Текст книги "Шпионаж под сакурой(СИ)"

Автор книги: Борис Сапожников

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 20 страниц)

Обернувшийся к наступающим полицейским в синей форме Каспар фон Нейман вдруг обернулся девушкой лет шестнадцати на вид в розовом платьице с оборочками и бирюзовом боа. Он поднял на полицейских глаза и принялся лепетать что-то по-немецки, испугано глядя на них снизу вверх огромными глазами, часто-часто хлопая длинными ресницами. Опешившие от такой метаморфозы токко замерли, их командир сделал пару шагов к Каспару, протянул руку, наверное, хотел дотронуться до девочки, появившейся на месте двухметрового верзилы с бритой головой. Но тут дорогу ему заступил Бальтазар. Он перехватил руку полицейского, провёл по его запястью мокрой от пота ладонью. От места соприкосновения по телу токко вверх по руке побежали бесцветные кристаллы, вернее, это кристаллизовалось само его тело. Он закричал как сумасшедший, хотя боли и не испытывал. Прошло не больше четверти минуты, как всё тело токко обратилось в кристалл и рассыпалось сотней тусклых искорок.

Наблюдавшие за этим остальные полицейские отступили на шаг от гибнущего товарища, схватились за оружие, но помочь ему не решился никто. Все стояли и с каким-то болезненным любопытством глядели на страшную гибель своего командира. И только после того как он рассыпался сотней мелких кристаллов, остальные токко выхватили пистолеты, нацелив их кто на Каспара в образе девочки, кто на Бальтазара. Последний надул щёки, отчего стал выглядеть крайне комично, набрал в лёгкие воздуха и плюнул в токко, пустив изо рта длинную струю зеленоватой слюны. Ближайший полицейский закрылся рукавом, но это его не спасло. Слюна Бальтазара легко проела рукав форменного кителя и рубашку под ним. Полицейский закричал ещё страшнее первого – слюна разъедала его тело. Рука почернела до самого плеча, плоть стала отставать от неё пластами и омерзительными кусками падать на землю. А чернота ползла дальше, охватывая плечо и грудь несчастного. Он кричал до тех пор, пока она не добралась до горла, разъев гортань. Токко рухнул наземь, кашляя кровью, свернулся в позе эмбриона и затих. Лишь изредка тело его сотрясали мелкие конвульсии.

И снова товарищи как заворожённые глядели на его страдания. И только когда несчастный окончательно перестал подавать признаки жизни, они, словно опомнившись, открыли по братьям фон Нейманам огонь из пистолетов. Бальтазар кувырком ушёл в сторону, вновь поднося ко рту фляжку, которую так и держал в левой руке. А вот Каспара уже и след простыл. Не было уже ни двухметрового верзилы, ни шестнадцатилетней девушки, вот только среди токко, самозабвенно стрелявших по Бальтазару, появился один лишний полицейский. Он шагнул за спину не обратившим на него внимания товарищам. Трижды рявкнул пистолет, вынутый из кобуры командира полицейского патруля, трое токко рухнули ничком с пулями в затылке.

– Браво, – раздался в звенящей тишине голос Юримару, сопровождаемый хлопками ладоней. – Вы великие специалисты по превращению живых людей в мертвецов, думаю, мне стоит познакомить вас с моим талантом делать обратное. Но не сейчас, пожалуй, не сейчас. Как-нибудь позже.

И, продолжая хлопать в ладоши, он растворился в воздухе, словно кот из сказки, даже улыбки не осталось. А братья фон Нейманы, ничтоже сумняшеся, направились к театру. Каспар принял свой обычный облик, а Бальтазар на ходу выплюнул воду, смешанную со слюной, на тело одного из токко. Тот быстро покрылся чёрными язвами, разъедающими его плоть. К тому времени, как братья фон Нейманы, как ни в чём не бывало, вошли в театр, от несчастного полицейского остался только почерневший скелет.

