-то. По всей видимости, в случайном направлении. Ведь рядом со мной на заднем сидении автомобиля сидел Мадзаки-тайсё, а салон авто надвое делило толстое стекло, которое и пулю остановит, и голос не пропустит.

– После смерти Хатиямы-тайи в здании контрразведки встречаться стало слишком опасно, – сказал он вместо приветствия. – Мне там появляться и вовсе нельзя, как и вам после гневного звонка Накадзо-тайса. Никогда бы не подумал, что он не только остался в армии после землетрясения Канто, так ещё и большим человеком стал. Из простых борцов с каии в антрепренёры лучшего театра, да ещё с такими полномочиями, что ваши проверки не только приостановили, а решили вовсе прекратить.

– Вы знаете, Мадзаки-тайсё, кто такой Накадзо-тайса на самом деле? – поинтересовался я.

– Кроме того, что он крайне загадочная фигура, нет, – честно ответил тот.

– Он – командир отряда «Труппа», входящего в организацию «Щит», – честно ответил я. – И во время грядущего бунта именно этот отряд будет главным врагом.

– Браво, – дважды хлопнул в ладоши Мадзаки, – вам удалось проникнуть в один из самых секретных институтов нашей империи. Неужели, я что-то пропустил в вашей биографии, не можете вы не быть шпионом экстра-класса. Хотя, наверное, вы не Пантелеймон Руднев, а советский разведчик, которому сделали пластическую операцию, а биографию Руднева взяли исключительно для удобства. Ну да мне до этого дела нет, в общем-то.

– Никакой я не разведчик, – отмахнулся я, – просто мне очень повезло влипнуть в историю только приехав в Токио.

– Я же говорю, мне, по большому счёту, всё равно, – повторил Мадзаки. – Пока мне нужно знать, как скоро активизируется Юримару.

– А вот тут я ничего сказать не могу, кроме как, очень скоро, – ответил я. – Я был поставлен в такие условия, что пришлось выбирать, или переходить на нелегальное положение, или отрекаться от Юримару. Игра с отрядом «Труппа» зашла слишком далеко, а потому я решил пожертвовать связью с Юримару.

Мадзаки велел мне в подробностях пересказать ему обстоятельства моей последней встречи с Юримару. Я сделал это, пока мы колесили по утренним улицам Токио, и в итоге Мадзаки признал, что я выбрал из двух зол меньшее.

– Иначе вы поступить не могли, – согласился он. – Доверие Накадзо-тайса, которого вы добились, намного важней связи с Юримару.

– Думаю, в рядах «Труппы» мне удастся уничтожить Юримару куда вернее, нежели выстрелом в спину или иным предательством, – добавил я. – Иногда бывает вернее идти на врага с открытым забралом. Тем более, что брать Юримару в плен никто не собирается.

– Отлично, – сказал Мадзаки. – Лучше и быть не может. Однако вам, Руднев-кун, стоит проконтролировать этот вопрос. Накадзо-тайса человек сентиментальный и уже немолодой, он вполне может и остановить свой меч, как говорят у нас.

– Мой – не остановится, – заверил его я. – Я слишком хорошо успел узнать его за несколько дней нашего знакомства.

– Однако, – продолжал настаивать Мадзаки, – если будет возможность возбудить ещё большую вражду к Юримару, воспользуйтесь ею. Не забывайте, Руднев-кун, вам сражаться не только плечом к плечу с отрядом, но и против них. Быть может, не пройдёт и дня со смерти Юримару, как вы окажетесь по другую сторону баррикад.

Мне очень не нравилось то, к чему клонил Мадзаки, но он был во многом прав. Моей задачей было не только уничтожение Юримару, но и подрыв сил отряда «Труппа» и, что конечно вряд ли, всего «Щита». Главное, пройти по тонкой грани, не вызвав лишних подозрений и не дав Юримару разрушить слишком многого, чтобы его ещё можно было победить. И лучшим вариантом была бы гибель в схватке с ним одной из девушек «Труппы» или Ютаро, а также уничтожение парочки доспехов духа. Это было очень неприятно, но именно тут крылась едва ли не основная часть разведческого ремесла. Что и без специального образования ясно.

