Текст книги "Шпионаж под сакурой(СИ)"

Автор книги: Борис Сапожников

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 20 страниц)

Глава 6

Декабрь 9 года эпохи Сёва (1935 г.) Токио

Многотонная громада дирижабля LZ 127 «Граф Цеппелин» пришвартовалась к посадочной мачте аэропорта Ханэда. Его потянули вниз мощные лебёдки, до тех пор, пока он не упёрся днищем в платформы, от которой отходила лестница с ковровой дорожкой. Встречала делегацию из дружественной Германии внушительная группа чиновников из министерства Хироты Коки [11]11
  Хирота Коки (1878–1948) – политический и государственный деятель, с 1933 по 1936 год министр иностранных дел Японии.


[Закрыть], а также сам Садао Араки со своими адъютантами. На фоне подтянутых офицеров в идеально подогнанной форме и при мечах, чиновники в костюмах и галстуках выглядели несколько бледно. А уж когда из недр «Графа Цеппелина» вышли два десятка офицеров СС, в чёрных с серебром мундирах, украшенных рунами-молниями и мёртвыми головами, дипломаты и вовсе как-то стушевались и отошли на второй план.

Одетый в новенький мундир с дубовыми листьями штандартенфюрера СС Иоахим фон Риббентроп спустился навстречу Араки Садао. Они встретились у подножия лестницы, пожали друг другу руки. За спиной Риббентропа шпалерами замерли подтянутые эсэсовцы с пистолет-пулемётами EMP 35 на плечах.

– Приветствую вас на японской земле! – воскликнул Садао, протягивая Риббентропу руку.

Тот стянул с правой ладони чёрную кожаную перчатку и пожал протянутую руку.

– Рад, наконец, сойти на вашу гостеприимную землю, – ответил он и заготовлено пошутил, – а то в воздухе сильно трясло.

Они с Садао сдержанно посмеялись этой шутке и вместе направились к автомобилям. Все авто были исключительно немецкого производства. Для Риббентропа и Садао, конечно же, был приготовлен «Хорьх 305», украшенный императорской хризантемой и германской свастикой. Остальные расселись по более простым автомобилям.

Когда авто укатили, дверь цеппелина осталась открытой. Из неё вышли пятеро человек в странной форме. Она чем-то напоминала эсэсовскую форму, только без знаков различия – всех рун-молний и «мёртвых голов». Только на шагавшем впереди всех бледнокожем длинноволосом брюнете был чёрный с серебром плащ.

– Отлично, – сказал он, – мы прибыли. Времени у нас мало, так что надо сразу приниматься за дело.

Он спустился по ковровой дорожке, на ходу вынув сигарку и прикурил её от золотой зажигалки со свастикой. Следом за ним шагал совсем ещё молодой парнишка, выглядевший лет на пятнадцать-шестнадцать, не больше. Далее немного похожий на него, но годами постарше и телосложением покрупнее. После него спускался примерно его ровесник со светлыми волосами, отдающими, как ни странно синевой, при ходьбе он то и дело поправлял очки, съезжающие на нос. Замыкал шествие высоченный, лысый, как бильярдный шар верзила с тонкой бородкой и татуировками на лбу и у виска. Но через пять минут выяснилось, что не он был последним. Спустя это время из цеппелина вышел ещё один юноша со светлыми волосами и грустным выражением на лице. Он поспешил за широко шагающим лысым верзилой.

Спустившись с трапа, украшенного ковровой дорожкой, странные пассажиры «Графа Цеппелина» сели в отдельный автомобиль и укатили на окраину Токио. Там в небольшой гостинице для них были сняты заранее номера. Странные пассажиры дирижабля расселись по креслам и стульям. Длинноволосый брюнет затянулся сигаркой и обратился сразу ко всем:

– Не думайте, геноссен, – произнёс он, – что раз мы работаем на условно дружественной территории, можно расслабиться. Спецслужбы Японской империи работают отлично – это хорошо отлаженный механизм. И так как мы здесь неофициально, спрятаться за спину фон Риббентропа не получится даже мне. Мельхиор, – он поглядел на человека в очках, чьи волосы отдавали синевой, – сколько твоих марионеток в охране Риббентропа?