Мельхиор фон Нейман смотрел из окна на вечерний Токио. Он всегда любил именно это время дня, когда красный, кажущийся раскалённым, шар Солнца, опускается за горизонт. Он только что передал Дитриху управление половиной марионеток охраны Риббентропа и теперь чувствовал привычную уже пустоту. Это ощущение было весьма неприятным, но достаточно быстро проходило.

– Твоими марионетками непросто управлять, – сказал Дитрих, сидящий в кресле, как обычно, нога за ногу, – такое впечатление, что они – не совсем люди.

– На тридцать процентов они представляют собой часовой механизм, – ответил ему Мельхиор. Он обернулся к Дитриху, как бы ни не любил Мельхиор фон Лоэнгрина, но невежливым быть не хотел. – Иначе мне не удалось бы управлять ими. В отличие от тебя, Дитрих, я не умею манипулировать живыми людьми.

– Ты не сказал об этом герру Исааку, – улыбнулся Дитрих. – Почему?

– Он не интересовался моими способностями, – равнодушно пожал плечами Мельхиор. – Но я никогда не скрывал их ни от кого.

– А может, – как бы задумчиво протянул Дитрих, – ты намеренно скрываешь какую-то часть своих способностей? И если это так, то с какой целью?

– Можешь сообщить об этом Исааку, – снова пожал плечами Мельхиор, отворачиваясь к окну, давая Дитриху понять, что разговаривать с ним больше не желает.

– Для каждой информации, – улыбнулся ему в спину тот, – есть своё время.

Кавори дремала за стойкой билетёра. Работы у неё почти не было, кроме той, что с подачи Акамицу теперь все называли «подпольными делами». И большую часть дня девушке оставалось только читать, а когда надоедало, то просто дремать или глядеть в лепной потолок фойе. До конца декабря ничего интересного ей не светило, а вот когда приблизится время новой премьеры, начнутся самые настоящие горячие деньки. Кавори почти ждала их, настолько надоела ей бесконечная тоска дежурств в пустом и гулком фойе театра.

И потому она даже обрадовалась, когда на улице зазвучали выстрелы или что-то похожее на них. Кавори подбежала к окну, но ничего не увидела, наверное, всё уже закончилось, а может, и не было ничего. Просто кто-то побаловался с новогодним фейерверком – бывали и такие случаи в столице. Разочарованная Кавори направилась обратно к стойке, и тут открылись двери театра. Она обернулась к вошедшим, хотела уже машинально выпалить обычную фразу про то, что билетов пока в предварительной продаже нет и лучше зайти через неделю-две, тогда точно появятся, но все слова вылетели из её головы, когда она увидела вошедших.

– Милая барышня, – обратился к ней двухметровый верзила с татуировками на бритом черепе, – это ли не знаменитый на всю столицу европейский театр? Единственный в своём роде.

Говорил он по-немецки, но одним из критериев отбора на должность билетёра в театр было знание нескольких иностранных языков.

– Да, – только и смогла кивнуть Кавори, – но спектаклей не будет до конца декабря. Билеты появятся в кассе не раньше…

– Нам наплевать, когда появятся билеты, – крайне невежливо перебил её второй нежданный гость. – Мы просто хотим осмотреться тут.

– На каком основании? – выпалила разозлившаяся от такой грубости Кавори.

Пусть эти два иностранца и носят полувоенную одежду, но какое право они имеют разговаривать с ней в таком тоне.

– А это уже наше дело, – отмахнулся незваный гость.

– Не беспокойтесь, милейшая барышня, – прервал его лысый верзила. – Простите моего дорогого брата, он несколько резковат, но это всё влияние нашего старшего. У него такой скверный характер, милейшая барышня. А после мы пошли по военной линии, и это также отнюдь не способствовало улучшению характера моего брата.

– Прекрати, Каспар, – рявкнул на него второй незваный гость. – Ты готов разболтать всем вокруг наши семейные дела. Ты, действительно, думаешь, что хоть кому-то это может быть интересно.

– Не более, чем наши с тобой склоки, братец, дорогуша, – «очаровательно» улыбнулся верзила по имени Каспар.

– Быть может, господа, – обратила на себя внимание странной парочки Кавори, – вы объясните, зачем пришли в театр?