– Кстати, к нам по дипломатическим каналам пришло сообщение от Тухачевского-гэнсуй, – вырвал меня Мадзаки из плена собственных мыслей. – Он хочет знать всё, что с вами происходит, так сказать, из первых рук. Раз в неделю вам надо теперь будет составлять максимально подробный отчёт о ваших действиях тут. Кроме того, в первый доклад включите и все события, что произошли за минувший месяц. Тухачевский-гэнсуй хочет знать, не пропал ли присланный им мех, я так понял это одна из новейших разработок военной мысли Советов. От вас, Руднев-кун, никаких вестей не уже больше месяца нет, вот у гэнсуя и возникли подозрения, что вы могли не добраться даже до Токио.

– Вполне закономерные, – усмехнулся я. – Я, действительно, мог не раз сгинуть и по дороге в Токио, и уже тут.

– В операции вы ввязались весьма рискованные, – не стал спорить Мадзаки, – и в этом есть и немалая доля моего участия. Но так надо для нашего дела, а потому любой риск оправдан.

– И рисковать я буду куда сильнее в самом скором времени, – заметил я. – В отличие от вас, Мадзаки-тайсё.

– Я рискую не меньше вашего, Руднев-кун, – возразил тот. – Не забывайте, родина моя страна с богатым прошлым и пережитками средневековых традиций. В случае провала мне грозят пытки и казнь.

– Мне, можно подумать, в этом случае светят розы и женщины, – рассмеялся я. – Вы-то хоть самурай из древнего рода и всё такое, можете себе живот вскрыть церемониально, а вот меня сварят в кипящем масле или ещё что-то в том же духе. У вас ведь до сих пор казнят такими жуткими способами.

– Конечно, нет, – отмахнулся Мадзаки. – Вас повесят или расстреляют, если, конечно, докажут, что вы советский шпион.

– Это уже радует, – согласился я и, чтобы закрыть эту неприятную тему, спросил: – Кому и как мне передавать отчёты?

– Отправляйте их вот на этот адрес? – передал мне папиросную бумагу с адресом, написанным латиницей, Мадзаки. – Обычными письмами без обратного адреса и имени отправителя. На мою фамилию, но без имени. Каждую пятницу я буду забирать корреспонденцию.

– Понятно, – сказал я. – Только это будет уже информация не из первых рук. Вы ведь будете просматривать мои доклады, и вполне возможно, что и редактировать их.

– Будь на моём месте Садао-тайсё, наш нынешний военный министр, – усмехнулся Мадзаки, – вы могли быть уверены в этом. У меня просто нет достаточно хороших специалистов по России и Советам, чтобы грамотно редактировать ваши доклады. А малейшую фальшь Тухачевский-гэнсуй узнает быстро и после этого перестанет верить мне окончательно. Мне бы этого не хотелось.

После этих слов Мадзаки я окончательно уверился, что редактуры моим докладам не избежать. Слишком уверенно сыронизировал тайсё, слишком похоже на заранее подготовленный ответ.

Меня высадили из авто в двух кварталах от театра. Я попрощался с Мадзаки и побежал к трамваю. В последний момент успел заскочить на подножку, втиснувшись между двумя похожими, как близнецы, чиновниками в серых костюмах, похожих на френчи. Они недовольно косились на меня и явно были обрадованы, когда я покинул трамвай, проехав всего одну остановку.

В театре меня встретили с порога. Такое впечатление, что Накадзо всё время моего отсутствия мерил шагами холл. Он обернулся ко мне и гневно произнёс:

– Они меня, что же, вовсе ни в грош не ставят?! Выдёргивать вот так моих артистов я никому не позволю! Я звонил им один раз, позвоню и снова! Только уже хакусяку, пусть он решает проблему недопонимания между мной и контрразведкой.