– Все, – коротко ответил тот. – Я посчитал, что в Японии нам понадобится любая поддержка, на какую мы можем рассчитывать.

– Передай управление над половиной из них Дитриху, – бросил брюнет, – для большей оперативности.

При этих словах синеволосый обменялся с самым юным пассажиром «Графа Цеппелина» испепеляющими взглядами. Сразу становилось ясно, в этом небольшом отряде не всё слава богу – это точно не был плотно спаянный коллектив, в котором просто не может быть разногласий между товарищами. Да и товарищами они не были, по крайней мере, не все. Однако возражать брюнету никто синеволосый не стал. Авторитет лидера в отряде был непререкаем.

– Работать надо быстро, – продолжал, не обращая внимания на обмен взглядами, брюнет. – Переговоры между Риббентропом и Садао продлятся недолго. До Рождества «Граф Цеппелин» отчалит и возьмёт курс на Берлин. Мне бы очень не хотелось оставаться в Токио после этого, потому что в таком случае придётся выбираться отсюда морем, а информацию и образцы – отправлять по дипломатическим каналам. Это – срыв сроков, и нам его могут не простить. Зиверс перед отправкой провёл со мной серьёзную беседу. Если мы сорвём сроки – вполне могут полететь головы.

– Мы отыскали копьё Лонгиния за неполных две недели, вьюношь, – выпрямился на стуле обычно сутулящийся лысый бородач.

Он не стал добавлять, что сделали они это втроём. Братья фон Нейманы – Бальтазар, Мельхиор и он, Каспар.

– Это было в дружественной нам Австрии, – усмехнулся самый юный из пассажиров «Графа Цеппелина», – на родине Фюрера, где все были готовы угодить вам. Так что считать это какой-то особенной победой нельзя. Вас не было с нами в Валахии, где мы искали Крест Влада…

– Дитрих, прекрати, – оборвал его брюнет. – Мериться достижениями мы будем в Рейхе, а пока надо сосредоточить свои силы на кристаллах. Дитрих, доложи всё, что о них известно.

Юноша по имени Дитрих вынул из дипломата, который всю дорогу нёс неприметный молодой человек, вышедший из цеппелина последним, красную папку с германским орлом и отметкой «Verschlusssache» [12]12
  Verschlusssache (нем.) – совершенно секретно.


[Закрыть]. Дитрих развязал тесёмку, выложил на стол перед собой два листа, взял первый и начал читать.

– Первые образцы так называемых кристаллов духа были обнаружены в двадцатом году на территории юго-восточных губерний России. Существует спорное мнение, что на самом деле залежи кристаллов духа были обнаружены довоенными экспедициями русских учёных, примерно в тринадцатом-четырнадцатом году. Но из-за начала Мировой войны и непригодности использования для военных целей, разработки были закрыты.

– Гипотезы можно опустить, – бросил ему брюнет.

– Конечно, герр Исаак, – кивнул Дитрих, быстро проглядывая страницы из папки. – Если кратко, то японцы первыми нашли кристаллам духа реальное военное применение. Несколько невеликих образцов, которые попали в наш институт для изучения, хватило только для того, чтобы понять, что они пригодны для гадания и прочей оккультной чепухи. После этого их исследования были свёрнуты. Интерес к ним возродился после того, как кто-то из Отделения исследования оккультных наук не свёл воедино несколько интересных фактов, относительно кристаллов духа. Выяснилось, что сразу после окончания Гражданской войны в России, японцы через подставных лиц создали концессию по добыче кристаллов в тех самых юго-восточных губерниях. Кроме того, японцы начали скупать те образцы, что имелись на руках у частных лиц и в государственных хранилищах, часто платя за крохи громадные деньги официально и ещё большие тратя на взятки. Этими данными заинтересовалась СД и Абвер. С помощью агентов выяснилось, что большая часть кристаллов стекаются на Корейский полуостров, а именно, на не особенно секретный полигон испытания мехов.

– Тогда что мы ищем здесь? – спросил, как бы ни к кому не обращаясь, синеволосый Мельхиор фон Нейман. – Если кристаллы духа оседают на корейском испытательном полигоне?