– Я же сказал, – холодно бросил через плечо второй незваный гость, – мы пришли осмотреться в вашем театре!

– По-моему, вы достаточно осмотрелись, господа, – резким тоном дала понять обоим гостям, что им пора уходить, Кавори.

– А вот это, милейшая барышня, – почти угрожающе произнёс верзила Каспар, – решать нам.

– А, по-моему, – раздался мужской голос, – вы слишком задержались у нас, господа. Вам стоит сейчас же покинуть театр.

Все лица обратились на широкую лестницу, что вела к ложам второго этажа. По ней быстрыми шагами спускался Пантелеймон Руднев.

– Вы отлично говорите по-немецки, – неожиданно похвалил его Каспар, – только я не узнаю вашего акцента. Никогда подобного слыхать не доводилось.

– Это славянский акцент, господа, – честно ответил им Руднев, – но мне говорили, что у меня очень чистое произношение.

– Я раньше считал, что в Японии очень немного иностранцев, – пожал плечами Каспар, – и тут вижу, что в столице её мы встречаем русского. Вот ведь странное дело, не правда ли, дорогуша? – обратился он к Рудневу.

– А не пошли бы вы, – раздельно произнёс тот, – вон отсюда.

Каспар улыбнулся ещё шире, а его спутник начал зачем-то тереть ладони друг о друга.

– Кавори-кун, – спокойно произнёс Руднев по-японски, – звони в полицию. Похоже, эти два господина сами не уйдут.

– Мы можем и без полиции обойтись, – слова Марины, вышедшей на верхнюю галерею сопроводил щелчок взводимого револьверного курка. Ствол оружия смотрел в лицо Каспара. – Покиньте театр, пока вас по-хорошему просят.

– Снова славянский акцент, – похоже, Каспара ничуть не беспокоил нацеленный на него револьвер. – Похоже, дорогуша, братец, слухи о закрытости Японии весьма сильно преувеличены.

– А может нам просто «повезло» попасть в заповедник иностранцев в Токио, – пошутил его спутник, продолжая энергично тереть ладони.

– Марина-кун, – снова по-японски произнёс Руднев, – не забудь предупредительный выстрел. И не убей никого. Не думаю, что нам нужны проблемы с законом, да ещё и на международном уровне.

– Думаю, простреленных ног им хватит, – согласилась Марина, переводя ствол револьвера ниже, – или, может, выстрелить в пах этому длинному. Он ведёт себя как педераст, так что ему это дело не нужно.

Руднев обернулся к ней и усмехнулся. Они обменялись неуместными сейчас весёлыми взглядами.

– Кавори-кун, – напомнил Руднев девушке, – звони в полицию.

Спутник Каспара неожиданно сложил руки в замок и сказал брату:

– Идём отсюда, нам тут не рады. Скверное место этот театр, прав был тот седовласый, как бишь его, Юримару, что ли. Пойдём лучше в кабуки или но или ещё какой театр, здесь нет совершенно ничего интересного.

Имя Юримару послужило своеобразным сигналом для тех троих, кто только что выставлял незваных гостей из театра.

– Юримару, – произнесла Кавори.

– Откуда вы его знаете? – быстро спросил Руднев.

– Стоять! – выпалила самая решительная среди них Марина, выстрелив для убедительности в потолок.

– Если бы вы были с нами повежливей, – улыбнулся Каспар, – мы бы, быть может, и рассказали вам. Но при таком скверном приёме, что вы нам оказали, увольте.

– Верно, – махнул рукой его спутник. – Идём, брат.

Они стояли у самых дверей, и потому успели выскочить из театра, прежде чем, Руднев, Марина или Кавори успели хоть что-то предпринять. Все трое, не сговариваясь, бросились за ними на улицу, но там царила какая-то нездоровая суета, толпились люди, мелькали мундиры полицейских. Обнаружить даже столь примечательных субъектов, как незваные гости театра не представлялось возможным.