– Вы совсем меня погубить хотите, Накадзо-тайса? – честно спросил я у него.

– В чём дело? – удивился он.

– Во-первых, Накадзо-тайса, – начал перечислять я, – мне обещали неожиданные проверки, вот и они. А во-вторых, и в-главных: если такие люди, как вы и хакусяку, названивают по поводу меня, то тут дело нечисто, так, скорее всего, подумают в контрразведке. И тогда меня не из театра на чёрном авто заберут, а на улице схватят и замордуют окончательно, выясняя, кто я такой и кто стоит за мной.

– Вы такого хорошего мнения о нашей контрразведке? – усмехнулся Накадзо, гнев его, похоже, сошёл на нет.

– Я примерно одного мнения обо всех контрразведках, – ответил я. – Мне не с одной приходилось иметь дело и в Гражданскую, а после неё, только с отечественной, ну и с вашей, конечно.

– Хорошо, – кивнул Накадзо. – Ступайте на репетицию, Акамицу-сан уже рвёт и мечет. Это, собственно, она меня настропалила звонить в контрразведку и добиваться вашей выдачи.

Я быстрым шагом направился в зал. Но на полпути Накадзо окликнул меня.

– Руднев-сан, ваши щитки готовы. Так что после репетиции жду вас в зале.

– Хай, Накадзо-тайса! – полушутливо отдал честь я.

Репетиции шли своим чередом. Новая постановка, как ни странно, давалась актёрам намного лучше, чем «Ромео и Джульетта». Хотя, казалось бы, «Бесприданница» была куда дальше от понимания японца, нежели классическая трагедия Шекспира. Сойдя со сцены, девушки под предводительством Ютаро направлялись в подвал на усиленные тренировки. Дороши, хоть и не поговорила ещё с Рудневым, уже начала «разбавлять» «Биг папасы» устаревшими мехами из других стран. И это стало большим сюрпризом для отряда.

В первом же бою вся «Труппа» угробилась за считанные секунды. Ютаро подпустил британского «Адского пса» слишком близко и тот буквально выжег юного командира из рубки его доспеха. Струя пламени ударила, казалось, прямо в лицо Ютаро, он зажмурился. Температура разом подскочила, пот градом покатился по спине и лицу молодого тюи. В глазах Ютаро зарябило от вспышек красных лампочек, в ушах звенело от треска зуммеров. Все они сообщали о неполадках. Доспех не отзывался на почти судорожные рывки рычагов и был легко и быстро расстрелян врагом. Почти одновременно с этим два немецких панцерголема «Кампфпанцер» длинными очередями из своих MG 08 [3]3
  MG 08 – (нем. Maschinengewehr-08) – вариант пулемёта Максима, который выпускался в Германии с 1908 года и активно применялся немецкой армией в Первую мировую войну.


[Закрыть]сильно посекли доспех Марины, тяжёлые пули пробили-таки его броню, повредив несколько важных узлов. Он припал на колено, руку с пулемётом заклинило. Теперь она представляла идеальную мишень для врагов.

Готон, как обычно, не поспевала за Асахико. Прима атаковала, конечно же, скопление мехов из разных стран. Там была и пара «Биг папасов» – новой модели, о старой уже все позабыли – один штурмовой «Кампфпанцер», вооружённый противомеховым ружьём Mauser P-gewehr [4]4
  Mauser P-gewehr (Panzer abwehr Gewehr M1918) – первое в истории противомеховое ружьё, разработанное в Германии в 1918 году. До конца Первой мировой войны применялось Германской империей на Западном фронте, а после войны состояло на вооружении некоторых европейских стран.