– Это только верхушка айсберга, – объяснил Дитрих, свысока глядя на Мельхиора. – Девяносто девять и девять десятых кристаллов, действительно, отправляются на корейский полигон. Но самые лучшие, крупные и чистые образцы отправляются в Токио. Нам надо понять, для чего?

– Задачи, Дитрих, – снова одёрнул его брюнет по имени Исаак, – буду ставить я. Продолжай.

– Конечно, герр Исаак, – произнёс Дитрих.

– Вопрос, – остановил ему Мельхиор, – откуда японцы получают кристаллы духа? Вряд ли, им удаётся покупать их в Советской России.

– Месторождения, – ответил Дитрих, – были обнаружены в нынешней Маньчжоу-го. В сопредельных с теми самыми юго-восточными губерниями территориях. – Он отложил первый лист из папки, быстро проглядел второй. – Теперь по поводу их применения японцами в мехах. Тут, герр Исаак, только гипотезы, мне их опустить и завершить доклад?

– Выскажи эти гипотезы, – бросил Исаак, гася в пепельнице сигариллу. – Они могут нам пригодиться.

– Первая и основная, – теперь уже Дитрих читал с листа, а не пересказывал своими словами. – Они встраивают один или несколько кристаллов в электрические цепи мехов, что ускоряет передачу сигналов на все блоки. Вторая гипотеза заключается в том, что из-за своих мистических свойств кристаллы как-то вступают во взаимодействие с разумом или душой пилота, тут мнения учёных расходятся, ускоряя реакцию, заставляя чувствовать мех почти как собственное тело.

– Последнее маловероятно. – Мельхиор фон Нейман снял очки и принялся протирать их замшевым платком. – После первых же попаданий по меху, пилоты сходили бы с ума.

– Почему? – спросил у него Дитрих, складывая листы в папку.

– Представь себе, как чувствует себя человек, получивший очередь из крупнокалиберного пулемёта через всю грудь, – сказал ему Мельхиор, снова надевая очки.

Дитрих выглядел вроде совершенно спокойным, но внутри у него всё сжалось. Юноша отлично помнил, как его изрешетили легионеры Железной гвардии [13]13
  «Железная Гвардия» (рум. Garda de Fier) – название крайне правой политической организации, действовавшей в Румынии в период между двумя мировыми войнами.


[Закрыть]в Марамуреше. Это был отвлекающий манёвр Исаака, проводившего там розыски Креста Дракулы.

– Для чего нам нужны гипотезы о применении кристаллов? – вмешался Бальтазар фон Нейман. – Ни одна из них ничем не подтверждена, насколько я понял.

– В нашу задачу входит не только доставка кристаллов, – объяснил ему Исаак, – но и проверка этих самых гипотез, либо их полное опровержение. Но в этом случае, нам придётся ещё узнать, как же всё-таки японцы используют кристаллы.

– И с чего нам начинать, дорогуша? – растянул губы в обычной своей дурацкой улыбке Каспар фон Нейман.

Исаака коробил один только вид лысого, татуированного парня с явными замашками педераста. Однако он был одним из лучших оперативников оккультного отделения Аненербе – собственно, троица по-своему странных братьев фон Нейман были лучшими оперативниками этого отделения – за что ему очень многое прощалось. Тем более, что в присутствии высокого начальства Каспар мгновенно забывал все свои замашки, становясь образцовым сотрудником и кандидатом в члены НСДАП. Исаак и Дитрих не относились ни к одному из отделений института «Наследие предков», подчиняясь непосредственно Вольфраму Зиверсу.

– Начинать будем с поисков места, куда поставляют кристаллы, – сказал Исаак, как всегда умело скрывая своё отношение к педерасту. – И этим займётесь вы, герр Каспар, вместе со своим братом Бальтазаром. Задача понятна?

– Понятно, дорогуша, герр Панцермагиер, – ответил Каспар фон Нейман. – Разрешите приступить к выполнению?

– Вперёд, – махнул ему рукой Исаак.

Каспар поднялся из своего кресла каким-то плавным движением, мгновенно нависнув своей двухметровой фигурой над сидящими. Промолчавший всё время Бальтазар фон Нейман встал следом за ним. Братья вместе покинули комнату.