То, что в толпу зевак, собравшуюся вокруг тел убитых токко, затесался и торговец амулетами и сувенирами никто не удивился. Его часто видели у театра, замечали также, что он разговаривал с антрепренёром, и тот даже покупал него всякие мелочи каждый раз. Вот и сейчас продавец оставил свой лоток на колёсах и толкался сейчас поближе к первым рядам зевак. Он не сумел толком разглядеть, что сталось с патрулём токко, который приставили к театру по его настоянию, однако всеми фибрами контрразведческой души своей чуял, что тут замешаны гости из Рейха. На почерк Юримару это было совсем не похоже – тот бы расправился с патрулём при помощи магии или меча, но не стал бы стрелять им в затылок. С другой стороны, он краем глаза видел, что осталось от троих токко, и это уже было больше похоже на магию.

Продавец внимательно прислушивался ко всему, что говорили в толпе. А послушать это стоило. Ведь среди зевак собралось немало свидетелей происшедшего. И были среди них и изрядные болтуны. Они трещали без умолку, рассказывая всем, кому интересно и нет, что именно они увидали. Вскоре продавец узнал сразу с десяток версий событий одна необычней другой. Ни в одну продавец не поверил бы при других обстоятельствах, и одновременно каждая казалась ему правдоподобной в данной ситуации.

Продавец уже хотел, в нарушение всех инструкций, выйти к полицейским и поговорить с ними, как агент контрразведки, благо все нужные бумаги у него всегда были при себе. Также это позволило бы ему осмотреть место происшествия более внимательно. Но он отлично понимал, что делать этого не следует, как бы ни хотелось. Происшествие, конечно, из ряда вон выходящее, но у него были куда более важные обязанности, нежели расследование этого дела. Да и с протоколом осмотра он ознакомится после, благо, даже отсюда видно, как интенсивно работают полицейские. Щёлкали фотовспышки, несколько человек буквально на карачках ползали над останками товарищей, скрупулёзно записывая и отмечая что-то бумажками с номерами. Продавец развернулся и направился к своему передвижному лотку. Подойдя, он с удивлением обнаружил у лотка Накадзо. Тот, как обычно, вертел в пальцах кошачью фигурку.

– Что вас привело? – спросил продавец, становясь за прилавок. – Простите, что отлучился, хотел поглядеть на происшествие.

– Хотел сообщить тебе кое-что, – усмехнулся Накадзо, – чего ты в полицейских протоколах не прочтёшь. – Он поставил кошачью фигурку на прилавок, и рассказал продавцу о вторжении двух странных субъектов. – Скорее всего, именно они устроили эту бойню.

– Итак, фон Кемпфер сделал первый ход, – сказал продавец. – Вопрос только, как он так быстро вышел на театр. Неужели Абвер работает настолько хорошо или… – Второй вариант ему не хотелось даже озвучивать, слишком уж неприятным он был, однако он изложил некоторые свои подозрения на этот счёт: – Как бы то ни было, но Руднев очень уж подозрителен. Пусть его и проверили самым строгим образом, но если он профессиональный разведчик, то вполне мог пройти через все проверки…

– Довольно об этом, – прервал его Накадзо. – Руднев и Марина выкинули ту странную пару из театра, в конце концов.

– Это могло быть хитрым сигналом для Руднева, – не сдавался продавец. Со стороны, наверное, казалось, что они с Накадзо азартно торгуются. – Засветились в театре, показали, что вот они, прибыли, пора налаживать контакт.

– То же можно сказать и об остальной труппе и большей части обслуживающего персонала театра, – отмахнулся Накадзо. – Мне вполне понятны твои подозрения, я и сам не до конца уверен в Рудневе, но подозревать его во всех смертных грехах только потому, что он русский эмигрант, нельзя. Так можно, сосредоточившись на нём одном, как объекте подозрений, пропустить настоящего шпиона.

– Возможно, – признал своё поражение продавец, но явно точки зрение оппонента он не принял, – но и с Руднева я сводить взгляда не стану.

– Правильно, – кивнул Накадзо, покупая очередную фарфоровую кошечку. – Ни с кого взгляда спускать не надо.

Накадзо вернулся в театр.