[Закрыть], и полыхающий пламенем британский «Адский пёс». Горький опыт общения с последним мехом научил Асахико не подходить к нему близко, при этом она со своими манёврами попала в прицел «Кампфпанцера». Выстрел противомехового ружья развернул доспех Асахико – пуля угодила в плечо, разворотив броню. Она вскинула целую руку с авиапушкой, дала две коротких очереди по три патрона, целя в грудь «Кампфпанцеру». Почти все они ушли «в молоко», но и двух вполне хватило вражескому меху. Он задымил и рухнул на колени, однако где-то нашёл силы на ещё один выстрел из ПМРа. Целил он в Готон, правда, не попал, только заставил уклоняться. И теперь она оказалась в опасной близости от «Адских пса». Те не замедлили выпустить в её сторону струю пламенной смеси. По счастью, она находилась на более безопасной дистанции и её задело лишь краем. Она обернулась к врагу и дала по нему очередь из пулемёта, стараясь максимально повредить его правую руку, вооружённую огнемётом. Пули весьма удачно прошили резервуар с горючей смесью – и спустя несколько секунд вся группа мехов и оба доспеха духа оказались в настоящем огненном море. Доспех Асахико почти тут же окончательно вышел из строя. Лишённая же прикрытия Готон, хоть и успела вывести машину из огня, стала лёгкой добычей для врага. «Биг папасы» обошли огненное озеро, к ним присоединились два французских «Кавалера», вооружённых пулемётами «Гочкиса». Четыре меха взяли доспех Готон в клещи и принялись полосовать длинными очередями. Она отвечала им из всех орудий, вывела из строя один «Кавалер», однако после этого продержалась недолго.

Намного быстрей была уничтожена пара Наэ и Сатоми. Расстреляв все ракеты в первые же секунды боя, кореянка осталась почти беззащитной. Вместе с Сатоми она отстреливалась от наседающих «Биг папасов», «Кавалеров» и «Кампфпанцеров» до последнего патрона, но врагов было слишком много для них двоих. Они шли по центру, атаковали с флангов, которые уже не прикрывали боевые пары их товарищей. Так что судьба Сатоми и Наэ была решена в считанные секунды.

После такого сокрушительного поражения продолжать тренировки у Ютаро не было ни малейшего желания. Он выбрался из своего доспеха и махнул рукой Дороши, чтобы она не загружала программу снова. После того, как все покинули тренировочные доспехи, командир собрал отряд для «разбора полётов». В этой нелегкой беседе к ним присоединился и Накадзо.

– Что же, – не преминула съехидничать Марина, – снова побежишь за советом к Рудневу?

– Нет, – отрезал юноша, не настроенный шутить. – Однако без него воевать нам будет сложно. Исключительно потому, что наш отряд на одного бойца меньше.

– Как только он вернётся, – заметил Накадзо, – я добавлю вам врагов. А потому сейчас вам придётся справляться с ними неполным составом отряда.

– Тогда на сегодня тренировки закончены, – сказал Ютаро. – Практикуйтесь в стрельбе и индивидуальных схватках с новыми мехами. По желанию. Я отправляюсь разрабатывать стратегию для борьбы с ними.

В полном раздрае, как говорят на флоте, поднялся Ютаро в свою комнату. Он уселся на кровать и тупо уставился в потолок. Никаких мыслей в голове не было. Он закинул руки за голову, упершись костяшками пальцев в прохладную стену. Появление новых мехов из разных стран совершенно выбило его из колеи. Они образовывали новые построения, практически неуязвимые для атак отряда, который превосходили количеством в несколько раз. Впереди шли «Адские псы», готовые испепелить всё на своём пути. От струй пламени не спасала никакая броня – в этом Ютаро успел убедиться на своей шкуре. Среднюю линию составляли преимущественно «Биг папасы» и «Кавалеры», была ещё пара «Кампфпанцеров», кажется. Их пулемёты уже вполне могли повредить броню доспехов духа, особенно при той плотности огня, что мог обеспечить противник. В третьей же линии стояли «Кампфпанцеры» с мощными противомеховыми ружьями, выстрелы которых легко дырявили доспехи духа, правда, попадали они нечасто, вот только одного такого попадания вполне хватило Асахико.