– Чем займутся остальные? – поинтересовался Мельхиор, которому не слишком нравился тот факт, что его отделили от братьев. Он привык действовать с ними единой командой.

– Пока займитесь марионетками, – сказал Исаак. – Мне надо будет сочинить причину для Риббентропа, для чего мне понадобятся люди из его охраны. Подождём первых результатов розысков, что ведут твои братья, Мельхиор, и будем отталкиваться от них в своих дальнейших действиях.

Совсем иначе прибыл в Токио один из самых загадочных работников НКВД, а именно начальник Специального отдела, известный в своё время как Кузьма, Дядя и Максим Иванович. Естественно, его давно уже никто так не называл, партийные клички были забыты ещё в восемнадцатом, теперь для всех он Глеб Иванович Бокий. И никак иначе. Однако с тех пор прошло немало лет, организация, сменившая несколько названий, работала теперь как хорошо отлаженный механизм, и Глеб Иванович решил заняться немного вопросами, которые интересовали, можно сказать, его одного. Такими были Тибет, оккультные науки и, конечно же, кристаллы духа. Так как последние могли иметь применение в военной технике, если верить разведданным иностранного отдела, Глеб Бокий решил заняться именно ими. С тех пор, как расстреляли Блюмкина, ему некого было отправить с подобным поручением, поэтому приходилось всё делать самому – другого столь же надёжного человека у него во всём отделе не сыскать.

Для этого Глеб Иванович нелегально, в трюме французского сухогруза, прибыл в Токио. Ночью он спустился с его борта, не без дрожи нырнув в ледяную воду. Пришлось проплыть полсотни метров, что было не так и легко, ведь уже пятьдесят седьмой год ему пошёл. Когда Бокий выбрался на берег у ряда пакгаузов, он всерьёз задался вопросом – а стоило ли в его возрасте заниматься такими глупостями. Давно уже не мальчик, в конце концов. Это в восемнадцатом можно было так развлекаться, сейчас пора бы и здоровье поберечь. Его, конечно, вагон, как считал сам Глеб Иванович, да только разгружен тот вагон едва не на две трети. И это Бокий понимал ничуть не хуже.

В пакгаузе, отмеченном иероглифом «тэцу», что значит «железо», Бокий нашёл пакет с сухой одеждой и крепкой обувью. Она была самого простого покроя из грубого, но прочного материала. Такие обычно носили рабочие, среди которых было достаточно много эмигрантов из Китая и особенно из оккупированной Кореи. При своей внешности Бокий вряд ли мог с первого взгляда сойти на одного из них, но, с другой стороны, раскосые глаза и высокие скулы могли ввести в заблуждение кого угодно. Да и актёрское мастерство у товарища Бокия имелось – куда же без него профессиональному революционеру.

Переодевшись, Бокий сложил мокрую одежду в пакет, сунул в него пару чушек из металлолома, что хранился в пакгаузе, и утопил пакет в море. Кроме одежды, Бокий стал обладателем документов на имя Ви Мин Цоя, уроженца юга Корейского полуострова. В разрешении на работу значилось, что он первоклассный специалист-механик. Профессиональный революционер Глеб Бокий не имел гражданской профессии, учился, правда, в Петербургском Горном институте, да давно уже всё позабыл. Однако работал же он механиком на Путиловском заводе, ведя попутно большевистскую пропаганду, на хорошем счету был. Вот только когда это было, сколько лет прошло с тех пор. Оставалось верить, что руки не забывают былых навыков.

Заночевал Бокий в том же пакгаузе, а утром, быстро смешавшись с толпой одетых почти так же докеров, покинул порт. Он легко скользил против общего течения рабочих, идущих в основном в сторону складов и пакгаузов. Когда же покинул территорию порта, то остановился, глядя на лежащий вокруг него огромный город.

Задача перед ним стояла нелёгкая. С одной стороны, найти русского эмигранта в столице Японии вроде бы легко, скорее всего, он такой один на всё Токио. С другой же, как искать одного-единственного человека в шестимиллионном городе, пусть даже и настолько приметного? Ну да и не такие задачки щёлкал Глеб Бокий ещё в бытность свою Кузьмой и Максимом Ивановичем.