В самой большой комнате, что занимал отряд фон Кемпфера, собрались все за исключением молодого человека по фамилии Гудериан. Юноша был личным телохранителем командира и всегда отрицал своё родство с генералом Гейнцем Гудерианом, командующим 2-й танковой дивизии. Юноша не слишком любил совещаний и обсуждений, будучи человеком действия, и обычно дремал во время них где-нибудь в соседней комнате. Сейчас же, пока отряд по большей части просиживал штаны в гостинице, он, казалось, и вовсе не просыпался. Выходя из дремотного состояния, только когда надо было сопровождать Исаака на встречи с Риббентропом. Да и те происходили не слишком часто.

– Риббентроп кричал на меня сегодня, – ледяным тоном сообщил он Мельхиору, как самому старшему из братьев. – Секретарь Кэйсуке Окады [14]14
  Окада Кэйсуке (1868–1952) – премьер-министр Японии с 8 июля 1934 по 9 марта 1936.


[Закрыть]от лица премьер-министра высказал ему недоумение по поводу поведения твоих братьев, Мельхиор. Из-за этого, как считает Риббентроп, была отложена аудиенция у императора.

– Это прискорбное происшествие произошло, – в том же тоне ответил ему Мельхиор, – исключительно потому, что ты, Исаак, отправил моих братьев одних. Без моего пригляда братья могут натворить таких дел, что Риббентроп кинется на тебя с кулаками.

– Вовремя ты мне это сказал, Мельхиор, – усмехнулся Исаак, закуривая сигарку.

– Я предупреждал тебя об этом, Исаак, – возразил тот, – когда ты отправлял моих братьев одних. Но ты не стал слушать меня.

– Прислушаюсь в следующий раз, – махнул рукой фон Кемпфер, хотя было понятно, что ни к чьим советам он прислушиваться не станет – Сейчас, пусть твои братья, Мельхиор, расскажут, что их так привлекло в этом театре.

– Бальтазар, докладывай, – кивнул среднему брату Мельхиор, – а ты, Каспар, – кивок лысому верзиле, – молчи, даже если тебе очень захочется что-то сказать.

Каспар обиженно фыркнул и замотался в своё любимое бирюзовое боа, с которым не расставался с самого возвращения в гостиницу. Теперь из-под меха только глаза его сверкали.

– Защиту, установленную вокруг театра, – начал доклад Бальтазар, – заметил Каспар. Мы решили выяснить, что это за здание, раз его так защищают от оккультных воздействий. – Он подробно поведал об их стычке с неким Юримару, владеющим языком демонов, о нападении полицейского патруля и том, как они расправились с ними. После рассказал о короткой беседе на повышенных тонах, состоявшейся уже внутри театра. – Эта бесноватая русская девица была готова стрелять в нас, и мне показалось, что убей она нас – это вполне сошло бы ей с рук.

– Странный театр, – протянул Исаак, – и закрыт как-то очень уж долго. Почти месяц не будет ни одного спектакля. Это какой же он должен пользоваться популярностью, чтобы окупать своё существование. Надо будет плотнее заняться им, как можно плотнее. Дитрих, братья фон Нейманы слишком сильно засветились, так что это дело возьмёшь ты. Мельхиор, ты с братьями отрабатывайте остальные варианты поиска кристаллов духа.

– А какие у нас есть варианты? – поинтересовался Мельхиор.

– Вот вы эти варианты и найдите, – затянулся сигаркой Исаак.

– Не подскажешь, где их искать? – усмехнулся Мельхиор. – А то город великоват для нас троих.

– Вас для этого ко мне прикомандировали, – пожал плечами Исаак. – Выполняйте приказ, братья фон Нейманы.

– Sieg Heil! – вскочив, отдал салют Каспар, при этом левой рукой он придерживал боа.

Исаак отвернулся, едва удерживаясь от того, чтобы сплюнуть прямо на пол, не смотря на своё аристократическое происхождение и хорошее воспитание.