Накадзо вызвал к себе Ютаро сразу после тренировок. Он вполне понимал, что отнимает у юноши краткие минуты отдыха, которые остаются у того после всех занятий и репетиций. Однако новости, сообщённые контрразведкой, были весьма важны, и он просто не мог не посвятить в них Ютаро, как командира отряда «Труппа».

Юноша вошёл в кабинет антрепренёра, Накадзо отметил, что Ютаро сильно возмужал за месяцы, проведённые на своей должности. Лицо стало твёрже, рот сжался в тонкую линию, плечи, правда, слегка ссутулились – тяжесть ответственности всё же велика.

– Садись, Ютаро-кун, – указал ему на кресло Накадзо. – Разговор у нас будет не особенно долгий, зато совершенно секретный.

Ютаро опустился в кресло, с удовольствием вытянув ноги и откинувшись на мягкую спинку кресла. Накадзо отлично понимал, как чувствует себя человек, не один час просидевший в жёстком кресле пилота доспеха духа. Сам сиживал когда-то, хоть и недолго. Именно поэтому он предложил Ютаро мягкое кресло, чтобы молодой человек мог расслабиться во время их разговора.

– Итак, Ютаро-кун, – сказал Накадзо. – Сегодня к нам прибыл преинтереснейший тип из Германии. Исаак Фердинанд фон Кемпфер с небольшим отрядом. Он – оперативник Аненербе, окультист и прочее. Ты, конечно, хочешь задать вопрос, какое отношение он имеет к нам? Вопрос вполне закономерный и ответ у меня на него готов. – Он сложил руки в замок и положил на них подбородок. – Дело в том, что фон Кемпфера и его начальников из Аненербе у нас, в Токио, могут интересовать, наверное, только кристаллы духа. Наша контрразведка сообщила об активизации германской разведки в районе добычи кристаллов и на корейском полигоне. Вполне возможно, что немцам удалось проследить путь лучших образцов, которые поступают нам. По крайней мере, до столицы. Появление тут фон Кемпфера косвенно на это указывает.

– И что нам делать в связи с этим? – поинтересовался Ютаро, не очень понимая, к чему этот разговор.

– Вот фото фон Кемпфера и его отряда, – Накадзо выложил на стол несколько снимков людей в одинаковой чёрной с белой отделкой одежде. – К сожалению, из соображений секретности я могу сообщить это только тебе, а фото и вовсе не имею права показывать никому. Но подписки о неразглашении я с тебя не беру, а потому можешь сообщить эту информацию тому, кому сочтёшь нужным.

Накадзо подтолкнул к Ютаро фотографии. Тот начал внимательно разглядывать их, стараясь запомнить лица и особые приметы каждого члена отряда Исаака фон Кемпфера. На каждой из них была подпись с именем и фамилией, похоже, кроме этого о них ничего известно не было. Вернув фото Накадзо, молодой человек поднялся.

– Теперь мне надо поговорить с отрядом об этих людях, – сказал он. – Скверно только, что фото вы мне дать не можете, чтобы мы могли опознать их. После инцидента с Юримару, который встретил Сатоми-кун улице, а она просто не знала, как он выглядит, и приняла у него тот чёртов колокольчик, прорвавший нашу защиту.

– Верно, – согласился Накадзо, – но я уже и так нарушил условия подписки о неразглашении, которую давал, в отличие от тебя. Усугублять не стоит.

На репетиции Ютаро попросил нас с Мариной отойти с ним и поговорить о неких весьма серьёзных делах. Пока отрабатывали сцены, где мы трое задействованы не были, мы ушли в тёмный угол зрительного зала, где нас из-за отличной акустики помещения слышать в первых рядах не могли.

– Что случилось, Ютаро-кун? – спросила у него Марина, оглядываясь на освещённую сцену, ведь её режиссёр могла вызвать в любой момент. Ведь в отличие от нас с Ютаро у неё была одна из ключевых ролей.

– Сегодня Накадзо-тайса сообщил мне о том, что в Токио прибыл Исаак фон Кемпфер из Аненербе с отрядом из пяти оперативников этого немецкого института, – сообщил он нам то, что я и так знал от Мадзаки-тайсё. – Он считает, что они интересуются кристаллами духа. Я пока сообщаю это только вам, чтобы не будоражить остальных. Ещё думаю, что надо рассказать Наэ-кун, ведь она имеет самое непосредственное отношение к кристаллам. Собственно, Наэ-кун лучше всех нас разбирается в них, если об этом станет известно фон Кемпферу, нам придётся следить за каждым её шагом.

– Только немцев нам не хватало, – вздохнула Марина, – а что это за Аненербе? Что за наследие предков они могут искать в Японии?

– Я немного знаю об этом институте, – пожал плечами Ютаро, – никогда им особенно не интересовался. – Он повернулся ко мне, кинул вопросительный взгляд.

– Доводили до нас, что это за организация, – кивнул я, – правда, в общих чертах. Этот институт, вроде, подводит платформу под то, что Германия должна править всем миром, что немцы – древнейшая раса, потому и ищут по Европе и за её пределами это самое наследие предков. В общем, что-то в этом роде, – пожал я плечами.

– Но насчёт кристаллов яснее не стало, – заметила Марина. – Я ожидала немецких шпионов из Абвера, но никак не сотрудников Аненербе.

– Шпионы Абвера, – усмехнулся Накадзо, – работают на корейском полигоне. И не забывай странной природы кристаллов духа, это не профиль военной разведки.

– А считаю, что и остальным надо сообщить об этом фон Кемпфере, – высказался я, – чтобы каждый знал о возможной опасности.

– Какая, вообще, может быть опасность? – удивилась Марина. – Если это, как ты говоришь, Руднев-сан, всего лишь группа псевдо-учёных.

– Я видел их фото, Марина-сан, – покачал головой Ютаро. – Они не очень похожи на учёных, даже на псевдо-учёных, скорее, уж на бойцов какого-то спецподразделения. Так что опасаться их стоит.

– Но не станут же они в нас стрелять посреди улицы, – как-то натянуто усмехнулась Марина, – или воровать кого-нибудь, или ещё что-то подобное в этом духе.

– Для начала им надо узнать о нас, Марина-кун, – заметил Ютаро, – а вот в то, что они не стесняются в действиях, я больше чем уверен. И тут сверхсекретность нашего подразделения может сыграть против нас.

– Ну уж после атаки Юримару, не сомневаюсь, что театр охраняют как зеницу ока, – сказал я. – И я не сомневаюсь, что за каждым из нас скрытно следят едва ли не каждую минуту, которую мы находимся вне стен театра.

– Следят там или нет, – отрезал Ютаро, – но всем нам надо быть теперь осторожней и ограничить общение с кем бы то ни было.

– Это стоит довести до всех, – заметил я. – Немного толку от того, что только мы с Мариной будем постоянно настороже, а остальные – нет. В конце концов, в прошлый раз на уловку попалась Сатоми-кун, мы с Мариной вряд ли попались бы на этот трюк.

Тем более, что ко мне Юримару бы и подходить не стал – разве только для того, чтобы выпустить кишки наружу своим мечом.

– Нельзя всем рассказывать о фон Кемпфере, – с горечью в голосе возразил мне Ютаро, – нельзя. Накадзо-тайса нарушил подписку о неразглашении, а если я разболтаю эту информацию, и это дойдёт до нашего руководства, боюсь, это может ударить по нему.

– Да уж, – потёрла пальцами лоб Марина, – какой-то замкнутый круг получается. И надо всё рассказать, и нельзя.

– Можно хотя бы предупредить, напомнить об опасности, – предложил я, и Ютаро тут же ухватился за мои слова.

– А ведь можно ещё раз напомнить всем о бдительности, – даже пальцами прищёлкнул он, – но на примере Сатоми-кун и чёртова колокольчика.

– Ютаро-кун, Марина-кун, Руднев-сан! – раздался голос Акамицу. – Где вас носит?!

Мы быстро вернулись к сцене, чтобы предстать пред ясны очи режиссёра. Очи эти, к слову, метали молнии.