Глеба Бокия я встретил на улице, недалеко от театра. Он явно ждал меня, потому что как только я дошёл до остановки трамвая, Глеб Иванович тут же подошёл ко мне. Я не сразу узнал его – загорелое лицо, простенький костюм вместо мундира, круглые очки, скрадывающие разрез глаз. К тому же, говорил он с сильным китайским акцентом, маскирующим акцент русский, широко улыбался, демонстрируя крепкие зубы, и постоянно кивал, не давая собеседнику разглядеть его лицо.

– Простите, Руднев-сан, – говорил он мне, поминутно кивая, как болванчик, – вы ведь, Пантелеймон Руднев-сан, не так ли?

– Да, это я, – ответил я. – А вы кто?

– Можете называть меня Бо, – поднял на меня глаза незнакомец, и я узнал-таки в нём Глеба Ивановича. – Быть может, нам лучше пройтись, пока погода хорошая, ведь уже дзюнигацу на дворе.

– Идёмте, уважаемый Бо, – согласился я. – Нам надо поговорить, а в трамвае сделать этого не получится.

– Вы ведь куда-то направляетесь, Руднев-сан, – сказал Бокий, – пройдёмся вместе.

– Конечно, – кивнул я, указывая дорогу, и мы направились в сторону мастерской реставраторов Тонга. – Что вы здесь делаете, Бо-сан?

– Я искал тебя, Руднев-сан, несколько дней, – вместо ответа произнёс Глеб Иванович. – Мне помогли афиши театра, их так много развешено по городу. Ты сумел хорошо устроиться.

– Да, – усмехнулся я, – мне повезло. Можно сказать, меня на улице перехватили. Но всё же, Бо-сан, что привело вас в Токио?

– Кристаллы духа, – честно ответил он. – Я устал сидеть в кабинете, решил немного размять старые кости.

Тут, конечно же, дело было отнюдь не в желании пожилого человека, но глубже копать я не стал. В конце концов, кто я такой, чтобы лезть в дела начальника Специального отдела НКВД СССР.

– Но ещё я специально искал тебя, Руднев-сан, – добавил Бокий. – Меня всегда интересовало, с какой целью тебя отправили в Японию. Меня ведь в подробности этой операции никто не посвящал, что странно, не находишь?

– А вы не находите, Бо-сан, – усмехнулся я, – что я мог просто дезертировать с КВЖД перед выводом наших войск и учреждений. Я ведь социально чуждый элемент, каким, по нынешним временам, в Красной Армии не место.

Бокий остановился и поглядел мне в глаза холодным взглядом.

– Ты меня за дурака держишь, Руднев-сан? – спросил он. – Тебя полтора года готовили в школе Разведупра, чтобы ты сбежал за границу. Это было смешно, не будь на самом деле настолько глупо.

– Да, – поник я, – врать вы меня научили хорошо, но…

– Там, где ты врать учился, – рассмеялся Бокий, – я уже преподавал. – Это была одна из его любимых присказок. – К тому же, слишком много фактов, которыми тебя легко припереть к стенке. К слову, а куда мы идём?

– В мастерскую декораторов нашего театра, – ответил я, радуясь возможности сменить тему. – Я в театре присматриваю за их работой. Если хотите постоянно держать меня в поле зрение, советую устроиться к мастеру Тонгу – их бригадиру.

– Спасибо, Руднев-сан, – покивал Бокий. – Вот только возьмёт ли этот твой Тонг меня на работу? Я-то человек уже пожилой.

– Тонг прижимист, – пожал плечами я, – и рабочих рук постоянно не хватает.

– Мне не много надо, – подмигнул мне из-за очков Бокий, – да и работать мне не привыкать. Хотя давно уже ничего руками не делал, в основном, всё больше головой как-то приходилось. А теперь возвращаемся к кристаллам. Мне нужна вся информация по ним.

– Ну а я-то тут при чём, – пожал плечами я. – Я здесь совсем не из-за этих кристаллов, что бы они из себя не представляли.

– А я – из-за них, – решительно заявил Бокий, – и мне нужна твоя помощь. Мне больше не к кому обратиться.