Два странных человека шагали по улицам Токио. На них постоянно оглядывались, и не только потому, что европейца не так часто можно встретить на улицах столицы, но скорее из-за впечатляющей внешности одного из них. На фоне двухметрового гиганта с бритой татуированной головой, его спутник – среднего роста приятной наружности юноша с каштановыми волосами совершенно терялся. Привлекали взгляд и одежда этой парочки – чёрные с серебром полувоенного кроя френчи, брюки и туфли, при каждом шаге звонко стучащие о каменную мостовую. А уж манера общение лысого гиганта повергала в шок любого, кто слышал его голос и смотрел на него, даже если он не знал немецкого и не слышал, что тот говорит.

– Братец, дорогуша, – тронул Каспар фон Нейман брата за плечо, – погляди-ка вон туда.

Братья фон Нейманы прогуливались по району Синдзюку, в рамках общего ознакомление с территорией, на которой предстоит работать.

– Ты про купол? – голос Бальтазара фон Неймана резко контрастировал с голосом его брата, в основном, из-за почти полного отсутствия эмоций и интонаций, которые просто кипели в каждом слове Каспара. – Да, весьма интересно.

Оба брата смотрели в ту сторону, где за крышами более высоких зданий скрывался в паре кварталов Токийский Европейский театр. Однако глазам братьев фон Нейманов открывалась совсем иная картина. Они видели громадный купол серо-стального цвета, поднимающийся над самыми высокими домами округи. Даже с того приличного расстояния, что разделяло их и купол, братья чувствовали огромную силу, вложенную в него. Развернувшись в сторону купола, братья быстрым шагом направились к нему, стуча каблуками по мостовой. Они достаточно быстро дошли до окружённого видимым только им двоим куполом здания, остановились на противоположной стороне улицы, изучающе глядя на его фасад.

– Братец, дорогуша, ты кажется умеешь читать иероглифы, – обратился Каспар к Бальтазару. – Что написано на фасаде этого здания?

– Я знаю китайские иероглифы, – покачал головой тот, – да и то не слишком сильно. К тому же, это, по-моему, не иероглифы вовсе, а одна из мудрёных японских азбук.

– Так как же нам узнать, – прошёлся пальцами по бритой голове Каспар, – что это за здание? Быть может, в него нельзя просто так заходить, раз оно так хорошо защищено.

– Это театр, – неожиданно ответил ему седовласый человек, одетый в эклектичный костюм, сочетающий в себе европейские и японские элементы. – Самый модный театр в столице.

– Благодарю вас, дорогуша, – растянул губы в самой очаровательной, по его мнению, улыбке Каспар. – Значит, нам можно будет заглянуть туда?

– Я не великий любитель самурайских традиций, – не слишком понятно осадил его седовласый, однако ледяной тон его был много красноречивее слов. – А насчёт театра, вполне можете зайти. – Он пожал плечами. – Вот только позвольте поинтересоваться, meine Herren, для чего вам это?

– Вы же сами сказали, милый самурай, – продолжал в прежней манере Каспар, не смотря на недвусмысленный тон собеседника, – что это – самый модный театр Токио. Я считаю, что два туриста просто не могут пройти мимо такой достопримечательности вашей столицы.

В ответ седовласый откровенно весело рассмеялся. Он хохотал, уперев руки в бока, хохотал так громко, что прохожие обращали на него внимание. Сдержанные японцы бросали на него осуждающие взгляды – и что этот седой человек так громко смеётся, да ещё и перед двумя иноземцами, позорит всю нацию своим поведением. Но именно из-за сдержанности его никто не одёрнул, ограничиваясь только осуждающими взглядами.

– Вы умеете лгать, meine Herr, – отсмеявшись, произнёс седовласый, – и довольно умело. Вот только европейцы редко интересуются именно этим театром. Для вас намного привлекательней кабуки, но или бунраку, но никак не европейский театр, где ставят западные пьесы.

– Ну отчего же, – театрально пожал плечами Каспар, – было бы интересно поглядеть на японское прочтение западных пьес.

– Вы что же, считаете, что пьесы дают на языке оригинала? – спросил у него седовласый. – Увы, meine Herr, это не так, играют их на японском, а вы нашего языка не знаете.