– Бо-сан, – резко бросил ему я, – не забывайте, что я тут не просто так в театре работаю. У меня есть своё задание, над которым мне надо работать, и лишний риск для меня смерти подобен. Не забывайте, что я тут не рабочий из Китая или Кореи, а – русский эмигрант. И у меня нет за плечами опыта подпольной работы, а только каких-то полтора года школы Разведупра. Тем более, я практически «под колпаком» контрразведки, почти за каждым моим шагом вне театра следят, и если филёры услышат хоть несколько слов, что мы тут наговорили, мне – конец.

– Мы ушли от них ещё на трамвайной остановке, – отмахнулся Бокий, – хотя, скорее всего, они нас перехватят ближе к мастерской. Далеко до неё, кстати?

– Не особенно, – пожал плечами я, – больше половины пути пройдено.

– Значит, ждать уже недолго, – сам себе кивнул Бокий. – Последний вопрос: что это за театр такой, где декораторы «под колпаком» у контрразведки?

– Дело не в театре, – не слишком честно ответил я, – а во мне. Мне не доверяют и постоянно следят, когда я покидаю театр, а я это делаю не слишком часто. Всё ждут, когда я выйду на связь с другими агентами. Мне и беседа с вами может дорого обойтись.

– Скверно, – буркнул Бокий. – Ладно, мне пора отваливать. Надеюсь, ещё встретимся в театре.

Я как раз надеялся на обратное, но говорить этого Глебу Бокию не стал. Если его опознают, то мне – конец. Я отрицал сам факт знакомства с ним, а тут оказывается, что «главный оккультный чекист» тоже находится в Токио. И тогда мне, не смотря на все усилия Юримару, не миновать самой строгой проверки с применением, как говорят в НКВД, спецсредств. После таких проверок редко кто выходит живым, а если выходит – остаётся калекой на всю жизнь. По крайней мере, у нас, но не думаю, что в Японии ситуация кардинально иная.

Мы разошлись за пять минут до того, как филёры вновь обнаружили меня. Они сделали это даже раньше, чем я думал, а значит, Глеб Иванович скрылся как раз вовремя. Не подвело чутьё старого чекиста бывшего подпольщика. Что самое интересное, Бокий сумел опередить меня, когда я вошёл в мастерскую, он уже беседовал о чём-то с Тонгом. Бригадир вежливо поклонился мне и попросил подождать. Быстро закончив беседу с Бокием, Тонг повернулся ко мне.

– Кто это? – спросил я у него, изображая скучающее любопытство, было бы подозрительно, если я не сделал этого.

– Пожилой эмигрант из Кореи, – объяснил он. – Говорит, что неплохой плотник и жестянщик. Думаю, возьму его к себе – лишними руки никогда не будут. Так что вы хотели?

Я провёл ладонью по лицу, припоминая, зачем, собственно, шёл к нему, а то со всеми этими беседами как-то об этом и позабыл.

Вопреки прямому приказу Юримару братья фон Нейманы уже на следующий день после совещания стояли напротив театра. Конечно, Каспар в очередной раз изменил внешность, чтобы так сильно не бросаться в глаза. Бальтазар же сменил обычную чёрную форму, которую предпочитал всякой иной одежде, на тёмный костюм-тройку, какие носили молодые европейские бизнесмены, приезжающие в Токио в поисках быстрых прибылей. Таких было очень много в конце прошлого – начале этого века, когда Япония открыла границы и все конфликты и гражданские войны, раздиравшие её, завершились. Но и теперь ещё можно было встретить их, шагающих по мостовым столицы с гордо поднятыми головами и видом конкистадоров, готовых покорять дикарские острова. Старший из братьев выглядел намного скромнее, хоть и одет был в почти такой же тёмный костюм, но отрешённое выражение, редко сходящее с его лица и очки на носу, резко контрастировали с гордым видом его брата. Бальтазар принял любимый образ маленькой девочки с огромными глазами и теперь крутился у ног братьев, приставая к ним с разными вопросами и тыча пальцем в интересующие его вещи. Его поведение раздражало Мельхиора и забавляло Бальтазара, который проводил с младшим братом намного больше времени.

– Защита у театра очень крепкая, – потёр пальцами подбородок Мельхиор, – и непонятно, для чего она. И где-то тут вы встретили этого загадочного Юримару?

– Именно здесь, – кивнул Бальтазар, – и тут же мы устроили ту самую драку, из-за которой Риббентроп накричал на Исаака.

Похоже, тот факт, что фон Кемпфер получил хорошую отповедь от чрезвычайного и полномочного посла Рейха, доставлял ему особое удовольствие. При всяком удобном случае Бальтазар поминал этот случай.

– Я думал, ваши действия, meine Herren, – Юримару появился, как всегда, неожиданно, просто выступил из толпы людей, постоянно снующих по улице, – будут иметь куда более тяжкие последствия.

– Ты решил всё же схватиться с нами? – в глазах Бальтазара загорелся азарт схватки.

– Я пришёл поговорить с вами, meine Herren, – усмехнулся Юримару. – Мы слегка повздорили при первой нашей встрече, но, думаю, цели у нас сходные, а потому стоит некоторым образом объединить усилия для их достижения.

– Вы ничего не знаете о наших целях, – заметил Мельхиор, – так что, почему вы пришли к выводу, что они сходны с вашими, непонятно.

– Вы приходите к театру уже второй раз, – ответил Юримару, – значит, вас интересует именно он. Как и меня. Поэтому я и предлагаю вам объединить усилия.

– Тогда давайте определимся, – осторожно сказал Мельхиор, – что вы можете предложить нам, и чего хотите от нас.

– Вот правильный подход к делу, – усмехнулся Юримару. – Давайте пройдёмся, а то в связи с действиями ваших товарищей, за театром постоянно ведётся негласное наблюдение. Я, конечно, могу долго отводить глаза филёрам, но при этом сам очень сильно обнаруживаю себя для других глаз.

– Конечно, – кивнул Мельхиор, – незачем привлекать к себе лишнее внимание.

Уже вчетвером они медленно зашагали прочь от театра. И только почти незаметный за своим большим лотком продавец амулетов и талисманов проводил их взглядом.

– Со своей стороны, – говорил на ходу Юримару, – готов предложить вашей группе некоторую информацию по кристаллам духа, а также выдать расположение одного из объектов, где ведутся работы над ними.

– Весьма щедро, – недоверчиво покосился на него Мельхиор, – и хотелось бы услышать, что вы захотите в обмен на эту информацию?

– Много мне не нужно, – пожал плечами Юримару. – Можно сказать, я предоставляю вам информацию в счёт будущих услуг. Как только мне что-то понадобится, я тут же сообщу вам, meine Herren.

– Мне не нравятся такие условия, – высказал своё мнение Бальтазар. – Вы предлагаете нам нечто конкретное, а именно не самую ценную для нас информацию. А вот что потребуете взамен, мы не знаем.

– Вполне возможно, что и ничего не потребую, – усмехнулся в ответ Юримару. – Вполне возможно, что мне от вас не будет нужно ничего.

– Уж простите, – остановился Мельхиор, – но я не верю в альтруизм. Вы, Юримару, скорее всего, пытаетесь каким-то образом использовать нас. А нас это не устраивает. Очень не люблю, когда нас используют. Особенно втёмную.

– Я тоже не собираюсь раскрывать вам всех своих карт, – отрезал тот. – Я даю вам информацию и хочу от вас определённых действий, чтобы вы отвлекли ими внимание от меня. А чтобы вы предприняли их, вам как раз и нужна моя информация.

– Как я и сказал, – кивнул самому себе Мельхиор, – вы нас используете. И это вполне нормально. Но теперь уже не втёмную. Не сказал бы, что это меня устраивает полностью, но лучшего варианта нам никто не предложит. Теперь нам есть с чем возвращаться к руководству. – Он протянул руку Юримару. – Благодарю вас, meine Herr, и жду, когда вы сообщите нам об ответной услуге. Я не люблю быть чьим-либо должником.

– Когда мне от вас что-то понадобится, – пожал протянутую руку Юримару, – я вас найду и сообщу об этом. А пока расскажу вам, meine Herr, информацию, которую обещал.