– Ну почему же? – решил вступить в разговор Бальтазар фон Нейман. – Почему вы считаете, что раз я не читаю по-японски, то и говорить на вашем языке не могу?

– Потому что, – ответил ему седовласый, – вы не только не смогли прочесть название театра, но и не спросили о том, что это за здание ни у кого из прохожих. Пока я не подошёл и не ответил вам.

– Погодите-ка, – щёлкнул пальцами Бальтазар, – на каком языке вы ответили нам… – Он замялся, не зная, как обратиться к седовласому. Ничего, кроме дурацкого «дорогуша», так часто повторяемого его братом, в голову не лезло.

– Называйте меня Юримару, – представился тот, церемонно поклонившись, правда, не слишком глубоко.

– Так на каком языке вы с нами разговариваете, герр Юримару? – спросил Бальтазар. – Я понимаю вас в целом, но отдельные слова звучат совершенно непонятно, кроме meine Herr.

– Вы весьма проницательны, meine Herr, – сказал седовласый японец по имени Юримару. – Можете называть этот язык языком демонов или праязыком, на котором говорили до разделения народов. Они интуитивно понятен каждому человеку, хотя научится говорить на нём весьма непросто.

– Значит, исследования Вюста не полная фикция, как считает кое-кто, – потёр лоб указательным пальцем Бальтазар. – Думаю, нет смысла спрашивать, как вы его выучили, герр Юримару.

– Отчего же, – пожал плечами Юримару, – всё предельно просто, meine Herr. Надо вызвать демона, они все им, понятное, дело, владеют, и попросить, как можно вежливее, научить этому языку. Правда, что демон захочет в обмен на это, я сказать не могу. Они существа крайне хаотичные и желаний их угадать нельзя никак.

– Обязательно посоветуем это нашему шефу, дорогуша, – улыбнулся Каспар фон Нейман. – Правда, он не верит в оккультизм и вряд ли воспримет наш совет всерьёз.

– Но с кем мы имеем честь разговаривать? – поинтересовался Бальтазар.

– Юримару с вас, meine Herren, – усмехнулся седовласый, – будет вполне достаточно.

– Мы ведь можем и перестать быть добрыми и вежливыми, дорогуша, – растянул губы в улыбке Каспар, принимаясь разминать кулаки. – А мы с братом можем быть очень грубыми, хоть это мне и не нравиться. Не люблю я, дорогуша, грубость и насилие, но с некоторыми иначе нельзя. Например, когда грубят нам. А этот седовласый красавчик нам откровенно грубит. Не так ли, братец?

– Верно, братец, – в тон ему ответил Бальтазар, принявшийся тереть ладони друг о друга. – Надо проучить его.

– Только не превращай его в статую, милый брат, – произнёс, вставая в боевую стойку Каспар. – Нам надо поговорить с ним ещё. Очень хотелось бы, по крайней мере.

– Не стоит вам связываться со мной, liebe Herren. – Юримару сложил руки на неизвестно как и когда появившихся на его поясе двух мечах. – Не стоит.

– Мы попробуем, – сделал Каспар полшага вперёд, и щёлкнув пальцами ещё раз.

Бальтазар сорвал с пояса небольшую фляжку, ногтем сковырнул крышку и сделал глоток.

Юримару неожиданно расслабился, убрав руки с оружия. Мечи словно по волшебству исчезли. Братья фон Нейманы, ничего не понимая, начали подступать к нему. Однако за их спинами раздались угрожающие выкрики на японском. Братья повернулись, правда, оставив в поле зрения и Юримару. На них наступали пять человек в синей форме, предводитель которых продолжал кричать им что-то угрожающим тоном.

И тут начались престранные события, отражённые в рапорте немногих выживших в ходе их токко, и подкреплённые свидетельскими показаниями. Конечно, и рапорт, и показания свидетелей были мгновенно засекречены. А большая часть их участников, как полицейских-токко, так и обывателей, отправили подальше от Токио, многих надолго заперли в психиатрических клиниках. Хоть от всего, что произошло, вполне можно было подвинуться рассудком. А произошло вот что.